Страница:
Обстановка в стране накалялась с каждым днем. Из-за непрекращающихся забастовок начались перебои с хлебом и топливом. Руководство «Солидарности» и церковные круги пытались оказать влияние на польскую армию и органы внутренних дел.
10 декабря В. Ярузельский, информируя советское руководство о положении в стране, настоятельно рекомендовал накануне введения военного положения прибыть в Польшу одному из членов Политбюро ЦК КПСС. И вновь поднял вопрос о возможном вводе союзных войск в случае выхода ситуации из-под контроля. Были подняты и иные вопросы, связанные с введением военного положения.
Из воспоминаний генерала армии А.И. Грибкова следует следующее: «В тот же день состоялся разговор по телефону посла Б.И. Аристова с секретарем ЦК КПСС Русаковым, который практически ответил на все четыре вопроса, а именно: из руководства КПСС в ближайшее время в Польшу никто не приедет; по поводу заявления Советского правительства меры будут приняты; войска в Польшу вводиться не будут, надо решать проблемы своими силами; по дополнительной экономической помощи из СССР председатель Госплана Байбаков готовит ответ».
Получив эту информацию, В. Ярузельский заметил: «СССР дистанцируется от нас»[357]. Ответ Москвы вызвал раздражение в Варшаве. Наверное, естественное для союзника, оказавшегося в столь непростой, драматической ситуации. Там ждали более искренних слов и более решительной поддержки.
И генерал Ф. Сивицкий «взорвался». Он заявил буквально следующее: «Если не будет оказана вся необходимая помощь, Польша для Варшавского Договора будет потеряна»[358]. Это подействовало.
12 декабря около 13 часов Д.Ф. Устинов позвонил маршалу В.Г. Куликову, в то время находившемуся в Польше, и проинфомировал его о том, что рассматривается вопрос о вылете в Польшу члена Политбюро, секретаря ЦК КПСС М.А. Суслова, а также заведующих отделами ЦК К.В. Русакова и К.У. Черненко. Но как уже говорилось, этот визит так и не состоялся.
Тем не менее, Ярузельский решился. 13 декабря 1981 г. в 00 часов после мучительных раздумий польское руководство «запустило» механизм военного положения. В 6 часов утра 13 декабря В. Ярузельский выступил с обращением к народу. Большинство населения страны оценило его честность и эмоциональность, искреннюю озабоченность судьбой родины.
Перед польскими войсками ставилась задача: соблюдать бдительность, выдержку, не поддаваться на провокации, а главное – не допустить, чтобы пролилась кровь.
Все прошло на редкость гладко. Сопротивление со стороны населения оказано не было. Наоборот. В морозные декабрьские дни, когда еще только устанавливались обогревательные пункты, поляки сами несли солдатам и офицерам горячий чай в термосах и бутерброды. Единственный случай применения оружия произошел на шахте «Буек», где в результате конфликта погибли 9 шахтеров.
В некоторые воеводства и на крупные промышленные предприятия в ранге представителей правительства были направлены генералы и старшие офицеры. Их основной задачей являлся контроль за исполнением всех требований военного положения.
Советские войска (размещенная на территории Польши Северная группа войск) ни в каких акциях военного положения участия не принимали.
С введением военного положения большинство руководителей «Солидарности» было изолировано, включая Л. Валенсу.
Кроме того, были арестованы и интернированы практически все оппозиционно настроенные общественные деятели страны. Всего около 6 тысяч человек.
Интернированные содержались в достаточно комфортных условиях. Так, вчерашний электрик Л. Валенса был помещен на правительственной вилле, на которой в свое время под домашним арестом содержался В. Гомулка. Остальных разместили в домах отдыха и пансионатах МВД, превращенных в места заключения. После освобождения значительная часть интернированных либо эмигрировала (их было меньшинство), либо вернулась на свои рабочие места (с сохранением стажа и денежной компенсацией в зарплате).
Введение военного положения интерпретировалось официальной пропагандой как необходимое, хотя и болезненное, средство для спасения страны от хаоса и экономической катастрофы. И в широких народных массах подобная оценка находила отклик. Тема защиты партии, социализма в выступлениях польских властей практически не звучала.
Введение военного положения не остановило эрозию партии как политической организации. До отмены военного положения в июне 1983 г. ее ряды покинули свыше 1 млн человек. Оттоку коммунистов способствовала, как ни странно, официальная установка руководства ПОРП. С целью усиления умеренного крыла в «Солидарности» партия не возражала против вступления в этот профсоюз своих членов. В итоге правящая партия потеряла практически всю молодежь и творческую интеллигенцию страны. Это было началом конца.
Военное положение усилило расслоение в польском обществе. Оправившись от первого замешательства, в подполье заработали заранее созданные параллельные органы оппозиции. Развернули вещание подпольные радиостанции, функционировали нелегальные типографии. Начались выступления, особенно интеллигенции и костела, за отмену военного положения.
Еще не эпилог, но…
Глава 15.
Истоки кризиса
Багдад делаем первый ход
10 декабря В. Ярузельский, информируя советское руководство о положении в стране, настоятельно рекомендовал накануне введения военного положения прибыть в Польшу одному из членов Политбюро ЦК КПСС. И вновь поднял вопрос о возможном вводе союзных войск в случае выхода ситуации из-под контроля. Были подняты и иные вопросы, связанные с введением военного положения.
Из воспоминаний генерала армии А.И. Грибкова следует следующее: «В тот же день состоялся разговор по телефону посла Б.И. Аристова с секретарем ЦК КПСС Русаковым, который практически ответил на все четыре вопроса, а именно: из руководства КПСС в ближайшее время в Польшу никто не приедет; по поводу заявления Советского правительства меры будут приняты; войска в Польшу вводиться не будут, надо решать проблемы своими силами; по дополнительной экономической помощи из СССР председатель Госплана Байбаков готовит ответ».
Получив эту информацию, В. Ярузельский заметил: «СССР дистанцируется от нас»[357]. Ответ Москвы вызвал раздражение в Варшаве. Наверное, естественное для союзника, оказавшегося в столь непростой, драматической ситуации. Там ждали более искренних слов и более решительной поддержки.
И генерал Ф. Сивицкий «взорвался». Он заявил буквально следующее: «Если не будет оказана вся необходимая помощь, Польша для Варшавского Договора будет потеряна»[358]. Это подействовало.
12 декабря около 13 часов Д.Ф. Устинов позвонил маршалу В.Г. Куликову, в то время находившемуся в Польше, и проинфомировал его о том, что рассматривается вопрос о вылете в Польшу члена Политбюро, секретаря ЦК КПСС М.А. Суслова, а также заведующих отделами ЦК К.В. Русакова и К.У. Черненко. Но как уже говорилось, этот визит так и не состоялся.
Тем не менее, Ярузельский решился. 13 декабря 1981 г. в 00 часов после мучительных раздумий польское руководство «запустило» механизм военного положения. В 6 часов утра 13 декабря В. Ярузельский выступил с обращением к народу. Большинство населения страны оценило его честность и эмоциональность, искреннюю озабоченность судьбой родины.
Перед польскими войсками ставилась задача: соблюдать бдительность, выдержку, не поддаваться на провокации, а главное – не допустить, чтобы пролилась кровь.
Все прошло на редкость гладко. Сопротивление со стороны населения оказано не было. Наоборот. В морозные декабрьские дни, когда еще только устанавливались обогревательные пункты, поляки сами несли солдатам и офицерам горячий чай в термосах и бутерброды. Единственный случай применения оружия произошел на шахте «Буек», где в результате конфликта погибли 9 шахтеров.
В некоторые воеводства и на крупные промышленные предприятия в ранге представителей правительства были направлены генералы и старшие офицеры. Их основной задачей являлся контроль за исполнением всех требований военного положения.
Советские войска (размещенная на территории Польши Северная группа войск) ни в каких акциях военного положения участия не принимали.
С введением военного положения большинство руководителей «Солидарности» было изолировано, включая Л. Валенсу.
Кроме того, были арестованы и интернированы практически все оппозиционно настроенные общественные деятели страны. Всего около 6 тысяч человек.
Интернированные содержались в достаточно комфортных условиях. Так, вчерашний электрик Л. Валенса был помещен на правительственной вилле, на которой в свое время под домашним арестом содержался В. Гомулка. Остальных разместили в домах отдыха и пансионатах МВД, превращенных в места заключения. После освобождения значительная часть интернированных либо эмигрировала (их было меньшинство), либо вернулась на свои рабочие места (с сохранением стажа и денежной компенсацией в зарплате).
Введение военного положения интерпретировалось официальной пропагандой как необходимое, хотя и болезненное, средство для спасения страны от хаоса и экономической катастрофы. И в широких народных массах подобная оценка находила отклик. Тема защиты партии, социализма в выступлениях польских властей практически не звучала.
Введение военного положения не остановило эрозию партии как политической организации. До отмены военного положения в июне 1983 г. ее ряды покинули свыше 1 млн человек. Оттоку коммунистов способствовала, как ни странно, официальная установка руководства ПОРП. С целью усиления умеренного крыла в «Солидарности» партия не возражала против вступления в этот профсоюз своих членов. В итоге правящая партия потеряла практически всю молодежь и творческую интеллигенцию страны. Это было началом конца.
Военное положение усилило расслоение в польском обществе. Оправившись от первого замешательства, в подполье заработали заранее созданные параллельные органы оппозиции. Развернули вещание подпольные радиостанции, функционировали нелегальные типографии. Начались выступления, особенно интеллигенции и костела, за отмену военного положения.
Еще не эпилог, но…
Военное положение было отменено 22 июня 1983 г. под нарастающим давлением со стороны интеллигенции и церкви, в условиях относительной стабилизации экономического положения страны.
Сколько-нибудь значительных сдвигов в общественном сознании не произошло. Общество находилось в состоянии апатии и глухого недоверия в отношении любых предпринимаемых правительством мер.
Руководством страны было принято решение о начале переговоров с оппозицией. Начался многолетний и трудный переговорный процесс. В тот момент «Солидарность» уже не пользовалась былым феноменальным влиянием. Она не имела широкой социальной опоры. Но она уже в этом и не нуждалась. Поскольку из рыхлого политического движения она трансформировалась в мобильную политическую партию, сразу взявшую на себя первую роль в диалоге с властью. Переговорный процесс в конце концов оформился в проведение регулярного «круглого стола» с политической оппозицией.
Первые (после политической стабилизации 1984—1987 гг.) крупные забастовочные выступления показали руководству страны – болезнь не излечена, приглушены лишь ее внешние симптомы.
Немаловажную роль в решении власти о проведении «круглого стола» с оппозицией сыграла и личная харизма Л. Валенсы, сумевшего одержать верх в телевизионных дебатах с руководителем официальных профсоюзов, членом Политбюро ЦК ПОРП А. Медовичем. За этими теледебатами, состоявшимися вечером 30 ноября 1988 г., следило около 20 млн зрителей. Организаторы дебатов надеялись, что, выступая один на один без советников-интеллектуалов, вчерашний электромонтер провалит их, продемонстрирует, что он всего лишь марионетка в руках стоящих за ним сил. Но Валенса дебаты блестяще выиграл. У власти не оставалось иного выхода, как идти на полномасштабные переговоры, которые с этого момента сопровождались постоянными уступками со стороны власти.
Переломным годом стал 1989-й. За «круглым столом» была достигнута договоренность о необходимости в течение 4-летнего периода перейти к демократическим принципам организации общества.
В этом же году прошли выборы в парламент. Безусловная победа кандидатов оппозиции, выдвинутых Гражданским комитетом «Солидарности», предопределила дальнейший ход политической жизни.
19 июля 1989 г. на заседании Национального собрания большинством в один голос В. Ярузельский был избран президентом ПНР. Ненадолго. Своей жизнью он принадлежал прежнему времени, истории. В сентябре 1990 г. В. Ярузельский добровольно покинул свой пост. Открылась новая глава польской истории.
Сколько-нибудь значительных сдвигов в общественном сознании не произошло. Общество находилось в состоянии апатии и глухого недоверия в отношении любых предпринимаемых правительством мер.
Руководством страны было принято решение о начале переговоров с оппозицией. Начался многолетний и трудный переговорный процесс. В тот момент «Солидарность» уже не пользовалась былым феноменальным влиянием. Она не имела широкой социальной опоры. Но она уже в этом и не нуждалась. Поскольку из рыхлого политического движения она трансформировалась в мобильную политическую партию, сразу взявшую на себя первую роль в диалоге с властью. Переговорный процесс в конце концов оформился в проведение регулярного «круглого стола» с политической оппозицией.
Первые (после политической стабилизации 1984—1987 гг.) крупные забастовочные выступления показали руководству страны – болезнь не излечена, приглушены лишь ее внешние симптомы.
Немаловажную роль в решении власти о проведении «круглого стола» с оппозицией сыграла и личная харизма Л. Валенсы, сумевшего одержать верх в телевизионных дебатах с руководителем официальных профсоюзов, членом Политбюро ЦК ПОРП А. Медовичем. За этими теледебатами, состоявшимися вечером 30 ноября 1988 г., следило около 20 млн зрителей. Организаторы дебатов надеялись, что, выступая один на один без советников-интеллектуалов, вчерашний электромонтер провалит их, продемонстрирует, что он всего лишь марионетка в руках стоящих за ним сил. Но Валенса дебаты блестяще выиграл. У власти не оставалось иного выхода, как идти на полномасштабные переговоры, которые с этого момента сопровождались постоянными уступками со стороны власти.
Переломным годом стал 1989-й. За «круглым столом» была достигнута договоренность о необходимости в течение 4-летнего периода перейти к демократическим принципам организации общества.
В этом же году прошли выборы в парламент. Безусловная победа кандидатов оппозиции, выдвинутых Гражданским комитетом «Солидарности», предопределила дальнейший ход политической жизни.
19 июля 1989 г. на заседании Национального собрания большинством в один голос В. Ярузельский был избран президентом ПНР. Ненадолго. Своей жизнью он принадлежал прежнему времени, истории. В сентябре 1990 г. В. Ярузельский добровольно покинул свой пост. Открылась новая глава польской истории.
Глава 15.
«Буря в пустыне» над Персидским заливом
2 августа 1990 г. Ирак вторгся в Кувейт, мгновенно оккупировав это небольшое соседнее государство. Через четыре с половиной месяца, после долгих и безуспешных попыток ООН убедить Ирак прекратить агрессию, США со своими союзниками предприняли военную операцию по «наказанию» Саддама Хусейна. Пять недель авиация непрерывно бомбила иракскую территорию, после чего против деморализованного и ослабленного противника США предприняли сухопутную операцию. Всего 100 часов потребовалось войскам США, некоторых других стран НАТО и поддерживавшим их контингентам ряда арабских государств для того, чтобы завершить конфликт.
Истоки кризиса
Истоки кризиса 1990—1991 гг. в Персидском заливе берут свое начало еще в начале XX в., когда после Первой мировой войны начался распад Оттоманской империи. Главную роль в процессе территориального размежевания на Ближнем Востоке играла великая Британская империя. Верная принципу «разделяй – и властвуй», британская дипломатия сделала все, чтобы в этом регионе навсегда сохранились причины и поводы для конфликтов.
В 1922 г. из трех бывших турецких провинций – населенных курдами Мосуля, суннитского Багдада и шиитской Басры – был образован Ирак. Это было искусственное образование, объединившее в себе непримиримые этнические и религиозные общины.
С самого начала Ирак представлял собой достаточно сильное и богатое государство, однако чего ему с легкой руки британских дипломатов не хватало, так это выхода к морю. Это было сделано намеренно: Лондон стремился не допустить Багдад в Персидский залив, устранить саму возможность иракского доминирования в регионе и поставить Багдад под влияние Великобритании. С этой целью на территории современного Кувейта были дислоцированы английские войска, а сам Кувейт находился под протекторатом Англии.
Несколько раз Ирак разными способами пытался решить с Кувейтом свою проблему выхода к морю. В 1961 г., когда Кувейт провозгласил независимость, а английские войска были выведены из страны, Ирак сосредоточил свои войска на границе с Кувейтом, провозгласил его частью иракской территории, намереваясь оккупировать это новое государственное образование. Ситуацию спасли английские войска, возвратившиеся в регион[359]. Подобное повторялось и впоследствии.
По мнению одного из иракских политологов, пожелавших остаться неизвестным из-за опасений за своих родственников, живущих в Ираке, кризис в Персидском заливе был, есть и будет неизбежным до тех пор, пока проблема выхода Ирака к морю не будет решена. Он утверждает: «Ирак должен экспортировать нефть, чтобы существовать, а чтобы экспортировать нефть, мы должны иметь порт. Даже если Саддам умрет сегодня, первопричина проблемы не будет исчерпана. Она будет вставать вновь и вновь, пока не будет найдено решение»[360].
Справедливости ради следует отметить, что в 80-е гг. официальный Вашингтон отзывался о Саддаме Хусейне как о «нашем сильном человеке» в регионе[361]. Это так и было, пока Багдад вел войну с Тегераном. США в ирано-иракском конфликте заняли позицию явного невмешательства, однако их симпатии были на стороне С. Хусейна. Режим Саддама на протяжении второй половины 80-х – начала 90-х гг. считался в Вашингтоне «надежным младшим партнером в сохранении статус-кво в регионе»[362].
Однако в 80-е гг. помимо Вашингтона активным игроком в зоне Персидского залива была Москва. Без этого фактора невозможно оценить военно-политическую обстановку в регионе накануне кризиса 1990 г.
Советский Союз уже с начала 80-х гг. стал одним из крупных поставщиков военной техники и вооружения в Ирак и Кувейт, причем последний зачастую был посредником в поставках вооружений иракской армии. Кувейт умело играл на американо-советских противоречиях, обращаясь за вооружениями то к одной стороне, то к другой. Советская вовлеченность в дела стран Персидского залива расценивалась в самом Вашингтоне как главная угроза «жизненным интересам США». На протяжении 80-х гг. к этому тезису прибегали многие официальные лица Вашингтона и независимые эксперты. Иногда в заявлениях из Вашингтона звучали открытые заявления, подобные словам госсекретаря Дж. Шульца: «Мы не имеем никакого желания видеть, как Советы берут на себя активную роль в Персидском заливе»[363].
Даже когда 17 мая 1987 г. американский боевой корабль «Старк», находившийся на дежурстве в Персидском заливе, был поражен иракской ракетой, политическую вину за это в Вашингтоне возложили на СССР и Иран. По мнению многих американских специалистов, Белый дом тогда не смущал рост военной мощи Ирака. Главным было нейтрализовать советскую политику в регионе, не допустить вовлеченности СССР в дела богатого нефтью региона мира. Так, известный политолог Т. Дрейпер ярко и образно сформулировал это следующим образом: «…Трансформировав инцидент, вызванный иракским ракетным ударом, в антисоветскую акцию, мы вступили в неправильную конфронтацию в неправильном месте в неправильное время с неправильным противником»[364].
Сконцентрировав свои усилия на противодействии СССР в зоне Персидского залива, США «прощали» Ираку многое, закрывали глаза на зревшие противоречия между Ираком и Кувейтом.
З. Бжезинский выразил в свое время истинные интересы Вашингтона в регионе: «Доступ к нефтяным запасам Персидского залива, где сосредоточено две трети разведанных мировых запасов нефти, является главной ставкой в Юго-Западной Азии»[365]. При всем при том, однако, объем импортируемой в США нефти, проходящей через Ормузский пролив, составляет всего 4% от общего нефтяного импорта в эту страну.
Нефть – главный источник богатства и процветания стран Ближнего Востока, но она и источник неравенства, вражды, зависти в арабском мире. Именно нефть лежала в основе возникшего в серед и не 1990 г. кризиса в Персидском заливе, принявшего форму агрессии сильного, но недостаточно богатого Ирака против слабого, но очень богатого Кувейта.
Отношения между Ираком и Кувейтом резко обострились в июле 1990 г. из-за споров вокруг цены на нефть. К тому времени внутриполитическая обстановка в Ираке отличалась крайней сложностью. Подорванная войной с Ираном экономика страны давала сбои. В стране нарастали трудности с продовольствием, остро стояли социальные проблемы, национальный вопрос. Тоталитарный режим Саддама Хусейна жестоко подавлял любые выступления недовольных.
Огромным бременем для иракского народа были военные расходы. При валовом национальном продукте в 1988 г. в 45 млрд долларов расходы на военные нужды составляли 13 млрд долларов. Иракская армия по численности и вооружению считалась четвертой в мире. При населении в 19 млн человек вооруженные силы страны составляли 1 млн человек, а на их вооружении имелось 5,5 тысяч танков. Помимо реальной военной мощи у Ирака, точнее его лидера Саддама Хусейна, имелись отчетливые амбиции на роль лидера стран арабского мира. Такое лидерство могло быть реальным только тогда, когда нефтяные ресурсы арабского мира были бы поставлены под контроль иракского диктатора. В этом смысле судьба Кувейта в Багдаде была предопределена.
Главное богатство Кувейта – нефть, по количеству которой он занимает третье место в мире. Запасы «черного золота» здесь оцениваются в 100 млрд баррелей. Такое «приращение» к экономике Ирака могло бы в корне изменить всю геополитическую ситуацию не только на Ближнем Востоке, но и в мире.
Перед лицом мощной иракской военной машины Кувейт был слабым противником. Его вооруженные силы составляли всего 20 тысяч человек при 275 танках, 36 боевых самолетах и 18 вертолетах[366].
Уже с середины 1990 г. Багдад стал резко критиковать другие арабские страны прежде всего по вопросу нефтедобычи и цен на нефть.
30 мая, в последний день багдадского саммита лидеров арабских государств Саддам Хусейн заявил, что некоторые страны Персидского залива стали добывать нефти больше установленных ОПЕК квот, в результате чего цена на баррель нефти упала до 7 долларов, в то время как обговоренная цена одного барреля нефти составляла 18 долларов. Иракский президент отметил, что падение цены каждого барреля всего на один доллар означает потерю Ираком 1 млрд долларов ежегодно[367]. Это, по его мнению, в сложившихся экономических условиях Ирака было равнозначно «акту войны».
На той встрече Саддам не назвал прямо те арабские страны, которые вели враждебную по отношению к Ираку политику. Вместе с тем он подчеркнул: «Я должен вам честно сказать, что мы достигли той стадии, когда уже невозможно более переносить давление». Саддам намекнул, что еще возможно найти взаимоприемлемый выход, если цену на нефть поднять до 25 долларов за баррель. Иракский президент тогда еще пытался склонить арабские страны к добровольному послушанию, но этого не последовало.
15 июля министр иностранных дел Ирака Тарик Азиз направил генеральному секретарю Лиги Арабских государств длинный меморандум на 37 страницах, в котором конкретно обвинил Кувейт и Объединенные Арабские Эмираты в перепроизводстве нефти[368]. Кроме того, в этом документе содержались и другие претензии Ирака к Кувейту.
В частности, по вопросу долга Ирака Кувейту Азиз высказался таким образом, что долг является «помощью» Кувейта Ираку в годы войны с Ираном и поэтому не должен рассматриваться как «долг», а наоборот, должен быть аннулирован.
Азиз обвинил Кувейт в том, что за период с 1980 по 1990 г. последний перекачал нефти на сумму 2,4 млрд долларов из иракского нефтяного бассейна в Румайла. Такие действия Кувейта равнозначны «акту войны» в отношении Ирака, нацеленной на «приведение иракской экономики к состоянию коллапса».
17 июля 1990 г. Саддам Хусейн выступил с речью, в которой заявил, что арабские страны Персидского залива вступили в антииракский сговор с целью удержания под контролем цен на нефть. На следующий день Саддам вновь обвинил Кувейт в том, что он незаконно добывает нефть из спорного района нефтедобычи Румайла на ирако-кувейтской границе, и разместил там свои военные посты. Кувейт в свою очередь выступил с обвинениями в адрес Ирака из-за оккупации приграничных районов своей страны и незаконной эксплуатации одного из нефтяных полей.
22 июля министр иностранных дел Ирака Т. Азиз, находившийся с визитом у президента Египта X. Мубарака, потребовал от соседних арабских стран списать долг в 30 млрд долларов. 24 июля Мубарак в качестве посредника посетил Кувейт, Ирак, Саудовскую Аравию и 25 июля объявил о согласии Ирака и Кувейта сесть за стол переговоров.
Однако, согласившись на переговоры с Кувейтом, Ирак вовсе не собирался отказываться от применения силы. 24 июля в южные, граничащие с Кувейтом области были переброшены 30 тысяч военнослужащих и 200 танков, а через неделю численность багдадских войск в этом районе достигла уже 100 тысяч человек[369].
1 августа 1990 г. в Джидде (Саудовская Аравия) начались ирако-кувейтские переговоры, но через два часа они были прерваны. Багдад выдвинул на них ряд заведомо невыполнимых требований в адрес Кувейта, надеясь, что последний «откупится» от них. В истории ирако-кувейтских отношений подобная ситуация складывалась неоднократно, и каждый раз Кувейт, сталкиваясь с жесткими требованиями своего северного соседа, покорно шел им навстречу. Но на этот раз такого не произошло: Кувейт отклонил требования о денежном «выкупе» и территориальных уступках.
1 августа во второй половине дня иракский президент позвонил эмиру Кувейта: «Как поживаешь, о шейх Джабер?»
«Слава Аллаху, чувствую себя хорошо, уже отобедали», – прозвучал ответ из Эль-Кувейта.
«Клянусь Аллахом, – сказал Саддам Хусейн, резко изменив тон, – завтракать в Кувейте ты уже не будешь!»
В 1922 г. из трех бывших турецких провинций – населенных курдами Мосуля, суннитского Багдада и шиитской Басры – был образован Ирак. Это было искусственное образование, объединившее в себе непримиримые этнические и религиозные общины.
С самого начала Ирак представлял собой достаточно сильное и богатое государство, однако чего ему с легкой руки британских дипломатов не хватало, так это выхода к морю. Это было сделано намеренно: Лондон стремился не допустить Багдад в Персидский залив, устранить саму возможность иракского доминирования в регионе и поставить Багдад под влияние Великобритании. С этой целью на территории современного Кувейта были дислоцированы английские войска, а сам Кувейт находился под протекторатом Англии.
Несколько раз Ирак разными способами пытался решить с Кувейтом свою проблему выхода к морю. В 1961 г., когда Кувейт провозгласил независимость, а английские войска были выведены из страны, Ирак сосредоточил свои войска на границе с Кувейтом, провозгласил его частью иракской территории, намереваясь оккупировать это новое государственное образование. Ситуацию спасли английские войска, возвратившиеся в регион[359]. Подобное повторялось и впоследствии.
По мнению одного из иракских политологов, пожелавших остаться неизвестным из-за опасений за своих родственников, живущих в Ираке, кризис в Персидском заливе был, есть и будет неизбежным до тех пор, пока проблема выхода Ирака к морю не будет решена. Он утверждает: «Ирак должен экспортировать нефть, чтобы существовать, а чтобы экспортировать нефть, мы должны иметь порт. Даже если Саддам умрет сегодня, первопричина проблемы не будет исчерпана. Она будет вставать вновь и вновь, пока не будет найдено решение»[360].
Справедливости ради следует отметить, что в 80-е гг. официальный Вашингтон отзывался о Саддаме Хусейне как о «нашем сильном человеке» в регионе[361]. Это так и было, пока Багдад вел войну с Тегераном. США в ирано-иракском конфликте заняли позицию явного невмешательства, однако их симпатии были на стороне С. Хусейна. Режим Саддама на протяжении второй половины 80-х – начала 90-х гг. считался в Вашингтоне «надежным младшим партнером в сохранении статус-кво в регионе»[362].
Однако в 80-е гг. помимо Вашингтона активным игроком в зоне Персидского залива была Москва. Без этого фактора невозможно оценить военно-политическую обстановку в регионе накануне кризиса 1990 г.
Советский Союз уже с начала 80-х гг. стал одним из крупных поставщиков военной техники и вооружения в Ирак и Кувейт, причем последний зачастую был посредником в поставках вооружений иракской армии. Кувейт умело играл на американо-советских противоречиях, обращаясь за вооружениями то к одной стороне, то к другой. Советская вовлеченность в дела стран Персидского залива расценивалась в самом Вашингтоне как главная угроза «жизненным интересам США». На протяжении 80-х гг. к этому тезису прибегали многие официальные лица Вашингтона и независимые эксперты. Иногда в заявлениях из Вашингтона звучали открытые заявления, подобные словам госсекретаря Дж. Шульца: «Мы не имеем никакого желания видеть, как Советы берут на себя активную роль в Персидском заливе»[363].
Даже когда 17 мая 1987 г. американский боевой корабль «Старк», находившийся на дежурстве в Персидском заливе, был поражен иракской ракетой, политическую вину за это в Вашингтоне возложили на СССР и Иран. По мнению многих американских специалистов, Белый дом тогда не смущал рост военной мощи Ирака. Главным было нейтрализовать советскую политику в регионе, не допустить вовлеченности СССР в дела богатого нефтью региона мира. Так, известный политолог Т. Дрейпер ярко и образно сформулировал это следующим образом: «…Трансформировав инцидент, вызванный иракским ракетным ударом, в антисоветскую акцию, мы вступили в неправильную конфронтацию в неправильном месте в неправильное время с неправильным противником»[364].
Сконцентрировав свои усилия на противодействии СССР в зоне Персидского залива, США «прощали» Ираку многое, закрывали глаза на зревшие противоречия между Ираком и Кувейтом.
З. Бжезинский выразил в свое время истинные интересы Вашингтона в регионе: «Доступ к нефтяным запасам Персидского залива, где сосредоточено две трети разведанных мировых запасов нефти, является главной ставкой в Юго-Западной Азии»[365]. При всем при том, однако, объем импортируемой в США нефти, проходящей через Ормузский пролив, составляет всего 4% от общего нефтяного импорта в эту страну.
Нефть – главный источник богатства и процветания стран Ближнего Востока, но она и источник неравенства, вражды, зависти в арабском мире. Именно нефть лежала в основе возникшего в серед и не 1990 г. кризиса в Персидском заливе, принявшего форму агрессии сильного, но недостаточно богатого Ирака против слабого, но очень богатого Кувейта.
Отношения между Ираком и Кувейтом резко обострились в июле 1990 г. из-за споров вокруг цены на нефть. К тому времени внутриполитическая обстановка в Ираке отличалась крайней сложностью. Подорванная войной с Ираном экономика страны давала сбои. В стране нарастали трудности с продовольствием, остро стояли социальные проблемы, национальный вопрос. Тоталитарный режим Саддама Хусейна жестоко подавлял любые выступления недовольных.
Огромным бременем для иракского народа были военные расходы. При валовом национальном продукте в 1988 г. в 45 млрд долларов расходы на военные нужды составляли 13 млрд долларов. Иракская армия по численности и вооружению считалась четвертой в мире. При населении в 19 млн человек вооруженные силы страны составляли 1 млн человек, а на их вооружении имелось 5,5 тысяч танков. Помимо реальной военной мощи у Ирака, точнее его лидера Саддама Хусейна, имелись отчетливые амбиции на роль лидера стран арабского мира. Такое лидерство могло быть реальным только тогда, когда нефтяные ресурсы арабского мира были бы поставлены под контроль иракского диктатора. В этом смысле судьба Кувейта в Багдаде была предопределена.
Главное богатство Кувейта – нефть, по количеству которой он занимает третье место в мире. Запасы «черного золота» здесь оцениваются в 100 млрд баррелей. Такое «приращение» к экономике Ирака могло бы в корне изменить всю геополитическую ситуацию не только на Ближнем Востоке, но и в мире.
Перед лицом мощной иракской военной машины Кувейт был слабым противником. Его вооруженные силы составляли всего 20 тысяч человек при 275 танках, 36 боевых самолетах и 18 вертолетах[366].
Уже с середины 1990 г. Багдад стал резко критиковать другие арабские страны прежде всего по вопросу нефтедобычи и цен на нефть.
30 мая, в последний день багдадского саммита лидеров арабских государств Саддам Хусейн заявил, что некоторые страны Персидского залива стали добывать нефти больше установленных ОПЕК квот, в результате чего цена на баррель нефти упала до 7 долларов, в то время как обговоренная цена одного барреля нефти составляла 18 долларов. Иракский президент отметил, что падение цены каждого барреля всего на один доллар означает потерю Ираком 1 млрд долларов ежегодно[367]. Это, по его мнению, в сложившихся экономических условиях Ирака было равнозначно «акту войны».
На той встрече Саддам не назвал прямо те арабские страны, которые вели враждебную по отношению к Ираку политику. Вместе с тем он подчеркнул: «Я должен вам честно сказать, что мы достигли той стадии, когда уже невозможно более переносить давление». Саддам намекнул, что еще возможно найти взаимоприемлемый выход, если цену на нефть поднять до 25 долларов за баррель. Иракский президент тогда еще пытался склонить арабские страны к добровольному послушанию, но этого не последовало.
15 июля министр иностранных дел Ирака Тарик Азиз направил генеральному секретарю Лиги Арабских государств длинный меморандум на 37 страницах, в котором конкретно обвинил Кувейт и Объединенные Арабские Эмираты в перепроизводстве нефти[368]. Кроме того, в этом документе содержались и другие претензии Ирака к Кувейту.
В частности, по вопросу долга Ирака Кувейту Азиз высказался таким образом, что долг является «помощью» Кувейта Ираку в годы войны с Ираном и поэтому не должен рассматриваться как «долг», а наоборот, должен быть аннулирован.
Азиз обвинил Кувейт в том, что за период с 1980 по 1990 г. последний перекачал нефти на сумму 2,4 млрд долларов из иракского нефтяного бассейна в Румайла. Такие действия Кувейта равнозначны «акту войны» в отношении Ирака, нацеленной на «приведение иракской экономики к состоянию коллапса».
17 июля 1990 г. Саддам Хусейн выступил с речью, в которой заявил, что арабские страны Персидского залива вступили в антииракский сговор с целью удержания под контролем цен на нефть. На следующий день Саддам вновь обвинил Кувейт в том, что он незаконно добывает нефть из спорного района нефтедобычи Румайла на ирако-кувейтской границе, и разместил там свои военные посты. Кувейт в свою очередь выступил с обвинениями в адрес Ирака из-за оккупации приграничных районов своей страны и незаконной эксплуатации одного из нефтяных полей.
22 июля министр иностранных дел Ирака Т. Азиз, находившийся с визитом у президента Египта X. Мубарака, потребовал от соседних арабских стран списать долг в 30 млрд долларов. 24 июля Мубарак в качестве посредника посетил Кувейт, Ирак, Саудовскую Аравию и 25 июля объявил о согласии Ирака и Кувейта сесть за стол переговоров.
Однако, согласившись на переговоры с Кувейтом, Ирак вовсе не собирался отказываться от применения силы. 24 июля в южные, граничащие с Кувейтом области были переброшены 30 тысяч военнослужащих и 200 танков, а через неделю численность багдадских войск в этом районе достигла уже 100 тысяч человек[369].
1 августа 1990 г. в Джидде (Саудовская Аравия) начались ирако-кувейтские переговоры, но через два часа они были прерваны. Багдад выдвинул на них ряд заведомо невыполнимых требований в адрес Кувейта, надеясь, что последний «откупится» от них. В истории ирако-кувейтских отношений подобная ситуация складывалась неоднократно, и каждый раз Кувейт, сталкиваясь с жесткими требованиями своего северного соседа, покорно шел им навстречу. Но на этот раз такого не произошло: Кувейт отклонил требования о денежном «выкупе» и территориальных уступках.
1 августа во второй половине дня иракский президент позвонил эмиру Кувейта: «Как поживаешь, о шейх Джабер?»
«Слава Аллаху, чувствую себя хорошо, уже отобедали», – прозвучал ответ из Эль-Кувейта.
«Клянусь Аллахом, – сказал Саддам Хусейн, резко изменив тон, – завтракать в Кувейте ты уже не будешь!»
Багдад делаем первый ход
2 августа 1990 г. в 2.00 по местному времени Ирак вторгся в Кувейт. По западным оценкам, силы вторжения Ирака составляли 120 тысяч человек и 350 танков. К исходу дня практически вся территория страны оказалась под контролем иракских войск, только кое-где еще тлели очаги сопротивления. Власть в захваченном Кувейте была передана ставленнику Багдада полковнику Ала Хуссейну Али, возглавившему «Свободное временное правительство Кувейта».
8 августа «Свободное временное правительство Кувейта» обратилось к президенту С. Хусейну с просьбой: «Кувейт должен вернуться в лоно родины – великий Ирак». Эта «просьба» была удовлетворена, и Ирак объявил о включении Кувейта в состав страны на правах девятнадцатой провинции[370].
Агрессия Ирака против Кувейта с осуждением была воспринята во всем мире. Уже 2 августа Совет Безопасности ООН принял резолюцию 660, в которой осудил иракское вторжение в Кувейт и потребовал «немедленно и без всяких предварительных условий» вывести все иракские войска из Кувейта. Совет Безопасности ООН призвал стороны начать «немедленные, интенсивные переговоры для разрешения существовавших между ними различий».
Главным обличителем действий Ирака в отношении Кувейта стали США. Богатый нефтью регион Ближнего Востока, традиционно считавшийся зоной жизненных интересов Вашингтона, немедленно стал «насыщаться» американскими войсками. Не довольствуясь политическими декларациями и мало надеясь на миролюбие Саддама Хусейна, США уже на седьмой день войны, 8 августа, перебросили в Саудовскую Аравию части 82-й воздушно-десантной дивизии из состава Центрального командования вооруженных сил США. Президент Египта Мубарак разрешил ВВС США использовать воздушное пространство страны и позволил авианосной группе из шести боевых кораблей во главе с атомным авианосцем «Эйзенхауэр» пройти через Суэцкий канал. Для американских войск открыли свои военные базы Испания и Италия. Под эгидой США в регионе начала создаваться многонациональная группировка сил и средств для противодействия Багдаду.
Какова же была в тех условиях позиция СССР?
3 августа Советский Союз, как и большинство других стран мира, осудил действия иракской армии. В соответствующем заявлении Советского правительства объявлялось о решении приостановить поставки Ираку вооружения и военной техники.
На следующий день после иракского вторжения в Кувейт в московском аэропорту «Внуково» состоялась экстренная встреча советского министра иностранных дел Э.А. Шеварднадзе и госсекретаря США Дж. Бейкера для обсуждения обстановки в Персидском заливе.
Распоряжением Президента СССР от 8 августа в Москве была создана рабочая межведомственная группа для решения вопросов, связанных с обстановкой в Персидском заливе.
Еще до начала агрессии американцы информировали советскую сторону о возможности такого развития событий. Накануне об этом говорил Дж. Бейкер советскому министру иностранных дел на рабочей встрече в Иркутске, при этом он ссылался на данные американской разведки, прежде всего космической. Советский Союз к этой информации отнесся с определенной долей недоверия. К тому времени Багдад входил в число близких союзников Москвы. С 1972 г. СССР и Ирак связывал Договор о дружбе и сотрудничестве. К 1990 г. в самом Ираке находилось около 5 тысяч советских специалистов и членов их семей.
Безоговорочно осудив иракскую агрессию против Кувейта, СССР вместе с тем с самого начала с определенной долей подозрительности относился к наращиванию военной мощи США в регионе. По мнению Москвы, конфликт между двумя арабскими государствами мог быть и должен был быть решен мирными средствами ими самими, без вмешательства третьих стран. В такой позиции Вашингтон не без основания усматривал слабость Советского Союза, становившуюся все более зримой к началу 90-х гг.
10 августа МИД СССР выступил с заявлением, в котором отмечалось: «После вторжения иракских войск в Кувейт 2 августа в этом регионе произошли такие серьезные события, как объявленное вчера так называемое слияние Ирака и Кувейта и размещение американских военно-морских и военно-воздушных сил в Саудовской Аравии, которое Вашингтон мотивирует интересами защиты этой страны». По мнению советской стороны, главная роль в ликвидации конфликта должна была принадлежать Совету Безопасности ООН, в частности, его Военно-штабному комитету, а не вооруженным силам США.
Однако мнение советской стороны в тех условиях менее всего интересовало Вашингтон. Более того, у советской стороны тогда и не было единой позиции по ситуации в зоне Персидского залива. Об этом пишет хорошо осведомленный в секретах Кремля Евгений Примаков:
8 августа «Свободное временное правительство Кувейта» обратилось к президенту С. Хусейну с просьбой: «Кувейт должен вернуться в лоно родины – великий Ирак». Эта «просьба» была удовлетворена, и Ирак объявил о включении Кувейта в состав страны на правах девятнадцатой провинции[370].
Агрессия Ирака против Кувейта с осуждением была воспринята во всем мире. Уже 2 августа Совет Безопасности ООН принял резолюцию 660, в которой осудил иракское вторжение в Кувейт и потребовал «немедленно и без всяких предварительных условий» вывести все иракские войска из Кувейта. Совет Безопасности ООН призвал стороны начать «немедленные, интенсивные переговоры для разрешения существовавших между ними различий».
Главным обличителем действий Ирака в отношении Кувейта стали США. Богатый нефтью регион Ближнего Востока, традиционно считавшийся зоной жизненных интересов Вашингтона, немедленно стал «насыщаться» американскими войсками. Не довольствуясь политическими декларациями и мало надеясь на миролюбие Саддама Хусейна, США уже на седьмой день войны, 8 августа, перебросили в Саудовскую Аравию части 82-й воздушно-десантной дивизии из состава Центрального командования вооруженных сил США. Президент Египта Мубарак разрешил ВВС США использовать воздушное пространство страны и позволил авианосной группе из шести боевых кораблей во главе с атомным авианосцем «Эйзенхауэр» пройти через Суэцкий канал. Для американских войск открыли свои военные базы Испания и Италия. Под эгидой США в регионе начала создаваться многонациональная группировка сил и средств для противодействия Багдаду.
Какова же была в тех условиях позиция СССР?
3 августа Советский Союз, как и большинство других стран мира, осудил действия иракской армии. В соответствующем заявлении Советского правительства объявлялось о решении приостановить поставки Ираку вооружения и военной техники.
На следующий день после иракского вторжения в Кувейт в московском аэропорту «Внуково» состоялась экстренная встреча советского министра иностранных дел Э.А. Шеварднадзе и госсекретаря США Дж. Бейкера для обсуждения обстановки в Персидском заливе.
Распоряжением Президента СССР от 8 августа в Москве была создана рабочая межведомственная группа для решения вопросов, связанных с обстановкой в Персидском заливе.
Еще до начала агрессии американцы информировали советскую сторону о возможности такого развития событий. Накануне об этом говорил Дж. Бейкер советскому министру иностранных дел на рабочей встрече в Иркутске, при этом он ссылался на данные американской разведки, прежде всего космической. Советский Союз к этой информации отнесся с определенной долей недоверия. К тому времени Багдад входил в число близких союзников Москвы. С 1972 г. СССР и Ирак связывал Договор о дружбе и сотрудничестве. К 1990 г. в самом Ираке находилось около 5 тысяч советских специалистов и членов их семей.
Безоговорочно осудив иракскую агрессию против Кувейта, СССР вместе с тем с самого начала с определенной долей подозрительности относился к наращиванию военной мощи США в регионе. По мнению Москвы, конфликт между двумя арабскими государствами мог быть и должен был быть решен мирными средствами ими самими, без вмешательства третьих стран. В такой позиции Вашингтон не без основания усматривал слабость Советского Союза, становившуюся все более зримой к началу 90-х гг.
10 августа МИД СССР выступил с заявлением, в котором отмечалось: «После вторжения иракских войск в Кувейт 2 августа в этом регионе произошли такие серьезные события, как объявленное вчера так называемое слияние Ирака и Кувейта и размещение американских военно-морских и военно-воздушных сил в Саудовской Аравии, которое Вашингтон мотивирует интересами защиты этой страны». По мнению советской стороны, главная роль в ликвидации конфликта должна была принадлежать Совету Безопасности ООН, в частности, его Военно-штабному комитету, а не вооруженным силам США.
Однако мнение советской стороны в тех условиях менее всего интересовало Вашингтон. Более того, у советской стороны тогда и не было единой позиции по ситуации в зоне Персидского залива. Об этом пишет хорошо осведомленный в секретах Кремля Евгений Примаков:
«В данном случае хотел бы объяснить сложившееся положение, сославшись на книгу „На самом высоком уровне“ Майкла Бешлосса и Строуба Тэлбота, где они описывают контакты между МИДом СССР и госдепартаментом накануне моего приезда в Вашингтон, куда я был направлен М. Горбачевым для того, чтобы проинформировать президента Дж. Буша о результатах своей первой поездки в Багдад и некоторых идеях относительно того, как обеспечить без применения военной силы безусловный вывод иракских войск из Кувейта: «Разгневанный тем, что Горбачев позволил Примакову предпринять эту миссию, Шеварднадзе решил вставить последнему палки в колеса. Накануне прибытия Примакова в Вашингтон Тарасенко (помощник Э. Шеварднадзе. – Е.П. ) передал Деннису Россу через Роберта Зеллика (два самых приближенных работника к госсекретарю США Дж. Бейкеру. – Е.П. ):