Страница:
Рука все еще была протянута. Руперт быстро пожал ее.
«Хорошо. Я не верю тебе ни на каплю, Гиппо, но ради золота для команды мы приостановим вражду, пока не закончатся игры. Тогда,» добавил он с улыбкой, «Я выбью из тебя дурь! Давай выпьем. Хелен,» завопил он.
«Да,» слабо отозвалась Хелен.
«Она достает лед,» сказал Джейк. «Наверное, выжидает, чтобы посмотреть, позволят ли мне выпить.»
«Тебе повезло, что ты застал меня. Я вообще не собирался возвращаться домой сегодня ночью. Что ты предпочитаешь?»
«Скотч, пожалуйста.»
В этот момент в дверь вошла Хелен, сжимая поднос с одним уже наполненным стаканом виски, графином с виски, еще одним пустым стаканом и ведерком для льда. Она посмотрела на них испуганными глазами, как кролик застигнутый в свете фар и не знающий в какую сторону убегать.
«Привет,» сказал Руперт. «Мы решили не убивать друг друга. Вы с Хелен уже встречались, не так ли?»
Когда Джейк брал свой стакан у Хелен, чтобы остановить неистовое дребезжание подноса, ему на секунду показалось, что Руперт говорит с иронией. Потом решив, что из-за своей самовлюбленности и презрения к Джейку, тот не может ничего себе представить между ним и Хелен. Кроме того, сложившемуся впечатлению способствовало то, что на ограде террасы стоял только полупустой стакан Хелен.
Джейк сделал большой глоток виски и чуть не поперхнулся. Господи, какое оно крепкое, и слава Богу за это.
Руперт налил себе в стакан виски на два пальца.
«Я сделаю перерыв после Дублина,» сказал он. «Не хочу усердствовать до Игр.»
«А я не могу позволить себе перерыв,» сказал Джейк; «Как прошло в Динарде?»
«Чертовски хорошо.»
«А Горная?»
«Тоже чертовски хорошо. Я по-прежнему думаю, что он собирается выскочить на вершину мира. Чертовски боюсь, что он вступит в пик формы слишком рано.»
В изумлении Хелен налила себе еще стакан вина. Я не могу этому поверить, сказала она сама себе. Двое мужчин, которые, как я знаю больше всего ненавидят друг друга, разговаривают не только вежливо, но и весело.
Не моргнув глазом, Джейк не проявил никакого волнения или малейшего интереса к ней, а продолжал обсуждать команду, их слабости, силу соперников по играм и тех наездников, которых они видели. Он посоветовался с Рупертом о климате Лос Анжелеса, о том, как там дышать, и о других проблемах. После Дублина, объяснил Руперт, он отправит Горную самолетом прямо в Лос Анжелес, чтобы дать им обоим время акклиматизироваться. Это определенно даст ему преимущество над другими английскими наездниками, которые выедут две недели спустя.
Если Руперт будет в Лос Анжелесе, подумала Хелен, это даст мне и Джейку две спокойных недели. Она восхищалась его сообразительностью. Она и представить себе не могла, что он оправдает свой приход предложением мира. Она была ошеломлена чувством благодарности за то, как он избежал скандала. Она попыталась только вспомнить те слова, которые он говорил перед приходом Руперта, но она тогда так разволновалась. Когда он сказал, что Руперт однажды узнает обо всем, имел ли он в виду, что собирается соединиться с ней и оставить Тори, или просто то, что по закону подлости, Руперт рано или поздно устроит им скандал? Она почти была убеждена, что он имел в виду первое. Разглядывая его лицо, смуглое, волевое, все больше темнеющее в лучах исчезающего за буками солнца, или вдруг озаряемое золотом пробившегося между листьями отблеска, Хелен могла прочесть на нем только одно чувство, страстный интерес к словам Руперта. Проклятые, проклятые лошади, думала она, избавлюсь ли я когда-нибудь от них?
Джейк попытался уйти после второго стакана. Он уже был слегка пьян и, на пустой желудок, мог легко сделать неверный шаг. Он взглянул на часы и поставил стакан: «Мне пора. Извините за такое вторжение. До свидания и спасибо,» небрежно сказал он Хелен.
Руперт проводил его до дверей. Желание похвастаться превысилое стественную антипатию, он сказал, «Хотите посмотреть двор?»
«О'кей,» ответил Джейк. «Всего на пару минут.»
Часом позже Хелен слышала, как уезжала его машина и Руперт вошел через переднюю дверь.
«Я голоден. Пойти и купить чего-нибудь перекусить?»
«Хотела бы я уйти,» опустошенно подумала Хелен. Она была так счастлива, когда вдруг приехал Джейк, а теперь даже не представляла, когда увидит его снова, особенно если он сначала поедет в Дублин.
Она сдержалась и не стала обсуждать его с Рупертом.
«Не удивительно ли, что он пришел сюда?»
«Он несомненно был поражен выбором,» сказал Руперт, вынимая ключи от машины. «Сказал, что пришел заключить перемирие, скорее всего хотел задурить мне голову. Не верю этой сволочи ни на дюйм. Подозреваю, он пришел только чтобы разнюхать, посмотреть, нельзя ли разузнать чего-нибудь. Спрашивал обратную дорогу в Уорвикшир. Не представляю себе, где он сейчас. Я показал ему дорогу на Саппертон. Он так напился, что, несмотря ни на какую удачу, врежется в стену. Ты будешь китайскую или индийскую?»
В следующую пятницу, совершенно отчаявшись, Хелен за завтраком тяжело опустилась за стол, грея обе руки на чашке с черным кофе. Джейк только один раз дал ей о себе знать с тех пор, как уехал в Дублин и это был всего лишь двухминутный разговор, прежде чем кто-то прервал их. Он сказал, что позвонит еще и не позвонил.
«Вам письмо, миссис К-Б,» сказала Шарлин, передавая ей объемистый заказной конверт: «Отправлено из Дублина, лучше проверьте, нет ли в письме бомбы.»
Хелен едва не посоветовала ей не совать нос не в свое дело, потом, узнав в черных остроконечных буквах почерк Джейка, разорвала конверт. Внутри лежал свернутый большой темно-синий шелковый крапчаиый платок.
«Как мило, миссис К-Б,» сказала Шарлин. «Чего только не приходит по почте.»
Хелен побелела и полностью разорвала конверт. В середине больше ничего не было. Крапчатый платок – Джейк сообщал, что хочет жениться на ней.
«Она выглядела совершенно ошеломленной,» впоследствии говорила Шарлин Диззи.
Потом, смеясь, она вскочила.
«Я еду в Дублин,» сказала она. «Я хочу увидеть – э – своего мужа на кубке Ага Хана.»
Кубок Ага Хана – великолепный трофей – был нагрвдой победителю в Национальном Кубке на Дублинских соревнованиях. Весь фешенебельный Дублин пришел посмотреть на это событие и каждый ирландский ребенок, хоть раз ездивший на лошади мечтал когда-нибудь оказаться в составе команды своей страны. Для англичан он был последней возможностью выступать вместе, одной командой, перед Лос Анжелесом. Все наездники были раздражены; кого из пяти Мэлис выкинет? Под конец ею оказалась Гризел, растянувшая себе крестцовые мышцы («скачут всякие горничные» сказал Руперт), но которая могла бы восстановить отличную форму до Лос Анжелеса.
В ночь на четверг британская команда посетила один из этих легендарных баллов на конных соревнованиях. Без сопровождения Мэлиса (который весьма неразумно отправился на обед в Британское посольство) и с наслаждением расслабившись от напряжения, вызванного отбором, они напились до невозможности, особенно Джейк, и все закончилось купанием нагишом в Лиффее. На следующий день никто из них не смог вполне оправиться, чтобы поработать с лошадьми.
Джейк, совсем не ложившийся спать, провел следующее утро пытаясь дозвониться Хелен из журналистского оффиса. Ему было чрезвычайно трудно вспомнить, а еще труднее набрать ее номер. В трубке непрерывно раздавалист странные блеющие гудки. Подтащив Вишбоуна к телефону, он спросил, «Это значит занято или аппарат не работает?»
«Конечно,» успокаивающе сказал Вишбоун, «что-то между тем и тем.»
«Боже,» пронзительно вскрикнул Джейк, потом обхватил руками голову, едва не разрывающуюся от боли.
Часть его отчаянно хотела поговорить с Хелен и узнать, как она отреагировала на синий крапчатый носовой платок, который он, напившись, послал ей. Другая часть сходила с ума от того, к каким последствиям мог привести этот поступок. Не один из телефонов, казалось, не работал. Вишбоун, разговаривающий с человеком в кричащем клетчатом костюме, который, казалось знал каждую лошадь на скачках, купил Джейку еще выпить.
«Выпивка – это ужасная грязная штука,» счастливо сказал он, «но единственный выход – пить как можно больше.»
Джейк взглянул на часы и подумал, сможет ли он когда-нибудь доковылять до телефона.
«Лучше пойдем и прогуляемся по скаковому кругу,» убеждал он Вишбоуна. «Мы сильно опаздываем.»
«Хватит беспокоиться,» сказал Вишбоун. «Нам еще не сделали скакового круга,» он дернул головой в сторону человека в кричащем клетчатом костюме, заказывающего очередную порцию выпивки. «Это устроитель скакового круга.»
В конце концов, англичане продемонстрировали отвратительное исполнение. Ковыляющей зеленолицей компанией, они, трясясь, шатались от препятствия к препятствию, скорее стараясь удержаться, чем управляя своими движениями, морщились в ослепляющих лучах солнца к бурному ликованию веселой ирландской толпы, которая и раньше видела приезжие команды, срывавшие соревнования.
Айвор упал на первом и третьем препятствиях, а затем превысмл лимит времени. Фэн свалила все препятствия. Руперт ухитрился провести Горную по кругу всего лишь с двадцатью ошибками, это было его наихудшее исполнение.
Джейк, ожидавший выхода возле маленькой белой церквушки, прекрасно сознавал, по тому как метался под ним Смелый, что лошадь знает, насколько слабым он себя чувствует.
«Ради Бога, пройди круг,» сквозь сжатые зубы произнес Мэлис, «или нас всех вместе исключат из соревнований.»
Внезапно Джейк взглянул на трибуну для элиты наездников, известную в Дублине как карман. Он почувствовал, как вздрогнуло его сердце, там, улыбаясь и сияя, сидела Хелен. На ней был белый костюм, а волосы, которые она мыла в сильной спешке, были связаны сзади синим шелковым крапчатым носовым платком. Его вызов был принят.
«О, отлично, Хелен в конце концов приехала,» очень довольно сказал Мэлис и направился к карману. «Удачи,» крикнул он Джейку через плечо.
Сосредоточившись, Джейк въехал на круг. Каким-то образом Джейку удалось снять шляпу перед судьями и пустить лошадь легким галопом, когда прозвучал гонг, но этого усилия оказалось черезчур много для него. Перед первым препятствием Смелый вдруг резко остановился и Джейк взлетел в воздух. В следующий момент Смелый выскользнул из уздечки и стал радостно скакать по кругу, пока не превысил лимит времени.
Джейк просто сидел на земле, всхлипывая от неудержимого смеха. Когда он наконец, хромая, вышел из круга, Мэлис был похож на грозовую тучу: «Тут совершенно не над чем смеяться.»
«Ты не думаешь, что он вычеркнет нас?» с тревогой спросила Фэн.
Джейк покачал головой, потом поморщился. Но все, что он мог сказать себе веселого, повторяя снова и снова, было, «Она здесь и она носит носовой платок.»
Кубок Ага Хана выиграл ирландец.
«Нет абсолютно никакой причины разговаривать с кем-либо из вас,» взбешенно сказал Мэлис. «Но я хочу, чтобы все – конюхи, жены, и родственники в том числе, – пришли завтра утром в девять часов в мою комнату. Если кто-нибудь из вас не появится – он уволен.»
Единственным ответом, казалось, будет поход на еще один, даже более буйный бал, перспектива этого мероприятия была известна зараннее.
«Собачья шерсть совершенно не излечивает моего похмелья,» ворчала Фэн Айвору, пока он в танце наступал ей на ноги. «В самом деле, если Руперт быстренько не уберет руку с платья на спине той девушки, то дотронется до ее пяток.»
Музыка закончилась.
«Я иду спать.»
«Не надо,» сказал Айвор. «Мне не с кем будет танцевать.»
«Иди и поговори с Гризел,» ответила Фэн, целуя его в лоб. Она не могла сдержать неистового веселья. Такие ночи, как эта, заставляли ее сильнее, чем прежде, тосковать по Дино. Весьма нетвердым шагом она прошла по бальному залу и вышла через одну из боковых дверей, разыскивая Джейка, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Пара ирландцев заговорили с ней, пытаясь пригласить потанцевать, потом отстали. В эти дни в неподвижном холодном лице Фэн было что-то такое, что заставляло мужчин держаться на расстоянии, к такому же способу прибегала раньше и Хелен.
Она побрела вниз по коридору и вошла в тускло освещенную библиотеку, где за исключением одной парочки, больше никого не было. Они стояли под лампами, освещающими картины, разговаривая в напряженно-спокойной манере людей, полностью поглощенных друг другом. Они были приблизительно одного роста. Фэн похолодела. Ей, должно быть, привиделось.
Мужчина успокаивал девушку.
«Потерпи, пожалуйста, милая.»
«Приезд сюда был безумием,» сказала она слабым голосом. «Я не переживу, если наверняка не проведу с тобой все время или не отправлюсь с тобой в постель сегодня ночью.»
Притянув ее к себе, мужчина гладил ее лицо. «Дорогая, позволь мне покончить с Лос Анжелесом, и потом, я обещаю, будем строить планы.»
«Действительно обещаешь?»
«Обещаю, ты же знаешь, я люблю тебя. Ты получила носовой платок.» Он наклонил голову и поцеловал ее.
Фэн всхлипнула и убежала. Забыв пальто, она выскочила из здания и побежала по улицам, отчаянно желая спрятаться в своей комнате в гостиннице. Хелен и Джейк – это невозможно. Так вот почему он так переменился в последнее время. Одно время одинокий и неразговорчивый, потом бурно и странно переменившийся и ужасно рассеянный. Он вряд ли бы заметил даже если бы она кормила Дездемону икрой.
Фэн всегда преклонялась перед Джейком и считала его брак с Тори единственным надежным и неиспорченным постоянством, которого она может держаться и, возможно, однажды стремиться подражать. Теперь, казалось, рушился весь ее мир. А как же Тори? А как же Иза и Даклис? И главное, что, черт побери будет делать Руперт, когда все обнаружит? Не хватало еще убийства.
55
«Хорошо. Я не верю тебе ни на каплю, Гиппо, но ради золота для команды мы приостановим вражду, пока не закончатся игры. Тогда,» добавил он с улыбкой, «Я выбью из тебя дурь! Давай выпьем. Хелен,» завопил он.
«Да,» слабо отозвалась Хелен.
«Она достает лед,» сказал Джейк. «Наверное, выжидает, чтобы посмотреть, позволят ли мне выпить.»
«Тебе повезло, что ты застал меня. Я вообще не собирался возвращаться домой сегодня ночью. Что ты предпочитаешь?»
«Скотч, пожалуйста.»
В этот момент в дверь вошла Хелен, сжимая поднос с одним уже наполненным стаканом виски, графином с виски, еще одним пустым стаканом и ведерком для льда. Она посмотрела на них испуганными глазами, как кролик застигнутый в свете фар и не знающий в какую сторону убегать.
«Привет,» сказал Руперт. «Мы решили не убивать друг друга. Вы с Хелен уже встречались, не так ли?»
Когда Джейк брал свой стакан у Хелен, чтобы остановить неистовое дребезжание подноса, ему на секунду показалось, что Руперт говорит с иронией. Потом решив, что из-за своей самовлюбленности и презрения к Джейку, тот не может ничего себе представить между ним и Хелен. Кроме того, сложившемуся впечатлению способствовало то, что на ограде террасы стоял только полупустой стакан Хелен.
Джейк сделал большой глоток виски и чуть не поперхнулся. Господи, какое оно крепкое, и слава Богу за это.
Руперт налил себе в стакан виски на два пальца.
«Я сделаю перерыв после Дублина,» сказал он. «Не хочу усердствовать до Игр.»
«А я не могу позволить себе перерыв,» сказал Джейк; «Как прошло в Динарде?»
«Чертовски хорошо.»
«А Горная?»
«Тоже чертовски хорошо. Я по-прежнему думаю, что он собирается выскочить на вершину мира. Чертовски боюсь, что он вступит в пик формы слишком рано.»
В изумлении Хелен налила себе еще стакан вина. Я не могу этому поверить, сказала она сама себе. Двое мужчин, которые, как я знаю больше всего ненавидят друг друга, разговаривают не только вежливо, но и весело.
Не моргнув глазом, Джейк не проявил никакого волнения или малейшего интереса к ней, а продолжал обсуждать команду, их слабости, силу соперников по играм и тех наездников, которых они видели. Он посоветовался с Рупертом о климате Лос Анжелеса, о том, как там дышать, и о других проблемах. После Дублина, объяснил Руперт, он отправит Горную самолетом прямо в Лос Анжелес, чтобы дать им обоим время акклиматизироваться. Это определенно даст ему преимущество над другими английскими наездниками, которые выедут две недели спустя.
Если Руперт будет в Лос Анжелесе, подумала Хелен, это даст мне и Джейку две спокойных недели. Она восхищалась его сообразительностью. Она и представить себе не могла, что он оправдает свой приход предложением мира. Она была ошеломлена чувством благодарности за то, как он избежал скандала. Она попыталась только вспомнить те слова, которые он говорил перед приходом Руперта, но она тогда так разволновалась. Когда он сказал, что Руперт однажды узнает обо всем, имел ли он в виду, что собирается соединиться с ней и оставить Тори, или просто то, что по закону подлости, Руперт рано или поздно устроит им скандал? Она почти была убеждена, что он имел в виду первое. Разглядывая его лицо, смуглое, волевое, все больше темнеющее в лучах исчезающего за буками солнца, или вдруг озаряемое золотом пробившегося между листьями отблеска, Хелен могла прочесть на нем только одно чувство, страстный интерес к словам Руперта. Проклятые, проклятые лошади, думала она, избавлюсь ли я когда-нибудь от них?
Джейк попытался уйти после второго стакана. Он уже был слегка пьян и, на пустой желудок, мог легко сделать неверный шаг. Он взглянул на часы и поставил стакан: «Мне пора. Извините за такое вторжение. До свидания и спасибо,» небрежно сказал он Хелен.
Руперт проводил его до дверей. Желание похвастаться превысилое стественную антипатию, он сказал, «Хотите посмотреть двор?»
«О'кей,» ответил Джейк. «Всего на пару минут.»
Часом позже Хелен слышала, как уезжала его машина и Руперт вошел через переднюю дверь.
«Я голоден. Пойти и купить чего-нибудь перекусить?»
«Хотела бы я уйти,» опустошенно подумала Хелен. Она была так счастлива, когда вдруг приехал Джейк, а теперь даже не представляла, когда увидит его снова, особенно если он сначала поедет в Дублин.
Она сдержалась и не стала обсуждать его с Рупертом.
«Не удивительно ли, что он пришел сюда?»
«Он несомненно был поражен выбором,» сказал Руперт, вынимая ключи от машины. «Сказал, что пришел заключить перемирие, скорее всего хотел задурить мне голову. Не верю этой сволочи ни на дюйм. Подозреваю, он пришел только чтобы разнюхать, посмотреть, нельзя ли разузнать чего-нибудь. Спрашивал обратную дорогу в Уорвикшир. Не представляю себе, где он сейчас. Я показал ему дорогу на Саппертон. Он так напился, что, несмотря ни на какую удачу, врежется в стену. Ты будешь китайскую или индийскую?»
В следующую пятницу, совершенно отчаявшись, Хелен за завтраком тяжело опустилась за стол, грея обе руки на чашке с черным кофе. Джейк только один раз дал ей о себе знать с тех пор, как уехал в Дублин и это был всего лишь двухминутный разговор, прежде чем кто-то прервал их. Он сказал, что позвонит еще и не позвонил.
«Вам письмо, миссис К-Б,» сказала Шарлин, передавая ей объемистый заказной конверт: «Отправлено из Дублина, лучше проверьте, нет ли в письме бомбы.»
Хелен едва не посоветовала ей не совать нос не в свое дело, потом, узнав в черных остроконечных буквах почерк Джейка, разорвала конверт. Внутри лежал свернутый большой темно-синий шелковый крапчаиый платок.
«Как мило, миссис К-Б,» сказала Шарлин. «Чего только не приходит по почте.»
Хелен побелела и полностью разорвала конверт. В середине больше ничего не было. Крапчатый платок – Джейк сообщал, что хочет жениться на ней.
«Она выглядела совершенно ошеломленной,» впоследствии говорила Шарлин Диззи.
Потом, смеясь, она вскочила.
«Я еду в Дублин,» сказала она. «Я хочу увидеть – э – своего мужа на кубке Ага Хана.»
Кубок Ага Хана – великолепный трофей – был нагрвдой победителю в Национальном Кубке на Дублинских соревнованиях. Весь фешенебельный Дублин пришел посмотреть на это событие и каждый ирландский ребенок, хоть раз ездивший на лошади мечтал когда-нибудь оказаться в составе команды своей страны. Для англичан он был последней возможностью выступать вместе, одной командой, перед Лос Анжелесом. Все наездники были раздражены; кого из пяти Мэлис выкинет? Под конец ею оказалась Гризел, растянувшая себе крестцовые мышцы («скачут всякие горничные» сказал Руперт), но которая могла бы восстановить отличную форму до Лос Анжелеса.
В ночь на четверг британская команда посетила один из этих легендарных баллов на конных соревнованиях. Без сопровождения Мэлиса (который весьма неразумно отправился на обед в Британское посольство) и с наслаждением расслабившись от напряжения, вызванного отбором, они напились до невозможности, особенно Джейк, и все закончилось купанием нагишом в Лиффее. На следующий день никто из них не смог вполне оправиться, чтобы поработать с лошадьми.
Джейк, совсем не ложившийся спать, провел следующее утро пытаясь дозвониться Хелен из журналистского оффиса. Ему было чрезвычайно трудно вспомнить, а еще труднее набрать ее номер. В трубке непрерывно раздавалист странные блеющие гудки. Подтащив Вишбоуна к телефону, он спросил, «Это значит занято или аппарат не работает?»
«Конечно,» успокаивающе сказал Вишбоун, «что-то между тем и тем.»
«Боже,» пронзительно вскрикнул Джейк, потом обхватил руками голову, едва не разрывающуюся от боли.
Часть его отчаянно хотела поговорить с Хелен и узнать, как она отреагировала на синий крапчатый носовой платок, который он, напившись, послал ей. Другая часть сходила с ума от того, к каким последствиям мог привести этот поступок. Не один из телефонов, казалось, не работал. Вишбоун, разговаривающий с человеком в кричащем клетчатом костюме, который, казалось знал каждую лошадь на скачках, купил Джейку еще выпить.
«Выпивка – это ужасная грязная штука,» счастливо сказал он, «но единственный выход – пить как можно больше.»
Джейк взглянул на часы и подумал, сможет ли он когда-нибудь доковылять до телефона.
«Лучше пойдем и прогуляемся по скаковому кругу,» убеждал он Вишбоуна. «Мы сильно опаздываем.»
«Хватит беспокоиться,» сказал Вишбоун. «Нам еще не сделали скакового круга,» он дернул головой в сторону человека в кричащем клетчатом костюме, заказывающего очередную порцию выпивки. «Это устроитель скакового круга.»
В конце концов, англичане продемонстрировали отвратительное исполнение. Ковыляющей зеленолицей компанией, они, трясясь, шатались от препятствия к препятствию, скорее стараясь удержаться, чем управляя своими движениями, морщились в ослепляющих лучах солнца к бурному ликованию веселой ирландской толпы, которая и раньше видела приезжие команды, срывавшие соревнования.
Айвор упал на первом и третьем препятствиях, а затем превысмл лимит времени. Фэн свалила все препятствия. Руперт ухитрился провести Горную по кругу всего лишь с двадцатью ошибками, это было его наихудшее исполнение.
Джейк, ожидавший выхода возле маленькой белой церквушки, прекрасно сознавал, по тому как метался под ним Смелый, что лошадь знает, насколько слабым он себя чувствует.
«Ради Бога, пройди круг,» сквозь сжатые зубы произнес Мэлис, «или нас всех вместе исключат из соревнований.»
Внезапно Джейк взглянул на трибуну для элиты наездников, известную в Дублине как карман. Он почувствовал, как вздрогнуло его сердце, там, улыбаясь и сияя, сидела Хелен. На ней был белый костюм, а волосы, которые она мыла в сильной спешке, были связаны сзади синим шелковым крапчатым носовым платком. Его вызов был принят.
«О, отлично, Хелен в конце концов приехала,» очень довольно сказал Мэлис и направился к карману. «Удачи,» крикнул он Джейку через плечо.
Сосредоточившись, Джейк въехал на круг. Каким-то образом Джейку удалось снять шляпу перед судьями и пустить лошадь легким галопом, когда прозвучал гонг, но этого усилия оказалось черезчур много для него. Перед первым препятствием Смелый вдруг резко остановился и Джейк взлетел в воздух. В следующий момент Смелый выскользнул из уздечки и стал радостно скакать по кругу, пока не превысил лимит времени.
Джейк просто сидел на земле, всхлипывая от неудержимого смеха. Когда он наконец, хромая, вышел из круга, Мэлис был похож на грозовую тучу: «Тут совершенно не над чем смеяться.»
«Ты не думаешь, что он вычеркнет нас?» с тревогой спросила Фэн.
Джейк покачал головой, потом поморщился. Но все, что он мог сказать себе веселого, повторяя снова и снова, было, «Она здесь и она носит носовой платок.»
Кубок Ага Хана выиграл ирландец.
«Нет абсолютно никакой причины разговаривать с кем-либо из вас,» взбешенно сказал Мэлис. «Но я хочу, чтобы все – конюхи, жены, и родственники в том числе, – пришли завтра утром в девять часов в мою комнату. Если кто-нибудь из вас не появится – он уволен.»
Единственным ответом, казалось, будет поход на еще один, даже более буйный бал, перспектива этого мероприятия была известна зараннее.
«Собачья шерсть совершенно не излечивает моего похмелья,» ворчала Фэн Айвору, пока он в танце наступал ей на ноги. «В самом деле, если Руперт быстренько не уберет руку с платья на спине той девушки, то дотронется до ее пяток.»
Музыка закончилась.
«Я иду спать.»
«Не надо,» сказал Айвор. «Мне не с кем будет танцевать.»
«Иди и поговори с Гризел,» ответила Фэн, целуя его в лоб. Она не могла сдержать неистового веселья. Такие ночи, как эта, заставляли ее сильнее, чем прежде, тосковать по Дино. Весьма нетвердым шагом она прошла по бальному залу и вышла через одну из боковых дверей, разыскивая Джейка, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Пара ирландцев заговорили с ней, пытаясь пригласить потанцевать, потом отстали. В эти дни в неподвижном холодном лице Фэн было что-то такое, что заставляло мужчин держаться на расстоянии, к такому же способу прибегала раньше и Хелен.
Она побрела вниз по коридору и вошла в тускло освещенную библиотеку, где за исключением одной парочки, больше никого не было. Они стояли под лампами, освещающими картины, разговаривая в напряженно-спокойной манере людей, полностью поглощенных друг другом. Они были приблизительно одного роста. Фэн похолодела. Ей, должно быть, привиделось.
Мужчина успокаивал девушку.
«Потерпи, пожалуйста, милая.»
«Приезд сюда был безумием,» сказала она слабым голосом. «Я не переживу, если наверняка не проведу с тобой все время или не отправлюсь с тобой в постель сегодня ночью.»
Притянув ее к себе, мужчина гладил ее лицо. «Дорогая, позволь мне покончить с Лос Анжелесом, и потом, я обещаю, будем строить планы.»
«Действительно обещаешь?»
«Обещаю, ты же знаешь, я люблю тебя. Ты получила носовой платок.» Он наклонил голову и поцеловал ее.
Фэн всхлипнула и убежала. Забыв пальто, она выскочила из здания и побежала по улицам, отчаянно желая спрятаться в своей комнате в гостиннице. Хелен и Джейк – это невозможно. Так вот почему он так переменился в последнее время. Одно время одинокий и неразговорчивый, потом бурно и странно переменившийся и ужасно рассеянный. Он вряд ли бы заметил даже если бы она кормила Дездемону икрой.
Фэн всегда преклонялась перед Джейком и считала его брак с Тори единственным надежным и неиспорченным постоянством, которого она может держаться и, возможно, однажды стремиться подражать. Теперь, казалось, рушился весь ее мир. А как же Тори? А как же Иза и Даклис? И главное, что, черт побери будет делать Руперт, когда все обнаружит? Не хватало еще убийства.
55
На следующее утро на встречу к Мэлису явились все, хотя немного бледные и дрожащие. Садиться никого не пригласили. Мэлис, как всегда безукоризненно одетый, в оливково•зеленом твидовом костюме и галстуке конного клуба, свирепо смотрел на них, как будто они были школьниками, застигнутыми за курением позади школьного корпуса. Вчерашняя вспышка раздражительности уступила место холодному гневу.
«По крайней мере, мы можем, ехать на игры, зная, что мы еще не в лучшей форме,» сказала он. «Я никогда раньше не видел такого отталкивающего исполнения. Вы ездили как стадо гомосексуалистов. Сомневаюсь, спал ли кто-нибудь из вас больше часа. Вы выставили отборочный комитет совершенными идиотами.»
«Три дня под колпаком,» пробормотал Руперт.
«А вы заткнитесь,» огрызнулся Мэлис. «Ваш круг, имея в виду лошадь, на которой вы ездили, был хуже всех. Говорят, что отвратительная генеральная репетиция предвещает хорошую премьеру, но это смешно.»
Потом он слегка улыбнулся и Фэн внезапно подумала, какой же он фантастически привлекательный мужчина для своих лет. «А теперь,» сказал он, «присаживайтесь поудобнее, где кто хочет, я покажу вам несколько клипов с прошлой Олимпиады.»
Отказавшись сесть, Джейк стоял, прислонившись к двери, откуда он мог видеть Хелен, сидящую в одном из кресел, на подлокотник которого опиралась Диззи. Она была бледна, глаза были сонные, а рыжие волосы были зачесаны назад и перевязаны на затылке голубым крапчатым носовым платком. Она никогда еще не казалась Джейку более красивой. Он чувствовал себя просто раздавленным любовью. Он с трудом мог сосредоточиться на кадрах, показывающих напряженных метателей копья, и спринтеров, разрывающих финишную ленточку, и троеборцев, и Анну Мур, завоевывающую свое серебро.
Мэлис выключил видеомагнитофон.
«Не думаю, что должен говорить вам еще что-нибудь. Если вы завоюете медаль, особенно золотую, это станет величайшим достижением в вашей жизни, в этом не приходится сомневаться. И если вы не получите эту медаль, потому что будете недостаточно хороши в тот день, или потому, что ваша лошадь будет не форме, или потому, что у ва сдадут нервы, все это будет нормально и хорошо. Но, если вы потом сможете оглянуться и сказать – я проиграл, потому что слишком много пил, или не тренировался, или ложился спать слишком поздно, или недомтаточно старательно работал с лошадью, вы будете сожалеть об этом до конца своей жизни.»
«Наверное, это ему вторит Джейк,» сказала себе Хелен.
Он обвел глазами пятерых наездников. «Вы, должно быть, самая старая Олимпийская команда, которую мы когда-либо выставляли, за исключением Фэн, что означает, что мы можем предложить богатейший опыт, но также вы должны проявить и рвение. Это также значит, что это вполне может стать вашей последней возможностью или провалом на Олимпийских Играх.»
Он повернулся к конюхам, Хелен, очень тихому отцу Гризельды, сидевшему рядом с матерью Айвора. «Хотелось бы предупредить на весь ближайший месяц семьи, конюхов, жен. Постарайтесь не быть эгоистами. Наездники покажутся вам занудными, раздражительными, требовательными. По мере приближения соревнований их растущая отчужденность выразится в стремлении отдалиться. С этим вам прийдется примириться. Им надо сохранять спокойствие, чтобы лошади тоже не волновались. Не предъявляйте ненужных требований. Женам и семьям, если они не поедут в Лос Анжелес, не стоит ожидать регулярных телефонных звонков. Время будет суматошное. Требования безопасности часто будут затруднять возможность позвонить.»
Мэлис взглянул на Джейка.
«Жаль, что здесь нет Тори,» сказал он с улыбкой, «но она единственная, кого я знаю, кому нет необходимости выслушивать все это. Она всегда обеспечивала тебе образцовую поддержку.» Хелен закусила губу. Она почувствовала мучительный приступ ревности. Она должна попытаться не тревожить Джейка.
«Ну, вот и все,» отрывисто проговорил Мэлис, «но я хочу вернуться домой с двумя золотвми медалями.»
Оправдав себя и свою страну победой в Гран При в субботу вечером, Руперт на следующий день самолетом переправил Горную прямо в Лос Анжелес, что давало им обоим около месяца на акклиматизацию.
Двумя неделями позже он вылетел назад в Англию под тем предлогом, что его не устраивает его олимпийская форма, но в действительности, чтобы повидать Аманду Хамильтон. Он всречался с ней в ее доме в Кенсингтоне. Он рассматривал это в качестве важного достижения, как и то, что ему удалость вытащить ее из Шотландии в середине августа, когда она обычно готовила Ролло завтраки перед охотой и принимала его гостей по кабинету.
Проезжая мимо тротуаров, заполненных туристами, и глядя на обилие женских ног и коротких юбок и шортов, Руперт размышляля о том, как странно, что его сексуальная энергия почти полностью сосредоточилась на Аманде. То, что она часто не беспокоилась об изысканой одежде или не стремилась помыть голову или воспользоваться косметикой, когда виделась с ним только усиливало его интерес. Так же как и то, что она всегда была занята своими детьми, или своими комитетами или карьерой Ролло и уделяла ему очень мало свободного времени. Ему приходилось отвоевывать каждый дюйм. Привыкший к легко доступным девушкам, всегда вымытым, надушенным и наряженным в н-й степени и дрожащим от ожидания, Руперт видел в ней изумительную новизну. Они знали одних и тех же людей и руководствовались одними и теми же правилами. Кроме того, она была первой женщиной, перед которой он не мог хвастаться.
Дом на Рутланд Гейт был доверху начинен сигнализацией. Оправданием Аманды в глазах Ролло было празднество в честь восьмидесятилетия великой тети Августы, которое должно было состояться во время ленча. Аманда собиралась провести ночь в Лондоне и вылететь на север следующим утром.
Всегда полезно, объяснила она Ролло, заглянуть неожиданно к сугам, чтобы не давать им возможности расслабиться.
Слуги, филлипинская чета, оставившие члена королевской семьи, потому что там приходилось чистить слишком много сапог для верховой езды, были очень расстроены прибытием миссис Хамильтон. Они намеревались этим вечером устроить вечеринку в подвале, но слегка успокоились, когда Аманда разрешила им продолжать в том же духе и сказала, что не будет обедать.
После обеда у Барнса, что по словам Аманды было безопасно, потому что «никто не встречается со своими знакомыми в предместьях,» и который не занял много времени, потому что Руперт не пил, они пробрались в дом незамеченными. Вечеринка внизу была в полном разгаре.
«Если Ролло поймает меня, он меня побьет?» спросил Рупер, снимая галстук.
Аманда не засмеялась. «Ты же знаешь, он не может позволить себе никакого скандала,» скзала она положив бриллиантовые серьги в коробку для драгоценностей. «Хелен летит с тобой на следующей неделе в Лос Анжелес?»
«Да,» сказал Руперт. «Я думаю, она, наверное, побывала у какого-то специалиста по семейным отношениям, который посоветовал ей поинтересоваться ей моей карьерой.»
«Хорошо,» сказала Аманда, щупая землю в цветочных горшках на окне. «Почему слуги никогда не додумаются полить цветы?»
«Почему хорошо,» огрызнулся Руперт, снимая рубашку.
«Тебе сейчас не нужен грязный развод. Партия гораздо лучше приймет тебя, если у тебя будет красивая и обожаемая жена.»
«В любом случае меня великолепно примут,» сказал Руперт, прыгая на нее.
«Кажется, весьма ужасно заниматься этим в постели Ролло.»
«Не так ужасно как не заниматься этим.»
Потом она лежала в объятиях Руперта, размышляя, но не говоря ему, как восхитительно проводить всю ночь вместе. Несмотря на свою рассудительность, она все больше и больше увлекалась им. Руперт был испорчен и вел ебя совершенно недостойно, но он забавлял ее и потом, конечно же, был ужасно привлекателен.
«Если ты выиграешь золото, то уйдешь в отставку?»
«Ты имеешь в виду, прибью свой хлыст на стену? Вероятно. Я не могу продолжать ездить на лошадях вечно.»
«Что ты собираешься делать с Хелен? Я говорю об этом серьезно. Тебе не нужен развод, если ты собираешься заняться политикой.»
«Нет, пока я могу иметь собак, Гэб и дом. У Хелен есть Маркус, первые издания и Ван Дейк.»
«Обещаешь серьезно подумать о политике после Лос Анжелеса?» настаивала Аманда: «Ты очень понравился премьер-министру. Если сэр Вильям уйдет в общий рынок, осенью будет верное место в Глочестершире. Ты не можешь резвиться вечно. Стареющий плейбой – это жалкое зрелище,» продолжала она, снова ложась на подушку. «Постепенно он начинает опускаться до менее хорошеньких девушек и, вместо того, чтобы произвести на них впечатление в первый вечер, ему надо три вечера, или после первого же вечера они решают, что он им не нравится. Тебе уже тридцать один.»
«И ты думаешь, что моя судьба будет такой?» холодно спросил Руперт.
Аманда Хамильтон взглянула на красивое развратное лицо и изумительно худое мускулистое загорелое тело, и ее лицщ смягчилось.
«Нет, долгое время нет, но я не думаю что несчастливый брак вместе с карьерой, не требующей интеллекта, принесут тебе какую-нибудь пользу.»
Руперт взял ее голову в руки. «Полагаю, ты никогда не думала развестись с Ролло? Нам с тобой вместе было бы великолепно.»
Аманда покраснела. «Я слишком стара для тебя, да и карьера Ролло, и, в любом случае, нам придется дать образование четырем детям, а они все, вероятно, пойдут в университет.»
«Я дам образование твоим детям,» сказал Руперт. Он взглянул на стоящую на каминной полке в серебрянной рамке фотографию старшей дочери Аманды, Георгины, и чуть было не сказал, что был бы не против научить ее жизни, а потом решил, что не стоит, Аманда не любила таких шуток.
Сейчас Руперт хотел ее снова и, выбравшись из постели, бродил по комнате в поисках новшества. Он может взять ее сидящей в этом розовом кресле со стеганной спинкой, потом его взгляд упал на огромное зеркало над каминной полкой.
«Что ты делаешь?» спросила Аманда. «Это зеркало семнадцатого века. Это свадебный подарок от бабушки Ролло. Было в его семье многие годы.»
«Я хочу уидеть нас,» сказал Руперт, задыхаясь под громадным весом зеркала. Он пристроил его на обитых подлокотниках кресла, которое подтащил сбоку к кровати.
«Теперь, ты себя видишь?» спросил он Аманду.
«Не совсем.»
«Я наклоню его чуть-чуть вперед.» Руперт положил позади зеркала бледно голубую и сиреневую подушки.
«Ради Бога, будь осторожен,» сказал Аманда, но это зрелище занимало и ее.
Отражение в старом зеркале красило ее, оно придавало смуглую теплоту ее телу и золотистый румянец ее лицу. Ей нравилась своя вздымающаяся грудь и прелесный изгиб талии, переходящий в бедра.
«Боже, это изумительно,» сказал Руперт, забираясь в кровать позади нее. Он был такой загорелый, что, казалось, будто она лежит в постели с негром. Очарованная, она смотрела, как его длинные пальцы ласкают ее живот, потом скользят в темную растительность низа живота.
«Посмотри, какая ты красивая,» нежно сказал он, раздвигая в стороны напоминающие бабочку крылья ее половых губ. В следующее мгновенье он приподнял ее ягодицы и ввел член в теплую влажную полость ее влагалища.
Аманда задохнулась.
«Хорошо, правда?»
Тотчас же он приподнял ее правую ногу, держа ее за внутреннюю поверхность бедра так, что она могла видеть, как его длинный член входит в нее. Это напоминало экспресс, идущий в тунеле.
Безумно возбужденная, Аманда навалилась на него, чувствуя как его пальцы ласкают все быстрее и быстрее.
«Давай же, дорогой, давай же.»
Кончив, они ощутили мощный удар. Аманда взвизгнула, когда, накренившись вперед, зеркало ударилось о деревяные ручки кресла и с грохотом рухнуло на пол, разбившись на тысячу осколков.
«По крайней мере, мы можем, ехать на игры, зная, что мы еще не в лучшей форме,» сказала он. «Я никогда раньше не видел такого отталкивающего исполнения. Вы ездили как стадо гомосексуалистов. Сомневаюсь, спал ли кто-нибудь из вас больше часа. Вы выставили отборочный комитет совершенными идиотами.»
«Три дня под колпаком,» пробормотал Руперт.
«А вы заткнитесь,» огрызнулся Мэлис. «Ваш круг, имея в виду лошадь, на которой вы ездили, был хуже всех. Говорят, что отвратительная генеральная репетиция предвещает хорошую премьеру, но это смешно.»
Потом он слегка улыбнулся и Фэн внезапно подумала, какой же он фантастически привлекательный мужчина для своих лет. «А теперь,» сказал он, «присаживайтесь поудобнее, где кто хочет, я покажу вам несколько клипов с прошлой Олимпиады.»
Отказавшись сесть, Джейк стоял, прислонившись к двери, откуда он мог видеть Хелен, сидящую в одном из кресел, на подлокотник которого опиралась Диззи. Она была бледна, глаза были сонные, а рыжие волосы были зачесаны назад и перевязаны на затылке голубым крапчатым носовым платком. Она никогда еще не казалась Джейку более красивой. Он чувствовал себя просто раздавленным любовью. Он с трудом мог сосредоточиться на кадрах, показывающих напряженных метателей копья, и спринтеров, разрывающих финишную ленточку, и троеборцев, и Анну Мур, завоевывающую свое серебро.
Мэлис выключил видеомагнитофон.
«Не думаю, что должен говорить вам еще что-нибудь. Если вы завоюете медаль, особенно золотую, это станет величайшим достижением в вашей жизни, в этом не приходится сомневаться. И если вы не получите эту медаль, потому что будете недостаточно хороши в тот день, или потому, что ваша лошадь будет не форме, или потому, что у ва сдадут нервы, все это будет нормально и хорошо. Но, если вы потом сможете оглянуться и сказать – я проиграл, потому что слишком много пил, или не тренировался, или ложился спать слишком поздно, или недомтаточно старательно работал с лошадью, вы будете сожалеть об этом до конца своей жизни.»
«Наверное, это ему вторит Джейк,» сказала себе Хелен.
Он обвел глазами пятерых наездников. «Вы, должно быть, самая старая Олимпийская команда, которую мы когда-либо выставляли, за исключением Фэн, что означает, что мы можем предложить богатейший опыт, но также вы должны проявить и рвение. Это также значит, что это вполне может стать вашей последней возможностью или провалом на Олимпийских Играх.»
Он повернулся к конюхам, Хелен, очень тихому отцу Гризельды, сидевшему рядом с матерью Айвора. «Хотелось бы предупредить на весь ближайший месяц семьи, конюхов, жен. Постарайтесь не быть эгоистами. Наездники покажутся вам занудными, раздражительными, требовательными. По мере приближения соревнований их растущая отчужденность выразится в стремлении отдалиться. С этим вам прийдется примириться. Им надо сохранять спокойствие, чтобы лошади тоже не волновались. Не предъявляйте ненужных требований. Женам и семьям, если они не поедут в Лос Анжелес, не стоит ожидать регулярных телефонных звонков. Время будет суматошное. Требования безопасности часто будут затруднять возможность позвонить.»
Мэлис взглянул на Джейка.
«Жаль, что здесь нет Тори,» сказал он с улыбкой, «но она единственная, кого я знаю, кому нет необходимости выслушивать все это. Она всегда обеспечивала тебе образцовую поддержку.» Хелен закусила губу. Она почувствовала мучительный приступ ревности. Она должна попытаться не тревожить Джейка.
«Ну, вот и все,» отрывисто проговорил Мэлис, «но я хочу вернуться домой с двумя золотвми медалями.»
Оправдав себя и свою страну победой в Гран При в субботу вечером, Руперт на следующий день самолетом переправил Горную прямо в Лос Анжелес, что давало им обоим около месяца на акклиматизацию.
Двумя неделями позже он вылетел назад в Англию под тем предлогом, что его не устраивает его олимпийская форма, но в действительности, чтобы повидать Аманду Хамильтон. Он всречался с ней в ее доме в Кенсингтоне. Он рассматривал это в качестве важного достижения, как и то, что ему удалость вытащить ее из Шотландии в середине августа, когда она обычно готовила Ролло завтраки перед охотой и принимала его гостей по кабинету.
Проезжая мимо тротуаров, заполненных туристами, и глядя на обилие женских ног и коротких юбок и шортов, Руперт размышляля о том, как странно, что его сексуальная энергия почти полностью сосредоточилась на Аманде. То, что она часто не беспокоилась об изысканой одежде или не стремилась помыть голову или воспользоваться косметикой, когда виделась с ним только усиливало его интерес. Так же как и то, что она всегда была занята своими детьми, или своими комитетами или карьерой Ролло и уделяла ему очень мало свободного времени. Ему приходилось отвоевывать каждый дюйм. Привыкший к легко доступным девушкам, всегда вымытым, надушенным и наряженным в н-й степени и дрожащим от ожидания, Руперт видел в ней изумительную новизну. Они знали одних и тех же людей и руководствовались одними и теми же правилами. Кроме того, она была первой женщиной, перед которой он не мог хвастаться.
Дом на Рутланд Гейт был доверху начинен сигнализацией. Оправданием Аманды в глазах Ролло было празднество в честь восьмидесятилетия великой тети Августы, которое должно было состояться во время ленча. Аманда собиралась провести ночь в Лондоне и вылететь на север следующим утром.
Всегда полезно, объяснила она Ролло, заглянуть неожиданно к сугам, чтобы не давать им возможности расслабиться.
Слуги, филлипинская чета, оставившие члена королевской семьи, потому что там приходилось чистить слишком много сапог для верховой езды, были очень расстроены прибытием миссис Хамильтон. Они намеревались этим вечером устроить вечеринку в подвале, но слегка успокоились, когда Аманда разрешила им продолжать в том же духе и сказала, что не будет обедать.
После обеда у Барнса, что по словам Аманды было безопасно, потому что «никто не встречается со своими знакомыми в предместьях,» и который не занял много времени, потому что Руперт не пил, они пробрались в дом незамеченными. Вечеринка внизу была в полном разгаре.
«Если Ролло поймает меня, он меня побьет?» спросил Рупер, снимая галстук.
Аманда не засмеялась. «Ты же знаешь, он не может позволить себе никакого скандала,» скзала она положив бриллиантовые серьги в коробку для драгоценностей. «Хелен летит с тобой на следующей неделе в Лос Анжелес?»
«Да,» сказал Руперт. «Я думаю, она, наверное, побывала у какого-то специалиста по семейным отношениям, который посоветовал ей поинтересоваться ей моей карьерой.»
«Хорошо,» сказала Аманда, щупая землю в цветочных горшках на окне. «Почему слуги никогда не додумаются полить цветы?»
«Почему хорошо,» огрызнулся Руперт, снимая рубашку.
«Тебе сейчас не нужен грязный развод. Партия гораздо лучше приймет тебя, если у тебя будет красивая и обожаемая жена.»
«В любом случае меня великолепно примут,» сказал Руперт, прыгая на нее.
«Кажется, весьма ужасно заниматься этим в постели Ролло.»
«Не так ужасно как не заниматься этим.»
Потом она лежала в объятиях Руперта, размышляя, но не говоря ему, как восхитительно проводить всю ночь вместе. Несмотря на свою рассудительность, она все больше и больше увлекалась им. Руперт был испорчен и вел ебя совершенно недостойно, но он забавлял ее и потом, конечно же, был ужасно привлекателен.
«Если ты выиграешь золото, то уйдешь в отставку?»
«Ты имеешь в виду, прибью свой хлыст на стену? Вероятно. Я не могу продолжать ездить на лошадях вечно.»
«Что ты собираешься делать с Хелен? Я говорю об этом серьезно. Тебе не нужен развод, если ты собираешься заняться политикой.»
«Нет, пока я могу иметь собак, Гэб и дом. У Хелен есть Маркус, первые издания и Ван Дейк.»
«Обещаешь серьезно подумать о политике после Лос Анжелеса?» настаивала Аманда: «Ты очень понравился премьер-министру. Если сэр Вильям уйдет в общий рынок, осенью будет верное место в Глочестершире. Ты не можешь резвиться вечно. Стареющий плейбой – это жалкое зрелище,» продолжала она, снова ложась на подушку. «Постепенно он начинает опускаться до менее хорошеньких девушек и, вместо того, чтобы произвести на них впечатление в первый вечер, ему надо три вечера, или после первого же вечера они решают, что он им не нравится. Тебе уже тридцать один.»
«И ты думаешь, что моя судьба будет такой?» холодно спросил Руперт.
Аманда Хамильтон взглянула на красивое развратное лицо и изумительно худое мускулистое загорелое тело, и ее лицщ смягчилось.
«Нет, долгое время нет, но я не думаю что несчастливый брак вместе с карьерой, не требующей интеллекта, принесут тебе какую-нибудь пользу.»
Руперт взял ее голову в руки. «Полагаю, ты никогда не думала развестись с Ролло? Нам с тобой вместе было бы великолепно.»
Аманда покраснела. «Я слишком стара для тебя, да и карьера Ролло, и, в любом случае, нам придется дать образование четырем детям, а они все, вероятно, пойдут в университет.»
«Я дам образование твоим детям,» сказал Руперт. Он взглянул на стоящую на каминной полке в серебрянной рамке фотографию старшей дочери Аманды, Георгины, и чуть было не сказал, что был бы не против научить ее жизни, а потом решил, что не стоит, Аманда не любила таких шуток.
Сейчас Руперт хотел ее снова и, выбравшись из постели, бродил по комнате в поисках новшества. Он может взять ее сидящей в этом розовом кресле со стеганной спинкой, потом его взгляд упал на огромное зеркало над каминной полкой.
«Что ты делаешь?» спросила Аманда. «Это зеркало семнадцатого века. Это свадебный подарок от бабушки Ролло. Было в его семье многие годы.»
«Я хочу уидеть нас,» сказал Руперт, задыхаясь под громадным весом зеркала. Он пристроил его на обитых подлокотниках кресла, которое подтащил сбоку к кровати.
«Теперь, ты себя видишь?» спросил он Аманду.
«Не совсем.»
«Я наклоню его чуть-чуть вперед.» Руперт положил позади зеркала бледно голубую и сиреневую подушки.
«Ради Бога, будь осторожен,» сказал Аманда, но это зрелище занимало и ее.
Отражение в старом зеркале красило ее, оно придавало смуглую теплоту ее телу и золотистый румянец ее лицу. Ей нравилась своя вздымающаяся грудь и прелесный изгиб талии, переходящий в бедра.
«Боже, это изумительно,» сказал Руперт, забираясь в кровать позади нее. Он был такой загорелый, что, казалось, будто она лежит в постели с негром. Очарованная, она смотрела, как его длинные пальцы ласкают ее живот, потом скользят в темную растительность низа живота.
«Посмотри, какая ты красивая,» нежно сказал он, раздвигая в стороны напоминающие бабочку крылья ее половых губ. В следующее мгновенье он приподнял ее ягодицы и ввел член в теплую влажную полость ее влагалища.
Аманда задохнулась.
«Хорошо, правда?»
Тотчас же он приподнял ее правую ногу, держа ее за внутреннюю поверхность бедра так, что она могла видеть, как его длинный член входит в нее. Это напоминало экспресс, идущий в тунеле.
Безумно возбужденная, Аманда навалилась на него, чувствуя как его пальцы ласкают все быстрее и быстрее.
«Давай же, дорогой, давай же.»
Кончив, они ощутили мощный удар. Аманда взвизгнула, когда, накренившись вперед, зеркало ударилось о деревяные ручки кресла и с грохотом рухнуло на пол, разбившись на тысячу осколков.