Страница:
– Простите, Учитель, но я не очень понимаю, что вы имеете в виду... – робко сказал маленький Ангел.
– О’кей! – ответил Старый Ангел. – Пример: известно, что Толик и Лидочка собираются мстить Зайцу. Мы с тобой свято убеждены в Справедливости этого намерения... Так?
– Да.
– Сами принять участие в этом акте отмщения мы не имеем права. Как бы нам этого ни хотелось. Так?
– Так...
– В таком случае мы обязаны создать для Охраняемых нами условия максимальной безопасности при исполнении ими Справедливой акции возмездия. Понял?
– Да. Но как? – растерялся маленький Ангел.
– Проще пареной репы, – сказал Старый Ангел-Профессор. – Скорее всего Толику-Натанчику придется уехать из своего узилища в Ленинград. Никто не должен знать, что в то время, когда этот подонок Заяц будет Справедливо уходить из жизни, Толика не было в колонии! Ибо подозрение в убийстве Зайца может сразу же пасть на него... Наоборот, десятки мальчишек-заключенных, воспитатели и охранники должны будут потом на следствии подтвердить, что именно в это время Толик-Натанчик Самошников – младший брат нашего покойного Леши – находился в колонии у всех на глазах! И для этого на несколько часов Толиком станешь ты... Это не очень сложно. Сейчас я покажу тебе, как это делается!..
КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
ЛЕНИНГРАД. УТРО. КООПЕРАТИВНЫЕ ГАРАЖИ
КАБИНЕТ В ТРЕТЬЕМ ОТДЕЛЕНИИ МИЛИЦИИ
КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА
У ДОМА САМОШНИКОВЫХ
КОЛОНИЯ УСИЛЕННОГО РЕЖИМА
КОМНАТА ОПЕРГРУППЫ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР
ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. СПАЛЬНЫЙ РАЙОН ГОРОДА
КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
У ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ МИЛИЦИИ
– О’кей! – ответил Старый Ангел. – Пример: известно, что Толик и Лидочка собираются мстить Зайцу. Мы с тобой свято убеждены в Справедливости этого намерения... Так?
– Да.
– Сами принять участие в этом акте отмщения мы не имеем права. Как бы нам этого ни хотелось. Так?
– Так...
– В таком случае мы обязаны создать для Охраняемых нами условия максимальной безопасности при исполнении ими Справедливой акции возмездия. Понял?
– Да. Но как? – растерялся маленький Ангел.
– Проще пареной репы, – сказал Старый Ангел-Профессор. – Скорее всего Толику-Натанчику придется уехать из своего узилища в Ленинград. Никто не должен знать, что в то время, когда этот подонок Заяц будет Справедливо уходить из жизни, Толика не было в колонии! Ибо подозрение в убийстве Зайца может сразу же пасть на него... Наоборот, десятки мальчишек-заключенных, воспитатели и охранники должны будут потом на следствии подтвердить, что именно в это время Толик-Натанчик Самошников – младший брат нашего покойного Леши – находился в колонии у всех на глазах! И для этого на несколько часов Толиком станешь ты... Это не очень сложно. Сейчас я покажу тебе, как это делается!..
КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
– Так я появился в колонии... – сказал Ангел. – Оставаясь невидимым, день я присматривался, а потом ночью явился к Толику во время его сна... А чтобы он мне поверил, я отдал ему две Лешины кассеты и остальное время ждал приезда Лидочки... Когда же они смотались в Ленинград, я принял облик Толика и постарался сделать так, чтобы меня все видели – и пацаны, и взрослые... Единственное, с чем я не справился, Владим Владимыч, это с голосом Толика. Наверное, там, на крыше Лешиного дома, куда ко мне прилетал мой Старый Учитель-Ангел, я прошляпил инструкции старика по идентификации голосов... От этого мне приходилось хрипеть и сипеть. Будто я простудился... Изображал я это так талантливо, что чуть не загремел в медпункт! Еле отговорился. И с матерными словами у меня не очень получалось... А ночью в колонии снова появился Толик. И я, к счастью, был избавлен от необходимости врать, что вообще-то ангелам категорически противопоказано! А труп Зайца обнаружили только на вторые сутки...
ЛЕНИНГРАД. УТРО. КООПЕРАТИВНЫЕ ГАРАЖИ
Около ремонтного бокса под номером шестьдесят четыре стояли черная «Волга», милицейский «уазик», зачем-то «скорая помощь» и «труповозка» – автофургон без окон с единственной задней дверью.
Обе половинки этой двери были распахнуты, и туда как раз в эту минуту вносили на носилках прикрытый черной клеенкой труп Зайца...
Ворота гаражной ремонтной зоны были распахнуты, и там копошилась оперативная группа уголовного розыска...
...в которой участвовали двое уже знакомых нам оперативников – те, которые когда-то арестовывали Толика за угон «хлебовозки», потом принимали Николая Ивановича Петрова у себя в Третьем отделении милиции и много позже присутствовали в крематории на похоронах Любови Абрамовны Лифшиц и Сергея Алексеевича Самошникова.
Это они тогда пообещали Толику найти убийцу его отца и бабушки...
Уныло ходил по гаражу милиционер-кинолог с собакой-ищейкой.
Собака с отвращением отворачивала морду от чего бы то ни было и рвалась с поводка на свежий воздух. А ее оперативный руководитель тоскливо пытался сказать каждому:
– Ну чего вы хотите от собаки-то, когда вокруг все бензином вымыто?! Да еще труп неизвестно сколько провисел тут облеванный и обоссанный... Здесь человеку-то находиться невмоготу, а вы еще от собаки чего-то требуете... Кажный раз только одни попреки и слышишь!..
– Никто от твоей шавки ничего не требует, – сказал ему один наш знакомый оперативник. – Вали с ней отсюда по холодку, не путайтесь под ногами!..
У распахнутых ворот ремзоны толпился всякий милицейский служебный люд.
Здесь же снимали показания с председателя кооператива и нескольких гаражевладельцев...
– А еще у кого могли быть ключи от этого ремонтного бокса? – спрашивал председателя второй знакомый нам оперативник.
– Ключи от этого гаража могли быть только у меня – у председателя. Я получаю заявку на самостоятельный ремонт машины от членов нашего кооператива, выдаю ключики под расписку, а потом так же их принимаю. Все! И вторые ключи были у подполковника милиции Петрова Николая Ивановича... Он тоже член нашего кооператива. И член правления.
– А он когда последний раз здесь ремонтировался? – словно невзначай спросил следователь районной прокуратуры.
Оперативник все записывал и записывал в свой потрепанный блокнот...
В гараже следственная бригада снимала отпечатки пальцев с тельферной колодки, с бутылки из-под ликера «Южный», с табуретки...
Еще кто-то внимательно осматривал внешний край воротных створок, замок, ручку двери...
– Николай Иванович, считай, здесь уже с полгода не был, – сказал председатель кооператива. – Как «Москвича» своего продал, так и перестал сюда ходить... Он сейчас на «Жигуля» копит. Ждет, когда дадут ему машину у вас в эМВэДэ, и снова начнет появляться в гараже.
– У нас дадут – как же... – сказал оперативник. – Догонят и еще дадут!
А следователь прокуратуры тут же переспросил:
– Так вторые ключи, вы говорите, у этого Петрова были?
И стал записывать в свой блокнот.
Подошел водитель «труповозки»:
– Увозить можно? А то у нас еще три вызова...
– Чего ты у меня спрашиваешь?! У тебя хозяин – судмедэксперт! Вот его и спрашивай...
– А он велел к вам идти...
– А я тебе велю идти к бениной маме с этим дохлым говнюком!
– Все ясно, – мирно сказал водитель «труповозки». – Уже пошел.
Он сел за руль своей мрачной машины и уехал вместе со своими помощниками и трупом Зайца.
Начальник уголовного розыска райотдела, садясь в свою потрепанную черную «Волгу», говорил старшему опергруппы Третьего отделения:
– Короче... Знаете, что делать. Ученого учить – только портить. Если что – докладывайте. То, что это не самоубийство, и ежу понятно. Привет!
И тоже уехал...
Обе половинки этой двери были распахнуты, и туда как раз в эту минуту вносили на носилках прикрытый черной клеенкой труп Зайца...
Ворота гаражной ремонтной зоны были распахнуты, и там копошилась оперативная группа уголовного розыска...
...в которой участвовали двое уже знакомых нам оперативников – те, которые когда-то арестовывали Толика за угон «хлебовозки», потом принимали Николая Ивановича Петрова у себя в Третьем отделении милиции и много позже присутствовали в крематории на похоронах Любови Абрамовны Лифшиц и Сергея Алексеевича Самошникова.
Это они тогда пообещали Толику найти убийцу его отца и бабушки...
Уныло ходил по гаражу милиционер-кинолог с собакой-ищейкой.
Собака с отвращением отворачивала морду от чего бы то ни было и рвалась с поводка на свежий воздух. А ее оперативный руководитель тоскливо пытался сказать каждому:
– Ну чего вы хотите от собаки-то, когда вокруг все бензином вымыто?! Да еще труп неизвестно сколько провисел тут облеванный и обоссанный... Здесь человеку-то находиться невмоготу, а вы еще от собаки чего-то требуете... Кажный раз только одни попреки и слышишь!..
– Никто от твоей шавки ничего не требует, – сказал ему один наш знакомый оперативник. – Вали с ней отсюда по холодку, не путайтесь под ногами!..
У распахнутых ворот ремзоны толпился всякий милицейский служебный люд.
Здесь же снимали показания с председателя кооператива и нескольких гаражевладельцев...
– А еще у кого могли быть ключи от этого ремонтного бокса? – спрашивал председателя второй знакомый нам оперативник.
– Ключи от этого гаража могли быть только у меня – у председателя. Я получаю заявку на самостоятельный ремонт машины от членов нашего кооператива, выдаю ключики под расписку, а потом так же их принимаю. Все! И вторые ключи были у подполковника милиции Петрова Николая Ивановича... Он тоже член нашего кооператива. И член правления.
– А он когда последний раз здесь ремонтировался? – словно невзначай спросил следователь районной прокуратуры.
Оперативник все записывал и записывал в свой потрепанный блокнот...
В гараже следственная бригада снимала отпечатки пальцев с тельферной колодки, с бутылки из-под ликера «Южный», с табуретки...
Еще кто-то внимательно осматривал внешний край воротных створок, замок, ручку двери...
– Николай Иванович, считай, здесь уже с полгода не был, – сказал председатель кооператива. – Как «Москвича» своего продал, так и перестал сюда ходить... Он сейчас на «Жигуля» копит. Ждет, когда дадут ему машину у вас в эМВэДэ, и снова начнет появляться в гараже.
– У нас дадут – как же... – сказал оперативник. – Догонят и еще дадут!
А следователь прокуратуры тут же переспросил:
– Так вторые ключи, вы говорите, у этого Петрова были?
И стал записывать в свой блокнот.
Подошел водитель «труповозки»:
– Увозить можно? А то у нас еще три вызова...
– Чего ты у меня спрашиваешь?! У тебя хозяин – судмедэксперт! Вот его и спрашивай...
– А он велел к вам идти...
– А я тебе велю идти к бениной маме с этим дохлым говнюком!
– Все ясно, – мирно сказал водитель «труповозки». – Уже пошел.
Он сел за руль своей мрачной машины и уехал вместе со своими помощниками и трупом Зайца.
Начальник уголовного розыска райотдела, садясь в свою потрепанную черную «Волгу», говорил старшему опергруппы Третьего отделения:
– Короче... Знаете, что делать. Ученого учить – только портить. Если что – докладывайте. То, что это не самоубийство, и ежу понятно. Привет!
И тоже уехал...
КАБИНЕТ В ТРЕТЬЕМ ОТДЕЛЕНИИ МИЛИЦИИ
Это был тот же самый кабинет, куда когда-то приезжал подполковник Петров выручать Толика Самошникова...
За двумя письменными столами сидели те же самые оперативники.
Один из них заканчивал допрашивать пацана из окружения Зайца:
– Так ты говоришь, что до поездки Зайцева к тетке этого золотого кольца у него не было?
– Не было...
– А появилось только после того, как он вернулся в Ленинград?
– Да.
– Ну хорошо... Распишись вот здесь... Молодец! И вот здесь тоже... Хорош. Нужно будет – вызовем. Вали отсюда...
Второй оперативник оторвался от бумаг, сказал выходящему пацану:
– И позови из коридора следующего!
Первый опер – второму:
– Костя, махани в колонию – к Тольке Самохе. Может, чего нароешь...
– А как я туда доберусь?
– Сходи к Петруччио. Может, даст машину...
За двумя письменными столами сидели те же самые оперативники.
Один из них заканчивал допрашивать пацана из окружения Зайца:
– Так ты говоришь, что до поездки Зайцева к тетке этого золотого кольца у него не было?
– Не было...
– А появилось только после того, как он вернулся в Ленинград?
– Да.
– Ну хорошо... Распишись вот здесь... Молодец! И вот здесь тоже... Хорош. Нужно будет – вызовем. Вали отсюда...
Второй оперативник оторвался от бумаг, сказал выходящему пацану:
– И позови из коридора следующего!
Первый опер – второму:
– Костя, махани в колонию – к Тольке Самохе. Может, чего нароешь...
– А как я туда доберусь?
– Сходи к Петруччио. Может, даст машину...
КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА
Этого начальника мы уже видели в кооперативном гараже, когда увозили труп Зайца.
– Петр Петрович, – сказал оперативник, – мне бы в колонию смотаться, к Самошникову... Вы мне машинку какую-нибудь не дадите?
– Ага! – сказал Петруччио. – Сейчас – с разбегу. Перетопчешься. Мы все – в говне, а ты – в белой манишке с «бабочкой»! Да?
– Просто, Петр Петрович, я подумал...
– Не о том подумал, Костенька... Ты думай про то, что у нас одна «Волга», которая под моей задницей разваливается, патрульный «УАЗ» и один оперативный «Москвич», который колеса на ходу теряет от старости. А горючее мы, как последние курвы, у знакомых шоферюг сшибаем. Что вполне можно квалифицировать и как вымогательство, и как «получение взятки»! А насчет колонии, Костя, мысль хорошая. Двигай!
– Петр Петрович, – сказал оперативник, – мне бы в колонию смотаться, к Самошникову... Вы мне машинку какую-нибудь не дадите?
– Ага! – сказал Петруччио. – Сейчас – с разбегу. Перетопчешься. Мы все – в говне, а ты – в белой манишке с «бабочкой»! Да?
– Просто, Петр Петрович, я подумал...
– Не о том подумал, Костенька... Ты думай про то, что у нас одна «Волга», которая под моей задницей разваливается, патрульный «УАЗ» и один оперативный «Москвич», который колеса на ходу теряет от старости. А горючее мы, как последние курвы, у знакомых шоферюг сшибаем. Что вполне можно квалифицировать и как вымогательство, и как «получение взятки»! А насчет колонии, Костя, мысль хорошая. Двигай!
У ДОМА САМОШНИКОВЫХ
У подъезда скамеечки, старушки с внуками и без...
– Фирочку-то скоро выпишут?
– Лидка Петрова говорила, что вот-вот...
– Ох, бедненькая-а-а!.. Господи, как же это Боженька-то допустил такое?!
– Зайцев старший-то в запой ушел в страшенный... – сказала третья старуха и стала тревожно оглядываться. – Алик! Алик, ты куда запропастился?! Ну-ка вылазь из кустов счас же!
И на зов бабушки из кустов, обрамлявших унылую хрущевскую пятиэтажку, вылез пятилетний Алик...
В одной руке он держал малюсенького котенка, а в другой – очень большой грязный слесарный молоток...
Это был молоток Зайца, которым он убил Сергея Алексеевича Самошникова.
– Брось эту гадость немедля! – крикнула бабушка внуку.
Тот испуганно выронил молоток.
– Стой... – сказала одна из старух и с трудом поднялась со скамейки.
Она подошла к упавшему молотку, нагнулась над ним и, не прикасаясь к нему, внимательно разглядела молоток...
– Так он же весь в кровище засохлой!!! – сказала старуха.
– Ой, страсти-то какие!.. – воскликнула вторая. – А может, ржавый просто?.
– Да на нем волосы прилипшие!.. Какая там ржа?! Что ж я, зря двадцать лет заседателем в нарсуде отмантулила?! Никитишна! У тебя у одной телефон есть – звони-ка в Третье отделение... Уж не этим ли молотком Сереженьку нашего Самошникова убивали?..
– Фирочку-то скоро выпишут?
– Лидка Петрова говорила, что вот-вот...
– Ох, бедненькая-а-а!.. Господи, как же это Боженька-то допустил такое?!
– Зайцев старший-то в запой ушел в страшенный... – сказала третья старуха и стала тревожно оглядываться. – Алик! Алик, ты куда запропастился?! Ну-ка вылазь из кустов счас же!
И на зов бабушки из кустов, обрамлявших унылую хрущевскую пятиэтажку, вылез пятилетний Алик...
В одной руке он держал малюсенького котенка, а в другой – очень большой грязный слесарный молоток...
Это был молоток Зайца, которым он убил Сергея Алексеевича Самошникова.
– Брось эту гадость немедля! – крикнула бабушка внуку.
Тот испуганно выронил молоток.
– Стой... – сказала одна из старух и с трудом поднялась со скамейки.
Она подошла к упавшему молотку, нагнулась над ним и, не прикасаясь к нему, внимательно разглядела молоток...
– Так он же весь в кровище засохлой!!! – сказала старуха.
– Ой, страсти-то какие!.. – воскликнула вторая. – А может, ржавый просто?.
– Да на нем волосы прилипшие!.. Какая там ржа?! Что ж я, зря двадцать лет заседателем в нарсуде отмантулила?! Никитишна! У тебя у одной телефон есть – звони-ка в Третье отделение... Уж не этим ли молотком Сереженьку нашего Самошникова убивали?..
КОЛОНИЯ УСИЛЕННОГО РЕЖИМА
В колонии шла обычная послеобеденная жизнь – строем маршировали через плац из учебных классов...
...грузили старые железные койки на грузовик...
...выносили чаны с объедками из столовой...
...кто-то из подростков учил уму-разуму младших – щелкал их по бритым головам, а те покорно подставляли свои головы и тихо плакали...
И все в одинаковой серо-мышиной мешковатой форме заключенных с дурацкими шапочками на стриженых головах...
...сидели оперативник Костя и Толик-Натанчик Самошников...
– Зайца убили в ваших гаражах... – глядя в сторону, сказал Костя.
Толик помолчал, сплюнул, сказал:
– Туда ему и дорога.
– Курить будешь? – Костя вынул сигареты и спички.
– Так я же не курю, Константин Александрович.
– Я и забыл... Ну, чего-нибудь мне вроде пепельнички спроворь.
Толик встал, подошел к длинному столу с красной скатертью, взял подшивку «Комсомольской правды», вырвал полстраницы, свернул из нее кулек, подал оперативнику Косте:
– Сюда трясите, Константин Александрович. Я потом вынесу.
Костя закурил. Спросил будто невзначай:
– Не знаешь, Толик, кто бы мог его замочить?
Толик задумался.
Потом посмотрел прямо в глаза оперативнику, сказал:
– Я бы мог.
Оперативник усмехнулся, не глядя на Толика, стряхнул пепел в кулек из газетного листа.
– Да нет... По времени не совпадает. Когда его убивали – ты здесь безвылазно находился.
– Откуда это вы знаете? – хрипло спросил Толик.
– С начальством с твоим покалякал, с корешками.
Помолчали.
– А он не сам себя порешил? – через паузу спросил Толик.
– Нет. Хотя тот, кто его приговорил, очень хотел, чтобы мы так и подумали.
– В чем же он просчитался? – спросил Толик.
– Кто? Заяц?..
– Нет. Тот, кто его замочил.
– А слишком тщательную картинку нарисовал. Все замыл, все отпечатки сотворил, какие нужно. Толково все сделал. По науке. Ладно, Толик. Бог тебе судья...
Оперативник улыбнулся, чтобы снять с Толика напряжение, спросил:
– Девочка твоя, Николая Ивановича дочка, к тебе ездит?
– Редко.
– Чего так?
– Тренировки у нее по художественной гимнастике... Школа. Далеко... Вы, чтоб меня допросить, небось на машине сюда прикатили, а ей как добираться?
– Я тебя не допрашивал. Я с тобой разговаривал. А добираться к тебе, как лично я выяснил, очень просто: восемь остановок на метро до вокзала, потом шестьдесят верст на электричке с выбитыми окнами, а потом еще минут сорок на автобусе. И все! На хрена нам какие-то машины, Толик?
Опер встал, загасил окурок в кульке из газеты, свернул кулек в комок, положил его на стол и протянул Толику руку:
– Давай «пять»! Будь здоров...
Толик тоже встал, пожал руку оперативнику:
– До свидания, Константин Александрович. Вы мне сигаретки не оставите?
– Так ты ж не куришь! – Опер выложил сигареты и спички из кармана.
– Пацанам... Мучаются без курева – раздолбаи.
– Тренируешься?
– Четыре раза в неделю. И тренирую. А то здесь можно так закиснуть!..
– Молоток! Ну, еще раз – бывай... Жди амнистию. Вроде бы наверху уже все подписано...
...грузили старые железные койки на грузовик...
...выносили чаны с объедками из столовой...
...кто-то из подростков учил уму-разуму младших – щелкал их по бритым головам, а те покорно подставляли свои головы и тихо плакали...
И все в одинаковой серо-мышиной мешковатой форме заключенных с дурацкими шапочками на стриженых головах...
* * *
В Ленинской комнате с жалким детским бюстиком Володи Ульянова с длинными волосиками, с обязательной наглядной «агитацией»......сидели оперативник Костя и Толик-Натанчик Самошников...
– Зайца убили в ваших гаражах... – глядя в сторону, сказал Костя.
Толик помолчал, сплюнул, сказал:
– Туда ему и дорога.
– Курить будешь? – Костя вынул сигареты и спички.
– Так я же не курю, Константин Александрович.
– Я и забыл... Ну, чего-нибудь мне вроде пепельнички спроворь.
Толик встал, подошел к длинному столу с красной скатертью, взял подшивку «Комсомольской правды», вырвал полстраницы, свернул из нее кулек, подал оперативнику Косте:
– Сюда трясите, Константин Александрович. Я потом вынесу.
Костя закурил. Спросил будто невзначай:
– Не знаешь, Толик, кто бы мог его замочить?
Толик задумался.
Потом посмотрел прямо в глаза оперативнику, сказал:
– Я бы мог.
Оперативник усмехнулся, не глядя на Толика, стряхнул пепел в кулек из газетного листа.
– Да нет... По времени не совпадает. Когда его убивали – ты здесь безвылазно находился.
– Откуда это вы знаете? – хрипло спросил Толик.
– С начальством с твоим покалякал, с корешками.
Помолчали.
– А он не сам себя порешил? – через паузу спросил Толик.
– Нет. Хотя тот, кто его приговорил, очень хотел, чтобы мы так и подумали.
– В чем же он просчитался? – спросил Толик.
– Кто? Заяц?..
– Нет. Тот, кто его замочил.
– А слишком тщательную картинку нарисовал. Все замыл, все отпечатки сотворил, какие нужно. Толково все сделал. По науке. Ладно, Толик. Бог тебе судья...
Оперативник улыбнулся, чтобы снять с Толика напряжение, спросил:
– Девочка твоя, Николая Ивановича дочка, к тебе ездит?
– Редко.
– Чего так?
– Тренировки у нее по художественной гимнастике... Школа. Далеко... Вы, чтоб меня допросить, небось на машине сюда прикатили, а ей как добираться?
– Я тебя не допрашивал. Я с тобой разговаривал. А добираться к тебе, как лично я выяснил, очень просто: восемь остановок на метро до вокзала, потом шестьдесят верст на электричке с выбитыми окнами, а потом еще минут сорок на автобусе. И все! На хрена нам какие-то машины, Толик?
Опер встал, загасил окурок в кульке из газеты, свернул кулек в комок, положил его на стол и протянул Толику руку:
– Давай «пять»! Будь здоров...
Толик тоже встал, пожал руку оперативнику:
– До свидания, Константин Александрович. Вы мне сигаретки не оставите?
– Так ты ж не куришь! – Опер выложил сигареты и спички из кармана.
– Пацанам... Мучаются без курева – раздолбаи.
– Тренируешься?
– Четыре раза в неделю. И тренирую. А то здесь можно так закиснуть!..
– Молоток! Ну, еще раз – бывай... Жди амнистию. Вроде бы наверху уже все подписано...
КОМНАТА ОПЕРГРУППЫ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР
Когда опер Костя, усталый и измученный, ввалился в кабинет, он застал там своего приятеля – второго опера и начальника отдела – Петруччио.
Они пили водку, чем-то закусывали...
...а на краю стола – в прозрачном пластиковом пакете – лежал тяжелый слесарный молоток Зайца, весь в бурых пятнах, с намертво прилипшими к нему волосами покойного Сергея Алексеевича Самошникова...
– Чего нарыл, Костя? – спросил начальник Петруччио и налил водки в третий стакан. – Закусь немудрящая, но вполне...
Костя взял стакан, выпил залпом, что-то понюхал, чем-то закусил и, не сводя глаз с прозрачного пластикового пакета, в котором лежал бурый от крови молоток, сказал:
– Я гляжу, вы тут и без меня нарыли достаточно!..
– Общественность не дремлет! – сказал начальник. – Что в колонии-то?
– Там – порядок... – опер Костя набил полный рот, прожевал и только потом добавил: – У «нашего» – полное алиби, я там всех перетряс. Готовится к амнистии. Вообще-то, честно говоря, отличный пацан!.. Жалко его до смерти...
Показал намолоток в пластиковом пакете, спросил:
– «Пальчики» сняли?
– За кого держишь? И «пальчики» сняли, и идентифицировали...
– И что?
– Сядь, – сказал Петруччио и налил своему подчиненному еще полстакана. – А то упадешь – не встанешь.
– Помнишь, в прошлом году мы этого Зайцева, который в гараже повесился... – начал опер.
– «Которого в гараже повесили»! – поправил его начальник и разлил остатки водки по двум стаканам.
– Теперь – один хрен, Петр Петрович... Короче. Помнишь, мы его по одной квартирной кражонке раскручивали, да так и не раскрутили?..
– А как же!..
– И тогда мы ему и «пальчики» откатали, помнишь?
– Я же и «откатывал»! Как не помнить...
– Так вот – его это «пальчики»... На молотке. И отца Тольки Самошникова, и бабулю его Заяц убил! Его это молоток оказался! Из его сумки с инструментами... Он у сантехников того квартала от своего пэтэу практику проходил, они ему и сумку с инструментами выдавали... Эва как! Выпили?
– Будьте здоровы, Петр Петрович!
– И вы, ребятки, не кашляйте!
– Вперед!
Все трое выпили. Закусили.
– И все его кореша показали, что золотой перстень у Зайцева появился только после того, как он от тетки вернулся...
– А смылился он туда сразу же, как у Самошниковых это произошло!
– А может, это ему тетка подарила?
– Открывай рот пошире... Тетка сама девятый хрен без соли доедает! Ты пока в колонию к Тольке ездил, я к Зайцевым заходил. Мамаша – в истерике, отец запил по-черному. На меня с топором бросался. Пришлось нейтрализовать его. Сейчас в камере отмокает, грозится всех жидов перерезать...
– Ладно! Все! На сегодня кончили, – распорядился Петруччио и встал. – Уберите со стола и проваливайте по домам. Отоспитесь, а завтра займитесь ключами от гаража. Откуда и у кого они могли появиться. И чего это за такой золотой перстень, о котором все говорят, и куда он мог подеваться... Да! Забыл сказать... Мне судмедэксперт звонил – на запястьях трупа следы от наручников! Ни хера себе?!
Они пили водку, чем-то закусывали...
...а на краю стола – в прозрачном пластиковом пакете – лежал тяжелый слесарный молоток Зайца, весь в бурых пятнах, с намертво прилипшими к нему волосами покойного Сергея Алексеевича Самошникова...
– Чего нарыл, Костя? – спросил начальник Петруччио и налил водки в третий стакан. – Закусь немудрящая, но вполне...
Костя взял стакан, выпил залпом, что-то понюхал, чем-то закусил и, не сводя глаз с прозрачного пластикового пакета, в котором лежал бурый от крови молоток, сказал:
– Я гляжу, вы тут и без меня нарыли достаточно!..
– Общественность не дремлет! – сказал начальник. – Что в колонии-то?
– Там – порядок... – опер Костя набил полный рот, прожевал и только потом добавил: – У «нашего» – полное алиби, я там всех перетряс. Готовится к амнистии. Вообще-то, честно говоря, отличный пацан!.. Жалко его до смерти...
Показал намолоток в пластиковом пакете, спросил:
– «Пальчики» сняли?
– За кого держишь? И «пальчики» сняли, и идентифицировали...
– И что?
– Сядь, – сказал Петруччио и налил своему подчиненному еще полстакана. – А то упадешь – не встанешь.
– Помнишь, в прошлом году мы этого Зайцева, который в гараже повесился... – начал опер.
– «Которого в гараже повесили»! – поправил его начальник и разлил остатки водки по двум стаканам.
– Теперь – один хрен, Петр Петрович... Короче. Помнишь, мы его по одной квартирной кражонке раскручивали, да так и не раскрутили?..
– А как же!..
– И тогда мы ему и «пальчики» откатали, помнишь?
– Я же и «откатывал»! Как не помнить...
– Так вот – его это «пальчики»... На молотке. И отца Тольки Самошникова, и бабулю его Заяц убил! Его это молоток оказался! Из его сумки с инструментами... Он у сантехников того квартала от своего пэтэу практику проходил, они ему и сумку с инструментами выдавали... Эва как! Выпили?
– Будьте здоровы, Петр Петрович!
– И вы, ребятки, не кашляйте!
– Вперед!
Все трое выпили. Закусили.
– И все его кореша показали, что золотой перстень у Зайцева появился только после того, как он от тетки вернулся...
– А смылился он туда сразу же, как у Самошниковых это произошло!
– А может, это ему тетка подарила?
– Открывай рот пошире... Тетка сама девятый хрен без соли доедает! Ты пока в колонию к Тольке ездил, я к Зайцевым заходил. Мамаша – в истерике, отец запил по-черному. На меня с топором бросался. Пришлось нейтрализовать его. Сейчас в камере отмокает, грозится всех жидов перерезать...
– Ладно! Все! На сегодня кончили, – распорядился Петруччио и встал. – Уберите со стола и проваливайте по домам. Отоспитесь, а завтра займитесь ключами от гаража. Откуда и у кого они могли появиться. И чего это за такой золотой перстень, о котором все говорят, и куда он мог подеваться... Да! Забыл сказать... Мне судмедэксперт звонил – на запястьях трупа следы от наручников! Ни хера себе?!
ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. СПАЛЬНЫЙ РАЙОН ГОРОДА
По плохо освещенным улицам шли усталые опера из Третьего отделения милиции.
– Криминалисты дали заключение, что все отпечатки пальцев Зайцева сделаны после его смерти. Дескать, углы наложения отпечатков не совпадали с естественными направлениями при пользовании бутылкой с ликером и колодкой включения тельфера. Короче, такие отпечатки живому человеку принадлежать вроде бы не могут... – сказал один.
– А теперь еще и наручники... Откуда они могли достать их?..
– Вообще-то, Костя, есть у меня одна мыслишка... Но она сильно идет вразрез со всем тем, чему мы пока еще служим.
– Телепат хренов! Я, Славик, и сам все время только об этом и думаю...
– Я это по твоей роже видел, когда ты из колонии от Тольки Самошникова вернулся. Думаю, что и Петруччио это просек. Только он хитрый, как муха... Он и виду тебе не покажет.
– Лишь бы рот не открыл.
– Как же он мог смылиться оттуда? Ты не понтуешь, что у него действительно полное алиби?
– Славка! Матерью клянусь, все – от «воспитателей» до корефанов, в один голос: «...был на глазах! Простудился где-то, сипел-хрипел, чуть в санчасть не отправили!..» И на ужине был, и на вечерней поверке, и спать ложился вовремя. Но... Славик! Поклянись, что не заложишь...
– О чем ты, Костик?! Могила!
– Толик убил Зайца. Ничем доказать не могу... Да и если бы смог – не стал бы! Но вот наручники у него откуда?.. И кто-то же ему помогал?..
Славик посмотрел на Костю, усмехнулся:
– Что ж ты думаешь, что в доме у заместителя начальника Управления спецслужбы милиции города не может оказаться обычных наручников?
Костя так и ахнул!
– Иди ты?! Неужели...
– Сто процентов! Я когда сегодня одного пацана крутил-вертел, он сказал, что в последний вечер Заяц пообещал эту девчонку сам трахнуть, а потом ее всей своей кодле на «хор» поставить...
– Слушай, Славка... Мы должны сейчас немедленно где-то достать выпить! – отчаянно прокричал Костя и полез по карманам, вытаскивая мелкие деньги. – У тебя есть хоть сколько-нибудь?..
И тихие вечерние улицы спального района Ленинграда с редкими автомобилями...
...неожиданно стали заполняться возрастающим шумом бегущего по рельсам поезда...
Куда-то стали уплывать одинаковые дома, уступая место...
...перелескам, полям, кустарникам и домикам, проносящимся мимо мчащегося состава «Красной стрелы»...
Было уже очень раннее утро, и мчащийся электровоз грудью расшвыривал клочки рассветного тумана...
– Криминалисты дали заключение, что все отпечатки пальцев Зайцева сделаны после его смерти. Дескать, углы наложения отпечатков не совпадали с естественными направлениями при пользовании бутылкой с ликером и колодкой включения тельфера. Короче, такие отпечатки живому человеку принадлежать вроде бы не могут... – сказал один.
– А теперь еще и наручники... Откуда они могли достать их?..
– Вообще-то, Костя, есть у меня одна мыслишка... Но она сильно идет вразрез со всем тем, чему мы пока еще служим.
– Телепат хренов! Я, Славик, и сам все время только об этом и думаю...
– Я это по твоей роже видел, когда ты из колонии от Тольки Самошникова вернулся. Думаю, что и Петруччио это просек. Только он хитрый, как муха... Он и виду тебе не покажет.
– Лишь бы рот не открыл.
– Как же он мог смылиться оттуда? Ты не понтуешь, что у него действительно полное алиби?
– Славка! Матерью клянусь, все – от «воспитателей» до корефанов, в один голос: «...был на глазах! Простудился где-то, сипел-хрипел, чуть в санчасть не отправили!..» И на ужине был, и на вечерней поверке, и спать ложился вовремя. Но... Славик! Поклянись, что не заложишь...
– О чем ты, Костик?! Могила!
– Толик убил Зайца. Ничем доказать не могу... Да и если бы смог – не стал бы! Но вот наручники у него откуда?.. И кто-то же ему помогал?..
Славик посмотрел на Костю, усмехнулся:
– Что ж ты думаешь, что в доме у заместителя начальника Управления спецслужбы милиции города не может оказаться обычных наручников?
Костя так и ахнул!
– Иди ты?! Неужели...
– Сто процентов! Я когда сегодня одного пацана крутил-вертел, он сказал, что в последний вечер Заяц пообещал эту девчонку сам трахнуть, а потом ее всей своей кодле на «хор» поставить...
– Слушай, Славка... Мы должны сейчас немедленно где-то достать выпить! – отчаянно прокричал Костя и полез по карманам, вытаскивая мелкие деньги. – У тебя есть хоть сколько-нибудь?..
* * *
... Но тут стали меркнуть даже самые слабые уличные фонари...И тихие вечерние улицы спального района Ленинграда с редкими автомобилями...
...неожиданно стали заполняться возрастающим шумом бегущего по рельсам поезда...
Куда-то стали уплывать одинаковые дома, уступая место...
...перелескам, полям, кустарникам и домикам, проносящимся мимо мчащегося состава «Красной стрелы»...
Было уже очень раннее утро, и мчащийся электровоз грудью расшвыривал клочки рассветного тумана...
КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
– Кстати, о птичках!.. – сказал В.В. – Вы не могли бы мне спроворить соточку джина для поддержания моих старческих и явно угасающих сил?
– Нет, – решительно ответил Ангел. – Только чай!
– Чай пейте сами.
– Владимир Владимирович! Вы просто разрушаете во мне мои ангело-хранительские инстинкты и обязанности! Я не имею никакого права предоставлять вам продукт социального, нравственного и физического разложения, каковым является алкоголь... А вы, пользуясь моей слабостью и симпатиями к вам, постоянно заставляете меня вступать в противоречие с моей моральной и профессиональной ответственностью перед миром!
– О, чтоб вас!.. Какой вы ответственный, умный – прямо спасу нет!
– Не злобствуйте.
– Я не злобствую. Просто, разговаривая с вами, я постоянно слышу внутри себя попискивание моего собственного комплекса неполноценности.
– Вы сейчас сказали чушь, но это простительно – в вашем возрасте столько выпить и не спать всю ночь!.. – подивился Ангел.
– Пожалуйста! – склочным голосом произнес В.В. – Вот вы меня опять макнули ни за что ни про что... Сто граммов! Как сатисфакция за мою униженность!
– Хорошо, – согласился Ангел. – Сто грамм, и вы уходите в глухую завязку! Через полтора часа Петербург.
– Уговорил, – сказал В.В.
– Пейте, вымогатель!
В.В. посмотрел на столик. На его глазах появился широкий стакан с толстым дном и сам по себе стал наполняться прозрачной жидкостью...
В.В. поднял стакан, зачем-то посмотрел сквозь него на свет, потом недоверчиво понюхал и подозрительно спросил:
– А почему «Бифитер», а не «Гордон-джин»?
– «Гордон» кончился. А чем вас «Бифитер» не устраивает?
– Я разве сказал, что не устраивает?
В.В. с удовольствием отхлебнул из стакана, но сварливо пробурчал:
– А что, лед у вас там тоже кончился?
– Простите, пожалуйста, – смущенно извинился Ангел...
...и в стакане с джином «Бифитер» тут же появился лед.
– То-то же! – победительно проговорил В.В. – Струсили?
– Естественно. Вашими постоянными требованиями выпивки вы меня загоняли буквально как дворовую Жучку! – устало сказал Ангел. – Тут поневоле начнешь трусить...
– А вы меня своей историей про Лифшицев и Самошниковых чуть до инфаркта не довели! – огрызнулся В.В.
– Вас никто насильно не заставлял слушать эту древнюю историю!.. – разозлился Ангел. – Вы думаете, мне ее легко вам рассказывать?! Да еще и перебрасывать вас из одного Времени в другое, а потом спешно вытаскивать вас оттуда?.. Потому что вам, видите ли, стало неважненько от того, что вы там увидели! А то, что своим неуемным любопытством вы заставляете меня эту историю проживать вторично, вы об этом подумали?! Слышите? «Проживать!..» А это не самое легкое испытание даже для очень опытного ангела-хранителя!..
– Фантастика! – поразился В.В., внимательно разглядывая распалившегося Ангела. – Отныне, если кто нибудь когда-нибудь при мне заикнется о таких расхожих понятиях, как пресловутые «ангельское терпение», или «ангельская мягкость», или, чего еще пуще, «ангельское всепрощение», я сразу же представлю себе мощного, длинноволосого, голубоглазого парнягу, лет двадцати пяти – двадцати семи, готового свернуть шею старому интеллигентному человеку только за то, что тот проявил нормальный, здоровый, профессионально-писательский интерес к его истории! Кстати, истории, навязанной ему самим рассказчиком.
– Ну, знаете!.. – воскликнул Ангел.
– Что-нибудь не так, Ангел? – прихлебывая, невозмутимо спросил В.В. – Не вы ли с вечера предложили мне один забавный сюжетец, когда узнали, что я имею некоторое отношение к литературному ремеслу?
– Нет-нет! Что вы, Владимир Владимирович... Все так, все прекрасно!.. А для того, чтобы так уж не разочаровывать вас в таких «расхожих понятиях», как «ангельское терпение», «ангельская мягкость» и... Что там еще? «Ангельское всепрощение»?.. Я попросту сейчас захлопну рот и оставшиеся до Петербурга... – Ангел взял со столика свои часы, посмотрел на них и продолжил: —...и оставшиеся до Петербурга один час и двадцать пять минут попытаюсь хоть немного поспать.
Ангел спокойно улегся под одеяло, выключил над собой ночник и, мягко улыбаясь, сказал В.В.:
– Спокойной ночи... В смысле – утра, дорогой Владим Владимыч...
Закрыл глаза и демонстративно отвернулся к стенке купе.
– Эй! Эй!.. – встревожился В.В. – А где ваша «ангельская» совесть?! Как же это можно бросать пожилого человека в самой что ни есть кульминации истории, которую он, как умалишенный, впитывал в себя всю ночь напролет?! В конце концов, могу вам заявить, что теперь это в некоторой степени и моя история! И лишать меня ее продолжения и финала – феерическое свинство!!!
Ангел резко повернулся к В.В. и приподнялся на локте. Сна у него не было ни в одном глазу!
– Ах вот как вы запели, сударь!.. Уж не взываете ли вы таким странным способом к обруганному вами «ангельскому всепрощению»?!
– Взываю, – покорно признался В.В.
– Ну что ж... – ухмыльнулся Ангел. – В таком случае и я демонстрирую вам подлинность «ангельского терпения». Фиг с вами! Слушайте! Так как времени до Питера остается маловато – я буду лапидарно краток...
– И еще – «полтинничек»... – В.В. просительно указал пальцем на свой опустевший стакан.
– Это уже переходит всякие границы!!! – возмущенно вздохнул Ангел...
...но стакан В.В. на четверть наполнился джином!..
– Нет, – решительно ответил Ангел. – Только чай!
– Чай пейте сами.
– Владимир Владимирович! Вы просто разрушаете во мне мои ангело-хранительские инстинкты и обязанности! Я не имею никакого права предоставлять вам продукт социального, нравственного и физического разложения, каковым является алкоголь... А вы, пользуясь моей слабостью и симпатиями к вам, постоянно заставляете меня вступать в противоречие с моей моральной и профессиональной ответственностью перед миром!
– О, чтоб вас!.. Какой вы ответственный, умный – прямо спасу нет!
– Не злобствуйте.
– Я не злобствую. Просто, разговаривая с вами, я постоянно слышу внутри себя попискивание моего собственного комплекса неполноценности.
– Вы сейчас сказали чушь, но это простительно – в вашем возрасте столько выпить и не спать всю ночь!.. – подивился Ангел.
– Пожалуйста! – склочным голосом произнес В.В. – Вот вы меня опять макнули ни за что ни про что... Сто граммов! Как сатисфакция за мою униженность!
– Хорошо, – согласился Ангел. – Сто грамм, и вы уходите в глухую завязку! Через полтора часа Петербург.
– Уговорил, – сказал В.В.
– Пейте, вымогатель!
В.В. посмотрел на столик. На его глазах появился широкий стакан с толстым дном и сам по себе стал наполняться прозрачной жидкостью...
В.В. поднял стакан, зачем-то посмотрел сквозь него на свет, потом недоверчиво понюхал и подозрительно спросил:
– А почему «Бифитер», а не «Гордон-джин»?
– «Гордон» кончился. А чем вас «Бифитер» не устраивает?
– Я разве сказал, что не устраивает?
В.В. с удовольствием отхлебнул из стакана, но сварливо пробурчал:
– А что, лед у вас там тоже кончился?
– Простите, пожалуйста, – смущенно извинился Ангел...
...и в стакане с джином «Бифитер» тут же появился лед.
– То-то же! – победительно проговорил В.В. – Струсили?
– Естественно. Вашими постоянными требованиями выпивки вы меня загоняли буквально как дворовую Жучку! – устало сказал Ангел. – Тут поневоле начнешь трусить...
– А вы меня своей историей про Лифшицев и Самошниковых чуть до инфаркта не довели! – огрызнулся В.В.
– Вас никто насильно не заставлял слушать эту древнюю историю!.. – разозлился Ангел. – Вы думаете, мне ее легко вам рассказывать?! Да еще и перебрасывать вас из одного Времени в другое, а потом спешно вытаскивать вас оттуда?.. Потому что вам, видите ли, стало неважненько от того, что вы там увидели! А то, что своим неуемным любопытством вы заставляете меня эту историю проживать вторично, вы об этом подумали?! Слышите? «Проживать!..» А это не самое легкое испытание даже для очень опытного ангела-хранителя!..
– Фантастика! – поразился В.В., внимательно разглядывая распалившегося Ангела. – Отныне, если кто нибудь когда-нибудь при мне заикнется о таких расхожих понятиях, как пресловутые «ангельское терпение», или «ангельская мягкость», или, чего еще пуще, «ангельское всепрощение», я сразу же представлю себе мощного, длинноволосого, голубоглазого парнягу, лет двадцати пяти – двадцати семи, готового свернуть шею старому интеллигентному человеку только за то, что тот проявил нормальный, здоровый, профессионально-писательский интерес к его истории! Кстати, истории, навязанной ему самим рассказчиком.
– Ну, знаете!.. – воскликнул Ангел.
– Что-нибудь не так, Ангел? – прихлебывая, невозмутимо спросил В.В. – Не вы ли с вечера предложили мне один забавный сюжетец, когда узнали, что я имею некоторое отношение к литературному ремеслу?
– Нет-нет! Что вы, Владимир Владимирович... Все так, все прекрасно!.. А для того, чтобы так уж не разочаровывать вас в таких «расхожих понятиях», как «ангельское терпение», «ангельская мягкость» и... Что там еще? «Ангельское всепрощение»?.. Я попросту сейчас захлопну рот и оставшиеся до Петербурга... – Ангел взял со столика свои часы, посмотрел на них и продолжил: —...и оставшиеся до Петербурга один час и двадцать пять минут попытаюсь хоть немного поспать.
Ангел спокойно улегся под одеяло, выключил над собой ночник и, мягко улыбаясь, сказал В.В.:
– Спокойной ночи... В смысле – утра, дорогой Владим Владимыч...
Закрыл глаза и демонстративно отвернулся к стенке купе.
– Эй! Эй!.. – встревожился В.В. – А где ваша «ангельская» совесть?! Как же это можно бросать пожилого человека в самой что ни есть кульминации истории, которую он, как умалишенный, впитывал в себя всю ночь напролет?! В конце концов, могу вам заявить, что теперь это в некоторой степени и моя история! И лишать меня ее продолжения и финала – феерическое свинство!!!
Ангел резко повернулся к В.В. и приподнялся на локте. Сна у него не было ни в одном глазу!
– Ах вот как вы запели, сударь!.. Уж не взываете ли вы таким странным способом к обруганному вами «ангельскому всепрощению»?!
– Взываю, – покорно признался В.В.
– Ну что ж... – ухмыльнулся Ангел. – В таком случае и я демонстрирую вам подлинность «ангельского терпения». Фиг с вами! Слушайте! Так как времени до Питера остается маловато – я буду лапидарно краток...
– И еще – «полтинничек»... – В.В. просительно указал пальцем на свой опустевший стакан.
– Это уже переходит всякие границы!!! – возмущенно вздохнул Ангел...
...но стакан В.В. на четверть наполнился джином!..
У ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ МИЛИЦИИ
... Подкатила черная расхлябанная «Волга». На дверцах желтые буквы – МИЛИЦИЯ.
Тяжело вылез из машины начальник уголовного розыска Петр Петрович – Петруччио.
Сразу же увидел двух своих оперов – Костю и Славика. Они в эту секунду выскакивали из дверей отделения и куда-то явно спешили...
Увидели своего Петруччио, остановились.
– Вы куда? – спросил тот.
Славик и Костя переглянулись.
– В гаражи хотим смотаться – с народишком побазарить, – сказал Костя.
– Может, чего и нароем... – подхватил Славик.
– Вы пошурупьте, куда этот перстенек ушел... Он наверняка из самошниковской квартиры. Теперь очень важно знать – кто эту золотую штуковину с мертвого Зайцева снял. Тогда, может, и на фигуранта выйдем... – сказал Петруччио и, не прощаясь, пошел к дверям отделения.
... Потом, на соседней улице, Костя и Славик вдвоем, тесно прижавшись друг к другу, стояли в телефонной будке.
В одной руке у Славика была записная книжка, другой рукой он прижимал к уху телефонную трубку и говорил:
– Соедините, пожалуйста, с подполковником Петровым Николаем Ивановичем... Скажите, капитан Терехов из Третьего отделения Калининского района. Он знает. Ах вот как? Ну, ясненько. Ага... Спасибо, мужики! – Повесил трубку, сказал Косте: – Дома. Отсыпается. Ночью дежурил по городу... Монетка есть?
Тяжело вылез из машины начальник уголовного розыска Петр Петрович – Петруччио.
Сразу же увидел двух своих оперов – Костю и Славика. Они в эту секунду выскакивали из дверей отделения и куда-то явно спешили...
Увидели своего Петруччио, остановились.
– Вы куда? – спросил тот.
Славик и Костя переглянулись.
– В гаражи хотим смотаться – с народишком побазарить, – сказал Костя.
– Может, чего и нароем... – подхватил Славик.
– Вы пошурупьте, куда этот перстенек ушел... Он наверняка из самошниковской квартиры. Теперь очень важно знать – кто эту золотую штуковину с мертвого Зайцева снял. Тогда, может, и на фигуранта выйдем... – сказал Петруччио и, не прощаясь, пошел к дверям отделения.
... Потом, на соседней улице, Костя и Славик вдвоем, тесно прижавшись друг к другу, стояли в телефонной будке.
В одной руке у Славика была записная книжка, другой рукой он прижимал к уху телефонную трубку и говорил:
– Соедините, пожалуйста, с подполковником Петровым Николаем Ивановичем... Скажите, капитан Терехов из Третьего отделения Калининского района. Он знает. Ах вот как? Ну, ясненько. Ага... Спасибо, мужики! – Повесил трубку, сказал Косте: – Дома. Отсыпается. Ночью дежурил по городу... Монетка есть?