Страница:
– Сады здесь не так хороши, как в Букингемском дворце, – заметила одна.
– Да, хотя вообще-то не заметила ни одного, когда я первый раз туда попала, – ответила другая.
В следующее мгновение в шатер зашла Хелина, выглядевшая как миллион долларов, в очень светлом холщовом костюме и в темно-коричневых ботинках без каблуков.
– Я искренне сожалею, что не попала на ленч. Вы, наверное, получили сообщение, не так ли? Но с маленькими детьми так трудно вырваться куда-то. – Обратилась она к Кевину и Энид, которые выглядели так, как-будто целовались под омелой. Энид, порозовевшая от удовольствия, повела Хелину знакомиться с наиболее именитыми клиентами. Хелина была так мила со всеми. Затем неожиданно она увидела Дженни и ее лицо оживилось.
– Дженни, как приятно тебя видеть. Я не знала, сможешь ли ты приехать.
– Мы как раз говорили о том, что BSJA должна устроить складчину и купить тебе бюстгальтер, Дженни, – заметила Энид Кали.
Позже Дженни сидела на местах для наездников, наблюдая с Хелиной за выездкой лошадей. Дженни устраивали ее джинсы и спортивная рубашка до того момента, пока она не увидела костюм Хелины, явно французский и стоивший не меньше 300 фунтов. Когда они пробирались через толпу к своим местам, все мужчины таращили глаза на Хелину; тогда Дженни сняла темные очки, чтобы были видны ее сексуальные раскосые глаза, но они все равно продолжали смотреть только на Хелину; она сняла жакет из грубой ткани, чтобы все видели, какая у нее роскошная грудь, но они все также пялили глаза только на Хелину. – Почему, черт побери, Билли не может быть таким же богатым, как Руперт, чтобы она могла купить себе приличную одежду? – Ее все еще бесил Кев, сидевший с другой стороны от нее. В ложе через дверь от них он заказал места своим ужасным клиентам, которые хлопали и пронзительно кричали, когда наездники выходили из круга, и выкрикивали приветствия до завершения раундов, и все время вскакивали и обсуждали происходящее к ярости людей, сидящих за ними.
– Разве Кев не дьявол? – Прошептала Дженни на ушко Хелине. – Готова биться об заклад, что он выдергивает волоски на груди.
– Я думаю, он очарователен, – ответила Хелина с удивлением.
Желудок Билли просто убивал его, было такое ощущение, будьто великан сжимал огромный кулак в его внутренностях. Единственным выходом было быстро нырнуть в бар и выпить пару двойных, пока Кевин находился в ложе наездников.
– Что-то таблетки от похмелья, которые ты мне дал, не очень помогают, – пожаловался он Руперту, когда возвратился на место сбора.
– Нужно думать, что и не помогут, – сказал Руперт. – Они от болей в спине. Ты знаешь, я действительно думаю, что Теб очень смышленная. Она улыбалась мне сегодня. Они обычно не улыбаются до 3-х месяцев.
– Ты счастливый. Дженни не улыбается мне.
Внезапно Билли подумал о бритом лобке под джинсами и, переполненный вожделением, он помахал Дженни. Дженни проигнорировала его жест.
На соревнованиях существовала строгая очередность. Людвиг прошел чисто. Два американца, недавно прибывшие и приуча ющиеся к европейским изгородям перед чемпионатом мира, прошли чисто. Раздался обычный мощный гром аплодисментов, когда Билли и Бал въехали в круг. Все гости Кевина вскочили, чтобы сделать фотографии.
– Мой муж не самый удачливый, но зато, наверняка наиболее популярный наездник в Англии, – сказала Дженни, бросив ядовитый взгляд на Кевина, который дергал изо всех сил усы, напоминающие стойку ворот, и крутил браслет с инициалами.
– Давай, Билли, давай, Бал! – Выкрикивала толпа. Она также не желала принимать новую кличку – Магги Мил Эл.
– Я не могу смотреть, – сказала Дженни и не стала смотреть, продолжая беседовать с Хелиной о прямых джинсах.
Билли выполнял все чисто и прыгал прекрасно, пока не подъехал к предпоследней изгороди; и тут команда Магги Мил издала громкий приветственный клич, который отвлек Бала, и он вместо изгороди направился и прыгнул через ее крыло, его нога застряла и он перекувыркнулся через голову. Болельщики Магги Мил пронзительно закричали и неистово защелкали фотоаппаратом.
Билли не ушибся при падении, ему удалось повиснуть на поводьях, затем ему пришлось схватиться на ноги и бежать, как сумасшедшему, за быстро мчащимся Балом. Обрушившись на флаг, Билли сорвал его и замахнулся им с притворной яростью на Бала, который отскочил в сторону от испуга. Билли начал смеяться, бросил флаг, вырвал пучок травы и дал ее Балу, своим поведением доведя толпу до приступов хохота. Вскочив на спину Балу, он галопом покинул круг, широко ухмыляясь.
– Итак, уже две конченных лошади, – подумала Дженни. – Я не могу понять, почему он выглядит таким веселым.
Билли зашел в ложу, приветствовал поцелуем Хелину и сел между ней и Дженни.
– Извини Кев, – сказал он.
Дженни уловила запах виски и надеялась, что Кевин его не почувствует. Через две минуты Билли поднялся.
– Кто хочет выпить?
– Я не хочу, – ответил Кевин подчеркнуто.
– И я не буду, – сказала Хелина, подымаясь. – Я должна пойти позвонить Беджент. Кто-нибудь одолжит мне 10 пенсов?
– Будь моей гостьей, – сказал Кевин Кали и опять порозовел, вручая ей монету.
– Вот это настоящая леди, – заметил Кевин, наблюдая, как Хелина пробирается вдоль рядов, благодаря каждого, кто уступал ей дорогу.
– В отличии от меня, – сердито проворчала Дженни.
– Жаль, что она не очень часто появляется на соревнованиях. Но она такая заботливая мать. – Продолжил Кевин.
Дженни посмотрела с холодным безразличием на место старта; черноволосый наездник шел по направлению к пепельнобелой девушке-груму, с длинными мышиными волосами, которая вела большую серую лошадь.
– Кто это? Он привлекателен. – Сказала она Билли.
– Это Джейк Ловелл, – ответил Билли. – Я рассказывал тебе о нем прошлой ночью. А этот грум – сестра его жены, Финелла Максвелл. Она выиграла в школе для новичков сегодня утром, а ей ведь только 16. Она чертовски хороша. Джейк тренирует ее просто здорово. Разве она не хорошенькая?
– Она действительно самая привлекательная молодая леди, – сказал Кев.
– Я удивлена, что вы можете рассуждать о прыщиках, – заметила Дженни.
– Мяу, – ответил Кевин.
– Съешь свой собственный продукт, – огрызнулась Дженни.
Она спустилась в туалет. Она должна прекратить быть коровой. Посмотрев на свое отражение при люминисцентном освещении, она подумала, что ужасно выглядит, с поросячьими глазами и кругами под ними. Дженни надеялась, что она не будет одной из тех женщин, которые чувствуют себя плохо на протяжении всех девяти месяцев. Когда она присела на унитаз, то внезапно почувствовала что-то холодное на бритом лобке. Чтобы убедиться, она провела пальцем между ног и прижала его к белой блестящей стене. Она не могла поверить в это. Она просунула палец глубже во влагалище, нажимая на шейку матки. Она опять прижала палец к белой стене. Ошибки не было. Второй темно-красный отпечаток пальца. Она застонала, слезы хлынули из ее глаз. Она была просто убита. О господи, красный символ затруднений. Это была ирония судьбы. До замужества красный отпечаток – это было все, чего она страстно желала, она страшилась забеременеть. Теперь она знала, почему это зовется проклятием, проклятием не иметь детей. Она смотрела на стену и плакала.
Через 20 минут она вышла из туалета, поспешно спрятав глаза за черными очками. Кевин ждал ее снаружи. – Где, черт побери, ты была? Билли искал тебя. Он сейчас будет прыгать на Магги Мил Дике. Он просил передать тебе это. Что случилось? – Он опустил ее темные очки. – Почему ты плачешь?
– Ничего, ничего.
– Беспокоишься о деньгах?
Ее губы дрожали. – Я думала, что я в положении. У меня была задержка 10 дней. а сейчас обнаружилось, что я не беременна.
– Давно пробуете?
– Около 18 месяцев. С момента, когда мы расписались.
– Может быть это не твоя вина.
Дженни резко засмеялась. – Мать Билли Думает, что моя.
Кевин посмотрел на нее задумчиво.
– У Энид первоклассный гинеколог. Я попрошу ее позаботиться о тебе.
Мандрика сделал 4 ошибки и был снят с дальнейших упражнений. Руперт был первым, Джейк Ловелл – вторым. Было замечено, что оба наездника с каменными лицами смотрели только вперед, не обменявшись ни словом, когда им вручали награды.
Хелина ехала домой вместе с Рупертом. – Я думаю, что Дженни нужно лучше присматривать за Билли. Все его сапоги требуют ремонта. Он был в грязной рубашке и Кевин сказал, что именно она явилась причиной их опоздания сегодня.
Руперт покачал головой. – Нет сомнений, что семейная жизнь Вильяма причиняет ему только неудобства.
31
– Да, хотя вообще-то не заметила ни одного, когда я первый раз туда попала, – ответила другая.
В следующее мгновение в шатер зашла Хелина, выглядевшая как миллион долларов, в очень светлом холщовом костюме и в темно-коричневых ботинках без каблуков.
– Я искренне сожалею, что не попала на ленч. Вы, наверное, получили сообщение, не так ли? Но с маленькими детьми так трудно вырваться куда-то. – Обратилась она к Кевину и Энид, которые выглядели так, как-будто целовались под омелой. Энид, порозовевшая от удовольствия, повела Хелину знакомиться с наиболее именитыми клиентами. Хелина была так мила со всеми. Затем неожиданно она увидела Дженни и ее лицо оживилось.
– Дженни, как приятно тебя видеть. Я не знала, сможешь ли ты приехать.
– Мы как раз говорили о том, что BSJA должна устроить складчину и купить тебе бюстгальтер, Дженни, – заметила Энид Кали.
Позже Дженни сидела на местах для наездников, наблюдая с Хелиной за выездкой лошадей. Дженни устраивали ее джинсы и спортивная рубашка до того момента, пока она не увидела костюм Хелины, явно французский и стоивший не меньше 300 фунтов. Когда они пробирались через толпу к своим местам, все мужчины таращили глаза на Хелину; тогда Дженни сняла темные очки, чтобы были видны ее сексуальные раскосые глаза, но они все равно продолжали смотреть только на Хелину; она сняла жакет из грубой ткани, чтобы все видели, какая у нее роскошная грудь, но они все также пялили глаза только на Хелину. – Почему, черт побери, Билли не может быть таким же богатым, как Руперт, чтобы она могла купить себе приличную одежду? – Ее все еще бесил Кев, сидевший с другой стороны от нее. В ложе через дверь от них он заказал места своим ужасным клиентам, которые хлопали и пронзительно кричали, когда наездники выходили из круга, и выкрикивали приветствия до завершения раундов, и все время вскакивали и обсуждали происходящее к ярости людей, сидящих за ними.
– Разве Кев не дьявол? – Прошептала Дженни на ушко Хелине. – Готова биться об заклад, что он выдергивает волоски на груди.
– Я думаю, он очарователен, – ответила Хелина с удивлением.
Желудок Билли просто убивал его, было такое ощущение, будьто великан сжимал огромный кулак в его внутренностях. Единственным выходом было быстро нырнуть в бар и выпить пару двойных, пока Кевин находился в ложе наездников.
– Что-то таблетки от похмелья, которые ты мне дал, не очень помогают, – пожаловался он Руперту, когда возвратился на место сбора.
– Нужно думать, что и не помогут, – сказал Руперт. – Они от болей в спине. Ты знаешь, я действительно думаю, что Теб очень смышленная. Она улыбалась мне сегодня. Они обычно не улыбаются до 3-х месяцев.
– Ты счастливый. Дженни не улыбается мне.
Внезапно Билли подумал о бритом лобке под джинсами и, переполненный вожделением, он помахал Дженни. Дженни проигнорировала его жест.
На соревнованиях существовала строгая очередность. Людвиг прошел чисто. Два американца, недавно прибывшие и приуча ющиеся к европейским изгородям перед чемпионатом мира, прошли чисто. Раздался обычный мощный гром аплодисментов, когда Билли и Бал въехали в круг. Все гости Кевина вскочили, чтобы сделать фотографии.
– Мой муж не самый удачливый, но зато, наверняка наиболее популярный наездник в Англии, – сказала Дженни, бросив ядовитый взгляд на Кевина, который дергал изо всех сил усы, напоминающие стойку ворот, и крутил браслет с инициалами.
– Давай, Билли, давай, Бал! – Выкрикивала толпа. Она также не желала принимать новую кличку – Магги Мил Эл.
– Я не могу смотреть, – сказала Дженни и не стала смотреть, продолжая беседовать с Хелиной о прямых джинсах.
Билли выполнял все чисто и прыгал прекрасно, пока не подъехал к предпоследней изгороди; и тут команда Магги Мил издала громкий приветственный клич, который отвлек Бала, и он вместо изгороди направился и прыгнул через ее крыло, его нога застряла и он перекувыркнулся через голову. Болельщики Магги Мил пронзительно закричали и неистово защелкали фотоаппаратом.
Билли не ушибся при падении, ему удалось повиснуть на поводьях, затем ему пришлось схватиться на ноги и бежать, как сумасшедшему, за быстро мчащимся Балом. Обрушившись на флаг, Билли сорвал его и замахнулся им с притворной яростью на Бала, который отскочил в сторону от испуга. Билли начал смеяться, бросил флаг, вырвал пучок травы и дал ее Балу, своим поведением доведя толпу до приступов хохота. Вскочив на спину Балу, он галопом покинул круг, широко ухмыляясь.
– Итак, уже две конченных лошади, – подумала Дженни. – Я не могу понять, почему он выглядит таким веселым.
Билли зашел в ложу, приветствовал поцелуем Хелину и сел между ней и Дженни.
– Извини Кев, – сказал он.
Дженни уловила запах виски и надеялась, что Кевин его не почувствует. Через две минуты Билли поднялся.
– Кто хочет выпить?
– Я не хочу, – ответил Кевин подчеркнуто.
– И я не буду, – сказала Хелина, подымаясь. – Я должна пойти позвонить Беджент. Кто-нибудь одолжит мне 10 пенсов?
– Будь моей гостьей, – сказал Кевин Кали и опять порозовел, вручая ей монету.
– Вот это настоящая леди, – заметил Кевин, наблюдая, как Хелина пробирается вдоль рядов, благодаря каждого, кто уступал ей дорогу.
– В отличии от меня, – сердито проворчала Дженни.
– Жаль, что она не очень часто появляется на соревнованиях. Но она такая заботливая мать. – Продолжил Кевин.
Дженни посмотрела с холодным безразличием на место старта; черноволосый наездник шел по направлению к пепельнобелой девушке-груму, с длинными мышиными волосами, которая вела большую серую лошадь.
– Кто это? Он привлекателен. – Сказала она Билли.
– Это Джейк Ловелл, – ответил Билли. – Я рассказывал тебе о нем прошлой ночью. А этот грум – сестра его жены, Финелла Максвелл. Она выиграла в школе для новичков сегодня утром, а ей ведь только 16. Она чертовски хороша. Джейк тренирует ее просто здорово. Разве она не хорошенькая?
– Она действительно самая привлекательная молодая леди, – сказал Кев.
– Я удивлена, что вы можете рассуждать о прыщиках, – заметила Дженни.
– Мяу, – ответил Кевин.
– Съешь свой собственный продукт, – огрызнулась Дженни.
Она спустилась в туалет. Она должна прекратить быть коровой. Посмотрев на свое отражение при люминисцентном освещении, она подумала, что ужасно выглядит, с поросячьими глазами и кругами под ними. Дженни надеялась, что она не будет одной из тех женщин, которые чувствуют себя плохо на протяжении всех девяти месяцев. Когда она присела на унитаз, то внезапно почувствовала что-то холодное на бритом лобке. Чтобы убедиться, она провела пальцем между ног и прижала его к белой блестящей стене. Она не могла поверить в это. Она просунула палец глубже во влагалище, нажимая на шейку матки. Она опять прижала палец к белой стене. Ошибки не было. Второй темно-красный отпечаток пальца. Она застонала, слезы хлынули из ее глаз. Она была просто убита. О господи, красный символ затруднений. Это была ирония судьбы. До замужества красный отпечаток – это было все, чего она страстно желала, она страшилась забеременеть. Теперь она знала, почему это зовется проклятием, проклятием не иметь детей. Она смотрела на стену и плакала.
Через 20 минут она вышла из туалета, поспешно спрятав глаза за черными очками. Кевин ждал ее снаружи. – Где, черт побери, ты была? Билли искал тебя. Он сейчас будет прыгать на Магги Мил Дике. Он просил передать тебе это. Что случилось? – Он опустил ее темные очки. – Почему ты плачешь?
– Ничего, ничего.
– Беспокоишься о деньгах?
Ее губы дрожали. – Я думала, что я в положении. У меня была задержка 10 дней. а сейчас обнаружилось, что я не беременна.
– Давно пробуете?
– Около 18 месяцев. С момента, когда мы расписались.
– Может быть это не твоя вина.
Дженни резко засмеялась. – Мать Билли Думает, что моя.
Кевин посмотрел на нее задумчиво.
– У Энид первоклассный гинеколог. Я попрошу ее позаботиться о тебе.
Мандрика сделал 4 ошибки и был снят с дальнейших упражнений. Руперт был первым, Джейк Ловелл – вторым. Было замечено, что оба наездника с каменными лицами смотрели только вперед, не обменявшись ни словом, когда им вручали награды.
Хелина ехала домой вместе с Рупертом. – Я думаю, что Дженни нужно лучше присматривать за Билли. Все его сапоги требуют ремонта. Он был в грязной рубашке и Кевин сказал, что именно она явилась причиной их опоздания сегодня.
Руперт покачал головой. – Нет сомнений, что семейная жизнь Вильяма причиняет ему только неудобства.
31
Билли опять уехал зарубеж. Ему очень не хотелось оставлять Дженни, когда она была так подавлена, кроме того опять упускалась возможность вступить с ней в сношения в середине месяца, в момент, наиболее благоприятный для зачатия. Был большой соблазн прилететь на одну ночь домой, но он себе не мог этого позволить. Дженни обещала ему, что попробует не терзаться и сосредоточиться на книге.
Сосредоточение не давалось легко. Зашел налоговый инспектор, затем строители и крепкие парни по сбору налогов на добавленную стоимость, и все требовали денег. Дженни объяснила, что Билли в отъезде, а она не уполномочена подписывать чеки, когда его нет, но страх накатывал на нее волнами. Ей не понравилось как парни по сбору налога на добавленную стоимость смотрели на ее мебель. Дни тянулись очень долго. Она вставала очень рано, морила себя голодом до полудня, а затем начинала понемногу есть. Работая до 6 часов вечера, она чувствовала себя совершенно разбитой и готовой погрузится в учетверенную водку. А вечера проходили в зевоте.
Она проведала Хелину и пожаловалась, что ей все надоело. Хелина предложила ей заниматься благотворительностью. Она посоветовала Дженни вступить в местный комитет помощи нуждающемуся дворянству. На что Дженни остро ответила, что этим пусть занимаются те, кому делать нечего, а ей все надоело от того, что у нее и так слишком много работы.
На третий день после того, как Билли уехал, Дженни попыталась написать главу о мальчиках-школьниках, но у нее ничего не получалось. Она не знала этих мальчишек. Все ее братья были старше ее. Ей нужно было бы съездить в Итон или Харроу, или посетить местную единую школу и поговорить с кем-нибудь, но исследование отнимает время и обходится невозможно дорого.
Она составила список мужчин, с которыми когда-либо спала (получилось довольно много), надеясь, что это воодушевит ее. Не сработало. Она порвала список, боясь, что Билли обнаружит его и будет расстроен. Дом выглядел ужасно. Она слонялась из комнаты в комнату, пытаясь найти свободный кусочек стола для работы. Она писала в спальне, и на кухне, и в гостиной, и даже в столовой, и оставила все эти комнаты в полном беспорядке, – она была везде за исключением будущей детской. Туда она не заходила, эта комната вызывала у нее только слезы.
Сад выглядел так прекрасно, он был полон роз и мальв, и жимолости, тяжело свисающей в теплом июньском воздухе. Липы были усеяны желтыми цветами, наполнявшими воздух сладким, опьяняющим ароматом. Липы осеняют мою тюрьму, подумала она. Она снова взглянула на свой контракт и вздрогнула. В нем говорилось – 70000 слов. Она фактически еще не написала ни одного, а издатель постоянно звонил ей и говорил, что будет счастлив приехать и обсудить то, что она уже написала.
Ей хотелось быть сейчас в Афинах с Билли. Ничего хорошего не получалось из ее попыток работать. Она решила, что надо выйти и прополоть цветник перед домом и подумать о женатых мужчинах. Но после того, как она прополола траву вокруг двух львиных зевов, она решила, что лучше она будет думать о прополке. Возможно ее подсознание начнет работать сверхурочно.
Мевис села, огорченная и нарочно трясущаяся, за Дженни. Выходить на улицу – означало прогуливаться, а не полоть. Гарольд Эванс вышел и стал качаться в кошачьей мяте, Мевис сделала вид, что охотится за ним и Гарольд взлетел на дерево, его хвост свисал вниз, как ручка слива в туалете.
Прошло около получаса и Дженни пошла взглянуть на часы в кухне. Две минуты седьмого. Ура, наступило время выпить. Она вошла и налила себе водки. – На дюйм налить водки в стакан, или на два? А, все равно в основном это лед. – Она не стала заботиться о лимоне, а плеснула тоник.
О господи, какой изнурительный день. Она попробовала подумать о мужчинах в семьях, где оба работают. Это непросто. Ей и Билли не помешала бы женщина, которая приглядывала бы за ними обоими. Она оглядела кухню и содрогнулась от творящегося здесь беспорядка. Она обязательно должна все убрать к приезду Билли. Она развернула газету. Там была прекрасная статья ее конкурента, что подействовало на нее еще более угнетающе. В конце концов, чтобы развеяться, можно посмотреть многосерийный фильм по телевизору.
Она услышала звук голосов, но это были всего лишь рабочие с фермы, проходившие мимо ворот, уставшие и красные от солнца, возвращающиеся домой, где их ждал ужин, а возможно и пинта пива, потому что они заработали ее. Какие они счастливые. Безнадежность следующего изнурительного дня захлеснула ее.
После трех стаканов водки она почувствовала, что умирает от голода. Она стала делать омлет с травами из шести яиц, бросая яичную скорлупу в картонный ящик, который она до сих пор не опорожнила. Она собиралась разделить омлет, который превратился в яичницу-болтунью, с Мевис, но Мевис не понравились травы, поэтому Дженни вынуждена была съесть его одна. Надоевшая сковорода осталась грязной, она вычистит ее позже. Она рукой взъерошила волосы, посыпалось облако перхоти. Она не мыла волосы со времени Вестернгейтских соревнований. О господи, она должна забеременеть. Она заперла на засов все двери и, налив себе еще водки, собиралась включить телевизор, когда зазвенел дверной звонок. Кто, к черту, в это время может звонить? Может это какой-нибудь насильник выскочил из лесу, а может и того хуже, – судебные приставы. Она проигнорировала звонок. Мевис лаяла, высунув голову из окна, звонок зазвенел опять. Испуганная, Дженни отодвинула засов и, взяв дверь на цепочку, приоткрыла ее на дюйм.
– Кто там? – спросила она, выглядывая через щель. Сейчас на нее нападет Пако Рабан.
– Это я, Кевин.
Она могла видеть его медальон, улавливающий свет.
– Заходи, – сказала она слабо, – я думала это налоговый инспектор или насильник. Как на мою удачу, так возможно и оба сразу.
Облегчение от того, что это не чужие, уступило место панике. Какая же комната наименее грязная, чтобы можно было провести его туда?
– Я работаю, – предупредила она, остановившись на гостиной. Боюсь, я смогу навести порядок, только перед самым приездом Билли.
– Понимаю, – заметил Кевин.
Гостиная выходила на север и в ней было холодно. Сразу бросались в глаза давно засохшие цветы, в камине лежали недогоревшие поленья трехмесячной давности, везде были разбросаны кофейные чашки, собачьи и кошачьи тарелочки. Дженни вздрогнула.
– Давай переместимся в кухню.
Кевин последовал за ней, морща нос. Он выглядел совершенно изумительно в черном бархатном костюме, в белой шелковой рубахе с разрезом до пупка, с тремя медальонами, его светлые волосы были свежевымыты.
– Ты выглядишь как-то по другому, – отметила Дженни.
– Я сбрил усы.
– Точно, – пробормотала Дженни еле слышно. – Правильно, усы в виде стойки ворот должны сбриваться летом.
– Я только сегодня утром виделся с твоим мужем в Афинах. У меня были дела поблизости. Решил заглянуть и к тебе.
– Как он? – спросила Дженни, ее лицо повеселело.
– Немного задыхается. Магги Мил Эл, кажется, потерял уверенность с тех пор, как ударился о крыло изгороди в Вестернгейте. Магги Мил Дик регулярно допускает 4 ошибки.
– Которая из них его?
Кевин нахмурился. Его взгляд стал еще более неодобрительным, когда он увидел в беспорядке разбросанные чашки, и грязные бутылки из-под молока, и раковину, полную грязной посуды.
– Я так много работаю, – опять объяснила Дженни.
Кевин колко глянул на полупустой стакан, в котором еще плавали нерастаявшие кубики льда.
– Что ты будешь пить? – спросила Дженни.
– Сухое белое вино, пожалуйста.
– Будь душкой и достань его из погреба. Я должна подняться в туалетную комнату.
Наверху она посмотрела на себя в отчаянии. Ее волосы торчали как у пугала, лицо было красным, а глазки казались крошечными от выпитого и от того, что она была ненакрашена. В старых джинсах и севшей T-образной рубашке она выглядела просто «задницей», а ее грудь – слишком огромной. Вынув кусочки фланели из подмышек, побрызгав духами промежность, она наложила жидкую основу и попыталась привести в порядок, правда без особого успеха, свою спутанную гриву. Она подошла к пишущей машинке и напечатала одним пальцем: «Мужчины не должны сваливаться, как снег на голову».
Из погреба с бутылкой поднялся Кевин, он выглядел так, как будто его пнули ногой в лицо. – Я обнаружил, что тебе не нравится наш свадебный подарок.
Дженни позеленела. – О нет, что ты! Мы поместили его туда потому, э-э, что мать Билли приехала на обед, а у нее был пудель, который, э-э, умер, и мы думали, что вид вашего пуделя может ее травмировать. – Она беспомощно пожала плечами. Стоило попробовать.
Затем возникла проблема отыскать штопор и чистый стакан, а затем миску, в которой можно было бы помыть грязный.
– У меня есть миска в кладовке под лестницей, – сказала Дженни. Затем, обеспокоенная тем, что не может вспомнить, закрыла ли она дверь на цепочку, Дженни схватила стакан и вышла. Но все было в порядке. Дверь она закрыла.
– Почему ты покупаешь Вискас, а не Магги Мил? – Спросил Кевин, посмотрев на одну из тарелочек Гарольда, облепленную мухами.
– Извини, Кев. Я знаю, что я отвратительная жена, но я только запомнила клички лошадей, как ты все поменял, а в сельском магазине не продают Магги Мил. Я становлюсь невменяемой, когда пишу, и я не кушаю целый день.
Кев поднял бровь, посмотрев на остатки яичницы на сковородке.
– Как продвигается книга?
– Нормально. Я перешла к женатым мужчинам.
– Основываешься на Билли?
– Билли слишком хорош. Большинство женатых мужчин, которых я знаю, как дети – во всем.
Она раздумывала о том, будет ли он использовать горячие щипцы, чтобы вытянуть эту гладкую, похожую на конфету баттерскотч, пробку, или будет ее выбивать. Он был все-таки в хорошей форме, его плоский живот опоясывал большой пояс от Гуччи.
Она умирала от желания выпить еще один стакан, но он отпил только четверть своего. Кевин не пил много, так как при больших дозах его язык начинал заплетаться. Ее просто гипнотизировали его сверкающие золотые запонки и медальоны.
– Ты не боишься оставаться здесь одна? – спросил он.
– А у меня здесь есть сигнальное устройство, связанное с домом Руперта, и сигнал тревоги против взломщиков, но так как Гарольд постоянно его отключает, я перестала использовать его.
– Но ты была сильно напугана, когда я позвонил.
– Я думала, это судебные приставы. Пожалуйста, не приходи домой, Билл Судебный Пристав, – неубедительно захихикала она.
Кевин поднялся и обошел кухню. – Весь дом имеет ужасный вид, а ты выглядишь устрашающе. Я никогда не позволял Энид вести дом и выглядеть подобным образом.
Дженни побледнела. Она встала и налила себе еще стакан, но ничего не изменилось. – Это поможет, если ты закрутишь горлышко бутылки, – сказал Кевин.
– Ты действительно думаешь, – взорвалась Дженни, – что если ты пожалуешь в дом к Солженицыну, то он будет вытирать пыль, или мыть чашки в посудомойке, или готовить «чатни». Клянусь, что там есть миссис Солженицына, которая играет «Дубинушку», чтобы успокоить его нервы, и каждые 10 минут подает самовар и икру, и печатает его рукопись, и ведет домашнее хозяйство. Господи!
– Энид смотрит за мной.
– Конечно, черт побери. Потому что ты так восхитительно богат, что ей не приходится работать. У нее нет никаких денежных проблем, так же как у Хелины. Конечно, они могут проводить целый день, занимаясь мытьем головы или выщипыванием волос на ногах, и размышляя о рисовании, и начищая подносы до еще большего блеска.
– Моя мать ходила на работу, но мыла полы на кухне каждый день.
– Ну и что? – огрызнулась Дженни. – Она не была писательницей. Писатели думают о своей работе постоянно, не заботясь о деньгах, а если они начинают думать все время о деньгах, они не могут писать.
– Было бы лучше, – сказал Кевин, – если бы, вместо того, чтобы писать вздор о противоположном поле, что делает тебя беспокойной, ты бы бросила эту книгу, а уделила больше времени Билли. В Афинах он выглядел как бродяга: бриджи сколоты булавками, обветшавшие рубашки, смокинг в пятнах, в туфлях дырки. – Он взял пачку конвертов, слегка щелкнул по ним. – Эти письма должны были быть отправлены неделю назад. Ты – неряха, – продолжил он, поворачиваясь к ней лицом, – и у тебя излишний вес. Если бы ты была моей женой, я бы отослал тебя в санаторий.
– Чертовски дорого, – ответила Дженни, краснея от стыда. Я лучше куплю висячий замок на холодильник. Я пытаюсь писать книгу.
– Ты пьешь слишком много. И Билли тоже. Это повредит его репутации. Если он не будет осторожен, его не выберут для участия в мировом чемпионате.
– Мне кажется, что он как-нибудь прокормится, даже поссорившись с тобой.
– А я думаю, что так не разговаривают со спонсором мужа, – сказал Кевин, вставая и ставя свой недопитый стакан. – Я пошел.
Дженни была потрясена. Она так привыкла к ссорам с Билли, которые заканчивались постелью, что не смогла справиться с развитием данной.
– Ты не допьешь?
– Нет, спасибо. Иди поспи, а когда ты протрезвеешь, у нас еще будет прямой разговор.
– А сегодня у нас едва ли был непрямой разговор, – ответила Дженни мрачно, нетвердо следуя за ним до двери. В дверях он обернулся и ткнул ее кулаком в живот, который за секунду до того она успела втянуть.
– Господи, эта молния – ну просто наказание. Я вернусь в среду и мы сходим пообедать, – сказал он.
Это вина Билли, что он попросил Кева заглянуть к ней, думала Дженни тремя днями позже, брея ноги. Ужасно бросает в дрожь. Ванна выглядела так, как-будто в ней стригли овцу, ни одного лишнего волоска не осталось на теле. Ее лобок начал уже зарастать и имел вид плохо ощипанной курицы, она побрила и его. С того момента, как она видела Кевина, она не взяла в рот ничего, кроме 3 грейпфрутов и 2 бутылок Перье. Она убрала в доме, и вымыла волосы, и покрасила погти и втерла крем для тела куда только было возможно, даже в затылок. Она не расскажет Билли о Кеве, потому что он не позвонил, что было плохим признаком. Он всегда звонил, когда выигрывал.
Она будет хорошей женой и будет мила со спонсором Билли и по крайней мере Кев будет полезен для главы о карьеристах. Дженни питала отвращение к Кевину Кали, но она убрала спальню очень тщательно, поставив розы на столик, стоящий по одну сторону кровати, и положив спонсорскую книгу с родословной котов Магги Мил рядом с библией на столик, стоящий с другой стороны кровати. Она чувствовала себя похудевшей, но нервы ее были напряжены от такого большого количества таблеток для похудения. Ничего не должно случиться этой ночью, уговаривала она себя, но она не нервничала так с тех пор, как она ехала в Уэмбли на свое первое свидание с Билли. Кев не сказал, когда он приедет. Возможно он захочет попасть на ранний ужин с чаем, тогда он приедет к пяти.
Он приехал в 8. Когда Дженни открыла дверь, он сказал: «Извините, я наверное перепутал дом», ивернулся обратно на дорожку.
– Кевин, ты что, выпил?
Он обернулся, усмехаясь. – Это действительно ты? Твой вид несколько отличается от вида той леди, которую я видел 3 дня тому. – Он рассматривал ее в течении минуты. – Ой, ты выглядишь восхитительно, теперь опять прежняя Дженни, – сказал он, обняв ее за талию.
В течении минуты он ощупывал ее свободные одежды над облегающими белыми брюками. – Ты можешь спустить еще фунтов 20 и при этом не потеряешь штанов. Ну, главное, ты уже на правильном пути, да и дом пахнет намного лучше.
– Не дом пахнет, – отметила про себя Дженни, – а не что иное, как Пако Рабан.
– Я иду с тобой только для того, чтобы провести исследование для моей главы о женатых мужчинах, – сказала она.
Он приехал на темно-желтом Мерседесе. Магнитофон был включен и крутилась запись песен Френка Синатры. – Господи, а он должно быть уже немолод, раз любит такого рода музыку, – подумала Дженни. Эти зачесанные вперед волосы должнобыть скрывают множество морщин. Сельские парни, незанятые вечером, непринужденно болтая и грубо хохоча, проходили мимо и долго смотрели на них. Это дойдет до миссис Бодкин и возможно Хелины уже завтра, подумала Дженни.
– Прекрасное имение, – заметил Кев, когда они уже ехали, – великолепные старые Котсуолдовские места.
На нем был белый костюм с черной рубашкой и тяжелый гагатовый медальон. – Этот медальон будет как черный глаз, если он не снимет его в постели. – Дженни ужаснулась, поймав себя на этих мыслях. Интересно, что он так оделся ради нее. Билли не думал об одежде, ему важно было одно: чтобы костюм был хорошего покроя. Он был нетщеславен; и это было одно из качеств, которое она так любила в нем.
Сосредоточение не давалось легко. Зашел налоговый инспектор, затем строители и крепкие парни по сбору налогов на добавленную стоимость, и все требовали денег. Дженни объяснила, что Билли в отъезде, а она не уполномочена подписывать чеки, когда его нет, но страх накатывал на нее волнами. Ей не понравилось как парни по сбору налога на добавленную стоимость смотрели на ее мебель. Дни тянулись очень долго. Она вставала очень рано, морила себя голодом до полудня, а затем начинала понемногу есть. Работая до 6 часов вечера, она чувствовала себя совершенно разбитой и готовой погрузится в учетверенную водку. А вечера проходили в зевоте.
Она проведала Хелину и пожаловалась, что ей все надоело. Хелина предложила ей заниматься благотворительностью. Она посоветовала Дженни вступить в местный комитет помощи нуждающемуся дворянству. На что Дженни остро ответила, что этим пусть занимаются те, кому делать нечего, а ей все надоело от того, что у нее и так слишком много работы.
На третий день после того, как Билли уехал, Дженни попыталась написать главу о мальчиках-школьниках, но у нее ничего не получалось. Она не знала этих мальчишек. Все ее братья были старше ее. Ей нужно было бы съездить в Итон или Харроу, или посетить местную единую школу и поговорить с кем-нибудь, но исследование отнимает время и обходится невозможно дорого.
Она составила список мужчин, с которыми когда-либо спала (получилось довольно много), надеясь, что это воодушевит ее. Не сработало. Она порвала список, боясь, что Билли обнаружит его и будет расстроен. Дом выглядел ужасно. Она слонялась из комнаты в комнату, пытаясь найти свободный кусочек стола для работы. Она писала в спальне, и на кухне, и в гостиной, и даже в столовой, и оставила все эти комнаты в полном беспорядке, – она была везде за исключением будущей детской. Туда она не заходила, эта комната вызывала у нее только слезы.
Сад выглядел так прекрасно, он был полон роз и мальв, и жимолости, тяжело свисающей в теплом июньском воздухе. Липы были усеяны желтыми цветами, наполнявшими воздух сладким, опьяняющим ароматом. Липы осеняют мою тюрьму, подумала она. Она снова взглянула на свой контракт и вздрогнула. В нем говорилось – 70000 слов. Она фактически еще не написала ни одного, а издатель постоянно звонил ей и говорил, что будет счастлив приехать и обсудить то, что она уже написала.
Ей хотелось быть сейчас в Афинах с Билли. Ничего хорошего не получалось из ее попыток работать. Она решила, что надо выйти и прополоть цветник перед домом и подумать о женатых мужчинах. Но после того, как она прополола траву вокруг двух львиных зевов, она решила, что лучше она будет думать о прополке. Возможно ее подсознание начнет работать сверхурочно.
Мевис села, огорченная и нарочно трясущаяся, за Дженни. Выходить на улицу – означало прогуливаться, а не полоть. Гарольд Эванс вышел и стал качаться в кошачьей мяте, Мевис сделала вид, что охотится за ним и Гарольд взлетел на дерево, его хвост свисал вниз, как ручка слива в туалете.
Прошло около получаса и Дженни пошла взглянуть на часы в кухне. Две минуты седьмого. Ура, наступило время выпить. Она вошла и налила себе водки. – На дюйм налить водки в стакан, или на два? А, все равно в основном это лед. – Она не стала заботиться о лимоне, а плеснула тоник.
О господи, какой изнурительный день. Она попробовала подумать о мужчинах в семьях, где оба работают. Это непросто. Ей и Билли не помешала бы женщина, которая приглядывала бы за ними обоими. Она оглядела кухню и содрогнулась от творящегося здесь беспорядка. Она обязательно должна все убрать к приезду Билли. Она развернула газету. Там была прекрасная статья ее конкурента, что подействовало на нее еще более угнетающе. В конце концов, чтобы развеяться, можно посмотреть многосерийный фильм по телевизору.
Она услышала звук голосов, но это были всего лишь рабочие с фермы, проходившие мимо ворот, уставшие и красные от солнца, возвращающиеся домой, где их ждал ужин, а возможно и пинта пива, потому что они заработали ее. Какие они счастливые. Безнадежность следующего изнурительного дня захлеснула ее.
После трех стаканов водки она почувствовала, что умирает от голода. Она стала делать омлет с травами из шести яиц, бросая яичную скорлупу в картонный ящик, который она до сих пор не опорожнила. Она собиралась разделить омлет, который превратился в яичницу-болтунью, с Мевис, но Мевис не понравились травы, поэтому Дженни вынуждена была съесть его одна. Надоевшая сковорода осталась грязной, она вычистит ее позже. Она рукой взъерошила волосы, посыпалось облако перхоти. Она не мыла волосы со времени Вестернгейтских соревнований. О господи, она должна забеременеть. Она заперла на засов все двери и, налив себе еще водки, собиралась включить телевизор, когда зазвенел дверной звонок. Кто, к черту, в это время может звонить? Может это какой-нибудь насильник выскочил из лесу, а может и того хуже, – судебные приставы. Она проигнорировала звонок. Мевис лаяла, высунув голову из окна, звонок зазвенел опять. Испуганная, Дженни отодвинула засов и, взяв дверь на цепочку, приоткрыла ее на дюйм.
– Кто там? – спросила она, выглядывая через щель. Сейчас на нее нападет Пако Рабан.
– Это я, Кевин.
Она могла видеть его медальон, улавливающий свет.
– Заходи, – сказала она слабо, – я думала это налоговый инспектор или насильник. Как на мою удачу, так возможно и оба сразу.
Облегчение от того, что это не чужие, уступило место панике. Какая же комната наименее грязная, чтобы можно было провести его туда?
– Я работаю, – предупредила она, остановившись на гостиной. Боюсь, я смогу навести порядок, только перед самым приездом Билли.
– Понимаю, – заметил Кевин.
Гостиная выходила на север и в ней было холодно. Сразу бросались в глаза давно засохшие цветы, в камине лежали недогоревшие поленья трехмесячной давности, везде были разбросаны кофейные чашки, собачьи и кошачьи тарелочки. Дженни вздрогнула.
– Давай переместимся в кухню.
Кевин последовал за ней, морща нос. Он выглядел совершенно изумительно в черном бархатном костюме, в белой шелковой рубахе с разрезом до пупка, с тремя медальонами, его светлые волосы были свежевымыты.
– Ты выглядишь как-то по другому, – отметила Дженни.
– Я сбрил усы.
– Точно, – пробормотала Дженни еле слышно. – Правильно, усы в виде стойки ворот должны сбриваться летом.
– Я только сегодня утром виделся с твоим мужем в Афинах. У меня были дела поблизости. Решил заглянуть и к тебе.
– Как он? – спросила Дженни, ее лицо повеселело.
– Немного задыхается. Магги Мил Эл, кажется, потерял уверенность с тех пор, как ударился о крыло изгороди в Вестернгейте. Магги Мил Дик регулярно допускает 4 ошибки.
– Которая из них его?
Кевин нахмурился. Его взгляд стал еще более неодобрительным, когда он увидел в беспорядке разбросанные чашки, и грязные бутылки из-под молока, и раковину, полную грязной посуды.
– Я так много работаю, – опять объяснила Дженни.
Кевин колко глянул на полупустой стакан, в котором еще плавали нерастаявшие кубики льда.
– Что ты будешь пить? – спросила Дженни.
– Сухое белое вино, пожалуйста.
– Будь душкой и достань его из погреба. Я должна подняться в туалетную комнату.
Наверху она посмотрела на себя в отчаянии. Ее волосы торчали как у пугала, лицо было красным, а глазки казались крошечными от выпитого и от того, что она была ненакрашена. В старых джинсах и севшей T-образной рубашке она выглядела просто «задницей», а ее грудь – слишком огромной. Вынув кусочки фланели из подмышек, побрызгав духами промежность, она наложила жидкую основу и попыталась привести в порядок, правда без особого успеха, свою спутанную гриву. Она подошла к пишущей машинке и напечатала одним пальцем: «Мужчины не должны сваливаться, как снег на голову».
Из погреба с бутылкой поднялся Кевин, он выглядел так, как будто его пнули ногой в лицо. – Я обнаружил, что тебе не нравится наш свадебный подарок.
Дженни позеленела. – О нет, что ты! Мы поместили его туда потому, э-э, что мать Билли приехала на обед, а у нее был пудель, который, э-э, умер, и мы думали, что вид вашего пуделя может ее травмировать. – Она беспомощно пожала плечами. Стоило попробовать.
Затем возникла проблема отыскать штопор и чистый стакан, а затем миску, в которой можно было бы помыть грязный.
– У меня есть миска в кладовке под лестницей, – сказала Дженни. Затем, обеспокоенная тем, что не может вспомнить, закрыла ли она дверь на цепочку, Дженни схватила стакан и вышла. Но все было в порядке. Дверь она закрыла.
– Почему ты покупаешь Вискас, а не Магги Мил? – Спросил Кевин, посмотрев на одну из тарелочек Гарольда, облепленную мухами.
– Извини, Кев. Я знаю, что я отвратительная жена, но я только запомнила клички лошадей, как ты все поменял, а в сельском магазине не продают Магги Мил. Я становлюсь невменяемой, когда пишу, и я не кушаю целый день.
Кев поднял бровь, посмотрев на остатки яичницы на сковородке.
– Как продвигается книга?
– Нормально. Я перешла к женатым мужчинам.
– Основываешься на Билли?
– Билли слишком хорош. Большинство женатых мужчин, которых я знаю, как дети – во всем.
Она раздумывала о том, будет ли он использовать горячие щипцы, чтобы вытянуть эту гладкую, похожую на конфету баттерскотч, пробку, или будет ее выбивать. Он был все-таки в хорошей форме, его плоский живот опоясывал большой пояс от Гуччи.
Она умирала от желания выпить еще один стакан, но он отпил только четверть своего. Кевин не пил много, так как при больших дозах его язык начинал заплетаться. Ее просто гипнотизировали его сверкающие золотые запонки и медальоны.
– Ты не боишься оставаться здесь одна? – спросил он.
– А у меня здесь есть сигнальное устройство, связанное с домом Руперта, и сигнал тревоги против взломщиков, но так как Гарольд постоянно его отключает, я перестала использовать его.
– Но ты была сильно напугана, когда я позвонил.
– Я думала, это судебные приставы. Пожалуйста, не приходи домой, Билл Судебный Пристав, – неубедительно захихикала она.
Кевин поднялся и обошел кухню. – Весь дом имеет ужасный вид, а ты выглядишь устрашающе. Я никогда не позволял Энид вести дом и выглядеть подобным образом.
Дженни побледнела. Она встала и налила себе еще стакан, но ничего не изменилось. – Это поможет, если ты закрутишь горлышко бутылки, – сказал Кевин.
– Ты действительно думаешь, – взорвалась Дженни, – что если ты пожалуешь в дом к Солженицыну, то он будет вытирать пыль, или мыть чашки в посудомойке, или готовить «чатни». Клянусь, что там есть миссис Солженицына, которая играет «Дубинушку», чтобы успокоить его нервы, и каждые 10 минут подает самовар и икру, и печатает его рукопись, и ведет домашнее хозяйство. Господи!
– Энид смотрит за мной.
– Конечно, черт побери. Потому что ты так восхитительно богат, что ей не приходится работать. У нее нет никаких денежных проблем, так же как у Хелины. Конечно, они могут проводить целый день, занимаясь мытьем головы или выщипыванием волос на ногах, и размышляя о рисовании, и начищая подносы до еще большего блеска.
– Моя мать ходила на работу, но мыла полы на кухне каждый день.
– Ну и что? – огрызнулась Дженни. – Она не была писательницей. Писатели думают о своей работе постоянно, не заботясь о деньгах, а если они начинают думать все время о деньгах, они не могут писать.
– Было бы лучше, – сказал Кевин, – если бы, вместо того, чтобы писать вздор о противоположном поле, что делает тебя беспокойной, ты бы бросила эту книгу, а уделила больше времени Билли. В Афинах он выглядел как бродяга: бриджи сколоты булавками, обветшавшие рубашки, смокинг в пятнах, в туфлях дырки. – Он взял пачку конвертов, слегка щелкнул по ним. – Эти письма должны были быть отправлены неделю назад. Ты – неряха, – продолжил он, поворачиваясь к ней лицом, – и у тебя излишний вес. Если бы ты была моей женой, я бы отослал тебя в санаторий.
– Чертовски дорого, – ответила Дженни, краснея от стыда. Я лучше куплю висячий замок на холодильник. Я пытаюсь писать книгу.
– Ты пьешь слишком много. И Билли тоже. Это повредит его репутации. Если он не будет осторожен, его не выберут для участия в мировом чемпионате.
– Мне кажется, что он как-нибудь прокормится, даже поссорившись с тобой.
– А я думаю, что так не разговаривают со спонсором мужа, – сказал Кевин, вставая и ставя свой недопитый стакан. – Я пошел.
Дженни была потрясена. Она так привыкла к ссорам с Билли, которые заканчивались постелью, что не смогла справиться с развитием данной.
– Ты не допьешь?
– Нет, спасибо. Иди поспи, а когда ты протрезвеешь, у нас еще будет прямой разговор.
– А сегодня у нас едва ли был непрямой разговор, – ответила Дженни мрачно, нетвердо следуя за ним до двери. В дверях он обернулся и ткнул ее кулаком в живот, который за секунду до того она успела втянуть.
– Господи, эта молния – ну просто наказание. Я вернусь в среду и мы сходим пообедать, – сказал он.
Это вина Билли, что он попросил Кева заглянуть к ней, думала Дженни тремя днями позже, брея ноги. Ужасно бросает в дрожь. Ванна выглядела так, как-будто в ней стригли овцу, ни одного лишнего волоска не осталось на теле. Ее лобок начал уже зарастать и имел вид плохо ощипанной курицы, она побрила и его. С того момента, как она видела Кевина, она не взяла в рот ничего, кроме 3 грейпфрутов и 2 бутылок Перье. Она убрала в доме, и вымыла волосы, и покрасила погти и втерла крем для тела куда только было возможно, даже в затылок. Она не расскажет Билли о Кеве, потому что он не позвонил, что было плохим признаком. Он всегда звонил, когда выигрывал.
Она будет хорошей женой и будет мила со спонсором Билли и по крайней мере Кев будет полезен для главы о карьеристах. Дженни питала отвращение к Кевину Кали, но она убрала спальню очень тщательно, поставив розы на столик, стоящий по одну сторону кровати, и положив спонсорскую книгу с родословной котов Магги Мил рядом с библией на столик, стоящий с другой стороны кровати. Она чувствовала себя похудевшей, но нервы ее были напряжены от такого большого количества таблеток для похудения. Ничего не должно случиться этой ночью, уговаривала она себя, но она не нервничала так с тех пор, как она ехала в Уэмбли на свое первое свидание с Билли. Кев не сказал, когда он приедет. Возможно он захочет попасть на ранний ужин с чаем, тогда он приедет к пяти.
Он приехал в 8. Когда Дженни открыла дверь, он сказал: «Извините, я наверное перепутал дом», ивернулся обратно на дорожку.
– Кевин, ты что, выпил?
Он обернулся, усмехаясь. – Это действительно ты? Твой вид несколько отличается от вида той леди, которую я видел 3 дня тому. – Он рассматривал ее в течении минуты. – Ой, ты выглядишь восхитительно, теперь опять прежняя Дженни, – сказал он, обняв ее за талию.
В течении минуты он ощупывал ее свободные одежды над облегающими белыми брюками. – Ты можешь спустить еще фунтов 20 и при этом не потеряешь штанов. Ну, главное, ты уже на правильном пути, да и дом пахнет намного лучше.
– Не дом пахнет, – отметила про себя Дженни, – а не что иное, как Пако Рабан.
– Я иду с тобой только для того, чтобы провести исследование для моей главы о женатых мужчинах, – сказала она.
Он приехал на темно-желтом Мерседесе. Магнитофон был включен и крутилась запись песен Френка Синатры. – Господи, а он должно быть уже немолод, раз любит такого рода музыку, – подумала Дженни. Эти зачесанные вперед волосы должнобыть скрывают множество морщин. Сельские парни, незанятые вечером, непринужденно болтая и грубо хохоча, проходили мимо и долго смотрели на них. Это дойдет до миссис Бодкин и возможно Хелины уже завтра, подумала Дженни.
– Прекрасное имение, – заметил Кев, когда они уже ехали, – великолепные старые Котсуолдовские места.
На нем был белый костюм с черной рубашкой и тяжелый гагатовый медальон. – Этот медальон будет как черный глаз, если он не снимет его в постели. – Дженни ужаснулась, поймав себя на этих мыслях. Интересно, что он так оделся ради нее. Билли не думал об одежде, ему важно было одно: чтобы костюм был хорошего покроя. Он был нетщеславен; и это было одно из качеств, которое она так любила в нем.