Страница:
— То есть, спасая Джулию, он спасает себя, — задумчиво произнес Крейтон.
— Именно.
Крейтон посмотрел на сверкающий город:
— Каково бы ни было объяснение, он теперь явно опасен. Стерн должна была убить их обоих на дорожке у дома Брайса. Без них нам сейчас было бы намного легче.
— Она просто следовала твоим указаниям, отец. У «чистильщиков» были те же указания — поймать их и отвезти куда-нибудь, чтобы все выглядело, как самоубийство. Возможно, это их и погубило. Твой план сковал их настолько, что сделал уязвимыми.
Крейтон вздохнул. Винс, вероятно, был прав, но уже слишком поздно что-то менять. Он больше не хотел незавуалированных убийств. Смерть Джулии должна быть такой, как оговорено.
— Они, наверно, сейчас не поедут в Остер-Бэй, потому что знают, это слишком опасно. Вытащите Майю Стерн оттуда и поставьте другого «чистильщика» на ее место. Я хочу, чтобы Стерн была свободна и базировалась в Нью-Йорке, чтобы мы могли использовать ее в любой момент. Я полагаю, ты следишь за друзьями и семьей Килайна?
— Да, конечно.
— А как насчет полиции?
— Наши источники держат нас в курсе. Нью-йоркская полиция все еще ищет Джулию по всему городу. О Килайне они ничего не знают. У двух «чистильщиков» в Александрии были безупречные фальшивые удостоверения личности, согласно которым они были литовцами. У полицейских Вирджинии нет подозреваемых в убийстве, так что расследование ведется открыто. Но это ни к чему не приведет, поскольку настоящие личности убитых полиции неизвестны.
Крейтон кивнул сам себе:
— Хорошо. Это не ударит бумерангом по нам, но будет оказывать давление на Джулию и Килайна. Что-нибудь еще?
— Следующая плохая новость. У меня до сих пор нет номеров кредитных карточек Килайна, потому что дорогой дядя Дэвид не хочет сотрудничать. Я звоню еще и по этому поводу. Он только что звонил, чтобы сказать, что он не спал всю ночь, мучаясь из-за этических проблем, связанных с этим делом. Он решил, что помощь нам может означать для него участие в злоупотреблении властью.
Приступ злости потряс Крейтона.
— Сволочь! Он хочет знать, как сильно нам это нужно и как высоко он может поднять свои требования.
— Я тоже так понял. Я сказал ему, что учту его слова.
Крейтон еще раз выругался, но вдруг понял, что улыбается. Этот сукин сын Дэвид так же порочен, как и он сам. Что ж, на такие случаи всегда есть «кулак Токугавы».
— Я беру его на себя. Иди поспи. Тебе понадобится бодрость, когда бомба Стаффилда через несколько часов взорвет нью-йоркскую прессу.
В Джорджтауне Винс улыбнулся:
— С удовольствием, отец. Хотелось бы мне увидеть лицо Пауэрса, когда он будет смотреть все это по телевизору.
Крейтон усмехнулся:
— Спокойной ночи, сынок.
Он повесил трубку и разразился громким смехом, подняв бокал «Дом Периньон» и провозгласив тост за самого себя.
НЬЮ-ЙОРК
Дэвид Редмонд смотрел в окно своего роскошного пентхауса высоко над Уолл-стрит. Отсюда он управлял финансовой империей, охватывавшей Европу, Азию, Южную Америку и Африку. Но в этот час город внизу спал, а у Дэвида забота была мелкая: он ждал телефонного звонка.
Он снял трубку сразу:
— Крейтон? Почему ты так долго?
В голосе Дэвида не было сонливости.
Крейтон усмехнулся. Очевидно, Дэвид ждал звонка. Они с Дэвидом понимали друг друга с полуслова. Они так долго мозолили друг другу глаза, что стали почти близнецами. Деньги — их вложение, управление ими и их стоимость — соединяли Крейтона и Дэвида, как прочнейший клей. Они всегда знали, что являются братьями не только по крови, но и по способности оценить ее стоимость.
— Доброе утро, Дэвид, — сказал Крейтон. — Нет ничего лучше, чем слышать твой бодрый голос. Я так понимаю, что ты чего-то хочешь.
Дэвид засмеялся:
— Нет, Крейтон. Это ты чего-то хочешь. Мне кажется, дело касается конфиденциальной финансовой информации, имеющей отношение к некоему Сэмьюэлу Килайну. Не говори мне, зачем она нужна. Я нутром чувствую, что это противозаконно. Однако ожидаю оплаты и полной анонимности.
Крейтон поджал губы. Дэвид все еще был способен удивить его. Он понял, что придется рассказать ему о своем плане, как это было с Брайсом.
— Твое имя священно и неприкосновенно. Можешь рассчитывать на это. Но я подозреваю, что ты уже установил цену за услугу?
— Конечно. — Голос банкира, казалось, излучал удовольствие. — Я хочу, чтобы ты назначил меня в Совет управляющих Федеральной резервной системой.
Крейтон оторопел. Федеральная резервная система была основой финансовой мощи правительства США — группа независимых людей, определяющих политику, людей, свободных от обычных ограничений системы сдержек и противовесов. Она выпускала деньги, устанавливала межбанковские процентные ставки, самостоятельно действовала, когда инфляция выходила из-под контроля, и была главным банкиром как для банковского сообщества, так и для федерального правительства. Когда он обещал пост министра торговли Брайсу, то полагал, что сможет выйти из положения, опираясь на прецедент времен Джона Кеннеди, который назначил брата Роберта министром юстиции. И Винс поспособствует этому изнутри. Плюс ко всему и Винс, и Брайс имели исключительно высокую квалификацию.
Но давать второму брату еще один критически важный пост означало нарваться на взрыв обвинений в кумовстве со стороны прессы и общественности. Даже сразу после избрания, в период так называемого периода гладких отношений с конгрессом, шум может быть достаточно громким, чтобы снизить возможность получения голосов конгрессменов в пользу нужных законопроектов.
С неподдельным сожалением Крейтон ответил:
— Дэвид, я не вижу способа, как это сделать...
— Знаю, знаю, — перебил Дэвид. — Ты беспокоишься по поводу обвинений в кумовстве. Так у меня есть решение. Подожди годик. Брайс сказал мне, что ты дал ему Министерство торговли. Это дает тебе, Брайсу и Винсу время для того, чтобы доказать свою ценность. Если вы трое окажетесь такими успешными, как я думаю, то к тому времени назначение еще одного Редмонда на один из высших постов вряд ли вызовет удивление. Если это заставляет тебя нервничать, просто вспомни братьев Даллесов.
В пятидесятых годах Аллен Даллес возглавлял ЦРУ, тогда как Джон Фостер Даллес сидел на тепленьком месте государственного секретаря.
Крейтон согласился:
— Оба они были чрезвычайно популярны.
— Совершенно верно. Если бы был третий или четвертый Даллес и его кандидатура была выдвинута на один из высших правительственных постов, общественность впала бы в экстаз от радости.
Он сделал паузу, чтобы до Крейтона дошла суть компромиссного варианта. А затем спросил о том, чего он на самом деле хотел:
— Конечно, за эту услугу я ожидаю, что на следующий год ты назначишь меня председателем. Алан Гринспен что-то засиделся на этом месте. Настало время влить свежую кровь и внести свежие идеи. Не проявляя лишней скромности, думаю, что это смогу сделать я.
Крейтон Редмонд вздохнул. Он отошел от окна и тяжело опустился на диван, обитый штофом. Сначала Брайс с Министерством торговли, теперь Дэвид с председательством в резервной системе. Он улыбнулся. Но если ему удастся протолкнуть назначения, то их присутствие в правительстве облегчит ему работу. И с чего бы ему удивляться амбициям Дэвида? Имелось достаточно прецедентов, и Дэвид действительно обладал исключительно высокой квалификацией.
Он обдумал все это, но спросил о другом:
— И ты готов оставить свою «Глобал бэнкинг»?
— Дрейк хорошо продвигается вверх. — Дэвид говорил о своем старшем сыне. — Через год он уже будет способен возглавить дело. Я готов уйти. В конце концов, это все-таки один бизнес, хоть и общепризнанно влиятельный. — Дэвид явно преуменьшал. — В Федеральной системе у меня будет гораздо большее поле деятельности. Я буду направлять политику мировых экономических супердержав. Мы оба знаем, что у меня это чертовски хорошо получается, и я не вижу ни одного аргумента против такого шага.
Крейтон кивнул сам себе:
— Прекрасно. То, что ты говоришь, не лишено смысла.
Дэвид знал, как сделать свои условия привлекательными.
— Тогда мы договорились, — удовлетворенно сказал он. — Я позвоню вниз тому умельцу-компьютерщику, который сейчас на дежурстве, и мы посмотрим, что у нас есть на Килайна. Это может занять несколько часов, потому что некоторые наши базы данных в разных компаниях не связаны друг с другом. Затем позвоню Винсу и передам ему сведения.
Крейтон наконец почувствовал облегчение. Он вытянулся на диване:
— Как прошел сегодняшний разговор с полицией?
— Без проблем. Я выразил наше общее сожаление по поводу того, что натворила Джулия, затем связался с Дороти и детьми и объяснил им все про нашу пианистку. Я выпустил пресс-релиз от лица всех нас. И до двух часов ночи назойливые репортеры обрывали мне телефон. Что, черт подери, случилось с Джулией? Неужели она действительно убила психолога?
— Похоже на то, — осторожно сказал Крейтон. — В любом случае очевидно, что необходимо как можно дальше дистанцироваться от нее.
— Нам поможет то, что ее фамилия не Редмонд.
И тут Крейтон услышал, как жена кричит из коридора, ведущего в спальню:
— Крейтон! У тебя есть хоть капля рассудка? Тебе нужно было выспаться в эту ночь. У нас же партийный завтрак в шесть утра!
Он попрощался с Дэвидом.
— Мы договорились?
Каждый из них знал, что больше нечего обсуждать. Ничто не заставит их нарушить устное соглашение. Редмонды были едины.
— Договорились.
Братья повесили трубки. Крейтон пошел в свою спальню, а жена вернулась в свою.
ЛОНДОН (АНГЛИЯ)
Приближаясь сквозь утренний туман к зданию, в котором размещалось отделение полиции района Белгравия, главный суперинтендант Джеффри Стаффилд разглядывал три облицованные кирпичом башни, возвышающиеся над холодными мокрыми деревьями. Одержимый злостью и страхом, он проехал мимо внутреннего двора и ограждающей стены вдоль Букингем-палас-роуд, а затем въехал на стоянку.
Однако бешенство улетучивалось, как воздух из надувного шарика, оставляя лишь чувство холодной решимости. Из офиса он позвонил в коммуникационный комплекс своему любимому компьютерному асу, Виктории Аллен. Он устроил так, что она была сегодня на дежурстве.
— Вы собираетесь звонить сейчас? — спросила она.
— Немедленно. Готова?
Когда она сказала, что готова, он повесил трубку, сосчитал до десяти и набрал номер. Если кто и мог отследить истинную исходную точку звонка его шантажиста, так это Аллен. У нее были почти мистические взаимоотношения с компьютерами и линиями связи. Ему это казалось тарабарщиной, но молодое поколение выросло на гигабайтах, программах и машинном языке... на терминах, которых он часто не мог даже найти в словаре.
Если повезет, она сможет дать ему адрес. Тогда он найдет шантажиста, отрежет этому гаду яйца и засунет их ему в рот, а потом перережет ему горло от уха до уха.
Прозвучал всего один гудок.
— Вы прочли статью? — это был тот же голос культурного, образованного и властного человека.
— Я прочитал ее, — ледяным тоном ответил Стаффилд.
— Не сомневаюсь, что вы близко знакомы с этим грязным бизнесом...
Стаффилд почувствовал, что атмосфера накаляется.
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Вам зарезервировано место на «Конкорде», рейс сегодня утром. Нужно поспешить, чтобы успеть на него. Вам также забронирован номер в отеле в Нью-Йорке. Ключ, который был в газете, открывает ячейку камеры хранения в аэропорту Хитроу. В ней находится портфель, там — подтверждение бронирования отеля, дополнительные документы, которые вам понадобятся, плюс имена дружественно настроенных журналистов. Позвоните им из самолета и организуйте пресс-конференцию. Все подробности расписаны. Там написано и все, что вы должны сказать журналистам. Выучите текст в самолете, а затем уничтожьте. После этого уже ваше дело, как вести себя с прессой. Если вы будете достаточно убедительны, выйдете из этой переделки богатым человеком.
Стаффилд закурил. Ему нужно было держать эту сволочь на телефоне как можно дольше.
— А если я не сделаю этого? — спросил он.
В голосе собеседника прозвучала ледяная нотка — для него не имело никакого значения, жив Стаффилд или нет.
— Если вы пытаетесь ловить меня на удочку, главный суперинтендант, это не сработает. У вас есть наши инструкции. Вы знаете цену отказа.
И телефон отключился.
Разговор прервался настолько быстро, что Стаффилд растерялся. Он посмотрел на часы. Черт подери!
Пот выступил у него на лбу. Он побежал вниз, в телекоммуникационный комплекс. Новое Белгравийское отделение было построено всего несколько лет назад — в 1993 году, — и все чрезвычайно гордились его суперсовременными технологиями в области компьютеров, связи и информации.
Когда он влетел в отсек, где сидела Виктория Аллен, она взглянула на него, оторвавшись от компьютерного экрана, и сняла наушники. Завитки ее пепельно-каштановых волос заняли свое обычное место. У нее были темно-зеленые глаза и жизнерадостный характер.
Но сейчас на ее лице было разочарование.
— Извините, сэр.
— Ничего?
Он рассчитывал, что она даст ему какую-нибудь зацепку. Любую зацепку.
— Их электронное перенаправление было очень сложным и протяженным. Он был на линии недостаточно долго. Я даже не пыталась расшифровать разговор.
Стаффилду было наплевать на разговор.
— Что вы можете мне сказать?
— Я не могу дать вам точный адрес, но исходящая точка звонка, похоже, находится в районе Вашингтона. Вам это поможет?
— Надеюсь.
Быстро поблагодарив, он повернулся на каблуках и поспешил к дверям. Он должен заскочить домой, собрать вещи, а затем отправиться в аэропорт Хитроу.
31
— Именно.
Крейтон посмотрел на сверкающий город:
— Каково бы ни было объяснение, он теперь явно опасен. Стерн должна была убить их обоих на дорожке у дома Брайса. Без них нам сейчас было бы намного легче.
— Она просто следовала твоим указаниям, отец. У «чистильщиков» были те же указания — поймать их и отвезти куда-нибудь, чтобы все выглядело, как самоубийство. Возможно, это их и погубило. Твой план сковал их настолько, что сделал уязвимыми.
Крейтон вздохнул. Винс, вероятно, был прав, но уже слишком поздно что-то менять. Он больше не хотел незавуалированных убийств. Смерть Джулии должна быть такой, как оговорено.
— Они, наверно, сейчас не поедут в Остер-Бэй, потому что знают, это слишком опасно. Вытащите Майю Стерн оттуда и поставьте другого «чистильщика» на ее место. Я хочу, чтобы Стерн была свободна и базировалась в Нью-Йорке, чтобы мы могли использовать ее в любой момент. Я полагаю, ты следишь за друзьями и семьей Килайна?
— Да, конечно.
— А как насчет полиции?
— Наши источники держат нас в курсе. Нью-йоркская полиция все еще ищет Джулию по всему городу. О Килайне они ничего не знают. У двух «чистильщиков» в Александрии были безупречные фальшивые удостоверения личности, согласно которым они были литовцами. У полицейских Вирджинии нет подозреваемых в убийстве, так что расследование ведется открыто. Но это ни к чему не приведет, поскольку настоящие личности убитых полиции неизвестны.
Крейтон кивнул сам себе:
— Хорошо. Это не ударит бумерангом по нам, но будет оказывать давление на Джулию и Килайна. Что-нибудь еще?
— Следующая плохая новость. У меня до сих пор нет номеров кредитных карточек Килайна, потому что дорогой дядя Дэвид не хочет сотрудничать. Я звоню еще и по этому поводу. Он только что звонил, чтобы сказать, что он не спал всю ночь, мучаясь из-за этических проблем, связанных с этим делом. Он решил, что помощь нам может означать для него участие в злоупотреблении властью.
Приступ злости потряс Крейтона.
— Сволочь! Он хочет знать, как сильно нам это нужно и как высоко он может поднять свои требования.
— Я тоже так понял. Я сказал ему, что учту его слова.
Крейтон еще раз выругался, но вдруг понял, что улыбается. Этот сукин сын Дэвид так же порочен, как и он сам. Что ж, на такие случаи всегда есть «кулак Токугавы».
— Я беру его на себя. Иди поспи. Тебе понадобится бодрость, когда бомба Стаффилда через несколько часов взорвет нью-йоркскую прессу.
В Джорджтауне Винс улыбнулся:
— С удовольствием, отец. Хотелось бы мне увидеть лицо Пауэрса, когда он будет смотреть все это по телевизору.
Крейтон усмехнулся:
— Спокойной ночи, сынок.
Он повесил трубку и разразился громким смехом, подняв бокал «Дом Периньон» и провозгласив тост за самого себя.
* * *
3.05. ВОСКРЕСЕНЬЕНЬЮ-ЙОРК
Дэвид Редмонд смотрел в окно своего роскошного пентхауса высоко над Уолл-стрит. Отсюда он управлял финансовой империей, охватывавшей Европу, Азию, Южную Америку и Африку. Но в этот час город внизу спал, а у Дэвида забота была мелкая: он ждал телефонного звонка.
Он снял трубку сразу:
— Крейтон? Почему ты так долго?
В голосе Дэвида не было сонливости.
Крейтон усмехнулся. Очевидно, Дэвид ждал звонка. Они с Дэвидом понимали друг друга с полуслова. Они так долго мозолили друг другу глаза, что стали почти близнецами. Деньги — их вложение, управление ими и их стоимость — соединяли Крейтона и Дэвида, как прочнейший клей. Они всегда знали, что являются братьями не только по крови, но и по способности оценить ее стоимость.
— Доброе утро, Дэвид, — сказал Крейтон. — Нет ничего лучше, чем слышать твой бодрый голос. Я так понимаю, что ты чего-то хочешь.
Дэвид засмеялся:
— Нет, Крейтон. Это ты чего-то хочешь. Мне кажется, дело касается конфиденциальной финансовой информации, имеющей отношение к некоему Сэмьюэлу Килайну. Не говори мне, зачем она нужна. Я нутром чувствую, что это противозаконно. Однако ожидаю оплаты и полной анонимности.
Крейтон поджал губы. Дэвид все еще был способен удивить его. Он понял, что придется рассказать ему о своем плане, как это было с Брайсом.
— Твое имя священно и неприкосновенно. Можешь рассчитывать на это. Но я подозреваю, что ты уже установил цену за услугу?
— Конечно. — Голос банкира, казалось, излучал удовольствие. — Я хочу, чтобы ты назначил меня в Совет управляющих Федеральной резервной системой.
Крейтон оторопел. Федеральная резервная система была основой финансовой мощи правительства США — группа независимых людей, определяющих политику, людей, свободных от обычных ограничений системы сдержек и противовесов. Она выпускала деньги, устанавливала межбанковские процентные ставки, самостоятельно действовала, когда инфляция выходила из-под контроля, и была главным банкиром как для банковского сообщества, так и для федерального правительства. Когда он обещал пост министра торговли Брайсу, то полагал, что сможет выйти из положения, опираясь на прецедент времен Джона Кеннеди, который назначил брата Роберта министром юстиции. И Винс поспособствует этому изнутри. Плюс ко всему и Винс, и Брайс имели исключительно высокую квалификацию.
Но давать второму брату еще один критически важный пост означало нарваться на взрыв обвинений в кумовстве со стороны прессы и общественности. Даже сразу после избрания, в период так называемого периода гладких отношений с конгрессом, шум может быть достаточно громким, чтобы снизить возможность получения голосов конгрессменов в пользу нужных законопроектов.
С неподдельным сожалением Крейтон ответил:
— Дэвид, я не вижу способа, как это сделать...
— Знаю, знаю, — перебил Дэвид. — Ты беспокоишься по поводу обвинений в кумовстве. Так у меня есть решение. Подожди годик. Брайс сказал мне, что ты дал ему Министерство торговли. Это дает тебе, Брайсу и Винсу время для того, чтобы доказать свою ценность. Если вы трое окажетесь такими успешными, как я думаю, то к тому времени назначение еще одного Редмонда на один из высших постов вряд ли вызовет удивление. Если это заставляет тебя нервничать, просто вспомни братьев Даллесов.
В пятидесятых годах Аллен Даллес возглавлял ЦРУ, тогда как Джон Фостер Даллес сидел на тепленьком месте государственного секретаря.
Крейтон согласился:
— Оба они были чрезвычайно популярны.
— Совершенно верно. Если бы был третий или четвертый Даллес и его кандидатура была выдвинута на один из высших правительственных постов, общественность впала бы в экстаз от радости.
Он сделал паузу, чтобы до Крейтона дошла суть компромиссного варианта. А затем спросил о том, чего он на самом деле хотел:
— Конечно, за эту услугу я ожидаю, что на следующий год ты назначишь меня председателем. Алан Гринспен что-то засиделся на этом месте. Настало время влить свежую кровь и внести свежие идеи. Не проявляя лишней скромности, думаю, что это смогу сделать я.
Крейтон Редмонд вздохнул. Он отошел от окна и тяжело опустился на диван, обитый штофом. Сначала Брайс с Министерством торговли, теперь Дэвид с председательством в резервной системе. Он улыбнулся. Но если ему удастся протолкнуть назначения, то их присутствие в правительстве облегчит ему работу. И с чего бы ему удивляться амбициям Дэвида? Имелось достаточно прецедентов, и Дэвид действительно обладал исключительно высокой квалификацией.
Он обдумал все это, но спросил о другом:
— И ты готов оставить свою «Глобал бэнкинг»?
— Дрейк хорошо продвигается вверх. — Дэвид говорил о своем старшем сыне. — Через год он уже будет способен возглавить дело. Я готов уйти. В конце концов, это все-таки один бизнес, хоть и общепризнанно влиятельный. — Дэвид явно преуменьшал. — В Федеральной системе у меня будет гораздо большее поле деятельности. Я буду направлять политику мировых экономических супердержав. Мы оба знаем, что у меня это чертовски хорошо получается, и я не вижу ни одного аргумента против такого шага.
Крейтон кивнул сам себе:
— Прекрасно. То, что ты говоришь, не лишено смысла.
Дэвид знал, как сделать свои условия привлекательными.
— Тогда мы договорились, — удовлетворенно сказал он. — Я позвоню вниз тому умельцу-компьютерщику, который сейчас на дежурстве, и мы посмотрим, что у нас есть на Килайна. Это может занять несколько часов, потому что некоторые наши базы данных в разных компаниях не связаны друг с другом. Затем позвоню Винсу и передам ему сведения.
Крейтон наконец почувствовал облегчение. Он вытянулся на диване:
— Как прошел сегодняшний разговор с полицией?
— Без проблем. Я выразил наше общее сожаление по поводу того, что натворила Джулия, затем связался с Дороти и детьми и объяснил им все про нашу пианистку. Я выпустил пресс-релиз от лица всех нас. И до двух часов ночи назойливые репортеры обрывали мне телефон. Что, черт подери, случилось с Джулией? Неужели она действительно убила психолога?
— Похоже на то, — осторожно сказал Крейтон. — В любом случае очевидно, что необходимо как можно дальше дистанцироваться от нее.
— Нам поможет то, что ее фамилия не Редмонд.
И тут Крейтон услышал, как жена кричит из коридора, ведущего в спальню:
— Крейтон! У тебя есть хоть капля рассудка? Тебе нужно было выспаться в эту ночь. У нас же партийный завтрак в шесть утра!
Он попрощался с Дэвидом.
— Мы договорились?
Каждый из них знал, что больше нечего обсуждать. Ничто не заставит их нарушить устное соглашение. Редмонды были едины.
— Договорились.
Братья повесили трубки. Крейтон пошел в свою спальню, а жена вернулась в свою.
* * *
7.57. ВОСКРЕСЕНЬЕЛОНДОН (АНГЛИЯ)
Приближаясь сквозь утренний туман к зданию, в котором размещалось отделение полиции района Белгравия, главный суперинтендант Джеффри Стаффилд разглядывал три облицованные кирпичом башни, возвышающиеся над холодными мокрыми деревьями. Одержимый злостью и страхом, он проехал мимо внутреннего двора и ограждающей стены вдоль Букингем-палас-роуд, а затем въехал на стоянку.
Однако бешенство улетучивалось, как воздух из надувного шарика, оставляя лишь чувство холодной решимости. Из офиса он позвонил в коммуникационный комплекс своему любимому компьютерному асу, Виктории Аллен. Он устроил так, что она была сегодня на дежурстве.
— Вы собираетесь звонить сейчас? — спросила она.
— Немедленно. Готова?
Когда она сказала, что готова, он повесил трубку, сосчитал до десяти и набрал номер. Если кто и мог отследить истинную исходную точку звонка его шантажиста, так это Аллен. У нее были почти мистические взаимоотношения с компьютерами и линиями связи. Ему это казалось тарабарщиной, но молодое поколение выросло на гигабайтах, программах и машинном языке... на терминах, которых он часто не мог даже найти в словаре.
Если повезет, она сможет дать ему адрес. Тогда он найдет шантажиста, отрежет этому гаду яйца и засунет их ему в рот, а потом перережет ему горло от уха до уха.
Прозвучал всего один гудок.
— Вы прочли статью? — это был тот же голос культурного, образованного и властного человека.
— Я прочитал ее, — ледяным тоном ответил Стаффилд.
— Не сомневаюсь, что вы близко знакомы с этим грязным бизнесом...
Стаффилд почувствовал, что атмосфера накаляется.
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Вам зарезервировано место на «Конкорде», рейс сегодня утром. Нужно поспешить, чтобы успеть на него. Вам также забронирован номер в отеле в Нью-Йорке. Ключ, который был в газете, открывает ячейку камеры хранения в аэропорту Хитроу. В ней находится портфель, там — подтверждение бронирования отеля, дополнительные документы, которые вам понадобятся, плюс имена дружественно настроенных журналистов. Позвоните им из самолета и организуйте пресс-конференцию. Все подробности расписаны. Там написано и все, что вы должны сказать журналистам. Выучите текст в самолете, а затем уничтожьте. После этого уже ваше дело, как вести себя с прессой. Если вы будете достаточно убедительны, выйдете из этой переделки богатым человеком.
Стаффилд закурил. Ему нужно было держать эту сволочь на телефоне как можно дольше.
— А если я не сделаю этого? — спросил он.
В голосе собеседника прозвучала ледяная нотка — для него не имело никакого значения, жив Стаффилд или нет.
— Если вы пытаетесь ловить меня на удочку, главный суперинтендант, это не сработает. У вас есть наши инструкции. Вы знаете цену отказа.
И телефон отключился.
Разговор прервался настолько быстро, что Стаффилд растерялся. Он посмотрел на часы. Черт подери!
Пот выступил у него на лбу. Он побежал вниз, в телекоммуникационный комплекс. Новое Белгравийское отделение было построено всего несколько лет назад — в 1993 году, — и все чрезвычайно гордились его суперсовременными технологиями в области компьютеров, связи и информации.
Когда он влетел в отсек, где сидела Виктория Аллен, она взглянула на него, оторвавшись от компьютерного экрана, и сняла наушники. Завитки ее пепельно-каштановых волос заняли свое обычное место. У нее были темно-зеленые глаза и жизнерадостный характер.
Но сейчас на ее лице было разочарование.
— Извините, сэр.
— Ничего?
Он рассчитывал, что она даст ему какую-нибудь зацепку. Любую зацепку.
— Их электронное перенаправление было очень сложным и протяженным. Он был на линии недостаточно долго. Я даже не пыталась расшифровать разговор.
Стаффилду было наплевать на разговор.
— Что вы можете мне сказать?
— Я не могу дать вам точный адрес, но исходящая точка звонка, похоже, находится в районе Вашингтона. Вам это поможет?
— Надеюсь.
Быстро поблагодарив, он повернулся на каблуках и поспешил к дверям. Он должен заскочить домой, собрать вещи, а затем отправиться в аэропорт Хитроу.
31
9.46. ВОСКРЕСЕНЬЕ
БАЛТИМОР (ШТАТ МЭРИЛЕНД)
Сэм проснулся около десяти утра. Его сон был беспокойным и неглубоким. Пробуждение оказалось намного приятнее. При свете дня он попытался понять смысл происходящего. И не только с Янтарной комнатой; многое другое еще ускользало от его понимания.
Он спустился в гараж и достал свой чемоданчик и русскую книгу с цветными фотографиями сокровищ, когда-то хранившихся в Кенигсбергском замке. Прислушался у двери спальни Остриан. Тишина. Он тихо приоткрыл дверь. Она спала, влекущие губы застыли в полуулыбке. Он подавил вспыхнувшее возбуждение.
Сэм покачал головой и пошел в гостиную. Ей впервые удалось по-настоящему поспать за двое с лишним суток. Пусть еще поспит. У него есть дела.
Он еще раз набрал номер сестры Пинка на Лонг-Айленде. Порт-Вашингтон находился недалеко от Остер-Бэя.
— Ты все еще выпендриваешься? — проворчал Пинк. — По крайней мере отсюда следует, что Майя Стерн пока не успокоила тебя.
— Пинк, послушай. За тобой никто не следит? Никто не наблюдает за домом твоей сестры?
— Да вроде бы нет. С чего бы?
Хорошо, подумал Сэм. Если бы «чистильщики» шныряли вокруг, Пинк наверняка заметил бы их.
— Я знаю, что тебе скучно, и надумал дать тебе небольшое оперативное задание. Можешь ли ты доехать до Остер-Бэя и кое-что узнать для меня? — Он дал Пинку название поселковой службы. — Мне нужно все, что ты можешь выяснить о женщине по имени Норма Кинсли. Она — помощница, которую эта служба нанимает от случая к случаю...
— Она, случаем, не свидетельница, с которой беседовала полиция? — перебил Пинк. — Сегодня утром я прочитал в «Нью-Йорк таймс» о том, что натворила эта Джулия Остриан, которой ты интересовался. Убила своего психолога.
Сэм был ошарашен. Но затем понял, что удивляться не стоило. Пинк знал, что Сэм собирался выяснить все об Остриан.
— Она не делала этого. И «Норма Кинсли» — имя, которым воспользовалась Майя Стерн, чтобы подобраться к Джулии. Мне нужны все сведения, которые ты сможешь раздобыть.
— Так она теперь для тебя Джулия? Сэм, не делай этого. Она — двоюродная сестра Винса Ред...
— Я знаю, кто она. Но я знаю также, кто такая Майя Стерн. У меня тут уже была стычка с парой «чистильщиков». Тебе это что-нибудь говорит?
— Угу. Тебе не нужно влезать в это дело. Твоя Джулия Остриан...
— Можешь ли ты добыть мне сведения о Норме Кинсли, Пинк? Да или нет?
Пинк помолчал.
— Те люди, которые, по-твоему, могли бы следить за мной, «чистильщики»?
— Возможно.
— Следить за домом моей сестры? За ней и за девочками?
— Пинк, если ты не хочешь...
— Надеюсь, что это важно, Сэм. В любом случае, сегодня воскресенье, если ты забыл.
— С каких это пор такое мелкое препятствие может удержать тебя от работы? Кроме того, богатым наплевать на воскресенье, когда им что-то нужно. Агентство будет работать.
Пинк подошел к окну и увидел занюханный «Форд-Эскорт», отъехавший от тротуара. Что-то сдавило ему грудь. Он смотрел вслед машине, пока та не исчезла из поля зрения.
— Не знаю, Сэм. После того, что я прочитал про Остриан, я начинаю думать, что ты вляпался по самые уши. Что ты слишком далеко влез в это дело с Янтарной комнатой.
Сэм нахмурился. Что могло произойти с Пинком? Сэм решил, что во всем виновато его постоянное стремление вернуться к оперативной работе.
— Послушай, Пинк, ты мой должник. Помнишь Одессу? — В этом черноморском порту коммунисты почти загнали Пинка в ловушку во времена «железного занавеса». Сэм тогда вызволил его, спас ему жизнь. — Ты много чем обязан мне. Я прошу всего об одном паршивом одолжении и хочу, чтобы ты сделал это прямо сейчас.
Пинк закрыл глаза. Он действительно обязан Сэму. Но вопрос состоял в том, насколько. Он пожал плечами:
— Ладно, задница. Какой там у тебя телефон? Если я решу выполнить твою просьбу, я дам знать о своих находках. Но сначала нам тут надо позавтракать.
Сэм улыбнулся:
— Ты настоящий друг, Пинк. Я буду молиться за тебя.
Но нет... ярко-розовый свет проникал сквозь закрытые веки. Если свет побеспокоил ее, слепота не вернулась. Она попыталась открыть глаза, но взрыв дневного света вызвал болевой шок в мозгу. Она оглядела маленькую спальню, купавшуюся в проникающих через окно солнечных лучах. Света было много. Каждый раз, когда к ней возвращалось зрение, это происходило в темноте. Сейчас впервые она видела при солнечном свете, и разница между ним и искусственным освещением была поразительна. И болезненна.
Она прикрыла глаза перебинтованными руками, и прохладный сумрак устранил жжение. Но тут же боль пронзила челюсть, когда она коснулась ее ладонями. Ладони тоже болели, когда она ими шевелила. Она вздохнула. Измученные мышцы, должно быть, одеревенели во сне.
И тут она вспомнила, как убийца ударила ее в челюсть. Это было непосредственно перед тем, как она застрелила мать. И двух дней еще не прошло? Уже знакомое ощущение ужасной потери обожгло Джулию, терзая душу.
Джулия прикусила губу, чтобы не расплакаться. Она собралась с силами и сняла руки с глаз. Дневной свет опять проник через веки, но глаза болели уже меньше. Наверно, она приспособилась. Теперь ей нужно было открыть глаза и не закрывать...
— Завтрак? — Это был бодрый голос Сэма. Неожиданно в голове всплыло воспоминание о его пряном запахе, о тяжелом теле, навалившемся на нее там, у подъезда дома в Александрии, и возбуждении, охватившем ее, когда он стоял прошлой ночью в дверях этой комнаты.
— Вам пора поесть. — Раздался стук, и дверь медленно открылась. Он заглянул внутрь. — Как? Еще не встали? Давайте, мисс Остриан. Вставайте, нам нужно обсудить дальнейшие действия. Халат в шкафу.
Джулия посмотрела на Сэма. Лицо сияло чистотой, соломенного цвета волосы были аккуратно зачесаны назад, подчеркивая породистость его лица. Но глаза ничего не выражали. Если что-то и возникло между ними прошлым вечером, сейчас исчезло. Он демонстрировал это всем своим видом. Все равно что лампочка погасла.
Разочарование длилось всего секунду. Это даже хорошо, сказала она себе. Она не может позволить себе отвлекаться. У нее только одна цель — Майя Стерн.
У Джулии уже почти ничего не болело, когда они с Сэмом завтракали за выкрашенным эмалевой краской столом в укромном уголке театральной квартиры. Ее чувство опасности обострилось, хотя все в этом тихом балтиморском доме дышало спокойствием.
Над ними висели под стеклом американские и русские киноафиши 1920-х годов с Джоан Кроуфорд, Рудольфом Валентино, Кларой Боу, а также множеством актеров из русскоязычных фильмов, которых она не могла узнать. Сэм вышел и вернулся, неся молоко, бананы и свежий апельсиновый сок. На плите булькала овсянка. Он купил два экземпляра воскресного выпуска «Нью-Йорк таймс», но настоял, чтобы она поела, прежде чем открыть их.
Джулия послушно нарезала бананы в тарелку с горячей овсянкой. Перевязанные руки действовали нормально, а боль почти прошла. Она налила себе соку и ела овсянку, рассматривая старомодную кухню. Впитывала цвета — желтый линолеум, белая эмалированная плита, белый и желтый кафель до середины стены, зеленая кухонная табуретка, белые шкафчики. Цвета были чистые и выглядели так, как она и представляла себе их в уме, но в действительности они сияли для нее радугой оттенков.
— Вы когда-нибудь слышали, что человеческий глаз может различить двести тысяч оттенков цвета? — спросила она Сэма.
Он удивленно оторвал взгляд от овсянки. Сэм выглядел отдохнувшим, его плечи спокойно опирались на высокую спинку кухонного стула. Глубокая морщина между бровей разгладилась. Весь его внешний вид говорил о полной уверенности в их безопасности. Только в глазах оставалась глубокая и мрачная настороженность.
— Нет, — признался он. — Я не знал об этом. А вы откуда знаете?
— У меня в голове хранится множество всяких причудливых сведений. Когда я ослепла, мне казалось важным знать все о том, что случилось со мной... и что я потеряла.
— То есть вы автодидакт.
— Кто?
— Автодидакт. То есть самоучка. Это хороший способ. Позволяет избежать множества скучных лекций.
— Вы когда-нибудь бываете серьезным?
— Нет, если можно обойтись без этого. — Он широко улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ:
— Вы мне так и не сказали, чем занимаетесь в Компании.
Сэм осторожно описал свою работу в разведывательном управлении, не раскрывая государственных тайн, которые были разложены по полочкам в его дисциплинированном мозгу.
— Так что это в основном анализ. Затем я делаю выводы, пишу отчеты, высказываю предложения и отправляю их наверх.
— В Белый дом?
— Иногда они доходят и туда, — признался он.
— Все эти отчеты и бумаги, конечно, интересны, — сказала Джулия не очень уверенно. — Но ваша физическая подготовка говорит о том, что вы не проводите все время за письменным столом. Как давно вы отошли от «оперативной работы», как вы ее называете, и как случилось, что вы ее так хорошо помните?
— Я провел в оперативном управлении четыре года, — мимоходом заметил он. — Вот почему я жил в Западном Берлине, где и смог сам заняться поисками Янтарной комнаты.
— Когда вас перевели в разведку?
— Около девяти лет назад. Сразу после Берлина. Через шесть месяцев после того, как погибла Ирини и он решил исключить насилие из своей жизни. Так ему казалось. Но он не собирался говорить ей об Ирини. Это дело касается только его и никого другого. Она обдумала сказанное им.
— Похоже на то, что оперативная работа и в самом деле не для вас, независимо от того, как хорошо она вам удавалась. Вам больше подходит тщательное исследование, какое вы сделали о Гиммлере и Янтарной комнате, и то, чем вы сейчас занимаетесь в разведке. Держу пари, что под всей этой тренированностью, достойной мачо, на самом деле скрывается ученый.
Он улыбнулся.
— Виновен по всем пунктам обвинения, Ваша честь.
Она кивнула, по достоинству оценив его чувство юмора. Личность Сэма Килайна обретала в ее глазах все более четкие очертания. Ученый и вынужденный убийца. Ну и сочетание. Неудивительно, что он показался ей сложным человеком.
Он собрал тарелки:
— Лучше посмотрите новости в «Таймс».
Новости были очень плохими. У Джулии перехватило горло, когда она увидела собственную фотографию на первой полосе. В статье излагались «факты»: доктор Орион Граполис, уважаемый психолог, был застрелен в своей квартире в нью-йоркском районе Северный Ист-сайд примерно в 8 часов вечера в субботу. Подозревается его пациентка — известная слепая пианистка Джулия Остриан. Полиция нашла пистолет рядом с креслом, в котором она сидела, а по утверждению вдовы, Остриан угрожала убить ее мужа.
Статья продолжала развивать мысль о том, каким образом статус Остриан, как главной подозреваемой, может повлиять на и без того уже призрачные шансы ее дяди Крейтона Редмонда на президентство. Затем следовали выдержки из заявления Крейтона, в котором он говорил, что он и семья Редмондов очень сильно любили Джулию Остриан, и призывал ее сдаться полиции.
Дочитав, Джулия ощутила облегчение. Сейчас Крейтон представлялся этаким заманчивым якорем во время свирепого шторма. Она должна позвонить ему. Сегодня он был в предвыборном турне по Калифорнии, но она может связаться с ним через Арбор-Нолл.
БАЛТИМОР (ШТАТ МЭРИЛЕНД)
Сэм проснулся около десяти утра. Его сон был беспокойным и неглубоким. Пробуждение оказалось намного приятнее. При свете дня он попытался понять смысл происходящего. И не только с Янтарной комнатой; многое другое еще ускользало от его понимания.
Он спустился в гараж и достал свой чемоданчик и русскую книгу с цветными фотографиями сокровищ, когда-то хранившихся в Кенигсбергском замке. Прислушался у двери спальни Остриан. Тишина. Он тихо приоткрыл дверь. Она спала, влекущие губы застыли в полуулыбке. Он подавил вспыхнувшее возбуждение.
Сэм покачал головой и пошел в гостиную. Ей впервые удалось по-настоящему поспать за двое с лишним суток. Пусть еще поспит. У него есть дела.
Он еще раз набрал номер сестры Пинка на Лонг-Айленде. Порт-Вашингтон находился недалеко от Остер-Бэя.
— Ты все еще выпендриваешься? — проворчал Пинк. — По крайней мере отсюда следует, что Майя Стерн пока не успокоила тебя.
— Пинк, послушай. За тобой никто не следит? Никто не наблюдает за домом твоей сестры?
— Да вроде бы нет. С чего бы?
Хорошо, подумал Сэм. Если бы «чистильщики» шныряли вокруг, Пинк наверняка заметил бы их.
— Я знаю, что тебе скучно, и надумал дать тебе небольшое оперативное задание. Можешь ли ты доехать до Остер-Бэя и кое-что узнать для меня? — Он дал Пинку название поселковой службы. — Мне нужно все, что ты можешь выяснить о женщине по имени Норма Кинсли. Она — помощница, которую эта служба нанимает от случая к случаю...
— Она, случаем, не свидетельница, с которой беседовала полиция? — перебил Пинк. — Сегодня утром я прочитал в «Нью-Йорк таймс» о том, что натворила эта Джулия Остриан, которой ты интересовался. Убила своего психолога.
Сэм был ошарашен. Но затем понял, что удивляться не стоило. Пинк знал, что Сэм собирался выяснить все об Остриан.
— Она не делала этого. И «Норма Кинсли» — имя, которым воспользовалась Майя Стерн, чтобы подобраться к Джулии. Мне нужны все сведения, которые ты сможешь раздобыть.
— Так она теперь для тебя Джулия? Сэм, не делай этого. Она — двоюродная сестра Винса Ред...
— Я знаю, кто она. Но я знаю также, кто такая Майя Стерн. У меня тут уже была стычка с парой «чистильщиков». Тебе это что-нибудь говорит?
— Угу. Тебе не нужно влезать в это дело. Твоя Джулия Остриан...
— Можешь ли ты добыть мне сведения о Норме Кинсли, Пинк? Да или нет?
Пинк помолчал.
— Те люди, которые, по-твоему, могли бы следить за мной, «чистильщики»?
— Возможно.
— Следить за домом моей сестры? За ней и за девочками?
— Пинк, если ты не хочешь...
— Надеюсь, что это важно, Сэм. В любом случае, сегодня воскресенье, если ты забыл.
— С каких это пор такое мелкое препятствие может удержать тебя от работы? Кроме того, богатым наплевать на воскресенье, когда им что-то нужно. Агентство будет работать.
Пинк подошел к окну и увидел занюханный «Форд-Эскорт», отъехавший от тротуара. Что-то сдавило ему грудь. Он смотрел вслед машине, пока та не исчезла из поля зрения.
— Не знаю, Сэм. После того, что я прочитал про Остриан, я начинаю думать, что ты вляпался по самые уши. Что ты слишком далеко влез в это дело с Янтарной комнатой.
Сэм нахмурился. Что могло произойти с Пинком? Сэм решил, что во всем виновато его постоянное стремление вернуться к оперативной работе.
— Послушай, Пинк, ты мой должник. Помнишь Одессу? — В этом черноморском порту коммунисты почти загнали Пинка в ловушку во времена «железного занавеса». Сэм тогда вызволил его, спас ему жизнь. — Ты много чем обязан мне. Я прошу всего об одном паршивом одолжении и хочу, чтобы ты сделал это прямо сейчас.
Пинк закрыл глаза. Он действительно обязан Сэму. Но вопрос состоял в том, насколько. Он пожал плечами:
— Ладно, задница. Какой там у тебя телефон? Если я решу выполнить твою просьбу, я дам знать о своих находках. Но сначала нам тут надо позавтракать.
Сэм улыбнулся:
— Ты настоящий друг, Пинк. Я буду молиться за тебя.
* * *
Джулия вздрогнула и проснулась. Глаза жгло будто огнем. Страх охватил ее. Почему болят глаза? В полудремотном состоянии она решила, что вновь ослепла.Но нет... ярко-розовый свет проникал сквозь закрытые веки. Если свет побеспокоил ее, слепота не вернулась. Она попыталась открыть глаза, но взрыв дневного света вызвал болевой шок в мозгу. Она оглядела маленькую спальню, купавшуюся в проникающих через окно солнечных лучах. Света было много. Каждый раз, когда к ней возвращалось зрение, это происходило в темноте. Сейчас впервые она видела при солнечном свете, и разница между ним и искусственным освещением была поразительна. И болезненна.
Она прикрыла глаза перебинтованными руками, и прохладный сумрак устранил жжение. Но тут же боль пронзила челюсть, когда она коснулась ее ладонями. Ладони тоже болели, когда она ими шевелила. Она вздохнула. Измученные мышцы, должно быть, одеревенели во сне.
И тут она вспомнила, как убийца ударила ее в челюсть. Это было непосредственно перед тем, как она застрелила мать. И двух дней еще не прошло? Уже знакомое ощущение ужасной потери обожгло Джулию, терзая душу.
Джулия прикусила губу, чтобы не расплакаться. Она собралась с силами и сняла руки с глаз. Дневной свет опять проник через веки, но глаза болели уже меньше. Наверно, она приспособилась. Теперь ей нужно было открыть глаза и не закрывать...
— Завтрак? — Это был бодрый голос Сэма. Неожиданно в голове всплыло воспоминание о его пряном запахе, о тяжелом теле, навалившемся на нее там, у подъезда дома в Александрии, и возбуждении, охватившем ее, когда он стоял прошлой ночью в дверях этой комнаты.
— Вам пора поесть. — Раздался стук, и дверь медленно открылась. Он заглянул внутрь. — Как? Еще не встали? Давайте, мисс Остриан. Вставайте, нам нужно обсудить дальнейшие действия. Халат в шкафу.
Джулия посмотрела на Сэма. Лицо сияло чистотой, соломенного цвета волосы были аккуратно зачесаны назад, подчеркивая породистость его лица. Но глаза ничего не выражали. Если что-то и возникло между ними прошлым вечером, сейчас исчезло. Он демонстрировал это всем своим видом. Все равно что лампочка погасла.
Разочарование длилось всего секунду. Это даже хорошо, сказала она себе. Она не может позволить себе отвлекаться. У нее только одна цель — Майя Стерн.
У Джулии уже почти ничего не болело, когда они с Сэмом завтракали за выкрашенным эмалевой краской столом в укромном уголке театральной квартиры. Ее чувство опасности обострилось, хотя все в этом тихом балтиморском доме дышало спокойствием.
Над ними висели под стеклом американские и русские киноафиши 1920-х годов с Джоан Кроуфорд, Рудольфом Валентино, Кларой Боу, а также множеством актеров из русскоязычных фильмов, которых она не могла узнать. Сэм вышел и вернулся, неся молоко, бананы и свежий апельсиновый сок. На плите булькала овсянка. Он купил два экземпляра воскресного выпуска «Нью-Йорк таймс», но настоял, чтобы она поела, прежде чем открыть их.
Джулия послушно нарезала бананы в тарелку с горячей овсянкой. Перевязанные руки действовали нормально, а боль почти прошла. Она налила себе соку и ела овсянку, рассматривая старомодную кухню. Впитывала цвета — желтый линолеум, белая эмалированная плита, белый и желтый кафель до середины стены, зеленая кухонная табуретка, белые шкафчики. Цвета были чистые и выглядели так, как она и представляла себе их в уме, но в действительности они сияли для нее радугой оттенков.
— Вы когда-нибудь слышали, что человеческий глаз может различить двести тысяч оттенков цвета? — спросила она Сэма.
Он удивленно оторвал взгляд от овсянки. Сэм выглядел отдохнувшим, его плечи спокойно опирались на высокую спинку кухонного стула. Глубокая морщина между бровей разгладилась. Весь его внешний вид говорил о полной уверенности в их безопасности. Только в глазах оставалась глубокая и мрачная настороженность.
— Нет, — признался он. — Я не знал об этом. А вы откуда знаете?
— У меня в голове хранится множество всяких причудливых сведений. Когда я ослепла, мне казалось важным знать все о том, что случилось со мной... и что я потеряла.
— То есть вы автодидакт.
— Кто?
— Автодидакт. То есть самоучка. Это хороший способ. Позволяет избежать множества скучных лекций.
— Вы когда-нибудь бываете серьезным?
— Нет, если можно обойтись без этого. — Он широко улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ:
— Вы мне так и не сказали, чем занимаетесь в Компании.
Сэм осторожно описал свою работу в разведывательном управлении, не раскрывая государственных тайн, которые были разложены по полочкам в его дисциплинированном мозгу.
— Так что это в основном анализ. Затем я делаю выводы, пишу отчеты, высказываю предложения и отправляю их наверх.
— В Белый дом?
— Иногда они доходят и туда, — признался он.
— Все эти отчеты и бумаги, конечно, интересны, — сказала Джулия не очень уверенно. — Но ваша физическая подготовка говорит о том, что вы не проводите все время за письменным столом. Как давно вы отошли от «оперативной работы», как вы ее называете, и как случилось, что вы ее так хорошо помните?
— Я провел в оперативном управлении четыре года, — мимоходом заметил он. — Вот почему я жил в Западном Берлине, где и смог сам заняться поисками Янтарной комнаты.
— Когда вас перевели в разведку?
— Около девяти лет назад. Сразу после Берлина. Через шесть месяцев после того, как погибла Ирини и он решил исключить насилие из своей жизни. Так ему казалось. Но он не собирался говорить ей об Ирини. Это дело касается только его и никого другого. Она обдумала сказанное им.
— Похоже на то, что оперативная работа и в самом деле не для вас, независимо от того, как хорошо она вам удавалась. Вам больше подходит тщательное исследование, какое вы сделали о Гиммлере и Янтарной комнате, и то, чем вы сейчас занимаетесь в разведке. Держу пари, что под всей этой тренированностью, достойной мачо, на самом деле скрывается ученый.
Он улыбнулся.
— Виновен по всем пунктам обвинения, Ваша честь.
Она кивнула, по достоинству оценив его чувство юмора. Личность Сэма Килайна обретала в ее глазах все более четкие очертания. Ученый и вынужденный убийца. Ну и сочетание. Неудивительно, что он показался ей сложным человеком.
Он собрал тарелки:
— Лучше посмотрите новости в «Таймс».
Новости были очень плохими. У Джулии перехватило горло, когда она увидела собственную фотографию на первой полосе. В статье излагались «факты»: доктор Орион Граполис, уважаемый психолог, был застрелен в своей квартире в нью-йоркском районе Северный Ист-сайд примерно в 8 часов вечера в субботу. Подозревается его пациентка — известная слепая пианистка Джулия Остриан. Полиция нашла пистолет рядом с креслом, в котором она сидела, а по утверждению вдовы, Остриан угрожала убить ее мужа.
Статья продолжала развивать мысль о том, каким образом статус Остриан, как главной подозреваемой, может повлиять на и без того уже призрачные шансы ее дяди Крейтона Редмонда на президентство. Затем следовали выдержки из заявления Крейтона, в котором он говорил, что он и семья Редмондов очень сильно любили Джулию Остриан, и призывал ее сдаться полиции.
Дочитав, Джулия ощутила облегчение. Сейчас Крейтон представлялся этаким заманчивым якорем во время свирепого шторма. Она должна позвонить ему. Сегодня он был в предвыборном турне по Калифорнии, но она может связаться с ним через Арбор-Нолл.