Я уселся спиной к Дреме, чтобы ничего нельзя было прочесть по губам, и, жестикулируя, будто расписывал свой подъем на гору, выложил последние новости.
Костоправ усмехнулся:
— Ладно, мы этому подыграем. Я даже не стану говорить Госпоже. Хотя, по правде сказать, все, кроме тебя, уже подозревали…
— Так вот почему вы вели себя как распоследние сукины дети. Боялись, как бы я не сболтнул лишнего. Ну-ну. Какой план на сегодня.
— Проверим дорогу на всем протяжении до Вершины. Я пойду с тобой. И поменьше разговоров, пока мы не окажемся на той стороне.
— Хорошая мысль. Я решил отложить все прочее на потом. Ты ел?
Костоправ бросил взгляд на мою расплющенную оловянную миску.
— Я вижу, ты тут живешь как король.
— Безусловно. Так и подобает жить лучшим людям Отряда.
— Пропущу это мимо ушей. На сей раз. Он поднял глаза на гору и вздохнул.
— Верную мысль порой высказывал Одноглазый. Староват я для всего этого дерьма.
— Ну, все не так уж плохо.
Последнее соответствовало действительности. Мы привыкли говорит о «горе», однако склон был не слишком крутым, да и дорога представлялась вполне проходимой не только для людей, но и для подвод. Ежели ее малость расчистить. Гребень, переходивший в плато, находился не более чем в тысяче футов над Вратами Теней. А может, и еще ближе.
— Дай знать, когда будешь готов. Старик массировал правое колено. Приметив мой взгляд, он пояснил:
— Маленький ревматизм. Но разыгрывается только от ходьбы «Купи лошадь», — подумал я, но вслух этого не сказал.
— Послушай, сколько тебе на самом деле лет?
— Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует, — ответил он. — Госпожа не дает мне стареть.
Я задумался о том, насколько буквально следовало понимать его слова. Ведь над самой Госпожой время и впрямь было не властно — Бери Знамя, и пошли.
— Может, захватим пару парней? На всякий случай?
— Возьми своего нюень бао, хочет он или нет. Ну и парочку других. Рыжий с Бадьей подойдут.
Рыжего с Бадьей долго искать не пришлось. Похоже, они были наготове и ждали призыва. Позади обоих держались их телохранители. На прогулку собиралась целая орава.
— Ребята, — заявил я, — все выглядит так, будто мне поручено командовать парадом.
Признаться, их готовность меня порядком приободрила.
Ныряя в свою нору, я приметил, что Тай Дэй, судя по виду, вполне готов к восхождению. Даже слишком.
Скоренько насовав в сумку корявых жареных лепешек, я на ходу бросил Дреме:
— Сиди дома, приятель, не отлучайся. Я вернусь к ужину. Если будет на то воля богов и демонов земли.
Я ухватил Знамя По одному мы пересекли невидимую черту. На сей раз вибрация казалась менее ощутимой. Для меня. И, по-видимому, для Тай Дэя. Остальные побледнели, им явно было не по себе. По ту сторону по-прежнему царил холод. Я невольно съежился.
Передо мной лежала дорога — змеившаяся по склону глянцево-черная полоса.
— Видишь дорогу? — опросил я и, склонив Знамя, коснулся стальным наконечником черной поверхности. Сам не зная почему.
Дрожь, пробежавшая сквозь меня, была в дюжину раз сильнее, чем при прохождении сквозь Врата Теней. Я ахнул, затрепыхался и, кажется, даже что-то бессвязно заорал, брызжа слюной.
— Что с тобой? — спросил Костоправ. Я впихнул ему в руку Знамя.
— Сделай, как только что сделал я.
Отступив в сторонку, я снова поднял глаза на склон и понял, что вижу его иначе. Он был тот же: пыльный, лишенный растительности, со змеившейся черной нитью дороги. Но в то же самое время он предстал передо мною таким, каким, наверное, был в давно минувшие времена, когда дорога была проезжей, и даже сам склон, почти такой же голый, не производил впечатления забытого богом места. Я даже видел людей, хотя они казались куда менее материальными, чем дорога, склон и древние укрепления. Костоправ последовал моему примеру и, видимо, памятуя о какой-то своей догадке, тут же передал древко Бадье. От Бадьи Знамя перешло к Рыжему, а от того к Тай Дэю. Нюень бао заколебался, но Старик решительно сказал:
— Или ты поступаешь как все, или не идешь со всеми наверх.
Надо полагать, наверх Тай Дэю тоже не слишком-то хотелось, но делать было нечего. Он оказался в ловушке: отчасти из-за собственного характера, отчасти же, как я подозревал, из-за поручения, которое навязал ему дядюшка Дой.
Как только Тай Дай двинулся вперед, за ним последовали и другие нюень бао.
— Это не связывает вас с Отрядом никакими обязательствами, — бросил им Костоправ.
— Ну, — сказал я через некоторое время, — теперь, когда все мы это проделали, как насчет того, чтобы все-таки подняться на гору?
Как и подобает хорошему Знаменосцу, я ухватил штандарт и устало поплелся впереди.
Приятно возвращаться домой.
Что?!
Я оглянулся на остальных. Нет, вроде бы все они без труда составляли связь с действительностью. Возможно, это еще одна сторона моих кошмаров и сновидений.
Тай Дэй неотступно следовал за мной, держа наготове обнаженный меч.
Ему явно было не по себе.
Чем выше по склону, тем шире становилась черная лента. Кроме того, она обретала зримую глубину: оставаясь идеально плоской, начинала казаться вогнутой. Твердая и холодная на ощупь, она пружинила под ногами.
Ближе к вершине склон становился круче. Я пыхтел и задыхался, но потом идти стало легче. Линия горизонта перестала удирать от меня, дорога мягко ложилась под ноги.
— Стой! — взревел Костоправ.
Я остановился. Оглянулся. И увидел, что Старик отстал от меня на добрых сто ярдов. Даже Тай Дэй едва за мной поспевал. Бросив взгляд вниз, я понял, что поднялся довольно высоко: отсюда можно было смотреть сверху вниз почти на всю Вершину, кроме обломанного зубца бывшей башни Длиннотени. Там виднелись крохотные снующие точки. Солдаты Госпожи обустраивали крепость. Видать, Капитан все же смекнул, что жить можно не только в земляных норах.
Когда Костоправ поравнялся с нами, он изрядно запыхался.
— Слушай, я совсем потерял форму.
— Так ведь ты сам хотел прогуляться. Заодно и жирок сгонишь.
Толстым Костоправ не был. Пока. В последнее время он никогда не упускал случая заморить червячка.
— Ты ясно видишь дорогу? — спросил я, желая убедиться, что не страдаю галлюцинациями. Своим глазам я уже не верил. Все увиденное могло быть сном, привидевшимся внутри сна, иллюзией, из тех, что порождаются случайными соприкосновениями душ, пребывающих в вечном коловращении Света. Хотя, по правде сказать, мало кто видит окружающее точно так же, как и все остальные.
— Черная тропа? Да. Но не помню, чтобы об этом говорилось в Летописях.
Так ведь никто из нас не читал ни строчки, написанной теми, кто мог видеть все это собственными глазами. Кто отстоял бы от этого меньше чем на два поколения. К тому времени у Отряда были иные заботы.
Костоправ хмыкнул.
Для пущей уверенности я опросил всех. Все признали, что мы идем по черной блестящей ленте. Даже нюень бао. Их это пугало, но они принимали страх как неизбежность. Человеку надлежит обитать в болотах, а весь мир за их пределами есть вместилище мерзости и страха.
— Все отдышались? Пойдем дальше.
Я действительно хотел добраться до равнины. И даже попытался вспомнить, как выглядела она ночью, с высоты, но воспоминания были довольно туманными. Да и много ли разглядишь издалека. Интересно, почему я даже не попытался рассмотреть ее получше? И какое отношение к этому месту имеет Кина? Может быть, именно здесь произошла великая битва, о которой повествуют легенды? Таглианцы ни в какую не желали говорить на эту тему и при всяком упоминании о равнине лишь покачивали головой и бормотали что-то насчет «блистающих камней». Примечательно, что это сочетание слов укоренилось и в качестве идиомы, означавшей «безумие». Все это заслуживало осмысления. Особенно в связи с укоренившимся представлением о том, что страх перед Отрядом и Годом Черепов внушался таглианцам извне.
Хотя склон был не так уж крут, я отдышался, глядя на подталкивающую меня вперед черную ленту, сделал еще несколько шагов и неожиданно понял, почувствовал, что больше не поднимаюсь вверх.
Я запнулся, но тут же восстановил равновесие и, подавив желание бросится вперед, стал ждать, пока подтянутся остальные.
Передо мной лежала равнина.
Таглианцы не зря говорили о «блистающих камнях». За гребнем черная тропа превращалась в широкую, идеально сохранившуюся дорогу, мягко изгибавшуюся среди высоких, квадратных в сечении столбов, блиставших так, будто каждый из них был усыпан полированными золотыми монетами. Раскинувшаяся по обе стороны дороги равнина представляла собой плато из серого базальта, почти не обнаруживавшего признаков выветривания. Здесь ничто не росло. Не было даже лишайников. Нигде не попадалось ни моки, ни букашки. Равнина выглядела неестественно чистой: ни пыли, ни грязи, ни опавших листьев.
Столбы искрились под утренним солнцем, но западный горизонт затягивали облака. Ближе к вечеру следовало ждать дождя.
— Эй, Мурген! — рявкнул Костоправ. — Если ты не перестанешь нестись вперед, как бешеный, я велю прибить твои ноги к земле гвоздями.
Черт, ноги несли меня сами собой. Остановившись и оглянувшись, я понял, что опять оторвался ото всех на целую сотню ярдов. Ото всех, кроме Тай Дая. Мой своячок, разрываемый между страхом перед черной дорогой и всепобеждающим чувством долга, находился как раз на полпути между всей компанией и мною.
— А ну назад, дундук долбаный! — заорал Костоправ. — Шевели задницей, да поживее! Мы что, приперлись сюда, чтобы устроить гонки до самого края света?
Я пошел назад. С таким ощущением, словно шел против ветра. Знамя по-прежнему вибрировало, но в иной, какой-то грустной тональности. Едва поравнявшись с командой, я сунул Костоправу древко и сказал:
— Капитан, подержи чуток эту хреновину, а не то она меня утащит.
Тяготение Знамени Старик ощутил мгновенно, но он, пожалуй, был покрепче меня. Уперев чертову штуковину в землю, он посмотрел вперед и спросил:
— Ты принес что-нибудь, на чем можно писать?
— Так точно.
— А чем писать, тоже принес?
Как-то раз, прихватив бумагу и чернила, я забыл перо. Старый пердун не упускал случая мне об этом напомнить.
— Я готов, командир. Ежели меня не сдует этим ветром.
— Ты все еще боишься?
— В смысле?
— Ну, ты же сам рассказывал, что в прошлый раз страх не покидал тебя все время после возвращения. Я задумался. Никакого страха не было.
— Там так оно и было, а здесь мне не страшно. Я огляделся по сторонам. С того места, где мы находились, можно было видеть лишь вершины гор, высившихся за широкой долиной, где находились Кьяулун и Вершина. Казалось, что от этих гор нас отделяет не только дрожащий воздух, но и пелена легкого тумана. Создавалось впечатление, будто внешний мир очень-далек от нас.
Я обратил на это внимание Костоправа.
— Не вижу ничего особенного, — отозвался тот. — Летом над лесом — всегда дымка. Если только не идет дождь.
Я пожал плечами. В последнее время мне довелось столкнуться со многими странностями, и я почти свыкся с тем, что отличаюсь ото всех прочих.
— Ты собираешься пройти по дороге?
Она лежала перед нами, словно зазывая вперед.
— Не сегодня… а это что такое?
— Ты о чем?
Я не видел ничего, кроме камней. Создавалось впечатление, будто они расставлены в каком-то определенном порядке.
— Там, за камнями… — указал Костоправ. — Проследи взглядом вдоль дороги, до тех пор пока можешь хоть что-то различить, а потом подними глаза до уровня верхушек столбов. Ты увидишь, твои глаза моложе моих.
Я увидел. Хотя разглядел лишь смутные очертания.
— Похоже на крепость, — сказал Тай Дэй. Мы со Стариком не сочли нужным прибегать к какому-либо тайному языку. Соплеменники Тай Дэя неохотно кивнули. Рыжий и Бадья выглядели встревоженными.
— Верю тебе на слово, — сказал я, припомнив виденное в одной из прогулок с духом. — Думаешь, это Хатовар?
— Трудно судить с такого расстояния. Но это крепость. И я начинаю бояться, что кое-кого ждет основательное разочарование.
Ну это разве что тех, подумал я, кто рассчитывал в конце дороги оказаться в раю. Мне таких не попадалось. Кроме, может быть, его самого.
— Тай Дэй, — спросил Костоправ, — как по-твоему, далеко до туда?
Нюень бао пожал плечами:
— Много миль. И, наверное, не один день пути. Это заставило меня подумать о том, каково будет провести ночку за Вратами Теней, в той самой земле, откуда смертельно опасные любимцы Хозяев Теней прорывались в наш мир.
— На сегодня хватит, — распорядился Старик. — Возвращаемся. Будем готовиться к выступлению.
Невеселые размышления о Тенях помогали мне противостоять зову черной дороги. Но перед тем как направиться вниз, я бросил еще один взгляд на мерцающие колонны.
Это своего рода бессмертие.
— Что? Ты что-то сказал? — спросил Костоправ, находящийся уже футах в пяти-десяти впереди меня.
— Нет, ничего. Наверное, просто размышлял вслух.
Глава 100
Старик поднялся рано, если вообще спал. К тому времени, когда я протер глаза и вылез из своей норы, и он, и Госпожа, Лебедь, Махер и Нож, нары, Клетус с Лонго и Лофтусом, все парни из Старой Команды со своими телохранителями, а также некоторые из давних сподвижников Госпожи уже подтягивались ко Вратам Теней. Было еще темно, так что сопровождающие Костоправа несли зажженные факелы.
— Этот сукин сын не хочет терять ни минуты. Тай Дэй был уже на ногах и кипятил воду, чтобы приготовить кашу на завтрак. Он бросил взгляд вниз по склону холма и хмыкнул. Появился Бадья, отчаянно зевая и протирая глаза тыльной стороной ладони.
— Старик уже?..
— Бьет копытом. У тебя все готово?
— Полный порядок. Пойду вытряхну из мешка Сиятельство и Сопатого.
— Сопатого?! Этот-то откуда взялся? И какого черта ему надо?
— Приперся сегодня ночью. Поспешал всю дорогу, боялся не поспеть на сегодняшнюю прогулочку со Стариком.
— Ну старина дает. — Уже в который раз я недооценил этого малого. Мне-то казалось, что он не дотянет до конца лета. Хотя, по правде сказать, удивляться было нечего. Сопатый казался без пяти минут покойником еще при вступлении в Отряд. Все эти годы он упорно выхаркивал свое легкое, да, видно, никак не мог выхаркнуть до конца.
— А где Рыжий?
— Я послал его проверить периметр.
— Еще разок, а?
С тех пор как меня поставили отвечать за этот долбаный периметр, его проверяли и перепроверяли раз пятьсот. Таков уж военный тип мышления: всегда следует знать обстановку на настоящий момент и действовать исходя из нее.
— Помощники собрались? — спросил я.
— Сказано тебе, все готово. — Бадья заглянул в горшок Тай Дэя. — Ого, приятель. Кажется, ты готовишь что-то вкусненькое. На вид, так пальчики оближешь.
Тай Дэй совершенно не обладал чувством юмора, ему было трудно распознать сарказм. Он кивнул.
— Немного соли, немного сахара. Но главное для вкуса — добавить горсточку личинок тьюлока или несколько кусочков вяленого мяса обезьяны.
— Что за тьюлок такой?
Я бы ни за что не стал спрашивать.
— Жук. Его личинки селятся в гнилой древесине. У себя в дельте мы специально валим деревья, чтобы вырастить их побольше.
— Ты нервничаешь? — спросил я. Тай Дэй бросил на меня такой взгляд, словно это предположение являлось величайшей нелепостью на свете.
— Ты разболтался, как целая воронья стая. Нюень бао хмыкнул, признавая мою правоту, и вновь стал самим собой.
— Личинки жуков, — пробормотал я. — Только нюень бао могло прийти в голову разводить личинки.
— А что тут плохого? — спросил Бадья. — Ежели поджарить их с маслицем да грибочков добавить… Ну, игра начинается.
Костоправ и Госпожа поднимались на гору. Я видел их достаточно отчетливо и сразу отметил, что они облачены в искрящуюся броню Вдоводела и Жизнедава. Они восседали на гигантских скакунах, выведенных в конюшнях Башни Госпожи в Чарах. Из-под копыт черных чудовищ вылетали искры, из раздутых ноздрей — пар, больше походивший на дым. Не хватало только труб, цимбал и барабанов, но это было бы не в духе Госпожи и Старика. И они сами, и все, их сопровождающие, кроме пленников, были вооружены связками бамбука.
Ревун находился в маленькой деревянной клетке на колесах, запряженной парой черных козлов. Должно быть, он и Госпожа достигли некой договоренности, поскольку на нем не было ни пут, ни оков. Правда, за клеткой наблюдало с полдюжины солдат, которые мигом искупали бы Ревуна в огне, вздумай он открыть рот, чтобы произнести какое-нибудь мерзкое заклинание.
Длиннотень тоже сидел в клетке, но он не пришел с Госпожой ни к какому соглашению. Рот его был плотно зашит, пальцы стянуты вместе. Чтобы навести хоть какие-нибудь чары, ему пришлось бы совершать пассы ушами, но делать этого не стоило. Солдаты нервничали и готовы были изжарить его при первом подозрительном движении.
Нервничали они во многом и потому, что нервничал он сам. Прижавшись к прутьям, он упорно пытался что-то выкрикнуть сквозь стянутые вместе губы.
Длиннотень не хотел подниматься в гору.
С Прабриндрахом Драхом обошлись лучше. По обе стороны от него, как личная почетная стража, держались Лебедь Лозан и Корди Махер. Правда, вокруг этой троицы большим ромбом выстроились Масло, Ведьмак и братья-механики со своими телохранителями нюень бао. При этом Лофтус и Лонжинус беседовали с князем так, будто вся компания отправлялась на обычную прогулку.
Прабриндрах Драх нравился мне все больше. Он был хорошим, здравомыслящим человеком. Жаль, что мы не могли позволить ему вернуться домой. Годы, проведенные им в сражениях, не прошли даром. Он обрел уверенность и силу воли, позволявшие ему стать истинным правителем, таким, который сумел бы совладать и со властолюбием сестрицы, и с притязаниями верховных жрецов.
Пантеру, бывшую некогда женщиной, поместили в клетку, более походившую на гроб. Она не могла встать, а стало быть, в полную меру пустить в ход страшную силу своих лап. Ей оставалось лишь лежать и яриться.
Костоправ помнил, на что способны форвалаки, и не желал никаких сюрпризов.
Всем нашим врагам предстояло разделить с нами путешествие. И нашу судьбу — если они не были избраны, чтобы о чем-то нас предупредить.
Едва Рыжий услышал слова Бадьи «игра начинается», он скользнул вниз, навстречу Костоправу. Я даже не стал оглядываться, потому как прекрасно знал, в чем дело. Как мы и предполагали, Дрема вылез из бункера и привалился к стенке возле двери. Это и был сигнал к «началу игры». Рыжий попросил Старика позволить его команде совершить налет на мой свинарник.
Один из любимых таглианских помощников Бадьи, которого все звали Лопал Пит, чтобы отличить от сержанта, прозванного Кушал Пит (оба «Пита» произошли от центрального слога одиннадцатисложного имени гуннитского божества), явился к своему командиру и заявил, что ему потребуется много воды, чтобы навести порядок, пока я буду находиться за Вратами Теней. Бадья велел ему подождать, пока все хреновое начальство не уберется подальше.
— Да, сэр, — отвечал Лопал Пит и, отведя в сторонку своих ребят, расположился неподалеку. Их задачей было мозолить глаза, производить шум и таким образом прикрывать тех, кто следил за Дремой. Игра уже шла вовсю.
— Ты прав. Тай Дэй, — промолвил я, впихнув в себя несколько ложек каши. — Жуки да личинки это варево не портят. Дай-ка мне миску для Дремы.
Не дожидаясь отклика, я взял ее сам.
— Вот и тебе, паренек. — Я сунул миску ему под самый нос. — Но давай-ка принимайся за дело сам. Мне уже осточертело кормить тебя с ложечки. — Я оглянулся посмотреть, близко ли Костоправ. Света уже было достаточно, так что факелы становились излишними.
Внезапно Дрема оказался совсем рядом. Рабочие громко загалдели. Уронив деревянную ложку на колени Дремы, я схватил его за запястья и резко дернул их на себя. В тот же миг ребята, чьи шаги заглушил галдеж, выскочили из-за бункера. Один схватил Дрему за волосы и потянул голову назад, а другой забил в рот здоровенный грязный лоскут.
Душелов пыталась сопротивляться, но мы застали ее врасплох, и она ничего не смогла поделать.
— Завернуто и упаковано, — доложил я Старику, когда он остановил коня рядом с нами.
— Вижу. Ты намотал сюда всю веревку, какую нашел в лагере.
Ловец и впрямь выглядела жертвой излишнего энтузиазма.
— Не хочу рисковать, командир. Жаль, что ты не доставил сюда еще одну клетку.
— Эдак я мог бы ненароком раскрыть секрет, разве не так?
Даже если бы знал, что ты задумал.
Госпожа остановилась позади Костоправа. На ней был шлем Жизнедава, не позволявший увидеть выражение ее лица. Не говоря ни слова, она неотрывно смотрела на свою сестру, так долго доставлявшую ей столько хлопот.
Ловец не сбросила обличье Дремы. Она не являлась прирожденным оборотнем, и смена облика давалась ей не так-то просто, впрочем, памятуя прошлое, я не стал бы на это рассчитывать.
— Она останется такой, пока будет связана? — спросил я.
Госпожа не ответила. Она лишь молча смотрела.
— Как-то не хочется, — пояснил я, — чтобы она превратилась в какое-нибудь желе и протекла сквозь веревки, как только я отвернусь.
Мне кажется, ее стоило бы запихать в большой кувшин. С крышкой. Жаль, что у меня его нет.
— Едва ли она способна что-либо натворить со связанными руками и заткнутым ртом, — откликнулся Костоправ.
— Может, отрубить ей пальцы?
— Думаю, она будет вести себя хорошо. До поры. Правда? — обратился он к Ловцу. Та промолчала.
Она уже справилась с удивлением и растерянностью. Я начинал улавливать эманации расчета и странного лукавства, словно она предвкушала нечто забавное.
— Вы тут все корчите из себя невесть каких умников, — заявил Бадья. — Может, кто-то подумал, что с ней делать дальше?
— Чего? — спросил я, и вправду продемонстрировав недюжинный ум.
— Того. Клетки для нее нет, идти она не может. Или вы ее развяжете да пустите прогуляться? Старик помрачнел.
— Сделайте носилки, — приказал он. — Ей всегда хотелось, чтобы с ней обращались как с королевой. Вот и дождалась. Мы даже приставим к ней Тронную Гвардию. Лебедь, Махер! Ребята, вам доверена честь нести эту даму.
— Шел бы ты на хрен, — живо откликнулся Лебедь.
— Не заводись, Лозан, — промолвил Махер.
— А какого черта он собрался делать, Корди? Уволочь меня в Хатовар?
Госпожа натянула поводья. Черный конь повернулся, и она бросила взгляд на Лебедя и Махера. Спустя мгновение Лебедь махнул рукой:
— Ладно, ладно.
Через десять минут он уже нес нижний конец носилок, хотя и бранился при этом не переставая. Уж не знаю, какими словами — я шел довольно далеко от них.
Ведьмак пообещал Лебедю и Махеру, что миль этак через несколько их кто-нибудь сменит.
Первым Врата Теней прошел я. За мной последовал Костоправ. Через несколько десятков ярдов он скомандовал:
— Стой. Я хочу провести опыт. Опусти наконечник Копья к черной тропе.
Как только я выполнил приказ, он спешился, отцепил с плаща серебряную эмблему Отряда, приложил ее к Копью, а потом встал на колени и прижал значок к черной ленте. Колени его скрипнули. Он крякнул и напрягся.
— Из-за чего весь сыр-бор? — поинтересовался я.
— Точно не знаю. Госпожа говорит, что это не помешает.
Стало быть, по этим штуковинам Тени будут узнавать нас. И не станут трогать. Если не наоборот. Впрочем, догадкам Госпожи можно было доверять. Она занялась своим делом раньше, чем самый первый Отряд спустился с этой горы.
— Оставайся здесь, пока все не пройдут мимо, — распорядился Костоправ. — Каждый из наших парней должен освятить свой значок. И про себя не забудь.
Госпожа спешилась, проделала ту же процедуру, что и Костоправ, и поехала следом за ним.
В колонну по одному люди и животные проходили мимо. Наши ребята поглядывали на меня озабоченно, все прочие — угрюмо. Посмотрев, далеко ли отъехал Старик, я сказал Тай Дэю на языке нюень бао.
— Советую тебе прикоснуться к наконечнику Копья, а потом к дороге. И другим тоже. Он задумался.
— К сожалению, здесь нет дядюшки, чтобы принять решение.
— Хуже-то не будет. Возможно, это обеспечит некоторую защиту.
И не надо думать, будто, поступая так, ты принимаешь на себя еще какие-то дерьмовые обязательства перед Отрядом.
Он подумал, наверняка прикидывая, не пытаемся ли мы их обдурить и навесить на них дополнительное бремя долга, но в конце концов созвал своих нюень бао и, предоставив каждому делать выбор самостоятельно, сказал, что благословенье Копья сможет защитить от Теней после захода солнца.
Многим нюень бао эта затея пришлась не по вкусу.
Подошел Сиятельство, погонявший перегруженных, но бесконечно покорных и терпеливых волов.
— Ты и скотину собрался благословлять? — спросил он с ехидцей, но я задумался об этом серьезно. Вообще-то в нашем мире Тени предпочитали нападать на людей — ежели таковые были доступны. Но сейчас мы пребывали в ином мире.
Тем временем нюень бао вели горячий спор, понизив голоса так, что я не мог разобрать ни слова. В конце концов Тай Дэю это надоело.
— Пусть каждый поступает как хочет — заявил он, после чего коснулся наконечника, похлопал ладонью по тропе и занял место рядом со мной.
Я напрягся, ожидая услышать громовой мат Старика, но он так и не удосужился обернуться.