— Точно, тот самый малый. Он и на Чарандапраше здорово себя показал.
— Ну а другой, как его там… Грузило? Я его не припоминаю.
— Он вроде бы из тенеземцев. Попал к нам в плен: сначала работал, а потом принял присягу. Правда недавно, примерно месяц назад.
— Ну а мне то до них какое дело?
— Оба погибли прошлой ночью. Я решил, что тебе нужно об этом знать. Ведь ты заносишь имена погибших в летописи.
— Спасибо, что вспомнил. Хотя не уверен, что мне это нравится.
— В каком смысле?
— Да в том, ребята, что вы вспоминаете обо мне, только когда кто-нибудь из парней дает дуба. Приходите и говорите, чтобы я помянул его в Летописях.
— Уходил бы ты из штаба, Мурген. Возвращайся в строй. Тогда ты снова станешь не одним из них, а одним из нас.
Вот ведь чертовщина. Похоже, я и сам не заметил, как превратился в штабную крысу.
— Может ты и прав. Теперь, когда мы захватили Хозяина Теней, предстоят некоторые перемены. Я буду иметь в виду твое предложение.
Рыжий хмыкнул. Он не слишком поверил моим словам, но отправился к своим парням с чувством исполненного долга. Меня передернуло. С плато тянуло холодным ветром, и мне показалось, — хотелось верить, что только показалось, — будто он нес с собой запах Кины. Мне припомнился ветер, дувший на равнине смерти. Я подумал о том, чтобы навалить побольше камней к основанию Знамени — оно содрогалось под напором ветра, — но поленился.
Хотелось бы погреться у костра, но по эту сторону Вершины с топливом дела обстояли плохо. Все доски, палки и щепки использовались лишь для приготовления пищи. Правда и готовить, кроме разве что горького корня, было нечего.
Ты научишься обходиться без света — припомнилась мне цитата из одной из старых Летописей.
Прямо перед моим носом появилась пара сапог. Принадлежавших дядюшке Дою — я понял это, заслышав бурчанье как всегда отстававшей от него матушки Готы — с такой походочкой она никак не могла за ним поспеть.
— Дядюшка, — промолвил я, не поднимая глаз, — чему обязан сомнительному удовольствию видеть тебя после столь долгой разлуки?
— Тебе следует держать свое Знамя поближе. Воитель Тьмы, так, чтобы оно постоянно было под рукой. В противном случае ты, скорее всего, его лишишься.
— Я так не думаю. Но кто-нибудь из приспешников Прабриндраха Драха, Обманник или мелкий колдунишка, считающий, что его способности для всех великая тайна, может попытать счастья и окажется вот в той канаве, прежде чем сообразит, что с ним случилось.
Я блефовал, но дядюшка вряд ли мог меня раскусить. — Знамя само умеет отличать своих от чужих.
Подошла матушке Гота, тащившая тюк размером чуть ли не с нее. Она прихватила с собой из Кьяулуна решительно все, что могло пригодиться. Включая запас дровишек. Я решил не выпендриваться, во всяком случае пока не кончатся дрова.
В мире есть повара и похуже матушки Готы. К их числу принадлежат ее сын и ненаглядный зятек.
Дядюшка Дой, будучи мужчиной и — по понятиям нюень бао — какой-то шишкой, — нес только Бледный Жезл и куда более скромный узелок.
Сбросив свою ношу, матушка Гота опустилась на четвереньки, чтобы залезть в нору. Встретившись с ней взглядом, я не смог удержаться от ухмылки. Она принялась изрыгать ругательства, кляня злую судьбину, устроившую землетрясение в столь неподходящий момент. Земля дрожала.
— Пусть Тай Дэй отдохнет, — сказал я. — Нам предстоит долгая ночь. — От взора дядюшки Доя не укрылся заткнутый мною за пояс короткий бамбуковый шест.
Холодный ветер крепчал. Полотнище Знамени хлопало и трещало. Дядюшка Дой окинул взором темнеющий склон, оценил бункер и бросил на меня сердитый взгляд, словно желая высказать сожаление по поводу того, что оставил свое разлюбезное болото.
— Когда занимаешься такими делами, и жить порой приходится соответственно, — сказал я.
Матушка Гота вновь вылезла наружу, чтобы озвучить своим бурчанием так и не высказанные соображения Доя.
— Вы сами напросились, — напомнил я им обоим.
Дядюшка Дой открыл было рот, но подавил желание попререкаться и устроился у входа в землянку, положив Бледный Жезл на колени. Гота принялась осматривать окрестности и собирать камни. Соседи не возражали, хотя в этих краях камни, кажется, становились единственным признаком благосостояния.
Я закрыл глаза и, словно чтобы растравить душу, принялся насвистывать мелодию, которую напевала Сари, когда была счастлива.
Затем, как всегда, пришла тьма.
Глава 79
Они дали все-таки мне поспать. И я заснул — не мешал ни холод, ни ветер, ни запах стряпни, ни собственный храп. Когда сгустилась ночь, я постепенно освободился от уз, крепивших меня к плоти. Некоторое время я чувствовал себя тряпицей, трепыхавшейся на ветру. И не предпринимал никаких усилий, чтобы двинуться куда бы то ни было. Возвращение дядюшки Доя пробудило во мне не слишком вдохновляющие воспоминания.
Мой дух слился с ветром, увлекавшим меня на север. Неторопливо проплыв над горами, пустынями и захваченными нами городами, я нашел Дрему, направлявшегося из Таглиоса в Дежагор. Паренек понимал, что, пока он скачет, ему ничто не грозит. Никто из агентов Радиши не смог бы угнаться за его конем.
Радишу его побег огорчил до крайности. План ее предусматривал необходимость захватить или убить каждого из братьев Отряда. Побег хотя бы одного означал возможность возвращения чумы. Подобно Нарайану Сингху, она знала, что тьма приходит всегда. В чем ее лишний раз убедили последствия случившегося в Дежагоре.
Теперь она была в ужасе, опасаясь, что из-за провала заговора наступит Год Черепов. Душелова она поминала через слово, и всякий раз не хвалебно. Похоже, Баба сообразила, что, желая избавиться от опасного союзника, она связалась с другим, возможно куда более страшным.
Радиша помнила об ухищрениях Душелова, имевших место несколько лет назад, и знала, что эта колдунья менее предсказуема, чем любое стихийное бедствие.
Хотя Таглиосу не было нанесено никакого ущерба, последствия землетрясения ощущались и там. В том числе и политические. Многие люди полагали, что боги — или какая-то неведомая, но ужасная сила — недовольны коварством, проявленным в отношении Черного Отряда.
Костоправ столь часто напоминал об обыкновении Отряда не оставлять предательство безнаказанным, что некоторые таглианцы уже ожидали неминуемого и страшного возмездия. И все это было каким-то образом связано с ужасом перед самим именем Отряда. Ужасом, сути которого никто не хотел или не мог объяснить.
Возможно, этот страх овладевал людскими душами, просачиваясь из какого-то мрачного источника, лежавшего за пределами материального мира. Уж не действовала ли в своей доброй, старой манере мать Обмана — Кина? Пожалуй, мне стоило лишний раз сунуть нос в старые Летописи, спрятанные в той комнате, где… Ох, дерьмо поганое!
Радиша постоянно отправляла своих гвардейцев на поиски Копченого. Сбивающие их с толку чары Одноглазого пока помогали, но они не могли морочить стольких людей до бесконечности.
Скорее всего, Баба не надеялась найти своего колдуна живым и лишь хотела выяснить, что с ним сталось. Но мне ее поиски могли выйти боком. Вдруг она натолкнется на мои книги. Нет чтобы мне подумать об этом раньше. Чего стоило попросить Дрему прихватить рукописи с собой. Глядишь, сейчас бы и не дергался. Радиша совещалась с самыми влиятельными жрецами. Создавалось впечатление, что с каждым моим посещением Таглиоса, святоши набирали все больший вес, тогда как купцы и владельцы мануфактур, во многом обязанные своими барышами Отряду, теряли благорасположение правительницы. Но при этом святоши вполне могли использовать обстановку, чтобы подкрепить свое политическое значение военной силой. Интересно было бы узнать, сможет ли новая элита преодолеть традиционное мышление перед угрозой религиозной распри. И хватит ли хоть у одного природного таглианца масла в голове, чтобы осознать эту угрозу. Интриги Радиши принуждали ее водить компанию с людьми, которых она презирала, и отдаляться от тех, с кем мыслила одинаково. Вот и эта встреча во многом смахивала на выкручивание рук. В обмен на идеологическую поддержку жрецы добивались от государства политических привилегий.
Можно было предположить, что Радиша одобряла действия Госпожи, отправившей на тот свет кое-кого из предшественников нынешних иерархов. Будучи в шаловливом расположении духа, я подлетел к самому уху Бабы и крикнул:
— Бу!
Она подскочила, отпрянула в сторону и уставилась в пустое пространство. Лицо ее побледнело. В комнате воцарилось молчание. Святоши перепугались — видать, и они что-то уловили. Я буквально ощущал, как помещение наполняет страх.
Радиша содрогнулась, словно от зимней стужи. Хотя в Таглиос уже пришла пора весеннего сева.
— Воды спят, — прошептал я ей на ухо, хотя она едва ли могла разобрать мои слова.
То была часть поговорки, известной у меня на родине:
Спят даже воды, но Враг не дремлет.
Когда я добрался до храма Гангеша, Сари спала. Света в ее клетушку проникало ровно столько, чтобы я мог ее разглядеть, чего мне было вполне достаточно. Я витал над нею, наслаждаясь ее близостью и не помышляя о том, чтобы разбудить. Сари нуждалась во сне. А я, вроде бы, уже и нет.
Но откуда там вообще появился свет?
Оказалось, что жрецы установили перед ее кельей несколько светильников. Не иначе, как их напугал мой предыдущий визит. Я должен был прилагать усилия, чтобы обозначить свое присутствие за пределами мира духов. Но стоило ли? Нужно ли, чтобы здешние жрецы что-то заподозрили. Конечно, лишний раз нагнать на них страху совсем не худо, но, кто знает, какие меры могут предпринять они с перепугу.
Я облетел весь храм и не обнаружил ничего необычного — разве что все служители, проводившие вечерний молебен, были нервозными. В конце концов я вернулся к своей любимой.
О боги, до чего же она прекрасна. Я чувствовал, что мне с каждым разом будет все труднее притворяться перед дядюшкой Доем и матушкой Готой. Черт побери, вполне возможно, что скоро я смогу задать им кое-какие вопросы. Они забрались далеко от своих паршивых болот и бежать им некуда.
Сари открыла глава — и весь мой гнев испарился. Она смотрела прямо на меня и улыбалась чарующей, ни с чем не сравнимой улыбкой. Должно быть, рыба и рис были полезны для ее зубов: столь чудесных, жемчужных зубок не было ни у кого на свете.
— Ты здесь, Мур? Я чувствую, что ты близко.
— Здесь, — шепнул я ей на ухо, совсем не так, как Радише. Ответа она, скорее всего, не разобрала, но сам факт того, что ей ответили, ощутила — Я очень скучаю по тебе, Мур. И чувствую себя чужой среди своих соплеменников Конечно, ведь твои сородичи сами от тебя отвернулись И некому было наставить их на путь истинный. Не осталось в живых ни бабушки Хон Трой — этой пророчицы, ни дедушки Кы Дама, способного подкрепить их своим веским словом Возможно, нынче все складывалось именно так, как предрекала эта старая госпожа. Записей ее пророчеств не сохранилось Самые великие прорицатели не ошибаются никогда, их предсказания отнюдь не высечены на скрижалях.
Увы, в следующий миг мне пришлось покинуть свою Сари. Она встрепенулась, почувствовав, что я ухожу. Я противился как мог, но в реальном мире кто-то настаивал на моем пробуждении.
Я уже выплывал из кельи, когда туда заявилось несколько жрецов.
— С кем ты разговаривала, женщина? — требовательно вопросил один из них.
— С духами, — с нежнейшей улыбкой на устах ответила моя любимая.
Глава 80
Сперва я подумал, что проснулся из-за попавшего под мой зад острого осколка кремня. Но, выбросив паскудный камешек, я увидел заслонившую звездное небо фигуру и услышал голос.
— Проснулся наконец. Знаменосец? — спросил Зиндаб.
— Без особой радости. Мне снился чудесный сон.
— Раз уж Старик поставил тебя приглядывать за нами, я решил, что тебе не помешает кое к чему приглядеться.
В отличие от большинства наров, Зиндаб обладал чувством юмора и полным отсутствием чинопочитания, хотя он сам вылез в первостатейнейшие шишки. Должно быть, это до крайности раздражало Могабу, когда они с Зиндабом еще были закадычными приятелями. Впрочем, возможно и сам Могаба когда-то способен был на такие игры, но перерос их. Многие препаскуднейшие типы были когда-то славными парнями Мне пришлось опереться на руки и колени, прежде чем я смог обрести точку опоры и приподняться.
— Застыл, как бревно — проворчал я — Заведи себе матрац получше.
— Так тебе и поможет! В чем я нуждаюсь, так это в теле получше Помоложе годков эдак на пятнадцать Ладно. В чем дело?
— Мне подумалось, вдруг ты захочешь взглянуть, что происходит у Врат Теней.
— Наверняка ничего страшного, иначе ты не торчал бы здесь в темноте.
Костров в эту ночь не разводили. И храбрецов вроде Зиндаба поблизости не наблюдалось. Но самое примечательное — в воздухе не маячили огненные шары. Лишь вдалеке, у Вершины, появлялись редкие, случайные вспышки.
Зиндаб направился вверх по склону, хотя мне это было необязательно. Я и так ощущал Копье. Казалось, будто оно пробуждается. Я видел, как искрятся мои кожаные ремни, когда на них натыкаются Тени, и чувствовал злобное шевеление по другую сторону. Но не испытывал ни малейшего страха.
Прежде приближение Теней всегда вызывало ужас. Тени напирали все сильнее, отчего заградительные ремни искрились еще пуще, с шипеньем и треском. Солдаты проявляли поразительную выдержку. Ни один парень не поддался соблазну и не стал поливать склон огненными шарами. Возможно, они тоже не испытывали страха. Или же им просто хватало ума сохранять подобающее ветеранам самообладание. Ведь прошлую ночь пережили лучшие из лучших. Трусы и дуралеи покоились в братской могиле, с усердием выкопанной уцелевшими.
— Небо проясняется, — заметил я, может быть только для того, чтобы что-то сказать. Небосклон впереди казался таким же чистым, как во время прогулок с духом, когда я парил над облаками.
— Хм, — отозвался Зиндаб. Он редко тратил слова попусту.
— Узнаешь какие-нибудь созвездия? Я не узнавал ни одного. Небо казалось совершенно незнакомым.
— Слишком много звезд. Они никак не складываются в узоры.
— Аркан, — послышался знакомый голос. Я дернулся, потому как не слышал приближавшихся шагов. И никак не полагал, что эта особа может двигаться совершенно бесшумно.
— Матушка?
Искры, исходившие от Врат Теней, давали достаточно света, чтобы ее разглядеть. Позади нее маячила фигура, в которой угадывался Тай Дай.
— Это было описано в книге моей матери. Часть предания, сути которого никто не понимал. Тринадцать звезд, образующих затяжную петлю — силок или аркан.
Лично я ничего похожего на какой-то там аркан на небе не видел, о чем и сообщил теще, которая пребывала в странном возбуждении, словно провалилась в иное столетие. Пригнув меня к себе, она заставила меня всмотреться в направлении, которое указывал ее палец. В конце концов я признал, что вижу что-то вроде перевернутого ковша над самой линией горизонта.
— Он самый и есть. Аркан. Три звезды скрыты землей, глупый Каменный Воин.
Она была до крайности напряженной.
— Ты хочешь сказать, что при отсутствии трех звезд узнала созвездие, описание которого углядела в детстве в какой-то книжке?
Особенно яркий сноп искр высветил женщину, таращившуюся на меня с недоумением. А еще — стоявшего позади нее дядюшку Доя. Он выглядел раздраженным, но, как только понял, что я его вижу, напустил на себя безразличное выражение.
— Вот ты где. Гота. И ты, племянник Что тут происходит?
— Солдаты Тьмы остановили просачивание смертей, — произнес Тай Дэй, оказавшийся гораздо ближе, чем я полагал. Он тараторил на нюень бао так быстро, что я не разбирал многих слов и надеялся понять суть его высказываний лишь в общем контексте.
— Я предупреждал тебя о необходимости не распускать язык… — начал дядюшка Дой, обращаясь к Готе.
— Я сама могу предупредить тебя о чем угодно, мошенник!
Точнее употребленное ею слово означало на нюень бао и «мошенника» и «фигляра», причем в превосходной степени, и по звучанию весьма походило на один из терминов, соответствовавших понятию «жрец». Ножа бы такой подход к делу порадовал. Меня он удивил.
До сих пор матушка Гота относилась к Дою с куда большим почтением, нежели ко всем остальным. С ним она считалась. Теперь же они бранились, как дети.
Правда, у меня сложилось впечатление, что содержание перебранки не имело отношения к истинной природе их размолвки. Но понаблюдать за всем этим было весьма любопытно.
Тай Дэй воспользовался кратким перерывом в их разговоре, чтобы указать и той и другому, что они позволяют себе ссориться на глазах у Костяных Воинов, один из которых владеет языком нюень бао. Дой тут же смекнул что к чему, прикрыл пасть и решил пойти прогуляться.
— Надеюсь, какой-нибудь не в меру нервный солдатик не подстрелит его в темноте — ненароком, — поинтересовался я.
Тай Дэй потащился следом за дядюшкой.
Оставшись без собеседников. Гота приумолкла. Она явно была не прочь насесть на меня, но, видимо, решила, что хоть я и ее зять, прежде всего являюсь Солдатом Тьмы. И вообще, родом не из нюень бао, стало быть, ниже меня разве что земляные черви.
Однако я и сам был не против маленькой перебранки: какого хрена меня разбудили раньше времени?
— Все это довольно забавно, — громко промолвил я. Матушка Гота, брызжа слюной и что-то лопоча, удалилась во тьму.
— Эй, — спросил я, обращаясь невесть к кому. — Кто-нибудь слышал о созвездии под названием Аркан? Какие-нибудь легенды или хоть что-то?
Никто не отозвался. Этого и следовало ожидать.
На протяжении нескольких следующих дней я задавал тот же вопрос кому ни попадя и всегда получал один и тот же ответ. Похоже, даже Нарайан Сингх, которому следовало бы знать все обо всех удавках на свете, ничего не мог сказать на сей счет. Во всяком случае Госпоже не удалось вытянуть из живого святого Обманников что-либо вразумительное.
Так или иначе, ему предстояло превратиться из живого святого в живого мученика. Впереди его ожидал лишь безжалостный ужас.
Убедившись, что Врата Теней держатся, я не спеша вернулся в свой, бункер. Казалось, будто Знамя излучает силу. Видимо, там происходило нечто заслуживающее внимания, и мне следовало сходить к Костоправу, что я и собирался сделать, как только хоть чуток заживет ляжка и удастся малость соснуть.
Родственнички особой проблемы не представляли — никто из них так и не вернулся в наш паршивый бункер. Наслаждаться каменным полом и вонью предстояло мне одному. Едва положив голову на жесткое изголовье, я уснул.
Глава 81
Некоторое время я спал по-настоящему. И наверняка видел обычные сны, хотя ни одного из них не запомнил. Потом мой дух каким-то необъяснимым образом отсоединился от тела. Каким именно, я не понимал, но главное, что это не стоило мне особых усилий. Поначалу я и не порывался никуда двигаться самостоятельно и позволил волнам нести меня куда придется.
Затем я поднялся ввысь, что потребовало некоторого напряжения воли. Мне захотелось как следует разглядеть созвездие, приведшее в такое возбуждение матушку Готу. Для этого мне пришлось подняться довольно высоко. И оставалось неясным, как можно было разглядеть это скопление звезд от Врат Теней.
Впрочем это не особо меня волновало. На какое-то время мое внимание привлекла равнина камней: что-то вроде бледного света появилось там, где только что был виден лишь сгусток тьмы. Хотя это могло мне и показаться.
Сам не знаю почему, я не отправился туда и не стал ничего проверять. Хотя я впоследствии не мог понять, по какой причине. Скорее всего, я обленился настолько, что не хотел действовать даже тогда, когда для этого только и требовалось, что подумать. Искать Могабу и Гоблина мне тоже не захотелось, и, в конечном итоге, я решил наведаться к Душелову. Возможно, она уже пришла в себя настолько, чтобы начать злиться, строить козни, а то и выкинуть какой-нибудь интересный финт.
А может быть, она просто улеглась спать.
Так оно и было — Душелов просто спала под деревьями, все ветви которых были усеяны воронами, словно они собрались со всего света оберегать ее сон.
Надо думать, пташки не голодали. Земля под деревьями была покрыта пометом. Под деревьями шныряли Тени, сожалея о том, что вороны не спускаются к ним поиграть.
Подражая Тени, я нырнул в пещеру Ловца. Ее ограждали чары, не пропускавшие губительные сгустки тьмы, но я имел иную природу и потому смог попасть внутрь.
Ловец спала. Часто ли с ней случалось такое? А вот Дщерь Ночи бодрствовала. И будучи особой чувствительной, ощутила мое присутствие.
— Мать, — пробормотала она, привстав на ложе из сосновых иголок.
Ловец спала чутко. Едва заслышав звук, она встрепенулась, словно в ожидании опасности. Сестра Госпожи была в маске, являвшейся ее отличительным знаком в прошлые времена. В последнее время она по большей части обходилась без нее, хотя я редко видел Душелова на публике. И никогда во плоти.
Эта женщина походила на Госпожу, хотя обладала чертами еще более тонкими и чувственными. Костоправ утверждал, будто в свое время устоял перед ее соблазнами. Вроде бы я ему верю. Но как это ему удалось — не представляю. Несмотря на всю мою любовь к Сари.
Может быть, все дело в его возрасте?
Прибежище Ловца было освещено свисавшей с потолка лампой — двоюродной сестрицей наших отгонявших Тени свечек. Светила она неярко, но так, что не оставляла и уголка, где могла бы затаиться Тень.
— Что ты сказала? — произнесла Ловец голосом удавленного, едва способного издавать хриплый шепот, но наполненный злобой, нагонявшей ужас, который соответствовал репутации Десяти Взятых. Сочувствия и тепла в нем было не больше, чем у змеи или паука.
Дщерь Ночи не откликнулась, словно Душелова и не было.
— Нечего упрямиться, — усмехнулась Ловец, словно испорченная девчонка, судящая о мальчишках. — В этом нет смысла. Никто тебе не поможет…
Теперь ее голос стал предсмертным хрипом умирающего от рака старца.
— Ты будешь делать то, что угодно мне. Мне же угодно, чтобы ты повторила только что сказанное.
Девочка вскинула глаза. Исполненные отнюдь не любви к тетушке.
Душелов рассмеялась.
Временами она бывала весьма жестокой.
Колдунья сделала жест, и дитя забилось в мучительной агонии. Девочка подавляла крики, не желая доставлять удовольствие своей пленительнице, но ничего не могла поделать со своим телом.
— Думаешь, здесь побывала твоя мать? Нет у тебя никакой матери, ни моей сестрицы, ни Кины! Все это бредни, — произнесла Душелов голосом счетовода, отчитывающегося о прибылях за неделю. — Теперь я твоя мать. И твоя богиня. И единственная причина, позволяющая тебе жить.
Я слегка переместился в пространстве, чтобы лучше их видеть, и, возможно, потревожил своим движением пламя лампы. А может быть, ветром пахнуло снаружи. Так или — иначе. Ловец замолкла и насторожилась.
— Здесь кто-то есть, — промолвила она через минуту тоном взбалмошной девчонки. — И ты решила, будто это твоя мамочка Кина, так? Но на сей раз ты дала маху.
Душелов сделала неуловимый, стремительный жест затянутой в перчатку рукой, и Дщерь Ночи рухнула без сознания. Ловец привалилась к стене и подтянула к себе пару драных кожаных мешков. Учуять я ничего не мог, но готов был побиться об заклад, что пахло от нее так же, как и от Ревуна. Она считала себя неотразимой красавицей, но при этом не находила нужным тратить время на личную гигиену. Возможно, запах мог помочь противостоять ее соблазнам не хуже, чем память о Сари.
Отвлекшись на размышления, я едва не попал впросак. Ловец вроде бы ничего и не делала — просто копалась в своем барахле. Выручило меня то, что она привыкла к одиночеству или к компании своих ворон. А потому размышляла вслух.
— Окажись здесь эта придурковатая богиня, я бы ее учуяла. К тому же она наверняка отмочила бы какую-нибудь глупость. Нет, тут вынюхивает кто-то другой. Может, моя ненаглядная сестрица?
Последние слова были произнесены с нескрываемой злобой.
Руки ее взметнулись над кожаным мешком, но я метнулся прочь, и весьма удачно, что не к выходу. Невидимая черная сеть, брошенная ею, пролетела от меня в паре футов. После чего я направился-таки к выходу, ибо, хотя и не знал, могу ли попасться в эту ловушку, испытывать судьбу не имел ни малейшего желания.
Душелов рассмеялась. То было не девическое хихиканье, а злобный смех взрослой женщины.
— Кем бы ты ни был, я не могу тебя одурачить? Или все же могу?
Наверняка она могла — стоило только постараться. Потому-то я и решил убраться восвояси. Как и все Десять Взятых, она боялась Госпожи гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. И этот страх доводил ее до безумия.
Ловец принялась жестикулировать, бормоча что-то на незнакомом языке, какими всегда пользуются кудесники. Возможно, то был язык ее детства. Уже выбираясь наружу, я ощутил присутствие Тени.
Тень содрогалась, но она явилась, повинуясь воле Ловца. Зачем да почему, я выяснять не стал. Достаточно было и того, что удалось узнать: Душелов обрела власть над Тенями. А значит, с падением последнего Хозяина Теней наступало время новой владычицы тьмы.