Страница:
— Доброе утро! А я удивился, куда ты пропала.
Он заключил Энджелин в объятия и нежно поцеловал. Затем отступил на шаг, любуясь ею.
— Посмотрите-ка на нее! Уже готова для утренней прогулки. Вы сегодня выглядите просто обворожительно, миссис Хантер! Дайте-ка я рассмотрю вас поближе…
Энджелин засмеялась и слегка повертелась на каблуках, давая Руарку возможность получше разглядеть себя.
— Отлично! Все сидит как влитое.
Он одобрительно улыбнулся.
— Откуда ты узнал мои размеры? — поинтересовалась Энджелин. — Даже ботинки подошли.
Его темные глаза заискрились весельем.
Должен признаться, что при покупке первых вещей от меня и в самом деле требовалась некоторая догадливость, но теперь… — он погладил ее грудь и коснулся талии, — …теперь я знаком с каждым дюймом твоего роскошного тела, — хрипловато прошептал он ей на ухо и привлек к себе.
Поцелуй Руарка заставил Энджелин задрожать. У нее перехватило дыхание. Она теснее прижалась к его упругому, гибкому телу и, почувствовав его возбуждение, воспламенилась сама. Пытаясь противостоять искушению, Энджелин отодвинулась и прошептала:
— Руарк, ты же видишь, я уже оделась…
Его темные глаза, горевшие страстным огнем, притягивали ее взгляд как магнит. Он снова привлек ее к себе. Его жаркое дыхание опалило ей щеку.
— Тогда мы должны сделать выбор, Энджел. Или я одеваюсь и отправляюсь с тобой, или ты раздеваешься и идешь со мной.
— Мы встретимся с тобой у конюшен, — заявила она твердо. — Пока ты будешь одеваться, я поговорю с отцом. Потом мы совершим утреннюю прогулку и вместе позавтракаем.
— Дорогая, именно такой план созрел и у меня, только в другом порядке. Утреннюю прогулку мы совершим в моей комнате, а потом, пока я буду одеваться, ты поговоришь с отцом.
Оттолкнув его руки, которые начинали все смелее ласкать ее, Энджелин покачала головой:
— Руарк, прошу тебя, будь серьезней! Я должна, наконец, выяснить отношения с отцом. Это меня мучит…
Осознавая, что он проиграл битву, Руарк недовольно проворчал:
— Но почему?
— Я его единственная дочь, Руарк. Неужели ты не можешь понять его чувства?
— Нет, не могу. Твой отец… Моя бабушка… Какое отношение имеют к нам их чувства, черт побери?
Он снова привлек ее к себе.
— Энджел, нам ведь хорошо вдвоем. Очень хорошо… И ты это знаешь. Что плохого в той жизни, которую я тебе предлагаю? Ты ни в чем не будешь нуждаться. Разве такая жизнь не лучше, чем обкрадывать простофиль на пароходах или жульничать в карты?
— Ты спрашиваешь, что плохого в этой жизни? — гневно вскричала Энджелин. — А сам ты этого не понимаешь, да? Сколько раз я доказывала тебе, что ты неверно судишь обо мне, но ты глух и слеп и предпочитаешь не замечать правды! Как ты можешь говорить, что нам хорошо вдвоем, и в следующую минуту обвинять меня в том, что я мошенница и проститутка?
Ошеломленный Руарк отпрянул от Энджелин. Ее слова крайне удивили его.
— А какое отношение одно имеет к другому? Я сам не святой, Энджел, и не претендую на это. Ты мне нравишься. Мне хорошо с тобой. Я получаю огромное… — он выразительно изогнул брови, — …плотское наслаждение от твоего роскошного, соблазнительного тела. Ну а что касается твоей души… Пусть это останется между тобой и твоим создателем.
Оскорбленная до глубины души, Энджелин с трудом подавила в себе искушение вцепиться ему в лицо и стереть эту наглую усмешку. Ее глаза пылали презрением — презрением к нему и к самой себе.
— Ты настоящий ублюдок и извращенец, Руарк. И я уверена, что тебе это не раз говорили.
Она с силой оттолкнула его от себя и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
Глава 10
Он заключил Энджелин в объятия и нежно поцеловал. Затем отступил на шаг, любуясь ею.
— Посмотрите-ка на нее! Уже готова для утренней прогулки. Вы сегодня выглядите просто обворожительно, миссис Хантер! Дайте-ка я рассмотрю вас поближе…
Энджелин засмеялась и слегка повертелась на каблуках, давая Руарку возможность получше разглядеть себя.
— Отлично! Все сидит как влитое.
Он одобрительно улыбнулся.
— Откуда ты узнал мои размеры? — поинтересовалась Энджелин. — Даже ботинки подошли.
Его темные глаза заискрились весельем.
Должен признаться, что при покупке первых вещей от меня и в самом деле требовалась некоторая догадливость, но теперь… — он погладил ее грудь и коснулся талии, — …теперь я знаком с каждым дюймом твоего роскошного тела, — хрипловато прошептал он ей на ухо и привлек к себе.
Поцелуй Руарка заставил Энджелин задрожать. У нее перехватило дыхание. Она теснее прижалась к его упругому, гибкому телу и, почувствовав его возбуждение, воспламенилась сама. Пытаясь противостоять искушению, Энджелин отодвинулась и прошептала:
— Руарк, ты же видишь, я уже оделась…
Его темные глаза, горевшие страстным огнем, притягивали ее взгляд как магнит. Он снова привлек ее к себе. Его жаркое дыхание опалило ей щеку.
— Тогда мы должны сделать выбор, Энджел. Или я одеваюсь и отправляюсь с тобой, или ты раздеваешься и идешь со мной.
— Мы встретимся с тобой у конюшен, — заявила она твердо. — Пока ты будешь одеваться, я поговорю с отцом. Потом мы совершим утреннюю прогулку и вместе позавтракаем.
— Дорогая, именно такой план созрел и у меня, только в другом порядке. Утреннюю прогулку мы совершим в моей комнате, а потом, пока я буду одеваться, ты поговоришь с отцом.
Оттолкнув его руки, которые начинали все смелее ласкать ее, Энджелин покачала головой:
— Руарк, прошу тебя, будь серьезней! Я должна, наконец, выяснить отношения с отцом. Это меня мучит…
Осознавая, что он проиграл битву, Руарк недовольно проворчал:
— Но почему?
— Я его единственная дочь, Руарк. Неужели ты не можешь понять его чувства?
— Нет, не могу. Твой отец… Моя бабушка… Какое отношение имеют к нам их чувства, черт побери?
Он снова привлек ее к себе.
— Энджел, нам ведь хорошо вдвоем. Очень хорошо… И ты это знаешь. Что плохого в той жизни, которую я тебе предлагаю? Ты ни в чем не будешь нуждаться. Разве такая жизнь не лучше, чем обкрадывать простофиль на пароходах или жульничать в карты?
— Ты спрашиваешь, что плохого в этой жизни? — гневно вскричала Энджелин. — А сам ты этого не понимаешь, да? Сколько раз я доказывала тебе, что ты неверно судишь обо мне, но ты глух и слеп и предпочитаешь не замечать правды! Как ты можешь говорить, что нам хорошо вдвоем, и в следующую минуту обвинять меня в том, что я мошенница и проститутка?
Ошеломленный Руарк отпрянул от Энджелин. Ее слова крайне удивили его.
— А какое отношение одно имеет к другому? Я сам не святой, Энджел, и не претендую на это. Ты мне нравишься. Мне хорошо с тобой. Я получаю огромное… — он выразительно изогнул брови, — …плотское наслаждение от твоего роскошного, соблазнительного тела. Ну а что касается твоей души… Пусть это останется между тобой и твоим создателем.
Оскорбленная до глубины души, Энджелин с трудом подавила в себе искушение вцепиться ему в лицо и стереть эту наглую усмешку. Ее глаза пылали презрением — презрением к нему и к самой себе.
— Ты настоящий ублюдок и извращенец, Руарк. И я уверена, что тебе это не раз говорили.
Она с силой оттолкнула его от себя и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
Глава 10
Воодушевленный тем, как браво Храбрый Король обошелся со второй кобылицей, Генри привел жеребца в стойло, когда в конюшне появилась Энджелин. При виде дочери улыбка исчезла с лица старика.
— Папа, мне нужно поговорить с тобой, — умоляющим тоном произнесла она.
— Не сейчас, дочка. Ты же видишь — я работаю.
Он отвернулся от Энджелин и сделал вид, что занят лошадьми.
— Ну, пожалуйста, папа! Не заставляй себя просить… — взмолилась она.
— Мне не о чем с тобой разговаривать. Если только, конечно, ты не пришла сказать, что передумала.
С этими словами Генри вышел из стойла, оставив Энджелин наедине с Храбрым Королем.
Утирая слезы, девушка попыталась улыбнуться.
— Видишь, Король, в последнее время я здесь не слишком желанный гость.
В ответ жеребец издал короткое ржание и ласково потерся о ее щеку. Энджелин обвила руками его шею:
— Хорошо, что хотя бы тебя тут ценят. Даже твое потомство будет встречено с радостью…
Она сделала шаг назад и потрепала своего любимца по спине.
— А вот мое — нет. Мне дали понять, что мошенница и проститутка не может быть подходящей матерью — по крайней мере, для отпрысков мистера Руарка Стюарта…
Она замолчала, увидев, что в конюшню входит конюх. Он вежливо поклонился ей и произнес:
— Доброе утро, мэм.
— Доброе утро. Вы не могли бы оседлать для меня Храброго Короля? — попросила Энджелин. — А для мистера Стюарта, как всегда, его любимого коня.
— Да, мэм, конечно. Будет сделано, — охотно отозвался тот.
Энджелин вышла из конюшни, решив подождать во дворе. Не прошло и нескольких минут, как появился конюх, ведя в поводу оседланного жеребца, и тут же снова скрылся. Вскоре он возвратился опять, на этот раз с гнедым мерином, предназначенным для Руарка, и с удивлением огляделся. Ни Энджелин, ни Храброго Короля на дворе не было. Заметив спешащего к нему Руарка, конюх с облегчением вздохнул.
— Вот и ваш мерин, сэр. А миссис Хантер уже ускакала. Она взяла Храброго Короля.
— Уже ускакала? — переспросил Руарк. — А куда, интересно, она направилась?
Обнаружив, что Энджелин его не дождалась, Руарк почувствовал минутное замешательство. Он понимал, что она недовольна им. Но тут же упрекнул себя за излишнюю подозрительность. Да нет, не могла же она снова сбежать от него! Пора бы ему научиться доверять ей…
Конюх пожал плечами:
— Не знаю, сэр. Я был в конюшне, седлал для вас лошадь, а когда вернулся, то увидел, что миссис Хантер исчезла.
Ответ конюха ни в малой степени не удовлетворил Руарка; напротив, его беспокойство возросло. Недоумевая, он взобрался на мерина.
В это время к нему подошел Генри, сокрушенно качая головой.
— Похоже, эта девчонка решила сломать себе шею, — проворчал он.
— Вы говорите об Энджелин? — поинтересовался Руарк.
— Ну да.
Генри кивнул и показал в направлении ближайшей тропинки.
— Только что промчалась мимо меня как вихрь!
Руарк тут же галопом помчался следом. Сзади до него донесся крик Генри:
— Скажите этой глупой девчонке, чтобы думала, что делает! Так недолго и убиться…
Как ни странно, только что крайне недовольный дочерью Генри теперь говорил тоном, в котором сквозила подлинная отцовская тревога. На его лице читалось беспокойство, когда он смотрел вслед мчащемуся вперед Руарку.
Верхушки деревьев, напоминавшие величественные шпили соборов, переплелись между собой, образуя причудливую палитру оранжевого, красного и золотистого цветов. Испытывая благоговение перед этим великолепным храмом, созданным осенней природой, Энджелин направила Храброго Короля на вершину холма и здесь спешилась. Прислонившись к дереву, она решила полюбоваться открывавшейся перед ней красивой панорамой, а заодно и поразмыслить о той удручающей ситуации, В которой оказалась.
Среди дивной природы, воздававшей хвалу своему творцу, земные горести Энджелин казались столь же незначительными, как сухие листья, лежавшие у ее ног. Но девушка прекрасно понимала, что ощущение это обманчиво. Стоит ей покинуть благословенный лесной уголок, и все терзающие ее проблемы снова встанут перед ней во весь рост, огромные и неодолимые, как клен, к которому она сейчас прислонилась.
Мирную тишину внезапно взорвал стук копыт. Энджелин бессильно опустилась на траву. Даже не оборачиваясь, она понимала, что за всадник приближается к ней. Это мог быть только Руарк. Вот он остановился неподалеку, спрыгнул с коня и подошел к ней. Энджелин бросила на него быстрый взгляд. Одетый в светло-коричневые брюки, черный шерстяной джемпер и высокие сапоги, стройный, с темными волосами, растрепавшимися от быстрой езды, Руарк выглядел чрезвычайно мужественно и элегантно. Даже, пожалуй, неотразимо…
Он ничего не сказал, а просто молча сел рядом с Энджелин. Наконец, когда тишина стала слишком гнетущей, Руарк взял Энджелин за руку и робко спросил: — Ты все еще сердишься на меня? Издав глубокий вздох, она обернулась и посмотрела на него. И как это в нем уживается? То он кажется настоящим, уверенным в себе мужчиной, а то выглядит нашкодившим мальчишкой, который опасается наказания.
— Боюсь, что я и в самом деле не очень рада видеть тебя, Руарк. Мне хотелось бы побыть одной и о многом подумать…
— О нас? — спросил он лаконично.
Энджелин кивнула и снова отвернулась. Она надеялась, что если сосредоточит взгляд на открывающейся перед ней панораме, то сможет устоять перед искушением отбросить прядку волос, упавшую Руарку на лоб.
— Выскажись прямо, Энджелин. Нет смысла таить в себе то, что тебя беспокоит.
Ее ответ не заставил себя долго ждать.
— Мне кажется, я не смогу этого выдержать, Руарк.
На его лице появилось мимолетное выражение тревоги, не замеченное Энджелин, но он тут же овладел собой и просто сказал:
— Понятно.
Выпустив ее руку и иронически улыбаясь, он начал поигрывать сухим листом.
— Ты передумала из-за того, что повздорила с отцом? Или, может быть, причиной тому — неприятный запах моего лосьона для бритья?
— Ты наслаждаешься ситуацией, не правда ли, Руарк? Ну а мне она вовсе не кажется такой уж забавной.
Энджелин встала и поднялась на самую вершину холма. Внизу простирались поля и леса, а вдалеке виднелась Миссури. Внезапно она круто обернулась. В ее глазах читалась подлинная мука.
— Почему именно я, Руарк? Ты красив, богат. Ты мог бы иметь любую женщину, какую захотел. Почему ты выбрал меня?
Действительно, почему?.. Руарк Стюарт являл собой в некотором смысле парадокс. Расчетливый бизнесмен, наделенный способностью, подобно легендарному фригийскому царю Мидасу, обращать в золото все, к чему он прикасался, он сумел удвоить полученное в наследство состояние. Однако в отношениях молодого человека с прекрасным полом удача, увы, оказалась к нему не столь благосклонной. Несколько опрометчивых ранних увлечений, а также жизнь делового человека, предполагавшая длительные отлучки из дома, наделили Руарка стойким отвращением ко всякого рода романтическим привязанностям. Он избегал иметь дело с дамами из приличных семейств, предпочитая ни к чему не обязывающие интрижки с женщинами сомнительного поведения. Как однажды признался сам себе Руарк, для полноты жизни ему нужна женщина — но не жена!
Поднявшись, он подошел к Энджелин:
— Я захотел тебя сразу же, как только увидел.
Он схватил ее за плечи, и Энджелин вдруг показалось, что он сейчас ее ударит. Но вместо этого он произнес тоном, в котором чувствовался с трудом скрываемый гнев:
— Я не заставляю тебя оставаться со мной, Энджелин. Ты свободна и можешь уехать в любой момент.
— Я уже переступила через гордость и самоуважение. Если до сих пор я была так слаба, то где же мне взять силы, чтобы уехать от тебя?..
Она попыталась отвернуться, но Руарк взял ее за подбородок и повернул к себе лицом, так что она оказалась под прицелом его магнетических темных глаз.
— Прими, в конце концов, какое-то решение, и пусть оно будет окончательным. Запомни — мы обсуждаем это в последний раз! Я не хочу, чтобы ты потом о чем-нибудь жалела, Энджел. Если ты останешься со мной, то должна сделать это по доброй воле.
Выпустив ее, Руарк направился к своей лошади. Вскочив в седло, он бросил прощальный взгляд на Энджелин. На мгновение их глаза встретились, и в немигающем, твердом взгляде Руарка Энджелин прочла туже решительность и непреклонность, какую впервые увидела в тот вечер, когда он решил во что бы то ни стало завладеть Храбрым Королем.
В груди у нее будто что-то оборвалось. Итак, он сумел выиграть и эту битву…
Руарк с места пустил своего мерина в галоп. Еще долгое время после его отъезда Энджелин просидела под деревом, размышляя над его словами. Она понимала, что он прав хотя бы в одном — ей надо сделать выбор. И если она решит остаться с Руарком, то возьмет на себя определенные обязательства не только перед ним, но и перед собой. Надо прекратить казниться, плакаться и жалеть себя! Да, она себя жалеет, подумала Энджелин с отвращением. Ее угнетало собственное настроение и состояние. В конце концов, Руарк предлагает ей лишь короткую связь — мимолетную иллюзию счастья.
«A не является ли любое счастье мимолетным? — пришло ей в голову. — Никто не знает, что ждет нас завтра. Войны и эпидемии — не единственные катастрофы на свете. То, что он не любит меня, вовсе не бросает тень на мою любовь к нему. И то, что я не жена ему, не делает мою любовь менее чистой…»
Энджелин поднялась с земли и направилась к Храброму Королю.
— А каково твое мнение, мой Король? Высказывайся смелее! Все остальные, кажется, уже это сделали…
Жеребец ласково уткнулся мордой ей в щеку. Энджелин рассмеялась и потрепала коня по шее.
— Ну, тебе-то вроде бы не на что жаловаться. С тобой Руарк Стюарт обращается прекрасно…
Эти слова внезапно открыли перед Энджелин новую истину. Она даже перестала гладить своего любимца, так поразила ее эта мысль.
— Впрочем, он хорошо обращается со всеми нами, правда, Король? С тобой, со мной, с папой… Он ухаживал за мной, когда я болела, он нанял на работу папу и приставил его к тебе. А ведь он вовсе не был обязан делать все это! И вполне имел право дать нас арестовать, как и грозился…
Храбрый Король в ответ негромко заржал и уткнулся мордой в ладонь Энджелин. Она продолжала машинально гладить жеребца, рассуждая вслух:
— Но его доброта по отношению ко всем нам — вовсе не единственная причина того, что я не хочу уезжать от него. Ты понимаешь это, Король?
На мгновение она запнулась, пытаясь облечь свои мысли в наиболее подходящие слова.
— Я люблю его… Он добр, нежен; когда он хочет, то может быть весьма чутким. И потом, Король, временами мне с ним очень весело. — И добавила почти шепотом: — Он заставляет улыбаться не только мои губы, но и сердце…
Правда, в ту же секунду Энджелин самой стало неловко от того, как она вдруг расчувствовалась.
— Что, впрочем, не мешает ему доставлять моему сердцу и сильную боль! Но я ведь и не говорю, что Руарк — мой идеал, правда, Король? Он совершенно не умеет разбираться в людских характерах — по крайней мере, в моем. И если уж вобьет что-нибудь себе в голову, то переубедить его нельзя никакой силой!
Энджелин снова нежно провела рукой по длинной шее жеребца.
— Даже если он не любит меня, я рядом с ним чувствую себя любимой…
Взяв в руки уздечку, девушка заглянула прямо в круглые глаза коня.
— А ты ведь понимаешь, Король, как много это значит для женщины — знать, что ее любит мужчина?
Конь фыркнул и энергично затряс головой, заставив Энджелин тихо рассмеяться.
— Нет, боюсь, тебе этого не понять. Все вы, мужчины, одинаковы!
Слова эти были, конечно, сказаны в шутку, но, когда Энджелин обдумала их всерьез, улыбка исчезла с ее лица.
— А ведь на самом деле это не так. Мужчины вовсе не одинаковы. Мой муж, например, был ужасным грубияном, трусом и негодяем. Руарк — прямая противоположность Уилла Хантера…
Это сравнение решило все дело. Энджелин больше не колебалась: она не оставит Руарка. Итак, прочь сомнения! Отныне — никакого самокопания, нытья и самоуничижения! Она взобралась в седло. Решение принято! Руарк значит для нее гораздо больше, чем условности лицемерного общества или воля упрямого старика отца, который в своей жизни руководствуется лишь одной заповедью: «Делай, что я говорю, а не то, что я делаю сам».
— И ему еще придется меня выслушать! — громко объявила Энджелин, имея в виду отца.
Как только Энджелин показалась в конюшне, Генри понял, что его ждет нелегкое испытание. Он уже не единожды видел и этот упрямый подбородок, и эти с вызовом развернутые плечи своей дочери, чтобы догадаться — ему предстоит настоящая головомойка, слава Богу, пока словесная! «Ни дать, ни взять покойная бабка», — удрученно подумал старик. Схватив первый попавшийся под руку предмет и делая вид, что страшно занят, Генри устремился к двери.
— Стой, папа, не уходи!
Слова Энджелин прозвучали неожиданно резко, словно удар хлыста.
— Уж не собираешься ли ты снова язвить меня, женщина? Учти, мне это не по нраву, — попытался огрызнуться он.
— Ты не уйдешь до тех пор, пока не выслушаешь меня до конца.
Генри скрестил руки на груди. В его глазах ясно читалось раздражение.
— Ну, говори поскорее, и покончим с этим!
Удовлетворенная тем, что отец хотя бы не отказывается выслушать ее, Энджелин несколько смягчила тон.
— В последнее время я много думала, папа…
— И, небось, не додумалась ни до чего путного, — ворчливо отозвался Генри.
— Папа, мне жаль огорчать тебя. Мне также очень горько сознавать, что ты полагаешь, будто я опозорила твое имя. По-твоему, раз Руарк не намерен на мне жениться, значит, я действую безрассудно, решив все же остаться с ним. Ну что же, может быть, я действительно не обращалась к своему рассудку, но поверь, я посоветовалась со своим сердцем! В том, как я решила поступить, для меня нет никакого бесчестья. Вот если бы я не любила Руарка и все же решила остаться с ним, тогда ты был бы вправе осудить меня, и все те обидные слова, которые ты ранее сказал мне, были бы справедливы… Если ты и сейчас не способен понять меня, значит, ты меня не любишь и никогда не любил. Значит, ты вообще не способен понять, что такое любовь…
— Ну-ну, детка, уж это ты хватила, — возразил Генри, изумленный таким поворотом в разговоре. Да как она может думать, что он ее не любит?
— Посуди сам, папа: когда мы любим кого-то, то любим этого человека таким, каков он есть, а вовсе не за те его качества, которые нам приятны.
При этих словах Энджелин взяла Генри за руку, и он не отдернул руки.
— Папа, ты всегда был моим героем. Что бы ты ни делал, как бы ни поступал, это не влияло на мою любовь к тебе. А вспомни, ведь и мама, и Роберт не отвернулись от тебя, не перестали любить даже тогда, когда ты проиграл в карты все наши деньги, включая и те, которые мама приберегла, чтобы Роберт смог учиться в колледже на Севере…
Генри удрученно повесил голову, однако попытался все же возразить.
— Просто я не хотел, чтобы мой сын учился в колледже этих проклятых янки!
Столь неожиданная попытка оправдания вызвала у Энджелин лишь улыбку.
— Папа, ты забыл, что это произошло задолго до войны с янки!
— А я уже тогда знал, что такая война когда-нибудь разразится, — упрямо гнул свое Генри.
— Ну, папа! — пытаясь сохранить остатки терпения, воззвала к отцу Энджелин. — А то, как ты заложил Скотткрофт, потому что тебе вздумалось купить дорогого рысака, который тебе приглянулся, ты, конечно, уже забыл?
На этот раз Генри, оправдываясь, чувствовал себя гораздо увереннее.
— А не ты ли сама потом без памяти влюбилась в этого жеребенка?
— Да, папа, все это так, но все же мы не могли тогда позволить себе столь дорогую покупку. Она нанесла нам непоправимый ущерб, от которого мы так до конца и не оправились. А потом дела пошли еще хуже — как только Король подрос и смог участвовать в скачках, ты принялся проигрывать его призы. И при этом мама не стала любить тебя меньше, не так ли?
— По-твоему выходит, дочка, что мы потеряли Скотткрофт из-за моих причуд. Этак, сдается мне, ты договоришься до того, что и война началась из-за меня!
Энджелин глубоко вздохнула. Теперь предстояло сказать отцу самое важное, для чего, собственно, она и затеяла весь разговор.
— Нет, папа, я просто пытаюсь убедить тебя, что мы не перестаем любить дорогого нам человека оттого только, что ему свойственны какие-то недостатки.
Генри улыбнулся, и в этой улыбке проскользнуло присущее ему лукавство.
— Словом, ты мне напомнила, что Господь Бог любит и заблудших своих овец.
— Вот именно. А раз Он может прощать, то почему бы тебе, папа, тоже этому не научиться?..
Казалось, Генри сдался под напором столь несокрушимых аргументов. Однако Энджелин понимала, что решающая схватка еще впереди, и приступила к изложению своей главной мысли:
— Мама умерла. Роберта тоже больше нет с нами. У тебя осталась только я, а у меня — лишь ты, папа. Я буду любить тебя до конца своих дней! Ну а если ты разлюбил меня… Ничего не поделаешь. Мне очень жаль, но это не заставит меня отказаться от Руарка. Даже если мне суждено испытать боль — значит, я вынесу и эту боль…
Похоже, она зашла слишком далеко. Генри был удивлен и раздосадован. В негодовании он воскликнул:
— Да что ты знаешь о любви? Ты что же, считаешь, что человеку не больно, когда больно его ребенку?
В глазах старика блеснули слезы.
— Разве ты не понимаешь, моя девочка, что, если тебе будет худо, мне будет во сто крат хуже?..
— Ах, папа, милый папа!
Генри раскрыл объятия, и Энджелин бросилась к нему, утопая в слезах. Прижав дочь к сердцу, он успокаивающе погладил ее по голове:
— Не хочется мне, чтобы ты поломала себе жизнь. Хватит того, что я сломал жизнь твоей матери!..
Энджелин, глядя на отца, улыбнулась сквозь слезы:
— Ну что ты, папа! Мама очень любила тебя и знала, что и ты ее любишь. У нее никогда не было никаких сожалений…
Руки Генри сильнее сжали талию Энджелин.
— Прости меня, детка, прости своего старого дурака отца. Уж больно мне хочется, чтобы ты была счастлива!
— Итак, я могу отправляться в Нью-Йорк с твоего благословения?
Генри выпустил дочь из объятий и, отступив на шаг, залюбовался ею.
— Этого я не говорил, детка. Не могу я дать своего благословения на то, что ты задумала! Ведь придет день, и Руарк Стюарт бросит тебя… Но я могу вместо этого дать тебе мою любовь, доченька. Знай — она всегда будет с тобой, что бы ни случилось…
Покинув конюшню, Энджелин, сгорая от нетерпения, побежала разыскивать Руарка. Не найдя его в кабинете, она торопливо взбежала по лестнице и заглянула в спальню. Но и там его тоже не оказалось. Разочарованная тем, что ей не удалось отыскать Руарка, Энджелин вернулась в свою комнату. Проведя в молчаливых размышлениях время до полудня, она услышала стук в дверь — это горничная пришла сообщить, что ленч готов. Энджелин вежливо ответила девушке, что скоро придет. Втайне она надеялась, что и Руарк уже вернулся с прогулки, но увидела за столом лишь Сару Стюарт.
— Вам что, нездоровится, моя дорогая? — участливо осведомилась пожилая дама. — За все время еды вы и слова не вымолвили!
— О, простите, миссис Стюарт. Я просто задумалась. Еще раз прошу меня извинить!
— Ну что вы, дорогая, не стоит извиняться! Я вас прекрасно понимаю. Наверное, и в самом деле трудно сдержать волнение, зная, что завтра тебе предстоит дальняя дорога…
Только тут до Энджелин дошло, что, занятая другими проблемами, она начисто забыла о подготовке к предстоящему отъезду.
— Вы уже кончили упаковывать вещи? — поинтересовалась Сара.
— Боюсь, что даже не начинала. Правда, мне и упаковывать-то особенно нечего, так что, я думаю, с этим проблем не возникнет.
— Я буду скучать без вас обоих, но Руарк заверил меня, что вернется к рождественским праздникам.
Глаза старой дамы потеплели.
— А, кроме того, месяц в Нью-Йорке — более чем достаточно, на мой взгляд!
Энджелин улыбнулась. Нет, эта пожилая леди просто обворожительна!
— А вы сами бывали там, миссис Стюарт?
— Господи, дитя мое, «миссис Стюарт» звучит слишком уж официально! Почему бы вам не называть меня просто «нэнни Сара»?
— Так вы бывали в Нью-Йорке, миссис… прошу прощения, нэнни Сара?
— О да! Мой муж был морским капитаном, и я часто сопровождала его в поездках.
— Морской капитан! Это звучит так захватывающе! — в восторге воскликнула Энджелин.
— Если бы вы знали все, вы бы так не говорили. Этот дуралей не нашел ничего лучшего, как погибнуть! Попал в ужасный шторм возле мыса Хаттерас…
Энджелин почувствовала, что допустила невольную оплошность. Однако, похоже, Сара ничуть не обиделась.
— Ах, дорогая, если бы вы знали, какой это был мужчина! Как сейчас вижу его — высокий и стройный, он стоит у руля своего судна… — На лице старой леди мелькнула лукавая усмешка. — И ведь этот чертенок Руарк — ну прямо вылитый дедушка!
Мысли Сары вернулись в те далекие, давно прошедшие дни. Глядя, как на лице старой женщины отражаются самые противоречивые чувства, Энджелин невольно улыбнулась. Наверняка жизнь Сары Стюарт была полна самых невероятных приключений, подумалось девушке. После весьма продолжительной паузы Сара смахнула слезинку и сказала:
— Простите старуху, моя дорогая. — И тут же с улыбкой добавила: — Вы же знаете — старики большую часть времени проводят, предаваясь дремоте или надоедая молодежи своими никчемными воспоминаниями о прошлом!
— Папа, мне нужно поговорить с тобой, — умоляющим тоном произнесла она.
— Не сейчас, дочка. Ты же видишь — я работаю.
Он отвернулся от Энджелин и сделал вид, что занят лошадьми.
— Ну, пожалуйста, папа! Не заставляй себя просить… — взмолилась она.
— Мне не о чем с тобой разговаривать. Если только, конечно, ты не пришла сказать, что передумала.
С этими словами Генри вышел из стойла, оставив Энджелин наедине с Храбрым Королем.
Утирая слезы, девушка попыталась улыбнуться.
— Видишь, Король, в последнее время я здесь не слишком желанный гость.
В ответ жеребец издал короткое ржание и ласково потерся о ее щеку. Энджелин обвила руками его шею:
— Хорошо, что хотя бы тебя тут ценят. Даже твое потомство будет встречено с радостью…
Она сделала шаг назад и потрепала своего любимца по спине.
— А вот мое — нет. Мне дали понять, что мошенница и проститутка не может быть подходящей матерью — по крайней мере, для отпрысков мистера Руарка Стюарта…
Она замолчала, увидев, что в конюшню входит конюх. Он вежливо поклонился ей и произнес:
— Доброе утро, мэм.
— Доброе утро. Вы не могли бы оседлать для меня Храброго Короля? — попросила Энджелин. — А для мистера Стюарта, как всегда, его любимого коня.
— Да, мэм, конечно. Будет сделано, — охотно отозвался тот.
Энджелин вышла из конюшни, решив подождать во дворе. Не прошло и нескольких минут, как появился конюх, ведя в поводу оседланного жеребца, и тут же снова скрылся. Вскоре он возвратился опять, на этот раз с гнедым мерином, предназначенным для Руарка, и с удивлением огляделся. Ни Энджелин, ни Храброго Короля на дворе не было. Заметив спешащего к нему Руарка, конюх с облегчением вздохнул.
— Вот и ваш мерин, сэр. А миссис Хантер уже ускакала. Она взяла Храброго Короля.
— Уже ускакала? — переспросил Руарк. — А куда, интересно, она направилась?
Обнаружив, что Энджелин его не дождалась, Руарк почувствовал минутное замешательство. Он понимал, что она недовольна им. Но тут же упрекнул себя за излишнюю подозрительность. Да нет, не могла же она снова сбежать от него! Пора бы ему научиться доверять ей…
Конюх пожал плечами:
— Не знаю, сэр. Я был в конюшне, седлал для вас лошадь, а когда вернулся, то увидел, что миссис Хантер исчезла.
Ответ конюха ни в малой степени не удовлетворил Руарка; напротив, его беспокойство возросло. Недоумевая, он взобрался на мерина.
В это время к нему подошел Генри, сокрушенно качая головой.
— Похоже, эта девчонка решила сломать себе шею, — проворчал он.
— Вы говорите об Энджелин? — поинтересовался Руарк.
— Ну да.
Генри кивнул и показал в направлении ближайшей тропинки.
— Только что промчалась мимо меня как вихрь!
Руарк тут же галопом помчался следом. Сзади до него донесся крик Генри:
— Скажите этой глупой девчонке, чтобы думала, что делает! Так недолго и убиться…
Как ни странно, только что крайне недовольный дочерью Генри теперь говорил тоном, в котором сквозила подлинная отцовская тревога. На его лице читалось беспокойство, когда он смотрел вслед мчащемуся вперед Руарку.
Верхушки деревьев, напоминавшие величественные шпили соборов, переплелись между собой, образуя причудливую палитру оранжевого, красного и золотистого цветов. Испытывая благоговение перед этим великолепным храмом, созданным осенней природой, Энджелин направила Храброго Короля на вершину холма и здесь спешилась. Прислонившись к дереву, она решила полюбоваться открывавшейся перед ней красивой панорамой, а заодно и поразмыслить о той удручающей ситуации, В которой оказалась.
Среди дивной природы, воздававшей хвалу своему творцу, земные горести Энджелин казались столь же незначительными, как сухие листья, лежавшие у ее ног. Но девушка прекрасно понимала, что ощущение это обманчиво. Стоит ей покинуть благословенный лесной уголок, и все терзающие ее проблемы снова встанут перед ней во весь рост, огромные и неодолимые, как клен, к которому она сейчас прислонилась.
Мирную тишину внезапно взорвал стук копыт. Энджелин бессильно опустилась на траву. Даже не оборачиваясь, она понимала, что за всадник приближается к ней. Это мог быть только Руарк. Вот он остановился неподалеку, спрыгнул с коня и подошел к ней. Энджелин бросила на него быстрый взгляд. Одетый в светло-коричневые брюки, черный шерстяной джемпер и высокие сапоги, стройный, с темными волосами, растрепавшимися от быстрой езды, Руарк выглядел чрезвычайно мужественно и элегантно. Даже, пожалуй, неотразимо…
Он ничего не сказал, а просто молча сел рядом с Энджелин. Наконец, когда тишина стала слишком гнетущей, Руарк взял Энджелин за руку и робко спросил: — Ты все еще сердишься на меня? Издав глубокий вздох, она обернулась и посмотрела на него. И как это в нем уживается? То он кажется настоящим, уверенным в себе мужчиной, а то выглядит нашкодившим мальчишкой, который опасается наказания.
— Боюсь, что я и в самом деле не очень рада видеть тебя, Руарк. Мне хотелось бы побыть одной и о многом подумать…
— О нас? — спросил он лаконично.
Энджелин кивнула и снова отвернулась. Она надеялась, что если сосредоточит взгляд на открывающейся перед ней панораме, то сможет устоять перед искушением отбросить прядку волос, упавшую Руарку на лоб.
— Выскажись прямо, Энджелин. Нет смысла таить в себе то, что тебя беспокоит.
Ее ответ не заставил себя долго ждать.
— Мне кажется, я не смогу этого выдержать, Руарк.
На его лице появилось мимолетное выражение тревоги, не замеченное Энджелин, но он тут же овладел собой и просто сказал:
— Понятно.
Выпустив ее руку и иронически улыбаясь, он начал поигрывать сухим листом.
— Ты передумала из-за того, что повздорила с отцом? Или, может быть, причиной тому — неприятный запах моего лосьона для бритья?
— Ты наслаждаешься ситуацией, не правда ли, Руарк? Ну а мне она вовсе не кажется такой уж забавной.
Энджелин встала и поднялась на самую вершину холма. Внизу простирались поля и леса, а вдалеке виднелась Миссури. Внезапно она круто обернулась. В ее глазах читалась подлинная мука.
— Почему именно я, Руарк? Ты красив, богат. Ты мог бы иметь любую женщину, какую захотел. Почему ты выбрал меня?
Действительно, почему?.. Руарк Стюарт являл собой в некотором смысле парадокс. Расчетливый бизнесмен, наделенный способностью, подобно легендарному фригийскому царю Мидасу, обращать в золото все, к чему он прикасался, он сумел удвоить полученное в наследство состояние. Однако в отношениях молодого человека с прекрасным полом удача, увы, оказалась к нему не столь благосклонной. Несколько опрометчивых ранних увлечений, а также жизнь делового человека, предполагавшая длительные отлучки из дома, наделили Руарка стойким отвращением ко всякого рода романтическим привязанностям. Он избегал иметь дело с дамами из приличных семейств, предпочитая ни к чему не обязывающие интрижки с женщинами сомнительного поведения. Как однажды признался сам себе Руарк, для полноты жизни ему нужна женщина — но не жена!
Поднявшись, он подошел к Энджелин:
— Я захотел тебя сразу же, как только увидел.
Он схватил ее за плечи, и Энджелин вдруг показалось, что он сейчас ее ударит. Но вместо этого он произнес тоном, в котором чувствовался с трудом скрываемый гнев:
— Я не заставляю тебя оставаться со мной, Энджелин. Ты свободна и можешь уехать в любой момент.
— Я уже переступила через гордость и самоуважение. Если до сих пор я была так слаба, то где же мне взять силы, чтобы уехать от тебя?..
Она попыталась отвернуться, но Руарк взял ее за подбородок и повернул к себе лицом, так что она оказалась под прицелом его магнетических темных глаз.
— Прими, в конце концов, какое-то решение, и пусть оно будет окончательным. Запомни — мы обсуждаем это в последний раз! Я не хочу, чтобы ты потом о чем-нибудь жалела, Энджел. Если ты останешься со мной, то должна сделать это по доброй воле.
Выпустив ее, Руарк направился к своей лошади. Вскочив в седло, он бросил прощальный взгляд на Энджелин. На мгновение их глаза встретились, и в немигающем, твердом взгляде Руарка Энджелин прочла туже решительность и непреклонность, какую впервые увидела в тот вечер, когда он решил во что бы то ни стало завладеть Храбрым Королем.
В груди у нее будто что-то оборвалось. Итак, он сумел выиграть и эту битву…
Руарк с места пустил своего мерина в галоп. Еще долгое время после его отъезда Энджелин просидела под деревом, размышляя над его словами. Она понимала, что он прав хотя бы в одном — ей надо сделать выбор. И если она решит остаться с Руарком, то возьмет на себя определенные обязательства не только перед ним, но и перед собой. Надо прекратить казниться, плакаться и жалеть себя! Да, она себя жалеет, подумала Энджелин с отвращением. Ее угнетало собственное настроение и состояние. В конце концов, Руарк предлагает ей лишь короткую связь — мимолетную иллюзию счастья.
«A не является ли любое счастье мимолетным? — пришло ей в голову. — Никто не знает, что ждет нас завтра. Войны и эпидемии — не единственные катастрофы на свете. То, что он не любит меня, вовсе не бросает тень на мою любовь к нему. И то, что я не жена ему, не делает мою любовь менее чистой…»
Энджелин поднялась с земли и направилась к Храброму Королю.
— А каково твое мнение, мой Король? Высказывайся смелее! Все остальные, кажется, уже это сделали…
Жеребец ласково уткнулся мордой ей в щеку. Энджелин рассмеялась и потрепала коня по шее.
— Ну, тебе-то вроде бы не на что жаловаться. С тобой Руарк Стюарт обращается прекрасно…
Эти слова внезапно открыли перед Энджелин новую истину. Она даже перестала гладить своего любимца, так поразила ее эта мысль.
— Впрочем, он хорошо обращается со всеми нами, правда, Король? С тобой, со мной, с папой… Он ухаживал за мной, когда я болела, он нанял на работу папу и приставил его к тебе. А ведь он вовсе не был обязан делать все это! И вполне имел право дать нас арестовать, как и грозился…
Храбрый Король в ответ негромко заржал и уткнулся мордой в ладонь Энджелин. Она продолжала машинально гладить жеребца, рассуждая вслух:
— Но его доброта по отношению ко всем нам — вовсе не единственная причина того, что я не хочу уезжать от него. Ты понимаешь это, Король?
На мгновение она запнулась, пытаясь облечь свои мысли в наиболее подходящие слова.
— Я люблю его… Он добр, нежен; когда он хочет, то может быть весьма чутким. И потом, Король, временами мне с ним очень весело. — И добавила почти шепотом: — Он заставляет улыбаться не только мои губы, но и сердце…
Правда, в ту же секунду Энджелин самой стало неловко от того, как она вдруг расчувствовалась.
— Что, впрочем, не мешает ему доставлять моему сердцу и сильную боль! Но я ведь и не говорю, что Руарк — мой идеал, правда, Король? Он совершенно не умеет разбираться в людских характерах — по крайней мере, в моем. И если уж вобьет что-нибудь себе в голову, то переубедить его нельзя никакой силой!
Энджелин снова нежно провела рукой по длинной шее жеребца.
— Даже если он не любит меня, я рядом с ним чувствую себя любимой…
Взяв в руки уздечку, девушка заглянула прямо в круглые глаза коня.
— А ты ведь понимаешь, Король, как много это значит для женщины — знать, что ее любит мужчина?
Конь фыркнул и энергично затряс головой, заставив Энджелин тихо рассмеяться.
— Нет, боюсь, тебе этого не понять. Все вы, мужчины, одинаковы!
Слова эти были, конечно, сказаны в шутку, но, когда Энджелин обдумала их всерьез, улыбка исчезла с ее лица.
— А ведь на самом деле это не так. Мужчины вовсе не одинаковы. Мой муж, например, был ужасным грубияном, трусом и негодяем. Руарк — прямая противоположность Уилла Хантера…
Это сравнение решило все дело. Энджелин больше не колебалась: она не оставит Руарка. Итак, прочь сомнения! Отныне — никакого самокопания, нытья и самоуничижения! Она взобралась в седло. Решение принято! Руарк значит для нее гораздо больше, чем условности лицемерного общества или воля упрямого старика отца, который в своей жизни руководствуется лишь одной заповедью: «Делай, что я говорю, а не то, что я делаю сам».
— И ему еще придется меня выслушать! — громко объявила Энджелин, имея в виду отца.
Как только Энджелин показалась в конюшне, Генри понял, что его ждет нелегкое испытание. Он уже не единожды видел и этот упрямый подбородок, и эти с вызовом развернутые плечи своей дочери, чтобы догадаться — ему предстоит настоящая головомойка, слава Богу, пока словесная! «Ни дать, ни взять покойная бабка», — удрученно подумал старик. Схватив первый попавшийся под руку предмет и делая вид, что страшно занят, Генри устремился к двери.
— Стой, папа, не уходи!
Слова Энджелин прозвучали неожиданно резко, словно удар хлыста.
— Уж не собираешься ли ты снова язвить меня, женщина? Учти, мне это не по нраву, — попытался огрызнуться он.
— Ты не уйдешь до тех пор, пока не выслушаешь меня до конца.
Генри скрестил руки на груди. В его глазах ясно читалось раздражение.
— Ну, говори поскорее, и покончим с этим!
Удовлетворенная тем, что отец хотя бы не отказывается выслушать ее, Энджелин несколько смягчила тон.
— В последнее время я много думала, папа…
— И, небось, не додумалась ни до чего путного, — ворчливо отозвался Генри.
— Папа, мне жаль огорчать тебя. Мне также очень горько сознавать, что ты полагаешь, будто я опозорила твое имя. По-твоему, раз Руарк не намерен на мне жениться, значит, я действую безрассудно, решив все же остаться с ним. Ну что же, может быть, я действительно не обращалась к своему рассудку, но поверь, я посоветовалась со своим сердцем! В том, как я решила поступить, для меня нет никакого бесчестья. Вот если бы я не любила Руарка и все же решила остаться с ним, тогда ты был бы вправе осудить меня, и все те обидные слова, которые ты ранее сказал мне, были бы справедливы… Если ты и сейчас не способен понять меня, значит, ты меня не любишь и никогда не любил. Значит, ты вообще не способен понять, что такое любовь…
— Ну-ну, детка, уж это ты хватила, — возразил Генри, изумленный таким поворотом в разговоре. Да как она может думать, что он ее не любит?
— Посуди сам, папа: когда мы любим кого-то, то любим этого человека таким, каков он есть, а вовсе не за те его качества, которые нам приятны.
При этих словах Энджелин взяла Генри за руку, и он не отдернул руки.
— Папа, ты всегда был моим героем. Что бы ты ни делал, как бы ни поступал, это не влияло на мою любовь к тебе. А вспомни, ведь и мама, и Роберт не отвернулись от тебя, не перестали любить даже тогда, когда ты проиграл в карты все наши деньги, включая и те, которые мама приберегла, чтобы Роберт смог учиться в колледже на Севере…
Генри удрученно повесил голову, однако попытался все же возразить.
— Просто я не хотел, чтобы мой сын учился в колледже этих проклятых янки!
Столь неожиданная попытка оправдания вызвала у Энджелин лишь улыбку.
— Папа, ты забыл, что это произошло задолго до войны с янки!
— А я уже тогда знал, что такая война когда-нибудь разразится, — упрямо гнул свое Генри.
— Ну, папа! — пытаясь сохранить остатки терпения, воззвала к отцу Энджелин. — А то, как ты заложил Скотткрофт, потому что тебе вздумалось купить дорогого рысака, который тебе приглянулся, ты, конечно, уже забыл?
На этот раз Генри, оправдываясь, чувствовал себя гораздо увереннее.
— А не ты ли сама потом без памяти влюбилась в этого жеребенка?
— Да, папа, все это так, но все же мы не могли тогда позволить себе столь дорогую покупку. Она нанесла нам непоправимый ущерб, от которого мы так до конца и не оправились. А потом дела пошли еще хуже — как только Король подрос и смог участвовать в скачках, ты принялся проигрывать его призы. И при этом мама не стала любить тебя меньше, не так ли?
— По-твоему выходит, дочка, что мы потеряли Скотткрофт из-за моих причуд. Этак, сдается мне, ты договоришься до того, что и война началась из-за меня!
Энджелин глубоко вздохнула. Теперь предстояло сказать отцу самое важное, для чего, собственно, она и затеяла весь разговор.
— Нет, папа, я просто пытаюсь убедить тебя, что мы не перестаем любить дорогого нам человека оттого только, что ему свойственны какие-то недостатки.
Генри улыбнулся, и в этой улыбке проскользнуло присущее ему лукавство.
— Словом, ты мне напомнила, что Господь Бог любит и заблудших своих овец.
— Вот именно. А раз Он может прощать, то почему бы тебе, папа, тоже этому не научиться?..
Казалось, Генри сдался под напором столь несокрушимых аргументов. Однако Энджелин понимала, что решающая схватка еще впереди, и приступила к изложению своей главной мысли:
— Мама умерла. Роберта тоже больше нет с нами. У тебя осталась только я, а у меня — лишь ты, папа. Я буду любить тебя до конца своих дней! Ну а если ты разлюбил меня… Ничего не поделаешь. Мне очень жаль, но это не заставит меня отказаться от Руарка. Даже если мне суждено испытать боль — значит, я вынесу и эту боль…
Похоже, она зашла слишком далеко. Генри был удивлен и раздосадован. В негодовании он воскликнул:
— Да что ты знаешь о любви? Ты что же, считаешь, что человеку не больно, когда больно его ребенку?
В глазах старика блеснули слезы.
— Разве ты не понимаешь, моя девочка, что, если тебе будет худо, мне будет во сто крат хуже?..
— Ах, папа, милый папа!
Генри раскрыл объятия, и Энджелин бросилась к нему, утопая в слезах. Прижав дочь к сердцу, он успокаивающе погладил ее по голове:
— Не хочется мне, чтобы ты поломала себе жизнь. Хватит того, что я сломал жизнь твоей матери!..
Энджелин, глядя на отца, улыбнулась сквозь слезы:
— Ну что ты, папа! Мама очень любила тебя и знала, что и ты ее любишь. У нее никогда не было никаких сожалений…
Руки Генри сильнее сжали талию Энджелин.
— Прости меня, детка, прости своего старого дурака отца. Уж больно мне хочется, чтобы ты была счастлива!
— Итак, я могу отправляться в Нью-Йорк с твоего благословения?
Генри выпустил дочь из объятий и, отступив на шаг, залюбовался ею.
— Этого я не говорил, детка. Не могу я дать своего благословения на то, что ты задумала! Ведь придет день, и Руарк Стюарт бросит тебя… Но я могу вместо этого дать тебе мою любовь, доченька. Знай — она всегда будет с тобой, что бы ни случилось…
Покинув конюшню, Энджелин, сгорая от нетерпения, побежала разыскивать Руарка. Не найдя его в кабинете, она торопливо взбежала по лестнице и заглянула в спальню. Но и там его тоже не оказалось. Разочарованная тем, что ей не удалось отыскать Руарка, Энджелин вернулась в свою комнату. Проведя в молчаливых размышлениях время до полудня, она услышала стук в дверь — это горничная пришла сообщить, что ленч готов. Энджелин вежливо ответила девушке, что скоро придет. Втайне она надеялась, что и Руарк уже вернулся с прогулки, но увидела за столом лишь Сару Стюарт.
— Вам что, нездоровится, моя дорогая? — участливо осведомилась пожилая дама. — За все время еды вы и слова не вымолвили!
— О, простите, миссис Стюарт. Я просто задумалась. Еще раз прошу меня извинить!
— Ну что вы, дорогая, не стоит извиняться! Я вас прекрасно понимаю. Наверное, и в самом деле трудно сдержать волнение, зная, что завтра тебе предстоит дальняя дорога…
Только тут до Энджелин дошло, что, занятая другими проблемами, она начисто забыла о подготовке к предстоящему отъезду.
— Вы уже кончили упаковывать вещи? — поинтересовалась Сара.
— Боюсь, что даже не начинала. Правда, мне и упаковывать-то особенно нечего, так что, я думаю, с этим проблем не возникнет.
— Я буду скучать без вас обоих, но Руарк заверил меня, что вернется к рождественским праздникам.
Глаза старой дамы потеплели.
— А, кроме того, месяц в Нью-Йорке — более чем достаточно, на мой взгляд!
Энджелин улыбнулась. Нет, эта пожилая леди просто обворожительна!
— А вы сами бывали там, миссис Стюарт?
— Господи, дитя мое, «миссис Стюарт» звучит слишком уж официально! Почему бы вам не называть меня просто «нэнни Сара»?
— Так вы бывали в Нью-Йорке, миссис… прошу прощения, нэнни Сара?
— О да! Мой муж был морским капитаном, и я часто сопровождала его в поездках.
— Морской капитан! Это звучит так захватывающе! — в восторге воскликнула Энджелин.
— Если бы вы знали все, вы бы так не говорили. Этот дуралей не нашел ничего лучшего, как погибнуть! Попал в ужасный шторм возле мыса Хаттерас…
Энджелин почувствовала, что допустила невольную оплошность. Однако, похоже, Сара ничуть не обиделась.
— Ах, дорогая, если бы вы знали, какой это был мужчина! Как сейчас вижу его — высокий и стройный, он стоит у руля своего судна… — На лице старой леди мелькнула лукавая усмешка. — И ведь этот чертенок Руарк — ну прямо вылитый дедушка!
Мысли Сары вернулись в те далекие, давно прошедшие дни. Глядя, как на лице старой женщины отражаются самые противоречивые чувства, Энджелин невольно улыбнулась. Наверняка жизнь Сары Стюарт была полна самых невероятных приключений, подумалось девушке. После весьма продолжительной паузы Сара смахнула слезинку и сказала:
— Простите старуху, моя дорогая. — И тут же с улыбкой добавила: — Вы же знаете — старики большую часть времени проводят, предаваясь дремоте или надоедая молодежи своими никчемными воспоминаниями о прошлом!