— Да, да, даю слово.
   Он отпустил ее.
   — Хватит с меня этих глупостей! — прошипела она, приглаживая волосы и отряхивая юбки. — У нас полно работы.
   Тобиас наблюдал на ней со странным, мрачным выражением.
   — Я кое-что узнал от Крекенберна, — сообщил он наконец. — Похоже, те джентльмены из Бата, о которых упоминала Селеста, лишились драгоценных украшений.
   — Антикварных? — вскинулась Лавиния.
   — Нет. Ничто не указывает на то, что они были старыми. Просто очень дорогими. Серьги с бриллиантами и колье с жемчугом и Изумрудами.
   — Господи Боже! — Лавиния опустилась на стул. — Значит, Селеста и вправду воровка! Но если она крала в основном украшения, почему взялась за древности? Не понимаю.
   — Прекрасный вопрос, тем более что у воров существует строгое разделение по специальностям. Но пока это не так важно. Дело в том, что информация позволяет нам взглянуть на случившееся с другой точки зрения.
   — То есть?
   — Подозреваю, что Хадсон и его жена вместе вели семейный бизнес, если можно так выразиться.
   — Что?! — возмутилась Лавиния. — Ты обвиняешь Говарда в краже драгоценностей?
   — По моему мнению, это вполне вероятно.
   — Сначала ты не задумываешься поставить на нем клеймо убийцы, а теперь еще и грабителя? Какова наглость! Позвольте сказать, сэр, что в этом случае вы позволяете своим чувствам затмить здравый смысл!
   — Но я прав, — мягко возразил он. — Если Селеста и Говард были заодно, это идеальный мотив для убийства.
   — Грабители что-то не поделили? Думаешь, Говард задушил ее не потому, что она изменила ему с другим, а потому, что попробовала присвоить себе браслет? Чушь! — презрительно фыркнула Лавиния. — Я отказываюсь даже думать о нем как об убийце!
   Тобиас ничего не ответил. Только внимательно уставился на нее.
   — Ну? — нахмурилась она. — Опять что-то не так?
   — Не могу не отметить, что ты не спешишь защищать Хадсона от обвинения в воровстве.
   Лавиния вздохнула и поудобнее устроилась на стуле.
   — Насчет украденных в Бате драгоценностей. Это точно?
   — Доказательств у меня нет, но информация Крекенберна всегда надежна.
   Лавиния принялась рассеянно играть с пером, вынуждая себя беспристрастно рассмотреть факты.
   — Должна признать, что, если Селеста поставила дело на такую широкую ногу, вряд ли Говард ничего не подозревал.
   — Скорее, сам был активным участником.
   — Если так, зачем рисковать, нанимая нас?
   — Он не собирался нанимать нас. Он хотел нанять тебя. И сделал это только потому, что жаждет заполучить браслет. — Тобиас нахмурился. — В любом случае он вряд ли считает, что идет на такой уж риск.
   — Это почему?
   — Подумай, Лавиния. Он ведь не отправился на Боу-стрит, чтобы найти детектива, так? Пришел к тебе, старой знакомой, сохранившей о нем добрые воспоминания, драгоценному другу, которому в голову не пришло бы, что Хадсон виновен в убийстве или воровстве.
   Лавиния поморщилась и осторожно положила перо на подставку.
   — Я все еще не убеждена. Вполне возможно, существуют другие объяснения убийства и похищения. Бедный Говард.
   — И не говори. Бедный Говард! — иронически хмыкнул Тобиас. — До чего же ему не повезло! Получить в придачу к тебе такую злобную тварь, как я!

Глава 19

   Мрачное настроение Тобиаса отнюдь не улучшилось с приходом домой, когда, зайдя в кабинет, он обнаружил там развалившегося на стуле Энтони. На письменном столе рядом с ним стоял уже съеденный на четверть холодный пирог с лососиной и картофелем. Остаткам грозило такое же быстрое исчезновение во рту обжоры.
   — Раз ты здесь, значит, получил для меня полезную информацию, не так ли?
   Тобиас уселся и с наслаждением вытянул ноги.
   — Нашел камердинера?
   — Нет еще, — промямлил Энтони, пытаясь говорить с набитым ртом. Наспех проглотив очередной кусок, он отложил вилку и принялся упорно рассматривать носки начищенных сапог. — Соседи говорят, что Фитч много времени проводит за игорными столами, с тех пор как лишился места. Завтра снова к нему пойду.
   — Время не ждет — на тот случай, если еще не заметил, — проворчал Тобиас, барабаня пальцами по столешнице. — Он мне нужен как можно скорее.
   — Но это нелегко. Фитч никогда не бывает дома, и я даже не знаю, как он выглядит!
   — Прояви инициативу! Расспроси знакомых, пусть его опишут. Поговори с уличными мальчишками. Узнай, какие игорные заведения он посещает. Проклятие, Тони, ведь ты сам напросился мне в помощники! Пора бы действовать самостоятельно, не ожидая подсказок!
   — Ты же знаешь, что я беседовал с проститутками, работающими вблизи от гостиницы, где остановился Оскар Пеллинг!
   — И что? — прищурился Тобиас. — Что-то выяснил?
   — Нет.
   — Иными словами, ты ничего не добился, ни на одном фронте. Предлагаю взяться за работу. Куда полезнее, чем опустошать кладовую Уитби!
   — Я всего лишь забежал перекусить, — обиделся Энтони. — Какого дьявола ты разоряешься? Очередная стычка с миссис Лейк так на тебя подействовала?
   — Мои отношения с Лавинией тебя не касаются!
   — Разумеется. Сам не знаю, что на меня нашло.
   Тобиас впечатал кулак в столешницу.
   — Я зашел к ней в кабинет и застал наедине с Хадсоном.
   — Вот как?
   — И что это означает?
   — Ничего особенного. Просто теперь понятна причина твоего омерзительного настроения, — усмехнулся Энтони, вскинув брови. — Похоже, клиент тебе не слишком по душе, верно?
   — Я ему не доверяю. Он практикующий гипнотизер, который, вполне возможно, убил свою жену. Уверен, что он строит какие-то темные планы, касающиеся Лавинии. А она отказывается видеть надвигающуюся опасность.
   — Хочешь совет?
   — Нет, спасибо. Твой совет насчет того, как очаровать леди комплиментами, обернулся сокрушительной неудачей.
   Энтони неловко откашлялся.
   — Ладно, а как насчет того, чтобы дать совет мне?
   — Какой именно?
   — Я заехал домой, потому что хотел поговорить с человеком постарше, умудренным опытом, который сумел бы помочь мне решить крайне сложную и неожиданно возникшую проблему.
   — Проклятие, ты дал слово, что не станешь играть! Если влез в долги, выпутывайся сам, как знаешь!
   — Успокойтесь, сэр. Я не потерял ни единого пенни. Может, вы не заметили, но я был слишком занят выполнением поручений моего нанимателя, чтобы улучить время для карт или костей.
   И тут до Тобиаса дошло, что он никогда еще не видел Энтони таким раздраженным.
   — В чем дело? — тихо спросил он.
   — Эмелин.
   — Черт, этого-то я и боялся.
   Тобиас развалился на стуле, положил ноги на край стола и сложил пальцы домиком.
   — Вчера, после вашего ухода от Бэнкса, что-то стряслось, верно?
   — Вернее некуда, дьявол бы все это побрал! Я же говорил! Энтони вскочил и стал метаться по комнате.
   — Эмелин едва не раздавило вчера. Ее могло ранить, и, возможно, серьезно.
   — А у меня создалось впечатление, что это тебе и мальчику грозила беда.
   — Она тоже рисковала, не понимая, что может погибнуть.
   Тобиас продолжал рассматривать кончики пальцев.
   — По-моему, мы согласились, что кучер хотел всего лишь доставить записку, а не убивать кого-то.
   — Как можно быть в чем-то уверенным? А тем более в намерениях кучера? — взорвался Энтони. — О, Тобиас, я отдал бы все, что у меня есть, лишь бы добраться до этого подонка.
   — Прекрасно тебя понимаю.
   — А вот я осознал все в полной мере, только когда лег в постель. И от волнения не мог уснуть всю ночь. Таращился в потолок и думал о том, что могло бы случиться. — Энтони взволнованно махнул рукой. — Что, если бы кучер не справился с лошадьми? Если бы Эмелин, подобно мальчишке, поддалась панике и оказалась на пути экипажа? Ее просто растоптали бы!
   — К счастью, мисс Эмелин унаследовала привычку тетки не паниковать в решительные моменты.
   — Когда я под утро все же задремал, мне снились кошмары, — признался Энтони. — Я никак не поспевал вытащить Эмелин из-под колес мчащегося экипажа.
   Тобиас вспомнил о всех кошмарах, которые преследовали его со дня знакомства с Лавинией.
   — Не поверишь, но и мне не раз снились весьма неприятные сны, с тех пор как я имел счастье узнать миссис Лейк.
   — Этим утром, пока вы с миссис Лейк и миссис Дав навещали лорда Вейла, я побеседовал с Эмелин. Потребовал от нее забыть о карьере частного сыщика.
   — В самом деле?!
   Тобиас снял ноги со стола, поднялся и, подойдя к столику, изучающе осмотрел остатки пирога.
   — Позволю себе предположить, что заранее знаю, как было встречено подобное предложение.
   — Эмелин очень рассердилась на меня. Отказалась даже думать о чем-то подобном. Едва меня не выгнала. Мало того, заявила, что у меня нет прав принимать за нее решения или вмешиваться в ее жизнь.
   — Да ну? — Тобиас взял нож и отрезал себе солидный кусок пирога. — Вот это сюрприз! Не ожидал!
   Энтони перестал метаться и с мрачным упреком уставился на Тобиаса.
   — Издеваешься?!
   — Заверяю тебя в своем искреннем сочувствии, — промычал Тобиас с набитым ртом.
   — Черта с два! — прошипел Энтони, нервно ероша волосы. — Находишь меня смешным? Воображаешь, будто я получил по заслугам за все мои советы оставить свои диктаторские замашки с миссис Лейк?!
   Тобиас, ничего не ответив, снова принялся уничтожать пирог. Уитби был превосходным поваром. Впрочем, он обладал множеством талантов и выполнял одновременно обязанности дворецкого, повара, камердинера, а иногда и доктора. Мало того, ухитрялся при этом выглядеть более элегантным, чем большинство джентльменов из общества, включая самого Тобиаса.
   — Если это послужит утешением, — пробормотал Энтони, — готов признаться, что отныне совершенно по-другому оцениваю степень твоей чувствительности к стремлению миссис Лейк постоянно подвергаться опасности.
   — Всегда приятно слышать, что твоя чувствительность оценена по достоинству.
   — Думаю, тебе нечего мне посоветовать?
   — Ошибаешься. Наоборот. — Тобиас вручил ему тарелку. — Поешь еще немногое. Превосходный пирог. Лук-порей придает ему особенный привкус. Ну, а когда закончишь, вернись к поискам камердинера Бэнкса и беседам с потаскушками.
   Энтони нерешительно взял тарелку, глядя на пирог с таким видом, словно ему предлагали горькое лекарство.
   — Я обречен кончить свои дни в Бедламе. И все из-за мисс Эмелин.
   — Вполне вероятно. Но может, тебя утешит сознание того, что ты не единственный кандидат в безумцы. Благодаря миссис Лейк мне грозит та же участь.
 
   — Что-то случилось, Эмелин? — встревожилась Лавиния, откладывая перо и озабоченно глядя на племянницу. — Ты со вчерашнего дня не в своей тарелке. Из-за истории с экипажем?
   Эмелин отложила бумагу, на которой излагала свои впечатления от допроса слуг в особняке Бэнкса, и хмуро кивнула.
   — В какой-то степени.
   — Я так и знала. Ты плохо спала, и за завтраком я заметила, как ты бледна.
   Эмелин капризно скривила губы.
   — Хочешь сказать, я настолько плохо выгляжу?
   — Это я во всем виновата. Нужно было заставить тебя выпить капельку бренди перед сном.
   — Вчера, когда вы были в гостях у лорда Вейла, меня навестил Энтони.
   — Энтони был здесь? — нахмурилась Лавиния. — С тобой наедине? Надеюсь, миссис Чилтон была дома?
   — Была. Но Энтони не заходил в комнаты. Наоборот, пригласил меня погулять в парке.
   Лавиния задохнулась от ужаса. Видения сцен, происходивших во время их прогулок с Тобиасом, заставили ее побелеть.
   — Как смеет молодой человек предлагать нечто подобное? Да что ему в голову взбрело?! Именно поэтому ты так расстроена? Я потребую, чтобы Тобиас сделал ему суровое внушение!
   — О, ты зря так заботишься о приличиях, — с гримаской заверила Эмелин. — Мы просто немного побродили по самой людной части парка. И уж конечно, не исчезали на час-другой, как это делаете вы с мистером Марчем в подобных случаях!
   Щеки Лавинии загорелись.
   — Мы… с мистером Марчем, — запинаясь, пробормотала она, — обнаружили, что долгие прогулки чрезвычайно бодрят, особенно в нашем возрасте.
   — И в самом деле.
   Лавиния подозрительно прищурилась.
   — Что же при разговоре с Энтони так тебя расстроило?
   — Если хочешь знать, он приобрел замашки мистера Марча.
   — Неужели? И каким же образом?
   — Заявил, что, по его мнению, я должна держаться подальше от частных расследований и ни в коем случае не следовать твоему примеру.
   — Вот как… — протянула Лавиния. — Что же, спрашивается, заставило его это сказать? Такой разумный, современно мыслящий молодой человек!
   — Думаю, что он был потрясен историей с экипажем.
   — Как странно! В жизни не подумала бы, что он обладает столь деликатными нервами. Судя по его поведению, когда вы вернулись, я сказала бы, что он так же хладнокровен в критические минуты, как и Тобиас.
   — Его вывела из себя не история с наемным экипажем, хотя я ужасно перепугалась, — сообщила Эмелин. — Просто он позволил воображению взять верх над здравым смыслом. — Умудрился убедить себя, что я подвергалась смертельной опасности и только по счастливому случаю не была ранена.
   — Ясно.
   — Все это настолько на него подействовало, что он решил приказать мне избрать другую карьеру.
   — Ясно, — повторила Лавиния, стараясь говорить без всякого выражения.
   — Мне пришлось вынести чрезвычайно утомительную лекцию на предмет того, что я не должна подвергать себя опасности. Он едва не уморил меня, проповедуя умеренность и скромность, подобающие молодым дамам. Боюсь, что я наконец потеряла терпение и высказала все, что думаю, о его напыщенной манере командовать и лезть не в свои дела. Пожелала доброго дня и ушла, оставив его стоять посреди дорожки.
   — Ясно, — в третий раз обронила Лавиния и, опершись на столешницу, поднялась. — Что скажешь насчет глоточка ликера?
   Эмелин разочарованно вздохнула.
   — Я ожидала большего вдохновения от столь предусмотрительной и изобретательной женщины. В конце концов, ты человек опытный. Знаешь мужчин. И это все, что ты можешь сделать для меня? Глоточек ликера?
   — Если ищешь вдохновения, предлагаю обратиться к Шекспиру или религиозному трактату. Боюсь, в том, что касается таких джентльменов, как мистер Марч и мистер Синклер, все, что могу предложить, — это глоточек ликера.
   — О!
   Лавиния открыла шкафчик, вынула графин с ликером, налила две рюмочки и вручила одну Эмелин.
   — Видишь ли, они хотят нам добра.
   — Да. — Эмелин сделала крохотный глоточек и немедленно настроилась на философский лад. — Да, ты, наверное, права.
   Лавиния отведала спиртного и попыталась вернуться к мыслям о мужчинах.
   — По моему опыту, — медленно начала она, — джентльмены склонны нервничать, а иногда и сильно расстраиваться в тех случаях, когда не полностью владеют ситуацией, особенно если тут замешана дама, по отношению к которой они чувствуют определенную ответственность.
   — Понимаю.
   — Эту свою слабость они пытаются выместить на окружающих, отдавая приказы, читая строгие нотации и обычно выставляя себя в смешном свете.
   Эмелин снова пригубила ликер и с мудрым видом кивнула:
   — Крайне раздражающая привычка.
   — Да, но боюсь, природу не изменить. Возможно, теперь ты понимаешь, почему я временами нахожу мистера Марча невыносимым.
   — Боже, у меня наконец открылись глаза! — покачала головой Эмелин. — Неудивительно, что ты так часто с ним ссоришься. Я уже предвижу постоянные стычки с Энтони.
   Лавиния подняла рюмку:
   — Я хочу произнести тост.
   — За что пьем?
   — За невыносимых джентльменов. Ты должна признать, что они по крайней мере горячат кровь.

Глава 20

   Неяркие лучи солнца быстро растворились в тумане, окутавшем город на следующий день. К тому времени, когда Лавиния оказалась у входа в лавку мистера Тредлоу, на улице почти стемнело и в трех шагах ничего не было видно. Она заглянула в окно, удивленная тем, что внутри не горит ни одна лампа.
   Отступив на несколько шагов, она посмотрела на окна второго этажа. Занавеси были задернуты. Ни одного отблеска света не пробивалось в щели.
   Лавиния подергала дверь, оказавшуюся незапертой, и переступила порог неестественно тихой лавочки.
   — Мистер Тредлоу?
   Голос отдался глухим эхом среди пыльных статуй и стеклянных витрин.
   — Я получила вашу записку и немедленно пришла.
   Краткое послание мистера Тредлоу прибыло с грязным оборванцем прямо к кухонной двери и гласило:
   «Имею новости относительно упомянутой редкости, представляющей взаимный интерес».
   Лавиния как раз осталась одна в доме. Миссис Чилтон отправилась покупать рыбу. Эмелин спохватилась, что у нее нет свежих перчаток для бала у миссис Дав, и пошла в магазин.
   Лавиния, не тратя времени, схватила плащ и шляпку и немедленно удрала из дома. В этот час наемные экипажи попадались редко, но ей повезло. К сожалению, движение на мостовой было оживленным, и прошла целая вечность, прежде чем она добралась до улицы, на которой расположилась лавочка Тредлоу. Оставалось надеяться, что он дождался ее, вместо того чтобы запереть лавку и отправиться ужинать в кофейню.
   — Мистер Тредлоу! Вы здесь?
   Молчание было ей ответом. Лавинии стало не по себе. Тредлоу ни за что не забыл бы задвинуть засов, прежде чем подняться к себе. На ум приходили не слишком приятные мысли. Эдмунд Тредлоу уже немолод и, насколько она знала, жил один. Хотя во время их последней встречи он совсем неплохо выглядел, мало ли что могло случиться за это время с джентльменом его лет!
   Она вдруг представила, как бедняга антиквар лежит на полу, пораженный апоплексическим ударом. А что, если он свалился с лестницы? Или умирает от сердечного приступа?
   Дурное предчувствие не давало ей покоя. Что-то неладно! Она чувствует это всеми фибрами своего существа!
   Пожалуй, стоит обыскать заднюю комнату, тем более что она в три раза больше помещения самой лавки. Кроме того, там находится хранилище, где Тредлоу держит самые ценные редкости.
   Она поспешила к длинному прилавку в глубине торгового зала, обошла его кругом и схватилась за край тяжелой темной шторы, прикрывавшей вход в заднюю комнату. Там тоже царил полумрак. Единственное узкое оконце в верхней части стены почти не пропускало света. Лавиния с трудом смогла разглядеть очертания статуй, искусственных обломков колонн и каменных саркофагов.
   — Мистер Тредлоу!
   Тишина.
   Лавиния осмотрелась и, увидев свечу в маленьком металлическом подсвечнике, стоявшем на прилавке, поспешила ее зажечь. Держа подсвечник перед собой, она вошла в заднюю комнату. Ледяные пальцы страха коснулись чувствительного местечка между лопатками, и она вздрогнула.
   Сразу за шторой начиналась крутая лестница, ведущая в квартиру Тредлоу. Она поднимется туда после того, как убедится, что антиквара внизу нет.
   Перед ней встала, казалось, неодолимая стена ящиков, коробок и осколков мраморных памятников. Она вынудила себя продвинуться глубже в тень, поеживаясь от устремленных на нее невидящих глаз древних богов и богинь. Путь преградили разбитые резные надгробия. Лавиния отступила в сторону и оказалась лицом к лицу с безрукой Афродитой. Она прошла мимо больших статуй римских императоров, чьи лысые головы с некрасивыми морщинистыми физиономиями были не слишком искусно приделаны к мускулистым телам молодых греческих атлетов, наделенных могучими мужскими достоинствами, и очутилась перед массивным каменным фризом. Тусклый свет падал на группу конных воинов, навеки застывших в сцене кровопролития и зверских убийств. Отчаяние и злоба живых, мука и боль на лицах умирающих под копытами разъяренных коней.
   Лавиния отвернулась от фриза и стала пробираться между урнами и вазами, расписанными сценами оргий. Рядом вальяжно раскинулся спящий гермафродит. Слева притаился огромный кентавр.
   Заметив открытую дверь, Лавиния затаила дыхание. Как-то Тредлоу повел ее на экскурсию по всей лавке и с гордостью показывал хранилище: укрепленную, выложенную камнем комнату, бывшую частью первоначального средневекового здания, когда-то стоявшего на этом месте.
   Лавиния вспомнила, в каком восторге был Тредлоу, когда, переехав сюда, обнаружил это помещение. Он превратил его в просторный сейф и использовал для хранения небольших и самых ценных предметов. Раньше на внутренней стороне двери был засов: очевидно, комнатка служила входом в потайной тоннель, позволявший хозяину вовремя скрыться от врагов. Но с тех пор прошло много времени и дыру заложили каменными плитами. Тредлоу установил на внешней стороне двери тяжелый железный замок, ключ от которого всегда носил на шее.
   Хранилище должно быть заперто! Тредлоу никогда не оставил бы его открытым, во всяком случае по доброй воле.
   Лавиния направилась было туда, но по дороге ушибла палец о ножку бронзовой римской жаровни, украшенной затейливыми завитушками. Тихо охнув от боли, она невольно опустила глаза вниз. Свет упал на пол. Прямо у ее ног проходила дорожка из темных пятен. Легкий блеск поверхности указывал на то, что они еще не успели высохнуть.
   — Вода, — сказала себе Лавиния. — А может, чай или эль, пролитый недавно Тредлоу.
   Но в душе она понимала, что это не чай, не вода и даже не эль. Она смотрела на полузасохшие пятна крови.
   Зловещие лужицы вели прямо к каменному саркофагу и там обрывались. Крышка, однако, была на месте, скрывая то, что лежало внутри.
   Лавиния нерешительно нагнулась, чтобы потрогать пятна кончиком затянутого в перчатку пальца, но в этот момент услышала негромкий скрип половиц наверху.
   Страх, острый, как удар молнии, пронизал ее с головы до ног. Она выпрямилась так быстро и неуклюже, что потеряла равновесие и, чтобы не упасть, схватилась за ближайший экспонат, оказавшийся статуей мужчины в человеческий рост, с мечом в одной руке и омерзительным предметом в другой.
   Персей, держащий отрубленную голову Медузы.
   На какой-то ужасающий миг она оцепенела, не в силах пошевелиться, словно обращенная в камень глазами горгоны. Неотступный взгляд кошмарного создания гипнотизировал. Затягивал. Засасывал. Волосы-змеи, извивающиеся вокруг каменного лица, казались жутко реалистичными в колеблющемся сиянии свечи.
   В мертвой тишине снова скрипнуло дерево. Шаги. Прямо над головой. Кто-то там, на втором этаже, шагает к лестнице, ведущей вниз. Только не Эдмунд Тредлоу. В этом она уверена.
   Скрип. Скрип. Скрип.
   Теперь неизвестный двигался более энергично, куда быстрее, чем вначале. Значит, знает о ее присутствии. Должно быть, слышал, как она окликала Тредлоу.
   Очередной удар невидимой молнии освободил ее от взора каменной Медузы. Нужно немедленно убираться отсюда. Незваный гость скоро спустится. На это ему потребуется всего несколько секунд. Она просто не успеет выскочить в другую комнату через затянутый шторой проход, а оттуда — к передней двери.
   Оставался черный ход, откуда для Тредлоу обычно сгружали новые запасы товара. Лавиния развернулась, подняла свечу повыше и всмотрелась в тени. Сквозь лес мрачных бронзовых и каменных фигур и завалы ящиков и коробрк, громоздившихся до потолка, едва просматривалась задняя стена. Она выбрала аллею, образованную несколькими впечатляющими надгробиями, но на полпути к цели оглянулась и увидела отсветы, пляшущие на потолке, совсем рядом с лестницей. Отчаяние охватило ее. Неизвестный уже находится в одной комнате с ней, и если она видит пламя его свечи, значит, и он вполне может разглядеть ее силуэт.
   Она ни за что не успеет выскочить через заднюю дверь. Единственной надеждой оставалось хранилище. Если она забежит туда и задвинет засов, значит, сумеет спастись.
   Лавиния поспешила к комнатке, не стараясь двигаться тише, но, добежав, остановилась на пороге. Отвага едва не покинула ее при виде тесного, похожего на гроб помещения. Она терпеть не могла такие вот каморки, без окон… нет, вернее, ненавидела.
   Но шаги звучали все ближе, все неумолимее, и одного этого оказалось достаточно, чтобы подогреть ее решимость. Лавиния оглянулась в последний раз. Фигура ее преследователя пока еще была скрыта нагромождениями ящиков, но, судя по свету, не пройдет и минуты, как ее схватят. Желтые отблески отражались от лиц чудовищ и богов.
   Казалось, целая вечность потребовалась на то, чтобы захлопнуть массивную дверь. Лавинии даже показалось, что ее заело и сейчас все будет кончено.
   Но тут дверь с пронзительным визгом захлопнулась. Пламя свечи метнулось по стенам в последний раз, на секунду отразившись от рядов металлических и стеклянных предметов, мигнуло и погасло. Лавиния мгновенно оказалась в душной могильной тьме склепа и дрожащими руками попыталась сдвинуть с места древний железный засов. Он со зловещим лязгом поддался и скользнул в петлю. Лавиния закрыла глаза и прижалась ухом к толстой дверной панели, пытаясь угадать действия неизвестного. Хоть бы он понял, что она для него недосягаема, и убрался восвояси! Тогда и она сможет покинуть эту гнусную комнатенку!
   Но тут она услышала лязг железа и только через несколько минут с упавшим сердцем сообразила, что это означает. Конец! Конец всему! Негодяй только что повернул в замке ключ Тредлоу! Он даже не попытался выманить ее из укрытия и вместо этого надежно заточил ее в этом крохотном темном пространстве, немногим больше древнего римского саркофага!