Нож что-то проорал Костоправу. Тот заревел в ответ.
— Не обращай на них внимания, — сказал мне Лебедь. — Эти ребята никак не могут нарадоваться встрече.
Оно и не диво, ведь они столько лет прикидывались злейшими врагами.
— А завтра, — промолвил Старик, проигнорировав слова Лебедя, — мы будем действовать в доброй старой Манере: облапошил дурака — тресни в лоб наверняка. Это последнее, чего ожидает от меня Могаба. Князь, за тобой первый ход. Посмотрим, чего стоят твои парни.
Я отхлебнул воды, жалея, что Одноглазый не приготовил на сегодняшний вечер чего-нибудь посущественней. Впрочем, нет, здесь бы такой номер не прошел. Все таглианские секты осуждали употребление хмельного, да и Госпожа с князем едва ли хотели, чтобы их солдаты перепились. Но с другой стороны, не пойман — не вор. Так что мне оставалось лишь пожелать Одноглазому заняться своим делом и порадовать товарищей.
— Ты никак решил рассказать, что у тебя на уме? — удивился я.
В глазах Костоправа промелькнула усмешка.
— Нет, — сказал он, наклоняясь ко мне поближе, — но это между нами. Я не хочу, чтобы кто-нибудь расслаблялся. Хотя сейчас они и не засылают Тени шпионить за нами.
Костоправ указал на пролетавший огненный шар.
— А почему?
— Не иначе как приберегают, — он снова ухмыльнулся. — Ладно, ребята, я думаю, вы все знаете, что нам предстоит. Так что идите отдохните чуток.
С чего он взял, будто мы знаем, что предстоит? Лично я из его слов так ни хрена и не понял.
Костоправ посмотрел на измотанную до крайности Госпожу, но обратился не к ней, а к Лебедю:
— А ты, Лозан, задержись. Мне надо с тобой потолковать. Мне, стало быть, вежливо давали понять, что мое дальнейшее присутствие у костра нежелательно. Дескать, отправлялся бы ты парень на боковую, да поживее.
Глава 26
Спать мне хотелось. Я устал, хотя напрягаться физически не приходилось. При возвращении в фургон Одноглазого тут же улегся, однако заснуть никак не удавалось. Снаружи, сетуя на свои невзгоды, занудливо причитала матушка Гота. Впрочем, мне в ее жалобах отводилась отнюдь не главная роль. Виновницей всех бед объявлялась Хон Трой. Доставалось и Сари — то ли за то, что она действовала заодно с Хон Трой, то ли за то, что привлекла Хон Трой на свою сторону. Так или иначе, обе они объявлялись ведьмами.
Тай Дэй говорил не больше чем обычно.
Может, он и хотел вставить слово-другое, но такой возможности ему не предоставлялось. Впрочем, то была старая песня, привычная настолько, что я почти не обращал на нее внимания. Разве что задумывался — можно ли задеть матушку Готу так, чтобы она заткнулась.
Но ее болтовня вновь напомнила мне о женщине, которую я любил. Боль накатила с новой силой. А я-то надеялся, что она ослабнет. Стремился к этому. Но не предавал ли я таким образом Сари? Мне пришлось напомнить себе, что я взрослый, привычный к суровой жизни мужчина, которому не пристало распускать нюни, каким бы сокровищем ни была его жена.
Я впал в состояние, промежуточное между сном и бодрствованием, позволявшее запоминать сны или видения. Неожиданно я провалился в прошлое. Взрыв смеха и насмешливый голос, спрашивавший, где я пропадал, словно протолкнул меня сквозь время. Я не ждал ничего подобного — ведь этого не случалось уже так долго, — но все же не был захвачен врасплох. Кое-что в этих фокусах я уже понимал.
А поскольку не был захвачен врасплох, я не растерялся и попытался держаться так же, как когда я блуждал с Копченым.
Окружавшая меня аура веселья сменилась тревогой. Я мгновенно развернулся в пространстве — и поймал взгляд главного подозреваемого. Душелова. Склонившись над подносом, полным колдовских причиндалов, она стояла на коленях возле костра, где-то на поросших утесником подступах к Чарандапрашу. Вот теперь я по-настоящему удивился. Но так или иначе, пусть я не контролировал ситуацию, нынче мне стало известно, кто мною манипулирует.
Как бы сделать следующий шаг и выяснить почему?
Меня окатило хохотом ворон. Как будто то, знаю ли я, кто этим занимается, не имело никакого значения.
Впрочем, это соответствовало тому представлению о Душелове, какое можно было составить по Летописям Костоправа. Сила, служащая хаосу, — а именно такова Душелов — не даст и крысиной задницы за то, что, происходит, пока хоть что-то происходит.
Я попытался вспомнить, где же сейчас эти Летописи. Было бы не худо узнать о Душелове побольше. А может, стоить потолковать по душам со Стариком? Уж он-то знает Душелова как никто, включая ее сестрицу. Не думаю, что Госпожа имеет ключ к разгадке того, как мыслит сестра. А может, ей на это наплевать.
А вдруг все это одна дурь да пустые фантазии? Много ли мне на самом деле известно о Госпоже? За последние три года я не обменялся с ней и сотней слов. Причем и состоявшиеся разговоры касались главным образом сведений, предназначенных для занесения в Летописи.
Вороний гомон обернулся смехом Душелова.
— Пожалуй, я все же не в том настроении, чтобы забавляться.
Невидимая рука сгребла меня и швырнула в завихряющуюся тьму. Я крутился на лету, словно брошенный грецкий орех. Затем я попытался восстановить контроль над обстановкой, как во время блужданий с Копченым, и в какой-то мере мне это удалось. Во всяком случае, ощущение вращения постепенно исчезло, и я обрел способность ориентироваться в пространстве. Да и просто способность видеть.
Правда, видел я не слишком хорошо. Смутно, и только на близком расстоянии. Что-то похожее описывал Ведьмак, рассказывая, как ухудшилось с возрастом его зрение.
Так или иначе, я находился в джунглях. Были ли они мне знакомы? Хрен его знает: я бывал в джунглях несколько раз и твердо усвоил, что отличить в них одно место от другого весьма затруднительно. Особливо ежели ты не видишь дальше чем на двадцать шагов вперед.
Чащобу оглашали крики множества птиц. Пару из них я увидел. Весь этот курятник явно переполошился из-за меня.
Я развернулся и убедился в том, что эти паршивые джунгли не страдают от нехватки воды. Препротивнейший черный пруд находился всего в нескольких дюймах от того места, где, будь я во плоти, находились бы мои пятки.
Прямо над моей головой, перескакивая с ветки на ветку, визгливо переругивались с птицами обезьяны. Меня они, по всей вероятности, не видели, во всяком случае на таком расстоянии. Но когда одна из них проскочила всего в футе от моего носа, она меня заметила. И перепугалась так, что сорвалась с ветки и плюхнулась прямо в черный пруд. И завопила от ужаса, потому что ее едва не схватил крокодил. Едва. Ей все-таки удалось выскочить из воды на миг раньше, чем щелкнули челюсти. Близость зубастой пасти кому угодно прибавит прыти. Неудачная попытка поживиться привлекла к крокодилу внимание охотников. В следующее мгновение они материализовались невесть откуда, и в пруд полетели зазубренные копья.
Жизнь — суровая штука.
Охотники были встревожены. Потому как не понимали, почему переполошились птицы. И с чего это обезьяна вдруг свалилась в пруд. Я сообразил, что к чему, ибо они говорили на нюень бао как на родном языке.
Я находился где-то в дельте. Откуда-то издалека сквозь птичий гомон до меня донесся вороний смех.
Не было со мной и Копченого, который мог бы вернуть меня на место. Это был не сон. Я мог управлять своим положением, но понятия не имел, что с этой способностью делать. Может, подняться наверх? В блужданиях с Копченым это всегда срабатывало. Чем выше поднимаешься, тем больше земля внизу напоминает тщательно вычерченную карту. Я поднялся в воздух. И обнаружил, что нахожусь над самой дикой и гадостной частью дельты, представляющей собой заросшую непроходимым лесом черную топь с тучами гнусной мошкары.
По моим представлениям именно так должен был выглядеть ад. Чтобы высмотреть что-нибудь еще, мне пришлось подняться на высоту ястребиного полета. Страх нарастал, вгрызаясь в меня все глубже и глубже. Я боялся, что не сумею отыскать никакого ориентира. Конечно, можно ориентироваться и по солнцу, но только если ты его видишь. А я толком не мог разглядеть даже заслонявших светило птиц. Ну что ж, не так, так эдак, подумал я, приметив внизу какое-то зеленое пятно. Рисовое поле. Я зигзагами заметался вокруг и, обнаружив деревеньку, припустил вдоль выходившей из нее дороги. Мчался я изо всей мочи, но все равно чувствовал, что возвращение будет долгим.
Проклятая Душелов.
Я слышал дразнящий вороний гай. А потом приметил селение, показавшееся мне знакомым. Принято считать, что поселения нюень бао все на одно лицо. Так оно и есть, если говорить о жилых строениях. Но храмы этого народа весьма различаются в зависимости от статуса, древности и богатства. И этот храм я уже видел тогда, когда разыскивал Гоблина. Тогда же, когда увидел женщину до того похожую на Сари, что у меня чуть сердце из груди не выскочило. Уже покинув мир Копченого, я долго не мог прийти в себя.
Я описал над деревней круг, присматриваясь к утренним хлопотам поселян. Все выглядело обычным для туземного поселка, каким я его себе представлял. Стояла середина зимы, но работы хватало, и, едва проснувшись, люди брались за повседневные дела.
Селение выглядело процветающим — даже не деревней, а небольшим городком — и было, по всей видимости, весьма древним. Главным его украшением служил внушительный, явно существовавший не одно столетие храм. Высокие двери обрамляли мощные колонны в виде двухголовых слонов высотой в три — по меркам нюень бао — человеческих роста. У гуннитов двухголовый слон символизирует бога удачи. Потому что — как разъяснил мне Одноглазый — слон могуч и двулик.
Ага, вот и женщина. Кажется, та же самая, что и в тот раз. С утомленным видом она вышла из храма. Впрочем, та выглядела, как должна бы выглядеть Сари, будь она помоложе. А эта наоборот, как будто она на несколько лет постарше. Лицо было то же, но она несколько раздалась в бедрах и груди. И, чего не случалось с Сари даже в худшие времена, была оборванной и грязной, с растрепанными волосами. Эта женщина явно пребывала в отчаянии, и она настолько напоминала мне Сари, что у меня возникло желание утешить ее, в чем бы ни состояла причина ее боли. Я сместился поближе, почти упиваясь жалостью к себе и в то же время недоумевая: почему эта женщина одета в белое, тогда как нюень бао, насколько мне было известно, всегда носили черное? Когда я вернусь, надо будет порасспросить об этом Тай Дэя. Если, конечно, вернусь.
Я находился так близко от этой женщины, что, случись мне быть во плоти, мог бы обнять и поцеловать ее. Мне хотелось этого, ведь она так походила на Сари. А не было ли у Сари двоюродной сестры? Дядюшки-то у нее точно были — во всяком случае, один, погибший в Дежагоре. А ее тетушка вполне могла оставаться дома. Ведь в паломничество отправились далеко не все жители деревни.
Женщина в белом взглянула мне прямо в глаза — туда, где должны бы находиться глаза, побледнела и, издав пронзительный вопль, упала без чувств. На ее крик из храма выбежали старцы в цветных одеяниях. Склонившись над женщиной, они пытались привести ее в сознание, одновременно переговариваясь на нюень бао — тарахтели так быстро, что я не мог разобрать ни слова.
Она пришла в себя и, когда ей помогли подняться на ноги, сказала:
— Мне показалось, будто я увидела призрак.
— Наверное, это из-за поста.
Поста? А по фигуре не скажешь, чтобы она недоедала. Выходит, ей удалось обнаружить мое присутствие. Тут было над чем поразмыслить. Но так или иначе, задерживаться внизу не имело ни малейшего смысла. Толку от меня все равно не было. В качестве ориентира я воспользовался выходившей из городка дорогой — хотелось верить, что рано или поздно она выведет меня к Таглиосу. А уж оттуда проложить курс на юг будет совсем просто.
Глава 27
Но проделать весь этот путь мне так и не пришлось. Вскоре после того, как я обнаружил реку, вся моя вселенная начала колебаться. После третьего сотрясения я почувствовал боль, а когда тряхануло еще пару раз, провалился во тьму.
И пришел в сознание внутри фургона Одноглазого. Этот хренов коротышка тряс меня за грудки, шлепал по щекам и ворчал что-то вроде: «А ну, поднимай свою задницу».
Открыв глаза, я понял, что нахожусь рядом с Копченым. Рубаха пропиталась потом. Меня била дрожь.
— Что, черт побери, с тобой происходит? — озабоченно спросил колдун.
— Точно не знаю. Думаю, тут не обошлось без Душелова. Как и в тот раз, когда я провалился сквозь время в Дежагор. Только сейчас меня вроде как выдавили между пальцев, словно арбузное семечко, так что я залетел куда-то в дельту. Все осознавал, но поделать ни хрена не мог. В известном смысле это похоже на прогулки с Копченым, только вот со зрением там что-то не так. Близко все нормально, а чуть подальше — ни хрена не видно…
Только сейчас я сообразил, что лопочу на таглианском. Эка меня зацепило.
— Ладно, — буркнул колдун, — поговорим попозже. У меня куча дел.
Я открыл рот, намереваясь возразить.
— А охота тебе язык почесать, ступай к Костоправу. И вообще, делай что хочешь, только не лезь мне под руки. Насчет работы я не шучу.
Рассерженный донельзя, я вылез из фургона. Здесь, как и на болоте, стоял день. Со стороны фронта тянуло дымом, оттуда доносился грохот битвы. Очевидно, обстановка не изменилась. А стало быть. Старику не до того, чтобы выслушивать россказни о моих злоключениях.
Я направился к лагерному костру. Он потух. И почти остыл. Где же Тай Дэй со своей мамашей? И дядюшка Дой? Здесь, во всяком случае, ими и не пахнет.
Я нашел воды, напился, размышляя о том, скоро ли запасы подойдут к концу, так же как и запасы съестного, и решил немного вздремнуть.
Вскорости Одноглазый закончил свои делишки, вылез из фургона и уселся рядом со мной.
— Ну, выкладывай, что стряслось. Я выложил.
— Похоже, Малец, на сей раз ты натолкнулся на нечто важное.
— В каком смысле?
— Потом скажу. После того как поговорю с Костоправом.
Глава 28
Обратившись в злого духа, я жужжал над плечом Могабы. И он, и его капитаны находились в смятении.
Длиннотень требовал, чтобы никто и не заикался, будто дела идут плохо.
— Что за кретин, — проворчал один их нескольких преданных Могабе наров. — У него пасть грязью набита.
Со столь метким суждением я не мог не согласиться. Мало того что кретин, так к тому же, по всей видимости, еще и глухой. Во всяком случае, он никак не отреагировал на столь неслыханную дерзость. На явное оскорбление со стороны человека, который ему служил! Сам Могаба тоже сделал вид, будто ничего не услышал. Он наблюдал за утесами, среди которых продолжались ожесточенные схватки. Наши войска шли в атаку волна за волной, всякий раз вводя в бой свежие силы. Могаба не мог ответить тем же — у него почти не осталось резервов. Когда он отсылал командиров к их подразделениям, в его глазах почти не оставалось надежды. Но он был настоящим солдатом, из тех, кто бьется до последнего вздоха.
Точно так же он держался и в Дежагоре. Там его солдаты начали поедать друг друга, чтобы пересидеть осаду.
Наши осадные башни медленно, словно суда с высоченными бортами, ползли вперед. Наши солдаты и уцелевшие лагерные прихлебатели тащили их, натягивая канаты, пропущенные через блоки, закрепленные на тех самых железных сваях, что несколько ранее были вогнаны в землю слонами. Когда башни наконец остановились, солдаты тут же закрыли бреши между ними. Под защитой щитов инженеры принялись возводить деревянную стену.
С башен тучами летели метательные снаряды.
Могаба не располагал машинами достаточно мощными, чтобы разрушить башни. Ему не оставалось ничего, кроме как что-то делать. Но Хозяин Теней не позволял ему сделать то единственное, что могло бы помочь. Подобно капризному ребенку, Длиннотень был упрям как осел. Делай, как я велел, вот и весь сказ. И Могаба не собирался лезть на рожон. Он дошел почти до предела, но все же не был готов к открытому неповиновению, поскольку понимал, что на нашей стороне Госпожа, только и ждущая возможности основательно испортить ему остаток жизни. И такая возможность представится ей через несколько мгновений после того, как Хозяин Теней соберет свои игрушки и уберется восвояси.
Поскольку атаковать было запрещено, Могаба решил отвести свои основные силы, оставив на передовой прикрытие — так, чтобы мы не заметили, что противник уходит из-под удара.
Но я все видел.
— Советую тебе держать ковер наготове, — сказал Могаба Ревуну. — У меня связаны руки, и я долго не продержусь.
Длиннотень обернулся. Будь он способен убивать взглядом, Могаба умер бы на месте.
Ревун находился в безобразном оцепенении. Он боялся, но не хотел, чтобы его заклеймили позором как труса.
Неожиданно из лагеря Обманников донеслись дикие крики. Я метнулся туда и увидел дядюшку Доя, без разбора крушившего душил Бледным Жезлом. Матушка Гота с неменьшей ловкостью прикрывала ему спину. Неплохо для старушенции, практиковавшейся с оружием, лишь когда не могла от этого отвертеться.
Ну а потом дерьмо поперло валом.
Прабриндрах Драх пошел в атаку, навязанную ему Стариком. Впереди княжеского войска, выстроившись клином, шли напролом боевые слоны. Войска Хозяина Теней устремились навстречу. Градом посыпались стрелы.
Могаба задал нам жару. Его боевые порядки превратились в желе, в котором увязло наступление. Его солдаты показали, что такое настоящие дисциплина и выучка. Слонов перебили, а таглианцев обратили в бегство. Князь едва ноги унес. Потери его были ужасны — каких я и ожидал до того, как Костоправ провернул свою махинацию.
Затем Могаба нанес сокрушительный контрудар, являвшийся, по его заверениям, не более чем преследованием отступающих. Он обрушился на стены между нашими осадными башнями и штурмовал их до тех пор, пока Длиннотень не сообразил, что происходит, и не приказал ему отступить.
И тут же, словно он знал обо всем и без моих донесений, Костоправ повел наступление на его фланг. А минуту спустя слева ударила Госпожа.
Бой среди утесов продолжался со все большим ожесточением. В этой сумятице я потерял своих родственников. Нарайан Сингх и Дщерь Ночи бежали из лагеря душил и укрылись под вышкой Могабы.
С нашей стороны никаких сюрпризов не было. Войска накатывались волна за волной, отходили, заменялись свежими силами и наступали снова. Могаба отбивал все атаки, но нес потери. Наши рабочие медленно, дюйм за дюймом, продвигали башни вперед. А Длиннотень упорствовал в своей дурости. В сложившихся обстоятельствах его упрямство выглядело не только иррациональным, но и самоубийственным. Он заставил Могабу драться связанным по рукам и ногам и при этом изливал на него ушаты обвинений, потому что теперь и сам видел, что тому, скорее всего, не устоять.
На востоке полыхало пламя.
Эта часть сражения подходила к концу.
Глава 29
До меня наконец дошло, почему Длиннотень не дает Могабе воли, хоть и сам понимает, что это вредит делу. Он боится, что Могаба поступит так же, как Нож.
— Он дурак, этот Хозяин Теней, да еще и слепой дурак. В людях ни хрена не смыслит, — немедленно отозвался Нож.
— Это почему?
— Потому что Могаба считает себя обязанным сломить хребет Костоправу. Иного выхода для себя он не видит. Костоправ громко фыркнул.
— Это противоборство, — продолжил Нож, — стало смыслом его жизни. Для него нет будущего без победы. Он должен победить или умереть.
— В известном смысле я чувствую то же самое, — проворчал Костоправ.
— В одном Длиннотень прав — все идет к тому, что его ухватят за задницу. Как там их боевой дух?
Я поморщился. Неужто я должен вот так, перед всей оравой, выложить правду про Копченого?
— Ниже змеиной задницы, — сказал Одноглазый.
— Так они сломаются?
— Если побежит Могаба. Любить они его, может, и не любят, но верят в него все до единого.
Я уставился на Госпожу и увидел, что глаза ее закрыты. Возможно, она просто-напросто улучила минутку и вздремнула. Мало кому было об этом известно, но в последнее время она работала больше, чем кто-либо другой. И больше всех вымоталась, а ведь ей приходилось постоянно быть начеку.
Я представил себе, что могли бы натворить Длиннотень с Ревуном, узнай они, до какой степени измотана Госпожа, и меня проняла дрожь. Капитан кивнул, как бы в подтверждение собственных мыслей, и распорядился:
— Значит, так. Выступаем поутру, в три часа. А сейчас всем спать.
Сказано было решительно, но всякий раз, когда Костоправ смотрел на Госпожу, от его генеральского вида не оставалось и следа. У всякого видевшего Старика в такие мгновения не могло быть сомнений в его истинных чувствах.
Я задумался, припоминая ночные кошмары, описанные Госпожой в ее книгах. Все эти жуткие, пронизанные жаждой смерти и разрушения картины, подобные тем, что одолевали меня до сих пор.
У меня сложилось впечатление, что они снова стали посещать и ее. Большую часть времени она боролась со сном именно потому, что боялась этих видений. Я мысленно представил себе Кину — такой, какой описывала ее Госпожа — высоченной обнаженной женщиной с глянцево-черной кожей, четверорукой, с восемью сосками, с клыками вампира, увешанную украшениями из детских черепов и отрезанных фаллосов. Да, девчушка совсем не походила на свою добрую старую мамочку.
Интересно, смотрела ли Госпожа сон в тот миг, когда я углядел нечто, показавшееся мне Киной?
Я вздрогнул. На миг мне почудилось, будто я ощутил запах «духов» Кины, являвшийся в действительности смрадом разлагающихся трупов. Скоро от этой вонищи не продохнешь. Ежели сейчас и можно дышать, то только благодаря холоду.
Я завопил и понял, что Тай Дэй встряхивает меня, пытаясь привести в чувство. Вид у него был испуганный. Костоправ таращился на меня с недоумением, да и остальные тоже. Похоже, я провалился в кошмар, даже не заметив этого.
— В чем дело? — спросил Капитан.
— Дурной сон.
Уже уходившая в сопровождении Лебедя и Ножа Госпожа остановилась и оглянулась. Ноздри ее раздувались, словно и ей померещился тот же запах. Брошенный на меня взгляд был суров.
— ..Прошу прощения?
Пока мы с Госпожой играли в гляделки, я прослушал какой-то обращенный ко мне вопрос.
— Мурген, куда запропастились твои родственнички?
— Понятия не имею. Знаю только, что утром они вконец осатанели — прорвались в лагерь Обманников и навели там шороху.
Говорил я тихо, потому что не был уверен в существовании языка, неизвестного Госпоже или ее прихвостням.
— Было на что посмотреть. Дядюшка Дой искрошил в капусту с полсотни Обманников, а матушка Гота прикрывала ему спину. Эту старушенцию лучше не выводить из себя.
— Тай Дэй, где Дой и твоя мать? — спросил я, перейдя на нюень бао.
Тот пожал плечами. Что означало одно из двух: он не знает либо знает, но не скажет.
— Тай Дэй тоже ни хрена о них не знает, — сказал я Костоправу.
— Кстати, и сам Тай Дэй почитай весь сегодняшний день не путался у меня под ногами, что необычно. Где, хотелось бы знать, он отирался.
— Малец, — начал Костоправ, имея в виду мой рассказ о подвигах дядюшки, — сколько раз я просил тебя не преувеличивать. Не может быть, чтобы такой старикашка…
— Какие преувеличения. Там было много кровищи и дерьма. А «старикашка» вертел мечом так быстро, что его почитай и видно-то не было. Эти душилы, сучьи потроха, разбегались, как тараканы. Нарайан Сингх сграбастал девчонку и задал драла: нынче он прячется под вышкой Могабы. Там был такой переполох, что малость встряхнуло даже Дщерь Ночи.
— Ладно. И куда же они, родственнички твои драгоценные, потом по девались? Упрямый сукин сын.
— А черт их знает. Я их не разыскивал. Может, погибли или попали в плен.
Признаться, вероятность подобного исхода представлялась мне сомнительной.
Костоправ кивнул, бросил взгляд на Тай Дэя и сказал:
— До них я еще доберусь. А сейчас отправляйся спать.
Завтра предстоит долгий день.
Я понял, что мне лучше отдохнуть сейчас, потому как потом такой возможности может не представиться. Тай Дэй, судя по физиономии, жалел, что не удосужился выучить несколько чужеземных наречий.
Глава 30
Я оказался прав. Возвышенность являлась ключом к перевалу. Правда, чтобы додуматься до этого, не нужно быть великим стратегом. Сигналом к возобновлению битвы послужил освежающий душ из огненных бомб. Впервые за все время боя наши залпы разрядили шесты. Чем до крайности разозлили Госпожу, с пеной у рта проклинавшую все и вся за пустую трату зарядов.
Честь наступать первым снова выпала Прабриндраху Драху. Трудно было поверить в то, что солдаты Могабы не уничтожены шквальным огнем, однако князь натолкнулся на ожесточенное сопротивление. Тенеземцы дрались храбро, хотя бы потому, что ничего другого им не оставалось. Как это зачастую случается в отчаянных ситуациях, давала себя знать их превосходная выучка. Князь наседал упорно, но прорваться ему не удавалось.
Могаба ухитрился буквально из ничего сколотить небольшой резерв. Он перебрасывал этот отряд вдоль фронта, мгновенно затыкая дыры. Его ум, воля и стремление спасти положение творили чудеса. Но он был обречен. Обречен из-за безумного упрямства его правителя.
До сих пор Хозяин Теней думал только о том, как удержать проход, не отдав его Черному Отряду. Создавалось впечатление, что мир рухнет, если мы пересечем Данда Преш. Но когда огненные шары стали с шипением вспарывать воздух у самых его ушей, у него возникла новая идея.