Корнуэлл Патриция. Черная метка

   Было почти половина десятого, и я решительно направилась к гостинице, в то время как парижане, похоже, только-только выходили на улицы. Женщина-полицейский в белых перчатках засвистела, пропуская машины, и мне вместе с толпой пешеходов пришлось ждать, пока можно будет перейти бульвар Капуцинов. Воздух был наполнен оживленными голосами и холодным светом луны. От аромата жареных пирожков и каштанов на маленьких грилях кружилась голова. Я совсем упала духом и торопилась, как беглец, спешащий от погони, и все же медлила, поворачивая за угол, так как хотела быть пойманной. Но Телли не побежал за мной. Когда, разгоряченная и расстроенная, я подошла к гостинице, сама мысль, что сейчас я вернусь в номер или увижу Марино, была невыносимой.
   Я остановила такси, потому что мне оставалось сделать еще кое-что. Я решила сделать это одна, ночью, поскольку была в отчаянии и не хотела думать о последствиях.
   – Да? – сказал водитель, поворачиваясь ко мне. – Чего желает мадам?
   Я попыталась собраться.
   – Вы говорите по-английски? – спросила я.
   – Да.
   – Вы знаете город? Могли бы пояснить, что мы видим?
   – Видим? Вы хотите сказать, что мы видим сейчас?
   – Нет, что увидим по дороге, – сказала я.
   – Разве я похож на экскурсовода? – Кажется, я его развеселила. – Я не экскурсовод, но я здесь живу. Куда поедем?
   – Вы знаете, где находится морг? Это на набережной Сены, рядом с Лионским вокзалом.
   – Вам нужно туда? – Он опять повернулся ко мне и нахмурился. Мы ждали, пока откроется брешь в сплошном потоке машин.
   – Да, мне нужно туда. Но вначале мы заедем на остров Сен-Луи, – произнесла я, ища Телли, хотя надежда увидеть его почти умерла.
   – Что? – Водитель засмеялся и посмотрел на меня так, будто я сошла с сума. – Хотите попасть в морг и на остров Сен-Луи? Какая между ними связь? Умер кто-то из богачей?
   Мне это начинало надоедать.
   – Поехали, – попросила я.
   – Ладно-ладно. Как хотите.
   Колеса застучали по булыжной мостовой, уличные фонари на набережной Сены отражались в воде мириадами серебристых рыбок. Я протерла окно со своей стороны и приоткрыла его, когда мы миновали мост Луи-Филиппа и въехали на остров. Я сразу узнала дома семнадцатого века, в которых когда-то обитало дворянство. Я уже была здесь с Бентоном.
   Мы ходили по узким, вымощенным камнем улицам и разглядывали мемориальные таблички, на которых говорилось, кто жил в этих стенах. Мы останавливались в уличных кафе, а по дороге купили мороженое в "Бертильоне". Я попросила водителя обогнуть остров.
   Он был плотно застроен великолепными каменными домами с железными коваными балконами. На всем лежал отпечаток времени. В окнах горел свет, то там то здесь взгляду открывались деревянные балки, книжные шкафы и прекрасные картины, но я не увидела ни одного человека. Казалось, жившая здесь элита была невидима взору простых смертных.
   – Вы слышали о семье Шандонне? – спросила я водителя.
   – Конечно, – ответил он. – Хотите посмотреть, где они живут?
   – Да, пожалуйста, – сказала я, хотя предчувствовала самое плохое.
   Он выехал на набережную д'Орлеан, мимо здания с задернутыми шторами, на втором этаже которого умер Помпиду, и на Ки де Бетюн, на северную оконечность острова. Покопавшись в сумке, я вынула бутылочку с болеутоляющими таблетками.
   Такси остановилось. Я почувствовала, что водитель не желает подъезжать к дому Шандонне поближе.
   – Поверните здесь за угол, – показал он, – и выйдите на Ки д'Анжу. Увидите резные двери с изображением серны. Это герб Шандонне. Даже водосточные трубы у них сделаны в виде серны. На это стоит посмотреть. Этот дом нельзя не заметить. Но держитесь подальше от моста на правом берегу, – предупредил водитель. – Под ним обитают бездомные и гомосексуалисты. Там опасно.
   Семья Шандонне уже несколько сот лет жила в центре города в четырехэтажном каменном доме с несколькими мансардами, дымовыми трубами и круглыми слуховыми оконцами на чердаке. Передние двери из темного дерева были богато украшены резными изображениями серны, изваяния этих быстроногих животных служили основой для позолоченных водосточных труб.
   От страха у меня зашевелились волосы. Я вжалась в тень и, широко раскрыв глаза, смотрела на противоположную сторону улицы, на логово, породившее чудовище, которое называло себя Оборотнем. В окнах сверкали люстры, стояли шкафы, забитые сотнями книг. Я вздрогнула, когда в окне неожиданно появилась женщина. Она была чудовищно толстой. На ней был темно-красный халат из дорогого материала с длинными рукавами. Я стояла, не в силах пошевелиться.
   Лицо женщины выражало нетерпение, губы двигались, словно она с кем-то говорила, и почти тут же появилась служанка с серебряным подносом и рюмкой ликера. Мадам Шандонне, если это была она, отхлебнула напиток, зажгла сигарету серебристой зажигалкой и отошла от окна.
   Я быстро направилась к северной оконечности острова, находившейся неподалеку, и из небольшого сквера едва смогла разобрать силуэт морга. Он располагался всего в нескольких милях вверх по реке. Окинула взглядом Сену и вообразила, что убийца, сын этой тучной женщины, которую я только что видела, годами купался здесь обнаженным, и лунный свет сиял на его длинных светлых волосах.
   Представила, как он по ночам тайком выходит из своего благородного дома и погружается в воду, которая, он надеялся, исцелит его. Сколько лет он купался в этой ледяной грязной воде? Я спросила себя, не выходил ли он на правый берег, не наблюдал ли за живущими там людьми – такими же изгоями, как он сам. Может быть, даже общался с ними.
   К воде вели ступеньки лестницы, а река поднялась так высоко, что лизала булыжник мостовой мутными волнами, пахшими канализацией. Сена переполнилась непрекращающимися дождями, течение было сильным, иногда проплывали утки, хотя уткам не положено плавать в темноте. Железные газовые фонари отбрасывали на воду золотистые отблески.
   Я отвинтила крышку бутылочки с лекарством и высыпала таблетки. Осторожно спустилась по скользким ступенькам к воде. У ног плескалась вода, пока я промывала пластиковую бутылочку и наполняла ее холодной водой. Я завинтила крышку и вернулась к такси, несколько раз оглянувшись на дом Шандонне, чуть ли не всерьез ожидая, что за мной вдруг кинутся представители преступного картеля.
   – Отвезите меня в морг, – попросила я водителя.
   Было темно, на проезжавших мимо автомобилях вспыхивали отсветы рекламы.
   – Остановитесь у заднего подъезда, – произнесла я.
   Водитель свернул с Ки де ла Рапе на небольшую стоянку за домами, где днем были припаркованы фургоны, а на скамейке сидела печальная парочка. Я вышла из машины.
   – Ждите меня здесь, – сказала я шоферу. – Я немного прогуляюсь вокруг.
   Он выглядел изнуренным, а когда я присмотрелась, то заметила его морщины и отсутствие нескольких зубов. Он казался беспокойным и прятал глаза, словно хотел умчаться сию минуту.
   – Все нормально, – заверила я, доставая из сумочки записную книжку.
   – Вы журналистка, – проговорил он с облегчением. – Вы пишете статью?
   – Да, статью.
   Водитель усмехнулся и высунул голову в открытое окошко.
   – Вы заставили меня поволноваться, мадам. Я чуть не принял вас за вурдалака.
   – Подождите меня немного, – попросила я.
   Я прошлась вокруг, ощущая сырой холод древних камней и ветерок с реки. Двигалась, стараясь спрятаться в глубокой тени и примечая любую деталь, как будто сама стала оборотнем. Это место произвело бы на него неизгладимое впечатление. Зал бесславия, в котором были выставлены призы за убийства и который напоминал бы Оборотню о его неприкосновенности. Он делал все, что хотел, везде, где хотел, и мог оставить любые улики – все равно его бы никто не тронул.
   Он, вероятно, сумел бы дойти пешком до морга за двадцать или тридцать минут. Я вообразила, как он сидит в скверике, глядя на старое кирпичное здание и представляя себе, что творится внутри и как доктор Стван справляется с навалившейся на нее работой. Возможно, его волновал запах смерти.
   Легкий ветерок пошевелил акации и коснулся моей кожи. Я вспомнила, что говорила доктор Стван о человеке, который подходил к ее дверям. Этот человек приходил, чтобы ее убить, но не смог. На следующий день он вернулся на то же самое место и оставил ей записку.
   "Не будет полиции..."
   Возможно, мы сами усложняли его поведение и образ действий.
   "Не будет и проблем... Оборотень".
   Возможно, им руководила яростная, убийственная похоть, которую он был не в состоянии контролировать. Как только кто-то будил спящее в нем чудовище, спасения от него не было. Наверняка, находись он до сих пор во Франции, доктор Стван была бы мертва. Вероятно, после побега в Ричмонд Оборотень некоторое время мог себя контролировать. Возможно, так и было на протяжении трех дней. А может, он, фантазируя все это время, наблюдал за Ким Люонг, борясь с дьявольским желанием.
   Я поспешила вернуться к такси, окна которого настолько запотели, что я ничего не видела внутри, перед тем как открыть заднюю дверцу. Внутри вовсю работала печка. Водитель дремал. Он испуганно распрямился и выругался.

Глава 38

   "Конкорд" вылетел из аэропорта Шарль де Голль в одиннадцать часов восточного поясного времени и приземлился в Нью-Йорке в восемь сорок пять, фактически опередив время. В середине дня, ужасно уставшая, я вошла в свой дом.
   Внутренние часы организма были напрочь сбиты, эмоции отказывались повиноваться. Погода портилась: снова обещали дождь со снегом и гололед, а меня ждала масса дел. Марино поехал домой. В конце концов, у него был любимый пикап.
   Продовольственный магазин "Укроп" был переполнен: каждый раз, когда обещали дождь со снегом, ричмондцы теряли голову. Они рисовали в своем воображении голодную смерть и гибель от жажды – к тому времени как я подошла к хлебной секции, там не осталось ни одного батона. В мясном отделе не было ни индеек, ни ветчины. Я купила все продукты, какие могла, так как надеялась, что Люси поживет у меня некоторое время.
   Когда я направилась домой, шел уже седьмой час, и у меня оставалось мало сил, чтобы возиться с гаражом. Поэтому я припарковалась у переднего крыльца. Тонкие белые облака, затянувшие луну, несколько минут выглядели в точности как череп, потом поплыли дальше и стали бесформенной массой. Ветер дул все сильнее, заставляя деревья трепетать и перешептываться между собой. У меня ныло все тело, я чувствовала слабость, словно заболевала, и беспокоилась все больше, поскольку Люси не звонила и не возвращалась домой.
   Я подумала, может, она в больнице, но когда позвонила в ортопедическое отделение, мне сказали, что она не появлялась со вчерашнего утра. Меня охватила паника. Я ходила по комнате и пыталась собраться с мыслями. Было почти десять часов, когда я опять села в машину и направилась к центру города, чувствуя, что готова сломаться от охватившего меня напряжения.
   Я понимала, Люси могла уехать в Вашингтон, но не верила, что она так поступила, не оставив хотя бы записки. Каждый раз, когда она исчезала, никого не предупредив, это не означало ничего хорошего. Я повернула на Девятую улицу, проехала по опустевшему центру и нескольким уровням парковки больницы, прежде чем нашла свободное место. Схватила медицинский халат, лежавший на заднем сиденье.
   Ортопедическое отделение находилось в новом здании больницы на втором этаже; подойдя к палате Джо, я накинула халат и открыла дверь. У кровати сидела пара, и я подошла к ним. Голова Джо была забинтована, нога висела на растяжке, но она была в сознании и сразу остановила взгляд на мне.
   – Мистер и миссис Сандерс? – спросила я. – Меня зовут доктор Скарпетта.
   Если мое имя им о чем-то говорило, они не подали виду, но мистер Сандерс вежливо встал и пожал мне руку.
   – Рад познакомиться, – сказал он.
   Он был совсем не таким, как я представляла. После рассказов Джо о строгих принципах своих родителей я ожидала увидеть суровые лица и глаза, критически оценивающие все вокруг. Но мистер и миссис Сандерс были полными, старомодно одетыми и совсем не пугающими. Они были очень вежливыми, даже застенчивыми. Джо не отрывала от меня глаз, и ее взгляд молил о помощи.
   – Вы не будете возражать, если я поговорю с пациенткой наедине? – произнесла я.
   – Хорошо, – ответил мистер Сандерс. – Джо, делай то, что скажет доктор, – уныло обратился он к дочери.
   Сандерсы вышли, и в тот же момент, когда за ними закрылась дверь, глаза Джо наполнились слезами. Я наклонилась и поцеловала ее в щеку.
   – Мы так за тебя волновались.
   – Как Люси? – прошептала она всхлипывая. По ее щекам текли слезы.
   Я положила салфетки в руку, к которой вели трубки от капельницы.
   – Не знаю. Не знаю, где она, Джо. Твои родители сказали, ты не хочешь ее видеть, и...
   Джо энергично закачала головой.
   – Я так и знала, что они это сделают, – проговорила она угрюмо. – Так и знала. Мне они сказали, это она не хочет меня видеть. Якобы Люси слишком расстроена из-за того, что произошло. Я им не поверила. Понимала, она никогда такого не сделает. Но они прогнали Люси, и теперь ее нет. И может быть, она поверила родителям.
   – Она винит себя за случившееся с тобой, – произнесла я. – Вполне вероятно, что это она выпустила пулю, которая попала тебе в ногу.
   – Прошу вас, приведите ее ко мне. Пожалуйста.
   – Ты знаешь, где она может быть? – спросила я. – Куда может поехать, когда слишком расстроена? Может, обратно в Майами?
   – Уверена, что она туда не поедет.
   Я села на стул у кровати и измученно вздохнула.
   – Может быть, в гостиницу? – продолжала задавать вопросы я. – К подруге?
   – Возможно, в Нью-Йорк, – сказала Джо. – В Гринич-Виллидж есть один бар... "Рубифрут".
   – Думаешь, она уехала в Нью-Йорк? – не поверила я, ужаснувшись.
   – Хозяйку зовут Энн, она бывший коп. – Голос Джо задрожал. – Я не знаю. Не знаю. Люси пугает меня, если вот так неожиданно уезжает. Когда она в таком состоянии, то не может нормально мыслить.
   – Знаю. А учитывая все, что происходит, она вряд ли может здраво рассуждать. Джо, ты выпишешься отсюда через пару дней, если будешь хорошо себя вести, – сказала я с улыбкой. – Куда отправишься?
   – Я не хочу возвращаться домой. Вы ведь найдете Люси, правда?
   – Хочешь остаться со мной? – спросила я.
   – Мои родители не такие плохие люди, – пробормотала она сонно, потому что начинал действовать морфин. – Они просто не понимают. Думают... Что плохого?..
   – Ничего, – ответила я. – В любви не бывает ничего плохого. Я вышла из палаты, когда Джо стала засыпать.
   Ее родители стояли за дверью. Оба выглядели измученными и печальными.
   – Как она? – спросил мистер Сандерс.
   – Не слишком хорошо.
   Миссис Сандерс заплакала.
   – У вас есть право на собственные убеждения, – сказала я. – Но препятствовать Люси и Джо видеться друг с другом не самая полезная вещь для вашей дочери. Страх и угнетенное состояние мешают ей выздороветь. Сейчас нужно поддерживать ее жажду к жизни.
   Родители Джо молчали.
   – Я – тетка Люси.
   – Ведь наша дочь уже вернулась к жизни, – наконец произнес мистер Сандерс. – Мы не можем ей запретить видеться с тем, с кем она хочет. Мы просто старались помочь ей.
   – Джо это понимает, – покачала головой я. – И любит вас за это.
   Они не попрощались со мной, но смотрели вслед, когда я села в лифт. Как только я приехала домой, тут же позвонила в "Рубифрут" и попросила к телефону Энн, в то время как из трубки доносились громкие голоса и звуки оркестра.
   – Она не слишком хорошо себя чувствует, – сказала Энн, и я поняла, что она имеет в виду.
   – Вы о ней позаботитесь?
   – Уже забочусь. Не кладите трубку. Я сейчас ее позову.
   – Я виделась с Джо, – сообщила я Люси, когда она подошла к телефону.
   – Да? – По одному этому слову стало понятно, что она пьяна.
   – Люси!
   – Сейчас я не хочу с тобой разговаривать, – ответила она.
   – Джо тебя любит. Возвращайся домой.
   – И что я буду делать?
   – Мы привезем ее из больницы ко мне, и ты будешь за ней ухаживать. Вот что ты будешь делать.
   Мне едва удалось заснуть. В два часа ночи я встала и пошла на кухню, чтобы приготовить чашку фруктового чая. Все еще шел сильный дождь, вода стекала с крыши во внутренний дворик. Я никак не могла согреться. Думала об образцах ДНК, волосках и фотографиях следов укусов, запертых в моем чемоданчике, и почти физически ощущала убийцу в своем доме.
   Чувствовала присутствие этого человека, как будто его частички излучали зло. Я подумала о чудовищном парадоксе. Во Францию меня пригласил Интерпол, но после всего, что там произошло, единственной законной уликой оставалась бутылочка из-под лекарства с водой, которую я набрала в Сене.
   В три часа утра я сидела в постели, в очередной раз переписывая письмо к Телли. Все слова звучали фальшиво. Я была испугана тем, как сильно по нему скучала и какую боль причинила. Теперь он отыгрывался, и я это заслужила.
   Я скомкала еще один лист бумаги и взглянула на телефон. Посчитала время в Лионе и вообразила Телли за рабочим столом в одном из его дорогих костюмов. Представила, как он разговаривает по телефону или сидит на совещании, а может быть, провожает кого-то домой, даже не думая обо мне. Вспомнила его мускулистое тело, гладкую кожу и спросила себя, где он научился быть таким искусным любовником.
   Я поехала на работу. Когда во Франции было почти два, я решила позвонить в Интерпол.
   – Бонжур, хеллоу...
   – Попросите Джея Телли, – произнесла я.
   Меня переключили на другой номер.
   – Отдел по контролю за торговлей оружием, – ответил мужской голос.
   Я в замешательстве запнулась:
   – Это телефон Джея Телли?
   – Кто его спрашивает?
   Я сказала.
   – Его нет, – ответил мужчина.
   Меня пронзил страх. Я ему не поверила.
   – С кем я разговариваю? – осведомилась я.
   – Агент Уилсон. Офицер связи ФБР. Мы в тот день не встречались. Джея нет на месте.
   – Вы не знаете, когда он вернется?
   – Не могу сказать.
   – Понимаю, – протянула я. – Его можно где-нибудь застать? Или попросить перезвонить мне?
   Я знала, что голос выдает мою нервозность.
   – Я действительно не знаю, где он, – ответил мужчина. – Но если появится, я передам, что вы звонили. Может быть, я чем-нибудь могу помочь?
   – Нет, – ответила я.
   Повесив трубку, я почувствовала, что впадаю в панику. Я была убеждена: Телли не хочет разговаривать со мной и попросил коллег отвечать на мои звонки, что его нет на месте.
   – О Боже, Боже, – прошептала я, проходя мимо стола Розы. – Что же я наделала?
   – Вы разговариваете со мной? – Роза оторвалась от клавиатуры и посмотрела на меня поверх очков. – Вы опять что-то потеряли?
   – Да, – ответила я.
   В половине девятого я зашла в комнату для совещаний и заняла свое обычное место во главе стола.
   – Что мы имеем?
   – Черная женщина тридцати двух лет из округа Албемарл, – начал Чонг. – Перевернулась на машине. Очевидно, пыталась повернуть и потеряла управление. Перелом правой ноги, перелом основания черепа. Судмедэксперт округа, доктор Ричарде, хочет, чтобы мы произвели вскрытие. – Он посмотрел на меня. – Интересно почему? Причина смерти не вызывает ни сомнений, ни подозрений.
   – Потому что закон гласит: мы должны помогать местным судмедэкспертам, – ответила я. – Если они просят, мы делаем. Можем произвести вскрытие за один час сейчас или потом потратить десять часов, выясняя, что к чему, если возникнут проблемы.
   – Далее: восьмидесятилетнюю белую женщину последний раз видели вчера около девяти утра. Прошлым вечером в восемнадцать тридцать знакомый обнаружил ее...
   Мне приходилось бороться с собой, чтобы не отвлекаться.
   – ...не замечена в приеме наркотиков и причастности к преступлениям, – продолжал бубнить Чонг. – На месте преступления присутствуют следы нитроглицерина.
   Телли занимался любовью, словно изголодался по ней. Никогда бы не поверила, что меня будут донимать эротические фантазии посреди рабочего совещания.
   – Необходима травматологическая и токсикологическая экспертиза, – говорил Филдинг. – Нужно за этим проследить.
   – Кто-нибудь знает, что я читаю в институте на следующей неделе? – спросил токсиколог Тим Купер.
   – Наверное, токсикологию.
   – Да, действительно, – вздохнул Купер. – Мне нужна секретарша.
   – У меня сегодня три слушания в суде, – сказал мой помощник Райли. – Я не смогу появиться на всех, потому что они в разных местах.
   Дверь открылась, заглянула Роза и жестом пригласила меня выйти в холл.
   – Ларри Познеру через некоторое время нужно уехать, – сообщила она. – Поэтому он просит вас немедленно зайти к нему в лабораторию.
   – Бегу, – ответила я.
   Когда я вошла, Познер готовил микропрепарат, капая пипеткой на край покровного стекла и размазывая каплю другим стеклом.
   – Не знаю, поможет ли это, – сразу начал он. – Посмотрите в микроскоп. Диатомовые водоросли с неопознанного парня. Учтите, что единственное, о чем может рассказать отдельная диатома, за редким исключением, – это ее происхождение: морское или пресноводное.
   Я посмотрела в окуляр на микроорганизмы, выглядевшие так, словно были сделаны из прозрачного стекла, и имевшие всевозможные очертания, напоминавшие цепочки, зигзаги, полумесяцы, полосы, кресты и даже столбики фишек для покера. Под стеклом виднелись частички, походившие на конфетти, а разноцветные песчинки, вероятно, были частицами минералов.
   Познер убрал с предметного столика микропрепарат и заменил его другим.
   – Образец, который вы привезли из Сены, – пояснил он. – Цимбелла, мелозира, навикула, фрагилария. И так далее и так далее. Ничего необычного. Все пресноводные – по крайней мере хоть это хорошо, – но сами по себе они ничего не говорят нам.
   Я откинулась на спинку стула и посмотрела на него.
   – Вы позвали меня, чтобы рассказать лишь это? – разочарованно спросила я.
   – Ну, я не Роберт Маклафлин, – сухо ответил он, имея в виду ученого с мировым именем, у которого учился.
   Он наклонился над микроскопом, установил тысячекратное увеличение и начал рассматривать препарат за препаратом.
   – Нет, я попросил вас зайти не просто так, – продолжил он. – Нам удалось установить процентное соотношение каждого вида флоры.
   Флорой он называл совокупность видов растений, в данном случае – видов диатомовых водорослей.
   – Пятьдесят один процент мелозиры, пятнадцать процентов фрагиларии. Не буду утомлять подробным перечислением, но образцы весьма единообразны по составу. В действительности я бы назвал их идентичными, что похоже на чудо, поскольку флора в том месте, где вы взяли пробу, может полностью отличаться от той, которая находится в сотне футов вниз или вверх по реке.
   У меня вызвало дрожь воспоминание о береге Сен-Луи и историях об обнаженном мужчине, плавающем после темноты недалеко от дома Шандонне. Я представила, как он одевается, не приняв душ и не обтершись, и таким образом переносит диатомы на одежду.
   – Если он плавает в Сене и диатомы имеются на всей его одежде, – сказала я, – значит, он не смывает их перед тем, как одеться. А как насчет тела Ким Люонг?
   – Определенно другая флора по сравнению с Сеной, – ответил Познер. – Но я взял пробы из реки Джеймс – кстати, недалеко от вашего дома. И опять почти одинаковое распределение частотности.
   – Флора на ее теле и флора из Джеймс совпадают? – уточнила я.
   – Остается последний вопрос, – продолжал Познер. – Насколько общими являются диатомы реки Джеймс для этой местности?
   – Давайте посмотрим, – ответила я.
   Взяла ватные палочки и промокнула руку, волосы и подошвы, пока Познер готовил микропрепараты. На моих образцах не оказалось ни единой диатомовой водоросли.
   – Может быть, в водопроводной воде? – спросила я.
   Познер покачал головой.
   – Значит, они не должны покрывать все тело человека, если он не купался в реке, озере, океане...
   Я замолчала, обдумывая неожиданную странную мысль.
   – Мертвое море, река Иордан, – произнесла я.
   – Что? – спросил сбитый с толку Познер.
   – Родник в Лурде, – сказала я взволнованно, – священная река Ганг – все это по поверьям места чудес, где слепые, хромые и парализованные могут излечиться, войдя в воду.
   – Он плавает в Джеймс в это время года? – не понял Познер. – У парня определенно не все в порядке с головой.
   – Гипертрихоз не излечивается, – сообщила я.
   – А это еще что такое?
   – Ужасная, чрезвычайно редкая болезнь, при которой волосы от рождения покрывают все тело. Тонкие нежные волосы длиной до шести, семи или девяти дюймов. Не считая прочих аномалий.
   – Так вот в чем дело!
   – Вероятно, он купался в Сене обнаженным, надеясь излечиться чудесным образом. Может быть, делает то же самое в реке Джеймс, – предположила я.
   – Господи! – воскликнула Познер. – Что за дурацкая мысль?
   Когда я вернулась в кабинет, в кресле рядом с письменным столом сидел Марино.
   – Ты выглядишь так, словно не спала всю ночь, – заметил он, прихлебывая кофе.
   – Люси сбежала в Нью-Йорк. Я разговаривала с Джо и ее родителями.
   – Что сделала Люси?
   – Она возвращается. Все нормально.
   – Ей лучше вести себя прилично. Сейчас не слишком удачное время для сумасшедших выходок.