Корнуэлл Патриция. Черная метка

   – Каждый имеет право переживать в одиночестве, – спокойно проговорил он. – Никто не ждал, что вы сразу же включитесь в работу. Я бы не смог этого сделать, точно. Мне едва удалось прийти в себя после развода.
   – Я не переживаю в одиночестве, Джек. И я полностью включилась в работу. Это мое личное горе и ничего более.
   Он долго смотрел мне в глаза, выдерживая паузу и не веря тому, что я сказала.
   – Если бы все было так просто, – наконец произнес он.
   – Я никогда не говорила, что это просто. Иногда утром мне приходится заставлять себя встать с постели. Но я не могу позволить, чтобы личные проблемы служили помехой работе.
   – Честно говоря, я не представлял, что делать, и поэтому чувствовал себя отвратительно, – признался доктор Филдинг. – Не понимал, как помочь вам пережить его смерть. Знал, как вы его любили. Несколько раз хотел пригласить вас на ужин, но, как известно, у меня собственные проблемы. Поэтому полагал, что вряд ли сумею чем-то помочь, кроме как взять на себя как можно больше вашей рабочей нагрузки.
   – Вы отвечали на звонки, когда родственники хотели говорить со мной? – спросила я откровенно.
   – Это нетрудно, – заметил Филдинг, – это самое меньшее, что я мог для вас сделать.
   – Боже мой, – простонала я, обхватив голову руками. – Не могу поверить.
   – Я просто хотел...
   – Джек, меня всегда можно найти на работе за исключением тех дней, когда я даю показания в суде. Почему мои звонки перенаправлялись вам? Меня никто не ставил в известность.
   Теперь смутился Филдинг.
   – Разве вы не понимаете, как бы глупо я выглядела, отказываясь отвечать на вопросы опечаленных, скорбящих родственников?
   – Я просто думал, что...
   – Это какой-то бред! – воскликнула я, начиная злиться. – Если бы вела себя подобным образом, я была бы недостойна своего места. Мне следовало бы уволиться! Как я могу не сопереживать потерям других людей? Как могу не чувствовать их горе, не выслушать вопросы, стараясь облегчить боль, и не сделать все возможное, чтобы отправить на электрический стул ублюдка, по вине которого они страдают?
   Я готова была заплакать. Голос дрожал.
   – Черт возьми, по-моему, нам надо вернуть публичные повешения.
   Филдинг оглянулся на закрытую дверь, словно боялся, что меня могут услышать. Я глубоко вздохнула и начала понемногу успокаиваться.
   – Как давно это продолжается? – спросила я. – Сколько раз вы отвечали на мои звонки?
   – Последнее время их было много, – неохотно признался он.
   – Много – это сколько?
   – Возможно, в каждом втором законченном деле за последние два месяца.
   – Этого не может быть, – возразила я.
   Он промолчал, а я чем дольше думала над его словами, тем больше уверялась в его правоте. Последнее время родственники обращались не так часто, как раньше, но я не обращала на это внимания, потому что подобные звонки не отличались регулярностью, их невозможно было предсказать. Некоторые хотели услышать все подробности. Другие звонили, чтобы дать выход гневу. Некоторые вообще ничего не хотели знать.
   – Тогда следует предположить, что на меня поступали жалобы, – сказала я.
   Родственники считали меня высокомерной и бесчувственной. И я их не виню.
   – Некоторые жаловались.
   По выражению его лица можно было видеть, что жалоб было немало. Я не сомневалась, что некоторые люди написали обо всем губернатору.
   – Кто переводил вам эти звонки? – спросила я сухо, боясь, что, как только выйду из библиотеки, начну крушить все на своем пути, как разъяренный торнадо.
   – Доктор Скарпетта, нет ничего необычного в том, что вы не хотите обсуждать с родственниками некоторые мучительные для вас вопросы... мне это казалось разумным. Большинство звонивших надеялись просто услышать голос врача, поэтому, если меня не было на месте, отвечали Джил или Беннет, – пояснил Филдинг, имея в виду двух моих врачей. – Проблемы возникали в том случае, когда мы были в отъезде, а Дэну или Эми не удавалось уладить все сложности.
   Дэн Чонг и Эми Форбс работали у нас посменно практикующими интернами. Их ни в коем случае не следовало и близко подпускать к членам семей покойных.
   – Только не это, – простонала я, закрыв глаза и представляя себе кошмарные сцены.
   – В основном это случалось после окончания рабочего дня, – сказал он.
   – Кто переводил на вас звонки, когда я присутствовала? – повторила я, на этот раз тверже.
   Филдинг вздохнул. Он казался хмурым и озабоченным, как никогда.
   – Отвечайте, – настаивала я.
   – Роза.

Глава 15

   Роза застегнула пальто и уже накинула на шею шарф, когда я вошла к ней без нескольких минут шесть. Как обычно, она задерживалась. Иногда мне приходилось заставлять ее уходить домой в конце дня, и если раньше ее преданность производила на меня впечатление и трогала, то сейчас я чувствовала беспокойство.
   – Я провожу вас до машины, – предложила я.
   – О, не стоит. Я прекрасно дойду одна.
   Ее лицо сморщилось, пальцы затеребили лайковые перчатки. Она поняла, что я хочу поговорить с ней на тему, которая ей не понравится, и мне показалось, Роза догадывалась, о чем пойдет разговор. Мы молча пошли по покрытому ковром коридору, почти физически ощущая неловкость.
   На душе было тревожно. Я не знала, сердилась ли я или ощущала подавленность. Что еще Роза могла скрывать от меня? – размышляла я. Была ли ее фанатичная преданность выражением собственничества, которое я не распознала? Считала ли она, что я принадлежу только ей?
   – Люси, наверное, не звонила? – поинтересовалась я, когда мы вышли в пустой холл, отделанный мрамором.
   – Нет, – ответила Роза. – Я несколько раз сама пыталась ей дозвониться.
   – Она получила цветы?
   – О да.
   Нам помахал ночной охранник.
   – На улице холодно! Где ваше пальто? – спросил он меня.
   – Ничего, не замерзну, – улыбнулась я и обратилась к Розе: – Люси их видела?
   Она с недоумением посмотрела на меня.
   – Цветы, – пояснила я. – Люси их видела?
   – О да, – повторила мой секретарь. – Ее начальник сказал, что она пришла, увидела цветы и прочитала карточку, а после этого коллеги дразнили ее, расспрашивая о поклоннике, приславшем букет.
   – Вероятно, вы не знаете, взяла ли Люси их домой?
   Роза оглянулась, когда мы выходили из здания на темную пустую автостоянку. Она выглядела старой и опечаленной, и я не могла понять, почему на ее глазах блестели слезы – то ли из-за меня, то ли от холодного ветра.
   – Не знаю, – ответила она.
   – Мои разбежавшиеся войска, – пробормотала я.
   Роза подняла воротник и уткнула подбородок в шарф.
   – Это началось, – сказала я, – когда Кэрри Гризен убила Бентона. С ним умерли все мы. Не так ли, Роза?
   – Конечно, смерть Бентона страшно повлияла на нас всех. Я не представляла, чем могу вам помочь, но я старалась. – Она искоса взглянула на меня, кутаясь от холода в пальто. – Старалась помогать изо всех сил и помогаю до сих пор.
   – Все разбежались, – тихо повторила я. – Люси на меня сердится, а когда это происходит, она всегда делает одно и то же – выбрасывает меня из своей жизни. Марино больше не детектив. А теперь я узнаю, что вы без моего ведома переключали звонки на Джека. Родственники погибших людей не могли поговорить со мной. Зачем вы это делали, Роза?
   Мы подошли к ее синей "хонде". Зазвенели ключи, которые она достала из сумочки.
   – Интересно, – заметила она, – я как раз собиралась поговорить о вашем рабочем графике. Вы читаете в институте больше лекций, чем обычно, и когда я составляла расписание на следующий месяц, поняла, что вы страшно перегружены. Мне следовало подойти к вам раньше, чтобы не допустить такого.
   – Сейчас это меньше всего меня беспокоит! – отрезала я, стараясь не показать, что я расстроена. – Почему вы так со мной поступили? – спросила я, не имея в виду рабочий график. – Вы не соединяли меня, когда звонили родственники. Вы оскорбили меня как человека и как специалиста.
   Роза открыла дверцу и завела машину, включив печку, чтобы не замерзнуть в одинокой поездке домой.
   – Я делаю то, что вы мне приказали, доктор Скарпетта, – наконец ответила она. От ее дыхания шел пар.
   – Никогда не приказывала ничего подобного и не собираюсь этого делать в будущем! – воскликнула я, не веря собственным ушам. – И вы это знаете. Вам известны мои принципы относительно общения с родственниками погибших.
   Разумеется, она знала. За последние пять лет я избавилась от двух судебных патологоанатомов за бездушное отношение к людям.
   – Я это не придумала, – заявила Роза, вновь принимая привычный облик заботливой матери.
   – И когда же я вам будто бы это сказала?
   – Вы не сказали, а прислали по электронной почте. Это было в августе.
   – Я никогда не отправляла подобного письма. Оно осталось у вас?
   – Нет, – с сожалением ответила Роза. – Обычно я не храню электронные письма. Мне они ни к чему. Я вообще жалею, что приходится с ними работать.
   – Что говорилось в сообщении, которое якобы пришло от меня?
   – Что мне следует оберегать вас от звонков родственников. Вам сейчас слишком трудно. Вы знаете, что я вас пойму. Или что-то в этом роде.
   – И вы приняли это как должное? – недоверчиво спросила я.
   Роза немного убавила тепло в машине.
   – Конечно, нет, – проговорила она. – Я сейчас же отправила вам письмо, где спрашивала, действительно ли вы хотите, чтобы я это делала. А вы написали – выполнять все, как приказано, и больше не обсуждать этот вопрос.
   – Никогда не получала от вас таких писем, – произнесла я.
   – Не знаю, что и сказать, – ответила Роза, пристегивая ремень безопасности. – А может, вы просто не помните? Я все время забываю про электронные письма. Говорю, что ничего подобного не писала, а потом обнаруживаю, что писала.
   – Нет, это невозможно.
   – Значит, кто-то подделывается под вас.
   – Что, были другие письма?
   – Не так много, – пробормотала Роза. – Время от времени, с благодарностями зато, что я вам помогаю. И еще кое-что...
   Она покопалась в памяти. Свет на стоянке делал машину темно-зеленой, а не синей. Лицо Розы находилось в тени, глаз не было видно. Она стучала пальцами в перчатках по рулевому колесу, а я ждала. Было холодно.
   – Вспомнила, – вдруг сказала она. – С вами хотел встретиться Вагнер, а вы написали, что не сможете, и просили ему сообщить об этом.
   – Что? – воскликнула я.
   – Это было в начале прошлой недели, – добавила Роза.
   – Опять электронное послание?
   – Иногда это единственный способ поймать человека. Его помощник отправил письмо мне, а я – вам, потому что вы были на каком-то судебном заседании. Вечером вы послали мне письмо – по-моему, из дома.
   – Это какое-то сумасшествие, – проговорила я, лихорадочно отыскивая объяснение и не находя ни одного.
   В нашем отделе у всех сотрудников были свои адреса электронной почты. Мой пароль был никому не известен, поэтому ни один человек не мог отправить письмо от моего имени. Роза думала то же самое.
   – Не знаю, как такое могло случиться, – сказала она, но потом воскликнула: – Погодите-ка! Рут устанавливала Интернет на каждый компьютер в отделе.
   Рут Уилсон работала у меня системным администратором.
   – Конечно. Для этого она должна знать мой пароль, – продолжила я мысль. – Но она не может сделать ничего подобного.
   – Никогда в жизни, – согласилась Роза. – Но Рут должна была где-то записать все пароли. Ведь их невозможно запомнить.
   – Надо полагать, так и есть.
   – Почему бы вам не сесть в машину, прежде чем совсем окоченеете? – предложила она.
   – Поезжайте домой и отдохните. Я собираюсь сделать то же самое.
   – Так я и поверила, – упрекнула меня Роза. – Сейчас вы вернетесь на работу и попытаетесь во всем разобраться.
   Она меня знала. Когда Роза отъехала, я вернулась в здание, удивляясь, как могла быть такой глупой и выйти на улицу без пальто. Я промерзла до костей. Охранник покачал головой.
   – Нужно одеваться теплее, доктор Скарпетта!
   – Вы абсолютно правы, – призналась я.
   Я вставила магнитный ключ в замок, и первые стеклянные двери, открывшись, щелкнули. Потом я открыла двери, ведущие в крыло, которое занимал мой отдел. Внутри царила абсолютная тишина. Я вошла в кабинет Рут и немного постояла, оглядывая компьютеры, принтеры и карту на одном из экранов, показывающую состояние интернет-подключений нашего отдела.
   Пол около ее стола представлял собой густое сплетение кабелей, повсюду были разбросаны распечатки с листингами программ, в которых я ничего не понимала. Я осмотрела забитые книжные полки. Подошла к конторским шкафам и попробовала открыть ящики. Все были заперты.
   – Молодец, Рут, – похвалила я.
   Вернувшись в свой кабинет, я набрала ее номер телефона.
   – Алло, – ответила Рут.
   Ее голос показался мне усталым. В комнате кричал ребенок, муж что-то громко говорил о сковородке.
   – Простите, что беспокою вас дома, – извинилась я.
   – Доктор Скарпетта, – удивленно произнесла она. – Вы меня не беспокоите. Фрэнк, ты можешь отнести ее в другую комнату?
   – У меня только один вопрос, – сказала я. – Где вы храните пароли к Интернету?
   – Что-нибудь случилось? – быстро спросила она.
   – Похоже, что кто-то знает мой пароль и выступает в Интернете от моего имени, – не пытаясь смягчить фразу, объяснила я. – Мне нужно знать, как посторонний мог получить доступ к моему паролю. Как вообще можно узнать чужой пароль?
   – Никак, – испуганно ответила она. – Вы уверены?
   – Да.
   – Вы никому не говорили его? – спросила Рут.
   Я на мгновение задумалась. Даже Люси не знала мой пароль. Но он был ей не нужен.
   – Не могу представить, кто, кроме вас, может его знать.
   – Вы же понимаете, что я никому не сообщаю пароли.
   – Понимаю, – сказала я, и это было правдой.
   Прежде всего Рут ни в коем случае не будет так рисковать работой.
   – Я храню все адреса и пароли в компьютерном файле, к которому никто не сможет получить доступ.
   – А на бумаге?
   – В папке в шкафу, который я запираю.
   – Всегда?
   Она помедлила, потом произнесла:
   – Ну, не всегда. Я запираю его, уходя с работы, но, как правило, шкаф открыт, если я ненадолго отлучаюсь. Но большую часть времени я провожу в кабинете. Выхожу только выпить кофе и пообедать в комнате отдыха.
   – Как называется этот файл? – спросила я, в то время как параноидальный страх рос, как кучевые облака.
   – "Электронная почта", – ответила она, зная, как я отнесусь к подобному названию файла. – Доктор Скарпетта, у меня на диске тысячи файлов с текстами программ, обновлениями, исправлениями, обзорами новых продуктов и всякой всячиной. Если я не буду присваивать им достаточно ясные имена, то не смогу найти быстро нужной информации.
   – Понимаю, – сказала я. – У меня те же проблемы.
   – Я сменю ваш пароль, как только приду на работу.
   – Это хорошая мысль. Кроме того, Рут, давайте не будем хранить пароль там, где его может найти любой. Не в этом файле, ладно?
   – Надеюсь, мне ничего за это не будет, – проговорила она неловко под неумолкающий крик ребенка.
   – Вам нет, но кому-то сильно достанется, – пообещала я. – И возможно, вы поможете выяснить, кто это будет.
   Мне не понадобилось сильно напрягать интуицию, чтобы немедленно подумать о Раффине. Он был умным парнем и явно не любил меня. Рут, как правило, закрывала дверь своего кабинета, чтобы ей не мешали сосредоточиться. Думаю, для Раффина не составило бы труда проникнуть в кабинет, пока она обедала в комнате отдыха.
   – Этот разговор должен остаться между нами, – сказала я. – Не говорите даже друзьям и мужу.
   – Можете на меня положиться.
   – Какой пароль у Чака?
   – R-O-O-S-T-R. Я хорошо запомнила, потому что рассердилась, когда он стал слишком настаивать. Его адрес, как вы знаете, – C-H-U-K-O-C-M-E, то есть "Чак из офиса судебно-медицинского эксперта".
   – А что, если я нахожусь в Интернете, а в это время под моим именем туда пытается войти кто-то другой?
   – Его выкинут из системы и заявят, что под этим именем уже работает другой пользователь. Появится сообщение об ошибке и предупреждение. Однако это не так в обратном случае. Если, скажем, в Сети работает злоумышленник, а вы хотите войти в Интернет, то хотя и выводится сообщение об ошибке, вы не получаете предупреждения о том, что кто-то уже зарегистрировался с вашим паролем.
   – Значит, если кто-то хочет зарегистрироваться, когда я нахожусь в Интернете, я не узнаю об этом?
   – Совершенно верно.
   – У Чака есть домашний компьютер?
   – Однажды он спросил меня, какой компьютер можно купить за умеренную цену, и я посоветовала один магазин распродаж.
   – Какой?
   – "Компьютерные товары для бережливых". Его хозяин – мой знакомый.
   – Вы сможете позвонить ему домой и узнать, покупал ли у него Чак?
   – Могу попробовать.
   – Я еще побуду в отделе.
   Я вывела на экран меню и нашла значок подключения к Интернету. Вошла в Сеть без проблем, а это означало, что злоумышленник в настоящий момент не сидит под моим именем в Интернете. У меня было искушение зарегистрироваться под именем Раффина, чтобы узнать, с кем он общался в Сети и что он затевает, но не стала этого делать. Меня пугала сама мысль о взломе чужого почтового ящика.
   Я послала по пейджеру сообщение Мари но, а когда он позвонил, объяснила ситуацию и спросила, что я, по его мнению, должна делать.
   – Черт побери, – ответил он не задумываясь, – на твоем месте я бы все выяснил. Всегда говорил, что не стоит доверять этому паршивцу. И знаешь, что еще, док? Как ты узнаешь, не удалял ли он письма из твоего почтового ящика и не отправлял ли сообщения другим людям, кроме Розы?
   – Ты прав, – признала я, взбешенная этой мыслью. – Расскажу, что удалось сделать.
   Через несколько минут позвонила взволнованная Рут.
   – В прошлом месяце он купил компьютер и принтер, – сообщила она. – За шестьсот долларов. В компьютере был встроенный модем.
   – А программы для подключения к Интернету в отделе есть?
   – Сколько угодно. Если Чак не приобрел собственное подключение, он определенно мог воспользоваться нашим.
   – Мы можем столкнуться с очень серьезной проблемой. Очень важно, чтобы вы молчали об этом, – еще раз напомнила я.
   – Мне никогда не нравился Чак.
   – Другим тоже не рассказывайте, – предупредила я Рут.
   Повесив трубку, надела пальто и пожалела Розу. Я была уверена, что она переживает. Не удивлюсь, если узнаю, что она плакала всю дорогу до дома. У нее был твердый характер, она редко выражала свои чувства, и я знала, Роза огорчится, если будет думать, что причинила мне боль. Я вышла на стоянку. Мне хотелось, чтобы Роза не чувствовала себя виноватой; кроме того, мне нужна была ее помощь. Электронная почта Чака подождет.
   Розе надоело управляться с домом, и она переехала в квартиру в Уэст-Энде на Гроув-авеню, недалеко от кафе "Дю Жур", где я иногда завтракала по воскресеньям. Роза жила в старом трехэтажном здании из темно-красного кирпича, расположенном в тени дубов. Это был относительно безопасный район города, но я всегда осматривалась, прежде чем выйти из машины. Когда припарковалась рядом с "хондой" Розы, заметила темный "форд-таурус", стоявший за несколько автомобилей от меня.
   Двигатель не работал, фары были выключены, но в нем кто-то сидел. Я знала, что большинство служебных полицейских машин были "таурусами", и удивилась, по какой причине и кого мог караулить коп в темном холодном автомобиле. Возможно, человек в машине просто ждал, пока кто-то спустится, чтобы уехать, но обычно это не делается с погашенными фарами и выключенным двигателем.
   Я почувствовала, что за мной наблюдают, поэтому достала из сумочки свой семизарядный револьвер "смит-вессон" и опустила его в карман пальто. Проходя по тротуару мимо "тауруса", я прочитала номерной знак на переднем бампере и запомнила его, спиной ощущая взгляд человека за рулем.
   В квартиру Розы на третьем этаже можно было попасть только по лестнице, тускло освещенной единственной лампочкой в каждом пролете. Я тревожилась. Через каждые несколько шагов останавливалась, чтобы проверить, не идет ли кто за мной. Но никого не было. Роза повесила на дверь свежий рождественский венок, и его благоухание вызывало приятные ощущения. За дверью слышалась музыка Генделя. Я вынула из сумки ручку и блокнот и записала номер машины. Потом нажала на звонок.
   – Боже мой! – воскликнула Роза. – Что привело вас ко мне? Заходите. Какой приятный сюрприз.
   – Вы посмотрели в глазок, прежде чем открыть дверь? – спросила я. – По крайней мере спросили бы кто.
   Она рассмеялась. Она всегда подшучивала над моей осторожностью, которая, по мнению ее и большинства наших знакомых, была чрезмерной, потому что они не жили моей жизнью.
   – Пришли, чтобы проверить мои меры предосторожности? – поддразнила она меня.
   – Возможно, мне придется это сделать.
   Мебель в квартире Розы отличалась теплыми тонами и была тщательно отполирована, и хотя я не могла назвать ее вкус утонченным, обстановка казалась почти безупречной. На красивом паркете, который в наше время стал редкостью, лежали разноцветные восточные коврики. Газовый камин был включен, на подоконнике горели электрические свечи. Окна выходили на зеленую лужайку, судя по всему, используемую в теплую погоду для пикников.
   Роза села в кресло, а я устроилась на кушетке. Мне дважды приходилось бывать у нее, поэтому сейчас странно было ощущать отсутствие домашних животных. Я знала, что двух подобранных грейхаундов она отдала дочери, потому что в этом доме не разрешалось держать собак, а кошка умерла. В квартире оставался только аквариум со скромным количеством гуппи, золотых рыбок и моллинезий, беспрестанно двигавшихся между растений.
   – Я знаю, что вы скучаете по собакам, – сказала я, не упоминая о кошках, так как не любила их. Когда-нибудь я заведу грейхаунда. Моя проблема в том, что мне хочется спасти их всех.
   Я вспомнила ее найденышей. Бедняги не позволяли дотрагиваться до своих ушей, так как были искалечены тренерами, и это было лишь частью того, что им пришлось пережить, выступая на собачьих бегах. В глазах Розы заблестели слезинки, она отвернулась от меня и потерла колени.
   – Этот холод плохо действует на мои суставы, – кашлянув, заметила она. – Собаки были уже старые. Но хорошо, что их забрала Лорел. Я не переживу смерти еще одной. Мне хотелось бы, чтобы вы тоже взяли себе собаку; чтобы каждый хороший человек взял себе такую собаку.
   Каждый год тренеры усыпляют сотни борзых, когда те больше не могут выступать на беговой дорожке. Я беспокойно заерзала на кушетке. В жизни очень много несправедливости.
   – Заварить вам женьшеневый чай, который достает мне Саймон? – Она имела в виду своего любимого парикмахера. – Может, что-нибудь покрепче?
   – Я не могу оставаться долго. Просто хотела заехать и убедиться, что с вами все в порядке.
   – Ну конечно, все в порядке, – ответила Роза, словно в мире не было ни одной причины для беспокойства.
   Я молчала, а Роза смотрела на меня, ожидая, пока я объясню, почему пришла.
   – Я разговаривала с Рут, – сказала я. – У нас появились первые зацепки и подозрения...
   – Которые наверняка ведут прямо к Чаку, – заявила Роза, кивнув. – Я всегда считала его паршивой овцой. Он избегает меня как чумы, потому что знает: я вижу его насквозь. Скорее ад превратится в рай, чем такой, как он, сумеет меня очаровать.
   – Вас никто не сможет очаровать, – сказала я. Послышались звуки "Мессии" Генделя, и на сердце легла печаль.
   Роза пристально посмотрела на меня. Она знала, каким тяжелым для меня выдалось последнее Рождество. Я провела его в Майами, где старалась забыть о празднике. Но невозможно было убежать от музыки и света, даже если бы я очутилась на Кубе.
   – Что вы собираетесь делать в праздники? – спросила она.
   – Может быть, поеду на Запад. Если пойдет снег, будет полегче, но я не могу выносить серое небо. Ричмондская погода: дожди и холодные штормы. Знаете, когда я сюда переехала, раз или два за зиму ложился хороший снег.
   Я представила белые ветви деревьев и снег, падающий на ветровое стекло, пока я добиралась на работу, хотя все остальные государственные организации были закрыты. Снег и тропическое солнце служили для меня антидепрессантами.
   – Очень рада, что вы заехали меня проведать, – проговорила моя секретарша, вставая с темно-синего кресла. – Однако вы слишком обо мне беспокоитесь.
   Она вышла на кухню, и я услышала, как хлопнула дверца холодильника. Роза вернулась в гостиную и протянула пластиковый замороженный контейнер.
   – Мой овощной суп, – сказала она. – То, что нужно на сегодняшний вечер.
   – Не представляете, насколько нужно, – ответила я с неподдельной благодарностью. – Сейчас же поеду домой и разогрею.
   – Ну а что вы думаете делать с Чаком? – спросила она очень серьезно.
   Я заколебалась. Мне не хотелось произносить следующую фразу.
   – Роза, он говорит, что вы моя доносчица.
   – Ну и что? Так оно и есть.
   – Мне нужно, чтобы вы сделали все возможное и узнали, что он затевает, – продолжала я.
   – Этот щенок хочет нам навредить! – воскликнула Роза, хотя я редко слышала, чтобы она ругалась.
   – Нам нужны улики. Вы же знаете законы. Легче пройти по воде, чем кого-нибудь уволить. Но он проиграет.
   Она не ответила сразу. Помолчав, сказала:
   – Для начала его нельзя недооценивать. Чак не так умен, как хочет показаться, но и не дурак. У него достаточно времени, чтобы обдумывать свои шаги. К сожалению, он знает ваши особенности лучше, чем кто-нибудь другой, лучше даже, чем я, потому что помогает вам в морге – избави меня Бог от этого. А это ваше поле деятельности. Именно там он может серьезно навредить.