Кренц Джейн Энн. Волшебный дар

   Уитби поднял глаза от горшка с овсянкой, которую как раз помешивал. Даже в фартуке, с кухонным полотенцем через плечо, он ухитрялся выглядеть настоящим денди. Тобиас невольно ощутил некоторую зависть. Кроме того, он отвесил Лавинии поклон, который сделал бы честь даже Красавчику Браммелу.
   — Доброе утро, мадам, — приветствовал он и, выпрямившись, добавил:
   — Сэр.
   — Уитби, как ваш пациент сегодня? — осведомился Тобиас.
   — Думаю, обеими ногами стоит на дороге к выздоровлению, хотя, несомненно, будет некоторое время страдать головными болями.
   Уитби отставил горшок, вытер руки о полотенце и повел гостей в спальню.
   — Но предупреждаю, он не слишком ясно помнит все, что с ним случилось. Боюсь, после такого удара по голове это вполне естественно.
   Тредлоу, одетый в старую, пожелтевшую от бесчисленных стирок ночную рубашку, распростерся на кровати. Лица почти не было видно из-под широкого белого бинта. Завидев вновь прибывших, он отставил в сторону чашку с шоколадом и уставился на Лавинию сквозь очки.
   — Как поживаете после вчерашнего, миссис Лейк? Уитби рассказал мне о ваших неприятностях.
   — Вы пострадали куда больше, — вздохнула Лавиния, подходя к кровати. — Как ваша голова?
   — Ноет, но меня заверили в полном выздоровлении. Мистер Марч, с вашей стороны было крайне любезно одолжить мне на ночь своего камердинера.
   — Был рад помочь, — откликнулся Тобиас с порога. — Однако он утверждает, что вы почти ничего не запомнили. Означает ли это, что вы не можете дать описание преступника?
   — Да я, кажется, и не видел его, — объяснил Тредлоу. — Припоминаю, как, послав записку миссис Лейк, я покинул лавку и отправился в кофейню поужинать, в расчете вернуться до ее прихода. Скорее всего я оставил дверь открытой.
   — Неизвестный, должно быть, посчитал, что вы ушли совсем, вломился в лавку и был все еще там, когда вы снова появились, — заметил Тобиас.
   — Я вроде бы услышал шум в задней комнате, — пробормотал антиквар, — и пошел посмотреть, в чем дело. А очнулся в постели и увидел стоявшего надо мной Уитби.
   Лавиния задумчиво прикусила губу.
   — Знаете, это даже к лучшему, что вы не пришли в себя в саркофаге. Представить не могу ничего страшнее, чем открыть глаза и понять, что лежишь в гробу.
   — Да, ощущение малоприятное, — с готовностью согласился Тредлоу.
   — Вы не можете сказать, по какому поводу послали мне записку с приглашением прийти? — осведомилась Лавиния. Тредлоу сокрушенно вздохнул:
   — Собирался уведомить вас, что слышал, будто за последние два дня кто-то обшарил лавки двух моих конкурентов. Говорят, что этот кто-то ищет Голубую Медузу.
   Лавиния переглянулась с Тобиасом и вновь обратилась к Тредлоу:
   — Может, они видели или слышали что-то, что помогло бы нам опознать преступника?
   — Об этом мне ничего не известно, — покачал головой антиквар.

Глава 23

   Гипнотизер сам открыл дверь и не выказал особенной радости при виде Тобиаса.
   — Марч? Вот это сюрприз. Что вы здесь делаете? — проворчал он, пристально всматриваясь в лицо гостя. — Какие-нибудь новости насчет убийства?
   — Я хотел поговорить с вами.
   Тобиас шагнул вперед, не оставляя Хадсону иного выбора, кроме как посторониться.
   — Не возражаете, если я войду?
   — Но ведь вы уже вошли, — негостеприимно ответствовал хозяин. — Прошу.
   Он запер дверь и повел Тобиаса в конец короткого коридора. По пути тот разглядывал обстановку. Дверь гостиной была распахнута. Он заметил, что внутри совсем темно: шторы на окнах спущены. Да и мебели почти не было: стол и единственный стул. Очевидно, Хадсоны не позаботились обставить снятый дом. Либо Селесту убили, прежде чем она выбрала обивку и мебель, либо Хадсоны вообще не намеревались долго оставаться в Лондоне.
   Хадсон остановился перед маленьким, почти голым кабинетом.
   — Садитесь, если хотите. Я бы предложил вам чаю, но экономка взяла выходной.
   Тобиас, проигнорировав приглашение, встал у окна, спиной к затянутому тучами небу, и наскоро осмотрел комнату. На полках стояло всего несколько книг, причем, похоже, очень старых. Кожаные переплеты истерлись и потрескались. На стенах ни картин, ни рисунков. На письменном столе ни одной личной вещи.
   — Можно предположить, что вы собираетесь вскоре покинуть Лондон? — осведомился он. Если Хадсону и не понравился вопрос, он ничем этого не показал и, случайно или нарочно, поспешил зайти в тот угол, где стоял стол, — единственное место, куда не падал свет из окна.
   — Вы обратили внимание на отсутствие мебели, — кивнул он, небрежным жестом вынимая из кармана часы. Золотые брелоки заплясали. — Дом взят в аренду. Мы с Селестой даже не успели как следует разложить вещи, не говоря уже о покупке диванов, столов и гардин. А потом ее убили, и я, естественно, потерял всякий интерес к подобного рода вещам.
   — Естественно.
   — Могу я спросить, что все это значит, Марч? — чуть нараспев спросил Хадсон. Цепочка с брелоками продолжала раскачиваться. — Вы, разумеется, явились не для того, чтобы обсуждать интерьер моего дома.
   — И тут вы правы. Я хотел потолковать о Ганнинге и Нортхемптоне.
   Брелоки едва слышно зазвенели, но лицо Хадсона не выразило ничего, кроме вежливого недоумения. И глаз он не отвел.
   — А при чем тут они?
   Брелоки продолжали ритмично описывать крохотные дуги.
   — Насколько я знаю, они были вашими пациентами в Бате.
   — Да. Ганнинг страдал бессонницей. У Нортхемптона были проблемы в постели с женщинами.
   Голос Говарда стал еще более звучным. Колебания брелоков все убыстрялись.
   — Довольно обычные жалобы для людей их возраста. Не пойму, при чем тут эти люди.
   Тобиас посчитал, что мерные движения брелоков становятся все более раздражающими.
   — Оба они стали жертвами вора, и лишились фамильных ценностей, после того как лечились у вас, — пояснил он.
   — Не понимаю. Не хотите же вы сказать, что моя Селеста имеет отношение к их несчастью? Да как вы смеете, сэр?!
   Однако в голосе Говарда не прозвучало ни возмущения, ни негодования. Он, скорее, стал громче и отчетливее.
   — Говорю вам, она была прелестной, импульсивной женщиной, но ни в коем случае не воровкой.
   — Возможно. А возможно, и нет. Сейчас это не имеет значения.
   — Прелестная, импульсивная женщина, — мягко повторил Говард. Сверкающие брелоки раскачивались, подобно маятникам. — Но не воровка. Глаза ее блестели ярче золота. Такие же золотистые, как отсветы от этих маленьких шариков, свисающих с моих часов. Глядите на шарики, Марч. Золотистые, яркие, чудесные. Так легко смотреть на них. Так трудно отвернуться.
   — Приберегите вашу энергию для дураков, Хадсон, — сухо усмехнулся Тобиас. — Тех, кого вы вводите в транс. Со мной это не пройдет.
   — Не понимаю, о чем вы.
   — Криминальные таланты Селесты меня не интересуют. В отличие от того факта, что вы, Хадсон, скорее всего тоже вор.
   — Я? — резко выкрикнул Хадсон, сжав в руке часы. Брелоки замерли неподвижно. — Как вам пришло в голову обвинять меня в подобном?
   — Доказательств, правда, у меня нет.
   — Еще бы!
   — Но по моему мнению, случилось вот, что. — Тобиас заложил руки за спину и принялся бродить по комнате. — Много лет вы работали в одиночку. Однако подозреваю, что у вас все-таки случились столкновения с законом, поэтому вы из предосторожности сочли за лучшее исчезнуть на время. Поэтому и отплыли в Америку. Там дела пошли совсем неплохо, но, пожив немного на другом конце света, вы все же предпочли вернуться на родину и обосновались в Бате.
   — Все это лишь сплошные домыслы.
   — Вероятно. Сплошные домыслы — это то, что мне особенно хорошо удается. Итак, вы завели в Бате практику. Там же встретили Селесту, даму, чьи принципы целиком совпадали с вашими.
   — И что это должно означать?
   — То, что ни один из вас не терзался угрызениями совести, пойдя по преступной дорожке.
   — Мне следовало бы вызвать вас за это на дуэль, сэр.
   — Следовало, но вы этого не сделаете, — бросил Тобиас, останавливаясь в дальнем конце комнаты и глядя на Говарда. — Вы прекрасно понимаете, что я лучше стреляю, да и сплетни повредят вашему бизнесу.
   — Вы не… — начал Говард.
   — Как я уже сказал, вы с Селестой вошли в долю. Выбирали жертву, предпочитая, разумеется, богатых немолодых джентльменов, одной ногой стоящих на краю могилы. Из тех, кто легко поддавался чарам Селесты. Она старалась завлечь их, чтобы убедить обратиться к вам за помощью. Как только они оказывались в вашем кабинете, вы под гипнозом склоняли их отдать вам драгоценности. После они ничего не помнили из пережитого, поскольку вы приказывали им все забыть, перед тем как вывести из транса.
   Говард все же сумел овладеть собой и стоял оцепеневший, как каменная статуя, пронзая Тобиаса взглядом, сделавшим бы честь самой Медузе.
   — Вам этого не доказать! — повторил он наконец.
   — Что же пошло не так? Что стряслось на этот раз?
   — Вы, должно быть, безумны, сэр. Может, вам следует обратиться к врачу?
   — Дело с браслетом с самого начала отличалось от остальных, — продолжал Тобиас. — Решение украсть вещь у Бэнкса для вас оказалось новым поворотом. На первый взгляд все это не имеет никакого смысла. Ваша специализация — драгоценности, а не антиквариат. Такие древности, как Голубая Медуза, имеют весьма ограниченный рынок сбыта. И избавиться от него далеко не так просто, как от бриллиантовых серег или ожерелья с жемчугом и изумрудами.
   Говард ничего не ответил. Только насторожился. Сейчас, стоя в тени, он напоминал готовую к броску кобру.
   Тобиас небрежно, словно между делом, взял с полки старую книгу в кожаном переплете, замеченную им раньше.
   — Я могу назвать только две возможные причины вашего намерения украсть браслет с Медузой. Либо у вас уже был покупатель, некий коллекционер, готовый заплатить за браслет кругленькую сумму…
   — У вас слишком богатое воображение, Марч.
   Тобиас открыл потрескавшийся переплет и пробежал глазами титульный лист:
   «Исследование некоторых тайных ритуалов и обрядов древних во времена римского владычества над Британией».
   — А вот и еще одна возможность.
   Тобиас закрыл книгу и поставил обратно на полку.
   — И хотя, должен признаться, логического объяснения я не нахожу, все же эта вторая причина кажется мне гораздо более веской, чем мысль о заказном воровстве.
   Губы Хадсона презрительно скривились.
   — И с чего это вдруг я стал бы красть никому не нужный браслет?
   — С того, что именно вы безумны, сэр, а не я, — мягко пояснил Тобиас, — поскольку поверили в легенду о браслете Медузы. Именно поэтому и похитили чертову штуку. Убедили себя, что камея с головой Медузы способна укрепить и усилить ваши гипнотические силы?
   Хадсон и глазом не моргнул.
   — Понятия не имею, что вы тут несете.
   Тобиас ткнул пальцем в древнюю книгу.
   — Вы наткнулись на упоминание о Медузе и ее якобы волшебном действии скорее всего именно в этом трактате. В любом случае вы просто одержимы желанием ее заполучить. Поэтому изложили Селесте свой план и отправились в Лондон, чтобы добиться своего.
   — Вы глупец, Марч.
   — Но Селеста многое повидала в жизни и давно уже научилась прежде всего заботиться о собственных интересах. Она, вне всякого сомнения, посчитала, что эта крайне рискованная кража не принесет никакой прибыли. А может, испугалась, что вы окончательно сходите с ума.
   — Оставьте Селесту в покое.
   — К сожалению, не могу. Что на самом деле случилось между вами в ту ночь, когда она умерла? Сначала я предполагал, что вы задушили ее за измену. Узнали, что она завела любовника, и разъярились. Но потом мне пришло в голову, что, может, убийство — всего лишь исход ссоры между ворами, не поделившими добычи. А теперь я начинаю думать, что вы расправились с ней, когда она, посчитав, что вы не в своем уме, решила выйти из дела.
   Говард с такой силой схватился за край столешницы, что костяшки пальцев побелели.
   — Будь вы прокляты, Марч! Я не убивал Селесту!
   Тобиас пожал плечами.
   — Признаюсь, что не получил ответов на многие вопросы. Например, так и не знаю, что случилось с браслетом. Очевидно, и вы не знаете, где он находится. Ведь вы только поэтому наняли Лавинию, не так ли? Не для того, чтобы найти убийцу. Хотите докопаться, где сейчас этот проклятый браслет.
   — Вы поражаете меня, сэр, — хрипло, не своим голосом выдавил Говард. — А я-то думал, вы уже все разнюхали.
   — Пока только малую часть, — бросил Тобиас, шагнув к двери. — Но будьте уверены, скоро я узнаю остальное.
   — Погодите, черт возьми! Лавинии известно о ваших идиотских рассуждениях?
   — Пока не о всех. Еще рано.
   — Советую вам рта не открывать! Это для вашей же пользы. Да она вам и не поверит. Лавиния знает меня куда дольше, чем вы, Марч. Я старый друг ее родителей. Если поставите ее перед выбором, она примет мою сторону, можете не сомневаться.
   — Кстати, о Лавинии, — заметил Тобиас. — Пожалуй, самое время дать вам совет.
   — Я не нуждаюсь в ваших дурацких советах!
   — В таком случае считайте это предупреждением. Не дай вам Бог хотя бы на секунду вообразить, что я позволю вам использовать Лавинию взамен Селесты.
   — Считаете, будто она так увлечена, что никогда не бросит вас ради меня?
   — Не считаю. Но твердо знаю одно: если вам и удастся увезти Лавинию, можете быть уверены, что, не успев насладиться пдодами победы, окажетесь в могиле.
   Он вышел на крыльцо и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Глава 24

   Он даже не задумался, куда теперь идти. На всем свете было только одно место, где он хотел сейчас находиться.
   Тобиас остановил кеб и велел везти его в маленький домик на Клермонт-лейн.
   Спускаясь, он потянул больную ногу, и та отозвалась протестующими судорогами, но Тобиас, не обращая ни на что внимания, поднялся по ступенькам и взялся за молоток.
   Дверь не открывалась.
   Он и без того был настроен не слишком весело, и тишина только усугубила раздражение. Выходя из дома после завтрака, он сообщил миссис Чилтон, что вернется около трех.
   Ему вдруг пришло в голову, что последнее время он считает жилище Лавинии своим вторым домом. Совсем как клуб. Мало того, он даже начал отдавать приказания миссис Чилтон, как если бы перед ним был Уитби.
   Он, разумеется, не имеет права злиться на то, что его пожелания не выполнены. Тем не менее миссис Чилтон намекала, что днем Лавиния будет дома. Где же все, черт возьми?!
   Он сбежал с крыльца и стал изучать окна верхнего этажа. Шторы задернуты. Обычно днем Лавиния их раздвигала. Она любит, когда много света.
   Тобиасу стало не по себе. Странно, что дом кажется совершенно пустым в такой час. Возможно, Лавинии и Эме-лин срочно понадобилось отправиться за покупками, но где же тогда миссис Чилтон?!
   Что-то случилось, но что? Он провел в этом доме столько времени, что досконально знал распорядок дня миссис Чилтон. Сегодня не тот день, когда она обычно брала выходной, чтобы навестить сестру.
   Тобиас помрачнел. Может, еще раз постучать?
   Он взялся за дверную ручку. Она легко повернулась.
   При мысли о том, что дверь лавки Тредлоу тоже открылась с первой попытки, Тобиас похолодел.
   Он тихо ступил в переднюю и немного постоял, стараясь уловить общую атмосферу. Ничего подозрительного.
   Но Тобиас все же нагнулся и вытащил из сапога маленький кинжал. Зажав его в руке, он заглянул в гостиную. Ничего.
   Он добрался до кабинета Лавинии.
   Пусто.
   Как и на кухне.
   Тобиас решительно подавил страх, уже грызущий внутренности, и стал взбираться на второй этаж, стараясь не производить шума.
   На верхней площадке он остановился, сообразив, что впервые находится в этом месте и не знает, что где находится.
   Немного подумав, Тобиас вспомнил, как Лавиния говорила, что окна ее спальни выходят на улицу.
   Он осторожно приблизился к двери, заглядывая по пути во все остальные помещения и с облегчением отмечая, что вроде бы все в порядке. Никаких следов взлома или обыска.
   Тихий шорох донесся из спальни, принадлежавшей, по его расчетам, Лавинии. Тобиас на цыпочках подошел ближе, прижался к стене и внимательно прислушался.
   Опять какой-то невнятный шум. В комнате явно кто-то есть.
   Тобиас осторожно подобрался к двери и заглянул внутрь. Вид загораживала красивая ширма, расписанная пейзажами римских садов и скрывавшая того, кто находился в спальне. Из-за ширмы раздавались потрескивание огня и плеск воды.
   Маленькая изящная ножка с высоким подъемом показалась из-за створки и встала на расстеленное на полу полотенце. Снова плеск воды — и появилась вторая ножка.
   Ледяное напряжение, сковавшее Тобиаса, вмиг растаяло, сменившись совершенно иной настороженностью. Он слегка наклонился, чтобы сунуть обратно кинжал, выпрямился и переступил порог.
   — Буду счастлив помочь вам искупаться, мадам, — объявил он.
   По другую сторону ширмы тихо ахнули.
   — Тобиас?
   Лавиния высунула голову из-за створки, прижимая к груди толстое полотенце и испуганно тараща глаза.
   — Иисусе, что ты здесь делаешь!
   Тобиас почувствовал, как загорелась кровь. Волосы Лавинии были сколоты на макушке. Легкие прядки прилипли к обнаженной шее. Лицо раскраснелось от жары. Полотенце широкими складками падало к узким щиколоткам наподобие греческого хитона.
   — Похоже, в этот момент следует сказать нечто особенно поэтическое и романтическое, — пробормотал он. — Но будь я проклят, если хоть что-то приходит на ум!
   Лавиния улыбнулась, сверкая прекрасными глазами, и Тобиас как зачарованный шагнул к ней.
   — Я мокрая, — предупредила она, когда он потянулся к ней.
   — Значит, нам обоим повезло!
   Он подхватил ее на руки и почти побежал к кровати.
   — Потому что мне не терпится погрузиться в тебя.
   Ее гортанный смех прозвенел в его ушах лучшей на свете музыкой.
   Он положил ее на постель и, схватившись за полотенце — последний оплот скромности, — осторожно потянул и отбросил его на пол. До этой минуты Тобиас воображал, что полностью готов к любовной схватке, но испытываемое им возбуждение стало почти болезненным при виде ее округлых грудей и треугольника тугих завитков внизу живота.
   Он обнял ее за бедра. Лавиния вздрогнула, но не смогла даже вздохнуть: так сильно пересохло во рту. Тобиас внезапно осознал, что впервые позволил себе роскошь видеть ее совершенно обнаженной. Сама природа их связи не позволяла ничего подобного. Все предыдущие свидания проходили наспех, в местах, где полностью раздеться было просто немыслимо.
   Он тоже принялся сбрасывать одежду. Судя по жадному взгляду Лавинии, она думала о том же.
   — Понимаешь ли ты, — хрипло прошептал он, опускаясь на нее, — что мы впервые лежим в постели?
   — Да, мне это тоже пришло в голову.
   — Надеюсь, полученные впечатления нельзя будет назвать скучными или тоскливыми. Я знаю, как тебе нравятся экзотические уголки и неминуемо связанная с ними новизна впечатлений, но здесь нам тоже будет хорошо.
   Лавиния улыбнулась и обняла его.
   — Должна признать, что в кровати есть свои преимущества. Она куда удобнее, чем каменная скамья, сиденье в карете или письменный стол.
   — Удобство — отнюдь не моя главная забота, когда я с тобой, — заверил он, — но все же многое можно сказать в его защиту.
   Тобиас поднял голову, отыскал ее губы и стал целовать. Лавиния отвечала с тем же пылом, сладостным и пьянящим. Сознание того, что она хочет его с не меньшей силой, дурманило сильнее вина. Желание бушевало в нем; мучительное и неукротимое, затмившее любую страсть. Кровь превратилась в расплавленный мед, мышцы напряглись и закаменели.
   И Тобиас мысленно поклялся, что никому ее не отдаст. Ни Хадсону, ни любому другому сопернику.
   Он провел рукой по ее телу, от нежной груди до обнаженного бедра, наслаждаясь мягкостью и упругостью кожи, смакуя каждое мгновение. Лавиния почти в беспамятстве выгнулась. Он проник пальцами в ее тепло.
   — Ты и в самом деле ужасно мокрая, — сказал он, почти не отрываясь от ее губ. — Восхитительно.
   Лавиния стонала и извивалась, сжав его пальцы потайными мускулами. Ощутив набухший бугорок в самом верху ее расщелинки, Тобиас стал осторожно его гладить, пока она не вонзила ногти ему в спину.
   И Тобиас не выдержал. Он медленно вошел в ее узкий теплый грот, что-то несвязно выкрикивая. И ощутил, как она впилась зубами в его плечо, прильнув так тесно, что он каким-то краем сознания еще успел подумать: теперь они связаны навечно. И навечно едины.
 
   Легкий озноб снова прошел по позвоночнику Энтони. Не осталось ни малейшего сомнения: странная цветочница его преследует. Краем глаза он в очередной раз поймал очертания огромного серого капора, немедленно исчезнувшего за фермерской телегой. Но это точно та же самая цветочница, которую он несколько минут назад видел на площади.
   Веселое нетерпение, предчувствие поворота событий охватило его. Он насторожился и словно подобрался. Предметы, здания и люди стали казаться резче сфокусированными, более четкими.
   Неужели это внезапное возбуждение охотника и есть та самая приманка, которая держит Тобиаса на крючке, не позволяя заняться чем-то, кроме частного сыска? Да уж, это куда острее, чем карточные игры, пари или боксерские матчи.
   Впрочем, сейчас нет времени размышлять о философских аспектах новой профессии. Главное сейчас — разоблачить ту особу, которая шпионит за ним.
   — Спасибо за помощь, мисс, — кивнул он, вручая потаскушке несколько монет. Она была самой молодой из тех, с которыми он успел сегодня потолковать. Лет пятнадцати, самое большее — шестнадцати. — Это за ваши труды.
   — Всегда рада пособить, сэр, — хихикнула она, сунув деньги в лиф. — Не сомневайтесь!
   Энтони едва не стало дурно от ее смеха. На какой-то момент она вдруг превратилась из прошедшей огни и воды проститутки, без будущего и надежд, в молодую невинную девчушку, пансионерку, готовящуюся к своему дебюту в обществе. Какая страшная судьба привела ее на этот угол?
   Он коснулся полей шляпы в вежливом прощании. Девица снова закатилась хохотом. Очевидно, мысль о том, что какой-то мужчина способен быть с ней галантным, показалась бедняжке крайне забавной.
   Энтони постарался отрешиться от угнетающих впечатлений, вызванных этим разговором, и задумался над тем, как вывести цветочницу на чистую воду. Вполне вероятно, это станет поворотным пунктом во всем деле. Если все пойдет как надо, он может добыть золотой самородок в виде полезной информации.
   Вот он, случай доказать свою пригодность к профессии сыщика! Если он вернется с уликами, Тобиас прекратит свои намеки насчет преимуществ карьеры делового человека.
   Энтони быстро двигался сквозь лабиринт извилистых улочек и переулков. Час назад его привело в этот убогий квартал задание Тобиаса допросить проституток. Здесь в основном были расположены игорные дома, грязные кабаки и лавки скупщиков краденого.
   Энтони свернул за угол и оказался перед узким полутемным переулком. Гнусный смрад мочи, гниющих отбросов и разлагающегося трупа кошки ударил в ноздри с силой пощечины. Молодой человек задержал дыхание, скользнул в узкий проход и стал ждать.
   Мимо прошли двое мальчишек, увлеченно обсуждавших, как лучше стащить горячие пироги с тележки разносчика. За ними проковылял старик, тяжело опиравшийся на трость.
   И когда надежды почти не осталось, в поле его зрения медленно вплыла цветочница. Уродливый серый капор скрывал ее лицо. Потрепанный, чересчур широкий плащ ниспадал до самой земли, так что и фигуру рассмотреть не удавалось. Цветы в корзине поникли.
   И хотя женщина старчески сутулилась, что-то в ее походке и манере держаться подсказывало Энтони, что она далеко не такая дряхлая, какой хочет казаться.
   Цветочница встала прямо у начала переулка, очевидно недоумевая, куда подевался Энтони. Немного поразмыслив, она принялась оглядываться. Не дав ей собраться с мыслями, Энтони ловко, как кошка, прыгнул вперед, обхватил ее за талию и потащил в переулок. Цветочница и не думала отбиваться, когда он прижал ее к стене ближайшего дома.
   — Ах, черт меня побери! — выругался он. — Мне следовало бы знать!
   Потрясенный возглас был ему ответом. Громоздкая шляпа приподнялась, ударив Энтони в подбородок. Он слегка откинул голову и грозно уставился на Эмелин.
   — Что это ты, спрашивается, вытворяешь? — вознегодовал он. Сердце бухало в ребра кузнечным молотом. Несмотря на мерзкую вонь, он тяжело дышал. И не мог думать ни о чем, кроме того единственного момента, когда поцеловал ее.
   Нечеловеческим усилием воли он разжал руки и отступил.
   — Слежу за тобой, разумеется, — огрызнулась Эмелин. — Что же еще, по-твоему?!
   — Ты, никак, спятила? Этот квартал пользуется дурной славой!
   — Ты так таинственно вел себя утром, когда я спросила о твоих сегодняшних планах, — оправдывалась она, поправляя капор. — Так и знала, что ты что-то задумал.
   — И поэтому пошла следом? Из всех бессмысленных, идиотских…
   — О чем ты говорил с девушкой на углу? И с той, что отиралась у кабачка на противоположном конце улицы?
   — Я сейчас все объясню, — бросил Энтони, спеша увести ее из этого проклятого места. — Но сначала нужно убраться отсюда. Леди не посещают эту часть города.