Страница:
Они добрались до «Дуранго», и Сэм отпустил ее руку. Ей казалось, что на руке должен остаться синяк, но она не хотела доставить ему удовольствие, показав, как она растирает руку.
— Если они такие профессионалы, почему они не стреляли сразу же? Почему подставились, выпрыгнув из тени? Непохоже, чтобы они собирались убивать нас!
В его голосе зазвучала жесткость.
— Ладно, но, обвиняя меня, вы забываете о другой нестыковке. Если они такие опытные люди, как они умудрились промазать первыми выстрелами с такого короткого расстояния, даже если они бежали, а мы находились на земле?
— Мне тоже хотелось бы знать это. Может быть, вы убили их без повода. Как вы могли так легко стрелять в них, не зная с уверенностью, что они хотят убить нас?
— Вам кажется это легко?
Беспокойство охватило его, он стал оглядываться вокруг, выясняя, нет ли иной опасности. Быстро открыл дверь машины.
Чувствуя себя виноватой, Джулия вспомнила, как в Лондоне она отчаянно хотела убить женщину, отнявшую жизнь матери. Прикончить ее голыми руками. Душить ее до тех пор, пока она не перестанет дышать, а лицо не станет пунцовым от боли. Ей захотелось взять обратно свое резкое обвинение, но Сэм заговорил первым:
— Я не могу сказать точно, почему они промазали или почему не стреляли из засады. Точно так же я не знаю, почему Майя Стерн не застрелила вас на той дорожке до того, как подъехал я. Когда я оказался там, у нее еще было время убить, но вместо этого она пригрозила вам и исчезла. Я не понимаю всего этого, но я знаю одно — все, что делают «чистильщики», имеет свою цель. Так что все это имеет смысл только в том случае, если их наниматель хочет, чтобы по крайней мере один из нас остался в живых. Садитесь.
— Нам надо было обыскать их. Взять их водительские права. Может быть, они дали бы нам какой-то ключ к тому, кто послал их.
— Вы не поняли. — Он завел двигатель. — Среди «чистильщиков» ни у кого нет настоящего имени, настоящей профессии или настоящей жизни. Если у них есть семьи, они существуют совершенно отдельно от их работы. В другой плоскости. Если у них есть при себе удостоверения личности, то они фальшивые. Если они долго остаются в игре, то почти забывают, кто они такие. Каждый из них успешно умертвил не меньше сотни людей. — Он резко вдохнул. — Вам должно быть совершенно ясно одно — я должен был их убить, пока мог.
Его слова звенели у нее в голове.
— Вы говорите, оба были «чистильщиками»?
Вдалеке, быстро приближаясь к ним, зазвучала полицейская сирена. Сэм рывком включил передачу «Дуранго» и дал полный газ.
— Должны быть. Никто из них не работает с чужими.
Визг другой сирены зазвучал впереди. Вторая полицейская машина была уже близко. Затем третья. Их окружают.
— Держитесь.
Сэм крутанул руль и рванул со стоянки по подъездной дорожке, а затем в темную улицу. Он прислушался, затем повернул руль и повел машину по узким улочкам Александрии подальше от сходящихся в одной точке сирен. Он взглянул на Джулию и увидел, что она погружена в себя, пытаясь разобраться с новой жизнью, которая неожиданно обрушилась на нее. Ее прелестное лицо осунулось, а красивые белые зубы прикусили нижнюю губу.
Мысленно он мрачно кивнул. Она не знала, кому можно доверять. Но она была сильна, и, если она сохранила присутствие духа и уверенность, у нее еще есть шанс выстоять.
У него возникла идея.
— Думаю, вы правы. Они хотели поговорить. Захватить нас, не убивая, по крайней мере, какое-то время. Обычно «чистильщики» не берутся за такую работу. Это означает, что им должны были заплатить целые состояния, или они испытывают огромное уважение к нанимателю. Мне кажется, они планировали захватить нас внутри дома, но вы слишком рано засекли их. Как вы узнали, что они там? Я ни черта не видел и не слышал.
С облегчением она прервала свои размышления о смерти и рассказала Сэму о внутреннем зрении и рецепторах.
— Я называю это «альтернативным зрением».
— Просто замечательно.
— У каждого есть такая способность, но большинство людей никогда не развивает ее, потому что зрение дает больше информации, чем все остальные органы чувств, вместе взятые.
В темноте салона большого автомобиля она пыталась успокоить свои страхи. Пока что присутствие Сэма не успокаивало, а казалось угрозой. Она сурово напомнила себе, что если он прав, то он еще раз спас ей жизнь.
— Если все они «чистильщики», тот, кто платит им, должен обладать связями и деньгами, чтобы координировать действия. Этот кто-то должен обладать властью, чтобы призвать на помощь одну из самых тайных групп платных убийц в мире.
— Вы думали о каком-то конкретном человеке?
Она думала о Редмондах, но не хотела верить в это. Какая причина может двигать ими?
Она быстро переменила тему:
— Куда мы теперь?
Сэм повернул машину на боковую дорогу, которая вела к автостраде имени Ширли, на север.
— Я планировал укрыть вас в доме моего друга. Он уехал на Лонг-Айленд погостить у сестры, но оставил мне ключ. Но если «чистильщики» знали мою квартиру, чтобы следить за ней, они также будут караулить у моих друзей. — Он спокойно посмотрел на нее. — И наверняка у ваших друзей тоже. Это означает, что мы рискуем не только своими, но и их жизнями.
Она нервно вздохнула, чувствуя пистолет за поясом:
— Похоже, мы можем рассчитывать только на себя. Она посмотрела на него. Он на нее.
Они смотрели друг другу в глаза через темноту салона. Все произошло спонтанно и мгновенно, и волна понимания прошла между ними. Казалось, ее пульс участился. Их взгляды задержались, и она неожиданно ощутила, как румянец желания выступает у нее на лице.
Он спокойно спросил:
— Вас это тревожит?
Сам он не слишком беспокоился. Ему нравилась эта симпатичная пианистка с разбитым сердцем. Он восхищался людьми, которые боролись за то, во что верили, даже когда не было почти никаких шансов на победу. Он даже допускал, что она может оказаться более чем просто привлекательной.
— Нет, думаю, что не тревожит.
У нее возникло странное чувство — противоречивое отношение к Сэму заставляло о многом задуматься. Но сейчас ей было все равно. В данный момент он был единственным островом в черном, мучительном море насилия, и он объединял в себе ум, смертоносный опыт и доброту. В конце концов, она допускает, что такая странная смесь не столько опасна, сколько интересна. И в любом случае ей больше не к кому обратиться.
Под курткой она крепко взялась за украденный пистолет:
— Полагаю, мы можем укрыться в мотеле. У вас есть деньги?
Мысль о ночи в мотеле с ним вызвала прилив тепла в животе. Она ощутила себя почти голой.
— Как, богатая наследница без денег? Ладно, у меня есть деньги, но я не хочу останавливаться на обычном пути между этим местом и Нью-Йорком. Нью-йоркская полиция или люди, которые наняли «чистильщиков», легко могут организовать проверку гостиниц и мотелей.
— Так куда же мы можем поехать?
— Есть у меня одна идея. Помните, я говорил вам, что мой русский дед привил мне интерес к Янтарной комнате? Моя мать унаследовала его старый театр в Балтиморе. Там она и выросла. Едем в Балтимор.
БАЛТИМОР (ШТАТ МЭРИЛЕНД)
Вымотанные до крайности. Сэм и Джулия съехали с автострады 395 и миновали высящиеся в центре Балтимора темные башни из стекла, кирпича и бетона, демонстрирующие прибыльность городского бизнеса. Над зазубренным горизонтом по звездному ночному небу ползли серые облака. Джулия подумала, что времени у них маловато. Она пыталась догадаться, где находится Майя Стерн, что она делает и что на уме у тех, кто нанял ее.
Сэм рассказывал ей тихим голосом:
— Это восточный Балтимор. Эти здания, построенные на рубеже веков, были одновременно магазинами и складами. Одноквартирные дома, которые вы видите, обычно были заняты мелкими мастерскими и сдавались в аренду под жилье.
Улица была темна из-за убогих зданий и разбитых уличных фонарей. Стены, размалеванные рисунками и надписями, и груды мусора — трущобы, где пустые винные бутылки валяются годами.
Джулия спросила:
— Это здесь поселился ваш дед после эмиграции из России?
Сэм съехал с Ломбард-стрит.
— Он бежал от большевиков. Здесь был русский квартал — русские, евреи, белорусы и немного итальянцев. Большинство работало в пошивочных мастерских.
— Вы думаете, что здесь мы будем в безопасности? Разбитая улица выглядела угрожающе.
— У Компании нет данных, связывающих меня с этим местом. И ни у кого нет. Я не привозил сюда никого с тех времен, когда учился в колледже, задолго до смерти деда.
Он притормозил «Дуранго» и нагнулся, чтобы через окно со стороны Джулии разглядеть четырехэтажное здание в стиле рококо, с высоким козырьком над подъездом. Стеклянные витрины, где когда-то висели афиши, были заколочены досками, а касса закрыта листами фанеры.
— Это здесь, — сказал он.
Джулия разглядывала старый кинотеатр:
— Должно быть, когда-то это была местная достопримечательность.
Сэм улыбнулся и кивнул:
— Он показывал в основном фильмы на русском языке. Мой дед построил его на деньги от вывезенных им двух драгоценных камней. Это было все, что он мог спасти из семейного достояния, но он никогда не жаловался и не оглядывался назад. "Америка — это страна великих возможностей", — говаривал он, и именно так мы жили.
Его запах туманил ей голову. Его стройное, мускулистое тело нависло над ней. Она поймала себя на том, что смотрит на него, на его длинный нос и глубоко посаженные серые глаза. На светлые волосы, которые были взъерошены и манили к себе. Она оторвала взгляд и заставила себя посмотреть на кинотеатр. Тогда-то она и увидела надпись над маркизой — «ТЕАТР РОМАНОВА».
— Он что, был Романовым?
— Двоюродным братом последнего царя. Обычно он проводил лето в Екатерининском дворце под Санкт-Петербургом. Тогда-то он и влюбился в Янтарную комнату и именно поэтому сообщил мне все, что знал о ней. Когда дед умер, моя мать получила кинотеатр по завещанию. Но они с отцом уже уехали в Сарасоту. Так что их постоянный адрес — Флорида, и именно он и зафиксирован в моем личном деле в Компании.
Машина повернула к подъезду. Переполненные мусорные баки стояли по обе стороны от входа. Сэм остановился перед гаражом на две машины и выскочил наружу. Он открыл замок, легко распахнул деревянные двери и въехал в темную пустоту. Внутри стоял «Шевроле» 1980 года, обращенный передом к улице.
— Это старая машина моих родителей, — рассказывал он ей. — Пока она на ходу, они могут прилетать в Балтимор и не беспокоиться о том, чтобы взять машину напрокат. Они перестроили переднюю часть театра под жилье, подвели электричество и воду. Собственно квартира находится наверху. — Он улыбнулся. — Холодильник, который там стоит, обычно полон еды.
Когда они вышли из «Дуранго», Сэм оставил фары включенными. Джулия чувствовала, что она смертельно устала, и по его напряженному взгляду поняла, что он утомлен не меньше ее. Но его походка не стала медленнее, когда они шли через темный гараж к двери, которая выглядела так, словно все еще вела в театр. Он нашел на стене выключатель, щелкнул им и включил настенные светильники, висевшие повсюду.
— Ну, вот мы и добрались.
Он посмотрел на нее и улыбнулся с трогательным облегчением. И тут брови его подскочили вверх. Куртка у Джулии распахнулась, и в ее перевязанных руках он увидел...
— Господи Боже мой! Где вы его взяли?
Она твердо держала пистолет, несмотря на боль в руках.
— Он был у одного из «чистильщиков». Я хочу сохранить его. И не надо меня отговаривать.
— Вы с ума сошли, Остриан! Вы совсем ничего не знаете об оружии. Вы можете скорее застрелить себя, чем кого-то другого. Отдайте его мне!
Она покачала головой. Ее голубые глаза сверкали одновременно льдом и огнем.
— Я благодарна вам за все, что вы для меня сделали, но они убили мою маму и Ориона, а теперь пытаются убить меня и, возможно, вас. И позор мне, если я стану сидеть и ждать чьей-то защиты, как какая-то сказочная принцесса. Мне нужно научиться стрелять. Вы должны помочь мне в этом. И если вы откажетесь, я выйду на улицу и буду стучать в разные двери, пока не найду того, кто меня научит.
— Может случиться так, что вас здесь убьют. Это очень паршивый район Балтимора.
— Здесь. Там. Неважно. Я собираюсь сделать все, что необходимо.
Он внимательно посмотрел на нее и нахмурился. Она не шутила.
— Хорошо, оставьте его у себя. А сейчас я голоден. Можем мы, по крайней мере, поесть и отдохнуть, прежде чем отправимся истреблять врагов?
— Это разумно, — ответила она с вызовом.
Он пожал плечами, и они пошли в старый театр. По дороге Джулия улыбалась. Она собиралась научиться стрелять. Она будет искать убийцу матери. И она найдет того, кто стоял за смертью матери, кто бы это ни был. Она надеялась, что Сэм останется с ней и поможет, но, если он откажется, она сама сделает все, что нужно. Со зрением и с пистолетом в руках все возможно.
Он провел ее через гостиную в кухню, сунул в микроволновку пару замороженных обедов из курятины.
За едой она спросила:
— В ЦРУ все такие, как вы и Винс?
Он нахмурился, и вилка замерла на полпути ко рту.
— Я не понял. Объясните.
— В вас есть дух таинственности. Вы что-то такое знаете. Или делаете.
Он усмехнулся:
— Мы так выглядим? Никогда не думал об этом. Вероятно, я слишком давно в деле, чтобы видеть в нем что-то необычное.
— Вы сами необычны. Поверьте мне. В нашем деле тоже хватает людей со странностями...
— Вы имеете в виду — среди концертирующих пианистов?
Она кивнула:
— Классических музыкантов. Возьмите Джульярдскую школу, где я училась. У каждого там был свой амулет. Я помню одну девушку, которая во время выступления на счастье всегда носила нижнее белье задом наперед. Несколько ребят пристрастились к наркотикам и бросили учебу. По их словам, они так накачивались, что отключались от всего окружающего. Другая девушка окончила Джульярд с отличием, дебютировала в Центре исполнительских искусств имени Кеннеди, а на следующий день уехала домой в Омаху, чтобы заняться бизнесом своего отца — производством мороженого мяса. Она сказала, что не может больше выдержать ни дня в греховности большого города. — Она пожала плечами и улыбнулась. — Может быть, она права. Я вот застряла в большом городе — и до чего это меня довело...
Он смотрел на нее с удивлением:
— Если я кажусь вам странным, подумайте о том, как большинство оперативных агентов проводят свое время — на вечеринках с коктейлями, в пустынных парках и в общественных туалетах, чтобы дождаться момента и получить информацию от своего источника.
— В общественных туалетах? Вы шутите?
— Я серьезен. И страна тратит огромные деньги, чтобы научить их этому.
Смеясь, они закончили ужин. Сэм провел ее в спальню. Они стояли в дверях, и ее взгляд блуждал по опрятной комнате с лоскутным одеялом на кровати и солнечно-желтыми стенами.
— Спасибо, — просто сказала она.
Сердце Сэма колотилось в груди. Он смотрел в ее голубые глаза и как никогда был уверен, что хочет ее. Ему хотелось целовать эти соблазнительные губы, погрузиться лицом в золотисто-каштановые волосы, ощущать ее всем своим телом. Он протянул было руку, но тут же почувствовал, как внутри будто стала закрываться какая-то старая дверь в прошлое. Память об Ирини захлестнула его, а за ней неизбежное чувство вины. Но на сей раз он ощутил вину не за то, что не спас ее, а за то, что чувство к Джулии могло стать изменой по отношению к Ирини.
Он отвел глаза и резко сказал:
— Вот ваши покои. Спокойной ночи.
И ушел.
Эмоции рикошетом били по ней, когда он уходил в соседнюю спальню. Любой мужчина с такой привлекательной внешностью должен иметь подружку, что подтверждал запах пледа в его машине. Она прижала забинтованные ладони к горячим щекам. Должно быть, он любит свою подружку.
Она желала Сэма; она давно уже не испытывала такого сильного желания. Зайдя в спальню, она приняла твердое решение — ей нужно выкинуть его из головы. Он помогает ей, и больше ничего. Разгорающийся роман был бы сейчас совсем некстати и нисколько не приблизил бы ее к цели. А цель у нее была лишь одна — найти и остановить Майю Стерн. Она закрыла дверь, прося свое легкомысленное сердце вести себя благопристойно.
30
— Если они такие профессионалы, почему они не стреляли сразу же? Почему подставились, выпрыгнув из тени? Непохоже, чтобы они собирались убивать нас!
В его голосе зазвучала жесткость.
— Ладно, но, обвиняя меня, вы забываете о другой нестыковке. Если они такие опытные люди, как они умудрились промазать первыми выстрелами с такого короткого расстояния, даже если они бежали, а мы находились на земле?
— Мне тоже хотелось бы знать это. Может быть, вы убили их без повода. Как вы могли так легко стрелять в них, не зная с уверенностью, что они хотят убить нас?
— Вам кажется это легко?
Беспокойство охватило его, он стал оглядываться вокруг, выясняя, нет ли иной опасности. Быстро открыл дверь машины.
Чувствуя себя виноватой, Джулия вспомнила, как в Лондоне она отчаянно хотела убить женщину, отнявшую жизнь матери. Прикончить ее голыми руками. Душить ее до тех пор, пока она не перестанет дышать, а лицо не станет пунцовым от боли. Ей захотелось взять обратно свое резкое обвинение, но Сэм заговорил первым:
— Я не могу сказать точно, почему они промазали или почему не стреляли из засады. Точно так же я не знаю, почему Майя Стерн не застрелила вас на той дорожке до того, как подъехал я. Когда я оказался там, у нее еще было время убить, но вместо этого она пригрозила вам и исчезла. Я не понимаю всего этого, но я знаю одно — все, что делают «чистильщики», имеет свою цель. Так что все это имеет смысл только в том случае, если их наниматель хочет, чтобы по крайней мере один из нас остался в живых. Садитесь.
* * *
Когда он закрыл дверь, Джулия сказала:— Нам надо было обыскать их. Взять их водительские права. Может быть, они дали бы нам какой-то ключ к тому, кто послал их.
— Вы не поняли. — Он завел двигатель. — Среди «чистильщиков» ни у кого нет настоящего имени, настоящей профессии или настоящей жизни. Если у них есть семьи, они существуют совершенно отдельно от их работы. В другой плоскости. Если у них есть при себе удостоверения личности, то они фальшивые. Если они долго остаются в игре, то почти забывают, кто они такие. Каждый из них успешно умертвил не меньше сотни людей. — Он резко вдохнул. — Вам должно быть совершенно ясно одно — я должен был их убить, пока мог.
Его слова звенели у нее в голове.
— Вы говорите, оба были «чистильщиками»?
Вдалеке, быстро приближаясь к ним, зазвучала полицейская сирена. Сэм рывком включил передачу «Дуранго» и дал полный газ.
— Должны быть. Никто из них не работает с чужими.
Визг другой сирены зазвучал впереди. Вторая полицейская машина была уже близко. Затем третья. Их окружают.
— Держитесь.
Сэм крутанул руль и рванул со стоянки по подъездной дорожке, а затем в темную улицу. Он прислушался, затем повернул руль и повел машину по узким улочкам Александрии подальше от сходящихся в одной точке сирен. Он взглянул на Джулию и увидел, что она погружена в себя, пытаясь разобраться с новой жизнью, которая неожиданно обрушилась на нее. Ее прелестное лицо осунулось, а красивые белые зубы прикусили нижнюю губу.
Мысленно он мрачно кивнул. Она не знала, кому можно доверять. Но она была сильна, и, если она сохранила присутствие духа и уверенность, у нее еще есть шанс выстоять.
У него возникла идея.
— Думаю, вы правы. Они хотели поговорить. Захватить нас, не убивая, по крайней мере, какое-то время. Обычно «чистильщики» не берутся за такую работу. Это означает, что им должны были заплатить целые состояния, или они испытывают огромное уважение к нанимателю. Мне кажется, они планировали захватить нас внутри дома, но вы слишком рано засекли их. Как вы узнали, что они там? Я ни черта не видел и не слышал.
С облегчением она прервала свои размышления о смерти и рассказала Сэму о внутреннем зрении и рецепторах.
— Я называю это «альтернативным зрением».
— Просто замечательно.
— У каждого есть такая способность, но большинство людей никогда не развивает ее, потому что зрение дает больше информации, чем все остальные органы чувств, вместе взятые.
В темноте салона большого автомобиля она пыталась успокоить свои страхи. Пока что присутствие Сэма не успокаивало, а казалось угрозой. Она сурово напомнила себе, что если он прав, то он еще раз спас ей жизнь.
— Если все они «чистильщики», тот, кто платит им, должен обладать связями и деньгами, чтобы координировать действия. Этот кто-то должен обладать властью, чтобы призвать на помощь одну из самых тайных групп платных убийц в мире.
— Вы думали о каком-то конкретном человеке?
Она думала о Редмондах, но не хотела верить в это. Какая причина может двигать ими?
Она быстро переменила тему:
— Куда мы теперь?
Сэм повернул машину на боковую дорогу, которая вела к автостраде имени Ширли, на север.
— Я планировал укрыть вас в доме моего друга. Он уехал на Лонг-Айленд погостить у сестры, но оставил мне ключ. Но если «чистильщики» знали мою квартиру, чтобы следить за ней, они также будут караулить у моих друзей. — Он спокойно посмотрел на нее. — И наверняка у ваших друзей тоже. Это означает, что мы рискуем не только своими, но и их жизнями.
Она нервно вздохнула, чувствуя пистолет за поясом:
— Похоже, мы можем рассчитывать только на себя. Она посмотрела на него. Он на нее.
Они смотрели друг другу в глаза через темноту салона. Все произошло спонтанно и мгновенно, и волна понимания прошла между ними. Казалось, ее пульс участился. Их взгляды задержались, и она неожиданно ощутила, как румянец желания выступает у нее на лице.
Он спокойно спросил:
— Вас это тревожит?
Сам он не слишком беспокоился. Ему нравилась эта симпатичная пианистка с разбитым сердцем. Он восхищался людьми, которые боролись за то, во что верили, даже когда не было почти никаких шансов на победу. Он даже допускал, что она может оказаться более чем просто привлекательной.
— Нет, думаю, что не тревожит.
У нее возникло странное чувство — противоречивое отношение к Сэму заставляло о многом задуматься. Но сейчас ей было все равно. В данный момент он был единственным островом в черном, мучительном море насилия, и он объединял в себе ум, смертоносный опыт и доброту. В конце концов, она допускает, что такая странная смесь не столько опасна, сколько интересна. И в любом случае ей больше не к кому обратиться.
Под курткой она крепко взялась за украденный пистолет:
— Полагаю, мы можем укрыться в мотеле. У вас есть деньги?
Мысль о ночи в мотеле с ним вызвала прилив тепла в животе. Она ощутила себя почти голой.
— Как, богатая наследница без денег? Ладно, у меня есть деньги, но я не хочу останавливаться на обычном пути между этим местом и Нью-Йорком. Нью-йоркская полиция или люди, которые наняли «чистильщиков», легко могут организовать проверку гостиниц и мотелей.
— Так куда же мы можем поехать?
— Есть у меня одна идея. Помните, я говорил вам, что мой русский дед привил мне интерес к Янтарной комнате? Моя мать унаследовала его старый театр в Балтиморе. Там она и выросла. Едем в Балтимор.
* * *
2.45. ВОСКРЕСЕНЬЕБАЛТИМОР (ШТАТ МЭРИЛЕНД)
Вымотанные до крайности. Сэм и Джулия съехали с автострады 395 и миновали высящиеся в центре Балтимора темные башни из стекла, кирпича и бетона, демонстрирующие прибыльность городского бизнеса. Над зазубренным горизонтом по звездному ночному небу ползли серые облака. Джулия подумала, что времени у них маловато. Она пыталась догадаться, где находится Майя Стерн, что она делает и что на уме у тех, кто нанял ее.
Сэм рассказывал ей тихим голосом:
— Это восточный Балтимор. Эти здания, построенные на рубеже веков, были одновременно магазинами и складами. Одноквартирные дома, которые вы видите, обычно были заняты мелкими мастерскими и сдавались в аренду под жилье.
Улица была темна из-за убогих зданий и разбитых уличных фонарей. Стены, размалеванные рисунками и надписями, и груды мусора — трущобы, где пустые винные бутылки валяются годами.
Джулия спросила:
— Это здесь поселился ваш дед после эмиграции из России?
Сэм съехал с Ломбард-стрит.
— Он бежал от большевиков. Здесь был русский квартал — русские, евреи, белорусы и немного итальянцев. Большинство работало в пошивочных мастерских.
— Вы думаете, что здесь мы будем в безопасности? Разбитая улица выглядела угрожающе.
— У Компании нет данных, связывающих меня с этим местом. И ни у кого нет. Я не привозил сюда никого с тех времен, когда учился в колледже, задолго до смерти деда.
Он притормозил «Дуранго» и нагнулся, чтобы через окно со стороны Джулии разглядеть четырехэтажное здание в стиле рококо, с высоким козырьком над подъездом. Стеклянные витрины, где когда-то висели афиши, были заколочены досками, а касса закрыта листами фанеры.
— Это здесь, — сказал он.
Джулия разглядывала старый кинотеатр:
— Должно быть, когда-то это была местная достопримечательность.
Сэм улыбнулся и кивнул:
— Он показывал в основном фильмы на русском языке. Мой дед построил его на деньги от вывезенных им двух драгоценных камней. Это было все, что он мог спасти из семейного достояния, но он никогда не жаловался и не оглядывался назад. "Америка — это страна великих возможностей", — говаривал он, и именно так мы жили.
Его запах туманил ей голову. Его стройное, мускулистое тело нависло над ней. Она поймала себя на том, что смотрит на него, на его длинный нос и глубоко посаженные серые глаза. На светлые волосы, которые были взъерошены и манили к себе. Она оторвала взгляд и заставила себя посмотреть на кинотеатр. Тогда-то она и увидела надпись над маркизой — «ТЕАТР РОМАНОВА».
— Он что, был Романовым?
— Двоюродным братом последнего царя. Обычно он проводил лето в Екатерининском дворце под Санкт-Петербургом. Тогда-то он и влюбился в Янтарную комнату и именно поэтому сообщил мне все, что знал о ней. Когда дед умер, моя мать получила кинотеатр по завещанию. Но они с отцом уже уехали в Сарасоту. Так что их постоянный адрес — Флорида, и именно он и зафиксирован в моем личном деле в Компании.
Машина повернула к подъезду. Переполненные мусорные баки стояли по обе стороны от входа. Сэм остановился перед гаражом на две машины и выскочил наружу. Он открыл замок, легко распахнул деревянные двери и въехал в темную пустоту. Внутри стоял «Шевроле» 1980 года, обращенный передом к улице.
— Это старая машина моих родителей, — рассказывал он ей. — Пока она на ходу, они могут прилетать в Балтимор и не беспокоиться о том, чтобы взять машину напрокат. Они перестроили переднюю часть театра под жилье, подвели электричество и воду. Собственно квартира находится наверху. — Он улыбнулся. — Холодильник, который там стоит, обычно полон еды.
Когда они вышли из «Дуранго», Сэм оставил фары включенными. Джулия чувствовала, что она смертельно устала, и по его напряженному взгляду поняла, что он утомлен не меньше ее. Но его походка не стала медленнее, когда они шли через темный гараж к двери, которая выглядела так, словно все еще вела в театр. Он нашел на стене выключатель, щелкнул им и включил настенные светильники, висевшие повсюду.
— Ну, вот мы и добрались.
Он посмотрел на нее и улыбнулся с трогательным облегчением. И тут брови его подскочили вверх. Куртка у Джулии распахнулась, и в ее перевязанных руках он увидел...
— Господи Боже мой! Где вы его взяли?
Она твердо держала пистолет, несмотря на боль в руках.
— Он был у одного из «чистильщиков». Я хочу сохранить его. И не надо меня отговаривать.
— Вы с ума сошли, Остриан! Вы совсем ничего не знаете об оружии. Вы можете скорее застрелить себя, чем кого-то другого. Отдайте его мне!
Она покачала головой. Ее голубые глаза сверкали одновременно льдом и огнем.
— Я благодарна вам за все, что вы для меня сделали, но они убили мою маму и Ориона, а теперь пытаются убить меня и, возможно, вас. И позор мне, если я стану сидеть и ждать чьей-то защиты, как какая-то сказочная принцесса. Мне нужно научиться стрелять. Вы должны помочь мне в этом. И если вы откажетесь, я выйду на улицу и буду стучать в разные двери, пока не найду того, кто меня научит.
— Может случиться так, что вас здесь убьют. Это очень паршивый район Балтимора.
— Здесь. Там. Неважно. Я собираюсь сделать все, что необходимо.
Он внимательно посмотрел на нее и нахмурился. Она не шутила.
— Хорошо, оставьте его у себя. А сейчас я голоден. Можем мы, по крайней мере, поесть и отдохнуть, прежде чем отправимся истреблять врагов?
— Это разумно, — ответила она с вызовом.
Он пожал плечами, и они пошли в старый театр. По дороге Джулия улыбалась. Она собиралась научиться стрелять. Она будет искать убийцу матери. И она найдет того, кто стоял за смертью матери, кто бы это ни был. Она надеялась, что Сэм останется с ней и поможет, но, если он откажется, она сама сделает все, что нужно. Со зрением и с пистолетом в руках все возможно.
* * *
Джулию тянуло к Сэму, ей нравилось его высокое стройное тело, спокойная сила его лица и уверенная грация движений, когда он включал свет и вел ее по фойе кинотеатра, потом вверх по лестнице в красивую квартиру, где его дед и бабка вырастили детей. Она поймала себя на том, что изучает каждое его движение, пытаясь понять, что же ее привлекает.Он провел ее через гостиную в кухню, сунул в микроволновку пару замороженных обедов из курятины.
За едой она спросила:
— В ЦРУ все такие, как вы и Винс?
Он нахмурился, и вилка замерла на полпути ко рту.
— Я не понял. Объясните.
— В вас есть дух таинственности. Вы что-то такое знаете. Или делаете.
Он усмехнулся:
— Мы так выглядим? Никогда не думал об этом. Вероятно, я слишком давно в деле, чтобы видеть в нем что-то необычное.
— Вы сами необычны. Поверьте мне. В нашем деле тоже хватает людей со странностями...
— Вы имеете в виду — среди концертирующих пианистов?
Она кивнула:
— Классических музыкантов. Возьмите Джульярдскую школу, где я училась. У каждого там был свой амулет. Я помню одну девушку, которая во время выступления на счастье всегда носила нижнее белье задом наперед. Несколько ребят пристрастились к наркотикам и бросили учебу. По их словам, они так накачивались, что отключались от всего окружающего. Другая девушка окончила Джульярд с отличием, дебютировала в Центре исполнительских искусств имени Кеннеди, а на следующий день уехала домой в Омаху, чтобы заняться бизнесом своего отца — производством мороженого мяса. Она сказала, что не может больше выдержать ни дня в греховности большого города. — Она пожала плечами и улыбнулась. — Может быть, она права. Я вот застряла в большом городе — и до чего это меня довело...
Он смотрел на нее с удивлением:
— Если я кажусь вам странным, подумайте о том, как большинство оперативных агентов проводят свое время — на вечеринках с коктейлями, в пустынных парках и в общественных туалетах, чтобы дождаться момента и получить информацию от своего источника.
— В общественных туалетах? Вы шутите?
— Я серьезен. И страна тратит огромные деньги, чтобы научить их этому.
Смеясь, они закончили ужин. Сэм провел ее в спальню. Они стояли в дверях, и ее взгляд блуждал по опрятной комнате с лоскутным одеялом на кровати и солнечно-желтыми стенами.
— Спасибо, — просто сказала она.
Сердце Сэма колотилось в груди. Он смотрел в ее голубые глаза и как никогда был уверен, что хочет ее. Ему хотелось целовать эти соблазнительные губы, погрузиться лицом в золотисто-каштановые волосы, ощущать ее всем своим телом. Он протянул было руку, но тут же почувствовал, как внутри будто стала закрываться какая-то старая дверь в прошлое. Память об Ирини захлестнула его, а за ней неизбежное чувство вины. Но на сей раз он ощутил вину не за то, что не спас ее, а за то, что чувство к Джулии могло стать изменой по отношению к Ирини.
Он отвел глаза и резко сказал:
— Вот ваши покои. Спокойной ночи.
И ушел.
Эмоции рикошетом били по ней, когда он уходил в соседнюю спальню. Любой мужчина с такой привлекательной внешностью должен иметь подружку, что подтверждал запах пледа в его машине. Она прижала забинтованные ладони к горячим щекам. Должно быть, он любит свою подружку.
Она желала Сэма; она давно уже не испытывала такого сильного желания. Зайдя в спальню, она приняла твердое решение — ей нужно выкинуть его из головы. Он помогает ей, и больше ничего. Разгорающийся роман был бы сейчас совсем некстати и нисколько не приблизил бы ее к цели. А цель у нее была лишь одна — найти и остановить Майю Стерн. Она закрыла дверь, прося свое легкомысленное сердце вести себя благопристойно.
30
ДНЕВНИК СВИДЕТЕЛЯ
Нужно кое-что объяснить по поводу Сельвестера Мааса. Он был служащим в банке на Банхоф-штрассе в центре Цюриха. Банк и до сих пор стоит там — внушительное здание с мраморным фасадом. Он был не только банкиром, но и уважаемым общественным деятелем. Он жил и дышал своей работой.
Он жил в простом доме в северной части города. Он питался дома. Держал свою одежду дома, дома виделся с женой, дочерьми и сыном. Но иногда отправлялся в бар там же, в центре, где работала его любовница. Они были привязаны друг к другу, и у них был общий ребенок, который умер зимой 1943 года от гриппа. После этого его любовница никогда уже не была прежней.
Она нашла себе другого мужчину, а Маас вернулся к семье. Он проявил слабость и согрешил. Он винил себя за смерть ребенка и за измену семье, где его всегда любили.
ЛОНДОН (АНГЛИЯ)
Ровно в семь часов холодным, туманным воскресным утром главный инспектор Джеффри Стаффилд вошел в свой дом и бросил «Санди таймс» на пустой стол. Газету он подобрал на веранде при входе, точно в оговоренное им время. Он сел за стол и зажег сигарету «Плейерс спешиал», вдохнул полные легкие дыма и развернул эту дурацкую газету. Ключ выпал в его руку.
Прежде чем он успел рассмотреть его, в глаза бросился заголовок на первой полосе. Набранные жирным шрифтом слова, казалось, так и прыгали на него:
Пауэрс, лидер президентской кампании в США, подозревается в тайных сексуальных связях
В Соединенных Штатах принято за аксиому, что только человек с чистым прошлым может баллотироваться в президенты. Общественность страны требует этого, и со времен провала кампании Гэри Харта[30] пресса США, как сторожевой пес, внимательно следила за этим.
Что может произойти с кандидатом, который настолько вырвался вперед, что по данным опросов и мнению специалистов уже без пяти минут победитель, если вдруг обнаруживаются неопровержимые доказательства поведения, считающегося не только аморальным, но и противозаконным в застегнутой на все пуговицы Америке?
Наша газета получила документы из Праги и Монако, якобы доказывающие, что Дуглас Пауэрс, ведущий соискатель должности президента США, последние два десятилетия ездил в Европу, чтобы вести там сибаритскую жизнь с высокооплачиваемыми проститутками, разнообразными menage a troises[31] и оргиями...
Стаффилд прочитал статью, просмотрел приведенные документы. Некоторые из них были полицейскими отчетами из Монако за период с 1977 по 1980 год и описывали случай группового секса, который вышел из-под контроля и выплеснулся на улицу, когда нагие мужчины и женщины совокуплялись на пляже. Вокруг бегали дети, это и вынудило вызвать полицию. При свободных нравах тогдашнего Монако групповой секс не был чем-то необычным. Но в сегодняшней Америке даже намек на участие в подобном становился политическим самоубийством.
Второй набор выдержек был взят из досье пражского бизнесмена, который в статье был назван хорошо известным секс-дельцом, связанным с русской мафией. В выдержках имя Дугласа Пауэрса фигурировало наряду с датами, суммами и девицами, которым он платил, — иногда одной, иногда двум сразу — с 1990 по 1998 год.
Стаффилд испугался. Но тут же на смену страху пришла злость. Он вскочил, сунул ключ в карман брюк и пошел через весь дом в теплую кухню, где жена стояла у плиты, взбивая омлет. Там пахло пшеничными тостами и горячим маслом.
Колла бросила на него лишь один взгляд, и брови на ее раскрасневшемся лице поползли вверх.
— Я знаю, сегодня воскресенье, — проворчал он. — Но тебе придется пойти в церковь без меня.
Стаффилду повезло с женой, и он никогда не переставал любить ее. Крепыш заурядной внешности и без особого обаяния, он вышел из простой семьи и не имел высоких покровителей. Она — стройная блондинка с великолепной кожей и аристократическими манерами. Колла выросла в семье викария, где аристократы, образованные и состоятельные люди были частыми гостями. Благодаря ее кругу знакомств Стаффилд без особого трения продвигался по служебной лестнице Скотланд-Ярда. Он расследовал дела, а она обеспечивала внимание к нему со стороны нужных людей.
Она так ненавидела эти неожиданные вызовы в полицейский участок!
— Джефф! — Она как мухобойкой шлепнула по плите деревянной лопаткой.
— Пока, старушка. Не поминай лихом. — Схватив пальто, Джеффри Стаффилд хлопнул дверью и направился к машине.
САКРАМЕНТО (ШТАТ КАЛИФОРНИЯ)
В Сакраменто была почти полночь. Кандидат в президенты Крейтон Редмонд непринужденно беседовал с одним из бесконечной череды политиков и политических воротил. Он собирался для разнообразия пораньше лечь спать. Кампания мало-помалу шла к поражению, и он играл роль неудачника — никакого смысла в лишнем телефонном звонке, в разработке еще одного тактического удара, решении еще одной задачи. Уже почти настало воскресенье, а выборы должны быть во вторник, то есть чуть больше чем через два дня.
Крейтон подавил возбуждение. Он потряс руку сенатора от штата и проигнорировал его подозрительный взгляд. Как и все остальные, сенатор думал, что Крейтон проиграет.
— Всегда рад видеть вас, — сказал Крейтон с обычной теплотой. — Жду вас на предпобедной встрече в понедельник в Арбор-Нолле. Прессы будет совсем чуть-чуть. В день выборов нам останется только ждать победы.
На лице сенатора появилось вежливое выражение, но Крейтон увидел за этой маской осторожность.
— Я бы и рад быть там, судья. — Он откашлялся и взялся за ручку двери. — В самом деле хотелось бы быть с вами. Но, боюсь, я должен оставаться в Сакраменто. Нужно заниматься здешними делами. Вы можете рассчитывать на мой голос.
Мысленно Крейтон состроил гримасу. Когда сенатор и два его помощника исчезли в лифте, он кивнул агентам секретной службы, стоявшим начеку на шикарном ковре в холле отеля. Они вежливо кивнули в ответ. Крейтон вернулся в президентский номер, закрыл дверь и пошел к бару. Он налил себе еще один бокал шампанского «Дом Периньон» 1985 года. С блюда на кофейном столике выбрал итальянские хлебцы с нарезанными грибами портобелло.
Затем Крейтон легким шагом подошел к окну, за которым темнела калифорнийская ночь. Он находился на самом верху этого роскошного отеля, в номере с панорамным видом. В центре панорамы над мерцающим городом возвышался золотой купол капитолия штата. Он подумал обо всех городах, в которых проводил кампанию. Обо всех небольших городках, фермах и сельских поселениях. Внутри вдруг все оборвалось. Ради этих городов, Америки он пожертвовал всем — геройски сражался во Вьетнаме, оставил карьеру в Верховном суде и теперь вел опасную игру, в которой насилие было всеоправдывающим средством для достижения цели — получение поста президента.
Еще с детства он считал, что станет президентом. Это была единственная главная, но так и неосуществленная мечта отца. Теперь она была близка как никогда, парила, как птица — прекрасная, неуловимая, но уже готовая опуститься к нему на ладонь. Сенатор просто дурак. Крейтон не забудет этого предательства.
Прихлебывая шампанское и закусывая, он улыбался. Когда зазвонил телефон, он уже покончил с хлебцем и снял трубку.
Бодрым голосом Крейтон спросил:
— Какие новости?
— Плохие, — это был его сын, Винс.
Крейтон заставил себя оставаться спокойным.
— Ладно, рассказывай.
В Джорджтауне в это время было уже около трех часов ночи; Винс устал и пребывал в унынии.
Он крепко приналег на виски.
— Два «чистильщика», которых мы поставили у дома Килайна, были застрелены. По пуле на каждого. В сердце.
Крейтон поставил бокал с шампанским:
— Их убил Сэм Килайн?
— Тех двоих могло остановить только что-то исключительное.
Крейтон повысил голос:
— Ты говорил, что у Килайна не хватит духа на такие штуки!
— Да, об этом говорят его личностные тесты в Компании. Они были точны после 1990 года, когда убили эту его подружку из Штази. Я знаю, потому что изучал их. За последние двадцать четыре часа случилось что-то такое, что изменило его.
— Скорее всего, это пакет от отца. Килайн считает, что получил шанс найти Янтарную комнату.
— А может быть, это Джулия, — напомнил ему Винс. — Помнишь, он винил себя за гибель своей подружки. Может быть, сейчас он видит шанс для искупления вины.
Нужно кое-что объяснить по поводу Сельвестера Мааса. Он был служащим в банке на Банхоф-штрассе в центре Цюриха. Банк и до сих пор стоит там — внушительное здание с мраморным фасадом. Он был не только банкиром, но и уважаемым общественным деятелем. Он жил и дышал своей работой.
Он жил в простом доме в северной части города. Он питался дома. Держал свою одежду дома, дома виделся с женой, дочерьми и сыном. Но иногда отправлялся в бар там же, в центре, где работала его любовница. Они были привязаны друг к другу, и у них был общий ребенок, который умер зимой 1943 года от гриппа. После этого его любовница никогда уже не была прежней.
Она нашла себе другого мужчину, а Маас вернулся к семье. Он проявил слабость и согрешил. Он винил себя за смерть ребенка и за измену семье, где его всегда любили.
* * *
7. 00. ВОСКРЕСЕНЬЕЛОНДОН (АНГЛИЯ)
Ровно в семь часов холодным, туманным воскресным утром главный инспектор Джеффри Стаффилд вошел в свой дом и бросил «Санди таймс» на пустой стол. Газету он подобрал на веранде при входе, точно в оговоренное им время. Он сел за стол и зажег сигарету «Плейерс спешиал», вдохнул полные легкие дыма и развернул эту дурацкую газету. Ключ выпал в его руку.
Прежде чем он успел рассмотреть его, в глаза бросился заголовок на первой полосе. Набранные жирным шрифтом слова, казалось, так и прыгали на него:
Пауэрс, лидер президентской кампании в США, подозревается в тайных сексуальных связях
В Соединенных Штатах принято за аксиому, что только человек с чистым прошлым может баллотироваться в президенты. Общественность страны требует этого, и со времен провала кампании Гэри Харта[30] пресса США, как сторожевой пес, внимательно следила за этим.
Что может произойти с кандидатом, который настолько вырвался вперед, что по данным опросов и мнению специалистов уже без пяти минут победитель, если вдруг обнаруживаются неопровержимые доказательства поведения, считающегося не только аморальным, но и противозаконным в застегнутой на все пуговицы Америке?
Наша газета получила документы из Праги и Монако, якобы доказывающие, что Дуглас Пауэрс, ведущий соискатель должности президента США, последние два десятилетия ездил в Европу, чтобы вести там сибаритскую жизнь с высокооплачиваемыми проститутками, разнообразными menage a troises[31] и оргиями...
Стаффилд прочитал статью, просмотрел приведенные документы. Некоторые из них были полицейскими отчетами из Монако за период с 1977 по 1980 год и описывали случай группового секса, который вышел из-под контроля и выплеснулся на улицу, когда нагие мужчины и женщины совокуплялись на пляже. Вокруг бегали дети, это и вынудило вызвать полицию. При свободных нравах тогдашнего Монако групповой секс не был чем-то необычным. Но в сегодняшней Америке даже намек на участие в подобном становился политическим самоубийством.
Второй набор выдержек был взят из досье пражского бизнесмена, который в статье был назван хорошо известным секс-дельцом, связанным с русской мафией. В выдержках имя Дугласа Пауэрса фигурировало наряду с датами, суммами и девицами, которым он платил, — иногда одной, иногда двум сразу — с 1990 по 1998 год.
Стаффилд испугался. Но тут же на смену страху пришла злость. Он вскочил, сунул ключ в карман брюк и пошел через весь дом в теплую кухню, где жена стояла у плиты, взбивая омлет. Там пахло пшеничными тостами и горячим маслом.
Колла бросила на него лишь один взгляд, и брови на ее раскрасневшемся лице поползли вверх.
— Я знаю, сегодня воскресенье, — проворчал он. — Но тебе придется пойти в церковь без меня.
Стаффилду повезло с женой, и он никогда не переставал любить ее. Крепыш заурядной внешности и без особого обаяния, он вышел из простой семьи и не имел высоких покровителей. Она — стройная блондинка с великолепной кожей и аристократическими манерами. Колла выросла в семье викария, где аристократы, образованные и состоятельные люди были частыми гостями. Благодаря ее кругу знакомств Стаффилд без особого трения продвигался по служебной лестнице Скотланд-Ярда. Он расследовал дела, а она обеспечивала внимание к нему со стороны нужных людей.
Она так ненавидела эти неожиданные вызовы в полицейский участок!
— Джефф! — Она как мухобойкой шлепнула по плите деревянной лопаткой.
— Пока, старушка. Не поминай лихом. — Схватив пальто, Джеффри Стаффилд хлопнул дверью и направился к машине.
* * *
23.47. СУББОТАСАКРАМЕНТО (ШТАТ КАЛИФОРНИЯ)
В Сакраменто была почти полночь. Кандидат в президенты Крейтон Редмонд непринужденно беседовал с одним из бесконечной череды политиков и политических воротил. Он собирался для разнообразия пораньше лечь спать. Кампания мало-помалу шла к поражению, и он играл роль неудачника — никакого смысла в лишнем телефонном звонке, в разработке еще одного тактического удара, решении еще одной задачи. Уже почти настало воскресенье, а выборы должны быть во вторник, то есть чуть больше чем через два дня.
Крейтон подавил возбуждение. Он потряс руку сенатора от штата и проигнорировал его подозрительный взгляд. Как и все остальные, сенатор думал, что Крейтон проиграет.
— Всегда рад видеть вас, — сказал Крейтон с обычной теплотой. — Жду вас на предпобедной встрече в понедельник в Арбор-Нолле. Прессы будет совсем чуть-чуть. В день выборов нам останется только ждать победы.
На лице сенатора появилось вежливое выражение, но Крейтон увидел за этой маской осторожность.
— Я бы и рад быть там, судья. — Он откашлялся и взялся за ручку двери. — В самом деле хотелось бы быть с вами. Но, боюсь, я должен оставаться в Сакраменто. Нужно заниматься здешними делами. Вы можете рассчитывать на мой голос.
Мысленно Крейтон состроил гримасу. Когда сенатор и два его помощника исчезли в лифте, он кивнул агентам секретной службы, стоявшим начеку на шикарном ковре в холле отеля. Они вежливо кивнули в ответ. Крейтон вернулся в президентский номер, закрыл дверь и пошел к бару. Он налил себе еще один бокал шампанского «Дом Периньон» 1985 года. С блюда на кофейном столике выбрал итальянские хлебцы с нарезанными грибами портобелло.
Затем Крейтон легким шагом подошел к окну, за которым темнела калифорнийская ночь. Он находился на самом верху этого роскошного отеля, в номере с панорамным видом. В центре панорамы над мерцающим городом возвышался золотой купол капитолия штата. Он подумал обо всех городах, в которых проводил кампанию. Обо всех небольших городках, фермах и сельских поселениях. Внутри вдруг все оборвалось. Ради этих городов, Америки он пожертвовал всем — геройски сражался во Вьетнаме, оставил карьеру в Верховном суде и теперь вел опасную игру, в которой насилие было всеоправдывающим средством для достижения цели — получение поста президента.
Еще с детства он считал, что станет президентом. Это была единственная главная, но так и неосуществленная мечта отца. Теперь она была близка как никогда, парила, как птица — прекрасная, неуловимая, но уже готовая опуститься к нему на ладонь. Сенатор просто дурак. Крейтон не забудет этого предательства.
Прихлебывая шампанское и закусывая, он улыбался. Когда зазвонил телефон, он уже покончил с хлебцем и снял трубку.
Бодрым голосом Крейтон спросил:
— Какие новости?
— Плохие, — это был его сын, Винс.
Крейтон заставил себя оставаться спокойным.
— Ладно, рассказывай.
В Джорджтауне в это время было уже около трех часов ночи; Винс устал и пребывал в унынии.
Он крепко приналег на виски.
— Два «чистильщика», которых мы поставили у дома Килайна, были застрелены. По пуле на каждого. В сердце.
Крейтон поставил бокал с шампанским:
— Их убил Сэм Килайн?
— Тех двоих могло остановить только что-то исключительное.
Крейтон повысил голос:
— Ты говорил, что у Килайна не хватит духа на такие штуки!
— Да, об этом говорят его личностные тесты в Компании. Они были точны после 1990 года, когда убили эту его подружку из Штази. Я знаю, потому что изучал их. За последние двадцать четыре часа случилось что-то такое, что изменило его.
— Скорее всего, это пакет от отца. Килайн считает, что получил шанс найти Янтарную комнату.
— А может быть, это Джулия, — напомнил ему Винс. — Помнишь, он винил себя за гибель своей подружки. Может быть, сейчас он видит шанс для искупления вины.