Эйна Ли
Искусительница

   Я посвящаю эту книгу моему старшему сыну, Дэйву. Это благодаря тебе на свет появился герой книги Дэвид Кинкейд — Дэйв.

Пролог

   1879 год, Атлантический океан
   «В жизни не видела мужчины красивее», — подумала Синтия. Сидя за капитанским столиком, она наблюдала за очаровательной парой, танцующей под зажигательную мелодию Штрауса. Музыка заглушала монотонный шум голосов и редкий смех пассажиров, собравшихся в роскошном салоне парохода.
   — Вы не хотели бы потанцевать, миз[1] Маккензи? Покосившись на солидного седовласого мужчину, сидевшего справа от нее, Синтия покачала головой.
   — Если вы не против, сэр Хайнц, я предпочла бы не танцевать, — промолвила она.
   — Разумеется, — кивнул он, шепнув что-то своей жене. Они встали из-за стола и направились к танцующим.
   Оставшись в одиночестве, Синтия вновь поискала глазами понравившуюся ей пару. Она приметила этих людей еще вчера, когда пароход отошел от берегов Англии. Впрочем, их невозможно было не заметить. Высокому широкоплечему мужчине было на вид лет сорок. Аккуратно причесанные черные волосы спадали сзади до шеи, а темные усы придавали его загорелому лицу мужественный вид. Его партнерша была хороша собой и изысканно одета. Судя по смуглому цвету ее лица и темным волосам, она была или испанкой, или мексиканкой. Проведя два года в Европе, Синтия без труда догадалась, что элегантное платье дамы приобретено в модном парижском доме Борта.
   Мужчина, и женщина были влюблены друг в друга, и, глядя на них, Синтия невольно почувствовала зависть. Может, все ее несчастья от того, что она не находила утешения в объятиях мужчины? У нее, правда, были близкие отношения с Роберто, но у них ничего не получилось. Обаяние поначалу понравившегося ей Роберто со временем исчезло, и Синтия все чаще видела в нем обычного прожигателя жизни, проводящего время в череде бессмысленных развлечений. Два года она колесила вместе с ним по континенту — они бывали и в парижских бистро, и на покрытых снежными шапками вершинах Австрийских Альп, и в мраморных дворцах итальянской Ривьеры, и на омываемых морской пеной островах Греции, — знакомясь и расставаясь с разными людьми, и все лишь для того, чтобы развеять невыносимую скуку.
   Но теперь Синтия ехала домой, теперь перед ней стояла проблема посерьезнее, чем борьба со скукой. «Ох, папочка!» — с грустью подумала она. Слезы ручьем потекли из ее глаз. Вытерев их рукой, девушка быстро встала и второпях толкнула понравившегося ей красавца.
   — Прошу прощения, — пробормотала она и побежала к выходу из салона.
   К счастью, на палубе никого не было. Подойдя к поручням, Синтия остановилась и дала волю слезам. С того мгновения, как она получила телеграмму от Бет, в которой та сообщала, что отец их при смерти, Синтия все время боялась, что не успеет попрощаться с ним — признать свою ошибку и извиниться за то, что причинила ему столько страданий.
   «Ох, папочка, я так люблю тебя, — думала она. — Мне так жаль, что я столько огорчала тебя».
   — Вы себе представляете, каково это — видеть, как молодая красавица рыдает, стоя в одиночестве на палубе? — раздался над ее ухом чей-то голос.
   Девушка удивленно подняла голову и увидела перед собой того самого привлекательного незнакомца. Она быстро смахнула рукой слезы и прошептала:
   — Мне казалось, что я тут одна.
   — Может, это хоть немного поможет вам? Растерянно улыбаясь, Синтия взяла из рук незнакомца носовой платок.
   — Благодарю вас.
   — Прошу прощения за навязчивость, но мы с женой тревожились за вас. Она настояла, чтобы я узнал, все ли у вас в порядке. Не можем ли мы чем-то помочь?
   Синтия улыбнулась:
   — У вас такая милая жена, сэр. И… — на мгновение она замялась, — ..и решительная. Не многие женщины позволили бы своим мужьям заботиться о посторонних дамах.
   — Особенно если эти дамы так же привлекательны, как вы, — усмехнулся мужчина.
   — Должна признаться, я завидую вашей жене: женщина должна чувствовать себя замечательно рядом с таким мужчиной, — заметила Синтия.
   — Адриана — чудесная женщина.
   — Адриана… Какое красивое имя.
   — Очень красивое, мисс…
   — Маккензи, — представилась девушка. — Синтия Маккензи.
   Незнакомец улыбнулся.
   — Какое совпадение! — Он шутливо отдал ей честь. — Рад познакомиться, мисс Маккензи. А меня зовут Клив Маккензи.
   — Да что вы! — воскликнула Синтия. — Что ж, видимо, этим и объясняется ваша доброта, Клив Маккензи? Мне кажется, все на свете Маккензи чувствуют симпатию друг к другу. Вы так не думаете?
   — Я всегда так считал, честное слово! А вы откуда родом, мисс Маккензи? — поинтересовался Клив.
   Синтии нравилось, что улыбались не только губы, но и глаза собеседника.
   — Я из Денвера, но последние два года путешествовала по Европе, — сообщила она. — А где ваш дом, мистер Клив Маккензи?
   — В Техасе. Мы с братьями владеем ранчо в Техасе, недалеко от Ред-Ривер.
   — В Техасе?! — удивленно воскликнула Синтия. Клив с недоумением посмотрел на нее:
   — В этом есть что-то недостойное, мисс Синтия Маккензи?
   — Нет, конечно! Но отец как-то говорил мне, что у него был брат, который погиб в Аламо. Это… — Девушка осеклась, заметив, как изменилось лицо Клива. — В чем дело, мистер Маккензи?
   — Мой отец погиб в Аламо, — заявил мужчина. — Его звали Эндрю. Но мама рассказывала, что у него был младший брат по имени Мэтью.
   — Ну да! Моего отца зовут Мэтью Маккензи, — изумленно прошептала Синтия.
   — Не может быть! Неужели мы родственники? — воскликнул Клив. Взяв девушку за плечи, он повернул ее к свету, чтобы получше разглядеть лицо. — Ну да, у вас глаза и волосы Маккензи, это точно, — заключил он. — Кузина?! Ну и ну! Что будет, когда я расскажу об этом братьям! — улыбнулся он.
   — Вообще-то у вас три кузины, — заявила Синтия, — потому что у меня есть две сестры — Элизабет и Энджелин.
   — А у меня — два брата: Люк и Флинт. Но я сгораю от нетерпения узнать что-нибудь о моих кузинах. Почему бы нам не вернуться в салон и не потолковать по-родственному, а, кузина Синтия? — И, схватив девушку за руку. Клив Маккензи увел ее с палубы.

Глава 1

   Колорадо
   После шести дней пути, показавшегося девушке бесконечным, поезд наконец-то, пыхтя, остановился на станции Маккензи-Джанкшн. Тревожные мысли об отце ни на мгновение не оставляли ее. Застанет ли она его в живых? Синтию даже немного подташнивало от страха, Высунувшись в окно, она искала глазами сестер или Пита Гиффорда — управляющего ранчо Маккензи, Раунд-Хауса. Синтия надеялась, что они получили ее телеграммы из Нью-Йорка и Омахи.
   — Благодарю вас, Джейкоб, — кивнула она негру, помогавшему ей спуститься с подножки.
   Джейкоб работал носильщиком на первой железнодорожной линии, построенной ее отцом, а теперь ветки Роки-Маунтейн-Сентрал соединяли Денвер с железной дорогой Юнион-Пасифик-Рейлроуд и тянулись дальше, на север.
   — Как же это так вышло с хозяином, а, миз Синтия? Уж он такой хороший человек! Вы уж передайте ему привет, мэм, прошу вас, — проговорил негр с поклоном.
   — Непременно передам, Джейкоб, — пообещала Синтия.
   — А кто придет вас встречать-то, а, миз Синтия? — с тревогой спросил Джейкоб. — Не похоже, что здесь кто-то есть.
   — Да, но я посылала телеграммы о своем приезде. Уверена, что кто-нибудь сейчас приедет, — заверила его девушка.
   — Я возьму ваш багаж, мэм.
   Синтия внимательно осмотрелась. Похоже, ничто не изменилось здесь с тех пор, как она покинула родные места. Построенная для личных нужд ее семьи и расположенная в пяти милях к северу от Денвера, станция представляла собой деревянную платформу, бревенчатое станционное здание и маленькое депо, в котором стоял собственный вагон ее отца.
   Синтия подняла глаза. На горном склоне протянулся ряд осин с золотистыми стволами, вдалеке утренняя дымка, клубясь, поднималась вверх, к сияющему небесному своду, в который, казалось, упираются покрытые снегом вершины. Девушка подумала, что зрелище это достойно кисти лучших художников.
   Сунув руки в теплую меховую муфту, Синтия закрыла глаза и с наслаждением вдохнула полной грудью свежий морозный воздух.
   Внезапно до нее донесся шум колес — к станции подъехал экипаж. Девушка дождалась, пока возница спрыгнет на землю и подойдет к ней, но, к собственному удивлению, она не узнавала его.
   Незнакомец был высоким человеком; короткая, до бедер, куртка не скрывала его длинных, худощавых ног в вытертых джинсах. Воротник кожаной куртки был поднят, а широкие поля шляпы, натянутой прямо на лоб, бросали тень на его лицо.
   — Мисс Маккензи? — обратился к ней незнакомец. При других обстоятельствах Синтия непременно бы заинтересовалась этим человеком, но сейчас все ее мысли были заняты отцом.
   — Да, — кивнула она. — Вы из Раунд-Хауса?
   — Да! — ответил он.
   — Как мой отец? — с тревогой спросила девушка.
   — У него был тяжелый день… да-а…
   Ей показалось или в его голосе был сарказм? Внезапно ветер задул с такой силой, что девушке пришлось ухватиться за поля шляпки, чтобы та не улетела.
   — Вам лучше зайти в здание станции, мисс Маккензи, — посоветовал молодой человек. — Я принесу ваш багаж.
   — Благодарю… Кстати, как вас зовут? — поинтересовалась девушка.
   — Дэйв Кинкейд, — коротко ответил он.
   — Спасибо вам, Дэйв.
   Но он уже не слышал Синтии, потому что отправился за ее багажом, а девушке оставалось лишь смотреть ему вслед. Не приходилось сомневаться: Дэйв отнесся к ней с неприязнью. Но почему? Ведь она не знала его и никогда не встречала прежде. А уж она бы не забыла работника с такой внешностью!
   Налетевший порыв ветра набросился на нее, и Синтия побежала в здание станции.
   В окно она видела, как Дэйв Кинкейд с Джейкобом выгрузили ее багаж, обменялись несколькими словами, а затем, когда носильщик поднялся на подножку тронувшегося поезда, помахали друг другу на прощание.
   Синтия с нетерпением ждала, пока Дэйв грузил ее многочисленные сундуки в экипаж. Когда дело было сделано, она выбежала из станции и присоединилась к нему. Тот молча подал ей руку и помог забраться в коляску и, обойдя экипаж, сел впереди нее.
   Молодой человек даже не пытался завести беседу. Но почему-то Синтия чувствовала некое смущение. А ведь она всегда легко находила общий язык с мужчинами, но было в Дэйве что-то такое, отчего девушке становилось не по себе.
   — Откуда вы, Дэйв? — решилась спросить она.
   — Из Кембриджа.
   Синтия удивленно посмотрела на него.
   — Того, что в Массачусетсе? — уточнила она. Дэйв обернулся, и его лицо исказила гримаса.
   — Как мило с вашей стороны, мисс Маккензи, знать это, — усмехнулся он.
   Синтия не обратила внимания на его насмешку.
   — Далековато вы забрались от дома, вам не кажется? — спросила она.
   — А я уже большой мальчик, мисс Маккензи. — И опять его голос звучал насмешливо.
   — Ничуть не сомневаюсь в этом, мистер Кинкейд, — заявила девушка. — Как давно вы работаете у отца?
   — Около четырех лет, — ответил молодой человек.
   — Странно… Что-то я не помню вас, — пожала плечами Синтия. — А что вы делали на ранчо?
   — Я не работал на ранчо, — последовал лаконичный ответ.
   — Но вы же сказали, что вы из Раунд-Хауса.
   — Да, за вами я приехал оттуда, — кивнул Дэйв. — Но работаю я на Роки-Маунтейн-Сентрал.
   — А-а, теперь понятно. Стало быть, вы человек, «которому покоряется сталь»?
   — В некотором смысле я имею отношение к этим людям.
   — Не сомневаюсь, что мой отец поделился с вами своей безумной идеей о строительстве прямой ветки между Денвером и Далласом, — улыбнулась Синтия.
   — Мне это вовсе не кажется безумной идеей, мисс Маккензи, — заметил Дэйв. — Если человек верит во что-то так горячо, то это не может быть смешным.
   — Да, но не следует поддерживать сумасшедшие идеи, — вздохнула девушка. — Впрочем, все равно жаль, что папа скорее всего так и не воплотит свою идею в жизнь.
   — Что ж, он прожил достаточно долго и видел, как все начиналось.
   Девушка с недоумением пожала плечами:
   — Что вы хотите этим сказать?
   Не скрывая презрения, Дэйв сказал:
   — Жаль, что вы не поддерживали связь с отцом, мисс Маккензи. Мы уже проложили две сотни миль этой ветки.
   Синтия была так удивлена, что не решилась продолжать дальнейшие расспросы. Слишком многое ее сейчас тревожило, чтобы думать, почему Дэйв Кинкейд так неодобрительно относится к ней.
   Когда коляска въехала в ворота Раунд-Хауса и Синтия увидела их ранчо — высокий дом, одиноко стоящий в окружении осин и сосен, — к горлу подкатил ком.
   — Остановитесь на минутку, Дэйв, — попросила она. — Пожалуйста.
   Молодой человек потянул на себя поводья.
   — Что-нибудь случилось, мисс Маккензи?
   — Представьте себе, я и не думала, что приезд сюда так сильно подействует на меня, — проговорила девушка. Кинкейд повернулся к ней.
   — Да, зрелище потрясающее, — кивнул он. — Когда я увидел его впервые, то был поражен. Должно быть, все это немало стоило.
   — Так и есть, — кивнула девушка. — Разбогатев на золотых приисках Калифорнии, отец приехал сюда в пятидесятом году и начал строить дом. Строительство продолжалось два года. В это время он познакомился с моей матерью — дочерью местного священника — и влюбился в нее. — Девушка улыбнулась. — Мою маму звали Элизабет Макгрегор, но папа всегда называл ее просто Бетси.
   — И в честь ее назвал свой первый паровоз? — спросил Дэйв.
   Девушка удивилась:
   — Откуда вы это знаете?
   — Он часто говорил об этом, — ответил Дэйв. Тон его немного смягчился.
   Вздохнув, Синтия продолжала:
   — Когда дом был построен, папа с мамой поженились и завели ранчо.
   — Кстати, он никогда не говорил, почему решил заняться железными дорогами.
   — Когда в шестьдесят девятом была построена трансконтинентальная дорога, папа понял, что железная дорога необходима и здесь, — сказала Синтия, — тогда он и начал строить Роки-Маунтейн-Сентрал. А потом отец задумал соединить ветку, ведущую из Колорадо, с Юнион-Пасифик, что проходит в Вайоминге и Небраске.
   — Я помогал ему строить некоторые ветки, — заметил молодой человек.
   — А после смерти мамы…
   — Когда ее не стало?
   — Десять лет назад. Она упала с лошади и свернула себе шею. Папа чуть с ума не сошел от горя. Потом, заинтересовавшись железной дорогой, он все свои силы отдал ей, — вздохнув, промолвила девушка.
   — И за это вы отвернулись от него?
   — Вовсе я не отворачивалась от него! — негодующе вскричала Синтия. — Я была рада, что он хоть как-то отвлекся от горя! Можете ехать, Дэйв!
   Как только экипаж подъехал к подъезду особняка, навстречу Синтии выбежали ее сестры.
   — Бет! Энджи! — Не дожидаясь помощи Кинкейда, Синтия спрыгнула и бросилась к ним.
   Обнявшись, девушки встали в круг. Бет, вырвавшись из объятий, воскликнула:
   — Ах, Тия, как я рада тебя видеть. Поверь, мы так по тебе скучали.
   — Мне тоже вас недоставало, — призналась Синтия. До этого мгновения она не осознавала, как тяжело было у нее на душе. Ведь в детстве она и Бет были неразлучны. Улыбнувшись, Синтия заглянула в полные слез глаза сестры и сказала:
   — А ты, как всегда, хороша собою, Бет.
   — А ты стала еще прелестнее, — заметила Бет. Отступив назад, Синтия посмотрела на Энджелин. За два прошедших года младшая сестра, Энджелин, почти не изменилась.
   — Боже мой, Энджи, а ты! Ты превратилась в настоящую красавицу!
   — А чего ты ждала? — пожала плечами Энджелин. — Мне уже двадцать. — Она усмехнулась, убрав с лица темный локон.
   Синтия, покачав головой, грустно сказала:
   — Мы все стали немного старше.
   — Синтия Маккензи, мне только двадцать четыре, а тебе — двадцать три, — строго проговорила Бет. — По-моему, нам еще рановато садиться в кресла-качалки и вязать чулки. — Обняв сестру, она сказала:
   — Ох, Тия, как я рада, что ты снова дома. — В ее голосе послышались нотки отчаяния.
   — Как папа? — осторожно спросила Синтия.
   — Мы стараемся делать все, чтобы ему было лучше. Он будет очень рад видеть тебя.
   — Что говорит доктор?
   Глаза Бет наполнились слезами.
   — В легких накапливается жидкость, и он кашляет кровью. Папа так слаб, Тия, что может уйти в любую минуту. Мне кажется, он усилием воли заставил себя дожить до твоего возвращения домой. Здесь очень холодно. Пойдем-ка в дом, — сказала она, взяв Синтию под руку.
   В огромном вестибюле ничего не изменилось: мраморные плиты на полу, выписанные отцом из Италии, сверкали как зеркала; темные балюстрады красного дерева и дубовые ступени парадной лестницы тускло блестели на свету.
   Оглядев одежду Синтии, Энджи пришла в восторг:
   — Ох, Бет, смотри, какая шикарная шляпка! — Она примерила шляпу на себя. — Тия, где ты купила ее?
   — В Париже, Тыквочка.
   — Подумать только, настоящая парижская шляпка! Ты в ней выглядишь потрясающе! — Вертя головой из стороны в сторону, Энджелин изучала свое отражение в зеркале, а потом, вздохнув, вернула шляпку Синтии:
   — Но эта вещь не для меня.
   — Да ты еще хуже мужчин! — поддразнила Синтия, потрепав густые волосы сестры. — Чувствуешь себя нормально только в широкополой ковбойской шляпе!
   — Прошу прощения, леди, — раздался голос Дэйва. Он стоял в дверях, держа багаж Синтии.
   — Ох, прости, пожалуйста, Дэйв, — извинилась Бет. Девушки отошли в сторону, пропуская молодого человека вперед.
   — Эти вещи отнести в вашу комнату, мисс Маккензи? — спросил Дэйв и, не дожидаясь ответа, пошел наверх.
   — Боже, этот человек невыносим! — воскликнула Синтия.
   — Тия, не будь грубой, — прошептала Бет. — Дэйв очень серьезен и умен. Дэйв — инженер и отвечает за разработку проектов. Он сказал тебе об этом?
   — Нет, не сказал, — недовольно проворчала Синтия, глядя вслед Дэйву. — Он сказал, что работает на железной дороге, и все. — Она глубоко вздохнула. — Ну ладно, пойду проведаю папу.
   — Мы будем ждать тебя в гостиной. Взбежав наверх, Синтия спокойно открыла дверь отцовской комнаты. Сиделка поднялась ей навстречу.
   — Я — Синтия Маккензи, — прошептала она. — Как папа?
   — Он отдыхает, мэм. Он будет рад видеть вас. Я подожду за дверью, так что зовите меня, если возникнет необходимость, — Выскользнув из комнаты, сиделка тихо прикрыла за собой дверь.
   Подойдя к кровати, Синтия испытала шок. К счастью, глаза отца были закрыты, и у нее было мгновение, чтобы взять себя в руки.
   Отец превратился в живую мумию — под сухой, обвисшей кожей четко проступали кости. Он был бледен, его черные густые волосы стали белыми и сливались с подушкой белого цвета, на которой покоилась его голова.
   Синтия осторожно взяла руку отца.
   Ощутив прикосновение, он открыл глаза.
   — Бетси? — Он заморгал. — Бетси, это ты, моя дорогая? Глаза Синтии застилали слезы, она поднесла руку отца к губам.
   — Нет, папочка, это я — Синтия.
   — Тия! — Его глаза наполнились теплом. — Боже, ты так похожа на мать! Ты вернулась… — многозначительно произнес он.
   — Как жаль: старик должен умереть, когда в дом вернулась его дочь. — Закашлявшись, он поднес к губам платок. Синтия выпустила его руку и села на край кровати. — Я так скучал по тебе, детка, — проговорил он, когда приступ кончился.
   — Я тоже скучала по тебе, папочка. Два года никто не ворчал на меня, — улыбнулась она.
   — Неужели я настолько досаждал тебе, Тия?
   — Это уже не важно, папочка. Я очень хочу, чтобы ты выздоровел.
   — Я боялся потерять тебя, как потерял твою мать. Ты так на нее похожа, милая, — такая же безрассудная. Вы все хотели испробовать на себе! Я был глуп, Тия, но я пытался защитить тебя, а получилось, что я… оттолкнул тебя, девочка, и… потерял…
   — Ты не потерял меня, папочка! Ты же знаешь, что блудные дети всегда возвращаются домой. Отец потрепал дочь по щеке.
   — Ты не блудная дочь, Тия. Голос девушки задрожал — Мне всегда казалось, что ты… любишь Бет и Энджи больше меня. Ох, папочка, как же я люблю тебя! Мне жаль, что я причинила тебе столько горя!
   Отец заглянул в глаза дочери.
   — Но как ты могла подумать, что я люблю тебя меньше, Тия?! Моя красавица Тия, ты так похожа на… мою любимую Бетси…
   Отец протянул дочери дрожащую руку, и она судорожно схватила ее.
   — Расскажи мне о маме, папочка. Я ведь была такой маленькой, когда мы ее потеряли, и почти ничего не помню.
   — Она любила жизнь, Тия. Я и теперь как наяву вижу: вот она мчится на своем гнедом коне, перепрыгивая через заборы, ручьи… — Он задумчиво смотрел перед собой. — И временами мне кажется, что я слышу ее смех. Я помню, как она смеялась, когда мы гуляли с ней теплыми летними вечерами.
   — Хорошо, что за свою короткую жизнь она познала настоящую любовь и преданность. Ведь столько женщин не знают, что такое счастье. Я, наверное, никогда этого не узнаю.
   — Узнаешь, моя дорогая, непременно узнаешь! Только надо подождать, и настоящая любовь найдет тебя и твоих сестер, как нашла меня… — И, закрыв глаза, Мэтью Маккензи умиротворенно проговорил:
   — Но скоро я снова буду с любимой. Мой конец близок.
   — Не говори так, папа! У тебя впереди долгая жизнь! — воскликнула Синтия.
   — Нет, Тия, нет. Я готов уйти в мир иной. Твоя мать ждет меня. Я чувствую: она здесь, рядом.
   Новый приступ кашля сотряс его ослабевшее тело. Синтия прижала отца к себе.
   Когда кашель отступил, старик откинулся на подушки и тихо сказал:
   — А теперь я должен отдохнуть. Я рад, что ты вернулась к нам, Тия. Мы еще поговорим с тобой, любимая. — И, закрыв глаза, он задремал.
   Синтия поднялась с кровати, глаза ее были полны слез.
   — Да, папочка, мы еще поговорим с тобой. — Она поцеловала отца в лоб.
   Долгие годы она считала, что отец плохо относится к ней, что он суров и несправедлив. Ах, если бы они поговорили друг с другом раньше!
   Элизабет и Энджелин ждали ее у камина, в котором потрескивал огонь. Опустившись на диван, Синтия уткнулась в ладони.
   — Как жаль, что я не приехала раньше! Я могла бы подольше побыть с ним.
   — Тия, я написала тебе сразу, как только он слег, — заметила Бет. — Но ты путешествовала, и тебя было нелегко найти.
   Синтия встала и, подойдя к сестре, поцеловала ее.
   — Я не обвиняю тебя, Бет, это моя вина. Мне было скучно, и я переезжала из страны в страну, чтобы развлечься, а вы с Энджи взвалили всю заботу об отце на свои плечи.
   — Но почему тебе было скучно? — спросила Энджслин. — Ты же была помолвлена с графом Челлини! А мне казалось, он просто святой!
   — Да, он очень красивый, очаровательный, но, дорогие мои сестрички, бедняжка Роберто невероятно… пресен. По-моему, из-за него мне надоеда Европа. Мне казалось, я люблю его, но это было ошибкой: у нас не было ничего общего. Слава Богу, я поняла это до свадьбы.
   — Но я все равно жажду услышать все — и про графа, и про Европу, и про то, чем ты занималась целых два года, — заявила Бет.
   Глаза Синтии заблестели.
   — Господи! — воскликнула она. — Ты уверена, что тебе хочется услышать все? Боюсь, наша маленькая сестричка покраснеет от моих рассказов.
   — Не говори ерунды! — взволнованно произнесла Энджелин. — Ты должна рассказать нам все-все, Тия.
   — Давайте попросим Мидди принести чаю, а ты тем временем начнешь повествование, — предложила Бет.
   — Как поживает наша старушка? — спросила Синтия.
   — Мидди никогда не изменится, — улыбнулась Энджи. — Она по-прежнему хочет управлять хозяйством, и, как и раньше, ссорится с кухаркой. После твоего отъезда в доме перебывало с десяток поваров и кухарок.
   — Пожалуй, я сама схожу за чаем, потому что мне не терпится поздороваться с ней, — сказала Синтия. — А потом, может, и папа проснется.
   Синтия побежала в кухню и остановилась в дверях, увидев у шкафа старую женщину. Занятая своими делами, старушка не заметила Синтии.
   Девушка на цыпочках приблизилась к Мидди сзади и закрыла ей глаза ладошками:
   — Угадай-ка, кто это?
   — Тия Маккензи?! — закричала женщина, выронив пакет с сушеными персиками.
   Рассмеявшись, Тия обежала вокруг нее и крепко обняла.
   — Как поживаешь, Мидди, дорогая?
   Матильда Макнамара уже четыре года была вдовой перед поступлением на службу в дом Маккензи. Когда жена Мэтью Маккензи умерла, женщина по собственной воле заменила трем осиротевшим девочкам мать. Возраст, конечно, замедлил ее стремительные когда-то шаги, посеребрил волосы, сморщил кожу на лице, но голубые глаза Мидди по-прежнему сияли молодостью.
   Утерев слезы краешком фартука, старушка посмотрела на Синтию.
   — Наконец-то ты вернулась домой. Вижу, ты не переменилась — такая же сумасбродка, как всегда. Чуть с ног меня не сбила, целуя, — добродушно проговорила она.
   — Я так по тебе скучала! — обнимая и целуя старую женщину, говорила девушка.
   — Да, детка. Жаль только, что вернуться тебя заставили печальные обстоятельства. И все равно очень хорошо, что ты снова дома.
   — Мне следовало приехать раньше, Мидди. Я должна была быть здесь.
   Мидди погладила девушку по щеке:
   — Но теперь ты здесь, моя милая, а это — самое главное. Стараясь скрыть слезы, Синтия отвернулась.
   — Бет и Энджи в гостиной. Попроси, пожалуйста, кухарку приготовить нам чаю.
   — Я сама приготовлю его, — заявила Мидди. — Эта порочная женщина, смевшая называть себя кухаркой, ушла от нас с полчаса назад. Славу Богу! Она была невыносимой! Вздумала командовать мной и указывать мне, что делать, когда я решила приготовить кое-что к твоему приезду!