Кренц Джейн Энн. Волшебный дар

   Джессика говорила с неестественным спокойствием человека, не сознающего, что с ним.
   — Сказал, что я выбрала не те блюда на ужин. Утверждает, будто я сделала это намеренно, чтобы оспорить его власть как хозяина дома и главы семьи. Говорит, что я дерзка и непослушна. И что ему придется снова меня наказать…
   Ледяной озноб охватил Джессику, холодным комом собрался в желудке.
   — Прошлой ночью он сделал вам больно, Джессика?
   — Да. Как всегда, когда меня наказывает. Говорит, это я виновата в том, что он вынужден так поступать.
   — Как это было, Джессика?
   — Обычно он отсылает слуг к себе. Потом хватает меня за руку… тащит в спальню… и начинает бить. Если я плачу, удары становятся еще ожесточеннее.
   Лавиния всмотрелась в привлекательное лицо Джессики. Ни единого синячка.
   — Куда именно он старается вас ударить?
   — В грудь. В живот. Везде, кроме лица. Он всегда старается не тронуть лицо. Говорит, что не желает, чтобы меня кто-то жалел. Я такая плохая жена, что, несомненно, воспользуюсь случаем показать всем подбитый глаз или треснувшую губу, чтобы вызвать сочувствие тех, кто не знает, что я заслужила это наказание.
   Лавиния в ужасе уставилась на нее.
   — И часто это бывает?
   — Последнее время приступы ярости случаются почти каждый день. Он словно подходит все ближе к той минуте, когда окончательно потеряет контроль над собой. Он, очевидно, и женился только с целью прибрать к рукам мое наследство. Думаю, скоро он меня убьет».
 
   Лавиния тряхнула головой, словно пытаясь избавиться от жутких мыслей.
   — Поверишь, я больше не смогла вынести этого страшного рассказа, — призналась она, — поскорее вывела ее из транса и изложила все, что она мне рассказала.
   — И как она отреагировала?
   — Бедняжка сгорала со стыда. Сначала пыталась все отрицать. Но судя по тому, как себя держала, сразу можно было сказать, что она страдает от боли, как физической, так и нравственной. Когда я так прямо и сказала ей, она не выдержала и расплакалась.
   «— Что мне делать? — спрашивала Джессика сквозь слезы.
   — Делать? — поразилась Лавиния. — Как что? Уйти от него, и как можно скорее.
   — Я только об этом и мечтаю, — заверила Джессика, вытирая глаза платком, протянутым Лавинией. — Но все мое состояние у него в руках. У меня нет близких родственников, к которым можно бы обратиться за помощью. Денег не хватит даже на то, чтобы добраться до Лондона. Но если мне и удастся сбежать, что будет потом? Я ничего не умею делать, чтобы заработать на жизнь, и кончу тем, что пойду на панель. А Оскар наверняка будет меня искать. И, не дай Бог, найдет. Тогда уж мне не жить.
   — Вы должны спрятаться. Взять другую фамилию. Объявить себя вдовой.
   — Но деньги?
   Джессика крепко прижала к груди ридикюль.
   — Я в ловушке.
   Лавиния словно впервые увидела кольцо Джессики.
   — Может, выход все-таки есть…»
   — Почему меня не удивляет то обстоятельство, что ты влезла не в свое дело? — сухо осведомился Тобиас. — И что же было дальше?
   — Джессика носила совершенно необычное кольцо. Золотое, с цветными камнями, а в самом центре крошечными сверкающими бриллиантами был выложен цветок. Я спросила ее о кольце. Джессика сказала, что украшение передавалось из поколения в поколение и она никогда его не снимает. Мне кольцо показалось очень дорогим.
   — И ты, разумеется, посоветовала его продать, чтобы начать новую жизнь.
   Лавиния пожала плечами.
   — А что еще оставалось делать? Правда, был и другой выход — отравить Оскара Пеллинга. Но разве она могла решиться на это, в ее состоянии? У меня сложилось впечатление, что на столь решительный шаг она не способна.
   Уголки губ Тобиаса чуть приподнялись.
   — Не то что ты. Ты бы не задумалась.
   — Только если деваться было бы некуда, — заверила она. — В любом случае мне казалось, что план с кольцом — самый лучший. Я знала, что если она сумеет добраться до Лондона, там ей дадут за него неплохие деньги. Недостаточно, чтобы жить в роскоши до конца дней своих, но по крайней мере у нее были бы средства продержаться, пока не представится возможность найти работу.
   — Дорогая, ты так часто начинала новую жизнь с нуля, что совсем не учитываешь одного: не все, подобно тебе, так решительны, находчивы и изобретательны.
   — Может, ты и прав, — вздохнула она. — Должна сказать, что, хоть сама я и считала свой план идеальным, выслушав меня, Джессика даже растерялась. Похоже, она была совершенно возмущена самой мыслью о том, что придется взять новое имя и найти способ зарабатывать себе на жизнь. Она росла в богатой семье, у нее всегда были деньги, и несчастная представить себе не могла, что это значит — потерять состояние.
   — Какая чертовская несправедливость! Ведь это ее наследство! Что это за законы такие, по которым она не имеет прав на собственное приданое! — посочувствовал Тобиас.
   — Ты, разумеется, прав. Мне тоже было жаль ее. Но что ей оставалось делать, кроме как продать кольцо или начать учиться благородному искусству изготовления ядов? Хотя, как уже сказано, я не верила в то, что она выберет последний способ.
   — Иногда у меня от тебя мурашки по коже бегают!
   — Вздор! Уверена, что на моем месте ты дал бы ей тот же совет.
   Тобиас пожал плечами, но не стал возражать. Лавиния сосредоточенно нахмурилась.
   — Беру назад свои слова. Вряд ли ты посоветовал ей брать на себя труд и менять имя. Скорее уж устроил бы Пеллингу преждевременную встречу со смертью под видом несчастного случая.
   — Поскольку я не на твоем месте, то и нет смысла гадать.
   — Иногда у меня от тебя мурашки по коже бегут, — передразнила Лавиния.
   Тобиас улыбнулся, вне сомнения, посчитав, что она шутит. Но Лавиния говорила совершенно серьезно. Бывало, что ее и в самом деле дрожь от него брала. В душе Тобиаса, вне всякого сомнения, было немало темных уголков. Время от времени ей невольно приходило на ум, что она слишком многого о нем не знает.
   — И что же случилось с Джессикой Пеллинг? — осведомился Тобиас.
   — Больше я ее не видела, — прошептала Лавиния. — На следующий день она покончила с собой.
   — Как именно? Пузырек с настойкой опия? Слишком много выпила макового молочка?
   — Нет. Она избрала куда более эффектное средство. В самый разгар сильной бури ускакала из дома и бросилась в бушующую реку. Лошадь вернулась домой одна. Позже горничная нашла в спальне миссис Пеллинг записку, где объявлялось о намерении утопиться.
   — Хм-м…
   Наступило недолгое молчание.
   — Ее тела так и не нашли.
   — Хм-м.
   — Такое иногда случалось, — объяснила Лавиния, стискивая руки. Воспоминания о том ужасном дне до сих пор оставались настолько свежи и ярки, что она судорожно втянула в себя воздух и, поперхнувшись, закашлялась. — Река местами очень глубока, а дно илистое. Не так уж редко, какого-нибудь беднягу уносило потоком на веки вечные.
   — И Оскар Пеллинг обвинил тебя в смерти жены.
   — Да. Сразу же после того, как поиски были прекращены, он накинулся на меня прямо на улице, притом с такой яростью, что я… я почти опасалась за собственную безопасность.
   Тобиас мгновенно насторожился.
   — Он коснулся тебя? Попытался ударить? Причинил боль?
   Появившееся в его глазах неумолимое выражение послало новую волну озноба по спине Лавинии. Съежившись от непонятного страха, она поспешила заверить;
   — Нет. Нет, вряд ли он посмел бы предпринять что-то в этом роде в присутствии стольких свидетелей. Но все же громко орал, что именно я довела Джессику до гибели своим месмерическим лечением.
   — Понятно.
   — Кроме того, он постарался распространить слухи о моей некомпетентности по всей округе и очень скоро совершенно погубил мою репутацию. Я потеряла всех своих пациентов, — пояснила Лавиния и, помявшись, добавила:
   — Говоря по правде, я уже тогда сомневалась, что смогу и дальше практиковать месмеризм.
   — Боялась, что Пеллинг прав? И что твое лечение сыграло роль в самоубийстве Джессики?
   — Да.
   Ну вот. Ее самая мрачная тайна стала известна Тобиасу.
   И тут Лавинию осенило. Может, именно поэтому она и была так потрясена видом Оскара Пеллинга? Интуиция подсказывала ей, что эта встреча каким-то образом кончится крахом их отношений с Тобиасом, когда тот обнаружит, что она причастна к смерти невинной женщины. Лавиния слишком хорошо знала, как сильно он презирает месмеризм и что именно думает о проповедниках этого учения. И поэтому приготовилась выслушать приговор, хотя какой-то частью разума не переставала задаваться вопросом: когда и как его мнение о ее характере стало таким важным? Почему ей не все равно, что он о ней думает?
   — Пожалуйста, выслушай меня, Лавиния.
   Тобиас подался к ней и забрал ее сцепленные пальцы в свою большую теплую руку.
   — Ты тут ни при чем. Хотя бы потому, что всего лишь пыталась помочь ей. Отчаянное положение призывало к отчаянным мерам. Твой план продать кольцо и начать новую жизнь под новым именем действительно был превосходен. И не твоя вина, что у нее не хватило храбрости и силы воли выполнить его.
   Сначала Лавинии показалось, что она не расслышала.
   Тобиас не осуждает ее!
   Мир словно расцвел новыми красками, воздух стал прозрачнее и благоуханнее. Она позволила себе дышать свободно.
   — Но возможно, подбивая Джессику на такой риск, я вынудила ее увидеть собственную беспомощность и бросила в глубины безнадежности. — Лавиния вонзила ногти в ладони. — Заставила ее понять, что впереди — только тьма и единственный выход — покончить с этой жизнью.
   — Ошибаешься. По-моему, ты показала ей путь к свету. И от Джессики зависело, воспользоваться им или нет.
   Тобиас притянул ее к себе и обнял за плечи.
   — Ты сделала все, что смогла.
   Странно, до чего же приятно прижаться к нему! Да, с ним очень нелегко, но временами его неиссякаемая надежная сила как нельзя более успокаивающе действует на ее нервы!
   И он не осуждает ее за случившееся.
   — Не стоило мне так расстраиваться при виде Пеллинга, — решила она наконец. — Вполне естесгвенно, что состоятельный джентльмен его положения время от времени навещает столицу… по делам или за покупками.
   — Совершенно верно.
   — И тем более нет ничего необычного в том, что я встретила его на Пэлл-Мэлл. В конце концов, мир тесен, особенно когда речь идет о магазинах.
   — Ты расстроилась вовсе не потому, что внезапно столкнулась с Пеллингом, — объяснил Тобиас. — Просто неприятные воспоминания о бесславном конце твоей, карьеры гипнотизера расстроили тебя.
   — Отчасти.
   — Но в основном потому что я почувствовала необходимость признаться тебе во всем, — добавила она. — Вот и пришлось зайти в кондитерскую, немного опомниться. Поэтому я и опоздала. Хотела оттянуть время.
   Но дело сделано. Правда вышла на свет Божий, и Тобиас не ополчился против нее. Мало того, изобразил ее кем-то вроде героини драмы. Поразительно!
   — Теперь у тебя новое дело, Лавиния, — утешил он. — Прошлое ушло навсегда.
   Она расслабилась чуть больше, наслаждаясь жаром его тела. Тобиас наклонил голову и прижался губами к ее губам.
   — Пожалуй, для таких занятий слишком холодно, — пробормотала она, чуть отстраняясь.
   — Я согрею тебя, — пообещал он.

Глава 4

   Небольшая компания энергичных молодых щеголей, окруживших Эмелин у входа в институт, донельзя действовала Энтони на нервы. Все они уверяли ее в своем огромном интересе к только что прослушанной лекции, но Энтони с полным основанием подозревал, что у большинства из них были совершенно другие интересы и, уж несомненно, свои скрытые мотивы. Однако Эмелин, казалось, вовсе ни о чем не подозревая, увлеченно доводила до сведения присутствующих собственное мнение о лекции.
   — Боюсь, что мистер Лексингтон совсем недолго пробыл в Италии, если был там вообще, — объявила она. — Его описание римских памятников и фонтанов я считаю весьма слабым, если не сказать больше. Как вам известно, мы с тетушкой имели возможность провести в этом городе несколько месяцев, и…
   — И это, вне всякого сомнения, еще обострило ваш и без того утонченный вкус, — угодливо заметил один из джентльменов. — Стоит лишь взглянуть на ваше платье! Какой поразительный оттенок янтарно-золотого! Цвет закатного неба, затмить который в состоянии только блеск ваших глаз, мисс Эмелин.
   Ему вторил согласный хор молодых голосов.
   — Благодарю вас, сэр, — как ни в чем не бывало кивнула Эмелин. — Итак, как я уже сказала, нам с тетушкой повезло прожить несколько месяцев в Риме, и могу заверить вас, мистер Лексингтон не воздал должное этому поразительному городу. Он так и не смог донести до слушателей истинное изящество и поразительную красоту памятников. Получилось так, что, будучи в Италии, я смогла сделать несколько рисунков и набросков…
   — О, как бы мне хотелось их увидеть, мисс Эмелин, — донесся голос из самой гущи толпы.
   — И мне тоже, мисс Эмелин.
   — Ни один памятник, даже самый живописный, не может сравниться с вашей красотой, мисс Эмелин, — вырвалось еще у одного.
   Энтони понял, что с него достаточно, и картинным жестом извлек из кармашка часы.
   — Боюсь, что должен вмешаться, мисс Эмелин. Уже достаточно поздно, а я обещал вашей тетушке привезти вас домой к пяти. Нам нужно спешить.
   — Да, конечно.
   Эмелин одарила поклонников очаровательной улыбкой.
   — Мистер Синклер совершенно прав. Нам нужно ехать. Но я поистине наслаждалась нашей беседой. Как удивительно! Я и понятия не имела, что так много джентльменов интересуется римскими памятниками и фонтанами.
   — Я поражен, мисс Эмелин.
   Джентльмен в таком облегающем сюртуке, что было непонятно, как он вообще может двигаться, отвесил ей низкий поклон.
   — Уверяю, я просто в восторге от этой темы и ваших познаний в ней.
   — Заворожен, — вторил еще кто-то.
   Это послужило началом оживленной перепалки, в которой каждый пытался убедить Эмелин, что его собственные интеллектуальные устремления куда выше, чем у соперников.
   Энтони едва сдерживался, чтобы не зарычать, и, схватив Эмелин за руку, потянул вниз по ступенькам. Вслед понеслись грустные слова прощания.
   — Я не знала, что мы так задерживаемся, — пробормотала она.
   — Не волнуйся, — заверил Энтони, — мы успеем вернуться прежде, чем твоя тетушка начнет волноваться.
   — А ты что думаешь о лекции мистера Лексингтона? — поинтересовалась она.
   После некоторого колебания Энтони пожал плечами:
   — Откровенно говоря, я нашел ее донельзя скучной.
   Эмелин звонко рассмеялась.
   — В этом отношении я полностью с тобой согласна. Но тем не менее считаю, что прекрасно провела день.
   — Как и я.
   Правда, Энтони считал, что провел бы его куда лучше, если бы не пришлось пробираться сквозь целую толпу денди в зале. Он был совершенно уверен, что их привлекли сюда вовсе не римские фонтаны и памятники, а красота Эмелин. Последнее время, после блестящего дебюта в обществе и несомненного успеха на балах, девушка, можно сказать, вошла в моду, и ухаживать за ней считалось делом чести.
   Энтони прекрасно знал, что отсутствие приданого и влиятельных связей не позволят ей долго вращаться в высшем свете, несмотря на все интриги Лавинии. Кроме того, предусмотрительные маменьки вряд ли позволят сыновьям серьезно ухаживать за Эмелин.
   К сожалению, даже это не помешало многим молодым аристократам увлечься прелестной и необычной оригиналкой, как не воспрепятствовало бессердечным повесам и распутникам, сделавшим охоту на невинных девушек своеобразным видом спорта, пытаться ее соблазнить.
   Энтони сам себя назначил добровольным опекуном Эмелин и считал своим долгом защищать ее от нежелательных знаков внимания. Но последнее время больше всего его беспокоило то, что она решит ответить на заигрывания.
   Было бы куда проще, если бы он честно объявил о своих чувствах и предложил руку и сердце. Но беда в том, что он не мог содержать ее в той роскоши, какой, по его мнению, она заслуживала.
   Энтони день и ночь мучился, пытаясь найти возможное решение неразрешимой, по его мнению, проблемы. Все сводилось к одному: он должен найти способ содержать семью, и притом как можно скорее, прежде чем кто-то из мужчин, отирающихся возле Эмелин, ослушается родителей и уговорит ее сбежать с ним.
   Возвращение в маленькой домик на Клермонт-лейн было довольно поспешным не только потому, что день клонился к вечеру, но и из-за туч, затянувших небо и угрожавших дождем.
   — Что-то случилось? — спросила Эмелин, когда они добрались до маленького парка и свернули за угол. — Ты заболел?
   Это не только вывело его из глубокой задумчивости, но и разозлило. С чего это она вдруг посчитала его больным?
   — Нет, вовсе нет. Я думаю.
   — Вот как? А по твоему выражению мне показалось, что мороженое, которое мы съели за обедом, плохо на тебя подействовало.
   — Уверяю, Эмелин, я в полном здравии.
   — Я просто озабочена твоим видом.
   — Эмелин, твоя тетушка ясно дала понять, что прежде, чем принять предложение руки и сердца, ты должна сполна насладиться развлечениями этого сезона.
   — А какое отношение имеет ко всему этому замужество? — удивилась Эмелин.
   Энтони наконец собрался с духом.
   — Вполне возможно, что в любой момент кто-то из этих… этих джентльменов, осаждавших тебя сегодня после лекции, может решиться покончить с холостой жизнью.
   — О, вот в этом я сильно сомневаюсь. Вряд ли их матушки одобрят такой выбор. Им важны знатность и хорошее приданое, и я уверена, что, когда придет время, они станут искать в будущей невесте именно эти качества.
   — Но… бывает и так, что безрассудный молодой человек решается сбежать с девушкой, которую его родители находят совершенно неподходящей партией, — мрачно объявил Энтони.
   — Как вечно делают джентльмены в тех поэмах, которые так обожает читать тетя Лавиния? — усмехнулась Эмелин. — До чего же романтично! Но я очень сомневаюсь, что способна вдохновить кого-то на такой подвиг!
   — Именно ты, и никто иной!
   Энтони внезапно замер на месте и уставился на нее.
   — Ты должна быть настороже, Эмелин. В любой момент какой-нибудь развратник может возникнуть у твоего окна посреди ночи и умолять тебя сесть в экипаж, ожидающий на улице.
   Совсем как в его безумных фантазиях! Сколько раз он мечтал об этом!
   — Бегство в Гретна-Грин?!³ — ахнула Эмелин, распахнув глаза. — Чепуха! Не могу представить, как у кого-то из этих джентльменов хватит духа сделать что-то, настолько волнующее!
   Желудок Энтони судорожно сжался.
   — Хочешь сказать, что находишь волнующей саму идею побега с кем-то из этих пустоголовых щеголей?
   — Совершенно верно.
   У него похолодела кровь.
   И тут она улыбнулась.
   — Разумеется, это совершенно невозможно.
   — Невозможно?!
   Он мгновенно ухватился за это слово.
   — Да, разумеется. Абсолютно невозможно.
   — Вот именно.
   Но в глубине души он знал, что возможно все. В прошлом сезоне такое уже бывало, и, вне всякого сомнения, случится и в этом. Раньше или позже парочка, которой запретили пожениться, ночью сбежит в Гретна-Грин. И если доведенные до отчаяния отцы не успеют их нагнать, молодые люди вернутся уже мужем и женой. Родителям волей-неволей придется смириться, а обществу будет о чем посплетничать за вечерним чаем.
   Если у него осталась хоть унция здравого смысла, он будет молчать! — подумал Энтони. Но вместо этого старательно откашлялся.
   — Э-э… почему ты считаешь невозможным сбежать с одним из этих джентльменов? — осторожно осведомился он.
   — Потому что я ни в кого из них не влюблена, — отмахнулась Эмелин, глядя на крошечные часики, приколотые на ее ротонде. — Бежим, Энтони, нам нужно спешить, иначе попадем под дождь. Тетя Лавиния в обморок упадет, если я испорчу новое платье.
   Она ни в кого из них не влюблена!
   Он поспешно напомнил себе, что из этого еще не следует, будто она любит его. Но по крайней мере она не питает никаких чувств к кому-то другому.
   Его настроение волшебным образом взыграло.
   — Успокойся, Эмелин, — улыбнулся он. — Леди, способная стать партнером Тобиаса, вряд ли лишится сознания при виде промокшего платья.
   — Ты и не знаешь, сколько надежд возлагает тетя Лавиния на туалеты мадам Франчески. Она считает их выгодным капиталовложением.
   К несчастью, он прекрасно понимал, почему Лавиния столько тратит на наряды от дорогой модистки. Все еще мечтает найти Эмелин знатного, титулованного жениха!
   Они уже свернули на Клермонт-лейн, когда Энтони заметил Тобиаса и Лавинию, поднимавшихся на крыльцо дома номер семь.
   — Похоже, не мы одни сегодня опаздываем к ужину, — жизнерадостно заметила Эмелин. — Должно быть, Лавиния и мистер Марч решили размяться.
   Энтони исподтишка изучал Тобиаса, небрежно прислонившегося к железным перилам, пока Лавиния доставала из ридикюля ключ. Даже на расстоянии он видел довольную физиономию зятя. В эту минуту Тобиас ужасно походил на хищника, отдыхавшего после успешной охоты.
   — Довольно энергичная разминка, если не ошибаюсь, — пробормотал Энтони.
   — Ты о чем? — с любопытством осведомилась Эмелин.
   К счастью, до объяснений дело не дошло. В этот момент Тобиас повернул голову и увидел молодых людей.
   — Добрый день, мисс Эмелин, — кивнул он ей. — Ну как лекция?
   — Не настолько познавательная, как хотелось бы, но мы с Энтони тем не менее неплохо провели время, — весело сообщила Эмелин.
   Миссис Чилтон распахнула дверь как раз в ту минуту, как Лавиния нашла ключ.
   — Не хотите зайти выпить чаю? — спросила она Энтони.
   — Спасибо, нет, — отказался он, устремив многозначительный взгляд на Тобиаса. — Я хотел бы поговорить с тобой, если не возражаешь.
   Тобиас поднял бровь и оттолкнулся от перил.
   — А это не может подождать?
   — Боюсь, что нет. Дело важное.
   — Прекрасно. Обсудим его по пути в мой клуб, — кивнул Тобиас и обратился к Лавинии:
   — Я должен распрощаться, мадам.
   — До скорого свидания, сэр.
   Энтони был несколько удивлен столь нежным прощанием, но Тобиас, казалось, не находил в этом ничего странного.
   Они подождали, пока дамы не войдут в дом, и только тогда попытались поймать извозчика. Это без труда им удалось, после чего они удобно расположились на сиденьях.
   Тобиас бросил на Энтони вопросительный взгляд.
   — Что-то случилось? У тебя такой вид, будто касторку проглотил.
   За последний час Энтони уже дважды заявили, что выглядит он как нельзя хуже. До чего же неприятно, и ужасно раздражает.
   — Мне необходимо состояние! — объявил он.
   — Как и нам всем, — бросил Тобиас, вытягивая ноги. — Если сумеешь найти таковое, дай мне знать. Буду счастлив разделить его с тобой.
   — Я вполне серьезно. Хочу иметь деньги, которые позволили бы мне содержать жену если не в роскоши, то в комфорте.
   — Черт возьми! — пробормотал Тобиас, встретившись глазами с молодым человеком. — Ты влюблен в мисс Эмелин, не так ли?
   — Да.
   — Проклятие, этого я и боялся! Ты уже открыл ей свои чувства?
   — Разумеется, нет! Я не имею права сделать это, потому что не могу просить ее выйти за меня.
   Тобиас понимающе кивнул.
   — Потому что у тебя нет ни гроша.
   Энтони побарабанил пальцами по раме окна.
   — Я кое-что придумал.
   — Упаси нас Господь от молодых людей, которые слишком много думают.
   — Но я настроен очень решительно.
   — Это я вижу. И насколько понял, у тебя уже есть план, как приобрести это самое состояние?
   — Я неплохо играю в карты. При небольшой практике…
   — Нет.
   — Согласен, никогда не играл по большим ставкам, потому что ты против карточных игр, но думаю, что лицом в грязь не ударю.
   — Нет.
   — Выслушай же меня! — Энтони подался вперед, полный решимости убедить Тобиаса. — Большинство игроков, беря в руки карты, забывают о логике и системе. Наоборот, зачастую садятся за ломберные столики нетрезвыми, чтобы не сказать больше. Неудивительно, что некоторые джентльмены проигрываются в прах. Я же собираюсь рассматривать игру с точки зрения математической задачи.
   — Твоя сестра вернется с того света, чтобы терзать меня, если я позволю тебе пуститься во все тяжкие. Ты не хуже меня знаешь: больше всего на свете она боялась, что ты станешь игроком.
   — Да, и что из-за этого я кончу жизнь, вконец разорившись, как наш отец. Но заверяю тебя, страхи Энн напрасны.
   — Ад и проклятие, она изводилась от тревоги вовсе не потому, что твой отец потерял все, чем владел, и до конца жизни не мог устоять перед чертовыми ломберными столиками! Беда в том, что он позволил себя убить из-за спорной взятки как раз в тот момент, когда пытался вернуть проигрыш. Пойми, в этом занятии победителей не бывает.
   — Я не мой отец.
   — И это мне известно.
   Энтони негодующе застыл. Он предвидел и боялся конфликта с того самого момента, как замыслил свой план. Да, добиться своего будет нелегко, но он должен стоять на своем!
   — Не желаю спорить с тобой по этому поводу, — процедил он. — Мы оба знаем, что ты не можешь меня остановить. Я уже давно не мальчик, и сам могу принимать решения.
   Глаза Тобиаса приняли цвет штормового моря. За все годы, прожитые с человеком, ставшим куда лучшим отцом для Энтони, чем его собственный родитель, юноша редко видел в них столь неумолимое и холодное выражение. Энтони зябко передернулся.