Руарк попытался остановить ребенка:
   — Ты что это делаешь? Перестань!
   — Нет, буду!
   Подбородок малыша был все так же воинственно вздернут.
   — В ботинках нельзя! — Округлив глаза, он решил развить свою мысль: — Мама говорит, что ботинки не спят.
   Услышав это не подлежащее сомнению утверждение, изумленный Руарк поднял бровь. Однако, рассудив, что спорить с ребенком не имеет смысла, он примирительно заметил:
   — Твоя мама совершенно права.
   Внезапно до него дошло, что именно имел в виду мальчик. Радостно улыбнувшись, словно он только что заключил блестящую сделку, Руарк воскликнул:
   — Ты, наверное, хотел сказать, что в ботинках не спят?
   Недовольный взгляд мальчика ясно свидетельствовал о том, что, по его мнению, он как раз это и сказал. Он продолжал стягивать с Руарка ботинок.
   — Ну а я хочу тебе сказать, что этого делать не следует. Я больше не буду спать.
   К его огромному облегчению, ребенок, наконец, оставил его в покое. Руарку хотелось встать с кушетки, но для этого ему пришлось бы отодвинуть мальчика. Зевнув, он откинулся на спинку и решил выждать время.
   — Прикрой рот! — Малыш нахмурился и погрозил Руарку пальцем. — Так мама говорит…
   Руарк уставился на ребенка сонным взором:
   — И опять твоя мама права — некрасиво зевать, не прикрывая рот рукой.
   Тем не менее, он снова непроизвольно зевнул и снова услышал требовательное:
   — Прикрой рот!
   — Ох, прости, — извинился Руарк. — Маму надо слушать.
   — А где, черт побери, эта таинственная мама? — с раздражением подумал он. Что это за мать, которая позволяет ребенку безнадзорно бегать в чужом доме? Ему ведь не больше двух лет, прикинул Руарк, а значит, предоставленный сам себе, малыш запросто может и покалечиться.
   Хлопнув себя руками по коленям, Руарк решил поиграть с ребенком.
   — Итак, молодой человек, как тебя зовут? — спросил он ласково.
   — Томми.
   В смышленых карих глазах мальчика читалось неподдельное любопытство.
   — Ну, здравствуй, Томми. А меня зовут Руарк. А сколько тебе лет, Томми?
   — Два годика, — ответил тот, показывая два пальца.
   — Что ты говоришь? А я думал, больше, — глубокомысленно заметил Руарк.
   Исчерпав, таким образом, весь скудный запас тем, на которые можно побеседовать с ребенком, Руарк впал в уныние. Пристальный взгляд мальчугана начал порядком раздражать его. Вынув из кармана часы, он взглянул на циферблат.
   — Господи, еще только семь часов! — с удивлением воскликнул он, переводя взгляд на малыша. — Что ты делаешь здесь в такую рань, а, Томми?
   — Нэнни уже встала. И деда тоже.
   Ребенок не сводил зачарованного взгляда с часов. Заметив это, Руарк отстегнул брелок и подал Томми. Тот залился радостным смехом, когда золотая безделушка сверкнула на солнце.
   — Лошадка!
   Томми явно обрадовался, увидев что-то знакомое.
   — Король тоже лошадка.
   Руарк кивнул.
   — Да, это лошадь, такая же, как Храбрый Король, — подтвердил он.
   И снова ошибся, на что ему тут же было указано юным любителем точности.
   — Не-а! — протянул Томми, энергично тряся головой. — Король — черная лошадка…
   Внеся ясность в этот предмет, мальчик потянулся за часами.
   Руарк позволил ему взять их и посадил Томми к себе на колени. Наблюдая за тем, с каким удовольствием ребенок забавляется с новой для него игрушкой, взрослый не мог удержаться от улыбки.
   — Томми, где ты?
   Руарк оцепенел, услышав этот голос, — за последние два года он беспрестанно звучал у него в сердце. Не выпуская из рук свой трофей, малыш соскользнул с колен Руарка и выбежал из комнаты.
   — Мама, смотри!
   — Где ты это взял, милый?
   Энджелин присела на корточки, и сын со всего размаху угодил к ней в объятия.
   — Лошадка!
   Томми протянул матери часы. Энджелин мгновенно узнала их. Нахмурившись, она принялась журить мальчика:
   — Томми, ну сколько раз тебе говорить, чтобы ты не ходил в кабинет! Ты что, вытащил часы из ящика?
   — Нет. Я сам дал их ему.
   Энджелин вздрогнула, услышав этот голос, и обернулась — Руарк стоял на пороге своего кабинета. Какое-то время они не могли отвести взгляд друг от друга. Наконец она выпрямилась:
   — Что ты здесь делаешь, Руарк?
   — Я вообще-то живу здесь. А этот вопрос могу с таким же успехом адресовать тебе!
   — Но ведь ты должен был вернуться только на следующей неделе, — запинаясь, проговорила она.
   — Жаль, что никто не сообщил мне об этом, — саркастически заметил он.
   Они по-прежнему не сводили глаз друг с друга, пока Энджелин не заметила, что Томми дергает ее за рукав.
   — Беги наверх, милый! Тебе пора умываться.
   — Пойдем со мной, мама! — Он снова потянул ее за руку.
   — Мама тоже скоро придет, милый.
   Она поцеловала сына в щеку.
   — Беги, родной, Майра тебя ждет!
   Томми попробовал поскакать по полу на одной ножке, но тут же оставил эту попытку и подбежал к Руарку.
   — Лошадка!
   Улыбнувшись, Руарк потрепал малыша по голове:
   — Умница, Томми.
   Малыш предпринял еще одну попытку проскакать на одной ноге, а когда ему это опять не удалось, решил превратиться в коня — хлопнул себя по ножке, заржал и галопом помчался к лестнице.
   — Держись за перила, Томми! — крикнула Энджелин ему вслед.
   Лишь удостоверившись, что сын благополучно добрался до верхней ступеньки, она обернулась к Руарку. Его темные глаза все еще были прикованы к ее лицу. Энджелин стало не по себе от этого взгляда, и она двинулась было вслед за сыном, но не успела сделать и двух шагов, как почувствовала руку Руарка у себя на плече.
   — Я хочу кое-что выяснить, Энджелин.
   Она глубоко вздохнула и повернулась к нему лицом, что было несомненной ошибкой. Теперь они смотрели друг другу в глаза, а их губы разделяли считанные дюймы. Руарк обхватил ее за плечи, и она почувствовала всю силу этого объятия.
   — Что ты здесь делаешь?
   — Приехала навестить своего отца и твою бабушку. Обычно я бываю здесь во время твоего отсутствия.
   — В этом-то я не сомневаюсь! — саркастически произнес Руарк. — Так это не первый твой визит?
   — Нет.
   Его близость волновала и возбуждала ее. Во рту у Энджелин пересохло, и она инстинктивно облизнула губы. Этот полный очарования жест не ускользнул от внимания Руарка. Его тоже охватило непонятное возбуждение, и пересохшим от волнения голосом он спросил:
   — А что это за мальчик?
   — Мой сын.
   Произнеся эти слова, Энджелин взглянула прямо в темные глаза Руарка.
   — И кто же счастливый отец, миссис Хантер? Вы ведь по-прежнему миссис Хантер, не так ли? — спросил он с горечью и сильнее сжал ее плечи.
   — Пусти, Руарк, ты делаешь мне больно.
   — Извини.
   Он ослабил хватку и опустил руки. Энджелин полагала, что и тема разговора на этом исчерпана, но вскоре оказалось, что она ошиблась.
   — Энджелин, кто отец этого ребенка?
   Вопрос был задан решительно и недвусмысленно. Было ясно, что Руарк не отпустит ее, пока не добьется ответа.
   Неожиданно откуда-то сверху раздался голос:
   — Любой дурак догадается об этом, стоит взглянуть на малыша. В свои два года он уже вылитый отец!
   Энджелин и Руарк как по команде обернулись на голос. Стоя на верхней ступеньке и опираясь на серебряный набалдашник своей трости, на них смотрела Сара Стюарт.
   — Нэнни Сара, вы ведь говорили мне, что Руарк вернется только через неделю!
   В голосе Энджелин слышался явный упрек.
   — Правда, дитя мое? Неужели я могла так ошибиться? Боюсь, что я уже начинаю впадать в старческий маразм, — с невинным видом посетовала Сара.
   Она глубоко задумалась, как будто силясь что-то вспомнить, и для пущей убедительности даже постучала себя пальцем по подбородку.
   — Ну конечно! Теперь я припоминаю — Руарк говорил, что вернется домой к своему дню рождения. — Она безмятежно улыбнулась. — А ведь это как раз сегодня, не так ли? Поздравляю тебя с днем рождения, Руарк. Мы непременно отпразднуем это событие, только немного позднее.
   С этими словами пожилая леди исчезла в дверях своей комнаты. Однако ей не удалось обмануть молодых людей.
   — Да что здесь, черт возьми, происходит? — недовольно проворчал Руарк.
   Он снова схватил Энджелин за руку, невзирая на ее протесты, силой затащил в кабинет и захлопнул дверь. Прижав ее к стене, он снова настойчиво спросил:
   — А теперь выкладывай правду — Томми мой сын?
   Однако запугать Энджелин было не так-то легко. За последние два года она слишком многое испытала, чтобы сейчас позволить Руарку одержать над ней верх.
   — Нет! — яростно выкрикнула она. — Он — мой сын! А я его мать, та мать, которую ты в свое время счел недостойной для своих детей…
   — Опять ты, черт побери, говоришь загадками, Энджелин! — оборвал он ее. — Мне нужен прямой и ясный ответ.
   — Единственный ответ, который я могу тебе дать, заключается в том, что мой сын и я покинем твой дом, как только я упакую вещи.
   Она попыталась пройти мимо него к двери, но он снова схватил ее за плечо и с силой повернул к себе лицом.
   — Ты никуда отсюда не уйдешь, пока я не добьюсь ясного ответа. Томми — мой сын?
   Его гнев достиг наивысшей точки. Не помня себя, Руарк принялся трясти Энджелин.
   — Черт побери, Энджелин, скажи же, наконец, правду! Томми — мой сын?
   — Да! — в сердцах выкрикнула она. — Да, он твой сын…
   В ее глазах сверкал неприкрытый вызов. Руки Руарка медленно соскользнули с ее плеч. Теперь, когда Энджелин подтвердила его догадку, он был не в силах осознать то, что только что услышал.
   — Почему же ты ничего мне не сказала, Энджелин? Это что, такая изощренная месть? Неужели ты настолько меня ненавидишь?
   Как ни странно, такое заблуждение Руарка относительно истинных мотивов ее поведения умерило гнев Энджелин. Успокоившись, она принялась объяснять:
   — Нет, Руарк, у меня нет к тебе ненависти. Ты был честен с самого начала. Ты ясно дал мне понять, на что я могу рассчитывать, и я решила уйти с твоей дороги.
   — Ты опять говоришь загадками, Энджелин! Руарк почувствовал, как в нем снова закипает гнев. Энджелин это удивило. За что он теперь на нее сердится? Кажется, все выяснено…
   — Что с тобой, Руарк? Я ведь ни о чем тебя не прошу, ничего не требую. Я уже сказала, что сейчас же уеду…
   — Разумеется. Ты вольна поступать, как тебе вздумается, Энджелин. Ты уже сказала мне то, что я хотел услышать.
   Она удивленно взглянула на него. В мгновение ока тон и поведение Руарка резко изменились — он окончательно успокоился, его голос звучал даже дружелюбно, только вот в глазах появился какой-то загадочный блеск.
   — Прости меня, Руарк. Мне действительно очень жаль, что так получилось. Поверь, я вовсе не хотела сердить тебя.
   С этими словами Энджелин нерешительно направилась к двери.
   Однако, как выяснилось, последнее слово Руарк был намерен оставить за собой.
   — Но мой сын останется здесь.
   Это категоричное утверждение застало Энджелин врасплох. Она резко обернулась и недоверчиво посмотрела на Руарка.
   — Ты что, шутишь? Неужели ты считаешь, что я могу уехать без Томми? Да у тебя нет на него никаких прав!
   — Правда?
   Глаза Руарка были холодны как лед, и лишь нервное подергивание щеки выдавало его волнение.
   — А под каким именем, позволь тебя спросить, записан малыш?
   — Томас Генри…
   Энджелин запнулась. Слова словно замерли у нее в горле. Ему все же удалось поймать ее в ловушку.
   — Продолжайте же, миссис Хантер, — потребовал Руарк. — Томас Генри… а дальше? Случайно, не Стюарт?
   Только сейчас Энджелин поняла, насколько уязвима ее позиция. Да, в любом суде этот факт может сыграть решающую роль.
   — Я записала мальчика под фамилией Стюарт лишь потому, что на этом настаивала нэнни Сара, — попыталась защититься она.
   — Однако факт остается фактом, — с самодовольной улыбкой произнес Руарк, садясь за стол.
   — Я немедленно изменю его фамилию! — Охваченная беспокойством, Энджелин даже не заметила, насколько неуверенно прозвучали ее слова.
   — А зачем вам это делать, миссис Хантер, если я не собираюсь отказываться от своего сына и лишать его права наследования?
   — Учти, Руарк, так просто я не сдамся! Я буду бороться с тобой, даже если на это уйдут все мои деньги…
   — Сколько угодно, Энджелин! На каждого адвоката, которого наймешь ты, я сумею нанять десяток. Там, где ты истратишь доллар, я истрачу тысячу. Тебе не одолеть меня, Энджелин. Я добьюсь того, чтобы к моменту окончания тяжбы у тебя не осталось ни цента. А тогда результат может быть только один — Томми будет моим!..
   — Нет, Томми мой! — в отчаянии выкрикнула Энджелин.
   Однако она уже поняла главное — Руарк выложил карты на стол, и теперь ей предстоит бороться с ним за своего сына. Она закрыла лицо руками, чтобы он не заметил ее слез.
   — Прошу тебя, Руарк, пожалуйста, не делай этого! Я могу встать перед тобой на колени, если ты этого хочешь… Умоляю — остановись! Томми — главное, что у меня есть в жизни. Он мой! Только мой… — повторяла Энджелин в каком-то исступлении.
   — Но он и мой тоже, Энджелин. Ты ведь не подумала об этом, когда решила не сообщать о том, что у меня есть сын, правда? Мне кажется, именно поэтому я сейчас так зол на тебя…
   — Ты никогда не хотел его! — парировала она.
   — Да ты просто не оставила мне выбора! Из-за твоей опрометчивости я был лишен счастья взять на руки своего первенца, видеть, как он делает первые шаги, слышать, как он пробует произнести первое слово…
   Руарк в волнении принялся расхаживать по кабинету. Его снедало ощущение несправедливости того, как поступила с ним Энджелин.
   — Тебе ведь не приходило в голову ни одно из этих соображений, когда ты вынашивала у меня за спиной свои дьявольские планы? Все, все в этом доме знали о том, что у меня есть сын, — все, кроме меня самого! Ну, со своей бабушкой я ничего не могу поделать, а вот прислугу, замешанную в твоих кознях, уволю немедленно — всех до единого человека!..
   Ошеломленная Энджелин, не веря своим ушам, уставилась на Руарка.
   — Ты что, серьезно? Ну нет, Руарк, можешь сколько угодно обвинять меня, но их трогать не смей! Ведь большинство из них служили вашей семье верой и правдой много лет…
   — Тем больше у меня оснований требовать от них неукоснительного соблюдения долга!
   «Так вот к чему привела моя опрометчивость!» — в отчаянии подумала Энджелин.
   Теперь от ее действий пострадает не только Томми, но и ни в чем не повинные люди. Она без сил опустилась на диван:
   — Чего ты хочешь от меня, Руарк?
   — Ну, так сразу не скажешь… Надо подумать.
   Энджелин молча ждала, не сводя с него глаз. Руарк, не торопясь, встал и подошел к окну. Чем больше томилась ожиданием Энджелин, тем больше она чувствовала, как нарастают в ней волнение и тревога. И вот, когда она была уже на грани истерики, Руарк неожиданно повернулся и посмотрел на нее. Его торжествующий взгляд наткнулся на полные ужаса и отчаяния глаза Энджелин.
   — Выгляни-ка в окно!
   Она молча повиновалась. Руарк отодвинул штору, чтобы дать ей больший обзор.
   — Какие красавцы, правда?
   За окном Энджелин увидела двух жеребят — потомков Храброго Короля — Принца-Консорта и Храброго Принца. Они резвились в загоне.
   — И кто из них твой любимец, Энджелин?
   — Моим любимцем всегда был Храбрый Принц, — потупясь, произнесла она вполголоса.
   Руарк усмехнулся:
   — Ну а мне всегда больше нравился Принц-Консорт. В конце будущей недели эти жеребята выступят соперниками на показательных скачках. — Заметив ее удивление, он продолжал: — Надеюсь, ты останешься здесь до конца скачек, а я тем временем смогу хотя бы немного познакомиться со своим сыном. И мы немедленно поженимся.
   — Поженимся?!
   — Ну да. Это решено. Мы должны пожениться ради Томми.
   — Мы должны пожениться. «Как это все нелепо, — с горечью подумала Энджелин. — Ну почему он не сказал этого раньше, два года назад?..»
   Выйти замуж за Руарка было самой заветной мечтой Энджелин. Но если он женится на ней потому, что они «должны пожениться»… Нет, этого никогда не будет!
   — Что за нелепая фантазия пришла тебе в голову, Руарк?
   Он иронически усмехнулся:
   — А что здесь непонятного, Энджел? Я хочу узаконить своего сына. Теперь, когда я узнал, что он у меня есть, я намерен и в будущем в полной мере наслаждаться его приятным обществом. Но мне нужна и ты. Я, конечно, не могу приковать тебя цепями, чтобы заставить остаться в Миссури, но думаю, что у тебя не хватит смелости уехать отсюда одной, без сына. Его взгляд посуровел.
   — Впрочем, если ты не согласна, Энджел, боюсь, мне придется прибегнуть к другим методам. Я разорю тебя, а без денег тебе некуда будет идти.
   — Если таково твое намерение, Руарк, то я не понимаю, чего ты ждешь? Мне более чем кому-либо известно, насколько ты обычно решителен в своих действиях.
   — Да, я мог бы сделать это сразу — для этого у меня достаточно средств и связей. Но пока я хочу подождать — может быть, ты образумишься, и в таких действиях не будет необходимости. Ты видишь, я намерен поступить с тобой справедливо — гораздо справедливее, черт побери, чем ты поступила со мной!
   — И ты еще смеешь говорить о справедливости? — Энджелин в гневе отшатнулась от Руарка и продолжала: — Да я стерла себе руки в кровь, пытаясь создать для Томми достойные условия существования! А теперь появляется Всемогущий и Всевластный мистер Руарк Стюарт и заявляет, что я должна танцевать под его дудку, а иначе он обратится к своим влиятельным политическим друзьям, нажмет на нужные пружины и в одночасье лишит меня всего, чего я с таким трудом достигла за эти два года! Так это ты называешь справедливостью?!
   — Ну, к чему строить из себя жертву, Энджелин? Если бы ты в свое время сообщила мне о том, что у меня есть сын, я с радостью поселил бы его в своем доме.
   Глядя на разбушевавшуюся Энджелин, Руарк тоже начал приходить в ярость.
   — Как отец Томми, я имею не только право, но и обязанность заботиться о нуждах своего сына!..
   — Да как ты смеешь рассуждать о своих правах?! Ты что, уже забыл, как однажды заявил мне, что я недостаточно хороша для того, чтобы стать матерью твоих детей?..
   — Черт побери, Энджел, я такого не помню!
   — У тебя очень удобная память! Очень выгодно помнить то, что хочется помнить, а остальное забыть.
   Она презрительно рассмеялась.
   — Ну а я все прекрасно помню, Руарк. В то утро ты словно вонзил мне в сердце нож! А ведь это было утро после нашей первой ночи… Странно, что из твоей памяти выпали эти жестокие слова! — вскричала Энджелин. — А меня они жгли как огнем все то время, что мы были вместе…
   Их взгляды схлестнулись — его холодный и почти черный и ее глубокий сапфировый.
   — Так, значит, ты все же руководствовалась местью, — с расстановкой произнес Руарк.
   — Нет, это не так. Мысль о мести даже не приходила мне в голову.
   — И все же ты намеренно обрекла человека на пожизненную муку просто потому, что он однажды произнес несколько необдуманных слов…
   — Необдуманных? Ах, Руарк, в то время они мне таковыми не казались. Ты сказал, что я просто лживая, бесстыдная проститутка, недостойная стать матерью твоих детей…
   Руарк закрыл глаза и попытался успокоиться. Когда он снова открыл их, жесткое выражение куда-то исчезло, теперь это был скорее взгляд несчастного раненого оленя.
   — Но как ты могла сомневаться в моей любви? Лгать мне? Сбежать, даже не сообщив, что носишь мое дитя? Неужели ты не подумала о том, что своим поступком, может быть, тоже вонзаешь мне в сердце нож?..
   Руарк отодвинулся от Энджелин и сел за стол. Затаенная боль, которой он только что невольно дал выход, снова была спрятана под обычной маской — холодного, расчетливого бизнесмена.
   — Я изложил тебе свои условия. Решай!
   — А если я останусь здесь в качестве твоей жены, я обязана буду делить с тобой постель?
   — Как ни привлекательна такая перспектива, я не буду на этом настаивать и не заставлю тебя делить со мной ложе, Энджелин.
   — А если я откажусь?
   Он иронически изогнул бровь:
   — Я, наверное, более уступчив, чем ты, моя дорогая. В качестве твоего мужа я разрешаю тебе свободный доступ к моей постели в любое время.
   Возмутившись тем, что Руарк выбрал столь неподходящий момент для своих непристойных шуточек, Энджелин метнула в него гневный взгляд.
   — Я имела в виду — если я не приму твоих условий? — уточнила она.
   Он одарил ее обезоруживающей улыбкой: — Тогда, Энджелин, я начну бороться с тобой не по правилам.
   Она сжала кулаки:
   — Ты просто ублюдок, Руарк!
   — Так же как и наш сын, Энджелин, — и не по своей вине!
   — Ты не считаешь, что дважды выходить замуж за ублюдков — слишком много для одной женщины, а, Руарк?
   Если она сейчас же не уйдет, подумала Энджелин, то вцепится ему в лицо. Какая у него наглая ухмылка! Она двинулась к дверям.
   — Так как, Энджелин, ты согласна?
   Она замерла на пороге, держась за ручку двери. Раз на карту поставлено будущее Томми, у нее нет выбора. Ей придется выйти замуж за Руарка и принять все его условия, иначе он наверняка приведет в исполнение свою угрозу и настоит на законных родительских правах. Ей, незамужней матери, ни за что не удастся убедить суд оставить ей сына, а значит, она навсегда потеряет Томми. В то же время, если она выйдет замуж за Руарка, у нее появится шанс когда-нибудь отобрать у него сына — во всяком случае, гораздо больший, чем сейчас. Еще одно дело осталось нерешенным.
   — А как насчет твоей угрозы уволить слуг? — спросила она.
   — Они могут остаться, — равнодушно ответил Руарк.
   По правде говоря, он и не собирался их увольнять, но ни за что не признался бы в этом Энджелин. Издав прерывистый вздох, она с усилием произнесла:
   — Хорошо, я остаюсь. Но только до окончания скачек!
   С этими словами она покинула кабинет Руарка и направилась к лестнице.
   Какое-то время после ее ухода Руарк сидел неподвижно, уставившись в пространство. Две недели. У него есть только две недели. Он начал обдумывать свои дальнейшие шаги, и на его губах появилась хитрая усмешка.
 
   Майра чуть не бегом примчалась в маленькую гостиную, где ее с нетерпением ожидали Сара Стюарт и Генри Скотт.
   — О чем они говорили? — возбужденно спросила Сара.
   — Ну разве можно так волноваться? — пожурила ее Майра. — Вот увидите — у вас будет плохо с сердцем!
   — Приступай же к рассказу, женщина, — с жаром прервал ее излияния Генри, не меньше, чем Сара, жаждавший услышать новости.
   — Какой стыд, что женщине в моем возрасте приходится подслушивать у дверей и подглядывать в замочную скважину! — посетовала Майра. — Да я в жизни себе такого не позволяла, а ведь служу в этом доме уже тридцать лет!..
   — Прекрати свои причитания и расскажи, наконец, что тебе удалось узнать, — решительно потребовала Сара.
   Все трое собрались в кружок, и Майра приступила к изложению подслушанного ею разговора между Руарком и Энджелин.
   — Слава тебе, Господи! — с чувством произнес Генри, возводя очи к небу, когда услышал о намечающейся свадьбе.
   И тут же снова начал жадно прислушиваться к рассказу Майры.
   — Все идет отлично! — воскликнула Сара, когда служанка закончила свой рассказ. — Я так и знала — мой внук настоит на том, чтобы они поженились.
   — Ну да, а если моя девочка потом откажется здесь остаться? — засомневался Генри. — У нее ведь характер упрямый, прямо как у ее бабки-шотландки. Вот чего я опасаюсь…
   — Ставки в этой игре слишком высоки, Генри. Речь идет о будущем Томми. По крайней мере, нам удалось добиться главного — эти юные дуралеи согласны пожениться. Ну, а уж потом мы как-нибудь уговорим их поселиться здесь и создать для Томми нормальный дом. Вы ведь не хотите, чтобы его увезли в Виргинию, правда?
   — Конечно, нет! — с жаром воскликнул Генри.
   Хотя пожилая дама была уверена в правоте своего дела, ее все же одолевали некоторые сомнения.
   — Надеюсь, что Энджелин простит нам этот невинный обман, — сказала Сара, задумчиво поглаживая подбородок.
   Майра, будучи человеком более практичным, уперла руки в боки и скорчила презрительную гримасу.
   — На вашем месте я больше волновалась бы о том, простит ли нас мистер Руарк. Сдается мне, он еще не сказал своего последнего слова в этом деле…
   — Да ладно тебе, — перебила ее Сара. — В конце концов, мы ничего плохого не сделали. И свой замысел обязательно доведем до конца!
   Все трое заговорщиков кивнули в знак согласия.

Глава 26

   — Я не понимаю, почему нет Томми, — удивился Руарк, когда в тот же день вечером все, включая Роберта, Селесту и Генри, собрались за обеденным столом.
   — Томми рано ложится спать. Соблюдение режима, Руарк, очень важно для ребенка его возраста, — наставительно заметила Энджелин, твердо решившая, что не позволит этому, с позволения сказать, «отцу» диктовать ей, как воспитывать сына.
   — Учитывая сегодняшние обстоятельства, Энджелин, ты могла бы разрешить мальчику посидеть с нами.
   Энджелин продолжала, как ни в чем не бывало, есть, даже не пытаясь скрыть своего равнодушия.
   — Какие обстоятельства ты имеешь в виду?
   — Мой день рождения, разумеется! Что странного в том, что отец хочет видеть за праздничным столом своего сына?
   — А тебе не приходит в голову, Руарк, что не для всех твой день рождения такой уж великий праздник?
   Произнеся эту колкость и мило улыбнувшись, Энджелин обратилась к Селесте: