Курков Андрей. Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3)

   В ночь с четверга на пятницу капитан Медведев неожиданно разбудил Добрынина. Без стука он ворвался в комнату, включил свет и, подойдя к кровати, принялся тормошить спящего народного контролера, пока тот не подпрыгнул на кровати, испуганно мигая глазами и не понимая, что происходит.
   - Пал Алексаныч! Пал Алексаныч! - Медведев перестал дергать Добрынина и, наклонившись над ним, смотрел радостным взглядом прямо в глаза народному контролеру. - Мы победили!
   - Кого? - спросил ошарашенный, все еще не пришедший в себя Добрынин.
   - Америку, Америку! - говорил счастливый Медведев. - Метеорит наш долетел! Слышите!
   Добрынин поднялся и сел на кровати. Гудело в голове что-то, видно, из-за столь резкого пробуждения. Он подавил себе на виски пальцами.
   - Долетел? - переспросил капитана. - Да?
   - Долетел! - подтвердил капитан. - Только что американское радио передало. Сказали, что подробности будут позже. Они почему-то думают, что этот метеорит прилетел к ним из космоса, как письмо с другой планеты! Просто смешно, такая большая страна и в сказки верит!.. Пойдемте к радиостанции, будем ждать подробностей, а потом можно будет и в Москву радировать.
   Добрынин не спеша оделся.
   В маленькой комнате, где находилась радиостанция, они устроились на двух жестких стульях. Американский голос негромко журчал в эфире.
   - Это они про кино сейчас рассказывают. Следующие новости будут через двадцать минут, - сообщил капитан.
   Двадцать минут спустя капитан уже сидел перед радиостанцией, зажав в руке карандаш и открыв перед собой тетрадь. Ждал информации.
   Наконец прозвучал музыкальный аккорд, и после него запипикали сигналы точного американского времени.
   - У них только вечер начинается, - сказал капитан.
   - Как это, какой вечер?
   - Еще вчерашний, - пояснил Медведев. - Они ж на полдня позже нас живут.
   Добрынин удивился, покачал головой, пытаясь это понять, но бросил, так и не поняв до конца.
   Снова зажурчал знакомый непонятный голос.
   Добрынин следил за дрожавшим в руке капитана карандашом, и вдруг карандаш опустился на тетрадный лист и пошел выписывать что-то мелким прыгающим почерком.
   Потянулись напряженные секунды, потом минуты. Добрынин видел, как изменяется выражение лица капитана, как он вдруг улыбается, потом становится серьезным и задумчивым, и снова улыбается.
   Наконец карандаш опустился на стол, и капитан размял уставшие пальцы правой руки.
   - Ну что там? Точно наш? - спросил Добрынин.
   - Наш, - капитан кивнул. - Граненый. Надо же - упал на офицерскую столовую авиабазы в штате Кентукки. Трое убитых и восьмеро раненых офицеров. Но самое смешное-то, самое смешное! Значит, так: они говорят, что научное значение этого метеорита важнее погибших и раненых, так как им уже ясно, что этот метеорит им из космоса прислали и он содержит какую-то записку что ли... - и тут капитан задумался. - Там же ничего не могло быть написано?
   - Нет, - ответил Добрынин. - А они не сказали, что там написано?
   - Сказали - больше подробностей будет в следующих новостях. Через час. Подождем?
   - Надо подождать, - поддержал Добрынин и тут же зевнул, а следом за ним зевнул и Медведев.
   - Крепкий чай надо сделать, - сказал капитан. - Я сейчас сделаю, а вы. Пал Алексаныч, посидите...
   Оставшись один на один с приглушенным, почти "выкрученным" радиоголосом, Добрынин уперся локтями в поверхность стола, а подбородком в ладони. Его снова клонило в дрему, и какой-то пока негромкий, но назойливый шум возник в голове. Но в то же время замедленные, но живые мысли шевелились, порождая друг друга, и думал народный контролер, что подходит к концу его, может быть, последнее серьезное задание, и что скоро, конечно, после того, как поставят они с рабочими памятник майору Никифорову (почему-то не хотелось Добрынину в мыслях называть Никифорова подполковником или даже посмертным подполковником), поедет он сначала в Москву, чтобы отрапортовать своему другу генералу Волчанову, а потом уже в Киев, где его ждет встреча с дочерью и ее семьей. Может, тогда он и останется в Киеве, будет возиться с внуками или правнуками, получит там где-нибудь недалеко от дочери маленькую квартирку - разве не заслужил? - и станет доживать свой век, рассказывая своим и чужим внукам о таком богатом и героическом прошлом, не только о своем, конечно.
   Мысли текли неспешно, плавно. А глаза закрывались, и, находясь на грани двух состояний, Добрынин пощипывал себе щеки, чтобы не провалиться в тяжелый сидячий сон, после которого, как он знал из прошлого, обязательно наступает головная боль.
   К счастью, вскоре вернулся с чайником и двумя кружками Медведев. И народный контролер ожил.
   Медведев покрутил ручку громкости - голос опять зазвучал уверенно и четко. Но тут же капитан приглушил его, кивнул сам себе.
   - О моде говорят, - сказал он и посмотрел на часы. Пили чай, и Добрынин постепенно набирался какой-то горячечной бодрости. Потел и вытирал ладонью пот со лба. Тоже посматривал на часы.
   Наконец отпипикали сигналы точного американского времени.
   Снова пальцы капитана зажали карандаш. И сам капитан пригнулся к столу, словно к прыжку приготовился.
   Побежали мелкие буквы по тетрадному листу.
   Добрынин терпеливо ждал, а Медведев спешил, чертыхался, видимо, не успевая одновременно переводить и записывать все, о чем сообщалось.
   Минут десять спустя новости закончились, и зазвучала неприятная рваная музыка, на фоне которой кто-то захрипел.
   - Это у них песни такие! - сказал Медведев, увидев испуг на лице народного контролера. - Значит, так: они уже расшифровали две буквы на метеорите, английские буквы "К" и "В", и теперь ученые пытаются дальше расшифровать. Во всяком случае, они уверены, что там для них какое-то сообщение с другой планеты. Это они так думают из-за этих букв... - и тут Медведев замолчал, уставившись на исписанную мелкой буквенной вязью тетрадь.
   Он наклонился пониже, и губы его постепенно искривились в недовольную гримасу.
   - Что там? - заволновался Добрынин.
   - Да тут... эти две буквы, они ж в английском такие же, как и в русском, только у нас они - Ка и Вэ...
   - Ну и...?
   - Ох, - Медведев вздохнул. - Кажется, я понимаю... "К В" - это Коля Вершинин... Вот сволочь!..
   - Что, подписал? - вырвалось удивление у Добрынина. - Подписал свою фамилию?
   - Инициалы... но хрен его знает, может, еще что-нибудь там написал, раз они говорят, что ученые еще работают...
   Медведев глотнул остывшего чаю, выглянул в окно.
   До рассвета было еще долго.
   - Пошли к нему! - сказал, поднимаясь из-за стола, капитан.
   Вдвоем вышли на площадку.
   Было темно и холодно. Где-то внизу, в ущелье завывал ветер, но здесь его не было. Горел свет в заводском окошке, и доносился оттуда негромкий механический шум.
   - Работают! - сказал с гордостью Добрынин, кивнув на горевшее окно.
   - Да, знаю, - ответил капитан.
   Когда они разбудили Вершинина, он еще минут пять не мог ничего понять, сидел на кровати в синих трусах и спортивной желтой майке и озадаченно хлопал глазами.
   - Выпей воды! - грозно сказал ему капитан, протягивая стакан.
   Вершинин послушно выпил.
   - Давай, признавайся, писал что-то на метеоритах?
   Инженер сощурил глаза и пристально посмотрел на Медведева, будто бы впервые в своей жизни увидел его.
   - Ты не молчи! Подписывал что-то?
   Добрынин следил за лицом капитана. Видел, как капитан начинает "закипать" злостью. Вспомнил, каким злым был капитан, когда Вершинин Сагаллаева избил. - Ты что, решил нас под статью подвести? - все громче и громче говорил Медведев. - Сначала Сагаллаева чуть не убил, теперь решил наш секретный завод американцам выдать, да?
   Тут в глазах Вершинина блеснул испуг. Он словно отпрянул от капитана.
   - Нет, ничего не выдать... - забормотал он. - Каким американцам?..
   - Хватит, - сказал вдруг Медведев удивительно твердо и негромко. Последний раз спрашиваю - писал что-то на метеорите?
   - Да, - выдохнул Вершинин.
   - Что?
   - Почти ничего, только две буквочки... только К и В... вместо подписи...
   - Зачем? Не забудь, говорим при свидетеле, если что соврешь - загремишь далеко! Зачем?
   - Ну как это того... объяснить... Обидно ведь, я все это придумываю, а никто не знает, что это я. Вон в "Огоньке" всякие картинки печатают и под каждой - фамилия художника. А я сколько уже лет тут работаю, и ни грамоты, ни премии. Даже значка ударника не получил... Ну вот поставил хотя бы инициалы... Я ж фамилии не раскрыл своей, специально, чтобы никто не догадался...
   - Да? А ты знаешь, что твои инициалы сейчас в Америке американские ученые изучают. Кто его знает, может, они и фамилию твою поймут!
   - Ну я ж не знал, что он до Америки долетит! - развел руками Вершинин.
   - Не знал?! - повторил капитан и значительно переглянулся с Добрыниным. Он не знал, что это задание Родины - чтобы метеориты до Америки долетали! Ясно! Пошли, Пал Алексаныч!
   Капитан Поднялся, за ним следом и Добрынин встал со стула. Пошли к двери.
   - А мне что? Что делать? - нервно спрашивал, сидя на кровати, Вершинин.
   - Спи, сволочь! - кратко сказал Медведев и, выходя в коридор, щелкнул выключателем, снова окуная комнату Вершинина в ночную темноту.
   Вернулись в комнатку с радиостанцией. Снова поставили чайник. Потом пили не спеша и так же не спеша, рассудительно вслух думали: докладывать в Москву обо всем сразу или по частям. Добрынин, скорее всего из-за недосыпа, соображал туго. Медведев же сомневался и поэтому все какие-то новые идеи предлагал, но больше всего, ка казалось ему, подходило такое решение: сначала сообщить в Москву об успехе, а через несколько часов о том, что из-за недобросовестности инженера Вершинина на долетевшем метеорите могут оказаться две буквы.
   Вдруг загорелась на блоке радиостанции маленькая красная лампочка.
   Медведев побледнел. Посмотрел на Добрынина с испугом.
   - Пал Алексаныч, Москва! Выйдите, пожалуйста, я позову потом. Это порядок такой - секретная связь...
   Добрынин охотно вышел. Вернулся в комнату. Сначала присел на кровать, а потом и прилег. И тут же глаза закрылись, несмотря на яркую лампочку, свисавшую с потолка. Заснул.
   Проснулся через несколько часов, и сразу дневной свет в глаза бросился.
   "Ой, - подумал Добрынин. - Что ж это я! Так и не зашел потом к капитану?"
   Поднялся. Расправил на себе помятый костюм. Обулся и вышел.
   Капитан сидел в комнатке радиостанции - дверь в ком- натку была открыта настежь, и видна была в проеме его спина.
   - Ну, что там? - спросил, подойдя к проему, народный контролер.
   Капитан обернулся. Лицо у него было удивительно бледным, красные глаза устало и как-то обреченно уставились на Добрынина.
   - Заходите, Пал Алексаныч, - сказал он охрипшим голосом. - В Москве уже все и без нас знают... Но они как-то странно на все это...
   - А что? - полюбопытствовал Добрынин.
   - Что? Ну, я теперь майор. Всех поздравляют с успехом. Рабочим ценные подарки пришлют. Инженеру Вершинину премия и путевка на Черное море в Сочи отправить его в течение трех дней - такой приказ, - и капитан недоуменно пожал плечами.
   - Поздравляю! - Добрынин улыбнулся, протянул Медведеву руку. - От всей души!..
   - Спасибо, спасибо. Пал Алексаныч, - новоиспеченный майор тоже улыбнулся, но улыбка у него была усталая. - Я, наверно, прилягу сейчас, посплю немного, а вы меня часа через два разбудите!
   - Хорошо, - кивнул Добрынин. - Рабочим об успехе можно сказать?
   - Да. И поздравьте их от меня!
   Перед тем как пойти в цех, заглянул Добрынин в столовую. Завтрак к тому времени уже кончился, но надеялся народный контролер попросить у Ковиньки что-нибудь пожевать. И не зря надеялся. Ковинька, уже занимавшийся обедом, отрезал Добрынину вареного мяса, вытащенного из супа, и хлеба ломоть дал, так что народный контролер наелся.
   Уходя, Добрынин не удержался и сказал повару об успехе.
   - А мне шо? - Ковинька пожал плечами. - Я ж не военный. Мне главное, чтоб все сыты были...
   Добрынин удивился реакции Ковиньки. Когда народный контролер написал новость на бумажке и показал рабочим - те несказанно обрадовались. Они так "громко" и активно заговорили, что Добрынин чуть уши не закрыл, хотя, конечно, никакого шума не последовало. Просто энергичность "ручных разговоров" немного испугала его. Он даже отступил на пару шагов, чтобы случайно не досталось ему каким-нибудь "восклицательным знаком". Подождал немного, думая, что и ему они что-то "скажут", но потом отошел к комнате Вершинина. Постучал.
   - Чего там? - раздался знакомый раздраженный голос.
   " Добрынин вошел и сразу же, упреждая вершининскую нервозность, сообщил:
   - Радиограмма из Москвы пришла... Вершинин напряженно застыл, и взгляд его также застыл на народном контролере. Наконец он мягко, почти обреченно спросил:
   - Ну и?..
   - Медведев теперь майор, а вам отпуск в Сочи, на Черном море...
   Лицо Вершинина медленно округлилось, улыбка растянула заоспленные щеки, в глазах появилась невиданная прежде Добрыниным доброта.
   После отъезда Вершинина, успевшего за три дня "наделать" около полусотни метеоритных заготовок, все оставшиеся стали готовиться к свадьбе Севы и Светланы.
   Первым об этом, конечно, вспомнил Добрынин. Вспомнил и сразу Медведеву сказал: слово давали, что после первого же успеха! Майор Медведев сопротивляться и не думал. Наоборот: вызвал повара, поговорил с ним о застолье и сразу же день свадьбы назначил. Конечно - четверг, ведь был у них только один выходной в неделю. Из расчета на застолье Ковинька и продуктов заказал с Высоты Ж., где находился основной склад. Продукты принесли трое солдат - так много заказано было.
   Рабочие, правда, трудились вовсю. После успеха головокружения у них не наступило. И хоть пришел приказ на Высоту Ж. о приостановке запуска искусственных метеоритов до особого распоряжения, но в том же приказе говорилось о необходимости продолжать их выпуск и складирование на Высоте Н. Даже наметили строительство складского помещения и пообещали прислать стройматериалы.
   А тем временем настала зима, но погода, на удивление, улучшилась. Ветры прекратились. Небо над горами висело синее, безоблачное, и по ночам на нем также сияли, а то и просто мелькали большие и маленькие звезды, и луна, то самообрезаясь, то округляясь, еженощно проходилась по темной небесной синеве, заваливаясь к утру за дальние горы.
   В среду Добрынин с Ковинькой украшали заводскую столовую. Было у них немного цветной бумаги и старых плакатов. Вдвоем они вырезали из этого дела десятка два больших звезд и приклеили их клейстером к стенкам столовой. Потом перетащили школьную доску и мел из комнаты майора Медведева.
   Бракосочетание состоялось на следующий день в полдень.
   Добрынин одолжил Севе свой костюм, и хоть сидел он на глухонемом немного мешковато, но зато плечики, старомодно подбитые ватой, железно держали форму. Светлана была одета в фиолетовое ситцевое платье, слишком легкое для зимы. Но вид у нее был радостный, на щеках играл румянец, и тонкая милая улыбка обнажала красивые снежно-белые зубы.
   Пришел майор Медведев. Чуть опоздал, потому что только этим утром нашел немного времени, чтобы спороть с кителя капитанские погоны и пришить майорские. Взял в руки мел. Подождал, пока все успокоились, пока наступила торжественная тишина. Потом подошел вплотную к доске.
   "Северьян Богданкин, согласен ли ты взять в жены Светлану Харц?" - написал на доске майор и посмотрел на жениха.
   Сева кивнул, но это не удовлетворило Медведева. Он протянул ему мел.
   Тогда Сева подошел к доске и написал под вопросом:
   "Да".
   Майор забрал у него мел и продолжил процедуру.
   "Светлана Харц, согласна ли ты взять в мужья Северьяна Богданкина?"
   Светлана подошла и, взяв мел у майора, тоже написала: "Да".
   Майор кивнул. Выражение лица у него было чрезвычайно торжественно-серьезным. Он стер тряпкой написанное и снова взял в руки мел.
   "Северьян Богданкин и Светлана Харц, именем представителя Советской власти на Высоте Н. объявляю вас мужем и женой".
   Написал, постоял несколько секунд и добавил на доске внизу дату и собственную подпись.
   - Ну, целуйтесь! - не удержался Добрынин, выкрикнул. Но, ясное дело, глухонемые не услышали его. Тогда он хотел было уже подойти к доске, чтобы написать это, но заметил, что Сева и Светлана обняли друг друга.
   Застолье началось через полчаса. Просто составили вместе три стола и начали накрывать. Ковинька подавал в окошко раздачи уже украшенные овощами разные блюда и салаты, а Добрынин и глухонемые носили их, расставляли на "утроенном" столе.
   Майор все двигал школьную доску - никак не мог решить, куда ее лучше всего поставить, чтобы всем было видно написанное на ней.
   Пока что на доске была бракосочетательная надпись, скрепленная подписью Медведева.
   Наконец оставил майор доску в покое, поставив ее боком к столу со стороны окон.
   Новобрачные тем временем ждали в общежитии - друзья не разрешили им участвовать в подготовке застолья.
   А на столе в железных мисках уже лежали рыбные и мясные консервы, крупно нарезанная копченая колбаса, , малосольные огурчики; на кухне варилась картошка и жарились котлеты по-пожарски, обсыпанные хлебными крошками.
   Майор вышел и вернулся минут через пять с двумя бутылками водки и тремя портвейна. Видно, решил весь свой запас на стол выставить. Ковинька неожиданно принес с кухни литровую банку мутной самодельной водки. Глухонемые тоже вдруг удивили - один Бог знает откуда раздобыли бутылку шампанского - ведь больше десяти лет здесь, на Высоте Н. жили и работали, никуда не уезжая.
   Наконец все было готово, и Ковинька из окошка раздачи крикнул Добрынину, чтобы за молодыми пошел.
   А когда Добрынин вернулся вместе с Севой и Светланой - все уже сидели за праздничным столом, а на доске вместо бракосочетательной надписи было аккуратно выведено мелом "ПОЗДРАВЛЯЕМ!"
   Расселись. Собственно, всех гостей вместе с молодыми, а значит и всех обитателей Высоты Н., кроме уехавшего отдыхать Вершинина, было восемь человек. С одного краю сидел майор Медведев, с другого повар Ковинька, а остальные по три человека с каждой стороны, так что было за столом довольно просторно.
   Над большим блюдом, на котором возвышалась груда вареного картофеля, и над меньшим блюдом с котлетами воздух туманился из-за поднимавшегося от горячей пищи пара.
   Открыли шампанское. Разлили его по хорошим эмалированным кружкам.
   Медведев поднялся.
   - Дорогие Сева и Светлана! - говорил он. - Я очень рад за вас. Значит, так: это ведь первая свадьба у нас на Высоте Н.! Поздравляю!
   Потом дошло до майора, что слышат его только Добрынин и повар. Тогда он отошел к доске, подчеркнул двумя жирными линиями уже написанное слово "ПОЗДРАВЛЯЕМ!", поймал взгляды молодых и поднял кружку с шампанским.
   Выпили.
   Добрынину стало как-то не по себе. Что за праздник без разговоров? Не то, конечно, чтобы глухонемые не разговаривали - они постоянно перекидывались беззвучными словами своего языка, но просто тихо было за столом, и тогда Добрынин решительно крякнул - шампанское он не понимал, а кроме того, после первого же глотка защекотало что-то в носу, словно мошка туда залетела. Крякнул, поднялся, скривившись допил шампанское и тут же, наклонившись над столом, налил себе мутной ковиньковской водки.
   - Я хочу сказать, - проговорил он. Повар и Медведев обернулись. - Я уже не молод, совсем не молод. Но очень уважаю молодость и любовь уважаю; серьезную любовь, конечно. И вот здесь мне кажется, что мы видим, как серьезно любят друг друга молодые. Это замечательно... У меня был друг, Дмитрий, который тоже хотел, чтобы его так любили. Но не вышло. Погиб он трагически, спасая жизнь ребенку. Я хочу поздравить вас, Сева и Света, пожелать много детей и счастья...
   Тут Добрынин заметил, что глухонемые на него смотрят внимательно. Однако решил народный контролер, что смотрят они на него не для понимания его слов, а из уважения. И тогда остановил он себя на полуслове, подошел к доске и написал большими кривоватыми буквами:
   "ГОРЬКО!!"
   Глухонемые заулыбались. А молодожены тут же обнялись и целоваться стали. Добрынин сел.
   - Хороши сказал, - майор Медведев кивнул. - Очень хорошо сказал. У меня тоже друг был... хороший такой парень... И тоже погиб трагически. Он на литейке работал, и авария была. Короче, погиб. Жалко его...
   Майор налил себе собственной водки. Пригубил. Посмотрел на глухонемых. Один из них, по-видимому, как раз тост произносил, а остальные внимательно следили за его пальцами и руками.
   - Что они там хоть говорят? - спросил майор.
   - Поздравляют, должно быть, - подал голос Ковинька. - Да вы шо, берите картошку, котлеты, пока горячие. Поговорить и потом можно будет!
   - Прав ты, прав, - кивнул майор.
   Ели. Пили. Один из глухонемых подошел после очередного "неслышного" тоста к доске. Написал: "За мир во всем мире и чтобы не было войны!".
   Выпили вместе.
   Потом Добрынин опять "ГОРЬКО!" написал.
   Праздник набирал скорость, но такое ощущение было, будто два разных праздника отмечаются за столом.
   Ковинька подвыпил, стал про изготовление самогона рассказывать. Житомирщину вспомнил.
   Добрынин тоже кое-чего вспомнил - про молочную водку, которую на Севере пил, про всякую северную еду и заливные оленьи штуки.
   Время тянулось медленно, словно никуда оно не спешило, и даже этот зимний день не хотел заканчиваться.
   Снова пили, говорили. Произносили и записывали на доске тосты. И вот ощущение раздвоенности праздника стало уходить. Показалось Добрынину, что глухонемые и без слов его понимают, что бы он ни говорил.
   - Я отчего в повара пошел, - рассказывал, жуя котлету, Ковинька. - В общем-то, конечно, из-за любви к еде, но и не только. У нас на Украине еду все любят, а вот в повара только некоторые идут. Ведь для повара особое чувство нужно! Чтобы не пересолить, не переварить... И еще людей надо любить, иначе обязательно потравишь их чем-нибудь!..
   - Ну я, положим, тоже еду люблю! - вставил майор Медведев.
   - Правильно, - обрадовался повар. - Но вы из-за того, что еду любите, в военные пошли, а я в повара!
   Майор выпил водки, закусил нижнюю губу - задумался. Потом глянул на Ковиньку попристальнее.
   - Не-е-ет, - сказал майор. - Я в военные пошел потому, что я Родину больше еды люблю, а ты еду - больше Родины...
   Добрынин помрачнел. Видел он, что захмелел майор с непривычки, ведь пил он очень редко и помалу. А вот из-за первой на Высоте Н. свадьбы разошелся.
   Поднялся Добрынин с кружкой водки на ноги. Подождал, пока все заметили, что он поднялся. Потом сказал:
   - Давайте за Никифорова выпьем, за его трудную жизнь. Ведь если б его не было, то не было бы здесь этой Высоты и не было бы нас здесь...
   Сказал, отошел к доске. Написал: "Выпьем за Никифорова".
   И стоя осушил кружку.
   Тут и глухонемые поднялись. Тоже стоя выпили - уважение к памяти Никифорова проявили.
   Добрынин с благодарностью посмотрел на них.
   Повар тоже встал, а за ним следом и майор поднялся.
   Разговор после этого тоста лег в мирное русло. Рассказал Добрынин Ковиньке и Медведеву о своем желании сперва памятник Никифорову поставить, а потом уже уезжать, раз задание Родины выполнено. Сказал, что и глухонемые обещали помочь в свободное время. Медведев идею одобрил.
   - О! - сказал он, коротко подумав. - Нам с Высоты Ж. обещали стройматериалов принести на складское помещение. Цемент там, кирпичи... Значит, так - цемент сможешь взять на памятник. Не весь, конечно...
   - Спасибо, - Добрынин улыбнулся и крепко пожал майору руку.
   В пятницу началась новая рабочая неделя, и уже ничего не напоминало Добрынину об отмеченной в четверг свадьбе. Даже голова не болела, что свидетельствовало о здоровой еде и выпивке, а также об общем здоровье народного контролера. Он прохаживался по цеху, наблюдал за старательно работавшими глухонемыми, ждал первых "доведенных" метеоритов, чтобы проверить их многочисленные грани. Похоже было, что до первых "доведенных" предстояло ему ждать еще не меньше часа. И вышел Добрынин на площадку.
   Сухой морозец щипанул свежевыбритые дрябловатые щеки, за нос щипанул. Небо было белесое, безоблачное. И солнце было белесым, словно растворившимся в небе.
   Решил зайти погреться к себе в комнату. В коридоре столкнулся с майором.
   Медведев, видимо, не выспался - и на завтраке его не было - лицо опухшее, глаза красные.
   - А, Пал Алексаныч, как там?
   - Порядок, - ответил Добрынин. - Работают.
   - А мне этот... Ефимов звонил... - сказал Медведев. - Он через неделю уже генерал, в Москву на повышение переводят... Сказал, что с Сагаллаевым несчастный случай... с татарином нашим... медведь его разорвал там, говорит. Говорит, пошел он на склон зачем-то, ну и медведь там... Хоть и татарин, а жалко, - закончил майор.
   Добрынин смотрел в его глаза и видел, что действительно огорчен Медведев этой новостью, хоть и пытается это скрыть. Ясно стало Добрынину, что не верит майор в "случайность" эту. Кивнул Добрынин и к себе в комнату пошел.
   - Пал Алексаныч, - крикнул ему в спину майор. - Завтра цемент принесут. Три мешка. Один возьми для памятника!
   Добрынин обернулся, поблагодарил.
   После временной отмены запусков метеоритов Добрынин больше не чувствовал себя так напряженно, как прежде. Никакой гонки теперь не было. Никто не приходил за новыми метеоритами каждую среду. И теперь почти всегда до обеда не было у народного контролера никакой работы. Ходил он в это время по склону, выискивал место для памятника Никифорову. Сходил однажды и на условную могилу переводчика Канюковича. Пришел и глазам своим не поверил - увидел там не одну, а две могилки. Но когда подошел поближе, прочитал на второй "Повар Руслан Сагаллаев, трагически случайно погиб". Вернулся, сказал об этом майору.