Купер Джилли. Наездники

   – Ты можешь конец года прыгать для меня, – сказал Руперт.
   – У меня тоже есть гордость, – ответил Билли. – Да я и так уже достаточно пожил за твой и Хелины счет.
   Билли устроил свое возвращение на новогодних предолимпийских соревнованиях, что было не лучшей оказией, так как праздничная атмосфера, всеобщая суматоха и старые воспоминания напоминали ему о Лавинии Гринслейд и Дженни. Все другие наездники и конюхи отнеслись к нему дружески и были рады его присутствию. Но он знал, что за спиной все они говорят о том, что он потерял кураж и больше не выберется на верх.
   Никогда прежде ему не хотелось так отчаянно выпить, как за полчаса до первого заезда основной группы. Руперта, который следил за ним как тюремный надзиратель и оттаскивал от всех баров, как раз позвали на какое-то быстрое интервью. Трейси прогуливала Биссера на площадке сбора. Внутри бара Билли были видны новогодние выпивохи, которые опрокидывали в себя двойные виски, хлопали друг друга по спине и гоготали во все горло. Точно, одна рюмка не повредит, один быстрый двойной, чтобы успокоить нервы. Если он будет таким напряженным, то его страхи передадутся молодому Биссеру. Руперт дал денег на карманные расходы. Вытащив из кармана бриджей последнюю пятерку, он уже собрался войти в бар, когда голос произнес: – Привет, Билли. Как здорово видеть тебя вернувшимся.
   В какое-то мгновение он не сразу узнал полноватую, но восхитительно хорошенькую девушку с длинными светло-коричневыми волосами, завязанными сзади, как у молодого Моцарта, черной вельветовой лентой.
   – Это я, Фен. Фенелла Максвелл. Как ты? – Сделав шаг вперед, она поцеловала его в обе щеки. – Ты в следующей группе?
   Он кивнул.
   – Я тоже. Мелиз убедил Джейка разрешить мне прыгать. Я совершенно в ужасе.
   – Нас двое, – сказал Билли, продолжая смотреть на нее.
   – Руперт говорил, что ты скачешь на новой суперлошади.
   – Ну да, она-то супер. Другое дело, смогу ли я заставить этого жеребца делать то, что мне надо.
   Неожиданно их окружила группа возбужденных подростков.
   – Это Фен, – закричали они и оттолкнули Билли всторону. – Можно взять у вас автограф? Как Дездемона?
   Подписывая им книжечки своей новой несколько показной подписью, которую она тренировала во время длительных поездок в трейлере, Фен заметила, что Билли пытается бочком уйти.
   – Послушайте, – обратилась она к подросткам, – а вы не хотите взять автограф и у него тоже?
   Те изучающе посмотрели на Билли и затем вежливо протянули ему свои книжечки.
   – Кто это? – тихонько спросила одна из девушек, отходя и разглядывая более внимательно подпись Билли.
   – Какой-то Билли, – ответила ее подружка, тоже разглядывая автограф. – Это не он скакал на Бале?
   – Это лучший наездник в Англии, – прокричала им вслед Фен.
   Билли уныло покачал головой. Фен взяла его под руку.
   – Самое время тебе вернуться. Пошли, посмотрим маршрут.
   Маршрут выглядел фантастически сложным. Билли сидел на трибуне для наездников, сжимая в руке бутылку кока-колы, и размышлял над вопросом, как, черт побери, наездники смогли уговорить своих лошадей прыгать через такие ненормальные препятствия. К великому раздражению Руперта Джейк на Макулае отпрыгал чисто, так же прошла Фен на Дездемоне.
   – Этот дворик не прощает ошибок, – проговорил Мелиз. – Самое время тебе было вернуться, Билли, чтобы восстановить чувство баланса.
   Несмотря на жару и духоту на арене, Билли начало трясти. Он почувствовал, как промокла белая рубашка под его красным френчем. В старые дни бывало возбуждение и кураж, а не это холодное болезненное ощущение свинцовой тяжести в желудке. Заметно ли другим? Усаживаясь на Бисера, он заметил двух молодых наездников со стрижкой под Джейка Ловелла, которые обменивались между собой какими-то историями. Раньше они, заметив Билли, наверняка смотрели бы как он прыгает на новой лошади. Теперь же они только коротко кивнули и продолжили свой разговор.
   Он прыгнул одно тренировочное препятствие, почти повалив его, и решил оставить все как есть. Боже, называют его номер. Перед ним всплыло лицо Руперта.
   – По-моему я заинтересовал одного спонсора. Это Виктор Блок из Мидленда. Он миллионер, учредивший кубок Кутье, занимается бюстгалтерами и корсетами. Возможно тебе прийдется назвать Биссера Кубок Кутье Б, но у него куча денег, и он высоко котируется на трибунах, так что не делай три остановки перед первым препятствием.
   – Если я вообще доберусь до первого препятствия.
   – Ради всех святых, Билли, поспеши, – поторопил судья на площадке сбора. – В следующий раз не трать столько времени на бар.
   Когда он выехал на поле, его охватила паника. Ни за что не следовало соглашаться скакать. Седло было жестким и незнакомым, ноги сводило и в них не было силы, при этом они отказывались почувствовать седло и слиться с ним, руки на поводьях онемели и казались тяжелыми, потерявшими всякую гибкость. Раньше он с легкостью подстраивался под любой ход лошади. Теперь же горбился как мешок с цементом.
   – А вот появился Билли Ллойд-Фокс на Биссере. Ве-ликолепно, восхитительно снова видеть тебя, Билли. Давайте все поаплодируем нашему Билли.
   Аплодисменты, хоть и носили пробный характер, разнервничали неопытного Биссера. Первое препятствие становилось все выше и выше. Билли отчаянно попытался восстановить баланс, при этом жестко схватился за поводья, мешая лошади, сбивая ее с хода. В результате Бисер слегка ударил жердь, но та, покачавшись, не упала.
   – О, боже, – простонала Трейси. Ее ногти впились в ладони. – О, не позволь ему сорваться.
   – Это у этого малого вы хотите, чтобы я стал спонсором? – сросил Виктор Блок. – Что-то мне он не кажется стоящим.
   – Подождите еще, – спокойным голосом ответил Руперт, пытаясь не показать свое сильное беспокойство.
   Биссер приближался ко второму препятствию, ведя битву за свою голову. Билли почувствовал, как лошадь успокоилась, оценила высоту, поднялась в воздух и, сделав огромное усилие, перевалила через забор.
   – Прости меня, – проговорил Билли в удивлении, посылая всевышнему молитву благодарности.
   Теперь он держал шею Биссера более расслабленно, при этом ход гнедого увеличился, и он проходил взбитое копытами пространство цирка длинным галопирующим аллюром. Неожиданно Билли почувствовал, как начало возвращаться благословенное поддерживающее чувство уверенности. Препятствия проносились одно за другим. Он теперь скакал скорее помогая, чем мешая лошади. Биссер прыгал великолепно. Его сердце было переполнено благодарностью. Он взлетел в воздух слишком далеко от стенки, но ее плоская цвета красной бычей крови вершина прошла под ним с футовым запасом.
   «Что за лошадь, что за лошадь», подумал Билли. Надо успокоить его перед последним двойным и завести перед вторым элементом, но потом он решил оставить Биссеру самому выбирать аллюр.
   Дистанция окончилась и пройдена чисто. Поднялся дикий шум.
   Чтобы остановить подступающую к горлу тошноту, Билли изо всех сил сконцентрировал внимание на идеально заплетенной черной гриве Биссера, повернул лошадь и поехал с поля. По дороге он должен был проехать мимо широко улыбающегося Гая де ля Тура.
   – Здорово, mon ami, здорово, – сказал тот и, подъехав к Билли, сначала пожал ему руку, а потом, наклонившись, расцеловал в обе щеки. Зрители разразились ревом приветствия и одобрения. Билли-повеса вернулся.
   Мистер Блок повернулся к сияющему Руперту.
   – Может вы и правы. Я буду у него спонсором. Но я организовываю денежную сторону вопроса, а он может продолжать заниматься скачками.
   В перепрыжке Джейк прошел быстрее всех, Руперт вторым, Гай третьим и Фен четвертой. Билли, обеспокоенный тем, чтобы не гнать молодую лошадь, был пятым. Когда Джейк возвращался назад на поле провожаемый другими участниками, чтобы забрать свои розетки и кубок, Руперт повернулся к Билли и сказал:
   – Я должен вернуть тебя на круг. Один из нас обязан прервать полосу удач этому цыганскому ублюдку с наклонностями убийцы.

37

   Полоса удач кончилась. После великолепного марта, в котором он забрал все призы в Антверпене, Дортмунде и Милане, Джейк приехал в Критлден на матч Восточной лиги – землю, которая в общем-то никогда не была для него удачливой со дня смерти Моряка. Ночью перед соревнованиями прошел проливной дождь, и грунт снова был очень тяжелым.
   В первом заезде главной группы Макулай, который был, наверно, немного уставшим и не любил прыгать под проливным дождем, пропустил момент толка перед третьи элементом комбинации. Ударив жердь грудью, он кувыркнулся. Здоровая нога Джейка оказалась подушкой между землей и полутонной веса лошади. Зрители, которые присутствовали в этот день, клялись, что слышали отвратительный треск ломающихся костей. Не наступив на Джейка, Макулай ухитрился быстро выкарабкаться и встать на ноги, стряхнув затем с себя лес крыльев и окрашенных жердей. Большинство лошадей в подобной ситуации ускакало бы галопом, но Макулай, чувствуя, что случилось что-то серьезное, начал легонько подталкивать хозяина головой, попеременно глядя вниз на него то виновато, то с тоской, а затем обернулся и с выражением возмущения на забрызганной грязью белой морде бросил назад через плечо взгляд, который, казалось, говорил: «Разве вы не видите, нам нужна помощь?»
   Хампти Гамильтон добрался до Джейка первым.
   – Давай, цыган, поднимайся, – сказал он шитливо. – Тут представление дают лошади.
   – Чертова нога, – прохрипел сквозь сжатые губы Джейк и потерял сознание.
   Он пришел в себя только к моменту появления команды скорой помощи. Обычно в такие моменты лошади, потерявшие седока, невыносимы, но Макулай стоял совершенно спокойно, когда Джейк схватился за его ногу, чтобы заставить себя не кричать, и только поглядывал вниз с весьма трогательной озабоченностью. Он также настоял на своем праве находиться как можно ближе и тогда, когда Джейка с лицом цвета замазки и кусающего до крови губы, чтобы не кричать, отправляли машиной скорой помощи.
   Бегло осмотрев травматологическое отделение больницы в Критлдене, Фен немедленно позвонила Мелизу в Лондон.
   – Джейк повредил свою здоровую ногу. По-моему, нельзя допустить, чтобы им занималась местная больница.
   Мелиз согласился и включился в работу, нажав нужные струны. В результате Джейка немедленно переправили в клинику Мотклиф в Оксфорде, где рентген показал, что раздроблена коленная чашечка и нога сломана в пяти местах. Лучший ортопед страны находился за рубежом. Но понимая, что судьба национального героя у него в руках, он прилетел прямо домой и провел шестичасовую операцию. Потом он выступил перед толпой собравшихся журналистов и сказал, что вполне удовлетворен результатом, но может понадобиться дополнительное хирургическое вмешательство.
   Тори пристроила детей и, потеряв голову от беспокойства, приехала в госпиталь как раз в тот момент, когда Джейка вывозили из операционной. Первые сорок восемь часов его держали под сильными дозами болеутоляющих лекарств. Его температура росла, и он что-то бормотал и бормотал в горячечном бреду.
   – Кто-нибудь из вашей семьи был на флоте? – слегка смущенно спросила сиделка. – Он постоянно говорит о моряке.
   Тори покачала головой.
   – Моряк – это лошадь.
   Когда он пришел в себя, его первым вопросом было: «Когда я смогу скакать снова?» Большую поддержку Тори оказал Мелайз. Когда ей не удалось набраться мужества, именно он и врач Джонни Баканнан рассказали Джейку, какое будущее его ожидает.
   Джонни Баканнан осторожно, чтобы нив коем случае не ударить забинтованную и подвешенную в воздухе поврежденную ногу, присел на кровать к Джейку.
   – Вы определенно популярны, – проговорил он, оглядывая массу цветов и открыток с пожеланиями выздоровления, которые покрывали все плоские поверхности в палате и еще стояли в полных мешках за дверью, ожидая своей очереди. – Я не видел здесь столько открыток с тех пор, как у нас тут лежал Джеймс Кант.
   Джейк с серым и искаженным от боли лицом не улыбался.
   – Когда я снова смогу скакать?
   – Послушайте, я не хочу портить вам настороение, но вы определенно не сможете сесть на лошадь в течение года.
   – Что? – переспросил Джейк бескровными губами. – Это погубит меня. Я не верю, – вдруг истерично закричал он. – Я прямо сейчас могу встать и выписаться! – Он попытался встать с кровати, сняв ногу с крюка, но издал приглушенный крик и рухнул назад. Слезы боли и крушения надежд заполнили его глаза.
   – Боже, вы не можете так говорить, – пробормотал он. – Я только что купил двух новых лошадей и нанял еще одного конюха. Мне надо работать.
   Мелиз достал сигарету из пачки рядом с кроватью, вставил в рот Джейку и зажег.
   – Ты почти потерял ногу, – мягко проговорил Мели з. – Если бы не Джонни, ты уже никогда бы не смог ходить, не говоря уже о том, чтобы управлять лошадью. Вторая твоя нога, ослабленная полиомелитом, никогда сама не сможет выдержать тебя. Поэтому просто необходимо, чтобы нормальная нога заработала снова.
   Джейк покачал головой; он нехотел выглядеть неблагодарным.
   – Дело в том, что это моя жизнь. Но такие сроки погубят меня.
   В разговор вступил Джонни Баканнан.
   – Не погубят. Если кости срастуться хорошо, то вы выйдете отсюда через пять или шесть месяцев и сможете руководить работой, сидя дома в кресле-каталке. Если же еще серьезно отнесетесь к физиотерапии и не будете изображать из себя идиота, то сядите на лошадь в следующем году примерно в это время.
   Джейк взглянул на них и решил не показывать то отчаянье которое переполняло его. Он пожал плечами.
   – Хорошо, все равно мне делать нечего. Скажите Фен, пусть избавится от новых лошадей. Остальными могут пользоваться.
   – А это немного не черезчур? – спросил Мелиз.
   – Нет. Кто еще сможет работать с ними?
   Для такого трудоголика, как Джейк, бездеятельность была даже хуже, чем боль. Лежа в постели час за часом, он наблюдал, как из остроконечных почек клена пробиваются зеленые листочки, как мечутся на холодном ветру ряды бледно-желтых нарциссов, и мучился. У него не было внутренних ресурсов. К тому же он отчаянно тосковал по дому, не видя Тори, детей, Фен, лошадей и своего Волка – ищейку, помесь шотладсткой овчарки с борзой. Анонимность госпиталя болезненно напоминала ему то время, когда он ребенком болел полиомелитом. Отец тогда ушел из дому, а мать редко приходила к нему с визитами, может быть чувствуя свою вину, что не очень беспокоилась о прививках.
   Будучи разбочивым, скрытным и крайне необщительным человеком, он совершенно не выносил полной зависимости от медперсонала. У него буквально вызывал отвращение ритуал принятия бани и пользования судном. Лежа в одном положении с подвешенной в воздухе ногой, он обнаружил, что не может спать. У него пропал аппетит. Ему страшно хотелось видеть детей, но так как до госпитала было восемь миль, то Тори было сложно приводить их часто, а когда она все же приводила их с собой, Джейк был таким больным, уставшим и слабым, что не мог справляться с избытком их жизненной энергии более нескольких минут и вскоре был готов оторвать им головы. Ему также ужасно хотелось попросить Тори приходить и самой ухаживать за ним, но он был слишком гордым для этого, да и в любом случае на ее долю оставалось много работы по дому и с детьми.
   В пятницу после несчастного случая к нему должна была прийти Фен. Но он был в таком жутком настроении, что вел себя с ней совершенно отвратительно и отправил домой всю в слезах. Мучаясь от чувства вины, он был поэтому не в лучшем расположении духа, когда после обеда к нему завалился Мели з, принеся с собой три повести Дика Френсиса, биографию Реда Рума, бутылку бренди и последний выпуск «Лошадей и гончих».
   – Ты тут на обложке, – сказал он Джейку. – Здесь внутри отчет о несчастном случае, в котором о тебе говоряться страшно хорошие вещи.
   – Наверно, что я уже кончился, – подавленным голосом ответил Джейк. – Но, все равно, спасибо.
   – У меня есть к тебе предложение.
   – Я уже женат.
   – Это относительно Фен. Если уж ты на приколе, то почему не позволяешь ей прыгать на лошадях?
   – Не будь чертовым кретином. Она слишком молода.
   – Ей семнадцать. Вспомни Пет Смайт и Мерион Кокс. А она достаточно хорошо подготовлена. Единственно что ей надо, так это опыт международных соревнований.
   – Я не хочу, чтобы она упала лицом в грязь. И она сумасбродка. Она же потеряет голову, если там не будет меня, чтобы говорить ей что делать.
   – Твои лошади не такие уж трудные. Макулай любит ее до безумия. Лауреля и Харди она объезжает сейчас, да и Дездемона, похоже, будет мечта, а не лошадь.
   – Нет. – Джейк потянулся за сигаретой.
   – В чем дело? Ты подвел этих лошадей к пику готовности, у тебя есть два конюха, которым надо платить за работу. Зачем все забрасывать и лежать тут, мучаясь, где взять деньги? Пусть она выйдет в свет. Она же твоя ученица. Ты сам ее учил. Не уже ли у тебя совсем нет в нее веры?
   Джейк подвинулся и ойкнул от боли.
   – Здорово болит, да?
   Джейк кивнул.
   – Ты можешь налить мне выпить?
   Мелиз налил немного бренди в бумажный стаканчик.
   – Это внесет интерес в твою жизнь. Она может звонить тебе каждый вечер из любого места, где бы ни была.
   – И где все это будет проходить?
   Чтобы собраться с духом на ответ, Мелиз налил выпить и себе.
   – Рим. Затем она может прилететь домой на Винсдорские соревнования, потом Париж, Барселона, Люцерн и Критлден.
   – Нет, – многозначительно сказал Джейк.
   – Почему нет?
   – Слишком молода. Я не позволю девушке ее возраста находиться одной за границей, когда рядом такие волки, как Людвиг, Гай и Руперт.
   – Я присмотрю за ней. Буду лично проверять каждый вечер, что она в одиннадцать в постели и одна. Чтобы у нее появилась уверенность, надо расширить ей рамки.
   – Как она доберется до Рима? Полагаю, в личном самолете Руперта?
   – У Гризеллы Хаббард есть трейлер, который берет шесть лошадей. Она с легкостью может взять две или три твоих.
   – Гризелла Хаббард! – воскликнул Джейк возмущенно. – Эта брюхоческа!
   – Мистер Панч превратился в довольно приличную лошадь.
   – Но не с Гризеллой на нем. Фен значительно лучше ее.
   – Именно. Вот поэтому я и хочу взять ее с собой.
   Вернувшись в Милл Фен, пытаясь побороть самое черное настроение, попробовала развеселить Макулая. Почти неделя уже прошла со дня падения Джейка, а лошадь была все еще неспокойной. Он почти не ел и ночью все время ходил по боксу. Каждый раз, когда по мосту проезжал автомобиль или во дворе раздавались шаги, он подбегал к створкам ворот и с надеждой звал, а потом с детским разочарованием отворачивался. С тех пор, как Джейк спас Макулая на Ближнем Востоке, они не расставались ни дня. Фен попыталась отвлечь его другими лошадьми, но он просто стоял, дрожа в своей новозеландской попоне, и кричал, чтобы его отвели назад в конюшню. Бедный Мак, подумала Фен, и бедная я. После мирового чемпионата она часто думала о Дино Ферранти, надеясь встретиться с ним этим летом на серии. А теперь Джейк приказал избавиться от лошадей, значит не будет поездок за границу. Поэтому ей неизбежно прийдется участвовать с Дездемоной в нескольких дурацких местных соревнованиях, которые, как считает Джейк, только и находятся в пределах ее возможностей.
   После обеда позвонил один довольно симпатичный журналист, с которым она познакомилась на Олимпиаде, и спросил, не хочет ли она сплавать до Чербурга, чтобы там присоединиться к какой-то крупной вечеринке. Ей пришлось отказаться, как она постоянно отказывалась от свиданий и вечеринок, потому что всегда приключались какие-нибудь непредвиденные события с лошадьми. А теперь Джейк был в госпитале, и на нее легла в десять раз большая ответственность. Всю прошлую ночь ей пришлось провести с Харди, у которого после того, как он объелся весенней зеленой травкой, неожиданно случился острый приступ колик. Заведенный в стойло, он сразу же улегся, и был так напуган, что не может подняться, что Фен вынуждена была позвонить ветеринару. Некоторая компенсация бессонной ночи была сегодня утром, когда Харди, оправившись, вместо того, чтобы взять у нее из рук свой обычный кусочек, ткнул ее головой и благодарно облизал руку.
   Ко всему Джейк, когда она приехала к нему в госпиталь, вел себя отвратительно. Конечно, Джейку убийственно плохо, иначе он не был бы таким ужасным, но порой так трудно войти в чужое положение. И, наконец, отсутствие третью ночь на неделе подряд Сары – нового человека для ухода за лошадьми. Она была очень хороша за работой и весьма привлекательна собой с длинными черными волосами, которые никогда не становились жирными, и мягкой без трещин кожей, всегда обработанной кремом, на которой никогда не появлялись прыщики. И к тому же она была довольно трудным человеком. Она отказалась от работы у Гая де ля Тура из-за недоплаты. Как она рассказывала, от тебя ожидается, что ты работаешь двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, а единственная компенсация – это когда тебя трахает граф Гай, если у него появляется такое настроение. Поэтому она нанялась к Джейку.
   – Может твой зать и угрюмый мужик, – говорила Сара, – и предпочитает четвероногое существо всему, что на двух ногах, но по крайней мере он хорошо платит и дает кучу свободных вечеров.
   «Если ты член семьи, то не дает», – подумала Фен, мрачно наблюдая за Сарой, вовсю накрашенной, которая отъезжала на вечеринку в своем светло-голубом спортивном автомобиле.
   Снова Фен вспомнились слова Дино: «Жизнь заключается не только в ведре для мойки!» Все, она уже сыта этими лошадьми. Хочется немного развлечений.
   Из кухни выплыл восхитительный запах куриной запеканки. Взглянув на часы, она с удивлением увидела, что уже половина десятого. В доме сидела Тори и складывала в стопку конверты. Она потратила весь вечер на письма с отказами от участия в соревнованиях и размышления о том, какие счета оплачивать в первую очередь.
   – Бедная малышка, ты выглядишь такой разбитой, – сказала она Фен. – Давай выпьем перед ужином.
   Фен посмотрела на счета.
   – А мы можем себе это позволить?
   – Я думаю, да. В данный момент, по крайней мере. Меня просто бесит, что за конюшни за границей надо платить заранее. Мы не можем тратить такие деньги.
   Открыв бутылку красного вина и наполнив два стакана, Фен рухнула в кресло у печи. Хотя уже наступил апрель, все равно было холодно. Волк, который скучал по хозяину даже больше, чем Макулай, забрался на колени к Фен.
   – Бедный старичок, – сказала Фен, прижимая к себе дрожащее мохнатое тело.
   – Как Мак? – спросила Тори, отцеживая брокколи.
   – По прежнему не в своей тарелке. Разрушен весь образ его жизни. О-ох, – Фен вскрикнула, когда Волк, услышавший звук подъезжающей по дорожке с гравием машины, соскочил с коленей, поцарапав ей своими длинными когтями бедро. В следующий момент он открыл заднюю дверь и с яростным лаем помчался во двор.
   – Кого это черт несет? – спросила Фен.
   – Волк наверняка его знает. Он перестал гавкать.
   – Можно войти? – раздался голос Мелиза.
   – О, дьявол, – пробормотала Фен, – он будет думать, что мы только то и делаем, что часами едим и болтаем.
   – Привет, – от природной застенчивости Тори покрылась густым румянцем. – Ты вовремя пришел. Мы как раз открыли бутылку. – Она наполнила еще один бокал.
   Мелиз уселся за выскобленный стол, наслаждаясь теплом и умиляясь детскими рисунками и фотографиями лошадей из газет на пробковой доске, стоящей рядом с розетками, количество которых уже увеличилось за этот год, и им не хватало места в шорной. Он бросил взгляд на стопку конвертов.
   – У тебя много работы.
   – Писала отказы от соревнований. Может быть хоть какие-нибудь деньги вернем. Почему бы тебе не остаться на ужин? – Тори запнулась. – У нас много еды.
   – Уверен, что недостаточно.
   – Тори всегда готовит на пять тысяч и всегда чудесно, – сказала Фен.
   Мелиз вдруг почувствовал, что не ел весь день.
   – Тогда было бы чертовски здорово.
   – У нас только курица, – извиняющимся голосом сказала Тори.
   – Я достану. – Фен подошла к печи. «Типичная Тори», – подумала она, доставая четыре огромных запеченых картофелены и большой кусок запеканки.
   – Прекрасное блюдо, – проговорил Мелиз, накладывая масло на запеченую картофель. – Как Макулай?
   – Весь опустошенный. Скучает по соревнованиям. Каждый раз, когда в шорной звонит телефон, он начинает галопом скакать по полю.
   – Слушай, превосходно, Тори. Я не понимал, как я голоден. Кстати, я только что был у Джейка.
   – О, как мило с твоей стороны. Как он?
   – По прежнему жалеет себя, раздражен и уставший.
   – И по прежнему сильная боль? – спросила Тори.
   – Да, но сейчас я подкинул ему кое-что, что отвлечет его мыслей о ноге. Фен, подготовь-ка завтра лошадей. Он согласился разрешить тебе на них прыгать.
   – Бедный Джейк. Я сегодня утром ездила к нему. Он выглядел ужасно. Что ты сказал? – Она замерла с куском морковки на половине пути ко рту.
   – Он собирается разрешить тебе скакать на лошадях.
   – Г-где? – Фен начала заикаться.
   – Рим, Париж, Винсдор, Барселона, Критлден, Люцерн – как раз для начинающих.