Корнуэлл Патриция. Черная метка

   – Вам не нужно волноваться, – заметила я. – Марино должен не ездить по ночам в патрульной машине, а расследовать подобные дела. В противном случае всем нам придется ждать помощи только от Бога.
   Харрис кивнул. Он поднялся и медленно пошел к дверям спальни, где накануне разыгралась ужасная трагедия. Марино копался в большом стенном шкафу с одеждой.
   – Капитан Марино, – сказал Харрис.
   Тот остановился и вызывающе посмотрел на своего начальника.
   – Вы назначаетесь старшим. Дайте мне знать, если вам что-то понадобится.
   Руки Марино перебирали ряд юбок, висящих в шкафу.
   – Я хочу поговорить с Андерсон, – ответил он.

Глава 40

   Лицо Рене Андерсон оставалось каменным, когда мимо нее на носилках пронесли тело Дианы Брей, упакованное в черный пластиковый мешок. Все еще шел дождь.
   Настырные репортеры и фотографы напряглись, как изготовившиеся к прыжку пловцы, увидев, как мы с Марино вышли и направились к патрульной машине. Марино открыл пассажирскую дверцу со стороны Андерсон и наклонился.
   – Нам нужно поболтать, – сказал он.
   Ее глаза испуганно прыгали с его лица на мое.
   – Вылезай, – приказал Марино.
   – Мне нечего ей сказать, – кивнула в мою сторону Андерсон.
   – А док считает, что есть, – ответил он. – Давай вылезай. Не заставляй меня тебя вытаскивать.
   – Я не хочу, чтобы меня фотографировали! – воскликнула Андерсон, но было поздно.
   Объективы уже нацелились на нее как готовое к бою оружие.
   – Накинь куртку на голову, как показывают по ящику, – посоветовал Марино с долей сарказма.
   Я подошла к фургону перевозки, надеясь поговорить с санитарами, которые уже захлопнули задние двери.
   Дождь намочил волосы, и холодные капли поползли по моему лицу.
   – Когда приедете в морг, пусть тело положат в холодильник в сопровождении охраны. Я свяжусь с доктором Филдингом и попрошу его проследить.
   – Да, мэм.
   – И не нужно никому говорить об этом.
   – Мы никогда не болтаем лишнего.
   – Но это особый случай. Ни единого слова, – предупредила я.
   – Понятно.
   Они забрались в фургон и отъехали, а я пошла в дом, не обращая внимания на вопросы, нацеленные объективы и фотовспышки. Марино с Андерсон сидели в гостиной, часы Дианы Брей показывали половину двенадцатого. Джинсы Андерсон промокли, туфли облеплены грязью и травой, как будто она падала. Она дрожала от холода.
   – Ты же знаешь, мы можем получить образцы ДНК с пивной бутылки, – говорил ей Марино. – И с окурка сигареты тоже, ведь так? Черт возьми, мы можем взять их с засохшей пиццы.
   Андерсон сидела сгорбившись на диване, и, судя по всему, настроение у нее было не слишком боевое.
   – Это не имеет отношения к... – начала отвечать она.
   – Окурки ментоловых "Салем" в мусорном ведре на кухне, – перебил он. – По-моему, ты такие куришь, так ведь? И вот еще что. Это имеет отношения к делу, Андерсон. Так как я подозреваю, ты была здесь незадолго до убийства Брей. А кроме того, я подозреваю, что она не сопротивлялась, поскольку знала человека, который вышиб ей мозги в спальне.
   Я была уверена: Марино ни на секунду не верил, что Андерсон убила Брей.
   – Что произошло? – спросил он. – Она тебя дразнила, и ты больше не могла терпеть?
   Я вспомнила сексуальную атласную блузку и кружевное белье Брей.
   – Она съела пиццы и отправила тебя домой, потому что ты ей надоела? Прошлым вечером у тебя кончилось терпение? – допытывался Марино.
   Андерсон молча смотрела на свои неподвижные руки. Она все время облизывала губы, стараясь не заплакать.
   – Я хочу сказать, что это можно понять. У всех у нас есть свой предел, не правда ли, док? Например, когда кто-то портит тебе карьеру. Но мы вернемся к этому позже.
   Марино наклонился вперед, упершись большими руками в колени, пока Андерсон не подняла на него свои покрасневшие глаза.
   – Ты хоть понимаешь, во что влипла? – спросил он.
   Она покачала головой и отбросила волосы с лица.
   – Я была здесь вчера вечером, но рано. – Она говорила подавленным, безжизненным тоном. – Я зашла, и мы заказали пиццу.
   – Это твоя привычка? – поинтересовался Марино. – Заходить просто так, без приглашения?
   – Я часто здесь бывала. Иногда заходила.
   – Иногда заходила без приглашения. Ты это имеешь в виду?
   Она кивнула и опять облизала губы.
   – Вчера вечером ты именно так и сделала?
   Андерсон молчала. По глазам было видно, что она обдумывает очередную ложь. Марино откинулся в кресле.
   – Проклятие, оно слишком неудобное. – Он пошевелил плечами. – Сидишь как в могиле. По-моему, тебе лучше говорить правду. Иначе знаешь что? Я все равно все узнаю, а если соврешь, я так надеру тебе задницу, что ты не сможешь сидеть весь срок, который проведешь в тюрьме. Ты думаешь, мы не знаем о тебе и этой хреновой арендованной машине, стоящей перед домом?
   – Детективам не запрещается ездить на арендованных машинах. – Она попалась и поняла это.
   – Ну конечно, если только они не следят за законопослушными гражданами, – парировал Марино, и теперь наступила моя очередь говорить:
   – Вы припарковали ее у дома моей секретарши. Или припарковал тот, кто находился в этой машине. Следили за мной. Следили за Розой.
   Андерсон молчала.
   – Не вы ли, случайно, скрываетесь под именем М-Е-Й-Ф-Л-Р. – Я произнесла это слово по буквам.
   Она подула на руки, чтобы согреть их.
   – Ах да. Я забыл! – воскликнул Марино. – Ты родилась в мае. Десятого мая в Бристоле, штат Теннесси. Я могу назвать номер твоего полиса социального страхования и адрес, если хочешь.
   – Я все знаю о Чаке, – предупредила я.
   Вот теперь она занервничала и испугалась.
   – Дело в том, – вмешался Марино, – что мы записали на видеопленку, как Чаки-малыш крадет из морга запрещенные лекарства. Тебе об этом известно?
   Она тяжело вздохнула. На самом деле мы еще не успели это записать.
   – Они стоят кучу денег. Достаточно, чтобы ты, он и даже Брей ни в чем себе не отказывали.
   – Это он воровал, а не я, – заговорила Андерсон. – Это была не моя идея.
   – Ты работала в полиции нравов, – сказал Марино, – и знаешь, куда сбывать эту дрянь. Ставлю на то, что ты придумала эту дерьмовую схему, ведь, хоть я и не люблю Чака, он не торговал наркотиками, пока в городе не появилась ты.
   – Вы следили за Розой и за мной, чтобы запугать нас, – заявила я.
   – В мою юрисдикцию входит весь город, – возразила Андерсон. – Я езжу повсюду. Если я ехала за вами, это не означает, что я преследовала какую-то цель.
   Марино жестом выразил свое возмущение.
   – Ладно, – согласился он, – почему бы нам не пойти в спальню Брей? Поскольку ты такой хороший детектив, может, посмотришь на разбрызганные по всей комнате кровь и мозги и скажешь, что там произошло? Если ты ни за кем не следила и не продавала наркотики, можешь вернуться к работе и помочь мне, детектив Андерсон.
   Она побледнела. В глазах появился смертельный ужас.
   – Что? – Марино сел рядом с ней на диван. – У тебя с этим проблемы? Хочешь сказать, что не поедешь в морг и не будешь присутствовать при вскрытии? Не желаешь выполнять свою работу?
   Он передернул плечами, встал и начал расхаживать по комнате, то и дело качая головой.
   – Да, надо признаться, зрелище не для слабонервных, это точно. У нее лицо похоже на котлету...
   – Прекратите!
   – А груди так изжеваны, что...
   Глаза Андерсон наполнились слезами, и она закрыла лицо ладонями.
   – Как будто кто-то не смог удовлетворить свое желание и взорвался сексуальной яростью. Настоящее садистское убийство на почве страсти. А если уродуют лицо жертвы, то тут кроются уже личные мотивы.
   – Прекратите!.. – завизжала Андерсон.
   Марино замолчал и изучающе посмотрел на нее, словно на математическую задачку на классной доске.
   – Детектив Андерсон, – произнесла я. – Во что была одета заместитель шефа полиции Брей, когда вы пришли к ней вчера вечером?
   – В легкую зеленую блузку. Вроде как атласную. – Ее голос задрожал, но она справилась с собой. – Черные вельветовые брюки.
   – Что насчет обуви?
   – Высокие сапоги. Черные. И черные носки.
   – Какие украшения на ней были?
   – Кольцо и часы.
   – Какое белье, бюстгальтер?
   Андерсон посмотрела на меня, и я заметила, что у нее течет из носа. Она говорила так, будто простудилось.
   – Это важно для меня, – пояснила я.
   – Про Чака – все правда, – сказала она, не ответив на мой вопрос. – Но это была не моя идея, а ее.
   – Это идея Брей? – Я позволила увести допрос в сторону.
   – Она перевела меня из полиции нравов в отдел по расследованию убийств. Хотела убрать вас как можно дальше, – обратилась она к Марино. – Она долгое время зарабатывала на таблетках и бог знает на чем еще, да и сама принимала много таблеток.
   Андерсон снова переключила внимание на меня и вытерла нос тыльной стороной ладони. Я открыла сумочку и протянула ей салфетки.
   – Она и от вас хотела избавиться, – прошептала Андерсон.
   – Это было очевидно, – сказала я и подумала, как тяжело поверить, что человек, о котором мы говорим, превратился в изуродованные останки, найденные в задней комнате этого дома.
   – Я знаю, что на ней был бюстгальтер, – продолжала Андерсон. – Она всегда его надевала, так как носила блузки с глубоким декольте или расстегивала верхние пуговицы рубашек. А потом наклонялась так, чтобы можно было увидеть грудь. Она все время это делала, даже на работе, поскольку любила наблюдать за реакцией.
   – Чьей реакцией? – спросил Марино.
   – Ну, люди всегда на нее реагировали. А кроме того, юбки с разрезом, которые выглядели обычно, пока она не скрещивала ноги... Я говорила ей, нельзя так одеваться.
   – Чьей реакцией? – повторил Марино.
   – Я ей все время говорила, что так одеваться неприлично.
   – Скромному детективу нужна большая смелость, чтобы говорить заместителю шефа полиции, как нужно одеваться.
   – Я думала, полицейские не должны видеть ее в таком виде и так смотреть на нее.
   – Может быть, ты ревновала?
   Андерсон не ответила.
   – Спорю, она знала, что ты ревнуешь и злишься и это унижает и огорчает тебя, так ведь? Брей получала от этого удовольствие. Она такая. Заведет тебя, а потом смотрит, как ты мучаешься, и веселится.
   – На ней был черный бюстгальтер, – сказала мне Андерсон. – С кружевами. Не знаю, что еще на ней было надето.
   – Она тебя использовала как хотела, – заметил Марино. – Превратила тебя в наркокурьера, в девочку на побегушках, послушную собачку. Что еще она просила тебя сделать?
   Андерсон начинала понемногу злиться.
   – Заставляла мыть машину? Об этом ходили разговоры. Она делала тебя никчемной сумасшедшей подхалимкой, которую никто не воспринимал всерьез. Печально, но факт: возможно, ты была бы хорошим детективом, если бы она оставила тебя в покое. У тебя даже не было на это шансов, потому что Брей держала тебя на коротком поводке. Вот что я тебе скажу. Брей не сталд бы спать с тобой одной – ни за что на свете. Такие, как она, спят со всеми подряд. Они холоднокровные, как змеи. Им не нужно, чтобы их кто-то согревал.
   – Ненавижу ее, – произнесла Андерсон. – Она обращалась со мной как со скотиной.
   – Тогда зачем ты продолжала приходить сюда? – спросил Марино.
   Андерсон смотрела на меня, как будто не слышала вопроса.
   – Она садилась в кресло, где сидите вы. И приказывала готовить ей напитки, разминать плечи, руки и ноги. Иногда заставляла делать массаж.
   – И ты делала? – воскликнул Марино.
   – Она накидывала халат на голое тело и ложилась на кровать.
   – На ту, в которой была убита? Брей снимала халат, когда ты ее массировала?
   Глаза Андерсон сверкнули, когда она обернулась к Марино.
   – Она едва прикрывалась! Я носила ее одежду в химчистку, заправляла ее вонючий "ягуар" и... Она надо мной издевалась!
   Андерсон была похожа на ребенка, который злится на мать.
   – Это точно, – сказал Марино. – Она издевалась над всеми.
   – Но я ее не убивала! Не дотрагивалась до нее, когда она не просила меня об этом, как я вам уже рассказала.
   – Что случилось прошлым вечером? – спросил Марино. – Ты зашла, потому что хотела повидаться с Брей?
   – Она меня ждала. Я должна была принести таблетки и деньги. Ей нравился валиум, ативан, буспар. Лекарства, от которых она расслаблялась.
   – Сколько денег ты принесла?
   – Две с половиной тысячи долларов. Наличными.
   – Ну, теперь их здесь нет, – сказал Марино.
   – Они лежачи на столе. На столе в кухне. Не знаю. Мы заказали пиццу... Немного выпили и начали разговаривать. Она была в плохом настроении.
   – Почему?
   – Услышала, что вы уехали во Францию, – сказала Андерсон. – В Интерпол...
   – Интересно, как она об этом узнала?
   – Наверное, в офисе. Может, Чак разузнал. Не знаю. Брей всегда получала то, чего хотела, и узнавала информацию, которая была ей нужна. Она надеялась сама туда поехать. Я хочу сказать, в Интерпол. Она говорила только об этом. А потом начала обвинять меня во всех неудачах: встрече на стоянке у ресторана, электронных письмах, в том, как стала развиваться ситуация в "Куик-Кэри". Во всем.
   Все часы вдруг начали отбивать время. Наступил полдень.
   – Во сколько вы ушли? – спросила я, когда прекратился перезвон.
   – Примерно в девять.
   – Брей когда-нибудь делала покупки в "Куик-Кэри"?
   – Возможно, она туда заезжала, – ответила Андерсен. – Но как вы убедились на кухне, она редко готовила или ела дома.
   – А ты, наверное, все время приносила продукты, – добавил Марино.
   – Она никогда не платила за них. А я зарабатываю не так много.
   – А как насчет дохода от продажи лекарств? Что-то я не понимаю, – сказал Марино. – Ты хочешь сказать, что она с тобой не делилась?
   – Мы с Чаком получали по десять процентов. Остальное я приносила ей в конце недели, в зависимости от того, когда поступали лекарства из морга. А иногда я забирала кое-что с места преступления. Когда приходила, никогда не оставалась надолго. Брей всегда спешила. Вдруг у нее появлялась куча дел. А мне нужно выплачивать кредит за машину. На это уходили мои десять процентов. Ей-то было все равно. Она не знает, что такое выплачивать кредит за автомобиль.
   – Вы с ней ссорились? – спросил Марино.
   – Иногда. Мы спорили.
   – Вчера вечером вы поспорили?
   – Наверное.
   – О чем?
   – Мне не понравилось ее настроение.
   – А потом что?
   – Я ушла. Я уже говорила. У нее были срочные дела. Она всегда первой решала, когда прекратить спор.
   – Вчера ты ездила на арендованной машине? – осведомился Марино.
   – Да.
   Я представила, как убийца наблюдает за отъездом Андерсон. Он прятался неподалеку, где-нибудь в темноте. Они с Брей были в порту, когда пришел "Сириус", и убийца приплыл на нем в Ричмонд под личиной моряка Паскаля. Возможно, он ее видел. Наверное, видел Брей. Его наверняка заинтересовали все, кто приехал расследовать его преступление, в том числе Марино и я.
   – Детектив Андерсон, – сказала я. – Вы когда-нибудь возвращались, чтобы еще раз поговорить с Брей?
   – Да, – призналась она. – С ее стороны было несправедливо просто так выставлять меня за дверь.
   – Возвращались часто?
   – Когда сердилась.
   – Что вы делали? Звонили в дверь? Каким образом давали знать, что вернулись?
   – Что?
   – Мне кажется, полиция всегда стучится, во всяком случае, когда приходит ко мне, – сказала я. – Они не звонят в дверь.
   – Все потому, что в половине хибар не работают звонки, – вставил Марино.
   – Я стучалась, – ответила она.
   – Как стучались? – спросила я, в то время как Марино закурил, позволяя мне вести допрос.
   – Ну...
   – Два, три раза? Громко, тихо? – пояснила я.
   – Три раза. Громко.
   – И Брей вас впускала?
   – Иногда не впускала. Иногда просто открывала дверь и говорила, чтобы я шла домой.
   – Она спрашивала, кто там или что-нибудь в этом роде? Или просто открывала дверь?
   – Если она знала, что это я, просто открывала.
   – Ты хочешь сказать, если она думала, что это ты, – заметил Марино.
   Андерсон поняла, куда мы клоним, и замолчала. Она не могла продолжать. У нее перехватило горло.
   – Но вы не возвратились вчера вечером, не так ли? – спросила я.
   Ее молчание было ответом, который мы надеялись получить. Она не вернулась. Не постучала сильно три раза. Это сделал убийца, и Брей не раздумывая открыла дверь. Возможно, она уже начала что-то говорить, продолжая начатый спор, когда чудовище неожиданно вломилось в дом.
   – Я ничего ей не сделала, клянусь, – сказала Андерсон. – Я не виновата, – повторяла она снова и снова, потому что не в ее привычке было брать на себя ответственность.
   – Тебе чертовски повезло, что ты вчера не вернулась, – заметил Марино. – Если предположить, что ты говоришь правду.
   – Я говорю правду. Клянусь Богом!
   – Если бы ты зашла в дом, то могла стать следующей жертвой.
   – Я не виновата!
   – Ну, в какой-то степени виновата. Брей не открыла бы дверь...
   – Это несправедливо! – воскликнула Андерсон и была права. Какие бы отношения ни существовали у них с Брей, они не были виновны в том, что на одну из них убийца устроил охоту.
   – Итак, ты отправились домой, – сказал Марино. – Позже пыталась ей позвонить? Чтобы помириться?
   – Да. Ее телефон не отвечал.
   – Во сколько это было?
   – Может быть, через двадцать минут после того, как я ушла. Позвонила еще несколько раз, потому что думала, она не хочет со мной разговаривать. Потом я начала волноваться, когда несколько раз позвонила после полуночи, но отвечал только автоответчик.
   – Вы оставляли сообщения?
   – Нет, не оставляла. – Она замолчала и сглотнула слезы. – А этим утром, примерно в половине седьмого, приехала проверить. Я постучала, но мне не открыли. Дверь была не заперта, и я вошла.
   Она опять начала дрожать, глаза наполнились слезами.
   – Я заглянула туда... – Ее голос поднялся и замолк. – И убежала. Я испугалась.
   – Испугалась?
   – Там кто-то был... Я чувствовала его ужасное присутствие в той комнате и боялась, что он все еще где-нибудь прячется... У меня в руках был пистолет, но я убежала и сразу уехала, однако по дороге остановилась у телефона-автомата и позвонила девять-один-один.
   – Ну, нужно отдать тебе должное, – устало сказал Марино. – По крайней мере ты назвалась и не пыталась разыграть дурацкую комедию с анонимным звонком.
   – Что, если теперь он придет за мной? – пробормотала Андерсон, которая сейчас выглядела маленькой и совершенно разбитой. – Я бывала в "Куик-Кэри". Иногда останавливаюсь там по дороге. Разговаривала с Ким Люонг.
   – Очень любезно с твоей стороны рассказать нам об этом, – заметил Марино, и я поняла, каким образом Ким Люонг могла быть связана с этим делом.
   Если убийца наблюдал за Андерсон, она могла непреднамеренно привести его к "Куик-Кэри" и первой ричмондской жертве. А может, это сделала Роза. Наверное, он наблюдал за нами, когда я провожала ее из офиса на стоянку или когда приезжала к ней домой.
   – Мы готовы тебя посадить, если это поможет почувствовать себя в безопасности, – заявил Марино без тени иронии.
   – Что мне делать? – заплакала Андерсон. – Я живу одна... Мне страшно, мне страшно.
   – Преступный сговор с целью сбыта сильнодействующих препаратов и их фактический сбыт, – высказал мысль Марино. – Плюс их незаконное хранение. Это все твои преступления? Посмотрим. Поскольку вы с Чаки находитесь на государственной службе и положительно характеризуетесь, вам не назначат высокий залог. Вероятно, две тысячи пятьсот баксов, которые вы можете себе позволить, учитывая доходы от таблеток. Так что все нормально.
   Я достала из сумочки сотовый телефон и позвонила Филдингу.
   – Ее тело только что привезли, – сообщил он. – Хотите, чтобы я начал вскрытие?
   – Нет, – ответила я. – Вы не знаете, где Чак?
   – Он не пришел.
   – Я так и знала. Если придет, усадите его у себя в кабинете и никуда не отпускайте.

Глава 41

   Около двух часов дня я въехала на закрытую стоянку и остановилась рядом со старомодным черным катафалком, в задние двери которого двое служащих похоронной службы загружали тело, завернутое в пластиковый мешок.
   – Добрый день, – сказала я.
   – Добрый день, мэм. Как поживаете?
   – Кого увозите? – спросила я.
   – Строителя из Питерсберга.
   Они захлопнули дверцы и начали снимать резиновые перчатки.
   – Который попал под поезд. – Они говорили одновременно, не слушая друг друга. – Вот не повезло. Не хотел бы я так расстаться с жизнью. Всего вам хорошего.
   С помощью магнитной карты я открыла боковую дверь и вошла в залитый светом коридор с покрытым обеззараживающим эпоксидным составом полом. На стенах были укреплены телевизионные камеры, позволявшие наблюдать за всеми, кто входит и выходит. Когда я заглянула в комнату отдыха, надеясь выпить кофе, Роза раздраженно нажимала на кнопки автомата с колой.
   – Проклятие! – выпалила он. – Я думала, его починили. Она безуспешно нажала на рычаг возврата монет.
   – Все то же самое. Что-нибудь когда-нибудь будет работать как следует? – пожаловалась она в пустоту. – Нажмите туда, нажмите сюда, и никакого результата – совсем как госслужащие.
   Оно громко, безнадежно вздохнула.
   – Все будет хорошо, – сказала я без особой веры. – Все нормально.
   – Мне бы хотелось, чтобы вы отдохнули, – произнесла Роза.
   – Мне бы хотелось, чтобы мы все отдохнули.
   Кружки сотрудников висели на крючках рядом с кофеваркой, и я безуспешно попыталась найти свою.
   – Ищите в своем туалете на раковине, где обычно ее оставляете, – посоветовала Роза.
   Напоминание о суете нашего обычного мира вызвало долгожданное утешение, пусть даже короткое.
   – Чак не вернется, – сообщила я. – Его арестуют, если уже не арестовали.
   – Полиция уже побывала здесь. Я не стану о нем плакать.
   – Я буду в морге. Вы знаете, чем я займусь, поэтому никаких телефонных звонков, если они не срочные.
   – Звонила Люси. Сегодня она забирает Джо из больницы.
   – Мне хотелось бы, чтобы вы некоторое время пожили У меня, Роза.
   – Спасибо. Я лучше останусь у себя.
   – Я буду чувствовать себя спокойнее, если вы будете рядом.
   – Доктор Скарпетта, всегда что-то случается, разве не так? Всегда найдется какой-нибудь злодей. Я должна жить собственной жизнью. Не следует быть заложником страха и старости.
   В раздевалке я надела пластиковый передник и хирургический халат. Пальцы не слушались: я никак не могла справиться с завязками и постоянно что-то роняла. Было зябко, меня лихорадило, словно я заболевала гриппом. Меня радовало, что я могла надеть предохранительный щиток, маску и шапочку, натянуть несколько пар перчаток и бахилы и почувствовать себя защищенной от биологических угроз и своих эмоций. Я не хотела сейчас никого видеть. С меня было достаточно разговора с Розой.
   Когда я вошла в прозекторскую, Филдинг фотографировал тело Брей, два моих заместителя и три стажера работали с другими трупами, поскольку они поступали весь день. Журчала вода, был слышен металлический перестук инструментов и приглушенные голоса. Телефоны не умолкали.
   Это помещение, сплошь обитое сталью, казалось бесцветным, если не принимать во внимание оттенки смерти. Экстравазат и гиперемия были красного цвета, а посмертная синюшность кожи отливала желтизной. На фоне желтого жира ярко выделялась кровь. Грудные клетки были вскрыты и опустошены, на весах и разделочных досках лежали внутренние органы; в этот день особенно чувствовался запах разложения. Два других трупа – останки подростков, латиноамериканца и белого. Оба испещрены грубыми татуировками, на телах зияли множественные раны. На их лицах, обычно выражавших ненависть и гнев, царило спокойствие, с которым они, очевидно, жили бы, доведись им родиться в другом районе и с другими генами. Их семьей была банда, домом – улица. Они умерли так же, как жили.
   – ...глубокое проникающее ранение. Четыре дюйма на левой боковой поверхности спины, через двенадцатое ребро и аорту, более полутора литров крови в левой и правой полостях грудной клетки, – диктовал Дэн Чонг в микрофон, прикрепленный к костюму хирурга, а Эми Форбс помогала ему за хирургическим столом.
   – Есть кровь в дыхательных путях?
   – Очень мало.
   – И ссадина на левой руке. Может быть, от последнего падения? Я тебе говорил, что учусь нырять с аквалангом?
   – Ха! Желаю удачи. Подожди, пока тебя не заставят нырять в открытом карьере. Вот это действительно здорово. Особенно зимой.
   – Боже, – прошептал Филдинг. – Господи Боже.
   Он открыл мешок с телом и расправлял окровавленную простыню. Я подошла к нему и снова ощутила шок, когда мы полностью освободили тело.
   – Господи Боже мой, – тихо повторял Филдинг.
   Мы положили труп Брей на стол, и он упрямо принял то же положение, что и на кровати. Мы справились с окоченением, расслабив мышцы.
   – Что, к черту, происходит с людьми? – Филдинг зарядил фотопленку в камеру.
   – То же, что и всегда, – ответила я.
   Мы прикрепили передвижной анатомический стол к одной из вделанных в стену омывочных раковин. На какой-то момент вся работа в прозекторской прекратилась, так как остальные врачи подошли посмотреть на труп. Они тоже не смогли спокойно вынести этого зрелища.