Нет, однозначно-положительные и однозначно-органические смыслы и души день за днём – целый век – наглядно и эффективно распадаются – во всей своей обезбоженной и обречённой на Законное исчезновение! – смертности и конечности. И «уважительных причин для живущих в России (да и в остальном мире! – П.К.) не существует», ибо человек – как маленькое, как секулярно! – самодостаточное существо, раз и навсегда себя – до антропологического небытия – до бездомно-метафизического сквозняка – исчерпал. И в этом экзистенциальный нерв, в этом постоянно болезненный пульс котюковского детища – квинтэссенция его постоянно разлагающейся эпической целостности. На наших глазах мистериально умирающей и – воскресающей – в очередной «байке из склепа».
Я сознательно не привожу никаких, даже напрашивающихся, литературоведческих параллелей «Песни о Цейхановиче» – слишком серьёзный и не интеллигентствующий разговор пробуждает она в моей, тоже смертной и тоже конечной, в моей тоже обезбоженной донельзя, – душе.
Я просто-напросто хочу теперь помолиться и за себя, и за автора прочитанной «Песни», ибо мы ещё порой «там, где [нас] нет», и нам ещё бывает «невыразимо сладостно» в своей то ли непосредственно дьявольской, то ли дьявольски непосредственной «тьме». Ведь только так проникаешь – культуроносно и наверняка! – в сегодняшнюю реальность. Но Божье попущение – не беспредельно…
Петр КАЛИТИН,
доктор философских наук, профессор МТУ,
член Союза писателей России
Итак, пусть будет «Песнь о Цейхановиче». Прежде всего, кто такой этот Цейханович и чем заслужил, чтобы о нём слагали целые эпические поэмы? О чём вообще роман? Автор намекает на ответ в самом подзаголовке: «…или По ту сторону России». А в краткой аннотации даются более конкретные объяснения – роман написан в лучших традициях русского магического реализма, где две главные темы – любовь и бессмертие. Это так. Любовь и бессмертие можно скрепить и одним словом – богопознание, все же иные темы в русской литературе второстепенны, истекают из главных: тут и человеческие страсти, ужасы, игра, деньги, поиски и погони, те же смех и слёзы. И чёрт с ним, с этим Цейхановичем, но не так уж и важно, что он из себя представляет, а скорее, всего-то и вовсе не представляет ничего – так, мираж, фикция, виртуальный стержень, на который нанизываются полуреальные и мистические истории, а также другие персонажи-призраки. Которые, впрочем, порою имеют вполне узнаваемые черты. Но и на них тоже, по большому счету, плевать, ну их к бесу! Здесь важен сам автор. Его «лирический герой», если уж отталкиваться именно от традиций русской литературы. Его кредо, его жизненная позиция, его «любовь и бессмертие». Ведь каждый писатель пишет исключительно о себе. О себе во времени (но не «Я и космос»), а иначе он становится всего лишь полковым писарем при штабе вдали от сражения. Поэтому следует разделить «Песнь о Цейхановиче» на две части: одна – это замечательный смех, ёрничанье, каламбуристика, щедрая сатира, бражничество, настоящий идиотизм, и вторая – философская, лирическая, проникнутая глубоким психологизмом и размышлениями о собственной судьбе, о России, о мироздании. Та и эта сторона «Цейхановича».
Вначале обратимся к «этой» стороне «луны», которая отчетливо видна, где персонажи пьют взаглот, издеваются друг над другом, спариваются и вообще ведут себя, как на пиру во время чумы. Что ж, чума – она и есть чума, давно пришла в Дом (Россию), её и должно встречать именно так – в карнавальных масках, с особым шизофреническим шиком, с флером идиотизма во взоре. Что и показывает наш автор. Вообще, я давно заметил, что слова «идиот» и «идиотизм» – одни из излюбленных у Льва Котюкова. Вспомним его прекрасное стихотворение:
По существу, в романе нет ни одного положительного (в строгом, классическом понимании) персонажа, исключая самого автора (да и то спорно). Но они здесь не нужны: фантасмагория исключает присутствие на шабаше «человека», иначе на него тотчас же накинутся все бесы в масках, все «мёртвые души». Впрочем, они уже и накинулись: сам автор подставляет им свою плоть и кровь, свое сердце и душу, словно проверяя самого себя на крепость духа и разума. Он ведь не бежит от них, не прячется, а участвует в диком «чумном» пире» – но не для того, чтобы принять в себя, а понять, изучить, хирургически препарировать и определить предел человеческой глупости, пошлости, предательства, лжи, безверия. Это – работа для главврача в психиатрической лечебнице. Нужно иметь много сил, стойкости и трезвую голову, чтобы самому не сдвинуться на фоне «Цейхановичей». Не выпасть в кислотный осадок и перестать «догонять краями» реалии жизни. А реалии жизни-то именно таковы, как их описывает автор, ну, может быть, чуть маскирует и хулиганит, лукаво усмехаясь при этом. Но диагноз-то точен и верен: мы все живём в большом сумасшедшем доме, который временно носит имя Эрэфия. Не Россия. Россия – по другую сторону «Цейхановича», там, где автор честен и сам с собой и с нами, читателями. Кстати, не думаю, что евреям следовало бы обижаться на всех этих «Фельдманов», натыканных тут и там в романе (хотя, пожалуй, многовато, следовало бы «разбавить» афро-американцами, на худой конец). Но дело не в них. Дело в нас, русских, которые «двести лет вместе», а ничему так толком и не научились. Вот откуда «восторженная» песнь Цейхановичу, за которой опять же прячется горькая и мудрая усмешка Льва Котюкова. А что касается череды комических ситуаций и положений, в кои попадают персонажи романа, то они, разумеется, восхитительны (на уровне Рабле, Гашека, Свифта, Салтыкова-Щедрина и уж куда выше Задорного со Жванецким), однако – вот ведь в чём парадокс! – чем больше погружаешься в смеховую эстетику Котюкова, чем сильнее втягиваешься в неё, чем дольше ходишь вместе с Цейхановичем, – тем тебе почему-то становится всё горше и тоскливей, всё страшнее и отвратительней от мира. На мой взгляд, количество «чёрного юмора» в книге, этого «магического реализма» в романе чрезмерно. Оно порой захлёстывает и самого автора, и читателя. Хочется плюнуть в окно или действительно напиться с каким-нибудь реальным Цейхановичем, чтобы не видеть ни себя в зеркале, ни отражающийся в нём миропорядок, пропади он пропадом!
Но автор не был бы настоящим мастером, если бы не предложил читателю иную, вторую сторону своего романа, о которой я уже говорил выше. Это только Войнович может лишь скалить зубы и хохмить, наш русский писатель смотрит гораздо глубже, в корень. Ему непременно подавай психологию. Что и доказал Лев Константинович Котюков, хотя бы такой фразой: «Истинное Слово всегда больше себя, и образы, созданные Словом, больше самих себя и творцов своих». А «жизнь», добавляет он вслед за Федором Михайловичем, «богаче любой фантазии». Так что же такое эпос Льва Котюкова? Бредовый сон или тяжкая явь русской жизни? Пожалуй, ни то и ни другое, а также то и другое вместе. Это необычно яркое и оригинальное произведение, хотя и имеющее аналоги в мировой литературе. Но опять же прав Котюков, написавший: «Неизвестного писателя понимают всего несколько человек, а известного – и того меньше. Иногда – вообще никто, и в первую очередь, сам писатель». Это правда, и это правильно. Так чего же тут толочь воду в ступе? Надо читать, а след от прочитанного в твоей душе проявится сам собой. Читать и вычленять из «Победителя последних времён» главное – ту суть, которая лежит «по ту сторону России».
Александр ТРАПЕЗНИКОВ,
член Пен-клуба,
член Союза писателей России
А если это явление, чем оно отличается от произведений, которые явлением не являются?
И хотелось бы узнать, где та и где эта сторона России?
И тут, вразумительно или невразумительно, помозговав, постараемся поразмышлять.
Ещё вопрос: есть ли на свете Цейханович и подобного типа люди в России? На наш общий взгляд есть, есть и автор, сотворивший данного героя и растворившийся в нём, то ли частично, то ли полностью, оставим на его совести.
Великий друг, как величает Цейхановича автор, это не Дон Кихот, не Бравый солдат Швейк, даже не Остап Бендер, но он представляется нам как прототип нашего, вашего и Котюковского времени по ту сторону России.
Но сколько поле не квантуй, всё равно получится бесконечность.
Если Цейханович, допустим, герой по ту сторону России, то по какую находится автор повествования. Но даже, если по эту, а не по ту, то почему остальные мелькающие персонажи как Авербах, Лжедмитрич, Фельдман, Дорфман, Краснер больше похожи на марионеток средневекового театра? Кроме кривизны рож, татуировок на коже и экзотических имён, почти ничем друг от друга не отличаются, а сближает их дебилизм и ущербность. Да, Цейханович – страшный человек, но страшнее его сам автор, который умудряется волей-неволей дружить с монстрами разного калибра, пусть ему не будет в обиду, но вряд ли и в хвалу.
Вот почему это произведение – явление в литературе. Ничего подобного ранее не писалось. Придуркам и заумникам может показаться бредом, но это зеркало, которое отражает жизнь без прикрас по ту и по эту сторону России.
Но разве вина автора в том, что жизнь такая, какая есть, а, может, зеркала в России кривые?
Угораздило такому незаурядному таланту родиться в такое время и в такой стране, видимо, заблаговременно, преждевременно, а то и вневременно! А родись Котюков в Монако?! Или в Люксембурге?!..
И тут напрашивается ещё один вопрос. Где, кроме Центрального Дома литераторов и разных Союзов писателей автор видел такое количество поганых людей в одном месте, которые ну никак не переходят в качество. Может, и видел (он человек наблюдательный, любознательный, любвеобильный), но не со всеми же корешил, не с каждым выпивал в подворотне, да и немало порядочных женщин не удостоились его мужской скупой ласки. Да и вряд ли они заслуживают этой высокой чести. Ну и чёрт с ними! Оставим многострадальных рядовых героев и автора в покое. Вернёмся то ли к трагическому, то ли к комическому герою Цейхановичу. В самом деле, кто этот Цейханович? Теза, антитеза или синтез? А может, всё вместе? Тут и сам Аристотель призадумается. Но Бог с ним, с Аристотелем, мы наизусть знаем его метафизику и эстетику. А знаем ещё, что Цейханович сосед автора, который заливает его с нижнего этажа из чайника кипятком, чтобы остудить кипящий ум. Ум, целеустремлённый к охвату необъятного, прежде всего самого себя и своего любимого полудруга, полуврага, неудержимого в проявлении всех человеческих негативов, а то и позитивов наизнанку, (кому как кажется или не кажется).
И тут, мы двое, полухохол и полуболгарин, в споре до искр из глаз ломаем друг другу головы, (но ещё не проломили), чтобы вразумительно или хотя бы невразумительно понять образ Цейхановича, который вроде бы открыт и беззащитен, но почему-то бронепатрон его не берёт. Его героические действия и не очень героические деяния как на ладони, но смысл их понятен лишь Богу и автору.
А читатель ещё не родился по ту и по другую сторону России, а может и не родится, как угодно Льву Котюкову, или неугодно!..
Хотелось бы добавить ещё кое-что, потому что наши рассуждения на выше написанном не заканчиваются. Это, видимо, у нас нескончаемый процесс, идущий вглубь, ввысь или ещё дальше, но хотя бы два слова о языке. А он, язык Котюкова, в эпическом романе «Победитель последних времён» настолько сочный, колоритный и красочный, что затмит любую или точнее, самую яркую радугу по ту или по эту сторону России.
Михаил ЗУБАВИН,
Главный редактор журнала «Проза»,
Веселин ГЕОРГИЕВ,
член Пен-клуба, член Союза болгарских писателей,
член Союза писателей России,
представитель Союза болгарских писателей в Москве
О чём я мечтаю в последние годы? Не так уж и о многом. Например, о том, что мои дети тоже осознали смысл этих слов.
Согласитесь: а ведь хорошо, когда понимаешь, что там, где нас нет, тоже плохо.
Лев Котюков – человек нервный, саркастический, талантливый, меткий в словах, убийственно точный в образах и очень ранимый. За это его многие не любят. В смысле – за талант и за сарказм. Котюков говорит, что это ему «до лампочки». Я не верю, но не спорю. Зачем? Переубедить, тем более изменить характер Лёвы – занятие пустое. Идеал – попытаться использовать его поэтический дар, ёмкость фраз и простор мысли в благих целях. Но ведь для этого нужно хотя бы жить рядом. А лучше – изредка видеться, чтобы влиять. Но нас разделяют тысячи километров. Поэтому Лев остаётся прежним Котюковым, а мирное применение его пассионарности – моим несбыточным проектом.
Но всё это, так сказать, лирика и общие рассуждения. А читателю нужна конкретика. Пожалуйста, несколько примеров. Лев Котюков об одном очень известном писателе из стана патриотов: «Сань, ты только глянь на него! У него же с возрастом вся душа на морду вылезла!»
Парижская книжная ярмарка. Ко Льву Котюкову, стоящему у стенда «группы 17», направляется писатель В.Е. «Ближе, чем на три шага не приближайся, – басит ему Лев, – ауру, поганец, испортишь».
А как нравятся вам такие котюковские откровения: «Главное в жизни – сумма прописью. Всё остальное – ерунда», «Каждая последующая жена на порядок хуже предыдущей», «Мордорыл, а не человек», «Женщины любят ложь, а бабы – конфеты», «Нигде не видел ничего хорошего, кроме своего отражения в зеркалах и лужах», «Эх, обратить бы тебя в обычную почтовую марку»?..
Согласен, всё это не самое приятное, тем более, если адресовано тебе. И в то же время именно их автор пишет очень искренние, светлые, проникновенные и бесконечно грустные стихотворения. И поэтому, когда вы вдруг услышите, что Котюков – тяжелый человек – не спорьте. Отыщите лучше сборник его стихов, например, «Крест и пламя», или найдите что-нибудь в Интернете, и, в первую очередь, роман «Победитель последних времён», или «Песнь о Цейхановиче» – и вы поймёте, что многое, если не всё, ему можно простить. Как злились, но многое прощали современники Пушкину, Есенину, Рубцову.
Оглядываясь назад могу сказать: жизнь порой неожиданна, но всегда логична. И поэтому, читая Льва Котюкова, с чистым сердцем говорю: Родина – это не точка на карте, Родина – это состояние души.
Александр ФИТЦ, Германия, Мюнхен,
член правления Международной Федерации русскоязычных писателей
О Льве Котюкове
Герой вашего времени
Часть I
Забвение
Я сознательно не привожу никаких, даже напрашивающихся, литературоведческих параллелей «Песни о Цейхановиче» – слишком серьёзный и не интеллигентствующий разговор пробуждает она в моей, тоже смертной и тоже конечной, в моей тоже обезбоженной донельзя, – душе.
Я просто-напросто хочу теперь помолиться и за себя, и за автора прочитанной «Песни», ибо мы ещё порой «там, где [нас] нет», и нам ещё бывает «невыразимо сладостно» в своей то ли непосредственно дьявольской, то ли дьявольски непосредственной «тьме». Ведь только так проникаешь – культуроносно и наверняка! – в сегодняшнюю реальность. Но Божье попущение – не беспредельно…
Петр КАЛИТИН,
доктор философских наук, профессор МТУ,
член Союза писателей России
По ту и эту сторону «Победителя последних времен»
(Лев Котюков как эпический романист)
Спору нет, наш замечательный поэт Лев Константинович Котюков обладает замечательным чувством юмора: в прозе жизни. Стихи – вещь особая, там смех ни к чему, если это только не какие-нибудь пародии, но и в этом смысле у Котюкова всё в порядке («Я лежу под берёзой, без зубов и тверёзый.»). А уж в ораторском искусстве, в живом словообщении Лев Константинович и вовсе преуспел донельзя: слушать его – одно удовольствие. Сарказм, жёсткая ирония, убийственные метафоры и образы. Даже если ты сам находишься под прицелом. (Попасть на его словесное жало – уже само по себе является достижением, ещё заслужить надо). Его творческого темперамента хватит на десятерых, хорошей злости – на дюжину, ума и таланта – на роту нынешних вялых и ноющих литераторов. Словом, мастерство, как говорится, не пропьёшь. И, слава Богу! Флаг ему в руки! Поскольку Лев Котюков владеет главным секретом в творчестве – он знает, что мы знаем, что ничего не знаем. Это та формула, с которой только и можно садиться за письменный стол. Иначе рядом с тобой усядутся будущие читатели и станут всячески мешать, дёргать за волосы, щипать, толкаться локтями. Но всё это пока так, преамбула, речь же пойдёт о новом романе-поэме Льва Котюкова «Победитель последних времён», имеющем также второе название «Песнь о Цейхановиче».Итак, пусть будет «Песнь о Цейхановиче». Прежде всего, кто такой этот Цейханович и чем заслужил, чтобы о нём слагали целые эпические поэмы? О чём вообще роман? Автор намекает на ответ в самом подзаголовке: «…или По ту сторону России». А в краткой аннотации даются более конкретные объяснения – роман написан в лучших традициях русского магического реализма, где две главные темы – любовь и бессмертие. Это так. Любовь и бессмертие можно скрепить и одним словом – богопознание, все же иные темы в русской литературе второстепенны, истекают из главных: тут и человеческие страсти, ужасы, игра, деньги, поиски и погони, те же смех и слёзы. И чёрт с ним, с этим Цейхановичем, но не так уж и важно, что он из себя представляет, а скорее, всего-то и вовсе не представляет ничего – так, мираж, фикция, виртуальный стержень, на который нанизываются полуреальные и мистические истории, а также другие персонажи-призраки. Которые, впрочем, порою имеют вполне узнаваемые черты. Но и на них тоже, по большому счету, плевать, ну их к бесу! Здесь важен сам автор. Его «лирический герой», если уж отталкиваться именно от традиций русской литературы. Его кредо, его жизненная позиция, его «любовь и бессмертие». Ведь каждый писатель пишет исключительно о себе. О себе во времени (но не «Я и космос»), а иначе он становится всего лишь полковым писарем при штабе вдали от сражения. Поэтому следует разделить «Песнь о Цейхановиче» на две части: одна – это замечательный смех, ёрничанье, каламбуристика, щедрая сатира, бражничество, настоящий идиотизм, и вторая – философская, лирическая, проникнутая глубоким психологизмом и размышлениями о собственной судьбе, о России, о мироздании. Та и эта сторона «Цейхановича».
Вначале обратимся к «этой» стороне «луны», которая отчетливо видна, где персонажи пьют взаглот, издеваются друг над другом, спариваются и вообще ведут себя, как на пиру во время чумы. Что ж, чума – она и есть чума, давно пришла в Дом (Россию), её и должно встречать именно так – в карнавальных масках, с особым шизофреническим шиком, с флером идиотизма во взоре. Что и показывает наш автор. Вообще, я давно заметил, что слова «идиот» и «идиотизм» – одни из излюбленных у Льва Котюкова. Вспомним его прекрасное стихотворение:
Замечательные, мудрые строки, в которых есть всё: и пронзительная горечь жизни, и апокалипсическая прозорливость, и констатация сути бытия. Но о стихах Льва Котюкова – в ином месте и в иное время, хотя проза Льва Константиновича, безусловно, поэтически-метафорична и предельно образна, таит в себе некое стихотворное начало. Может быть, поэтому он и сам назвал свой роман о Цейхановиче «поэмой». Как Гоголь. Имеет право, не мальчик. Уверен, что и Льву Котюкову установят памятник лет, этак, через сто, и вполне справедливо. А ведь и его «поэма» полна «мёртвыми душами» – всеми этими Лжедимитричами, Авербахами, Мордалевичами, Фельдманами, Дорфманами, Трезвиками, Клопштоками и прочими милыми рожами, каждый из которых выпотрошен наизнанку, а в массе своей представляют этюд Босха или «Сон разума» Гойи.
Хозяин сдохнет, и собака сдохнет,
И рухнет дом, и небо упадёт,
И сад, забытый за холмом засохнет,
Но будет жить последний идиот.
Он будет жить любовью без ответа,
Смирять в крапиве бешеную плоть.
Но лучше так, чем пустота без света,
Но лучше так! Храни его Господь.
По существу, в романе нет ни одного положительного (в строгом, классическом понимании) персонажа, исключая самого автора (да и то спорно). Но они здесь не нужны: фантасмагория исключает присутствие на шабаше «человека», иначе на него тотчас же накинутся все бесы в масках, все «мёртвые души». Впрочем, они уже и накинулись: сам автор подставляет им свою плоть и кровь, свое сердце и душу, словно проверяя самого себя на крепость духа и разума. Он ведь не бежит от них, не прячется, а участвует в диком «чумном» пире» – но не для того, чтобы принять в себя, а понять, изучить, хирургически препарировать и определить предел человеческой глупости, пошлости, предательства, лжи, безверия. Это – работа для главврача в психиатрической лечебнице. Нужно иметь много сил, стойкости и трезвую голову, чтобы самому не сдвинуться на фоне «Цейхановичей». Не выпасть в кислотный осадок и перестать «догонять краями» реалии жизни. А реалии жизни-то именно таковы, как их описывает автор, ну, может быть, чуть маскирует и хулиганит, лукаво усмехаясь при этом. Но диагноз-то точен и верен: мы все живём в большом сумасшедшем доме, который временно носит имя Эрэфия. Не Россия. Россия – по другую сторону «Цейхановича», там, где автор честен и сам с собой и с нами, читателями. Кстати, не думаю, что евреям следовало бы обижаться на всех этих «Фельдманов», натыканных тут и там в романе (хотя, пожалуй, многовато, следовало бы «разбавить» афро-американцами, на худой конец). Но дело не в них. Дело в нас, русских, которые «двести лет вместе», а ничему так толком и не научились. Вот откуда «восторженная» песнь Цейхановичу, за которой опять же прячется горькая и мудрая усмешка Льва Котюкова. А что касается череды комических ситуаций и положений, в кои попадают персонажи романа, то они, разумеется, восхитительны (на уровне Рабле, Гашека, Свифта, Салтыкова-Щедрина и уж куда выше Задорного со Жванецким), однако – вот ведь в чём парадокс! – чем больше погружаешься в смеховую эстетику Котюкова, чем сильнее втягиваешься в неё, чем дольше ходишь вместе с Цейхановичем, – тем тебе почему-то становится всё горше и тоскливей, всё страшнее и отвратительней от мира. На мой взгляд, количество «чёрного юмора» в книге, этого «магического реализма» в романе чрезмерно. Оно порой захлёстывает и самого автора, и читателя. Хочется плюнуть в окно или действительно напиться с каким-нибудь реальным Цейхановичем, чтобы не видеть ни себя в зеркале, ни отражающийся в нём миропорядок, пропади он пропадом!
Но автор не был бы настоящим мастером, если бы не предложил читателю иную, вторую сторону своего романа, о которой я уже говорил выше. Это только Войнович может лишь скалить зубы и хохмить, наш русский писатель смотрит гораздо глубже, в корень. Ему непременно подавай психологию. Что и доказал Лев Константинович Котюков, хотя бы такой фразой: «Истинное Слово всегда больше себя, и образы, созданные Словом, больше самих себя и творцов своих». А «жизнь», добавляет он вслед за Федором Михайловичем, «богаче любой фантазии». Так что же такое эпос Льва Котюкова? Бредовый сон или тяжкая явь русской жизни? Пожалуй, ни то и ни другое, а также то и другое вместе. Это необычно яркое и оригинальное произведение, хотя и имеющее аналоги в мировой литературе. Но опять же прав Котюков, написавший: «Неизвестного писателя понимают всего несколько человек, а известного – и того меньше. Иногда – вообще никто, и в первую очередь, сам писатель». Это правда, и это правильно. Так чего же тут толочь воду в ступе? Надо читать, а след от прочитанного в твоей душе проявится сам собой. Читать и вычленять из «Победителя последних времён» главное – ту суть, которая лежит «по ту сторону России».
Александр ТРАПЕЗНИКОВ,
член Пен-клуба,
член Союза писателей России
Теза или антитеза в романе Льва Котюкова
Прочитав новые главы романа Льва Котюкова «Победитель последних времён», или «Песнь о Цейхановиче» с подзаголовком «По ту сторону России», журнал «Проза» № 4, 2005 г., мы подумали, не явление ли это в современной русской литературе?А если это явление, чем оно отличается от произведений, которые явлением не являются?
И хотелось бы узнать, где та и где эта сторона России?
И тут, вразумительно или невразумительно, помозговав, постараемся поразмышлять.
Ещё вопрос: есть ли на свете Цейханович и подобного типа люди в России? На наш общий взгляд есть, есть и автор, сотворивший данного героя и растворившийся в нём, то ли частично, то ли полностью, оставим на его совести.
Великий друг, как величает Цейхановича автор, это не Дон Кихот, не Бравый солдат Швейк, даже не Остап Бендер, но он представляется нам как прототип нашего, вашего и Котюковского времени по ту сторону России.
Но сколько поле не квантуй, всё равно получится бесконечность.
Если Цейханович, допустим, герой по ту сторону России, то по какую находится автор повествования. Но даже, если по эту, а не по ту, то почему остальные мелькающие персонажи как Авербах, Лжедмитрич, Фельдман, Дорфман, Краснер больше похожи на марионеток средневекового театра? Кроме кривизны рож, татуировок на коже и экзотических имён, почти ничем друг от друга не отличаются, а сближает их дебилизм и ущербность. Да, Цейханович – страшный человек, но страшнее его сам автор, который умудряется волей-неволей дружить с монстрами разного калибра, пусть ему не будет в обиду, но вряд ли и в хвалу.
Вот почему это произведение – явление в литературе. Ничего подобного ранее не писалось. Придуркам и заумникам может показаться бредом, но это зеркало, которое отражает жизнь без прикрас по ту и по эту сторону России.
Но разве вина автора в том, что жизнь такая, какая есть, а, может, зеркала в России кривые?
Угораздило такому незаурядному таланту родиться в такое время и в такой стране, видимо, заблаговременно, преждевременно, а то и вневременно! А родись Котюков в Монако?! Или в Люксембурге?!..
И тут напрашивается ещё один вопрос. Где, кроме Центрального Дома литераторов и разных Союзов писателей автор видел такое количество поганых людей в одном месте, которые ну никак не переходят в качество. Может, и видел (он человек наблюдательный, любознательный, любвеобильный), но не со всеми же корешил, не с каждым выпивал в подворотне, да и немало порядочных женщин не удостоились его мужской скупой ласки. Да и вряд ли они заслуживают этой высокой чести. Ну и чёрт с ними! Оставим многострадальных рядовых героев и автора в покое. Вернёмся то ли к трагическому, то ли к комическому герою Цейхановичу. В самом деле, кто этот Цейханович? Теза, антитеза или синтез? А может, всё вместе? Тут и сам Аристотель призадумается. Но Бог с ним, с Аристотелем, мы наизусть знаем его метафизику и эстетику. А знаем ещё, что Цейханович сосед автора, который заливает его с нижнего этажа из чайника кипятком, чтобы остудить кипящий ум. Ум, целеустремлённый к охвату необъятного, прежде всего самого себя и своего любимого полудруга, полуврага, неудержимого в проявлении всех человеческих негативов, а то и позитивов наизнанку, (кому как кажется или не кажется).
И тут, мы двое, полухохол и полуболгарин, в споре до искр из глаз ломаем друг другу головы, (но ещё не проломили), чтобы вразумительно или хотя бы невразумительно понять образ Цейхановича, который вроде бы открыт и беззащитен, но почему-то бронепатрон его не берёт. Его героические действия и не очень героические деяния как на ладони, но смысл их понятен лишь Богу и автору.
А читатель ещё не родился по ту и по другую сторону России, а может и не родится, как угодно Льву Котюкову, или неугодно!..
Хотелось бы добавить ещё кое-что, потому что наши рассуждения на выше написанном не заканчиваются. Это, видимо, у нас нескончаемый процесс, идущий вглубь, ввысь или ещё дальше, но хотя бы два слова о языке. А он, язык Котюкова, в эпическом романе «Победитель последних времён» настолько сочный, колоритный и красочный, что затмит любую или точнее, самую яркую радугу по ту или по эту сторону России.
Михаил ЗУБАВИН,
Главный редактор журнала «Проза»,
Веселин ГЕОРГИЕВ,
член Пен-клуба, член Союза болгарских писателей,
член Союза писателей России,
представитель Союза болгарских писателей в Москве
Состояние и противостояние души
У Бога все живы. И этим всё сказано, ибо в этой фразе заключена вечность нашего бытия и скоротечность земного присутствия…О чём я мечтаю в последние годы? Не так уж и о многом. Например, о том, что мои дети тоже осознали смысл этих слов.
***
Урал – хребет России. Сергиев Посад – душа России. Москва – сердце России… Кто-нибудь знает, где у России мозги? – вопрошал русский поэт и прозаик Лев Котюков у меня на Международной книжной ярмарке во Франкфурте.Согласитесь: а ведь хорошо, когда понимаешь, что там, где нас нет, тоже плохо.
Лев Котюков – человек нервный, саркастический, талантливый, меткий в словах, убийственно точный в образах и очень ранимый. За это его многие не любят. В смысле – за талант и за сарказм. Котюков говорит, что это ему «до лампочки». Я не верю, но не спорю. Зачем? Переубедить, тем более изменить характер Лёвы – занятие пустое. Идеал – попытаться использовать его поэтический дар, ёмкость фраз и простор мысли в благих целях. Но ведь для этого нужно хотя бы жить рядом. А лучше – изредка видеться, чтобы влиять. Но нас разделяют тысячи километров. Поэтому Лев остаётся прежним Котюковым, а мирное применение его пассионарности – моим несбыточным проектом.
Но всё это, так сказать, лирика и общие рассуждения. А читателю нужна конкретика. Пожалуйста, несколько примеров. Лев Котюков об одном очень известном писателе из стана патриотов: «Сань, ты только глянь на него! У него же с возрастом вся душа на морду вылезла!»
Парижская книжная ярмарка. Ко Льву Котюкову, стоящему у стенда «группы 17», направляется писатель В.Е. «Ближе, чем на три шага не приближайся, – басит ему Лев, – ауру, поганец, испортишь».
А как нравятся вам такие котюковские откровения: «Главное в жизни – сумма прописью. Всё остальное – ерунда», «Каждая последующая жена на порядок хуже предыдущей», «Мордорыл, а не человек», «Женщины любят ложь, а бабы – конфеты», «Нигде не видел ничего хорошего, кроме своего отражения в зеркалах и лужах», «Эх, обратить бы тебя в обычную почтовую марку»?..
Согласен, всё это не самое приятное, тем более, если адресовано тебе. И в то же время именно их автор пишет очень искренние, светлые, проникновенные и бесконечно грустные стихотворения. И поэтому, когда вы вдруг услышите, что Котюков – тяжелый человек – не спорьте. Отыщите лучше сборник его стихов, например, «Крест и пламя», или найдите что-нибудь в Интернете, и, в первую очередь, роман «Победитель последних времён», или «Песнь о Цейхановиче» – и вы поймёте, что многое, если не всё, ему можно простить. Как злились, но многое прощали современники Пушкину, Есенину, Рубцову.
Оглядываясь назад могу сказать: жизнь порой неожиданна, но всегда логична. И поэтому, читая Льва Котюкова, с чистым сердцем говорю: Родина – это не точка на карте, Родина – это состояние души.
Александр ФИТЦ, Германия, Мюнхен,
член правления Международной Федерации русскоязычных писателей
О Льве Котюкове
Лев Константинович Котюков – ныне один из самых известных писателей России. Он – автор более тридцати книг поэзии и прозы, получивших заслуженное признание в нашей стране и за рубежом.
Лев Котюков – первый поэт в истории России, отмеченный за литературные труды Московской Патриархией и Патриархом Всея Руси Алексием II. Он – лауреат Международной премии имени Святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, а также лауреат ещё тридцати семи международных, всероссийских и региональных литературных премий.
Лев Котюков – Председатель правления Московской областной писательской организации, секретарь правления Союза писателей России, Заслуженный работник культуры России, главный редактор журнала «Поэзия», академик Международной академии Духовного единства народов мира и ряда других Академий России, профессор Академии безопасности, обороны и правопорядка.
Главные литературные премии:
Лауреат Всероссийской премии имени А.А.Фета – 1996 г.
Лауреат Международной премии имени А.А.Платонова – 1997 г.
Лауреат Международной премии имени Святых равноапостольных Кирилла и Мефодия – 1997 г.
Лауреат Международной премии «Поэзия» – 1999 г.
Лауреат Всероссийской премии имени А Т. Твардовского – 2000 г.
Лауреат Всероссийской премии имени Н.М. Рубцова – 2001 г.
Лауреат Всероссийской премии имени М.Ю. Лермонтова – 2003 г.
Лауреат Всероссийской премии имени Ф.И. Тютчева – 2003 г.
Лауреат Международной премии имени М.В. Ломоносова – 2004 г.
Лауреат Всероссийской премии имени Н.С. Гумилёва – 2004 г.
Лауреат Всероссийской премии имени Петра Великого – 2005 г.
Лауреат Государственной премии первой степени Центрального федерального округа Российской федерации в области литературы и искусства – 2006 г.
Лев Котюков – первый поэт в истории России, отмеченный за литературные труды Московской Патриархией и Патриархом Всея Руси Алексием II. Он – лауреат Международной премии имени Святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, а также лауреат ещё тридцати семи международных, всероссийских и региональных литературных премий.
Лев Котюков – Председатель правления Московской областной писательской организации, секретарь правления Союза писателей России, Заслуженный работник культуры России, главный редактор журнала «Поэзия», академик Международной академии Духовного единства народов мира и ряда других Академий России, профессор Академии безопасности, обороны и правопорядка.
Главные литературные премии:
Лауреат Всероссийской премии имени А.А.Фета – 1996 г.
Лауреат Международной премии имени А.А.Платонова – 1997 г.
Лауреат Международной премии имени Святых равноапостольных Кирилла и Мефодия – 1997 г.
Лауреат Международной премии «Поэзия» – 1999 г.
Лауреат Всероссийской премии имени А Т. Твардовского – 2000 г.
Лауреат Всероссийской премии имени Н.М. Рубцова – 2001 г.
Лауреат Всероссийской премии имени М.Ю. Лермонтова – 2003 г.
Лауреат Всероссийской премии имени Ф.И. Тютчева – 2003 г.
Лауреат Международной премии имени М.В. Ломоносова – 2004 г.
Лауреат Всероссийской премии имени Н.С. Гумилёва – 2004 г.
Лауреат Всероссийской премии имени Петра Великого – 2005 г.
Лауреат Государственной премии первой степени Центрального федерального округа Российской федерации в области литературы и искусства – 2006 г.
Герой вашего времени
Неблагодарное это занятие – писать предисловия к собственным сочинениям, неблагодарное да и бессмысленное. Но, увы, приходится, ибо во времена последние число идиотов на один квадратный метр по эту сторону России превзошло самые смелые ожидания, несмотря на убыль повсеместную. И дьявольски хитры стали идиоты, хитрей иных покойников. И не только они, но и прочие неидиоты, хотя общеизвестно, – чем больше хитрости, тем меньше разума. И сдаётся мне, что количество русской хитрости неотделимо от увеличения плотности и скорости Смерти.
Однако что-то совсем не туда заносит моё верное перо сила неведомая, в какую-то дурную метафизику вместо доверительного объяснения с читателями, то есть с человеками. И ничего, что сегодня слово «человек» звучит не очень гордо.
Человек – это звучит сколько?!
Человек – это звучит горько!
Человек – это звучит в морду!!!
И все же хорошо, что сегодня слово «человек» звучит не очень гордо. Гордыня – порок препакостный, но весьма заразительный и соблазнительный. И посему я не хочу гордо идти впереди своих читателей, дабы не получить пулю в затылок. Поэтому, наверное, и пишу честное предисловие к своим неловким сочинениям.
О чем мечтает писатель?!
Большей частью о разной глупости.
Но иногда и о герое на все времена, то есть о вечном. И правильно делает, лучше всего мечтать о несбыточном.
Не знаю, мечтали ли о несбыточном Гомер, Шекспир, Сервантес, Свифт, Толстой, Достоевский, Чехов и Шолохов. Возможно, как гениальные люди и не мечтали, ибо гениальность сама по себе превыше любой мечты. Но образы, созданные ими, стали сверхреальностью. Одиссей, Гамлет, Дон Кихот, Гулливер, Анна Каренина, Раскольников, Григорий Мелехов и Аксинья для нас живее живых, хотя в реальности человеческой они не существовали никогда.
Истинное Слово всегда больше себя, и образы, созданные Словом, больше самих себя и творцов своих. И поэтому трижды прав Фёдор Михайлович Достоевский, обронивший: «Жизнь богаче любой фантазии». Именно поэтому я с некоторых пор перестал предаваться литературным и иным мечтаниям и занялся эпическим жизнеописанием многообразных деяний своего великого друга и покровителя Цейхановича. И неважно, что сам он не всегда пользуется своей фамилией и именем своим и как бы не существует в чистом виде в реальности. Существует – и ещё как, ибо не зря сказано, что человек – мера всех вещей, существующих и не существующих. Человек – не только мера видимого и невидимого мира, не только мера времени большого и малого, но и герой своего времени. Мой Цейханович – истинный герой эпохи, в которой автор, то есть я, оказался совершенно случайно, в результате каких-то неведомых никому метафизических недоразумений. Но сам Цейханович абсолютно не случаен ни по ту, ни по эту сторону России – и посему оставлять его образ вне художественной литературы просто преступно. И мне, естественно, хочется быть писателем, а не преступником, хотя иные мои ошибки страшней преступлений. Впрочем, иные мои недостатки – продолжение моих достоинств, но не обо мне, многогрешном, нынче речь.
Отрадно, что Цейханович добровольно объявил себя моим цензором, подобно царю Николаю, объявившему себя единственным цензором Пушкина.
Поэтому все неловкие места в моих сочинениях на его совести. Я за них не в ответе перед читателями и нечитателями, – и наплевать, что они вышли из-под пера моего.
Почему я озаглавил своё предисловие «Герой вашего времени», а не как-то иначе? Не только потому, что по ошибке провидения оказался не в своей эпохе, а из-за одного детского воспоминания.
Ехали мы с матушкой поездом в Москву, мне было тогда этак лет двенадцать, а в соседнем купе везли откуда-то с юга, с няньками и тётками, маленького Цейхановича.
Блеснули в смутной рани купола, высветились высотки, Москва-река проблеснула.
– Изя, Изя, вставай! Наша Москва! Наша Москва! – вскричала на весь вагон одна из тётушек Цейхановича.
– Ваша, ваша!.. – сердито согласилась с нею моя матушка.
– А почему только ихняя? – ревниво полюбопытствовал я.
– Подрастёшь – узнаешь… – со вздохом отрезала матушка.
Я подрос, за метр восемьдесят вымахал, но только сейчас понял матушкину печаль. И «Герой вашего времени» – дань памяти её печали.
И ещё… Цейханович утверждает, что прочтение моих сочинений поднимает потенцию у мужчин на 72 процента, а у женщин аж на все 100 – и ещё страшнее. И это чистая правда, ибо Цейханович крепко знает своё мужское дело.
Неизвестного писателя понимает всего несколько человек, а известного – и того меньше. Иногда вообще никто, и в первую очередь сам писатель. И не грустно оттого, но как-то грустновато до омерзения. А иногда даже кажется, что я и есть Цейханович. Слава богу, сам Цейханович об этом пока ничего не знает.
Такое вот моё предисловие, и дай, Господи, здоровья и любви всем моим читателям и читательницам.
Автор
Однако что-то совсем не туда заносит моё верное перо сила неведомая, в какую-то дурную метафизику вместо доверительного объяснения с читателями, то есть с человеками. И ничего, что сегодня слово «человек» звучит не очень гордо.
Человек – это звучит сколько?!
Человек – это звучит горько!
Человек – это звучит в морду!!!
И все же хорошо, что сегодня слово «человек» звучит не очень гордо. Гордыня – порок препакостный, но весьма заразительный и соблазнительный. И посему я не хочу гордо идти впереди своих читателей, дабы не получить пулю в затылок. Поэтому, наверное, и пишу честное предисловие к своим неловким сочинениям.
О чем мечтает писатель?!
Большей частью о разной глупости.
Но иногда и о герое на все времена, то есть о вечном. И правильно делает, лучше всего мечтать о несбыточном.
Не знаю, мечтали ли о несбыточном Гомер, Шекспир, Сервантес, Свифт, Толстой, Достоевский, Чехов и Шолохов. Возможно, как гениальные люди и не мечтали, ибо гениальность сама по себе превыше любой мечты. Но образы, созданные ими, стали сверхреальностью. Одиссей, Гамлет, Дон Кихот, Гулливер, Анна Каренина, Раскольников, Григорий Мелехов и Аксинья для нас живее живых, хотя в реальности человеческой они не существовали никогда.
Истинное Слово всегда больше себя, и образы, созданные Словом, больше самих себя и творцов своих. И поэтому трижды прав Фёдор Михайлович Достоевский, обронивший: «Жизнь богаче любой фантазии». Именно поэтому я с некоторых пор перестал предаваться литературным и иным мечтаниям и занялся эпическим жизнеописанием многообразных деяний своего великого друга и покровителя Цейхановича. И неважно, что сам он не всегда пользуется своей фамилией и именем своим и как бы не существует в чистом виде в реальности. Существует – и ещё как, ибо не зря сказано, что человек – мера всех вещей, существующих и не существующих. Человек – не только мера видимого и невидимого мира, не только мера времени большого и малого, но и герой своего времени. Мой Цейханович – истинный герой эпохи, в которой автор, то есть я, оказался совершенно случайно, в результате каких-то неведомых никому метафизических недоразумений. Но сам Цейханович абсолютно не случаен ни по ту, ни по эту сторону России – и посему оставлять его образ вне художественной литературы просто преступно. И мне, естественно, хочется быть писателем, а не преступником, хотя иные мои ошибки страшней преступлений. Впрочем, иные мои недостатки – продолжение моих достоинств, но не обо мне, многогрешном, нынче речь.
Отрадно, что Цейханович добровольно объявил себя моим цензором, подобно царю Николаю, объявившему себя единственным цензором Пушкина.
Поэтому все неловкие места в моих сочинениях на его совести. Я за них не в ответе перед читателями и нечитателями, – и наплевать, что они вышли из-под пера моего.
Почему я озаглавил своё предисловие «Герой вашего времени», а не как-то иначе? Не только потому, что по ошибке провидения оказался не в своей эпохе, а из-за одного детского воспоминания.
Ехали мы с матушкой поездом в Москву, мне было тогда этак лет двенадцать, а в соседнем купе везли откуда-то с юга, с няньками и тётками, маленького Цейхановича.
Блеснули в смутной рани купола, высветились высотки, Москва-река проблеснула.
– Изя, Изя, вставай! Наша Москва! Наша Москва! – вскричала на весь вагон одна из тётушек Цейхановича.
– Ваша, ваша!.. – сердито согласилась с нею моя матушка.
– А почему только ихняя? – ревниво полюбопытствовал я.
– Подрастёшь – узнаешь… – со вздохом отрезала матушка.
Я подрос, за метр восемьдесят вымахал, но только сейчас понял матушкину печаль. И «Герой вашего времени» – дань памяти её печали.
И ещё… Цейханович утверждает, что прочтение моих сочинений поднимает потенцию у мужчин на 72 процента, а у женщин аж на все 100 – и ещё страшнее. И это чистая правда, ибо Цейханович крепко знает своё мужское дело.
Неизвестного писателя понимает всего несколько человек, а известного – и того меньше. Иногда вообще никто, и в первую очередь сам писатель. И не грустно оттого, но как-то грустновато до омерзения. А иногда даже кажется, что я и есть Цейханович. Слава богу, сам Цейханович об этом пока ничего не знает.
Такое вот моё предисловие, и дай, Господи, здоровья и любви всем моим читателям и читательницам.
Автор
Часть I
Забвение
Полковник Лжедимитрич отмечал день рождения жены.
Отмечал третий день без передыху.
Отмечал широко, громко и беспамятно.
«…Как-никак, хоть и дура набитая, а полковница! Не то что у некоторых! – с тонким намёком прорычал он по телефону и грозно скомандовал: – Какого рожна ждёшь?! Наша сволочь почти вся уже отметилась! Приходи!!!»
И я пошёл. И пришёл, и не пожалел. И никто не пожалел, что я пришёл. Ни полковник, ни юбилярша-полковница, ни пьяные подруги полковницы. Даже собака полковничья по кличке Кефир не пожалела. И не оттого, что я такой-растакой хороший, хоть и непьющий, а… Но об этом потом, почему никто не пожалел, ибо много у Бога лишних людей, но настоящего лишнего человека найти тяжело. И немного о самом дне рождения. Вернее, о его третьем дне, поскольку от первых двух меня Господь миловал. И в общих, так сказать, чертах.
Скотина-полковник был пьян до неприличия. Пьян, как какой-нибудь задрипанный капитанишка из мелкого, безнадёжного гарнизона, нежданно получивший майора. Неприлично пребывая в реальности, полковник давно уже, задолго до моего появления, был не в состоянии удерживать что-то осмысленное в памяти и сознании. Реальность струилась сквозь него, как вода сквозь песок, но сознание, отравленное алкоголем, тем не менее активно творило эту самую чёртову реальность, неустанно подпитывая её родниками непотребства и сквернословия. Полковнику уверенно казалось, что он владеет всем – и помнит всё, как на панораме артиллерийского прицела, но он абсолютно не помнил ничего и не владел ничем. И это было вполне нормально.
Отмечал третий день без передыху.
Отмечал широко, громко и беспамятно.
«…Как-никак, хоть и дура набитая, а полковница! Не то что у некоторых! – с тонким намёком прорычал он по телефону и грозно скомандовал: – Какого рожна ждёшь?! Наша сволочь почти вся уже отметилась! Приходи!!!»
И я пошёл. И пришёл, и не пожалел. И никто не пожалел, что я пришёл. Ни полковник, ни юбилярша-полковница, ни пьяные подруги полковницы. Даже собака полковничья по кличке Кефир не пожалела. И не оттого, что я такой-растакой хороший, хоть и непьющий, а… Но об этом потом, почему никто не пожалел, ибо много у Бога лишних людей, но настоящего лишнего человека найти тяжело. И немного о самом дне рождения. Вернее, о его третьем дне, поскольку от первых двух меня Господь миловал. И в общих, так сказать, чертах.
Скотина-полковник был пьян до неприличия. Пьян, как какой-нибудь задрипанный капитанишка из мелкого, безнадёжного гарнизона, нежданно получивший майора. Неприлично пребывая в реальности, полковник давно уже, задолго до моего появления, был не в состоянии удерживать что-то осмысленное в памяти и сознании. Реальность струилась сквозь него, как вода сквозь песок, но сознание, отравленное алкоголем, тем не менее активно творило эту самую чёртову реальность, неустанно подпитывая её родниками непотребства и сквернословия. Полковнику уверенно казалось, что он владеет всем – и помнит всё, как на панораме артиллерийского прицела, но он абсолютно не помнил ничего и не владел ничем. И это было вполне нормально.