Даже в этом, притупляющем чувства мире гнев мой не знал предела. Я последовал за отрядом нюень бао в их землю. Там были и другие тела. Душилы убили нескольких их соплеменников из числа наших телохранителей.
Сари пришла в себя, когда отряд еще не покинул город. И повела себя так же, как я, когда проснулся и не увидел ее рядом.
— Что случилось? — воскликнула она. — Почему мы здесь? — Она обращалась к дядюшке Дою, но тот отмахнулся, указав на Тай Дэя, который, в свою очередь, казался полностью поглощенным болью в руке.
— Мы везем тебя домой. Сари, — промямлил наконец Тай Дэй. — Тебе больше незачем оставаться в этом злом городе.
— Что? Это невозможно. Отвезите меня назад, к Мургену. Тай Дэй уставился вниз, на обочину.
— Мурген мертв. Сари. Тоога убили его.
— Нет!
— Прости, Сари, — сказал дядюшка Дой, — многие тоога заплатили за это своими жизнями, но они были готовы платить такую цену. Погибло и немало наших, а там, где их не было, полегло множество прочих. «Прочими» нюень бао именовали всех, кто не принадлежал к их племени.
— Не может быть! — вскричала раздавленная неожиданным горем Сари. — Он не мог умереть, не увидев свое дитя.
Дядюшка Дой замер, как сраженный секирой. Тай Дэй вытаращился на сестру и принялся что-то скулить. Насколько я мог судить о нравах нюень бао, он расстраивался из-за того, что ему не удастся выгодно спихнуть замуж сестрицу, которая ждет ребенка от чужака.
— Я начинаю верить, что ваша мать умнее, чем мы думали. Тай Дэй, — пробормотал дядюшка Дой. — Она возлагала всю вину на Хон Трой. Теперь поневоле начинаешь думать, что ваша бабушка перемудрила, или же мы просто неправильно ее поняли. Возможно, пророчество включало Мургена лишь косвенно, а напрямую относилось к ребенку, которого носит Сари.
Я понял, что дважды виденная мною в болотах женщина действительно была Сари.
— Выходит, — с болью в голосе сказал Тай Дэй, — для Сари теперь нет места — раз она носит иноплеменного ублюдка…
— Отвезите меня назад, — потребовала Сари, — если вы этого не сделаете, я отказываюсь быть нюень бао. Я уйду к народу моего мужа. Место для меня найдется — рядом с Черным Отрядом.
Это было столь немыслимое попрание общественных канонов, что Тай Дэй и дядюшка лишились дара речи. Я думал, что и сам потерял бы речь, сумей добраться до них в этот момент.
Но я убрался прочь, ибо узнал достаточно, чтобы понять все и насчет себя, и насчет Сари, и насчет моего неразлучного спутника Тай Дэя. Возможно, Старик в чем-то и ошибался, но не в суждениях насчет нюень бао.
Я стремительно метнулся вперед во времени, прослеживая события, связанные с Сари. Тай Дэй и дядюшка Дой отвезли ее в тот самый храм, где я приметил ее раньше, и сдали на руки прадяде, являвшемуся жрецом. Храм предназначался для сирот, хотя она была взрослой женщиной, дважды побывавшей замужем. При таких храмах жили нюень бао, оставшиеся без семьи. Храм становился их домом, жрецы и монахи — их семьей. Предполагалось, что сирота посвятит остаток жизни трудам во славу почитаемых нюень бао богов.
На сей счет меня никто не просвещал, хотя заведение, куда поместили Сари, могло похвастаться несколькими идолами, выглядевшими как разнообразные гуннитские божества. Шадариты почитают лишь одного бога, изображенного в виде идола, а учение веднаитов и вовсе отвергает поклонение изваяниям.
Я полностью сосредоточился на Сари — такой, какой она была сегодня. Примерно час я наблюдал за ее трудами. Сари помогала поддерживать чистоту в храме, носила воду, занималась стряпней — во многом делала то же самое, что пришлось бы ей делать, будь она замужем за одним из соплеменников и живи в одном из селений нюень бао. Но остальные служители храма сторонились ее. Посещал Сари только пожилой господин по имени Бонх До Тран, купец, сдружившийся с нею во время осады Дежагора. Он был связующим звеном между нами, когда ее родичи пытались нас разлучить, и помог Сари ускользнуть от них и соединиться со мной прежде, чем они успели ей помешать. Бонх понимал ее. В молодости он сам любил гуннитскую женщину. Будучи торговцем, он немало времени проводил в чужих землях и не считал, что все «прочие» олицетворяют собой одно лишь зло. Бонх был хорошим человеком.
Упорно подыскивая подходящий момент, я выбрал время, когда она творила полуденную молитву, и, задержавшись на уровне ее глаз, напряг всю свою волю.
— Сари. Я здесь. Я люблю тебя. Они солгали. Сари жалобно всхлипнула. В какой-то миг она, казалось, смотрела мне прямо в глаза. Словно увидела меня. Затем она вскочила и в испуге выбежала из кельи.
Глава 41
Одноглазый лупасил меня по щекам, покуда я не пришел в себя и не заорал:
— А ну, кончай, коротышка дерьмовый! — Вся физиономия болела. Интересно, много ли я получил оплеух? — Я здесь. Ты что, взбесился? В чем проблема?
— Уж больно ты много орал. Малец. И ежели орал на языке, понятном твоим родственничкам, то дерьма тебе не расхлебать. А ну, встряхнись. Возьми себя в руки.
Так я и поступил. В нашем деле, коли хочешь жить, умей владеть своими чувствами. Но сердце мое продолжало колотиться, и мысли крутились в голове с бешеной скоростью. Меня трясло, словно в лихорадке. Одноглазый поднес здоровенную плошку воды. Я осушил ее.
— Тут есть и моя вина, — признался колдун. — Я отлучился, потому как не ожидал, что ты пробудешь там так долго. Полагал, что ты вызнаешь, что к чему, и тут же притащишь свою задницу назад, обсудить, что мы планируем предпринять по этому поводу.
— А что ты планируешь предпринять? — буркнул я.
— Ни хрена, вот что. По-моему, Старик просто решил пустить это дело на самотек и держать ухо востро до тех пор, пока не решит, что тебе следует знать.
— Он ничего не собирался мне рассказать? Одноглазый пожал плечами. Видимо, этот жест означал, что моя догадка верна.
Костоправ рад был моему браку не больше, чем соплеменники Сари. Ублюдок!
— Я должен его увидеть.
— Он сам захочет тебя увидеть. Когда ты возьмешь себя в руки.
Я заскрежетал зубами.
— Ты дашь мне знать, когда перестанешь трястись, дергаться и визжать.
— Что? Слушай ты, коротышка дерьмовый. Как вы можете не позволять мне?..
— Дай мне знать, когда перестанешь трястись, визжать и дергаться.
— Коротышка дерьмовый… — Ярость моя постепенно иссякала. Я слишком долго пробыл в мире духов, и мне нужно было поесть. До разговора с Костоправом…
— Ты готов к разговору? — спросил Костоправ. — Трястись, дергаться, и визжать не будешь?
— Вы что, ребята, затвердили этот припев, пока я блуждал с духом?
— Что затеяли твои родственнички, Мурген?
— Ни хрена я об этом не знаю. Но очень хотел бы сунуть дядюшку Доя пятками в огонь и выяснить.
Костоправ пил чай. Таглианцы — большие любители почаевничать. Здешние тенеземцы — еще большие. Он отпил маленький глоток.
— Хочешь чайку?
— Угу.
Мне было необходимо попить.
— Подумай вот о чем. Положим, мы ни с того ни с сего начнем расспрашивать его насчет всей этой истории. Как полагаешь, нюень бао и все прочие, кто толчется вокруг, не задумаются о том, как ты узнал, что тебя одурачили? О том, что происходит в восьмистах милях отсюда?
— А мне плевать…
— То-то и оно. Думаешь только о себе. Но все, что сделаешь ты, затронет каждого члена нашего Отряда. Может затронуть каждого перевалившего эти горы. Может повлиять на ход этой войны.
Мне было очень больно, и я хотел отмести его доводы. Я хотел причинять боль сам. Но не мог. Прошло достаточно времени для того, чтобы наконец заговорил рассудок. Я проглотил рвавшиеся наружу гневные слова. Запил их чаем. Подумал. И сказал:
— Ты прав. Что же нам делать?
Костоправ налил мне еще чаю.
— Думаю, ничего. Думаю, пусть все идет как раньше. А мы будем караулить, словно паук в своей паутине. Думаю, пока только нам троим известно, какими возможностями мы обладаем, никому другому узнавать об этом не обязательно.
Я согласно буркнул. И отхлебнул чаю.
— Она думает, что меня нет в живых. Вся ее нынешняя жизнь целиком основана на этой лжи.
Костоправ поворошил уголья. Заглянул в свой мешочек с чаем. Вместо него заговорил Одноглазый.
— Ага. А я ведь думал, что ты знаком с книгой Летописей, написанной женщиной Капитана.
Он ухмыльнулся, показав два недостающих зуба.
— Верно. Просто продолжать вести себя разумно. И не забивать башку дерьмом.
— Меня осенило. Малец. Потопали-ка обратно в фургон. На днях я кое-что обнаружил. Глядишь, это тебя заинтересует.
— Вы, ребята, только далеко не сматывайтесь, — сказал Костоправ. — Сейчас у нас тут народу достаточно, так что пора напомнить о себе Длиннотени.
— Само собой, — проворчал Одноглазый, вылезая из-под полога. — Он просто не может оставить это дерьмо в покое. Я нырнул под полог за ним. Он продолжал:
— Мы могли бы проторчать здесь еще сто лет, никого не трогая. Создать собственное хреновое королевство. Так ведь нет! Ему непременно надо… — Он осекся и оглянулся — мы еще находились в пределах слышимости Старика. Ладно, хватит об этом дерьме. Ты никогда ничего не говорил мне о Гоблине.
— А что говорить-то?
— Ты знал, где он находится все это время, разве не так? Он не умер, и ни хрена с ним не сделалось. Ты болтался с Копченым, выполняя приказы Костоправа, и нашел этого бесполезного, дерьмового коротышку.
Я промолчал.
Гоблин все еще находился там со своими парнями и, наверное, продолжал свою миссию. Которая, очевидно, все еще оставалась секретной.
— Ха! Я в точку попал. Врун из тебя дерьмовый. Малец. Где он? Я имею право знать.
— Ты не прав, — возразил я. — Знать не знаю, где он. Не знаю, жив ли.
Последнего я в настоящий момент и вправду не знал.
— Что ты имеешь в виду?
— У меня что, каша во рту? Ты оставался с Копченым целый месяц. Ты дерьмовый коротышка, который бездельничал в горах, пока я здесь уворачивался от Теней да избегал тенеземских засад.
— Эге, да ты надуть меня хочешь? Не было ни единой Тени с той ночи, как мы разобрались с ними в… Дерьмо! Ты кормишь меня дерьмом!
— Ага. Похоже, ты забыл первое правило.
— Хм. Какое?
— Никогда не позволяй фактам сбить себя с толку.
— Ты хитрожопый. Но я живу на свете уже две сотни лет, так что ко всякому дерьму пообвык.
Он залез на козлы и наклонился вперед. Я начал потихоньку пятиться. Одноглазый принялся копаться в груде какого-то тряпья под сиденьем возницы. Оглянувшись, он приметил мое движение и крикнул:
— Оставайся на месте, придурок!
Спрыгнув вниз, колдун принялся размахивать руками и визгливо выкрикивать что-то на одном из тех непонятных языков, к которым кудесники прибегают, когда хотят создать впечатление, будто они совершают непостижимое и таинственное действо. Точно так же поступают и законники.
Между кончиками его пальцев начали проскакивать голубые искры. Губы растянулись в злобной ухмылке. Я почувствовал, что если не отдам ему Гоблина, то сам окажусь в его роли.
О черт, как бы мне хотелось, чтобы Гоблин вернулся.
— В чем дело?
Я резко обернулся и увидел, что Костоправ, оказывается, последовал за нами. У Одноглазого перехватило дыхание.
Я быстренько отступил на несколько шагов. Одноглазый, желая спрятать руки, засунул их в карманы и охнул. Видать, искры исчезли не сразу.
— Он что, наклюкался? — спросил меня Костоправ.
— Уж не знаю когда. Если только до того, как вытряхнул меня из сна. Но похоже, так оно и есть.
— Кто? Я? — взвизгнул Одноглазый. — Да вы что? Я больше капли в рот не беру.
— У него не было времени заквасить свою бражицу, — пояснил я.
— Дерьмо. Если хоть где-то имеется пригодное для этого дерьмо, то он его сопрет и заквасит. А вот знает ли он, что бывает с парнями, которые ни с того ни с сего затевают ссоры со своими?
— Что за парни? — возмутился Одноглазый. — Среди нас таких типов нет. Ежели, конечно, не считать Гоблина. Вот он иногда… Он по-прежнему в нашей команде, Костоправ?
Костоправ вопрос проигнорировал. А вместо ответа спросил у меня:
— Хочешь прямо сейчас забрать Копченого?
— Нет, — ответил я, поскольку об этом даже не думал. Потому что думал только о еде. Костоправ хмыкнул:
— Мне надобно потолковать с моим штабным колдуном. Прямо здесь. Одноглазый?
Я поплелся прочь.
И что теперь делать?
А пожрать?
Я ел до тех пор, пока повара не стали ворчать насчет того, что на иных ребят не наваришься, потому что они мнят себя невесть какими шишками.
Наевшись, я неспешно отправился бродить по заснеженным холмам, пытаясь унять бушевавшую в душе бурю. Небеса предвещали еще более обильный снегопад. Я подозревал, что с погодой нам до сих пор просто везло. Ни одной сильной и затяжной бури пока не было. Я увидел Тай Дэя с его мамашей. Она по-прежнему что-то ему втолковывала. По-прежнему.
Благодаря этому он держался в некотором отдалении от меня. Затем я приметил Лебедя и Ножа, поспешавших куда-то со всех ног. Что означало: Госпожа здесь или вот-вот прибудет. Ее авангард уже разбивал лагерь.
На юге, за Кьяулуном, копье солнечного света пронзило завесу облаков, коснувшись Вершины. Гигантская цитадель засверкала, словно грандиозное знамение небес. Мне бы самое время забрать Копченого да отправиться туда. Но я решил — не сейчас. Старик с Одноглазым по-прежнему шептались один на один. Не иначе как толковали обо мне.
Я зашагал вниз по склону, туда, где солдаты Госпожи ставили бивуак. Интересно, как нынче ладят между собой Госпожа и Нож? До своей «измены» он слыл наипервейшим ее помощником. А когда перебежал к противнику, ничего ей не объяснил. Сдается мне, она вряд ли простила ему обман, пусть даже он и привел к превосходному результату.
Над лагерем кружилось воронье. Возможно, Госпожа уже там. Костоправ был прав. Не иначе как все мы сбрендили: ежели за нами не следит Хозяин Теней, то, стало быть, Душелов или Обманники. Или сама Кина. Или соглядатаи Радиши. Или шпионы жрецов. Или…
Глава 42
Госпожа появилась без предупреждения. Увидеть ее мне удалось без хлопот, что заставило призадуматься, будет ли мне так же легко убраться с ее глаз.
Она с ходу задала мне вопрос:
— Что ты сейчас делаешь, Мурген? В какие игры играет он на сей раз?
Я разинул рот. С тех пор как я видел ее в последний раз, произошли немалые изменения. Она не была больше той женщиной, с которой я ехал на юг, той, которую так устрашало вступление в Дянда Преш. Представшее передо мной существо являлось Истинной Госпожой старых времен, возродившейся в столь немыслимой мощи, что ей трудно было сохранять обычное обличье.
— Что за хренота?
— Мурген?
— Ну в чем дело? — пискнул я, стараясь напомнить себе, что я Летописец. А Летописец не ведает страха. Он выше всяких раздоров и распрей внутри Отряда. Никто из братьев не устрашит его, ибо для него главное — истина.
Но вот она меня очень даже устрашала.
— Мурген, я хочу знать…
— Если хочешь что-то узнать, лучше спроси у Старика. Я не мог бы рассказать тебе ничего, даже будь я таким же дуралеем, как Лебедь Лозан. Он со мной ничем не делится. Видела ты это местечко? Оно будет похуже, чем Башня в Чарах. Но он не обращает на это никакого внимания. С тех пор как мы здесь засели, он, по-моему, вообще ничего не делает. Правда, и Длиннотень с Ревуном особо себя не утруждают.
— Это досадно.
— Угу. А возможно, и не очень умно, принимая во внимание, какие у нас всех будут рожи, ежели до него доберутся душилы.
— Это менее вероятно, чем ты думаешь.
— Из-за Душелова?
— Да.
— Она не может находиться повсюду одновременно, так же как и ты. А их не напрасно зовут Обманниками.
Я надеялся, что голос мой не дрожит. И тужился изо всех сил, изображая храбреца.
— Из всего этого никак не разобрать, чего ради ты захотел меня видеть.
— Дело не в этом. У меня есть проблема. Сны мои становятся все хуже. А сейчас они таковы, что хуже уже некуда. Я хочу узнать, как можно покончить с этим?
— Я такого способа не нашла. Тебе придется разобраться в них самому. Тебя призывала Кина?
— Пожалуй, нет. Впечатление такое, будто она просто проходит по моим снам и не замечает меня, если я сам не дергаюсь. А может быть, это я заглядываю в чьи-то чужие сны.
— Расскажи мне о них. Я рассказал.
— Во многом это те же самые сны, что и у меня. Главным образом я вижу равнину.
— А вороны там есть?
— Вороны? Нет. Там нет ничего живого. Я призадумался.
— Знаешь, возможно, я выразился не совсем точно. Кажется, она все-таки каким-то образом осознает меня. Однажды ночью, например, я увидел свою жену. Даже разговаривал с ней. Создавалось ощущение, будто можно ее вернуть.
— Это нечто новое. В моих снах лишь нагнетаются кошмары. Создавалось ощущение, будто в конце концов они меня подавят.
У меня было такое чувство, что она говорит отнюдь не всю правду.
— Мне трудно поверить, что она способна показать что-нибудь страшнее того, что я уже видел, причем наяву, — сказал я. — Зная, что она пытается сделать…
— Мурген, ей удалось использовать меня! Потому что я думала, будто знаю, что она делает. Но я не знала. Она — царица Обмана. Я была вовсе не Дщерью Ночи, а всего лишь племенной кобылой, которой следовало выносить на себе мессию Обманников. Не допускай такой же ошибки, какую допустила я. Если она и впрямь заметила тебя, будь крайне осторожен. И держи меня в курсе дела.
Я хмыкнул.
— Ты подсчитывал, сколько раз тебе казалось, будто ты чувствуешь Кину?
— Хм…
Я это делал. Но чаще всего она приближалась ко мне, когда я блуждал с Копченым.
— Не то чтобы…
Я описал ей парочку эпизодов, казавшихся мне менее безобидными.
— Это не слишком помогает. Следи за своими чувствами. Тобою пытаются манипулировать, используя твою любовь к жене. Догадываешься, почему?
— Полагаю, что из-за Знамени.
— Разумеется. Намеки есть повсюду, но целостной картины мы так и не имеем. Копье Страсти… Но за этой штуковиной никогда не замечалось никакой необычной силы.
На самом деле таковая замечалась, но в такое время и в таких местах, что я не мог рассказать об этом, не раскрыв тайну Копченого. Как-то раз Костоправ проткнул им Ревуна: то была обычная рана, без всякой там магии, но колдун едва не отдал концы.
— А может, у нас вовсе и нет никакого Копья? Просто люди принимают наше Знамя за эту хреновину?
— Возможно, тут имеет место еще более замысловатый обман, — пробормотала она.
— Как мне покончить с этими снами?
— Ты что, не слышал моих слов? Вовсе меня не слушаешь?
— Мне кажется, я недостаточно силен, чтобы жить с ними.
— Учись. Мои кошмары пропали после рождения ребенка. Но ненадолго. Думаю, Кина просто забыла прервать установленную ею связь.
— Возможно, предполагалось, что Нарайан сделал это, когда забрал твою дочь?
— Предполагаться-то предполагалось…
— Прости, я не хотел напоминать тебе о…
— Я ничего не имею против подобных напоминаний, потому что и сама все прекрасно помню. Каждую минуту каждого часа. И достаточно скоро планирую обсудить эту историю с Нарайаном. Лично и накоротке…
Когда Госпожа говорила, она казалась столь же зловещей, как и сама Кина, хотя, чтобы заметить это, наверное, надо было хорошо знать и ее, и ее историю.
— ..Для него Год Черепов наступит скоро. Ему больше некуда прятаться.
— Ты же видел Вершину. Думаешь, у него есть нужда прятаться?
Она еще не успела ответить, как в палатку просунулась голова Ножа.
— Душилы только что напали на Лозана. Дышать ему теперь трудновато, но все обойдется.
— Убийцу взяли живым? — спросила Госпожа. Я двинулся к выходу. Госпожа мрачнела, и мне показалось разумным убраться подальше. Нож ухмыльнулся:
— Он цел и невредим. Хотя, если бы мог, наверняка предпочел бы окочуриться от сердечного приступа.
Я начал обходить Ножа. Госпожа смерила меня взглядом, давая понять, что нам следует поговорить позже. Я же предположил, что мне скорее следует подумать о том, как избежать продолжения разговора. Кажется, на сей раз я чересчур разоткровенничался.
С изрядного расстояния я наблюдал за методами допроса, которые использовала Госпожа. Они были изощренными, жесткими и весьма эффективными. Для всех свидетелей этого действа наглядный урок не прошел даром. В считанные минуты душила признался, что он прибился к лагерной обслуге после победы на Чарандапраше. По приказу самого Нарайана Сингха. Его жертвой должен был стать Лебедь Лозан. Другим краснорумельщикам определили другие жертвы. Они тоже скрывались среди лагерного сброда. Сама Дщерь Ночи призвала их при исполнении ее повеления проявлять крайнюю осторожность. Детей Кины осталось так мало, что им приходилось заботиться о сохранении своих жизней, чтобы было кому исполнить долг перед богиней.
Госпожа умела развязывать языки. Так хорошо, что душила поступился обещанным ему вечным блаженством и назвал имена.
Я пошел прогуляться — на то время, пока Нож будет отлавливать Обманников и резать им глотки.
Лишь для того чтобы показать, как она относится к их сообществу, Госпожа лично задушила одного из Обманников. Для чего воспользовалась черным шарфом, отобранным у чернорумельщика много лет назад. Эту историю знал каждый душила.
Таким способом она написала свое послание.
Вороны разлетелись во все стороны.
Госпожа приказала насадить головы Обманников на пики и отнести к Вершине. Таким способом она отправила послание Нарайану Сингху.
Ко мне подошел Костоправ.
— Такова уж моя милашка, — сказал он, покачивая головой. Можно подумать, что, попади эти душилы в его руки, он обошелся бы с ними мягче.
Он догадался, о чем я думаю, и улыбнулся.
— В приличном обществе дамы не убивают людей.
— Какое еще приличное общество? Уж во всяком случае не наш Отряд. Да и она не больно похожа на даму.
— Ага, — согласился он добродушно и чуть ли не весело.
Глава 43
Я потратил немало часов, разыскивая Дрему, пока не застукал его на бивуаке особого отряда Бадьи. Эта команда занималась немаловажным делом — ей было поручено выслеживать партизан Могабы.
— Пойдем прогуляемся, — предложил я пареньку. — Мне нужно с тобой поговорить.
Я набрал пригоршню камушков: отпугивать назойливых ворон.
— Это насчет того, на что я надеюсь? — Парнишка почувствовал воодушевление. Не припоминаю, чтобы меня в свое время так вдохновляла перспектива стать Знаменосцем. Я получил эту работу лишь потому, что не нашлось никого другого. Кто-то ведь должен был этим заниматься.
— Отчасти. Я тут намедни толковал со Стариком, и он сказал, что против тебя ничего не имеет. А окончательное решение предоставил мне. Так что, насколько я понимаю, твое дело на мази. Но командир хочет, чтобы я оставался при Знамени, покуда мы не найдем способ окончательно разделаться с Длиннотенью. Мы можем начать учиться прямо сейчас. Только постарайся освободиться от части своих обязанностей, из тех, что попротивнее. Тебе потребуется время, особенно для обучения грамоте.
Мальчишка просиял. Я почувствовал себя последним дерьмом.
— Правда, сперва тебе придется сделать одно дельце… Я приметил Бадью. Он направлялся к нам — видимо, спешил навесить на Дрему работенку из тех, от которых я советовал ему отмазаться.
— Что за дельце? Я справлюсь, не сомневайся. Я и не сомневался. Бадья наверное тоже — потому и выбрал его из прочих.
— У меня есть секретное донесение, которое нужно доставить в Таглиос. Очень важное. Можешь захватить с собой нескольких парней, так, на всякий случай. Выбери тех, кто может скакать быстро и без передышки. Я дам тебе бумагу, позволяющую брать на подставах курьерских лошадей… — Я поднял руку, чтобы предупредить то, что хотел сказать Бадья, — ..это поручение надо выполнить как можно скорее.
Бадья услышал часть разговора.
— Ты забираешь лучшего моего солдата, чтобы отвезти письмо?
— Да. Потому что его необходимо доставить по назначению.
— Такое важное?
— Потому-то я и привел Дрему сюда. Чтобы нас никто не подслушал.
— Тогда мне лучше уйти.
Для беглого вора из Бадьи получился совсем неплохой солдат.
— Вероятно.
— Жаль расставаться с тобой, паренек, — сказал Бадья Дреме и побрел прочь, чтобы дать свое задание кому-нибудь другому.
— Если ты одолжишь мне своего скакуна, — сказал Дрема, — мне не понадобится с собой никого брать. Да и обернусь я гораздо быстрее.
А ведь, пожалуй, он рассудил верно. Очень даже здорово рассудил — а мне и в голову не приходило.
— Дай-ка я пораскину мозгами.
В его предложении была и сомнительная сторона. А вдруг в отсутствии Дремы Старик выдумает для меня какое-нибудь задание. Ежели у меня не будет коня, он станет задавать вопросы.
Я не собирался посвящать Капитана в свои замыслы. Потому как он бы мне запретил и помышлять о подобном.
— Я бы вернулся раньше чем через месяц. На моем коне он и вправду сумеет обернуться за месяц если у него железная задница. Дрема, конечно, молод, усерден, но достаточно ли он вынослив? И все же…
Маловероятно, чтобы за время его отсутствия произошли важные события. Пройдет никак не меньше месяца, прежде чем подтянутся остальные войска, а наши начальнички сумеют обмозговать какой-нибудь план. Едва ли Костоправ и к осаде Вершины подготовился так же, как и к сражению при Чарандапраше. Скорее всего, меня на этом не поймают. И коль скоро малый получит недельное преимущество, перехватить его будет не под силу даже Душелову.