– Господи Иисусе, – пробормотал Чонг.
   Форбс потеряла дар речи, потрясенно глядя на стол.
   – Прошу вас, – сказала я, вглядываясь в их лица. – Это не демонстрационное вскрытие, мы с Филдингом с ним справимся.
   Я начала осматривать труп через увеличительное стекло и собирать длинные тонкие дьявольские волосы.
   – Ему все равно, – бормотала я. – Его не побеспокоит, даже если мы все будем о нем знать.
   – Думаете, ему известно, что вы летали в Париж?
   – Если так, то не понимаю, как ему это удалось – ответила я. – Предположим, он поддерживает связь с семьей. А ей, наверное, известно все.
   Я вспомнила большой дом Шандонне, хрустальные люстры. Вспомнила, как набирала воду в Сене – возможно, в том самом месте, где убийца входил в реку с намерением излечиться. Вспомнила доктора Стван, надеясь, что она в безопасности.
   – У него и мозг потемневший. – Чонг вернулся к своей работе.
   – Да, у второго то же самое. Наверное, опять героин. Четвертый случай за шесть недель, и все только в городе.
   – Может ли это быть одна партия наркотика, доктор Скарпетта? – окликнул меня Чонг со своего места, как будто это был обычный день и я работала над обычным телом. – Та же татуировка: саморучно выколотый прямоугольник на перепонке левой ладони. Судя по всему, было чертовски больно. Одна банда?
   – Сфотографируйте ее, – попросила я.
   У Брей имелось несколько отличительных повреждений, особенно на лбу и левой щеке, где сокрушительные удары разорвали кожу, и бороздчатые ссадины слева, которые я вначале не заметила.
   – Может быть, резьба на трубе? – высказал предположение Филдинг.
   – Не похоже на трубу, – ответила я.
   Внешнее изучение трупа Брей заняло еще два часа, в течение которых мы с Филдингом скрупулезно измеряли, зарисовывали и фотографировали каждую рану. Кости лица раздроблены, мышечная ткань разорвана на костных выступах. Зубы сломаны. Некоторые выбиты с такой силой, что застряли в гортани. Губы, уши и мягкие ткани подбородка сорваны с кости; рентгеновский снимок обнаружил сотни переломов и перфорированных повреждений, особенно костей черепа.
   В семь часов вечера я принимала душ, и стекавшая вода была бледно-розовой от оставшейся на мне крови. Я чувствовала слабость и головокружение, поскольку не ела с раннего утра. В офисе никого не осталось, кроме меня. Я вышла из раздевалки, вытирая голову полотенцем, как вдруг из моего кабинета появился Марино. Я чуть не закричала. Положила руку на грудь, чтобы остановить приток адреналина.
   – Как ты меня напугал! – воскликнула я.
   – Я не хотел. – Он выглядел мрачным.
   – Как ты попал сюда?
   – Пропустил ночной охранник. Мы приятели. Хотел тебя проводить на всякий случай. Знал, что ты еще не ушла.
   Я провела пальцами по мокрым волосам и направилась к себе в кабинет. Марино последовал за мной. Я повесила полотенце на спинку кресла и стала собирать все, что хотела забрать с собой домой. Заметила лабораторные отчеты, которые Роза оставила на моем столе. Отпечатки пальцев, найденные на корзине в контейнере, соответствовали отпечаткам мертвеца.
   – Нам это ни черта не дает, – сказал Марино.
   Кроме того, здесь же лежал отчет об анализе ДНК с запиской от Джейми Куна. Он применил краткую тандемную дупликацию и уже получил результаты.
   – "...найден профиль... напоминающий... с очень небольшими отличиями, – пробежала я глазами без особенной надежды, вслух читая записку. – ...соответствует донору биологического образца... близкий родственник..."
   Я посмотрела на Марино.
   – Короче говоря, ДНК неизвестного мужчины и убийцы согласуются так тесно, что их можно считать родственниками. И все.
   – Согласуются, – с отвращением произнес Марино. – Ненавижу все эти научные словечки о согласованиях! Два козла оказались братьями.
   Я в этом не сомневалась.
   – Чтобы доказать это, нам нужны образцы крови родителей, – сказала я.
   – Давай позвоним и спросим, нельзя ли заехать в гости, – цинично предложил Марино. – Славные детишки Шандонне. Ура, мы их раскусили.
   Я бросила отчет на стол.
   – "Ура" – это правильно, – заметила я.
   – Кого это волнует?
   – Меня волнует, каким орудием он действовал.
   – Я весь вечер обзванивал эти аристократические усадьбы на реке, – сменил Марино тему. – Хорошие новости: похоже, что все на месте и никто не пропал. Плохие новости заключаются в том, что нам неизвестно, где он скрывается. А на улице минус три градуса. Он никак не может где-то гулять или спать под деревом.
   – Что насчет гостиниц?
   – Ни одного волосатого мужчины с французским акцентом или плохими зубами. Никто даже близко не подходит к описанию. А в дешевых мотелях недружелюбно разговаривают с полицейскими.
   Марино шел со мной по коридору и не спешил, словно его беспокоило еще что-то.
   – В чем проблема? – спросила я. – Не считая нам известных?
   – Вчера Люси должна была приехать в Вашингтон, док, чтобы появиться перед комиссией. Я пригласил четырех крутых парней, попросил ее консультировать и все такое прочее. А она хочет остаться здесь, пока не поправится Джо.
   Мы вышли на стоянку.
   – Всем все понятно, – продолжал он. Я начинала все больше тревожиться. – Но это не пройдет с директором бюро, когда он засучив рукава принимается за дело, а Люси не приходит на слушание.
   – Марино, я уверена, она их предупредила... – стала я защищать племянницу.
   – Ну да. Позвонила и пообещала, что приедет через несколько дней.
   – Они не могут подождать несколько дней? – удивилась я, открывая свою машину.
   – Вся чертова сцена была записана на видеопленку, – сказал он, когда я усаживалась в кожаное водительское кресло. – Они просматривают ее снова и снова.
   Я завела машину, и ночь вдруг показалась мне еще более темной, холодной и пустой.
   – У них масса вопросов. – Он засунул руки в карманы куртки.
   – О том, была ли стрельба правомерной? Разве спасение жизни Джо, ее собственной жизни не служит достаточным оправданием?
   – По-моему, вопросы возникают по поводу ее отношения, док. Ты знаешь это сама. Люси в любой момент готова ввязаться в драку. Это видно во всем, что она делает. Именно поэтому она чертовски хороша в работе. Но это может стать грандиозной проблемой, если такое отношение выйдет из-под контроля.
   – Садись в машину, чтобы не замерзнуть.
   – Я поеду за тобой до дома, а потом займусь своими делами. Люси будет у тебя?
   – Да.
   – Иначе я бы не оставил тебя одну, когда этот козел рыскает неизвестно где.
   – Что мне с ней делать? – спокойно спросила я.
   Я этого больше не знала. Чувствовала, что племянница отдаляется. Иногда я даже не была уверена, любит ли она меня.
   – Все дело в смерти Бентона, – сказал Марино. – Конечно, она злится на свою жизнь и регулярно съезжает с катушек. Может, тебе нужно показать ей отчет о вскрытии Бентона, поставить ее перед фактом, чтобы она больше себя не мучила и не загоняла в могилу.
   – Я не сделаю этого, – покачала головой я, почувствовав прежнюю боль, но не такую острую.
   – Господи, как холодно. И близится полнолуние, которое сейчас совсем не к месту.
   – Полнолуние означает, что, если Оборотень попытается убить, его будет легче увидеть, – возразила я.
   – Давай провожу тебя.
   – Не нужно, доеду сама.
   – Ладно, позвони, если Люси не окажется дома. Тебя нельзя оставлять одну.
   Направляясь домой, я почувствовала себя как Роза. Теперь я точно знала, о чем она говорила, когда утверждала, что не хочет быть заложницей страха, старости или печали. Не хочет быть заложницей никого и ничего. Я почти доехала до своего района, когда решила свернуть на Уэст-Броуд-стрит и зайти в "Приятные мелочи". Это был старый хозяйственный магазин, который с годами разросся и предлагал больше, чем обычные инструменты и садовые принадлежности.
   Я никогда не заезжала сюда раньше семи вечера, когда магазин посещали в основном мужчины, которые бродили между полок с товарами с видом детей, жаждущих игрушек. На стоянке было много машин, грузовичков и фургонов. Я торопливо прошла мимо выставленной садовой мебели и нескончаемых прилавков с электроинструментами. На видном месте, с объявлением о сезонной распродаже, были выложены луковицы весенних цветов, рядом стояла пирамида банок с синей и белой краской.
   Я не знала, какой инструмент искать, хотя подозревала, что Брей была убита чем-то вроде садовой мотыги или молотка. Я ходила между рядами, осматривая все полки подряд – с гвоздями, шурупами, зажимами, крюками с резьбой, дверными петлями, засовами и замками. Шла мимо километровых прилавков с веревками, шнурами, проводами и оборудованием для водопроводных систем. Я не увидела ничего, что привлекло бы внимание. В арматурном и слесарном отделах тоже ничего не нашла.
   Трубы не подходили, так как резьба была недостаточно широкой или редкой, чтобы оставить бороздчатые следы, которые мы нашли на матрасе Брей. Инструменты для монтажа шин даже близко не напоминали то, что я искала. Я почти отчаялась, но подходя к строительному отделу, заметила инструмент, висящий на отдаленном стенде, и сердце сильно забилось.
   Он выглядел как маленькая черная железная кирка с рукояткой, обмотанной по спирали резиной. Я подошла и взяла его в руки. Он был тяжелым, заостренным с одного конца, другой конец напоминал стамеску. На ярлычке говорилось, что это обрубочный молоток, и стоил он шесть долларов девяносто пять центов.
   Молодой человек, пробивший чек, не имел представления, для чего предназначался обрубочный молоток.
   – В магазине есть человек, который может мне помочь? – спросила я.
   По внутренней связи он попросил помощника менеджера по имени Джули подойти к кассе. Она появилась сразу же, но казалась слишком хорошо и аккуратно одетой, чтобы разбираться в инструментах.
   – Им можно отбивать окалину при сварке, – сообщила она. – Но чаще всего его используют в строительстве, при кладке кирпичных или каменных стен. Это универсальный инструмент, как вы уже, наверное, поняли по его виду. А оранжевая метка на ярлыке означает, что он продается со скидкой десять процентов.
   – Значит, его можно найти в любом месте, где работают каменщики? Но раньше я его не замечала, – призналась я.
   – Вы вполне можете не знать о нем, если не работаете каменщиком или сварщиком.
   Я купила обрубочный молоток с десятипроцентной скидкой и отправилась домой. Когда я подъехала, увидела, что Люси не было. Я подумала – может, она в больнице, забирает Джо. Откуда-то надвигалась громада облаков. Похоже, собирался пойти снег. Я поставила машину в гараж и вошла в дом, направившись сразу в кухню. Положила в микроволновку оттаивать пакет куриных грудок.
   Обмазала кетчупом обрубочный молоток, обращая особое внимание на спиральную рукоятку, потом положила и обжала белой наволочкой. Узор следов знакомый. Побила куриные грудки обоими концами зловещего черного инструмента и сразу узнала форму вмятин. Я позвонила Марино. Его не было дома, и я вызвала его по пейджеру. Он не откликался минут пятнадцать. К этому времени мои нервы были на пределе.
   – Извини, – сказал он. – В телефоне села батарейка, и мне пришлось искать телефонную будку.
   – Ты где?
   – Езжу вокруг. Мы подняли в воздух полицейский планер, он кружит над рекой, освещая берега прожектором. Может, глаза этого ублюдка горят в темноте, как собачьи. Ты смотрела на небо? Черт побери, обещают шесть дюймов снега. Он уже пошел.
   – Марино, Брей убили обрубочным молотком, – сообщила я.
   – Это еще что такое?
   – Им работают каменщики. Ты знаешь о каком-нибудь строительстве вдоль реки, где кладут кирпичные или каменные стены? Вдруг он живет там и украл молоток со стройки.
   – Где ты нашла обрубочный молоток? Я думал, что ты едешь домой. Терпеть не могу, когда ты так себя ведешь.
   – Я дома, – торопливо произнесла я. – И он, возможно, тоже – прямо сейчас. Может быть, где-то мостят дорогу или ставят стену.
   Марино помолчал.
   – Интересно, используют ли эту штуку, когда кладут шифер на крышу? Недалеко от Виндзор-фармз у самой реки стоит старый большой дом. Его кроют новым шифером.
   – Там кто-нибудь живет?
   – Не думаю, поскольку там весь день ползают строители. Наверное, его выставили на продажу.
   – Оборотень может прятаться внутри и выползать вечером, когда уходят строители, – сказала я. – Сигнализация может быть отключена из-за строительства.
   – Еду.
   – Марино, прошу тебя, не езди туда один.
   – По всей округе кишат люди из БАТ.
   Я разожгла в камине огонь, а когда вышла, чтобы принести дров, валил сильный снег, луна едва была видна за низкими облаками. Я набрала поленьев в одну руку, крепко сжимая в другой свой "глок", внимательно всматриваясь в тени и прислушиваясь к каждому звуку. Ночь ощетинилась страхом. Я поспешила в дом и включила сигнализацию.
   Я работала над схемами в большой комнате, где языки пламени лизали закопченную горловину дымохода. Пыталась сообразить, как убийце удалось завлечь Брей в заднюю часть дома, в спальню, не нанеся ей ни одного удара. Хотя Брей последние годы работала администратором, она все же получила полицейскую выучку. Каким образом убийца смог так легко с ней справиться? По телевизору каждые полчаса передавали местные новости.
   Так называемому Оборотню не понравилось бы то, что о нем говорили, если бы он, конечно, мог слушать радио или смотреть телевизор.
   – ...описывают как плотного мужчину ростом примерно шести футов, возможно, бритого наголо. По словам главного судмедэксперта, доктора Скарпетты, он может страдать редким заболеванием, вызывающим излишнее оволосение, а кроме того, иметь деформированные лицо и зубы.
   "Спасибо, Харрис, – подумала я. – Теперь он должен прийти ко мне".
   – ...призывают соблюдать крайнюю осторожность. Не открывайте дверь, пока не увидите, кто за ней стоит.
   Однако Харрис был прав водном: поднималась паника. Около десяти зазвонил телефон.
   – Привет, – сказала Люси. Ее голос наконец-то зазвучал намного бодрее.
   – Ты все еще в больнице? – спросила я.
   – Заканчиваем оформлять выписку. Видишь, какой снег? Падает сплошной стеной. Мы должны быть дома примерно через час.
   – Осторожнее веди машину. Позвони, когда будешь подъезжать: я выйду и помогу Джо подняться.
   Я подбросила пару поленьев в огонь и, несмотря на то что считала свой дом надежной крепостью, впервые ощутила страх. Попробовала отвлечься, сев смотреть старый фильм с Джимми Стюартом по кабельному телевидению и одновременно заполняя счета. Вспомнила Телли и опять упала духом, хотя была рассержена на него. Он действительно дал мне шанс, несмотря на противоречивость моего поведения. Но после того как я попыталась связаться с ним, он так и не побеспокоился перезвонить.
   Когда снова зазвонил телефон, я вскочила, и пачка счетов, лежавших на коленях, разлетелась по комнате.
   – Да?
   – Этот сукин сын действительно обитал там! – воскликнул Марино. – Но сейчас его нет. По всему дому разбросан мусор, обертки от еды и прочее дерьмо. И волосы на постели. От простыней воняет как от грязной мокрой собаки.
   Меня передернуло.
   – У реки работает спецгруппа по борьбе с наркотрафиком. Как только он нырнет в воду, он наш.
   – Марино, Люси везет Джо домой, – сказала я. – Она тоже в том районе.
   – Ты одна в доме? – взволнованно спросил он.
   – Я внутри, дом заперт, сигнализация включена, пистолет лежит на столе.
   – Оставайся на месте, слышишь?
   – Не беспокойся.
   – Единственная хорошая новость – идет сильный снег. Уже навалило три дюйма, а ты ведь знаешь, как снег освещает все вокруг. Сейчас для него не время появляться на улице.
   Я повесила трубку и стала переключать телевизор с канала на канал, но не нашла ничего интересного. Поднялась, пошла в кабинет, чтобы проверить электронную почту, но отвечать на письма не хотелось. Подняла к свету банку с формалином и стала вглядываться в маленькие желтые глаза, которые на самом деле были уменьшенными золотыми кружочками. Я ощутила острую тоску из-за того, что не спешила предпринимать верные шаги. И вот теперь убиты еще две женщины.
   Я поставила банку с формалином на кофейный столик в большой комнате. В одиннадцать включила Эн-би-си, чтобы посмотреть новости. Разумеется, говорили только о злодее, об Оборотне. Как только я переключилась на другой канал, сработала сигнализация, и я испуганно вздрогнула. Я вскочила, выронив из рук пульт дистанционного управления, и побежала в заднюю часть дома. Сердце колотилось. Я заперлась в спальне и схватила "глок", ожидая телефонного звонка. Он раздался через пару минут.
   – Зона шесть, дверь гаража, – сообщили мне. – Хотите, чтобы подъехала полиция?
   – Да! И немедленно!
   Я сидела на кровати и слушала бьющий по ушам зуммер сигнализации. Все время посматривала на монитор видеокамеры, потом поняла, что он не заработает, пока в дверь не позвонят полицейские. Но, как я хорошо знала, полицейские всегда стучат. У меня не было выбора, кроме как выключить сигнализацию и снова ее включить. Я ждала в такой тишине, что почти слышала, как падает снег.
   Десятью минутами спустя в дверь сильно постучали, и я поспешила в прихожую, в то время как голоса на крыльце громко повторяли:
   – Откройте, полиция!
   С огромным облегчением я положила пистолет на стол в столовой и спросила:
   – Кто там?
   Мне не хотелось ошибиться.
   – Полиция, мэм. У вас сработала сигнализация.
   Я открыла дверь, и вошли двое полицейских, отряхивавших на крыльце снег с ботинок. Это были те же самые копы, которые приезжали несколько дней назад.
   – Последнее время вам не везет, не так ли? – сказала Батлер, снимая перчатки и внимательно оглядывая помещение. – Можно даже сказать, что мы приняли вас под личную опеку.
   – На этот раз – двери гаража, – добавил ее напарник, Макэлвейн. – Ладно, пошли посмотрим.
   Я последовала за ними через тамбур в гараж и сразу увидела, что тревога не была ложной. Гаражная дверь была приоткрыта дюймов на шесть, а когда мы подошли к ней, то увидели следы на снегу, ведущие к гаражу. Очевидных следов взлома не было за исключением царапин на полосе резины под дверью. Следы были слегка припорошены снегом. Они были оставлены недавно, и это совпадало со временем, когда раздался сигнал тревоги.
   Макэлвейн вызвал по рации детектива по кражам со взломом, который появился через двадцать минут и сфотографировал дверь и следы, а кроме того, попытался снять отпечатки пальцев. И опять полиция не смогла сделать ничего, кроме как пройти по цепочке следов. Они вели по краю моего двора на улицу, где снег был примят шинами проезжающих автомобилей.
   – Все, что мы можем сделать, – это чаще патрулировать ваш район, – сказала Батлер, когда они уезжали. – Мы будем следить за вашим домом, и если что-нибудь случится, немедленно набирайте девять-один-один. Даже если вас побеспокоит подозрительный шум, хорошо?
   Я позвонила Марино. К этому времени уже наступила полночь.
   – Что случилось? – спросил он.
   Я ему все рассказала.
   – Немедленно выезжаю.
   – Послушай, со мной все в порядке. Понервничала, но теперь все нормально. Лучше продолжай искать Оборотня, чем нянчиться со мной.
   Он в нерешительности помолчал. Я знала, о чем он думает.
   – Вламываться в дома не его стиль, – добавила я.
   Марино заколебался, потом сказал:
   – Есть кое-что, о чем ты должна знать. Стоит ли тебе об этом говорить? Приехал Телли.
   Я ошеломленно замолчала.
   – Он возглавляет посланную сюда спецгруппу.
   – Он давно здесь? – Я постаралась, чтобы в голосе звучало любопытство и ничего более.
   – Пару дней.
   – Передавай ему привет, – произнесла я, словно Телли мало что для меня значил.
   Но обмануть Марино было не так-то просто.
   – Жаль, что он оказался таким козлом, – откликнулся он.
   Повесив трубку, я тут же набрала номер больницы колледжа, но дежурная сестра не знала, кто я такая, и отказалась давать какую-либо информацию. Мне хотелось поговорить с сенатором Лордом. Мне хотелось поговорить с доктором Циммер, с Люси, с кем-нибудь, кто мог бы обо мне позаботиться, но больше всего я скучала о Бентоне и не могла думать больше ни о чем. Я представила свою смерть на обломках собственной жизни. Мне захотелось умереть.
   Попыталась опять разжечь огонь, но он упрямо не горел, потому что поленья, которые я принесла с улицы, были сырыми. Бездумно уставилась на пачку сигарет, лежавшую на кофейном столике, но не было сил дотянуться до них и закурить. Я сидела на диване, закрыв лицо ладонями. Когда снова раздался повелительный стук в дверь, я едва вздрогнула, потому что слишком устала.
   – Полиция, – раздался мужской голос снаружи, и он опять постучал чем-то твердым – фонариком или дубинкой.
   – Я не вызывала полицию, – ответила я через дверь.
   – Мэм, к нам поступил звонок о подозрительном человеке в вашем саду, – сказал он. – У вас все нормально?
   – Да-да, – проговорила я, отключая сигнализацию и открывая дверь, чтобы впустить его.
   Свет на крыльце не горел, а мне даже не приходило в голову, что Оборотень может разговаривать без акцента. Я почувствовала запах грязной мокрой собаки, после того как он вломился в дверь и не оборачиваясь захлопнул ее пинком. Я задохнулась криком, когда он с отвратительной улыбкой протянул волосатую лапу, чтобы дотронуться до моей щеки, как будто испытывал ко мне нежные чувства.
   Одна часть его лица, покрытого тонкой светлой щетиной, была ниже другой. Сумасшедшие глаза горели адской яростью, вожделением и издевкой. Он сорвал свое длинное черное пальто, чтобы, словно сеть, накинуть на мою голову, и я бросилась бежать. Все остальное случилось в течение нескольких секунд.
   В панике я кинулась в большую комнату, Оборотень бежал за мной, издавая гортанные звуки, которые показались мне нечеловеческими. Нахлынувший ужас мешал думать. Я по-детски начала кидать в него все, что попадется под руку, и первой оказалась банка с формалином, в которой лежала частичка плоти его брата.
   Я схватила ее с кофейного столика, прыгнула на диван, потом за диван, стараясь быстрее открыть крышку, а убийца уже вытащил свое орудие – молоток с витой рукояткой, – замахнулся и потянулся ко мне, когда я выплеснула литр формалина ему в лицо.
   Оборотень пронзительно закричал и схватился за глаза и горло, когда химикат обжег лицо и затруднил дыхание. Он крепко зажмурился, визжа, задыхаясь и хватаясь за рубашку, чтобы вытереть жгучий как огонь формалин, и я сорвалась с места. Схватила пистолет с обеденного стола, нажала тревожную кнопку и выскочила через переднюю дверь на снег. На ступеньках нога подвернулась, и я попыталась смягчить падение левой рукой. Когда попробовала встать, догадалась, что сломала локоть, и с ужасом увидела, что убийца, пошатываясь, идет за мной.
   Он ухватился за перила, слепо спускаясь по ступенькам и все еще визжа, а я в панике пыталась отползти от крыльца. Верхняя часть тела Оборотня была покрыта длинными светлыми волосами, свисавшими с рук и закручивающимися кольцами на позвоночнике. Он упал на колени и принялся собирать горстями снег и, задыхаясь, снова и снова втирать его в лицо и шею.
   Он находился на расстоянии вытянутой руки, и я представила, как это чудовище прыгает на меня. Подняла пистолет, но не сумела оттянуть затвор, чтобы загнать патрон в патронник. Попыталась несколько раз, но сломанный локоть и порванные связки не давали согнуть руку.
   Я не могла подняться на ноги, они все время скользили. Оборотень услышал меня и стал подбираться, а я отползала, поскальзывалась, а потом попыталась перекатиться. Он, тяжело дыша, бросился в снег лицом вниз, пытаясь утолить боль от химических ожогов. Раскопал снег, как собака, навалил его на голову и горстями прижал к шее. Убийца протянул ко мне руку, покрытую спутанными волосами. Я не понимала по-французски, но догадывалась, что он просит меня о помощи.
   Оборотень плакал. Дрожал от холода, потому что был без рубашки. Его ногти были грязными и обгрызенными, он носил рабочие ботинки и брюки, вероятно, оставшиеся после путешествия на корабле. Он корчился и кричал, и мне стало почти жалко его. Но я к нему не приближалась.
   Моя сломанная рука распухла и пульсировала тупой болью, и я не услышала, как подъехала машина. Потом вдруг увидела, как, поскальзываясь и несколько раз чуть не упав, ко мне бежит Люси, на ходу передергивая затвор "глока", который она так любила. Она упала на колени рядом со мной и прицелилась, направив стальное дуло в голову Оборотня.
   – Люси, не надо!.. – приказала я, пытаясь подняться на колени.
   Она тяжело дышала, держа палец на спусковом крючке.
   – Ты, проклятый сукин сын! – воскликнула она. – Ублюдочный кусок дерьма!
   А он продолжал стонать и вытирать глаза снегом.
   – Не надо, Люси! – закричала я, в то время как она увереннее перехватила пистолет.
   – Я избавлю тебя от мучений, вонючий выродок!
   Я ползла к ней, а вокруг вдруг послышались голоса и захлопали дверцы автомобилей.
   – Люси! – орала я. – Нет! Ради Бога, не надо!
   Было похоже, она не слышит ни меня, ни всего, что происходит вокруг. Она находилась в собственном мире ненависти и гнева. Она сглотнула комок, а Оборотень корчился от боли, прижимая руки к глазам.
   – Не двигайся! – закричала ему Люси.
   – Люси, опусти пистолет.
   Он не мог перестать двигаться, но она застыла, а потом чуть дрогнула.
   – Люси, не нужно этого делать, – повторила я. – Прошу тебя. Опусти пистолет.
   Она не слушалась. Не ответила и даже не посмотрела на меня.
   Вокруг я видела людей в темных спецкостюмах, опущенные винтовки и пистолеты.
   – Люси, положи пистолет на землю, – услышала я голос Марино.
   Она не двигалась. Пистолет трясся в ее руке. Несчастный человек, которого все звали Оборотнем, задыхался и стонал. Он был в нескольких дюймах от меня, а я была в нескольких дюймах от Люси.
   – Послушай, Люси, посмотри на меня, – сказала я. – Посмотри на меня!
   Она искоса глянула на меня, и по ее щеке скользнула слеза.
   – Хватит убийств, – проговорила я. – Прошу тебя. Не нужно больше. Это нечестная перестрелка, Люси. Это не самооборона. Тебя ждет в машине Джо. Не делай этого. Пожалуйста, не делай этого. Мы все любим тебя.
   Она сглотнула. Я осторожно протянула руку.
   – Дай мне пистолет. Пожалуйста. Я люблю тебя. Отдай пистолет.
   Она опустила его, затем бросила в снег, где сталь засияла серебром. Люси осталась, где была, с опущенной головой, потом рядом с ней оказался Марино, говоря что-то, на чем я не могла сконцентрироваться, так как локоть пульсировал тупой болью. Чьи-то сильные руки подняли меня на ноги.
   – Успокойся, – мягко произнес Телли.
   Он притянул меня к себе, и я, подняв голову, заглянула ему в лицо. Он выглядел совсем по-другому в спецкостюме БАТ. Я даже не была уверена, что вижу его. Все случившееся казалось сбывшейся мечтой и кошмарным сном. Этого просто не могло произойти. Не было Оборотня, Люси никого не убивала, Бентон не умер. Я почти теряла сознание, но меня крепко держал Телли.
   – Тебе нужно в больницу, Кей. Держу пари, ты знаешь лучшие в округе, – сказал он.
   – Надо вытащить Джо из машины. Она, наверное, замерзла. Она не может ходить, – пробормотала я.
   Губы онемели. Я едва могла говорить.
   – С ней все хорошо. Мы обо всем позаботились.
   Ноги показались деревянными, когда он вел меня к дому. Движения Телли были свободными, словно ему не мешали ни снег, ни гололед.
   – Я вел себя глупо, – прошептал он.
   – Я начала первой, – с большим трудом произнесла я.
   – Можно вызвать "скорую", но я лучше сам тебя отвезу.
   – Да-да, – сказала я. – Я согласна.