Корнуэлл Патриция. Черная метка

   – Я работала в дневную смену, – объяснила мне Батлер. – Наверное, ее случайно повредила ваша домработница.
   Я не понимала, как Мэри могла нарушить сигнализацию в гараже, если только она по какой-то причине вышла оттуда и слишком долго не обращала внимания на предупреждающий сигнал.
   – Она была довольно испуганной, – продолжала Батлер. – Даже не могла вспомнить код, пока мы не приехали.
   – В какое время это произошло? – спросила я.
   – Примерно в одиннадцать.
   Марино не мог услышать вызов по рации, потому что в одиннадцать он находился со мной в морге. Я вспомнила отключенную сигнализацию, грязь на коврике и несвежие полотенца в ванной. Удивилась, почему Мэри не оставила записку с объяснением случившегося.
   – У нас не было оснований проверять дверь, – сказала Батлер. – Поэтому не могу сказать, имелись ли во вторник следы взлома или нет.
   – Даже если не было, – заметила я, – кто-то явно пытался проникнуть в дом.
   – Экипаж двадцать три, – говорила по рации Батлер. – Вызов детектива по расследованию квартирных краж.
   – Экипаж семь девять два, – пришел ответ.
   – Можешь подъехать? Здесь попытка проникновения в дом, – передала она и продиктовала мой адрес.
   – Принято. Буду минут через пятнадцать.
   Батлер поставила рацию на кухонный стол и еще раз изучила замок. Порыв холодного ветра сбросил на пол раскрытую пачку салфеток и зашуршал страницами газеты.
   – Он едет с Кэри-стрит, – объяснила она, как будто для меня это имело какое-то значение. – Теперь участок находится на углу Кэри и Мидоу-стрит.
   Батлер закрыла дверь на улицу.
   – Они больше не относятся к детективному отделу, – продолжила она, наблюдая за моей реакцией. – Поэтому переехали, поскольку их переодели в форму. По-моему, это случилось с месяц назад, – добавила она, и я начала подозревать, куда она клонит.
   – Наверное, детективы по кражам со взломом теперь подчиняются заместителю шефа полиции Брей, – сказала я.
   Она заколебалась, потом ответила с иронической улыбкой:
   – Как и все.
   – Хотите кофе? – спросила я.
   – С удовольствием. Мне не хотелось вас затруднять.
   Я вынула из холодильника пакет с кофе. Батлер села за стол и начала заполнять рапорт о преступлении, пока я вынимала кружки, сливки и сахар, а диспетчеры и копы по рации засыпали друг друга сообщениями. Прозвенел звонок входной двери, и я впустила детектива по квартирным кражам. Он был мне незнаком. Казалось, что мне незнаком никто с тех пор, когда Брей убрала знающих свое дело людей со своих должностей.
   – Это та самая дверь? – спросил детектив у Батлер.
   – Да. Эй, Джонни, у тебя есть ручка, которая пишет лучше?
   Я почувствовала пульсирующую боль в голове.
   – У тебя есть ручка, которая вообще пишет?
   Я не могла поверить, что происходит такое.
   – Назовите дату рождения, – попросил Макэлвейн.
   – Люди редко ставят сигнализацию на гаражные двери, – заметила Батлер. – Контакты на них примыкают друг к другу слабее, чем у обычных. Легкий металл, большая площадь поверхности. Достаточно одного сильного порыва ветра...
   – Сигнализация в моем гараже никогда не срабатывала от сильного порыва ветра, – сказала я.
   – Но если ты взломщик и знаешь, что дом поставлен на охрану, – продолжала рассуждать Батлер, – можно предположить, будто в гараже сигнализации нет. А там может быть что-то ценное, которое можно украсть.
   – Средь бела дня? – спросила я.
   Детектив наносил на дверной косяк дактилоскопический порошок, и в дверь задувал холодный ветер.
   – Так, док. – Макэлвейн продолжал заполнять рапорт. – Домашний адрес записал. Теперь диктуйте адрес офиса в центре, номер домашнего и служебного телефонов.
   – Я не хочу давать свой незарегистрированный номер, – произнесла я, стараясь сдержать раздражение, вызванное этим вторжением, несмотря на благие намерения гостей.
   – Доктор Скарпетта, у вас снимали отпечатки пальцев? – поинтересовался детектив, не опуская кисточку. На замке грязными разводами виднелся магнитный порошок.
   – Да. Для служебного использования.
   – Так и думал. Кажется, все криминалисты должны сдать отпечатки на случай, если тронут то, что не следует, – сказал он, не собираясь обижать меня, но тем не менее обидев.
   – Вы слышите, что я говорю? – Я подождала, пока Макэлвейн оторвется от писанины и посмотрит на меня. – Я не желаю, чтобы это появлялось в газетах. Не хочу, чтобы каждый репортер и бог знает кто еще звонил мне домой, знал мой домашний адрес, номер карточки социального страхования, дату и место рождения, цвет кожи, пол, рост, вес, цвет глаз и фамилии ближайших родственников.
   – Что-нибудь случилось недавно, о чем нам следует знать? – продолжал задавать вопросы Макэлвейн, а Батлер передала детективу ленту для снятия отпечатков.
   – В среду вечером мою машину преследовал автомобиль, – неохотно ответила я и почувствовала, как на меня все посмотрели. – Похоже, моего секретаря тоже преследовали. Прошлым вечером.
   Макэлвейн записал и это. Снова прозвучал звонок входной двери, и на мониторе видеокамеры, висящем на стене у холодильника, я увидела Марино.
   – И не дай Бог, если прочитаю это в газетах, – предупредила я, выходя из кухни.
   – Нет, мэм, мы включим это в приложение к рапорту. Он не предназначен для прессы, – донесся в спину голос Батлер.
   – Черт возьми, сделай же что-нибудь, – сказала я, отперев дверь. – Кто-то пытался вломиться ко мне в дом, а теперь моя частная жизнь летит в тартарары.
   Марино энергично жевал резнику и выглядел так, словно преступление совершила я, и никто другой.
   – Было бы здорово, если бы ты сама рассказала мне, что к тебе пытались залезть. Тогда не пришлось бы слышать эту новость по рации, – сердито пробурчал он, бодрым шагом направляясь на звук голосов.
   С меня было достаточно, и я ретировалась в свой кабинет, чтобы позвонить Мэри. На звонок ответил детский голос, потом подошла Мэри.
   – Я только что узнала о том, что во вторник, пока вы были здесь, сработала сигнализация, – проговорила я.
   – Прошу прощения, миссис Скарпетта, – умоляющим голосом произнесла она. – Я не знала, что делать. Я ничего не трогала. Просто пылесосила, и тут это произошло. Не могла вспомнить код, потому что очень испугалась.
   – Понимаю, Мэри, – успокоила я ее. – Это меня тоже пугает. Сегодня вечером опять включилась тревога, поэтому я хорошо представляю, что вы имеете в виду. Но мне нужно, чтобы в следующий раз, если такое случится, вы обо всем рассказали.
   – Полиция мне не поверила. Я в этом уверена. Я говорила, что не заходила в гараж и не могла...
   – Все нормально, – перебила я.
   – Я боялась, вы рассердитесь, потому что полиция... боялась, вы от меня откажетесь... Я должна была рассказать. Обещаю, такого больше не повторится.
   – Не нужно бояться. В этой стране полиция вас не обидит, Мэри. Здесь она не такая, как у вас на родине. И я хочу, чтобы вы были очень осторожны, когда приходите ко мне. Всегда держите сигнализацию включенной и убедитесь, что она работает, когда уходите. Вы не заметили человека или машину, которая по той или иной причине привлекла ваше внимание?
   – Я помню только, что шел дождь и было очень холодно. Я никого не видела.
   – Если увидите что-нибудь подозрительное, дайте мне знать.

Глава 29

   Каким-то образом приложение к рапорту о попытке взлома попало в руки прессы достаточно быстро, чтобы о нем объявили в шестичасовых "Новостях" в субботу вечером. Журналисты начали звонить домой мне и Розе и приставать с вопросами, как нас преследовали.
   У меня не было сомнений, что за утечкой информации стояла Брей. Для нее это служило маленьким развлечением в холодные унылые выходные. Разумеется, ей было все равно, что моя шестидесятичетырехлетняя секретарша жила в неохраняемом доме.
   В воскресенье ближе к вечеру я сидела в гостиной. Горел камин, и я писала статью в журнал, которую давно должна была сдать и к которой у меня не лежала душа. Погода все еще оставалась отвратительной, я то и дело отвлекалась от работы. К этому времени Джо скорее всего успели перевести в клинику Виргинского медицинского колледжа, а Люси должна была перебраться в Вашингтон.
   Я не знала наверняка, но в одном была уверена: Люси сердита на меня, а когда это происходило, она рвала со мной связь. Иногда это тянулось месяцами, а могло продолжаться и целый год.
   Я давно не звонила ни матери, ни своей сестре Дороти, что могло показаться невежливым с моей стороны, но мне не нужен был дополнительный стресс. Наконец в этот безрадостный воскресный вечер я сдалась. Дороти не оказалось дома. Тогда я позвонила матери.
   – Нет, Дороти здесь нет, – сказала мать. – Она в Ричмонде, и, возможно, ты знала бы об этом, если бы побеспокоилась о своей сестре и матери. Люси участвовала в перестрелке, а тебя нельзя застать...
   – Дороти в Ричмонде? – с недоверием повторила я.
   – А что ты хотела? Она же ее мать.
   – Люси тоже в Ричмонде? – Эта мысль резанула меня словно скальпелем.
   – Поэтому туда и отправилась ее мать. Конечно, Люси в Ричмонде.
   Вряд ли этому нужно было удивляться. Дороти была самовлюбленной любительницей покрасоваться. Где бы ни происходило драматическое событие, она обязательно должна была стать его центром. Если это означало неожиданно взять на себя роль матери ребенка, о котором она никогда не заботилась, Дороти с готовностью шла на это.
   – Она уехала вчера и не хотела беспокоить тебя просьбами погостить, поскольку, судя по всему, ты не любишь свою семью.
   – Дороти никогда не хотела у меня гостить.
   Сестра очень любила гостиничные бары. А в моем доме у нее не было возможности встречаться с мужчинами, по крайней мере с теми, которых мне не хотелось видеть.
   – Где она остановилась? Люси с ней?
   – Мне никто ничего не рассказывает, у всех секретные дела, а я, ее бабушка...
   Я не могла больше этого выносить.
   – Извини, мама, мне нужно идти.
   Я практически прервала ее на полуслове, повесив трубку, и позвонила домой заведующему ортопедическим отделением, доктору Грэхему Уорту.
   – Грэхем, вы должны мне помочь, – сказала я.
   – Только не говорите, что у меня в отделении умер пациент, – усмехнувшись, ответил он.
   – Грэхем, вы знаете, я стану просить о помощи, только если это очень важно.
   Легкомысленный настрой сменился молчанием.
   – У вас лежит пациентка под вымышленным именем. Она из отдела по контролю за торговлей оружием, ранена в Майами. Вы знаете, о ком я говорю?
   Он не ответил.
   – Моя племянница Люси участвовала в той же перестрелке, – продолжала я.
   – Я слышал об этой перестрелке, – сказал он. – О ней передавали в "Новостях".
   – Это я попросила начальника Джо Сандерс перевести ее к нам. Обещала лично присмотреть за ней, Грэхем.
   – Послушайте, Кей, мне даны указания не допускать к ней ни одного человека, кроме ближайших родственников.
   – Никого? – недоверчиво спросила я. – Даже мою племянницу?
   Он помолчал и ответил:
   – Мне тяжело говорить вам это, но в особенности – ее.
   – Но почему? Это же смешно!
   – Это не мой приказ.
   Я не могла представить себе реакцию Люси, если бы ей запретили навещать свою любовницу.
   – У нее сложный осколочный перелом левого бедра, – начал объяснять доктор Уорт. – Мне пришлось наложить пластинку для соединения отломков. Она лежит на вытяжке, ей дают морфий, Кей. У нее сумеречное состояние. К ней допускают только родителей. Я даже не уверен, понимает ли она, где находится и что с ней случилось.
   – Что можно сказать о ране головы?
   – Касательное ранение с небольшим кровотечением.
   – Люси ее навещала? Может быть, ждала у палаты? С ней должна быть ее мать.
   – Она приходила. Одна, – произнес доктор Уорт. – Этим утром. Вряд ли она еще здесь.
   – По крайней мере дайте мне поговорить с родителями Джо.
   Он не ответил.
   – Грэхем?
   Молчание.
   – Господи, они же напарницы. Они лучшие подруги.
   Молчание.
   – Вы меня слышите?
   – Да.
   – Черт возьми, Грэхем, они любят друг друга. Джо может даже не знать, жива ли Люси.
   – Джо отлично знает, что с вашей племянницей все хорошо. Джо не хочет ее видеть.
   Я положила трубку и уставилась на нее. Где-то в гостинице в этом дурацком городе остановилась моя сестра. Она знает, где Люси. Я взяла "Желтые страницы" и стала обзванивать гостиницы, начав с самых лучших – "Омни", "Джефферсон". Вскоре обнаружилось, что Дороти остановилась в "Беркли", в историческом районе города.
   Она не подходила к телефону. В Ричмонде было слишком много мест, где она могла развлекаться в воскресенье вечером, поэтому я поспешно вышла из дома и села в машину. Небо было укутано саваном облаков. Служащий гостиницы припарковал мою машину перед "Беркли". Заходя внутрь, я уже знала, что не найду здесь Дороти. В маленькой элегантной гостинице имелся бар, в котором царила интимная атмосфера, а в кожаных креслах с высокими спинками сидели солидные гости. Бармен был одет в белый пиджак.
   – Я ищу сестру, – сказала я. – Мне интересно, была ли она у вас?
   Я описала Дороти, и он отрицательно покачал головой.
   Я вышла на улицу и пересекла булыжную мостовую, направляясь к "Тобакко компани", старому табачному складу, превращенному в ресторан с огромными витринными окнами и внутренним двориком с пышной растительностью и экзотическими цветами и с отделанным старой медью лифтом, постоянно скользящим вверх-вниз. Сразу за входом находился танцевальный бар с пианино, и я тут же увидела Дороти за столиком в окружении пяти мужчин. Я деловито пошла к ним.
   Люди за соседними столиками прекратили разговоры и уставились на меня, словно я была стрелком времен Дикого Запада, вошедшим через качающиеся двери салуна.
   – Простите, – вежливо обратилась я к мужчине, находившемуся слева от Дороти. – Не возражаете, если я присяду?
   Он возражал, но освободил стул и пошел к бару. Дороти и остальные присутствующие неловко задвигались.
   – Я за тобой, – сказала я сестре, которая явно успела выпить не один бокал.
   – Кто к нам пришел! – воскликнула она, приветственно поднимая бокал. – Моя старшая сестра. Разрешите представить вам, – обратилась она к спутникам.
   – Успокойся и слушай меня, – негромко произнесла я.
   – Моя легендарная старшая сестра.
   Дороти всегда становилась несдержанной, когда пила. Язык у нее не заплетался, она не качалась и могла до умопомрачения соблазнять мужчин и беспрестанно язвить. Я стыдилась ее поведения и манеры одеваться, замечая в этом иногда намеренную пародию на меня.
   Этим вечером на ней был красивый темно-синий деловой костюм, но под ним розовая вязаная кофточка открывала грудь почти до сосков. Дороти была помешана на своей маленькой груди. Когда мужчины то и дело бросали на нее взгляды, это почему-то прибавляло сестре уверенности.
   – Дороти, – сказала я, наклонившись к ее уху и вдохнув густое облако "Шанель", – пойдем со мной. Нам надо поговорить.
   – Знаете, кто она? – громко произнесла сестра, и я непроизвольно съежилась. – Главный судебно-медицинский эксперт нашего прекрасного Содружества штатов. Можете этому поверить? Моя старшая сестра – коронер.
   – Ух ты, это, наверное, интересная работа, – заметил один из мужчин.
   – Что будете пить? – предложил другой.
   – Что вы думаете о деле Рамси? Считаете, это сделали родители?
   – Мне хочется, чтобы кто-нибудь доказал, что найдены кости именно Амелии Эрхарт^[5].
   – Куда пропала официантка?
   Я положила ладонь на руку Дороти, и мы встали из-за стола. Моей сестре нельзя было отказать в одном: она была слишком гордой, чтобы допустить сцену, в которой ей не удалось бы выглядеть умной и привлекательной. Я вывела ее на улицу, в унылую туманную ночь.
   – Я не поеду к тебе домой, – тут же заявила она, поскольку нас никто не слышал. – И отпусти мою чертову руку.
   Дороти тянула меня к гостинице, а я старалась отвести ее к своей машине.
   – Ты поедешь со мной, и мы подумаем, что нам делать с Люси.
   – Я видела ее утром в больнице, – сказала сестра.
   Я посадила ее на пассажирское сиденье.
   – Она ничего о тебе не говорила, – продолжала моя не слишком восприимчивая сестра.
   Я села в машину и заперла дверцы.
   – У Джо очень приятные родители, – добавила Дороти, когда мы отъезжали. – Меня поразило, что они не знали правду об отношениях Джо и Люси.
   – Что ты сделала? Все рассказала?
   – Не все, но на кое-что намекнула, так как считала, что они в курсе. Знаешь, здесь другое небо по сравнению с Майами.
   Мне захотелось дать ей пощечину.
   – В любом случае, поговорив с Сандерсами, я поняла: они придерживаются старых правил и не смирятся с тем, что их дочь лесбиянка.
   – Мне бы не хотелось, чтобы ты употребляла это слово.
   – Но это правда. Они лесбиянки, потомки амазонок с острова Лесбос в Эгейском море. Это недалеко от Турции. Турчанки такие волосатые. Ты замечала?
   – Ты когда-нибудь слышала о Сафо?
   – Конечно, я о ней слышала, – ответила Дороти.
   – Она была лесбиянкой, потому что жила на острове Лесбос. Была одной из величайших лирических поэтесс древности.
   – Ха! Ничего поэтичного в этих проколотых мужеподобных телах, которые мне попадаются. И разумеется, Сандерсы не стали с порога радоваться, что Люси и Джо лесбиянки. Они объяснили, что Джо серьезно ранена, а свидание с Люси нанесет ей душевную травму. Нужно подождать. Они очень вежливо, но решительно отказали нам в посещении, а когда появилась Люси. Сандерсы по-доброму и с сочувствием сказали об этом ей.
   Я проехала площадку, где заплатила за проезд по автомагистрали.
   – Но ты же знаешь, какая Люси. Она стала спорить. Достаточно грубо и громко сказала, что не верит им. Я объяснила Сандерсам, что она просто переживает из-за произошедшего. Они были очень терпеливы, заверили, что будут молиться за нее, и в следующий момент медсестра попросила Люси уйти. Она выбежала из больницы, – закончила рассказ сестра. Она оглядела меня и добавила: – Естественно, Люси, как всегда, придет к тебе, пусть даже и злится на тебя.
   – Как ты могла с ней так поступить? – спросила я. – Как могла встать между ней и Джо? Что же ты за человек?
   Дороти была поражена. Я почувствовала, как она рассвирепела.
   – Ты всегда ревновала меня к ней, потому что ты не мать, – ответила она.
   Я свернула на Мидоу-стрит, вместо того чтобы продолжать ехать к дому.
   – Давай договоримся раз и навсегда, – язвительно сказала Дороти. – Ты не более чем машина, компьютер, один из высокотехнологичных так любимых тобой механизмов. И нужно задать себе вопрос, можно ли считать нормальной женщину, которая по собственному желанию проводит все свое время с покойниками – замороженными, вонючими и гниющими покойниками, большинство которых из низов.
   Я опять выехала на Центральную автостраду, направляясь в центр города.
   – Сравни меня и себя. Я общаюсь с людьми, провожу свое время в творческих исканиях и раздумьях; я верю, что наше тело – это храм, который нужно почитать и гордиться им. А теперь посмотри на себя. – Она сделала эффектную паузу. – Ты куришь, пьешь и, могу спорить, даже не ходишь в фитнес-клуб. Не спрашивай меня, почему ты не толстая и дряблая; может, потому, что, не присаживаясь, копаешься в телах в морге и целыми днями носишься пешком с одного места преступления на другое. Но давай перейдем к самому худшему.
   Она наклонилась, дыша водочным перегаром.
   – Дороти, застегни ремень безопасности, – спокойно сказала я.
   – Поговорим о том, что ты сделала с моей дочерью. С моим единственным ребенком. У тебя нет детей, так как ты слишком занята. Поэтому ты отобрала моего ребенка. Я проклинаю себя за то, что разрешала ей навещать тебя. О чем думала, когда отпускала к тебе на каникулы?
   Она театрально обхватила голову руками.
   – Ты загрузила ее всем этим дерьмом об оружии, патронах и расследовании преступлений. Ты заставила ее помешаться на компьютерах к десяти годам, когда девочки должны ходить на дни рождения, кататься на пони и знакомиться с мальчиками.
   Я, не обращая на нее внимания, сосредоточенно следила за дорогой.
   – Ты свела ее с этим уродливым неотесанным копом, и давай посмотрим правде в глаза: из мужчин он единственный твой близкий знакомый. Я очень надеюсь, что ты не спишь с этой свиньей. И должна тебе сказать: как мне ни жаль Бентона – он был слабаком. В нем тоже не было жизненных сил. Нисколечко. В нем не хватало стержня. Ха! В ваших отношениях ты играла роль мужика, мисс доктор-юрист-начальница. Я говорила тебе раньше и скажу еще раз: ты мужик с большими сиськами. Дуришь всех, потому что смотришься такой элегантной в своих шмотках от Ральфа Лорена и шикарной машине. Думаешь, ты чертовски сексуальная со своей большой грудью. Из-за тебя я всегда считала, что со мной не все в порядке, а ты смеялась надо мной, когда я заказывала большие лифчики и прочие приспособления. Помнишь, что сказала мама? Она показала мне фотографию волосатой мужской руки и заявила: "Вот что увеличивает размер женской груди".
   – Ты пьяна, – заметила я.
   – Мы были подростками, и ты надо мной смеялась.
   – Я никогда над тобой не смеялась.
   – Ты заставляла меня чувствовать себя глупой и некрасивой. А у тебя были светлые волосы и грудь, и все ребята говорили только о тебе. Особенно потому, что ты была умненькой. Да, ты всегда считала себя умнее всех, так как мне ставили хорошие оценки только по английскому.
   – Прекрати, Дороти.
   – Ненавижу тебя.
   – Ты не права, Дороти.
   – Но ты меня не обманешь. О нет.
   Она качала головой из стороны в сторону, потрясая пальцем у моего лица.
   – О нет. Ты не сможешь меня обмануть. Я всегда знала правду о тебе.
   Я остановилась напротив гостиницы "Беркли", но она этого не замечала. Дороти кричала, по ее лицу бежали слезы.
   – Ты тайная лесбиянка, – с ненавистью произнесла он. – И превратила в лесбиянку мою дочь! А теперь ее чуть не убили и она считает, что хуже меня на свете никого нет!
   – Почему бы тебе не подняться в номер и не поспать? – промолвила я.
   Дороти вытерла глаза, посмотрела в окно и удивилась, увидев гостиницу, словно она была космическим кораблем, неслышно спустившимся с небес.
   – Я не высаживаю тебя на полпути, Дороти. Но сейчас, считаю, нам лучше расстаться.
   Она шмыгнула носом, ее ярость исчезала на глазах, как огни фейерверка на темном небе.
   – Я провожу тебя в номер.
   Она покачала головой, беспомощно сложив руки на коленях, по печальному лицу поползли слезы.
   – Она не захотела меня видеть, – тихо-тихо прошептала сестра. – Как только я появилась из лифта в больнице, она посмотрела на меня как на гадкое существо.
   Из ресторана вышла группа людей. Я узнала спутников Дороти, сидевших с ней за одним столом. Они покачивались и слишком громко смеялись.
   – Люси всегда хотела быть похожей на тебя, Кей. Ты хоть имеешь представление, как это неприятно? – воскликнула Дороти. – Я ведь тоже женщина. Почему она не хочет быть похожей на меня?
   Неожиданно сестра обняла меня. Она плакала, уткнувшись мне в шею. Я пожалела, что не люблю ее. Но не смогла себя пересилить. Я никогда ее не любила.
   – Мне хочется, чтобы Люси обожала и меня! – пьяно воскликнула Дороти, поддавшись собственным чувствам и склонности к драматизму. – Хочу, чтобы мной тоже восхищались! И Люси гордилась мной, как гордится тобой! Хочу, чтобы она считала меня умной и сильной, чтобы все поворачивались и смотрели на меня, когда я вхожу в комнату. Хочу, чтобы она говорила обо мне так, как говорит о тебе! Чтобы спрашивала у меня совета и стремилась походить на меня.
   Я включила скорость и подъехала к входу гостиницы.
   – Дороти, ты самая эгоистичная женщина, которую я знаю.

Глава 30

   К тому времени как я добралась домой, было почти девять часов, и я переживала за Дороти, думая, что зря оставила ее в гостинице. Я бы нисколько не удивилась, если бы узнала, что она немедленно вернулась в ресторан через дорогу. Возможно, там остались мужчины, которых она могла бы развлечь.
   Я проверила телефонные сообщения, негодуя каждый раз, когда кто-то молча вешал трубку. Таких звонков оказалось семь, при этом номер звонившего не определялся. Репортеры не любили оставлять сообщений, даже в моем офисе, потому что в этом случае я не могла им перезвонить. Услышала, как у крыльца хлопнула дверца автомобиля, и подумала было, что это Дороти, но когда подошла проверить, увидела отъезжающее такси и Люси, нажимающую кнопку звонка.
   У нее с собой были чемоданчик и большая сумка, которые она бросила в прихожей. Люси захлопнула дверь и даже не подошла ко мне. На ее левой щеке расплылся один багровый синяк, несколько синяков поменьше уже пожелтели по краям. Мне приходилось видеть достаточно травм подобного рода, и я поняла, что ее били.
   – Ненавижу ее, – начала Люси, свирепо глядя на меня, словно я была во всем виновата. – Кто ее сюда звал? Ты?
   – Ты прекрасно знаешь, что я не сделаю ничего подобного. Заходи. Давай поговорим. Нам нужно многое сказать друг другу. Господи, я уже начала думать, что больше никогда тебя не увижу.
   Я усадила ее перед камином и подбросила в очаг еще одно полено. Люси ужасно выглядела: под глазами темные круги, джинсы и свитер свободно висели, рыжевато-каштановые волосы закрывали лицо. Она закинула ногу на кофейный столик. Застежка-липучка затрещала, когда она начала снимать кобуру с лодыжки.