Страница:
Присев у окна, я смотрел не отрываясь. Мне казалось, что я в кино. Через несколько часов раздался свисток. Аэроплан спустился еще ниже. Внизу расстилался восточный город со стройными минаретами. Вдали шли караваны верблюдов. В моей кабине вспыхнул светящийся транспарант с надписью:
«Через пять минут пересадка в Трапезунде».
Я быстро при вел себя в порядок.
Трапезунд — граница Турции… Вот мы уже скользим по мягкому песку. Мотор умолк. Дверь кабины распахнулась. Темнокожий человек стоял передо мной. Он был закутан в белый плащ, из-под которого виднелись босые, бронзового цвета ноги с кольцами на пальцах.
— Good evening, mister! [3]
Он взял мой чемодан. Я вылез. Вокруг толпа кричащих, жестикулирующих людей в восточных пестрых одеждах. Все они были чем-то заняты, и никто из них ничего не делал.
— Please, mister! [4]
Темнокожий взял меня за руку. Передо мной стоял другой аэроплан, точная копия первого.
— Скорей, мистер, вы опоздали на полчаса.
Меня втолкнули внутрь, дверь захлопнулась, шум начал стихать…
Мы снова в воздухе, и подо мной стройные колонны минаретов в венках пестрых огней. Был священный месяц Рамазан.
Через несколько минут все исчезло, и я заснул. Ночью мы пролетели над степями Курдистана.
Утром, когда я пил кофе с бутербродами, вкус хлеба мне показался несколько иным. Вместо ветчины в шкафчике лежала жареная курица… Я завтракал и смотрел в окно: подо мной проплывали дома, мечети, минареты, дворцы.
Транспарант снова вспыхнул: «Тегеран». Столица Персии! Снова остановка, снова толпа людей, но на этот раз все серьезные персы с торжественными лицами.
Опять быстрая пересадка. Я готов был плакать. Тегеран! Город, о котором я столько мечтал и в котором я не смею остановиться теперь хоть на несколько часов! И опять пустыня. Вечная одинокая пустыня, над которой горит беспощадное солнце. Жар проникает сквозь стенки кабины. Во всем остальном третий аэроплан не отличался ничем от первых двух, если не считать перемены меню. На обед мне сервированы: жареная баранина под каким-то острым соусом, рис и чудесные фрукты. Вместо вина я пью ледяной лимонад.
Пустыня исчезает; подо мной снова дикие горы с ужасающими зубцами и вершинами.
В ущельях я вижу всадников, гарцующих в фантастических одеждах на смелых конях.
Вот Афганистан — таинственная страна. Мы летим так высоко, что я почти ничего не вижу.
Уже поздний вечер.
Я различаю внизу большую реку, города с великолепными дворцами, мраморные храмы, окруженные оградой пальм. У моих ног лежит Индия.
В полночь новая пересадка. На этот раз меня встречает вкрадчивый индус с мягкими манерами, гибким смуглым телом и ласковыми глазами лани.
И опять надо торопиться, и опять я жажду побыть хоть немножко в этой сказочной стране… Но уже стучит мотор, и мы взвиваемся в воздух.
Рано утром я увидел Бомбей… Потом мы полетели над морем…
Полночь.
Я дремлю и сквозь сон вижу стелющуюся по до мной морскую равнину. Нет ни одного судна… Светит полный месяц и горят звезды.
В два часа утра стал вырисовываться берег. Цейлон. А вдали город: Коломбо, рай земной.
Еще один день полета над морем, и, наконец, последняя пересадка: Кроэ на Суматре. Деревня… Нагие туземцы. Последний день, последняя ночь…
Я вылетел из Берлина первого апреля в полночь, сегодня пятое апреля… Значит, завтра?
Раннее утро. Семь часов. Все так, как предсказывал Аллистср. Вокруг дикое побережье, бухта без города, Кэмбриджский пролив и Австралия. Унылая страна, унылая пустыня, кое-где поросшая диким кустарником. Аппарат спускается. Какой-то человек открывает дверь. Я выхожу и качаюсь. Мое тело уже привыкло к плавным колебаниям аэроплана… Оглядываюсь вокруг. Несмотря на раннее утро лицо обдает знойным дыханием пустыни.
Несколько жалких туземных хижин и две — три таких же жалких глинобитных хижинки.
Человек улыбается мне.
— «Desert City». Вот «пустынный город»!
И я сразу теряю мужество. Так вот он каков этот «Desert City». Человек продолжает по-английски:
— Восемь часов. Мистер Шмидт ожидает вас в девять часов в своем бюро.
Полумертвый я следую за этим незнакомцем, который ведет меня к одной из унылых глинобитных хижин.
ГЛАВА 2
«Через пять минут пересадка в Трапезунде».
Я быстро при вел себя в порядок.
Трапезунд — граница Турции… Вот мы уже скользим по мягкому песку. Мотор умолк. Дверь кабины распахнулась. Темнокожий человек стоял передо мной. Он был закутан в белый плащ, из-под которого виднелись босые, бронзового цвета ноги с кольцами на пальцах.
— Good evening, mister! [3]
Он взял мой чемодан. Я вылез. Вокруг толпа кричащих, жестикулирующих людей в восточных пестрых одеждах. Все они были чем-то заняты, и никто из них ничего не делал.
— Please, mister! [4]
Темнокожий взял меня за руку. Передо мной стоял другой аэроплан, точная копия первого.
— Скорей, мистер, вы опоздали на полчаса.
Меня втолкнули внутрь, дверь захлопнулась, шум начал стихать…
Мы снова в воздухе, и подо мной стройные колонны минаретов в венках пестрых огней. Был священный месяц Рамазан.
Через несколько минут все исчезло, и я заснул. Ночью мы пролетели над степями Курдистана.
Утром, когда я пил кофе с бутербродами, вкус хлеба мне показался несколько иным. Вместо ветчины в шкафчике лежала жареная курица… Я завтракал и смотрел в окно: подо мной проплывали дома, мечети, минареты, дворцы.
Транспарант снова вспыхнул: «Тегеран». Столица Персии! Снова остановка, снова толпа людей, но на этот раз все серьезные персы с торжественными лицами.
Опять быстрая пересадка. Я готов был плакать. Тегеран! Город, о котором я столько мечтал и в котором я не смею остановиться теперь хоть на несколько часов! И опять пустыня. Вечная одинокая пустыня, над которой горит беспощадное солнце. Жар проникает сквозь стенки кабины. Во всем остальном третий аэроплан не отличался ничем от первых двух, если не считать перемены меню. На обед мне сервированы: жареная баранина под каким-то острым соусом, рис и чудесные фрукты. Вместо вина я пью ледяной лимонад.
Пустыня исчезает; подо мной снова дикие горы с ужасающими зубцами и вершинами.
В ущельях я вижу всадников, гарцующих в фантастических одеждах на смелых конях.
Вот Афганистан — таинственная страна. Мы летим так высоко, что я почти ничего не вижу.
Уже поздний вечер.
Я различаю внизу большую реку, города с великолепными дворцами, мраморные храмы, окруженные оградой пальм. У моих ног лежит Индия.
В полночь новая пересадка. На этот раз меня встречает вкрадчивый индус с мягкими манерами, гибким смуглым телом и ласковыми глазами лани.
И опять надо торопиться, и опять я жажду побыть хоть немножко в этой сказочной стране… Но уже стучит мотор, и мы взвиваемся в воздух.
Рано утром я увидел Бомбей… Потом мы полетели над морем…
Полночь.
Я дремлю и сквозь сон вижу стелющуюся по до мной морскую равнину. Нет ни одного судна… Светит полный месяц и горят звезды.
В два часа утра стал вырисовываться берег. Цейлон. А вдали город: Коломбо, рай земной.
Еще один день полета над морем, и, наконец, последняя пересадка: Кроэ на Суматре. Деревня… Нагие туземцы. Последний день, последняя ночь…
Я вылетел из Берлина первого апреля в полночь, сегодня пятое апреля… Значит, завтра?
Раннее утро. Семь часов. Все так, как предсказывал Аллистср. Вокруг дикое побережье, бухта без города, Кэмбриджский пролив и Австралия. Унылая страна, унылая пустыня, кое-где поросшая диким кустарником. Аппарат спускается. Какой-то человек открывает дверь. Я выхожу и качаюсь. Мое тело уже привыкло к плавным колебаниям аэроплана… Оглядываюсь вокруг. Несмотря на раннее утро лицо обдает знойным дыханием пустыни.
Несколько жалких туземных хижин и две — три таких же жалких глинобитных хижинки.
Человек улыбается мне.
— «Desert City». Вот «пустынный город»!
И я сразу теряю мужество. Так вот он каков этот «Desert City». Человек продолжает по-английски:
— Восемь часов. Мистер Шмидт ожидает вас в девять часов в своем бюро.
Полумертвый я следую за этим незнакомцем, который ведет меня к одной из унылых глинобитных хижин.
ГЛАВА 2
Откровенно говоря, я чувствовал себя отвратительно. Хижина, куда меня привели, представляла собой совершенно пустую площадь, снабженную только ванными принадлежностями. В маленькой прихожей стояли Простая кровать, стол и стул. Войдя, мы застали старую женщину, приготовлявшую ванну. Другие женщины таскали на голове кувшины с водой. В этом «Desert City» было действительно пустынно. Только перед хижинами туземцев играло несколько голых ребятишек. В общем, картина была не из веселых.
Человек, который привел меня, остановился.
— Вы, вероятно, захотите принять ванну, мистер? У вас есть время. Начальник ожидает вас через три четверти часа.
Этого человека я должен был обязательно спросить кое о чем.
Мне было очень плохо. Очевидно, долгий путь, нервное напряжение и впечатление от этого пустынного города повлияли на меня.
— Мистер Шмидт живет поблизости?
— В десяти минутах ходьбы, отсюда. По электрической дороге едва две минуты.
— Странно! Я не видел никаких следов электрической дороги. Мистер Шмидт давно здесь?
— Год тому назад начальник купил этот участок земли у австралийского правительства.
— Купил?
Мысль, что нашелся кто-то, пожелавший купить клочок этой голой пустыни, показалась мне нелепой, но человек спокойно подтвердил:
— Да. Приблизительно полмиллиона квадратных километров.
— Полмиллиона квадратных километров? И вся земля такая же, как эта?
— О, нет! К сожалению, она хуже.
Я был поражен. Может быть, мой собеседник считает эту землю вовсе не плохой? Я хотел продолжать расспросы, но австралиец уже попятился к дверям.
— Начальник не любит, когда много разговаривают; но я считал себя обязанным дать вам кое-какие объяснения. У вас еще полчаса времени. Хотите позавтракать?
— Благодарю! Я завтракал на аэроплане.
— Тогда я вам советую принять ванну и переодеться. Костюм для вас приготовлен. У нас здесь своего рода форма, которую носят все. Да ваша одежда и не годится для здешнего климата. Ровно в девять, — или, вернее, без трех минут девять — за вами придет электрический вагон. Пожалуйста, будьте готовы, так как вагон не ждет больше полминуты. До свидания, сэр!
Он ушел. Я еще раз взглянул вокруг и увидел все ту же безотрадную картину. Меня занимала мысль: где же здесь электрическая дорога? Поблизости не было никаких следов прокладки ее.
В прескверном настроении я пошел принимать ванну. Было невыносимо жарко, но купанье сразу освежило меня. На стуле рядом с ванной лежали белье и новенькая одежда: легкая сетчатая рубашка, вторая рубашка из тонкого полотна и специально приспособленное для тропиков одеяние вплоть до большой шляпы-панамы. В этом костюме, освеженный ванной, я сразу почувствовал себя гораздо лучше. Сунув свое белье в чемодан, я подошел к двери. Вокруг меня не было ни души. Вдруг раздался пронзительный свисток, и следом за свистком распахнулся на обе стороны большой люк, которого я не заметил раньше… Из-под земли выскочил маленький вагончик, дверца которого открылась сама собой. Чей-то голос крикнул по-английски: «Садитесь скорей, скорей!» Я вскочил в вагончик, тщетно оглядываясь по сторонам и ища обладателя этого голоса. В вагончике не было ни души. Через полминуты дверь захлопнулась, вспыхнул свет, вагончик куда-то нырнул и покатился. Я держал часы в руке. Ровно в девять вагончик остановился, дверь распахнулась, и тот же голос прокричал: «Выходите скорей, скорей!»
Я выскочил и очутился в пещере. Большое, не особенно высокое пространство с несколькими дверями, расположенными кругом. Было светло, но я не видел источника этого света. Было совершенно тихо, и сколько я ни озирался вокруг, глаза мои не встречали ни единого человека…
Вдруг опять раздался голос:
— Начальник просит вас.
Одновременно над одной из дверей вспыхнул свет, как бы указывая мне, куда я должен идти.
Я подошел к двери и едва про тянул руку, чтобы постучать, как дверь открылась, дала мне войти и бесшумно закрылась.
Я стоял в большой комнате. В ней также не было окон, но она была залита светом, исходившим неизвестно откуда. У стены стоял большой письменный стол, за которым спиной ко мне сидел человек. Стены комнаты были заставлены большими шкафами. Пол не был покрыт ковром, но тем не менее он казался мягкими эластичным. Несколько кресел стояли перед шкафами у стен, а на доске стола чернело множество кнопок. Перед столом в стену был вделан большой стеклянный круг.
Едва я вошел, как тот же незримый голос сказал:
— Пожалуйста!
Человек, сидевший перед столом, поднял голову, но не обернулся. Он смотрел в стеклянный круг на стене.
Теперь я увидел в этом стекле свое отражение, как в зеркале. Человек встал и повернулся ко мне лицом.
— Здравствуй, мой милый юноша!
Я увидел худощавое, очень энергичное лицо. Гордо посаженная голова с густыми светлыми волосами с проседью. Все лицо было изборождено глубокими морщинками. Возраст этого человека было трудно определить, но фигура его сохраняла юношескую гибкость.
Я ждал чего угодно, только не этого приветствия:
— Здравствуй, мой милый юноша!
Странное обращение со стороны начальника к совершенно чужому молодому человеку.
Господин Шмидт взглянул на меня. Его глаза и губы слегка улыбнулись. Потом он сказал:
— Ты хочешь сесть. Пожалуйста!
Это «ты» несколько задело меня. Я молча оглянулся, ища стула. Господин Шмидт нажал одну из кнопок, и кресло само подкатилось ко мне и стало рядом с письменным столом.
Я сел. И как только я сел, кресло сейчас же слегка подалось вперед, плотно охватив мое тело. Шмидт спокойно разглядывал меня, и у меня снова появилось ощущение того, что все это происходит во сне.
Но внезапно Шмидт сказал:
— Нет, Фриц, ты не спишь.
Я вздрогнул. Он не только знал мое имя, он читал мои мысли! Шмидт продолжал:
— Так ты действительно не узнаешь меня? Очень грустно, если молодой человек не узнает единственного брата своего покойного отца, своего родного дядю.
Я уставился на него и вдруг вскочил. Да, я вспомнил, что однажды уже видел это лицо. Я был еще ребенком, когда этот человек как-то раз пришел к нам в дом, пробыл у нас час и ушел навсегда. Когда я встал, мое кресло само собой откатилось к стене. Человек, называвший себя моим дядей, снова нажал кнопку, и кресло подъехало ко мне.
— У меня нельзя вставать, пока разговор не окончен. Мои электрические слуги очень добросовестны, но мыслей человека они читать не умеют.
Он многозначительно улыбнулся, и я снова занял свое место.
— Да, милый мальчик, я — твой дядя Генрих, единственный брат твоего отца. Правда, никто из моей семьи не хотел знать меня, но я никого и не виню за это. Они были правы. В молодости я был большим повесой и не смею жаловаться на то, что мои родные предпочли отправить меня за океан. А жизнь за океаном — прекрасная школа. Кто никуда не годен, тот неминуемо попадет под колеса и будет раздавлен, ну, а кто сумеет устоять, из того выйдет толк. Из меня, кажется, вышел толк, но школу я прошел тяжелую. Не подумай, пожалуйста, что я в чем-нибудь упрекаю моих родных и в частности твоего отца. Нет. Твой отец был прекрасный человек, но он умел ходить только по ровной дороге.
Он умер, твоя мать также. Хотя я и не давал знать о себе, но мне было известно все, что касалось вас. Иногда сознание моего одиночества здорово щемило мне сердце…
И вот теперь ты также одинок… Я подумал о тебе: если он настоящий парень, то с какой стати я буду совать свои деньги в чужую пасть?..
И вот я выписал тебя к себе.
Я хотел ответить, но он перебил меня:
— Знаю, что ты скажешь. Ты спросишь, почему я просто-напросто не написал тебе и не признался, что я — твой дядя?
Очень просто. Напиши я это, и ты сейчас же помчался бы к твоему опекуну, и тогда тот самый человек, который вышвырнул теперь тебя за дверь… ну, не будем говорить об этом… Кроме того, я хотел испытать тебя: не бог весть какая заслуга поехать на готовое место к родному дяде, но пуститься в воздушный путь через весь мир, в полную неизвестность, на это способен далеко не каждый. А ты оказался способным… Очевидно, в тебе есть несколько капель моей крови.
Разумеется, я не считал тебя гением, но мистер Аллистер собрал по моему поручению все справки о тебе у твоих учителей и на тех фабриках, где ты работал. Эти справки удовлетворили меня.
— Дядя!
Я хотел вскочить, но кресло подо мной тотчас же скрипнуло и покатилось в угол вместе со мной.
Дядя засмеялся, нажал кнопку, и кресло снова доставило меня на место.
— Да, милый, всему надо учиться и учиться всерьез. Я надеюсь, что ты вскоре станешь моей правой рукой. Кстати, ты понимаешь, разумеется, что мое имя вовсе не Шмидт? Я назвался Шмидтом тогда, когда мне пришлось скрыться от всех и нырнуть на дно. Говоря по правде, имя ровно ничего не значит… Впрочем, довольно об этом..
Дядя встал, встал и я, и опять это проклятое кресло, выскользнув из-под меня, поскакало в угол. Но дядя уже не возвращал его назад. Лицо его приняло строгое выражение железной воли и напряженной энергии.
— Многое здесь покажется тебе странным, — сказал он, — но помни одно: я не колдун и не заклинатель. Ничего, сверхъестественного на земле нет… Но я многому учился, и в технических вопросах я опередил мир на несколько десятилетий. Скажи, слышал ты что-нибудь о профессоре Венцеле Апориусе?
— Нет.
— Это был мой учитель.
Он подошел ко мне и смеясь положил руки, мне на плечи.
— Я знаю, милый, что ты не можешь понять, колдун я или сумасшедший. Ты ломаешь голову над тем, какого черта я здесь делаю? Тебе уже сказали, что я купил полмиллиона квадратных километров пустыни?
— Да.
— Так вот: мы с тобой вдвоем, если мы не найдем других сотрудников, сделаем из этой пустыни плодороднейшую страну мира.
Его глаза зажглись фанатическим огнем. Я робко спросил:
— Разве можно сделать это человеческими руками?
— Нет, мальчик, люди не могут этого, но зато могут три моих слуги.
— Три слуги?
— Да. Техника, электричество и… третий зовется: радий. С этими тремя, да еще если мы призовем, на помощь здешнее солнце, возможно все. Двух моих слуг ты уже видел. Видел, как точно работает электрическая дорога без вожатого и как исправно заменяет граммофон докладывающего служителя. Но ты еще не знаешь, что последние три тысячи метров от Кроэ ты летел без пилота. Твой аппарат управлялся отсюда при помощи лучей Риндель-Маттью.
— А что это за пещера?
— Ну, это дело не моих рук. Это уже подарок природы. Наверху слишком жарко, а жизнь в глинобитной хижине могут выносить только австралийские негры.
Он взял меня за руку, и мы пошли к двери, которая сама распахнулась перед нами. Едва мы переступили через порог, как раздался свисток. Дядя взглянул на часы.
— Черт возьми! Человек воображает, что он уже превратился в машину, но вот приезжает такой мальчуган и… все человеческое просыпается. Во мне еще сидит немецкая сентиментальность. Заговорившись с тобой, я забыл о визите лорда Альбернун. Но ты должен присутствовать при этом визите и начать учиться работать со мной. Садись вот там.
Он нажал какой-то рычажок, и из стенного шкафа выскочил откидной столик, встал у стены и отбросил крышку. На доске его в полном порядке стояли все письменные принадлежности.
Дядя улыбаясь смотрел на меня.
— Это все пустячки, которым я научился, когда работал у мистера Апориуса. Но изобретение этих пустячков давало мне деньги. А теперь к делу: ты умеешь стенографировать?
— Да, дядя.
— В таком случае ты застенографируешь наш разговор с лордом Альбернун. Мой аппарат для записи еще не вполне готов.
— Лорд Альбернун…
На этот раз это был человеческий голос, принадлежавший слуге-австралийцу. Очевидно, мистер Шмидт знал, что английские лорды привыкли к определенному ритуалу. Слуга подкатил кресло к столу, поставил на поднос виски с содовой и льдом, принес сигары и папиросы и удалился.
— Добро пожаловать, ваша светлость! Вы прибыли из Канберры? Как прошло путешествие?
— Ваш аэроплан превосходен, мистер Шмидт!
— Вы привезли договор?
— Правительство приняло его, хотя голоса разделились.
Он протянул документ. Дядя прочел вслух несколько пунктов.
— Предварительно полмиллиона квадратных километров, согласно обмеру. Цена за квадратный километр — сто фунтов, следовательно, пятьдесят миллионов фунтов стерлингов. Оплата в пятьдесят сроков по одному миллиону фунтов стерлингов в течение пятидесяти лет. Каждое первое апреля по миллиону фунтов. Если покупатель пропустит срок платежа, вся земля со всем находящимся на ней переходит в собственность правительства Австралии.
Дядя взглянул на лорда.
— Тяжелые условия, не правда ли?
— Правительство Австралии будет справедливо…
— Договор подписан?
— Он войдет в силу с того момента, когда я получу первый взнос в сумме одного миллиона.
Дядя вынул из стола чековую книжку. Если до сих пор у меня были сомнения, если я считал его фантазером, то теперь, увидя, как он спокойно выписывал чек на такую гигантскую сумму, я проникся полным доверием к нему.
Лорд Альбернун прочитал чек.
— Один миллион… Австралийский государственный банк в Канберре… — Лорд встал. Дядя протянул ему руку. Теперь в его голосе дрожало радостное волнение.
— Значит, я хозяин этой земли? Это моя собственность, лорд, неограниченная собственность? И я могу распоряжаться ею, как хочу?..
— Только не во вред Австралии…
Дядя усмехнулся.
— Я надеюсь в течение десяти лет расплатиться полностью.
Я взглянул на лорда. Мне показалось, что он с трудом удерживает улыбку. Разумеется, и ему казалось, что он имеет дело с сумасшедшим. Но тон его был полон деловитости:
— Вы сами составили этот договор. Я должен обратить ваше внимание на то, что правительство Австралии не давало вам никаких обещаний…
Дядя прервал его.
— Да, я знал, что покупаю пустыню, — не более… Итак, сделка состоялась. Мне очень жаль, что я не могу предложить вам комфортабельного отеля…
— Если разрешите, я сейчас же вылечу обратно в Канберру.
Лорд бережно сложил чек.
— Я надеюсь, что вы не будете раскаиваться…
— Я надеюсь, что вы и ваше правительство также.
Дядя проводил англичанина до самого аппарата. Лорд прилетел не один. Его сопровождали два австралийских солдата в полном вооружении. Слуга распахнул дверь кабинки. Лорд занял свое место, раздался свисток, и аппарат, сделав короткий пробег, взвился. Дядя посмотрел ему вслед и потер руки. Я видел, что он очень доволен. Затем он обернулся ко мне.
— Ты знаешь, кто я теперь?
Я молчал.
— Я могу назвать себя королем Австралии. Через десять лет народ будет проклинать это правительство.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
— Ты веришь в меня?
И, не дожидаясь моего ответа, сказал:
— Пойдем.
Он нажал опять какую-то кнопку, положил руку мне на плечо, и мы заскользили вперед, как на коньках. Самодвижущаяся дорожка несла нас туда, куда это было угодно повелителю «пустынного города».
Внезапно перед нами распахнулась дверь, и я был оглушен неистовым грохотом. Я увидел мощную силовую станцию. Свистели гигантские маховики, кружились огромные турбины, одна стена была выложена мраморными пластинками с целой системой рычагов. Но среди всего этого гула и бешеного вращения я увидел только одного человека американского типа. Он сидел в кресле, а перед ним располагалась доска с множеством кнопок.
— Все в порядке, мистер Холльборн?.
— All right!
Мы помчались дальше. На этот раз дядя оперировал с системой стрелок, посредством которых перед нами открывались двери. Мы очутились в маленькой комнате, стены которой были обложены неизвестной мне массой. Здесь стоял большой шкаф с множеством маленьких ящичков.
— Ты знаешь, что в этих ящиках? Там моя армия. — Он открыл шкаф и сказал: — В каждом ящичке четверть килограмма радия. У меня двести таких ящичков.
Мы вернулись в комнату дяди и сели друг против друга. В лице этого человека сочеталось много противоречивого. Несокрушимая энергия, почти фанатическая живость, железная воля и в то же время усталость… Такая усталость, от которой мне делалось больно и хотелось встать и обнять этого человека, как я обнимал когда-то моего отца. Я чувствовал, что он уже близок мне, что я начинаю его любить. Мы молчали долго, но мне казалось, что в этом молчании мы ведем полную значения беседу.
Дядя поднял голову и посмотрел на меня.
— Так ты хочешь быть моим помощником?
— Если я пригожусь тебе…
Он протянул мне руку.
— Я уже не молод. Мне шестьдесят лет. Шесть десятилетий я провел в одиночестве. Когда-то мне было все равно — жить или нет… Но теперь на мне лежит ответственность. У меня есть мое детище, мое творение, и мне нужна помощь… Может быть, ты будешь не только моим помощником, но и моим последователем. Я говорил сегодня в один день больше, чем обычно говорю в течение недели… Но ты должен знать все. Сперва мое дело, потом мою жизнь.
Я знаю, что ты меня считал сумасшедшим — все люди думают так, — но я не сумасшедший. Ты видишь здесь пустыню. Непригодную страну. Падчерицу Земли. Что такое пустыня? Почему эта земля-пустыня? Потому что здесь отсутствует жизнь, а жизнь земли — вода. Проведи воду в пустыню, прорежь ее каналами, и земля будет плодоносив. Найди ценные минералы, скрытые тысячелетиями в девственных горах… Используй тропическое солнце, и там, где сейчас нет ничего, где безотрадная пустыня, появятся цветущие сады и поля. Ты не можешь этого? Человеческие руки не могут? Ты прав. Тропический зной расслабляет мускулы, которые сделаны не из железа. Возьми мускулы из железа. Так всегда говорил мой учитель Апориус.
Возьми машины. Ты видишь там, внизу, мощную станцию. Я построил ее полгода тому назад, и теперь один человек, сидящий там, может управлять аэропланом, на котором ты перелетел через море. Что питает эту станцию? Подземный источник. Ведь и эта страна не всегда была пустыней. Ты не знаешь, но теперь установлено, что даже под Сахарой проходит подземный источник. Целая система рек и озер. Ты не знаешь, что там вырыт колодец, в котором найдены маленькие водяные животные… Их принесло течением подземного источника.
И здесь тоже есть такой источник, а в восточной части пустыни, которую я купил, есть горы с пышными лесами. Из этих гор вытекает источник, и когда я открыл его, он заполнял собой почти всю эту пещеру. Теперь он укрощен, он льется в мои турбины и дает мне ту электрическую энергию, которая является сердцем моего дела.
Однако, если бы мне удалось превратить пустыню в плодоносную землю, где взять людей для обработки этой земли?
Дядя прервал свою речь и встал:
— Пойдем!
Мы перешли в соседнюю комнату. Едва мы переступили через порог, как вспыхнул яркий свет. Посреди стоял круглый стол, а на нем стеклянная доска, и под доской я увидел замечательную игрушку.
Приблизительно на расстоянии десяти сантиметров под доской была вторая доска, но не из стекла. Она была желтой, как песок, и, испещрена целой сетью рельсов. Все эти рельсы сходились в середине, в одном пункте, и на них стояли крошечные плуги и сеялки. Странные машины, с далеко высовывающимися вперед ножами и с большими ящиками. Можно было подумать, что здесь собраны в миниатюре все сельскохозяйственные орудия.
Дядя нажал рычаг. Крошечные плуги побежали по рельсам, разрезая землю. За плугами двинулись- сеялки, разбрасывая семена, а за сеялками — темные ящички, поливавшие землю водой.
Дядя любовался этой игрушкой.
— Вот оно — изобретение Венцеля Апориуса! Вот то, чего я хочу достигнуть. Почему нельзя сделать в большом масштабе то, что мы видели здесь в миниатюре? Представь себе, что вся эта земля будет опутана, как паутиной, сетью таких рельсов, представь себе каналы, превращающие пустыню в плодоносную землю, представь горные промыслы, представь промышленные города, где вместо людей будут работать все те же машины, где по воздуху будут носиться корабли… Представь себе новую эпоху, новую жизнь на новой земле.
Он замолчал, восторженно глядя вдаль. У меня тоже закружилась голова при одной мысли об этих блестящих возможностях.
— Ты хочешь осуществить все это?
— Я хочу положить начало. Кто приведет дело к концу? Только тот, кто верит в это дело так же, как и я.
— Это стоит миллионы.
Он покачал головой.
— Миллиарды, мой милый!
— И…
— Может быть, они есть у меня.
— У тебя?
— Может быть, они скрыты в недрах горы Руссель. Ты не знаешь ее? Это гора в австралийской пустыне. Там я нашел радий.
— Радий?
— Все на свете случайно. Ты знаешь, как были найдены бриллианты в южной Африке? Какой-то несчастный, фермер выехал с волами на поле искать более плодородную почву, чем та, на которой он жил до сих пор. Начались дожди, он погибал от голода, волы его подохли. Однажды он заметил в грязи какие-то блестящие камешки… Бриллианты… Их было изобилие… И никто еще не знал местонахождения их. Фермер разбогател…
Человек, который привел меня, остановился.
— Вы, вероятно, захотите принять ванну, мистер? У вас есть время. Начальник ожидает вас через три четверти часа.
Этого человека я должен был обязательно спросить кое о чем.
Мне было очень плохо. Очевидно, долгий путь, нервное напряжение и впечатление от этого пустынного города повлияли на меня.
— Мистер Шмидт живет поблизости?
— В десяти минутах ходьбы, отсюда. По электрической дороге едва две минуты.
— Странно! Я не видел никаких следов электрической дороги. Мистер Шмидт давно здесь?
— Год тому назад начальник купил этот участок земли у австралийского правительства.
— Купил?
Мысль, что нашелся кто-то, пожелавший купить клочок этой голой пустыни, показалась мне нелепой, но человек спокойно подтвердил:
— Да. Приблизительно полмиллиона квадратных километров.
— Полмиллиона квадратных километров? И вся земля такая же, как эта?
— О, нет! К сожалению, она хуже.
Я был поражен. Может быть, мой собеседник считает эту землю вовсе не плохой? Я хотел продолжать расспросы, но австралиец уже попятился к дверям.
— Начальник не любит, когда много разговаривают; но я считал себя обязанным дать вам кое-какие объяснения. У вас еще полчаса времени. Хотите позавтракать?
— Благодарю! Я завтракал на аэроплане.
— Тогда я вам советую принять ванну и переодеться. Костюм для вас приготовлен. У нас здесь своего рода форма, которую носят все. Да ваша одежда и не годится для здешнего климата. Ровно в девять, — или, вернее, без трех минут девять — за вами придет электрический вагон. Пожалуйста, будьте готовы, так как вагон не ждет больше полминуты. До свидания, сэр!
Он ушел. Я еще раз взглянул вокруг и увидел все ту же безотрадную картину. Меня занимала мысль: где же здесь электрическая дорога? Поблизости не было никаких следов прокладки ее.
В прескверном настроении я пошел принимать ванну. Было невыносимо жарко, но купанье сразу освежило меня. На стуле рядом с ванной лежали белье и новенькая одежда: легкая сетчатая рубашка, вторая рубашка из тонкого полотна и специально приспособленное для тропиков одеяние вплоть до большой шляпы-панамы. В этом костюме, освеженный ванной, я сразу почувствовал себя гораздо лучше. Сунув свое белье в чемодан, я подошел к двери. Вокруг меня не было ни души. Вдруг раздался пронзительный свисток, и следом за свистком распахнулся на обе стороны большой люк, которого я не заметил раньше… Из-под земли выскочил маленький вагончик, дверца которого открылась сама собой. Чей-то голос крикнул по-английски: «Садитесь скорей, скорей!» Я вскочил в вагончик, тщетно оглядываясь по сторонам и ища обладателя этого голоса. В вагончике не было ни души. Через полминуты дверь захлопнулась, вспыхнул свет, вагончик куда-то нырнул и покатился. Я держал часы в руке. Ровно в девять вагончик остановился, дверь распахнулась, и тот же голос прокричал: «Выходите скорей, скорей!»
Я выскочил и очутился в пещере. Большое, не особенно высокое пространство с несколькими дверями, расположенными кругом. Было светло, но я не видел источника этого света. Было совершенно тихо, и сколько я ни озирался вокруг, глаза мои не встречали ни единого человека…
Вдруг опять раздался голос:
— Начальник просит вас.
Одновременно над одной из дверей вспыхнул свет, как бы указывая мне, куда я должен идти.
Я подошел к двери и едва про тянул руку, чтобы постучать, как дверь открылась, дала мне войти и бесшумно закрылась.
Я стоял в большой комнате. В ней также не было окон, но она была залита светом, исходившим неизвестно откуда. У стены стоял большой письменный стол, за которым спиной ко мне сидел человек. Стены комнаты были заставлены большими шкафами. Пол не был покрыт ковром, но тем не менее он казался мягкими эластичным. Несколько кресел стояли перед шкафами у стен, а на доске стола чернело множество кнопок. Перед столом в стену был вделан большой стеклянный круг.
Едва я вошел, как тот же незримый голос сказал:
— Пожалуйста!
Человек, сидевший перед столом, поднял голову, но не обернулся. Он смотрел в стеклянный круг на стене.
Теперь я увидел в этом стекле свое отражение, как в зеркале. Человек встал и повернулся ко мне лицом.
— Здравствуй, мой милый юноша!
Я увидел худощавое, очень энергичное лицо. Гордо посаженная голова с густыми светлыми волосами с проседью. Все лицо было изборождено глубокими морщинками. Возраст этого человека было трудно определить, но фигура его сохраняла юношескую гибкость.
Я ждал чего угодно, только не этого приветствия:
— Здравствуй, мой милый юноша!
Странное обращение со стороны начальника к совершенно чужому молодому человеку.
Господин Шмидт взглянул на меня. Его глаза и губы слегка улыбнулись. Потом он сказал:
— Ты хочешь сесть. Пожалуйста!
Это «ты» несколько задело меня. Я молча оглянулся, ища стула. Господин Шмидт нажал одну из кнопок, и кресло само подкатилось ко мне и стало рядом с письменным столом.
Я сел. И как только я сел, кресло сейчас же слегка подалось вперед, плотно охватив мое тело. Шмидт спокойно разглядывал меня, и у меня снова появилось ощущение того, что все это происходит во сне.
Но внезапно Шмидт сказал:
— Нет, Фриц, ты не спишь.
Я вздрогнул. Он не только знал мое имя, он читал мои мысли! Шмидт продолжал:
— Так ты действительно не узнаешь меня? Очень грустно, если молодой человек не узнает единственного брата своего покойного отца, своего родного дядю.
Я уставился на него и вдруг вскочил. Да, я вспомнил, что однажды уже видел это лицо. Я был еще ребенком, когда этот человек как-то раз пришел к нам в дом, пробыл у нас час и ушел навсегда. Когда я встал, мое кресло само собой откатилось к стене. Человек, называвший себя моим дядей, снова нажал кнопку, и кресло подъехало ко мне.
— У меня нельзя вставать, пока разговор не окончен. Мои электрические слуги очень добросовестны, но мыслей человека они читать не умеют.
Он многозначительно улыбнулся, и я снова занял свое место.
— Да, милый мальчик, я — твой дядя Генрих, единственный брат твоего отца. Правда, никто из моей семьи не хотел знать меня, но я никого и не виню за это. Они были правы. В молодости я был большим повесой и не смею жаловаться на то, что мои родные предпочли отправить меня за океан. А жизнь за океаном — прекрасная школа. Кто никуда не годен, тот неминуемо попадет под колеса и будет раздавлен, ну, а кто сумеет устоять, из того выйдет толк. Из меня, кажется, вышел толк, но школу я прошел тяжелую. Не подумай, пожалуйста, что я в чем-нибудь упрекаю моих родных и в частности твоего отца. Нет. Твой отец был прекрасный человек, но он умел ходить только по ровной дороге.
Он умер, твоя мать также. Хотя я и не давал знать о себе, но мне было известно все, что касалось вас. Иногда сознание моего одиночества здорово щемило мне сердце…
И вот теперь ты также одинок… Я подумал о тебе: если он настоящий парень, то с какой стати я буду совать свои деньги в чужую пасть?..
И вот я выписал тебя к себе.
Я хотел ответить, но он перебил меня:
— Знаю, что ты скажешь. Ты спросишь, почему я просто-напросто не написал тебе и не признался, что я — твой дядя?
Очень просто. Напиши я это, и ты сейчас же помчался бы к твоему опекуну, и тогда тот самый человек, который вышвырнул теперь тебя за дверь… ну, не будем говорить об этом… Кроме того, я хотел испытать тебя: не бог весть какая заслуга поехать на готовое место к родному дяде, но пуститься в воздушный путь через весь мир, в полную неизвестность, на это способен далеко не каждый. А ты оказался способным… Очевидно, в тебе есть несколько капель моей крови.
Разумеется, я не считал тебя гением, но мистер Аллистер собрал по моему поручению все справки о тебе у твоих учителей и на тех фабриках, где ты работал. Эти справки удовлетворили меня.
— Дядя!
Я хотел вскочить, но кресло подо мной тотчас же скрипнуло и покатилось в угол вместе со мной.
Дядя засмеялся, нажал кнопку, и кресло снова доставило меня на место.
— Да, милый, всему надо учиться и учиться всерьез. Я надеюсь, что ты вскоре станешь моей правой рукой. Кстати, ты понимаешь, разумеется, что мое имя вовсе не Шмидт? Я назвался Шмидтом тогда, когда мне пришлось скрыться от всех и нырнуть на дно. Говоря по правде, имя ровно ничего не значит… Впрочем, довольно об этом..
Дядя встал, встал и я, и опять это проклятое кресло, выскользнув из-под меня, поскакало в угол. Но дядя уже не возвращал его назад. Лицо его приняло строгое выражение железной воли и напряженной энергии.
— Многое здесь покажется тебе странным, — сказал он, — но помни одно: я не колдун и не заклинатель. Ничего, сверхъестественного на земле нет… Но я многому учился, и в технических вопросах я опередил мир на несколько десятилетий. Скажи, слышал ты что-нибудь о профессоре Венцеле Апориусе?
— Нет.
— Это был мой учитель.
Он подошел ко мне и смеясь положил руки, мне на плечи.
— Я знаю, милый, что ты не можешь понять, колдун я или сумасшедший. Ты ломаешь голову над тем, какого черта я здесь делаю? Тебе уже сказали, что я купил полмиллиона квадратных километров пустыни?
— Да.
— Так вот: мы с тобой вдвоем, если мы не найдем других сотрудников, сделаем из этой пустыни плодороднейшую страну мира.
Его глаза зажглись фанатическим огнем. Я робко спросил:
— Разве можно сделать это человеческими руками?
— Нет, мальчик, люди не могут этого, но зато могут три моих слуги.
— Три слуги?
— Да. Техника, электричество и… третий зовется: радий. С этими тремя, да еще если мы призовем, на помощь здешнее солнце, возможно все. Двух моих слуг ты уже видел. Видел, как точно работает электрическая дорога без вожатого и как исправно заменяет граммофон докладывающего служителя. Но ты еще не знаешь, что последние три тысячи метров от Кроэ ты летел без пилота. Твой аппарат управлялся отсюда при помощи лучей Риндель-Маттью.
— А что это за пещера?
— Ну, это дело не моих рук. Это уже подарок природы. Наверху слишком жарко, а жизнь в глинобитной хижине могут выносить только австралийские негры.
Он взял меня за руку, и мы пошли к двери, которая сама распахнулась перед нами. Едва мы переступили через порог, как раздался свисток. Дядя взглянул на часы.
— Черт возьми! Человек воображает, что он уже превратился в машину, но вот приезжает такой мальчуган и… все человеческое просыпается. Во мне еще сидит немецкая сентиментальность. Заговорившись с тобой, я забыл о визите лорда Альбернун. Но ты должен присутствовать при этом визите и начать учиться работать со мной. Садись вот там.
Он нажал какой-то рычажок, и из стенного шкафа выскочил откидной столик, встал у стены и отбросил крышку. На доске его в полном порядке стояли все письменные принадлежности.
Дядя улыбаясь смотрел на меня.
— Это все пустячки, которым я научился, когда работал у мистера Апориуса. Но изобретение этих пустячков давало мне деньги. А теперь к делу: ты умеешь стенографировать?
— Да, дядя.
— В таком случае ты застенографируешь наш разговор с лордом Альбернун. Мой аппарат для записи еще не вполне готов.
— Лорд Альбернун…
На этот раз это был человеческий голос, принадлежавший слуге-австралийцу. Очевидно, мистер Шмидт знал, что английские лорды привыкли к определенному ритуалу. Слуга подкатил кресло к столу, поставил на поднос виски с содовой и льдом, принес сигары и папиросы и удалился.
— Добро пожаловать, ваша светлость! Вы прибыли из Канберры? Как прошло путешествие?
— Ваш аэроплан превосходен, мистер Шмидт!
— Вы привезли договор?
— Правительство приняло его, хотя голоса разделились.
Он протянул документ. Дядя прочел вслух несколько пунктов.
— Предварительно полмиллиона квадратных километров, согласно обмеру. Цена за квадратный километр — сто фунтов, следовательно, пятьдесят миллионов фунтов стерлингов. Оплата в пятьдесят сроков по одному миллиону фунтов стерлингов в течение пятидесяти лет. Каждое первое апреля по миллиону фунтов. Если покупатель пропустит срок платежа, вся земля со всем находящимся на ней переходит в собственность правительства Австралии.
Дядя взглянул на лорда.
— Тяжелые условия, не правда ли?
— Правительство Австралии будет справедливо…
— Договор подписан?
— Он войдет в силу с того момента, когда я получу первый взнос в сумме одного миллиона.
Дядя вынул из стола чековую книжку. Если до сих пор у меня были сомнения, если я считал его фантазером, то теперь, увидя, как он спокойно выписывал чек на такую гигантскую сумму, я проникся полным доверием к нему.
Лорд Альбернун прочитал чек.
— Один миллион… Австралийский государственный банк в Канберре… — Лорд встал. Дядя протянул ему руку. Теперь в его голосе дрожало радостное волнение.
— Значит, я хозяин этой земли? Это моя собственность, лорд, неограниченная собственность? И я могу распоряжаться ею, как хочу?..
— Только не во вред Австралии…
Дядя усмехнулся.
— Я надеюсь в течение десяти лет расплатиться полностью.
Я взглянул на лорда. Мне показалось, что он с трудом удерживает улыбку. Разумеется, и ему казалось, что он имеет дело с сумасшедшим. Но тон его был полон деловитости:
— Вы сами составили этот договор. Я должен обратить ваше внимание на то, что правительство Австралии не давало вам никаких обещаний…
Дядя прервал его.
— Да, я знал, что покупаю пустыню, — не более… Итак, сделка состоялась. Мне очень жаль, что я не могу предложить вам комфортабельного отеля…
— Если разрешите, я сейчас же вылечу обратно в Канберру.
Лорд бережно сложил чек.
— Я надеюсь, что вы не будете раскаиваться…
— Я надеюсь, что вы и ваше правительство также.
Дядя проводил англичанина до самого аппарата. Лорд прилетел не один. Его сопровождали два австралийских солдата в полном вооружении. Слуга распахнул дверь кабинки. Лорд занял свое место, раздался свисток, и аппарат, сделав короткий пробег, взвился. Дядя посмотрел ему вслед и потер руки. Я видел, что он очень доволен. Затем он обернулся ко мне.
— Ты знаешь, кто я теперь?
Я молчал.
— Я могу назвать себя королем Австралии. Через десять лет народ будет проклинать это правительство.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
— Ты веришь в меня?
И, не дожидаясь моего ответа, сказал:
— Пойдем.
Он нажал опять какую-то кнопку, положил руку мне на плечо, и мы заскользили вперед, как на коньках. Самодвижущаяся дорожка несла нас туда, куда это было угодно повелителю «пустынного города».
Внезапно перед нами распахнулась дверь, и я был оглушен неистовым грохотом. Я увидел мощную силовую станцию. Свистели гигантские маховики, кружились огромные турбины, одна стена была выложена мраморными пластинками с целой системой рычагов. Но среди всего этого гула и бешеного вращения я увидел только одного человека американского типа. Он сидел в кресле, а перед ним располагалась доска с множеством кнопок.
— Все в порядке, мистер Холльборн?.
— All right!
Мы помчались дальше. На этот раз дядя оперировал с системой стрелок, посредством которых перед нами открывались двери. Мы очутились в маленькой комнате, стены которой были обложены неизвестной мне массой. Здесь стоял большой шкаф с множеством маленьких ящичков.
— Ты знаешь, что в этих ящиках? Там моя армия. — Он открыл шкаф и сказал: — В каждом ящичке четверть килограмма радия. У меня двести таких ящичков.
Мы вернулись в комнату дяди и сели друг против друга. В лице этого человека сочеталось много противоречивого. Несокрушимая энергия, почти фанатическая живость, железная воля и в то же время усталость… Такая усталость, от которой мне делалось больно и хотелось встать и обнять этого человека, как я обнимал когда-то моего отца. Я чувствовал, что он уже близок мне, что я начинаю его любить. Мы молчали долго, но мне казалось, что в этом молчании мы ведем полную значения беседу.
Дядя поднял голову и посмотрел на меня.
— Так ты хочешь быть моим помощником?
— Если я пригожусь тебе…
Он протянул мне руку.
— Я уже не молод. Мне шестьдесят лет. Шесть десятилетий я провел в одиночестве. Когда-то мне было все равно — жить или нет… Но теперь на мне лежит ответственность. У меня есть мое детище, мое творение, и мне нужна помощь… Может быть, ты будешь не только моим помощником, но и моим последователем. Я говорил сегодня в один день больше, чем обычно говорю в течение недели… Но ты должен знать все. Сперва мое дело, потом мою жизнь.
Я знаю, что ты меня считал сумасшедшим — все люди думают так, — но я не сумасшедший. Ты видишь здесь пустыню. Непригодную страну. Падчерицу Земли. Что такое пустыня? Почему эта земля-пустыня? Потому что здесь отсутствует жизнь, а жизнь земли — вода. Проведи воду в пустыню, прорежь ее каналами, и земля будет плодоносив. Найди ценные минералы, скрытые тысячелетиями в девственных горах… Используй тропическое солнце, и там, где сейчас нет ничего, где безотрадная пустыня, появятся цветущие сады и поля. Ты не можешь этого? Человеческие руки не могут? Ты прав. Тропический зной расслабляет мускулы, которые сделаны не из железа. Возьми мускулы из железа. Так всегда говорил мой учитель Апориус.
Возьми машины. Ты видишь там, внизу, мощную станцию. Я построил ее полгода тому назад, и теперь один человек, сидящий там, может управлять аэропланом, на котором ты перелетел через море. Что питает эту станцию? Подземный источник. Ведь и эта страна не всегда была пустыней. Ты не знаешь, но теперь установлено, что даже под Сахарой проходит подземный источник. Целая система рек и озер. Ты не знаешь, что там вырыт колодец, в котором найдены маленькие водяные животные… Их принесло течением подземного источника.
И здесь тоже есть такой источник, а в восточной части пустыни, которую я купил, есть горы с пышными лесами. Из этих гор вытекает источник, и когда я открыл его, он заполнял собой почти всю эту пещеру. Теперь он укрощен, он льется в мои турбины и дает мне ту электрическую энергию, которая является сердцем моего дела.
Однако, если бы мне удалось превратить пустыню в плодоносную землю, где взять людей для обработки этой земли?
Дядя прервал свою речь и встал:
— Пойдем!
Мы перешли в соседнюю комнату. Едва мы переступили через порог, как вспыхнул яркий свет. Посреди стоял круглый стол, а на нем стеклянная доска, и под доской я увидел замечательную игрушку.
Приблизительно на расстоянии десяти сантиметров под доской была вторая доска, но не из стекла. Она была желтой, как песок, и, испещрена целой сетью рельсов. Все эти рельсы сходились в середине, в одном пункте, и на них стояли крошечные плуги и сеялки. Странные машины, с далеко высовывающимися вперед ножами и с большими ящиками. Можно было подумать, что здесь собраны в миниатюре все сельскохозяйственные орудия.
Дядя нажал рычаг. Крошечные плуги побежали по рельсам, разрезая землю. За плугами двинулись- сеялки, разбрасывая семена, а за сеялками — темные ящички, поливавшие землю водой.
Дядя любовался этой игрушкой.
— Вот оно — изобретение Венцеля Апориуса! Вот то, чего я хочу достигнуть. Почему нельзя сделать в большом масштабе то, что мы видели здесь в миниатюре? Представь себе, что вся эта земля будет опутана, как паутиной, сетью таких рельсов, представь себе каналы, превращающие пустыню в плодоносную землю, представь горные промыслы, представь промышленные города, где вместо людей будут работать все те же машины, где по воздуху будут носиться корабли… Представь себе новую эпоху, новую жизнь на новой земле.
Он замолчал, восторженно глядя вдаль. У меня тоже закружилась голова при одной мысли об этих блестящих возможностях.
— Ты хочешь осуществить все это?
— Я хочу положить начало. Кто приведет дело к концу? Только тот, кто верит в это дело так же, как и я.
— Это стоит миллионы.
Он покачал головой.
— Миллиарды, мой милый!
— И…
— Может быть, они есть у меня.
— У тебя?
— Может быть, они скрыты в недрах горы Руссель. Ты не знаешь ее? Это гора в австралийской пустыне. Там я нашел радий.
— Радий?
— Все на свете случайно. Ты знаешь, как были найдены бриллианты в южной Африке? Какой-то несчастный, фермер выехал с волами на поле искать более плодородную почву, чем та, на которой он жил до сих пор. Начались дожди, он погибал от голода, волы его подохли. Однажды он заметил в грязи какие-то блестящие камешки… Бриллианты… Их было изобилие… И никто еще не знал местонахождения их. Фермер разбогател…