После полуночи, когда измученные жители спали, отборные солдаты десантно-диверсионных частей СС стали разбирать завалы восьмисотлетних камней замка, чтобы добраться до подвалов. Они спокойно извлекли двадцать девять деревянных ящиков и заменили их другими двадцатью девятью, заполненными обломками, чтобы вес не очень отличался. Затем на тачках вывезли картины и драгоценности, некоторые из которых принадлежали членам российской царской семьи, и другие сокровища. Они вернули на место обломки камней замка, погрузили ящики на грузовики и двинулись к железнодорожной ветке, где перегрузили ящики в закрытые грузовые вагоны.
   Когда поезд набрал скорость, десантники нарисовали красно-черные символы СС на каждом ящике и на каждом грузовом вагоне. Затем написали имя, которое гарантировало быстрое прохождение по контролируемым немцами железным дорогам: «Гиммлер». Это имя вселяло ужас в сердца тех, кто находился в пределах нацистских границ, ибо Генрих Гиммлер был главой СС, гестапо и гитлеровских лагерей смерти. Помимо этого он похищал предметы искусства, особо ценя раннегерманский период. Так же, как Гитлер и Геринг, он конфисковал в побежденных европейских странах больше ценностей, чем могли вместить залы его жилища. Он послал на сохранение в швейцарский банк такой большой трофейный груз украденных у венгерских евреев ценностей, что тот стал известен как «сокровище Гиммлера».
   Этот поезд также шел в Швейцарию. На протяжении всей войны нацисты — как частным образом, так и по поручению правительства, — переслали в эту маленькую страну, заявившую о своем нейтралитете, награбленного золота на миллиарды долларов, а также украденных предметов искусства на 2,5 миллиарда долларов. Швейцарские банкиры охраняли ценности, инвестировали, продавали, отмывали и при случае отправляли в банки других стран — дожидаться хозяев.
   К этому времени фюрер уже жил в бункере под Берлином. Если бы он узнал о краже, то приказал бы расстрелять Гиммлера.
   И Гиммлер защитил себя. Он приказал десантникам СС вернуться на советский фронт, и целые роты погибли в жестоких сражениях с советской армией. Что же касается ящиков в подвале замка, то и тут удача была на стороне Гиммлера, а может быть, просто сработало его легендарное умение планировать. В феврале или марте подмененные ящики были выкопаны и погружены на грузовики и просто исчезли. Вор у вора украл, но не смог заявить о первоначальной краже, чтобы не выдать себя. Как гласит история, Янтарная комната исчезла, и ее больше никто не видел.
   Чтобы захватить город, советский Третий Белорусский фронт подверг его обстрелу зажигательными снарядами, а 10 апреля взял штурмом. Таким образом, план Гиммлера был выполнен — награбленное им добро спокойно добралось до Цюриха. Все свидетели мертвы. И теперь уже официально было признано, что Янтарная комната пропала. Он скрыл все, по крайней мере так ему казалось.
* * *
   К середине мая фюрер был уже мертв, Германия пала, а Генрих Гиммлер скрылся вместе с другими беженцами в направлении Альп. Его искала вся Европа. Он переоделся сержантом Geheime Feldpolizei[28]. Но союзники занесли Geheime Feldpolizei в свой черный список и приказали арестовывать всех — от сержанта и выше.
   Был теплый весенний день, когда англичане захватили Гиммлера с фальшивыми документами. Два дня спустя, 23 мая, на допросе он признался: «Ich bin der Reichsfuhrer SS»[29] Гиммлер.
   Он непрерывно острил, правда, после унизительного обыска с раздеванием перестал. А вскоре после одиннадцати часов вечера Генрих Гиммлер, черный князь «расы господ», некогда безработный фермер-птицевод, надкусил ампулу с цианистым калием, спрятанную в высверленном гнезде коренного зуба. Пятнадцать минут спустя он умер.
   Теперь ни один из живых людей не знал, существует ли еще Янтарная комната.
   Когда цюрихский банкир Гиммлера Сельвестер Маас услышал о его самоубийстве, ему пришлось решать, что же делать с доставленными ящиками, в которые он никогда не заглядывал. Они лежали в подвале его банка аккуратными штабелями рядом с упаковками, принадлежавшими другим безымянным вкладчикам. Европу одолевала алчность. Более чем полстолетия спустя, в 1997 году, женевская газета сообщила, что в ту пору швейцарские «банкиры, юристы и попечители незаконно присваивали себе имущество убитых законных владельцев». Многие немецкие солдаты и бывшие нацистские чиновники тащили домой все, что могли. Солдаты союзников также не гнушались этим. Среди крупнейших находок оказались тысячелетние рукописи и предметы искусства, известные как Кведлинбургский клад. Вскоре после того, как американские солдаты обнаружили эти сокровища, они исчезли. И вновь всплыли только в 1990-х годах, когда офицер армии США, который украл их, умер, а его техасские родственники попытались продать сокровища.
   Это была необычная эпоха, во время которой нацисты шли к «германизации» мира, включавшей уничтожение целых культур. Никогда искусство не оказывалось столь важным оружием в политике. Это был век цинизма, жадности и наглого потворства прихотям. Многие предметы искусства были украдены, и до сих пор судьба их неизвестна.
   В такой атмосфере Сельвестер Маас, считавший себя честным человеком, открыл один из ящиков Гиммлера и увидел панель Янтарной комнаты. Потрясающая красота и загадочное обаяние редкого изделия давали возможность сказочно обогатиться.
   Вскоре он начал составлять план, как присвоить то, что украл Гиммлер.

28

   12.44. ВОСКРЕСЕНЬЕ
   ШОССЕ ИМЕНИ ДЖОРДЖА ВАШИНГТОНА, ВАШИНГТОН
   — И что из всего этого можно считать достоверным? — спросила Джулия.
   Сэм только что направил свой «Дуранго» со скоростной кольцевой дороги на шоссе Джорджа Вашингтона. Машин было немного. Они ехали дальше на юг. Воображение Джулии было полностью поглощено историей Янтарной комнаты. Похоже, что во всей мировой истории не было другого произведения искусства, которое могло бы сравниться с ней по масштабу и красоте, и она теперь понимала, почему Сэм увлекся этим сокровищем и стремился его отыскать.
   — По большей части все, — уверил ее Сэм. — Мы знаем, что после войны в подвале, где хранилась комната, куратор Кенигсбергского замка доктор Альфред Роде и советский искусствовед профессор Александр Брусов нашли только обуглившиеся фрагменты и большие медные петли. Мы знаем, что Гиммлер отличался ловкостью и предприимчивостью, когда дело касалось большого искусства. Поскольку комната была изготовлена для русских царей в Пруссии в начале XVIII века, она соответствовала его увлечению раннегерманским периодом. Мы знаем, что швейцарские банкиры не забывали о себе и заставляли союзников то запугиванием, то подкупом прекращать полномасштабные расследования их махинаций времен войны.
   — Мне до сих пор с трудом верится, что швейцарские банкиры были такими непорядочными. Они обладают репутацией честных людей.
   Слева от них река Потомак текла черной блестящей лентой, а за ней раскинулся город Вашингтон, сверкающий морем огней. Джулия и Сэм были измотаны, и, хотя они покинули Нью-Йорк, ни она ни он не чувствовали себя в полной безопасности. Разговаривая, они внимательно следили за машинами.
   Сэм продолжал:
   — После недавних разоблачений уже не обладают. Черт подери, получается, что Швейцария знала о крахе Центрального банка нацистов и о том, что золото, широкой рекой потекшее в швейцарские банки, было краденым. Похоже, что позиция Швейцарии заключалась в признании права нацистов на изъятие всего имущества в побежденных ими странах. Даже если это так, швейцарцы были прекрасно осведомлены о том, что масса ценностей была отнята у отдельных людей, в частности у евреев.
   Джулия ничего не сказала, пытаясь осознать все сказанное. Затем выразила удивление:
   — Если профессор Брусов и доктор Роде нашли эти обгоревшие фрагменты и петли в развалинах замка, а Советский Союз объявил, что Янтарная комната сгорела и больше не существует, вы вряд ли можете быть уверены в том, что она все-таки сохранилась.
   — Может быть, не полностью, но все-таки уверен. — В сумраке лицо Сэма напряглось. — Видите ли, янтарь — это не полудрагоценный камень и даже не минерал. Это просто окаменевшая древесная смола, а значит, чистая органика. Органические вещества не выдерживают высокой температуры. При ста градусах янтарь начинает изменять свою структуру. При трехстах — плавиться. А при температурах в эпицентре взрыва бомб того времени — около тысячи градусов — янтарь просто испаряется. Превращается в газ.
   — И исчезает бесследно.
   — Правильно. Но стекло не испаряется. Стекло сплавляется в шарики и сохраняется навсегда.
   — А! — кивнула она. — Вы говорили, что в этой комнате были зеркальные пилястры...
   — Вы попали в точку. — От возбуждения у него перехватило голос. — Куратор замка и советский историк не нашли янтаря. Это важный факт, поскольку зажигательная бомба разрушила замок и сожгла подвал. И если ящики и янтарные панели сгорели бы, то никакого признака янтаря, конечно, не было бы. Но они не нашли и шариков расплавленного стекла. Ничего. Ни капли.
   Джулию впечатлила его логика и внимание к деталям.
   — А это означает, что раз не было никаких следов стекла или зеркал, то не было никаких серьезных доказательств того, что и комната была там.
   — Точно. — Он энергично кивнул. — Даже если бы кто-то производил поиски среди развалин замка до того, как туда попали советские солдаты, он вряд ли озаботился бы вывозом шариков расплавившегося стекла, не так ли? Нет, там не было расплавленного стекла, потому что Янтарная комната исчезла оттуда до пожара. Кто-то, согласно местной молве, вывез ее на грузовиках.
   — И вы думаете, что Генрих Гиммлер и был тем человеком, который украл Янтарную комнату.
   Джулия ощутила его волнение, как собственное.
   — В то время он был единственным, у кого была власть, средства и интерес. За исключением, естественно, самого Гитлера, но к этому времени фюрер утратил последнюю власть над реальностью.
   Джулия обдумывала все сказанное.
   — Так вы говорите, что швейцарский банкир... Сельвестер Маас... взял панели и все остальные ценности. Если они имеют для вас такое значение, почему бы вам не полететь в Цюрих и не расспросить его или его семью? Думаю, что сейчас он очень стар, но может быть, все-таки жив.
   Лицо Сэма помрачнело.
   — И я так думал двенадцать лет назад, но Маас был убит через месяц после окончания войны. Его жена умерла в начале восьмидесятых, еще до того, как я узнал о нем и Гиммлере. Видите ли, в середине восьмидесятых я работал в Берлине. Именно тогда я и провел большую часть своих расследований и выстроил схему относительно Гиммлера и того, что я назвал «вторым кладом Гиммлера». Когда я попал в Цюрих, Маас уже давно был мертв, а его банк отрицал, что имел какие-то сведения о Генрихе Гиммлере. Но я нашел ушедшего на пенсию компаньона, который признал, что Гиммлер был самым крупным клиентом Мааса. Счет Гиммлера — второй клад — был переоформлен на имя Роджера Бауэра. Подпись Гиммлера присутствовала на передаточной карточке, но компаньон всегда считал ее фальшивой.
   — Вы думаете, что ее подделал этот банкир, Маас?
   — Выглядит логично.
   Сэм повернул «Дуранго» на юго-запад — приближалась Александрия.
   — А как насчет наследников Мааса?
   — У него были три дочери, которые тоже уже умерли. Был еще и сын. Но он исчез.
   Сэм колебался. Он знал, что с Остриан он вступает на очень зыбкую почву. Он не представлял, насколько для нее была важна семья. И тем не менее он должен был выяснить все, что она знала.
   — Я узнал одну интересную вещь... Когда цюрихская полиция расследовала убийство Мааса, она допрашивала молодого капитана армии США. Его звали Дэниэл Остриан.
   — Это и есть та связь? С моим дедом?
   — Та самая.
* * *
   01.22. ВОСКРЕСЕНЬЕ
   АЛЕКСАНДРИЯ (ШТАТ ВИРДЖИНИЯ)
   Сэм жил в высоком кирпичном многоквартирном доме недалеко от Кинг-стрит и поблизости от старой части Александрии. В нескольких кварталах от его дома стояли постройки восемнадцатого века, где когда-то основатели страны делали покупки, обедали и участвовали в богослужениях. Его привлекли непринужденный дух старого города и уважение к истории. Но когда он ехал к дому, поймал себя на том, что настороженно осматривает полуночную улицу со столетними дубами и платанами. Их огромные голые ветви скрипели и раскачивались от сильных порывов ветра.
   — Что же вам сказал дедушка Остриан? Голубые глаза Джулии сузились.
   — В то время он был послом США в Нидерландах, и мне было сказано, что он очень занят. Я встретился с ним в посольстве. Прежде чем выгнать меня, он сказал, что в те дни вокруг Цюриха ходило множество слухов и что Маас пользовался дурной славой. Он утверждал, что знал все об этом, так как перед самым окончанием войны был назначен на германо-швейцарскую границу. Вы что-нибудь слышали об этом?
   — С трудом припоминаю.
   Сэм кивнул:
   — Он сказал, что не знал Мааса и то, что его уволили в Цюрихе именно тогда, когда был убит Маас, — чистое совпадение. По его утверждению, случилось так, что он оказался в одном баре с Маасом за час или около того до убийства.
   — Вероятно, он был прав. Если бы в этом было что-то еще, полиция бы его задержала.
   — Не обязательно. Вспомните, какие были времена. Даже в Швейцарии насилие стало обычным делом. Люди по всей Европе и в Советском Союзе голодали, и у многих не было жилья. Многие просачивались через границу в Швейцарию, самую богатую страну, в надежде выжить. Естественно, было множество преступлений, и полиция работала на пределе возможностей.
   Ее голос стал на десять градусов холоднее. Однако, несмотря на возмущение, она ощутила укол страха.
   — Если вы говорите, что мой дед знал этого Роджера Бауэра...
   — Он утверждал, что не знал. Но мне хотелось бы выяснить, знал ли он больше того, что говорил мне или швейцарской полиции.
   Джулия почувствовала, как странная тревога охватывает ее сердце.
   — Мой дедушка был филантропом. Вы знали об этом? Он поддерживал культурные учреждения. Музеи. Консерваторию. Центр Кеннеди.
   — Откуда у него деньги?
   У нее пересохло в горле.
   — Он унаследовал их. Острианы — старое американское семейство. Он учился в Андовере и Гарварде, как и мой отец. После войны он встретил другого моего деда, Лайла Редмонда. Дедушка Остриан субсидировал их партнерство. Они построили множество предприятий обслуживания и торговых центров по всему побережью.
   Они добрались до проезда, который вел во двор многоквартирного дома. Сэм свернул в него.
   — Но Дэниэл Остриан ушел от дел, когда ваш дед Редмонд еще оставался в бизнесе?
   — Правильно. Дедушка Остриан говорил, что заработал достаточно денег, и теперь настало время сделать с ними что-нибудь полезное. — Ее взгляд был прикован к домам по обе стороны проезда.
   — Вы знаете о нем больше, чем говорите мне.
   Ее взгляд вспыхнул голубым огнем, и она повторила свой давний вопрос:
   — Чем же вы там занимаетесь в Компании?
   Он завел «Дуранго» на стоянку:
   — Я объясню все. Здесь я живу. Мы закажем что-нибудь поесть, и я расскажу вам, чем занимаюсь и что еще знаю. Когда вы последний раз ели?
   Только сейчас мысль о еде пришла ей в голову, и она почувствовала, что желудок сводит от голода.
   — Наверно, это был сэндвич в обед.
   — Более двенадцати часов тому назад. Вам нужно поесть. — Он многозначительно посмотрел на браунинг, лежавший у нее на коленях. — Вы готовы мне его отдать? Я без него чувствую себя голым.
   Для Джулии настал один из тех моментов, когда неразбериха в жизни обретает странный смысл. Она явно начала верить ему, потому что его, похоже, действительно волновали ее руки, ее слепота и даже то, когда она ела. Но последние события научили ее, что с верой нужно обращаться осторожно, и пистолет она все-таки решила не отдавать.
   — Может быть, завтра, — ответила она.
   — Если от этого вы чувствуете себя спокойнее... что ж, ладно.
   Он неожиданно вздрогнул, и совсем не от холода. «Подожди меня, не иди туда одна, Ирини». Почему она не послушала его? Ирини.
   Джулия увидела, как он будто перенесся в другое время и в другое место.
   Он покачал головой и отогнал видение.
   — Пошли?
   Они вышли из машины. Она плотно прижимала к себе пистолет и дрожала от холода. Ветви деревьев колыхались над головой, заманивая в свои сети призраков с усеянного звездами черного неба. Под наклонным месяцем длинные темные тени падали на заполненную машинами стоянку. Морозный ветер нес резкий запах сырой коры.
   — Тут холодно. Наденьте-ка это, мисс Остриан, — Сэм снял свою куртку и накинул Джулии на плечи.
   — Спасибо, — она поплотнее запахнулась.
   Они поспешили к заднему входу в здание. Она шла осторожно, избегая приближаться к автомобилям, стоявшим с той и с другой стороны. Слепой было бы невозможно делать все это — обходить стальные загривки и бока машин. Сколько времени потратила бы она на то, чтобы пробраться между ними, даже если ее внутреннее зрение и проприоцепторы были бы в полной боевой готовности. Есть все-таки некоторые действия, которые слепой человек не может делать без посторонней помощи, например пройти через переполненную стоянку.
   Когда они подошли к дому, порывы ветра прекратились. Она поправила куртку Сэма и прикрыла пистолет.
   Сэм шагал рядом. У него была нескладная походка долговязого человека. Чувствовалось, что он всегда начеку. Эта черта в нем ей нравилась. Слепой она бы упустила многое из того, что привлекало в нем.
   Пока она размышляла над тем, насколько все стало теперь иным, глаза сосредоточились на тенях рядом с домом, глубоких, непроницаемо черных.
   Здание и темная стоянка напомнили ей дорожку рядом с особняком Брайса, где в тени плюща, обвивавшего стену сада, скрывалась Майя Стерн. Почему она тогда вовремя не почувствовала присутствия Стерн? Возможно, это было вызвано тем, что она приглушила свои органы чувств, как обычно делала перед концертом. Помимо всего прочего, она была напугана и думала только о том, как бы скрыться...
   Почему она вдруг подумала об этом?
   Она сразу же сосредоточилась на внутреннем зрении. На своих рецепторах. На запахе, текстуре и слухе...
   Ее казалось, что кровеносные сосуды расширяются под напором информации об окружающей обстановке. Она ощутила вспышку радости, уверенности и... информация лавиной обрушилась на ее мозг, но в ней, казалось, не было ничего важного, кроме...
   Легкая волна тепла коснулась ее щек. Подобно перископу лицо попыталось найти ее источник. Они находились менее чем в трех метрах от входа в здание. Люди способны улавливать колебания температуры всего в две десятые градуса, а ее органы альтернативного зрения обычно начинали действовать более чем с трех метров и...
   Проприоцепторы посылали сигнал тревоги...
   Это было тепло тел двух людей, но так низко на земле, что она...
   Она застыла в полутора метрах от здания и схватила Килайна за руку. Он повернулся с вопросительным видом.
   Прежде чем он раскрыл рот, она тихо прошептала, стараясь сохранять спокойствие:
   — В вашем здании есть ступеньки, ведущие в подвал?
   — Да. Там слева.
   — Там внизу кто-то ждет...
   Сэм не медлил ни секунды. Движением руки он толкнул ее на землю и прикрыл ее собой в тот момент, когда две тени поднялись от основания дома и бросились к ним.

29

   — Килайн!
   Голос Джулии снизу прозвучал сдавленно и сердито. Его сердце колотилось напротив ее груди, и она ощутила разливающееся по телу тепло, которое не имело ничего общего с раздражением по поводу нерыцарского обращения.
   Он ничего не ответил. Его лицо застыло. Почти мгновенно произошло два события — он выхватил свой браунинг у нее из руки, и пули чиркнули рядом, взметнув осколки асфальта и почвы.
   Мужской голос приказал:
   — Килайн! Не шевелись и оставайся на месте. Мы...
   Сэм быстро откатился в сторону, прицелился и выстрелил. Один раз. Два. По выстрелу на каждого нападавшего, потому что у него не было бы другого шанса.
   Две тени застыли на месте, словно пригвожденные к стене. Почти как в замедленной съемке они взлетели вверх и назад в гротескной пародии на пловцов, стартующих в заплыве на спине. Только эти прыжки вышли вялыми, и две тени рухнули на газон, как сломанные куклы.
   Сэм вскочил на ноги, часто и неглубоко дыша. Он расставил ноги, выставил браунинг, держа его обеими руками в направлении двух неподвижных фигур на темном асфальте. Он чувствовал дрожь от выброса адреналина. Его рефлексы не подвели. Он ощущал что-то вроде торжества.
   Джулия наблюдала за всем этим с земли. Пистолет в вытянутых руках Килайна был похож на коготь какого-то инопланетного хищника. Казалось, сейчас он запрокинет голову и победно взвоет в ночи. Ярость захлестывала его.
   Затем его плечи несколько расслабились. Он осторожно двинулся к упавшим. Крался, как зверь в тундре, и Джулию поразило, что это был тот же самый человек, который обрабатывал и перевязывал ей руки, который набросил свою куртку ей на плечи, чтобы она могла согреться.
   Когда Сэм шел к вооруженным врагам, он вспомнил, как когда-то гордился мгновенной реакцией. Как он радовался своим исключительным способностям в карате и умению владеть оружием. Но все это умерло вместе с Ирини. Когда он столкнулся с Майей Стерн на Семидесятой улице, он действовал медленно, неуверенно и позволил ей перехитрить и переиграть себя.
   Но теперь стало очевидно, что старые рефлексы и результаты тренировок никуда не исчезли. Он знал, что сражается против Майи Стерн. Она вполне могла быть одной из нападавших, а это означало, что лишь доли секунды решали, кому следует умереть, и он совсем не хотел, чтобы это была Джулия Остриан или он сам.
   Тогда почему эти двое промазали? Почему они медлили?
   Он присел около них. Они были одинаково одеты в черные облегающие джинсы, черные свитеры-водолазки и в черные куртки из легчайшего сохраняющего тепло материала, которые не сковывают движения и делают человека незаметным. Сэм узнал одного из них, бывшего наемного убийцу Компании.
   У него было широкое лицо и славянский нос, черная щетина покрывала щеки.
   Ночной холод пробрал Сэма, пока он сидел на корточках рядом с киллерами, но ему было не до этого. На черном свитере того, кого узнал Сэм, была зияющая рана. Этот человек был в Берлине в те годы и тоже работал против Штази. Теперь Сэм не наблюдал ни движения мускула, ни слабого биения артерии. Все-таки Компания учила своих убийц со знанием дела симулировать смерть.
   Одной рукой Сэм прижал ствол пистолета к носу этого типа, а другой проверил его сонную артерию.
   — Он жив? — спросила Джулия, стоя над ним.
   Металлический запах свежей крови вернул ее мысли в Лондон и в такси со страдающей матерью. Сердце, казалось, было готово застрять в горле, но она отогнала жуткие воспоминания. Вместо этого она стала рассматривать лежащих на земле людей и с беспокойством бросала взгляд вверх, где в окнах многоквартирного дома стал зажигаться свет.
   — Возвращаемся в машину! — Сэм не ощутил пульса. — Он мертв.
   Он перешел к другому. Как и у первого, у него была большая рана над сердцем. Его темные глаза безжизненно уставились в небо. На левой щеке был длинный ножевой шрам.
   — Как насчет этого?
   Под застегнутыми на молнию полами куртки Джулия спрятала пистолет первого убийцы. Оружие лежало на земле, и она подобрала его, когда Килайн отошел. Ствол был еще горячий от вырвавшихся из него пуль.
   Сэм проворчал:
   — Этот тоже убит. Я еще неплохо стреляю.
   В его голосе прозвучала нотка горечи. Он десять лет пытался забыть Берлин, Ирини и оперативную работу. Ему надоела смерть. Больше всего ему не хотелось быть машиной для убийств. Он...
   — Вы даже не дали им шанса. — В голосе Джулии прозвучало осуждение.
   Его подбросило, как от удара током.
   — Шанса? Какой шанс вы хотели, чтобы я им дал? Убить вас? Убить нас обоих?
   Он схватил ее за руку и потащил обратно на стоянку к «Дуранго».
   Она попыталась вырваться:
   — Они хотели поговорить с вами. Я слышала, как один из них сказал, что...
   — Поговорить? Послушайте, Остриан. Я узнал одного из них. Он является — или являлся — наемным убийцей Компании. Как Майя Стерн. Когда ЦРУ официально прекратило программу убийств, многие из киллеров ушли. Некоторые из них объединились и назвали себя «чистильщиками». Эти люди не приспособлены к жизни в обществе и находятся в разладе с ним. Они «приватизировали» сами себя, чтобы можно было продолжать работать. Они предлагают свои способности любому, кто может заплатить.
   Когда они приблизились к «Дуранго», Джулия вновь попыталась освободиться:
   — Но я слышала, как один из них выкрикнул вашу фамилию и...
   — Я тоже слышал, но это вполне могла быть уловка, чтобы сделать меня уязвимым. «Чистильщики» убивают легко и безжалостно. Все они специалисты — ремесленники — в самом фатальном смысле этого слова, и, пока они находятся в сознании, они будут хромать, ковылять и ползти на брюхе, чтобы убить. И самое главное, они обладают жаждой крови, которой я никогда не понимал.