Корнуэлл Патриция. Черная метка

   – У тебя в доме найдется выпивка? – спросила она. – Бурбон или что-нибудь еще? В такси не работала печка и не закрывалось окно. Я замерзла. Посмотри на мои руки.
   Она протянула руки. Ногти были синими. Я взяла руки Люси в свои и крепко их сжала. Придвинулась ближе и обняла ее. Она была такой худенькой.
   – Куда делось мясо? – попыталась пошутить я.
   – Последнее время я мало ела... – Она непрерывно смотрела на огонь.
   – В Майами исчезли продукты? Она не улыбнулась.
   – Зачем приехала мама? Почему она не может оставить меня в покое? За всю мою жизнь она не сделала для меня ни черта, кроме как бесконечно знакомила со своими мужиками. Гуляла направо и налево, в то время как у меня никого не было. Черт возьми, у них тоже никого не было, только они об этом не знали.
   – У тебя всегда была я.
   Люси откинула волосы со лба и, казалось, не слышала моих слов.
   – Ты знаешь, что она устроила в больнице?
   – Откуда она узнала, где тебя найти? – Вначале мне нужно было получить ответ на этот вопрос, и она понимала, почему я его задала.
   – Потому что она моя биологическая мать, – произнесла она, не меняя тона. – Поэтому занесена во все анкеты, нравится мне это или нет, и конечно, она знает, кто такая Джо. И вот мать находит здесь, в Ричмонде, ее родителей и все узнает, поскольку умеет ловко манипулировать людьми и всем кажется, будто она прекрасная женщина. Сандерсы говорят ей номер палаты Джо. Мама этим утром появляется в больнице, а я даже не знала, что она здесь, пока она не зашла в комнату ожидания, словно какая-нибудь примадонна.
   Люси сжала и разжала кулаки, как бы разминая пальцы.
   – Догадайся, что произошло потом, – продолжила она. – Мама разыгрывает спектакль с Сандерсами, якобы сочувствуя им. Приносит им кофе, сандвичи и кормит своими маленькими философскими мудростями. Они разговаривают и разговаривают, а я сижу, словно не существую для них, а потом мама подходит, похлопывает меня по плечу и говорит, что сегодня Джо никого не хочет видеть. Я спрашиваю, кем она себя возомнила, если говорит мне это. Она отвечает, что ее попросили Сандерсы, так как не хотят меня обидеть. И наконец, я ухожу. Насколько я знаю, мама все еще может быть там.
   – Она не там, – выдохнула я.
   Люси встала и пошевелила полено в камине. В воздух взвились искры.
   – Она зашла слишком далеко. Этот раз был последним, – закончила моя племянница.
   – Давай не будем о ней говорить. Я хочу поговорить о тебе. Расскажи, что случилось в Майами.
   Она села на ковер, прислонилась спиной к дивану и уставилась на огонь. Я встала, подошла к бару и налила ей бурбона.
   – Тетя Кей, мне надо ее увидеть.
   Я протянула Люси стаканчик и, сев, помассировала ей плечи. Племянница начала понемногу расслабляться, в голосе появилась сонливость.
   – Она лежит там и не знает, как я ее жду. Может быть, она считает, что меня нельзя беспокоить.
   – С какой стати она должна так думать, Люси?
   Она не ответила, потому что казалась поглощенной завитками дыма и пламени. Она отхлебнула бурбон.
   – Когда мы ехали туда на моем шикарном двенадцатицилиндровом "мерседесе", – начала рассказывать она голосом, в котором не слышалось эмоций, – Джо обмолвилась, что у нее нехорошее предчувствие. Я ответила, что это нормально перед началом операции. Даже пошутила насчет этого.
   Она помолчала, не отрываясь глядя на пламя, словно видя в нем что-то.
   – Мы приблизились к двери квартиры, в которой эти козлы-"снабженцы" устроили что-то вроде своего клуба, и Джо вошла первой. Там оказалось шестеро вместо троих. Мы тут же поняли, что ситуация дрянь и что они собираются с нами еделать. Один парень схватил Джо и приставил к голове пистолет, пытаясь заставить ее рассказать, где находится дом на Фишер-Айленд, который мы хотели им подставить.
   Она глубоко вздохнула и замолчала. Отхлебнула бурбона.
   – Боже, что это за пойло? Может свалить с ног слона.
   – Крепкое. Обычно я его не наливаю, но сегодня тебе неплохо свалиться с ног прямо сейчас. Некоторое время побудешь со мной, – сказала я.
   – БАТ и УБН сделали все правильно, – сообщила она.
   – Иногда случаются неприятности, Люси.
   – Мне нужно было что-то быстро придумать. Я понимала одно: нужно вести себя так, будто мне все равно, вышибут ей мозги или нет. Они держали Джо под прицелом, а я стала изображать злость, и этого они не ожидали.
   Люси сделала еще один глоток бурбона. Алкоголь уже ударил ей в голову.
   – Подошла к марокканцу, державшему пистолет, и попросила прикончить ее, потому что она глупая сука и меня от нее тошнит, поскольку она вечно путается под ногами. Но если он ее замочит, то ему и всем остальным останется только пойти и повеситься.
   Она смотрела на огонь широко раскрытыми, немигающими глазами, словно вновь прокручивая эту сцену в голове.
   – Я сказала им: "Вы думаете, я не ожидала, что вы нас используете, а потом прикончите? Думаете, я совсем глупая? Но знаете что? Я забыла сообщить, что мистер Тортора ждет нас (тут я взглянула на часы) ровно через час шестнадцать минут. Мне показалось, нужно его развлечь, прежде чем вы, козлы, появитесь, вышибете ему мозги и заберете оружие, деньги и проклятый кокаин. Что будет, если мы не приедем? Думаете, он не занервничает?"
   Я не могла отвести глаз от Люси. В голове возникали разные картины. Я представляла, как она играет в эту опасную игру, видела ее в боевом камуфляже на остатках пожарищ, в кабине вертолета и за рабочим столом, когда она программировала компьютеры. Я считала ее раздражительным, неугомонным ребенком, которого практически воспитала. Марино был прав. Люси полагала, ей нужно многое доказывать. Ее первым порывом всегда было броситься в драку.
   – Не думаю, чтобы они мне поверили, – сказала Люси. – Поэтому я повернулась к Джо. Никогда не забуду выражение ее глаз, пистолет, приставленный к виску. Ее глаза... – Она замолчала. – Она так спокойно смотрела на меня – Голос Люси дрогнул. – Так как она хотела дать мне понять, что любит меня... – Люси задохнулась в рыданиях. – Она любит меня! Хотела, чтобы я знала, ведь она думала... – Ее голос поднялся и замолк. – Она думала, что умрет. Именно поэтому я начала кричать на нее. Назвала глупой долбаной сукой и ударила так, что онемела рука. А она просто смотрела на меня, как будто, кроме меня, там никого не было, а из носа и уголка рта стекала кровь и падала с подбородка на пол. Она даже не вскрикнула. Она забыла, где находится, чему ее учили, вышла из роли – забыла все, что нужно делать в таких ситуациях. Я схватила ее. Повалила на пол и стала бить, крича и ругаясь.
   Люси вытерла глаза и невидящим взглядом уставилась на камин.
   – И что самое ужасное, тетя Кей, отчасти я действительно ее ненавидела. Очень злилась за то, что оставила меня одну, сдалась. Она собиралась сдаться без драки и умереть, черт ее побери!
   – Как однажды Бентон, – спокойно сказала я.
   Люси вытерла лицо рубашкой. Казалось, она не слышала, что я говорила.
   – Я чертовски устала от людей, которые не умеют бороться и оставляют меня в одиночестве, – произнесла она. – В то время как я в них нуждаюсь, они трусливо сдаются!
   – Бентон не сдался, Люси.
   – Я продолжала избивать Джо, ругаясь и крича, что убью; села на нее верхом, схватила за волосы и стала бить головой об пол. Это ее отрезвило, а может быть, испугало, и она тоже стала драться. Назвала меня кубинской вонючкой и плюнула кровью в лицо, ударила. К этому времени парни хохотали, свистели и хватались за ширинки...
   Люси опять глубоко вздохнула и закрыла глаза, едва при этом не упав. Она прислонилась к моим ногам, на ее сильном красивом лице отражались всполохи пламени камина.
   – Джо начата драться по-настоящему. Я так крепко сжимала ее коленями, что чуть не сломала ребра. Пока мы дрались, я порвала на ней рубашку, и парни завелись от этого еще сильнее, поэтому не видели, как я выхватила пистолет из кобуры на лодыжке. Я стала стрелять. Просто стрелять. Стрелять. Стрелять. Стрелять... – Ее голос замер.
   Я наклонилась и обняла ее.
   – Ты знаешь, чтобы пистолет не был виден, я ношу расклешенные джинсы. Говорят, я выстрелила одиннадцать раз. Я даже не помню, как опустошила магазин и вставила новый. Вдруг повсюду появились полицейские в штатском, и я потащила Джо к двери. У нее из головы хлестала кровь.
   Нижняя губа Люси задрожала, голос стал далеким. Ее не было здесь. Она была там, заново переживая случившееся.
   – Я стреляю. Стреляю. Стреляю. Ее кровь на моих руках.
   Голос Люси стал тоньше.
   – Я бью ее снова и снова. Чувствую боль в ладони после удара по щеке.
   Она посмотрела на руку, как будто собиралась отрезать ее.
   – Я все чувствовала. Мягкость ее кожи. Кровь из ее ран. Это я заставила ее течь. Кожа, которую я ласкала и любила. Это я пустила из нее кровь. А потом выстрелы, выстрелы, выстрелы и звон в ушах. Внезапно все закончилось, как будто не начиналось. Я знала, что ее убили.
   Она наклонила голову и тихо заплакала, а я гладила ее волосы.
   – Ты спасла ей жизнь. И свою тоже, – наконец произнесла я. – Джо понимает, для чего ты это сделала, Люси. Она полюбит тебя еще сильнее.
   – Нет, тетя Кей, на этот раз у меня неприятности.
   – Ты поступила правильно. Как герой.
   – Нет. Ты не понимаешь. Не важно, что я перестреляла этих козлов. Не важно, если БАТ представит меня к медали.
   Люси выпрямилась и поднялась на ноги. Она смотрела на меня сверху вниз, в глазах читалось поражение и что-то иное, чего я не могла понять. Возможно, это было страдание. Она не показывала своей боли, когда убили Бентона. Все, что я видела, – это ярость.
   – Врачи вынули пулю из ноги. Это была сделанная по спецзаказу оболочечная экспансивная пуля. Шестиграммовая. От моих патронов.
   Я не знала, что ответить.
   – Это я ее ранила, тетя Кей.
   – Даже если так...
   – Что, если она останется инвалидом?.. Что, если из-за меня ей придется уйти из органов?
   – Джо не скоро снова будет выпрыгивать из вертолета, – заметила я. – Но она поправится.
   – Что, если я серьезно повредила ей лицо своим проклятым кулаком?
   – Люси, послушай меня, – сказала я. – Ты спасла ей жизнь. Если для этого тебе пришлось убить двоих, пусть будет так. У тебя не было выбора. Ты не хотела этого.
   – Нуда, не хотела, – фыркнула она. – Жалею, что не перестреляла всех.
   – На самом деле ты так не считаешь.
   – Может, стоит пойти в наемные убийцы? – с горечью воскликнула она. – У тебя есть убийцы, насильники, угонщики автомобилей, педофилы, торговцы наркотиками, которых нужно замочить? Для этого просто позвони Люси.
   – Ты не можешь вернуть Бентона, убивая других людей.
   Она все еще делала вид, что не слышит меня.
   – Ему вряд ли понравилось бы твое настроение, – сказала я.
   Зазвонил телефон.
   – Он тебя не бросил, Люси. Не сердись на него за то, что он погиб.
   Телефон прозвонил третий раз, и Люси не сдержалась, схватила трубку, будучи не в состоянии скрыть надежду и страх в своих глазах. Я не могла заставить себя передать ей слова доктора Уорта. Сейчас еще не время.
   – Да, не кладите трубку, – произнесла она разочарованно и с болью на лице передала мне трубку.
   – Да, – неохотно ответила я.
   – Это доктор Кей Скарпетта? – прозвучал незнакомый мужской голос.
   – Кто это?
   – Главное – удостовериться, туда ли я попал. – Акцент был американский.
   – Если вы очередной репортер...
   – Сейчас я продиктую телефонный номер.
   – А я даю обещание, если вы не представитесь, что брошу трубку.
   – Позвольте дать вам этот номер, – сказал собеседник и назвал его прежде, чем я смогла возразить.
   Я узнала телефонный код Франции.
   – Во Франции сейчас три часа утра, – сказала я, как будто он этого не знал.
   – Не важно, сколько сейчас времени. Мы получаем от вас информацию, которую прогоняем через компьютерную систему.
   – Не от меня.
   – Не в том смысле, что вы лично вводили ее в компьютер, доктор Скарпетта.
   У него был гладкий, как полированное дерево, баритон.
   – Я нахожусь в секретариате в Лионе, – сообщил мужчина. – Позвоните по номеру, который я дал, и по крайней мере выслушайте автоответчик.
   – Для чего все это?
   – Сделайте, пожалуйста, так, как я прошу.
   Я повесила трубку, набрала номер и услышала, как женщина поздоровалась на французском и английском языках с сильным французским акцентом и сообщила о часах работы. Я набрала добавочный номер, который продиктовал звонивший, и мне ответил мужчина.
   – Бонжур, хеллоу! Как, по-вашему, я узнаю, в какое заведение звоню? – спросила я. – Оно вполне может оказаться рестораном.
   – Передайте мне, пожалуйста, факсом шапку вашего фирменного бланка. Когда я его увижу, сразу введу вас в курс дела.
   Он продиктовал другой номер. Я переключила телефон в режим ожидания и пошла в кабинет. Люси тем временем безучастно сидела у камина, поставив локти на колени и уткнув голову в ладони. Я отправила факс с изображением фирменного бланка.
   – Меня зовут Джей Телли, я офицер связи отдела по контролю за торговлей оружием в Интерполе. Нам нужно, чтобы вы немедленно приехали. Вы и капитан Марино.
   – Не понимаю, – сказала я. – У вас есть мои отчеты. Пока что мне нечего к ним добавить.
   – Мы бы не просили, если бы это не было важно.
   – У Марино нет загранпаспорта, – заявила я.
   – Он летал на Багамы три года назад.
   Я забыла, что он постоянно выбирал разных спутниц жизни, приглашая их в трехдневный круиз, и каждый раз неудачно, поэтому дольше этого срока их отношения не длились.
   – Мне все равно, насколько это важно, – сказала я. – Не собираюсь вылетать во Францию, когда не знаю...
   – Подождите секунду, – вежливо, но решительно прервал Телли. – Сенатор Лорд! Вы здесь, сэр?
   – Да.
   – Фрэнк? – изумленно спросила я. – Ты где? Во Франции?
   Мне стало интересно, сколько времени он нас слушал.
   – Пойми, Кей. Это важно, – сказал сенатор Лорд тоном, который напомнил мне, кем он был. – Собирайся и выезжай немедленно. Нам нужна твоя помощь.
   – Нам?
   Затем заговорил Телли:
   – Вам с Марино нужно быть в частном терминале в четыре тридцать утра по вашему времени. Менее чем через шесть часов.
   – Я не могу уехать сию минуту... – пробормотала я, в то время как в дверях появилась Люси.
   – Не опаздывайте. Вы должны вылететь из Нью-Йорка рейсом в восемь тридцать, – сообщил он.
   Я подумала, что сенатор Лорд разъединился, но он неожиданно сказал:
   – Спасибо, агент Телли. Теперь я поговорю с ней.
   Я услышала, как Телли повесил трубку.
   – Я хочу знать, как у тебя дела, Кей, – произнес мой друг сенатор.
   – Не имею представления.
   – Я беспокоюсь о тебе и не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. Просто положись на меня. Теперь скажи, как ты себя чувствуешь?
   – За исключением того, что меня вызывают во Францию, и собираются увольнять, и... – Я хотела было добавить о неприятностях с Люси, но она стояла в дверях.
   – Все будет хорошо, – заверил сенатор Лорд.
   – Как и все остальное, – ответила я.
   – Положись на меня.
   – Я всегда так делала.
   – Тебя попросят сделать кое-что, от чего ты будешь отказываться. То, что тебя испугает.
   – Меня нелегко испугать, Фрэнк.

Глава 31

   Марино заехал за мной пятнадцать минут четвертого. Это были безжалостные часы раннего утра, напомнившие мне бессонные дежурства в больнице и начало карьеры, когда приходилось выезжать на вызовы, от которых отказывались все остальные.
   – Теперь ты имеешь представление, что такое "собачья смена", – сказал Марино, ведя машину по обледеневшей дороге.
   – Я и так знаю.
   – Да, но есть разница: тебе не обязательно ездить на вызовы. Можешь послать подчиненного на место преступления, а сама остаться дома. Ты же начальник.
   – Знаешь, Марино, я всегда бросаю Люси, когда она во мне нуждается.
   – Говорю тебе, док, она все понимает. Возможно, ей придется ехать в Вашингтон, чтобы предстать перед комиссией и отвечать на всякие дерьмовые вопросы.
   Я не стала говорить о приезде Дороти, так как не хотела беспричинно его злить.
   – Ты преподаешь в медицинском колледже. Я хочу сказать, что ты настоящий доктор.
   – Спасибо.
   – Разве ты не можешь поговорить с кем-нибудь из администрации? – спросил он, нажимая на прикуриватель. – Разве не можешь воспользоваться связями, чтобы Люси туда попала?
   – Пока Джо не в состоянии самостоятельно принимать решения, только семья определяет, кто может навешать Джо, а кто нет.
   – Хреновы религиозные фанатики. Фашисты от Библии.
   – Было время, когда и ты был недалеким человеком с массой предрассудков, – напомнила я. – Мне кажется, ты много рассуждал о "голубых" и однополой любви. Мне даже не хочется повторять некоторые твои слова.
   – Да. Ну на самом-то деле я так не думал.
   На частном аэродроме было холодно, ледяной ветер с силой обрушился на нас, как только мы вышли, чтобы забрать вещи из багажника. Нас встретили два неразговорчивых пилота, открывших ворота и проводивших нас к небольшому реактивному самолету, к которому был прицеплен тягач. На одном из сидений лежал толстый конверт из плотной бумаги на мое имя. Мы взлетели в ясную холодную ночь, я выключила освещение в пассажирском салоне и спала, пока мы не приземлились на аэродроме Тетерборо в штате Нью-Джерси.
   К самолету мягко подъехал "форд-иксплорер", и мы спустились по металлической лестнице. Шел снег, снежинки кололи лицо.
   – Копы. – Марино кивнул в сторону "иксплорера", остановившегося рядом с самолетом.
   – Откуда ты знаешь?
   – Я всегда все знаю.
   Водитель был в джинсах и кожаной куртке, выглядел так, словно повидал в жизни все и был счастлив подвезти нас. Он уложил наши вещи в багажник. Марино сел впереди, и они с водителем принялись рассказывать друг другу истории, потому что водитель оказался из нью-йоркского полицейского управления, где Марино в свое время работал. Я в полудреме то слушала их разговор, то засыпала.
   – ...Адамс из детективного отдела позвонил около одиннадцати. Наверное, Интерпол добрался до него первым. Не знал, что он был с ними связан.
   – Да ну. – Голос Марино звучал сонно и приглушенно. – Бьюсь об заклад, какой-нибудь придурок...
   – Нет. Он нормальный...
   Я дремала, мимо проносились огни большого города, и я снова почувствовала боль утраты.
   – ...однажды вечером так набрался, что, когда проснулся на следующее утро, не помнил, где оставил машину и целы ли кредитки. Я попросил разбудить меня...
   До этого я летала на сверхзвуковом самолете только один раз, с Бентоном. Вспомнила его, прижимающегося ко мне, нестерпимый жар в моей груди, касающейся его, когда мы сидели в маленьких серых креслах, пили французское вино и смотрели на банки с черной икрой, которую не собирались есть.
   Вспомнила, как мы обменивались обидными словами и наша ссора обернулась сумасшедшей любовной близостью в лондонской квартире около американского посольства. Наверное, Дороти была права. Возможно, я слишком глубоко хранила свои чувства и не была такой открытой, как хотелось бы. Но она ошибалась насчет Бентона. Он всегда был сильным и горячим мужчиной.
   – Доктор Скарпетта?
   Мужской голос вернул меня к жизни.
   – Приехали, – сказал водитель, глядя на меня в зеркало заднего вида.
   Я потерла ладонями лицо и подавила зевок. Здесь ветер был сильнее, температура ниже. Я сама зарегистрировалась у стойки "Эр Франс", поскольку не верила, что Марино может оформить билеты и паспорта или даже найти выход на посадку, не выставив себя полным дураком. Рейс отправлялся через полтора часа, и как только я уселась в зале ожидания, снова почувствовала себя обессиленной. Глаза смыкались сами собой. Марино ощущал благоговейный восторг.
   – Посмотри туда, – слишком громко прошептал он. – В баре негде присесть. Вон тот парень пьет пиво, а времени-то всего семь часов утра.
   Марино воспринял это как пример для подражания.
   – Тебе что-нибудь принести? – спросил он. – Хочешь газету?
   – В настоящий момент мне наплевать на мировые проблемы. – Мне хотелось, чтобы он оставил меня в покое.
   Он вернулся с двумя тарелками, на которых высилась горы плюшек, сыра и крекеров. Под мышкой он держал банку "Хайнекена".
   – Ты знаешь, – сказал он, ставя тарелку на соседний кофейный столик, – оказывается, во Франции уже почти три часа дня.
   Он открыл банку пива.
   – Они смешивают шампанское с апельсиновым соком; ты когда-нибудь слышала об этом? Я почти уверен, вон там сидит какая-то знаменитость. На ней солнечные очки, и все на нее смотрят.
   Мне было все равно.
   – Парень рядом с ней тоже выглядит знакомо, похож на Мэла Брукса.
   – Женщина в солнечных очках напоминает Энн Бенкрофт? – пробормотала я.
   – Да!
   – Тогда это Мэл Брукс.
   На нас посматривали другие пассажиры, одетые гораздо дороже, чем мы. Один мужчина шуршал газетой "Монд" и прихлебывал эспрессо.
   – Я видел ее в "Выпускнике". Помнишь этот фильм? – спросил Марино.
   Я полностью проснулась и жалела, что здесь негде спрятаться.
   – Я об этом мечтал. Черт побери. Вроде как молоденькая школьная учительница после уроков проводит с тобой дополнительные занятия. А ты ерзаешь и не можешь сосредоточиться.
   – Вон стоит "конкорд", на котором мы полетим, – показала я.
   – Как жалко, что я не взял с собой фотоаппарат.
   Он отпил очередной глоток пива.
   – Пойди купи, – предложила я.
   – Думаешь, здесь продаются одноразовые фотокамеры-"мыльницы"?
   – Только французские.
   Он немного подумал, потом как-то странно посмотрел на меня и пробормотал:
   – Сейчас вернусь.
   Разумеется, Марино оставил билет и паспорт в кармане куртки, которую положил на спинку кресла, и когда объявили посадку, я получила по пейджеру срочное текстовое сообщение, что его не пускают обратно в зал ожидания. Он ждал у стойки с красным от гнева лицом, рядом стоял охранник.
   – Извините, – сказала я, передавая служащему аэропорта паспорт и билет Марино. – Давай не будем портить себе путешествие, – произнесла я тихо, когда мы шли через зал ожидания к самолету вслед за остальными пассажирами.
   – Я говорил им, что пойду возьму документы. Банда французских недоумков. Если бы они разговаривали по-английски как полагается, этого дерьма не случилось бы.
   Наши места находились рядом, но, к счастью, салон оказался полупустым и я пересела через проход от Марино. Он воспринял это как личное оскорбление, пока я не поделилась с ним половинкой курицы с лимонным соком, рулетом с ванильным муссом и шоколадками. Не знаю, сколько пива выпил Марино, но пока мы летели со сверхзвуковой скоростью, он часто вставал и по узкому проходу направлялся в конец салона. Мы прибыли в аэропорт Шарль де Голль в шесть двадцать пополудни.
   У терминала нас ждал темно-синий "мерседес", и Марино попытался завести разговор с водителем, который не разрешил сесть ему на переднее сиденье и не обращал на него никакого внимания. Марино мрачно курил в окно, позволяя врываться в салон холодному воздуху. Долгая дорога мимо убогих домов, раскрашенных граффити, и сортировочных станций привела нас в залитый светом современный город. Великие корпоративные боги "Герц", "Хонда", "Текникс" и "Тошиба" взирали на нас в сиянии олимпийских высот.
   – Черт побери, это как в Чикаго, – пожаловался Марино. – Как-то странно себя чувствуешь.
   – Сказывается разница во времени.
   – Я был на западном побережье, но так себя не чувствовал.
   – Здесь большая разница во времени, – сказала я.
   – По-моему, это из-за того, что мы очень быстро летели, – продолжал говорить он. – Подумай, ты выглядываешь из маленького иллюминатора, как будто сидишь в космическом корабле. Ты даже видишь чертов горизонт. На такой высоте нет облаков, невозможно дышать, а температура, наверное, сорок градусов ниже нуля. Ни птиц, ни обычных самолетов – ничего.
   Полицейский в бело-голубом "ситроене" с красными полосами остановил нарушителя скоростного режима напротив здания Банка Франции. На бульваре Капуцинов магазинчики превратились в модные бутики для самых богатых, и я вспомнила, что забыла узнать обменный курс.
   – Потому-то мне опять хочется есть, – продолжал Марино свои научные размышления. – При такой скорости увеличивается обмен веществ. Подумай, сколько потрачено калорий. С тех пор как мы прошли таможню, я ничего не чувствую, а ты? Ни опьянения, ни насыщения – ничего.
   Город был почти не украшен к Рождеству, даже в центре. Парижане растягивали скромные гирлянды и вывешивали еловые ветки перед своими бистро и магазинчиками, но пока нам не встретился ни один Санта-Клаус за исключением надувного в аэропорту, который раскачивал руками, как будто делал зарядку. Немного больше праздник ощущался в мраморном холле "Гранд-отеля", в который нас привезли: он был украшен рождественскими венками и елями.
   – Господи Иисусе, – пробормотал Марино, оглядывая колонны и огромные люстры. – Как по-твоему, сколько стоит номер в этом заведении?
   Музыкальная трель телефонных звонков не умолкала, очередь у стойки портье наводила грусть. Повсюду стояли чемоданы и сумки, и я с растущим унынием поняла, что регистрировалась только что прибывшая группа туристов.