Страница:
Они нашли ступеньки сбоку и взобрались на сцену. Задняя стена была голой, если не считать двойной двери, закрытой на висячий замок, и рядов скоб для декораций в колосниках. Сейчас декорации отсутствовали, но старые куски веревок болтались на скобах. Сэм и Джулия обыскали сцену сначала справа, затем слева и в конце концов нашли кладовку.
— Хорошо что я принес ключи, — еле слышно сказал Сэм.
На двери кладовки не было ни ручки, ни замка. Дверь была плоской, без выступов, и явно никогда не запиралась. Кто-то приделал две полускобы на правой стороне двери и на стене. Тяжелый стальной брус шириной почти в десять сантиметров и толщиной в два с половиной сантиметра был приделан к левой стороне двери и лежал внутри скоб. Висячий замок удерживал брус на месте.
Сэм открыл замок. Он без труда распахнул тяжелую дверь и направил свет фонаря в кладовку. От пола до потолка она была забита всякой мебелью, досками для афиш, старыми фонарями для рампы, длинными жердями, которые использовались для снятия декораций, ржавыми проекторами, свернутыми экранами и всяким ненужным барахлом старого театра. Но стенда не было.
— Подождите-ка, это даже лучше, — объявил Сэм.
Он остановил луч на тюке сухого и пыльного прессованного сена из какой-то давнишней сценической постановки. Они распахнули дверь пошире.
Она помогла ему вынести тюк из кладовки.
— Столько беспокойства из-за меня.
— Это из-за театра. Не хочу, чтоб здесь все было прострелено.
Джулия улыбнулась. Его голыми руками не возьмешь. Они поставили тюк на два стула посреди прохода. Затем отошли назад, к дверям, ведущим в фойе, и она встала в едва различимом проходе перед тюком. Сэм не сводил с него луч фонаря.
Прежде чем он успел что-то сказать, она встала в стойку и взялась двумя руками за «вальтер».
— Не стискивайте его. Держите уверенно, но не мертвой хваткой, — наставлял он. — Представьте, что ваше тело — это его часть. У «вальтера» будет отдача, но вы должны активно действовать им, а не подчиняться ему и уж определенно не тормозить или глушить. Вы должны сотрудничать.
— Примерно как с вами.
— Хорошо бы. — Он внимательно следил за ней. — И бога ради, не закрывайте глаза! Смотрите на мишень и думайте о пистолете как о продолжении вашей руки. Ваши глаза и ваша рука полностью скоординированы. Пистолет будет стрелять туда, куда смотрят глаза.
Он сделал глубокий вдох, словно это могло бы помочь ей.
— Вдохните. И стреляйте.
Она нажала на спуск. Звук выстрела был оглушителен. Все тело Джулии вздрогнуло, и звон в ушах еще долго не прекращался. Словно эхо издалека донесся тихий звук «цанк». А тюк даже не шелохнулся.
— Я попала в него?
— Скажем так — пуля где-то в театре. Где она в точности, останется тайной. К счастью, судя по звуку, она не попала во что-нибудь ценное.
Внутри у нее все кипело. Ей отчаянно хотелось закрыть глаза, прислушаться к инстинктам своей слепоты, которые так помогали ей раньше определять расстояния и ориентироваться. Вместо этого она сосредоточилась. Она может.
Джулия прицелилась, вдохнула и нажала курок.
Тюк сена подпрыгнул. Но прежде чем она успела ощутить победу, ее отбросило на пол. Сэм оказался над ней. Она была ошеломлена легкостью, с которой он сбил ее с ног и вырвал из рук «вальтер». Он лежал поверх нее с пистолетом в руке, а луч фонаря был устремлен к высокому потолку зрительного зала.
Его дыхание было подобно огню. Она не могла шевельнуться. Спина болела. Его жесткое тело излучало жар и дразнящее влечение. Внизу живота разлилось тепло.
Она стала отталкивать его и бороться:
— Что вы делаете!
В его серых глазах был словно какой-то страдальческий свет. Затем он медленно встал и сказал металлическим голосом:
— Пистолет — это не игрушка. И вы не знаете его в достаточной степени, чтобы он стал вам надежной защитой. Если у вас есть шанс, бегите. Если нет, стреляйте на поражение. Вы не должны чувствовать себя в безопасности только потому, что у вас есть оружие. Никогда.
36
— Хорошо что я принес ключи, — еле слышно сказал Сэм.
На двери кладовки не было ни ручки, ни замка. Дверь была плоской, без выступов, и явно никогда не запиралась. Кто-то приделал две полускобы на правой стороне двери и на стене. Тяжелый стальной брус шириной почти в десять сантиметров и толщиной в два с половиной сантиметра был приделан к левой стороне двери и лежал внутри скоб. Висячий замок удерживал брус на месте.
Сэм открыл замок. Он без труда распахнул тяжелую дверь и направил свет фонаря в кладовку. От пола до потолка она была забита всякой мебелью, досками для афиш, старыми фонарями для рампы, длинными жердями, которые использовались для снятия декораций, ржавыми проекторами, свернутыми экранами и всяким ненужным барахлом старого театра. Но стенда не было.
— Подождите-ка, это даже лучше, — объявил Сэм.
Он остановил луч на тюке сухого и пыльного прессованного сена из какой-то давнишней сценической постановки. Они распахнули дверь пошире.
Она помогла ему вынести тюк из кладовки.
— Столько беспокойства из-за меня.
— Это из-за театра. Не хочу, чтоб здесь все было прострелено.
Джулия улыбнулась. Его голыми руками не возьмешь. Они поставили тюк на два стула посреди прохода. Затем отошли назад, к дверям, ведущим в фойе, и она встала в едва различимом проходе перед тюком. Сэм не сводил с него луч фонаря.
Прежде чем он успел что-то сказать, она встала в стойку и взялась двумя руками за «вальтер».
— Не стискивайте его. Держите уверенно, но не мертвой хваткой, — наставлял он. — Представьте, что ваше тело — это его часть. У «вальтера» будет отдача, но вы должны активно действовать им, а не подчиняться ему и уж определенно не тормозить или глушить. Вы должны сотрудничать.
— Примерно как с вами.
— Хорошо бы. — Он внимательно следил за ней. — И бога ради, не закрывайте глаза! Смотрите на мишень и думайте о пистолете как о продолжении вашей руки. Ваши глаза и ваша рука полностью скоординированы. Пистолет будет стрелять туда, куда смотрят глаза.
Он сделал глубокий вдох, словно это могло бы помочь ей.
— Вдохните. И стреляйте.
Она нажала на спуск. Звук выстрела был оглушителен. Все тело Джулии вздрогнуло, и звон в ушах еще долго не прекращался. Словно эхо издалека донесся тихий звук «цанк». А тюк даже не шелохнулся.
— Я попала в него?
— Скажем так — пуля где-то в театре. Где она в точности, останется тайной. К счастью, судя по звуку, она не попала во что-нибудь ценное.
Внутри у нее все кипело. Ей отчаянно хотелось закрыть глаза, прислушаться к инстинктам своей слепоты, которые так помогали ей раньше определять расстояния и ориентироваться. Вместо этого она сосредоточилась. Она может.
Джулия прицелилась, вдохнула и нажала курок.
Тюк сена подпрыгнул. Но прежде чем она успела ощутить победу, ее отбросило на пол. Сэм оказался над ней. Она была ошеломлена легкостью, с которой он сбил ее с ног и вырвал из рук «вальтер». Он лежал поверх нее с пистолетом в руке, а луч фонаря был устремлен к высокому потолку зрительного зала.
Его дыхание было подобно огню. Она не могла шевельнуться. Спина болела. Его жесткое тело излучало жар и дразнящее влечение. Внизу живота разлилось тепло.
Она стала отталкивать его и бороться:
— Что вы делаете!
В его серых глазах был словно какой-то страдальческий свет. Затем он медленно встал и сказал металлическим голосом:
— Пистолет — это не игрушка. И вы не знаете его в достаточной степени, чтобы он стал вам надежной защитой. Если у вас есть шанс, бегите. Если нет, стреляйте на поражение. Вы не должны чувствовать себя в безопасности только потому, что у вас есть оружие. Никогда.
36
13.05. ПОНЕДЕЛЬНИК
Наверху, в спальне родителей, Сэм готовился к вылазке.
— Я пойду с вами, — объявила Джулия.
Он покачал головой:
— Не очень хорошая идея. А что если я не смогу убедить директора? Он задержит нас обоих, и где мы тогда будем?
— Я ненавижу ситуацию, когда не могу что-нибудь сделать.
Такое положение заставляло ее чувствовать себя беспомощной. Как какая-нибудь глупая девица из мультиков пятидесятых годов, попавшая в бедственное положение. Она знала, что Сэм был прав, но это ее не радовало. Он стоял, похожий на ректора, делающего официальное заявление перед университетской аудиторией. Вместе с тем было что-то очень мужественное в его облике — худая фигура, ритмичные движения.
— Вы останетесь здесь одна, и мы должны подготовиться к этому. У Компании, как у бойскаутов, девиз — «Будь готов».
Он открыл чулан, нашел длинное шерстяное пальто темно-синего цвета с широким воротником и большими пуговицами, вероятно, купленное в восьмидесятых годах:
— Примерьте-ка это.
— Сидит прекрасно.
Слишком длинное, почти до лодыжек, но в плечах в пору.
— Так вот, правило номер один — не выходите на улицу. Правило номер два — если все-таки придется, наденьте мамино пальто. Тогда я не буду беспокоиться, что вы подхватите воспаление легких. Кроме того, оно прекрасно маскирует вас.
Она сунула руки в карманы и нашла там кожаные перчатки. С ее бинтами их не натянуть. Под перчатками обнаружился перечный аэрозоль. Она вынула маленький баллончик.
— А я думала, что это спрей с туалетной водой.
— Моя мать носит его, потому что здесь, как вы, наверно, заметили, не Саутгемптон. В этом районе преступность — просто способ заработать на жизнь.
— Успокойтесь. Я никуда не собираюсь. По крайней мере до тех пор, пока у меня не созреет план.
— Следующее правило — обсуждать все планы со мной. Когда меня нет, у вас нет и планов.
Он извлек бумажник, выудил из него пять двадцатидолларовых купюр и выбрал платиновую кредитную карточку «Глобал»:
— Еще несколько мер предосторожности. Это ваше содержание. Сто долларов. Не тратьте их все сразу в одном месте. А это ваша кредитная карточка. Если вы злоупотребите кредитом, я отниму ее у вас.
— Сэм! Перестаньте дурачиться!
Но она все-таки взяла деньги и карточку и почувствовала себя немного защищеннее. Когда деньги являются для вас такой же частью жизни, как воздух, которым вы дышите, их отсутствие в лучшем случае смущает. В худшем — оно увеличивает страх.
— Вы окажете мне действительно ценную услугу, если покажете все двери, чтобы, прежде чем вы уйдете, я убедилась, что они заперты.
— Идите за мной.
Он надел кожаную куртку и взял чемоданчик. Она последовала за ним в фойе. Большие стеклянные двери, которые когда-то открывались для счастливых любителей кино из ближайшего квартала, были закрыты листами фанеры. Единственная действующая дверь вела через гараж. Он бросил свой чемоданчик в «Дуранго».
— Надеюсь, вы все-таки планируете вернуться. У меня есть еще к вам дело.
Она удивилась собственному голосу. Беззаботный, подтрунивающий. Черт, она что, кокетничает, как школьница?
Сэм обернулся. Вид у него был изумленный, почти растерянный.
— Мисс Остриан, я не собираюсь оставлять вас. Мы вместе попали в эту заваруху. Я увижусь с директором, расскажу ему все, что нам известно, и вернусь как можно скорее под защитой Компании. С его участием ваше положение в значительной степени улучшится. Он имеет репутацию независимо мыслящего человека, и он не лишен здравого смысла. Несмотря на серьезную болезнь сердца, он остается на работе. Думаю, что с его помощью все будет в порядке.
— А без его помощи?
Их глаза встретились.
— Хуже, чем сейчас, уже не будет.
Она молча кивнула, жалея, что не знает, как обеспечить собственную безопасность. Она заглянула внутрь тяжелого коричневого «Шевроле ЛТД» и успела заметить, что у него автоматическая коробка передач.
— Там есть ключи? Мне хотелось бы научиться водить.
— Вы вполне осознаете свое положение?
— Я еще жива. И сомневаюсь, что многие люди в моем положении могли бы похвастать этим.
— Ну ладно. — Ему пришлось отказаться от мысли о ее беспомощности. — Ключи в панели зажигания. Один старый друг, живущий неподалеку, приходит примерно раз в неделю и прогревает двигатель, так что он должен работать. — Он сделал паузу. — Но ради бога, не придумывайте никаких безумных планов и не уезжайте без меня!
— Я подожду. Мне будет не хватать вашего чудесного характера.
Он наконец засмеялся и стал тем Сэмом, который ей нравился. Она поняла, что поведение напыщенного и тупого мужлана вызвано лишь беспокойством за нее.
— Спасибо, Сэм, — сказала она.
Он торжественно кивнул. Затем показал ей, как изнутри запирается дверь гаража. Они молча прошли через фойе и по мраморным ступенькам в квартиру. На кофейном столике в гостиной лежала толстая русская книга, в которой были изображения и описания предметов искусства и сокровищ из Кенигсбергского замка.
— Кроме всего прочего, я оставляю вам ее. Там воспроизводится единственная сохранившаяся цветная фотография Янтарной комнаты. Можете смотреть телевизор. Не желаете ли, чтобы я оставил вам газету?
— Я желаю, чтобы вы проваливали отсюда и поскорее привезли мне добрые вести.
Пока они стояли в гостиной, он сунул газеты под мышку. При взгляде на них у нее возникла мысль. Она зародилась где-то в темной в глубине сознания после того, как Джулия прочитала газеты, но тогда не сформировалась окончательно.
Он понял это по выражению ее лица.
— У вас появилась идея?
Она кивнула:
— Орион Граполис говорил мне, что гипноз со времен Фрейда служил одним из возможных средств лечения конверсивных нарушений и что слепого человека можно загипнотизировать, как любого другого. Очевидно, это было правдой, поскольку он гипнотизировал меня. Тогда почему же мой первый врач Уолтер Дюпюи занимался только стандартной словесной терапией? Почему он говорил мне, что слепого нельзя гипнотизировать?
— Мы уже знаем, что он работал на вашего дядю.
— Правильно. Давайте-ка вернемся к нашему общему знаменателю — к пакетам. Если мой дед Редмонд послал их...
— Но вы же сказали, что он в маразме.
— Это говорили в суде медицинские эксперты моих дядьев. Они убедили судью, и он сделал дядьев опекунами старого Редмонда и его состояния. Дед действительно не узнал маму и меня, когда мы посещали его в приюте...
— Но теперь вас интересует, не было ли другой причины, по которой он изображал слабоумие.
— Правильно. Может быть, дедушка просто слишком сильно задел интересы сыновей, когда попытался основать фонд.
— Он хотел пожертвовать свои деньги?
— Да, и много. Он начал основывать благотворительные организации, дарить целые здания разным университетам мира. Затем он решил основать фонд и пожертвовать ему половину своих вкладов. Почти десять миллиардов долларов, как говорила мне мама. Ее это не очень-то волновало, но, как она думала, весьма волновало братьев, особенно Крейтона, который сам был не слишком богат.
— Почему она ничего не сделала, чтобы остановить их?
Лицо Джулии исказилось.
— Большую часть времени мы были в отъезде с гастролями, она лет двадцать назад сознательно отстранилась от семейного бизнеса. Крейтон показал ей врачебный отчет и написанное судьей заключение. Затем мы посетили дедушку. Он, казалось, галлюцинировал и был немного не в себе. И это доказывало то, что читала мама, — что у него была болезнь Альцгеймера и он может представлять опасность для себя и для семьи. — Ее встревоженные голубые глаза остановились на Сэме. — Но теперь мне стало интересно. Если мои дяди управляли психиатром, который лечил меня и лжет сейчас, то они вполне могли найти продажных докторов для подтверждения старческого слабоумия дедушки и судью для передачи сыновьям попечения над ним и его деньгами.
Сэм задумался:
— Из того, что вы сказали, можно сделать вывод, что ваш дед совсем не слабоумный, и он знает то, что Крейтон не хочет разглашать. Например, кое-что о Янтарной комнате.
Джулия кивнула:
— И вновь на сцену выходят те два пакета. Оба были посланы из Армонка. Нужно знать дедушку, чтобы понять, что именно он мог послать их. Он может быть или совершенно очаровательным, или несносным человеком. По необходимости. И если он ставит себе какую-то цель, его не остановить. По крайней мере так обычно бывало. Когда мы его видели до того, как он попал в приют, он был полностью поглощен благотворительными проектами.
Она улыбнулась, вспоминая. Каким слабым он выглядел потом в приюте!
— До болезни он всегда прекрасно относился ко мне и маме. Я собираюсь позвонить ему. Если он не станет — или не сможет — говорить со мной, мы должны будем как можно скорее съездить туда. Он находится в интернате для престарелых в Роллинг-Хиллсе между Армонком и Маунт-Киско. Это должно быть нашим следующим пунктом назначения. Согласны?
— Неплохая мысль. — Сэм застегнул молнию на куртке. — Ну, я пошел. Чем быстрее вернусь, тем лучше.
Она спустилась с ним в фойе. Джулия поймала себя на том, что смотрит на его спину и широкие плечи в черной кожаной куртке, плотно облегавшей талию. Ягодицы у него были плотные и круглые. У нее возникло острое желание вернуть его. Удержать его, чтобы...
Сэм приоткрыл ворота гаража и всмотрелся в послеполуденные тени. По движению плечами она поняла, что он расслабился. Он распахнул ворота.
— Вы будете осторожны?
Отпирая дверь машины, он стоял рядом с ней.
— Нет. Я сейчас выеду и подставлюсь под пули.
Он резко повернулся и поймал ее взволнованный взгляд.
— Говорил ли я вам когда-нибудь, что люблю вашу музыку?
— Кажется, вы говорили, что она могла бы вам понравиться.
— Поверьте, Джулия, мне совсем не хочется, чтобы кто-то из нас погиб.
Он сел в машину, опустил стекло и завел двигатель.
— Я позвоню, как только что-нибудь узнаю. Закройте за мной ворота гаража.
Она рассердилась:
— Не могу поверить, что вы так любите распоряжаться. Вы думаете, я оставлю их широко раскрытыми?
— Фу ты, черт. — Он улыбнулся. — Извините. До скорого.
Он посмотрел прямо на нее через открытое окно, и искра чувственности прошла между ними. Его неудержимо тянуло к ней. А вдруг из этого ничего не выйдет? Но она покачала головой и отвернулась. Не сейчас. Пока нет.
Он еще мгновение смотрел на нее, потом осторожно направил «Дуранго» на выезд. Осматриваясь по сторонам, он повернул руль направо и покатил прямо по направлению к улице.
Она стояла в лиловой тени и смотрела вслед, пока большая красная машина не скрылась. Он назвал ее Джулией. Он обратился к ней по имени.
За кассовым аппаратом она нашла телефон. Перед ней стояли стеклянные коробки, в которых, как она представляла, когда-то держали разноцветные конфеты. У стены стоял старомодный автомат для продажи попкорна. Это была обитель волшебства, и сейчас она надеялась, что какая-то его часть проявит себя. Она набрала справочную службу и узнала телефонный номер интерната престарелых в Роллинг-Хиллсе, что в округе Вестчестер штата Нью-Йорк.
Оператор ответила сухим, скучным голосом.
— Это внучка Лайла Редмонда, — сказала Джулия. — Я бы хотела поговорить с ним, пожалуйста.
Пауза.
— Конечно, мисс. Одну минуту.
В трубке повисла тишина. Ей оставалось ждать, и она пыталась быть терпеливой, но вдруг испугалась. Знал ли ее дед о том, что скрыто за всем происходящим? Или от него действительно осталась одна бездумная оболочка, которую она помнила?
— Кто говорит?
На сей раз это был мужчина, и ему явно было не до скуки. Это был резкий и серьезный голос человека, привыкшего руководить.
Хорошо, она поддержит этот тон. Ее голос звучал твердо:
— Внучка Лайла Редмонда. Переключите меня на его комнату.
— Он спит.
— Немедленно разбудите его. Это важно.
Похоже, собеседник был ошеломлен. Его голос зазвучал четче.
— Простите, мисс. Таково распоряжение врачей. После того как погибла его дочь, ему стало хуже. Вряд ли он может говорить с кем-нибудь. По прогнозу докторов, вы сможете попытаться поговорить с ним через неделю. Я передам ему ваше имя. Которая вы внучка?
Джулия отставила трубку от уха и уставилась на нее. Должна ли она верить ему? Почему он хочет знать ее имя и которая она внучка? Потому что ему приказали следить и за ней? Она подумала над этим и решила, что у нее нет выбора. Она находилась слишком далеко, чтобы заставить этого человека делать то, что ей нужно, и ей не хотелось, чтобы он поднял тревогу.
— Это дочь его сына Брайса. Я позвоню через неделю.
Повесив трубку, она ощутила беспокойство и тревогу. Ждут ли ее в вестчестерском интернате? Джулия тихо обошла театральное фойе. Поднялась по ступенькам в квартиру, сварила себе чашку кофе.
И, размышляя, осталась в кухне. На столе лежал «вальтер». Она подняла его, рассмотрела и поняла, что Сэм был прав — она не обладает достаточными навыками, чтобы уповать на силу пистолета. Но это было лучше, чем совсем ничего, а в данный момент у нее ничего и не было.
Она взяла «вальтер» с собой в гостиную. Неожиданно ей стало холодно. Она надела пальто матери Сэма. Пальто согревало и давало ощущение, что Сэм где-то рядом. В новостях Си-эн-эн она увидела сюжет о собственном концерте в «Голливудской чаше» и услышала несколько слов о том, как ее разыскивают за убийство выдающегося нью-йоркского психолога. Быстро переключилась на какое-то игровое шоу, а затем на старую комедию. Проведя у телевизора около часа, она выключила его.
Обложка оставленной Сэмом книги была отделана синим бархатом, и там имелась фотография царя Николая II и его жены, императрицы Александры.
Она положила пистолет в большущий карман пальто и спустилась с книгой вниз. Села на нижней ступеньке, где сидели они с Сэмом, когда он наставлял ее, как пользоваться «вальтером». Она запахнула пальто и открыла книгу, написанную по-русски. Изгибы и наклоны букв кириллицы были красивы и занимательны, но совершенно нечитаемы. Она открыла первую фотографию. Как сказал Сэм, это была легендарная Янтарная комната.
От нее захватывало дух. Янтарь тысячи оттенков, от бледно-желтого до темно-красного и сочного коричневого. В настенных подсвечниках стояли высокие зажженные свечи, а напротив были зеркала с пилястрами, и свет отражался от этих зеркал, проникал в окна, играл на мозаиках, королевских гербах и завитках орнаментов, как будто они были живые и дышали лучистым светом. Она смотрела, ошеломленная, наслаждаясь янтарем и чудом, которое было сотворено из него. Какое счастье, что она может видеть. Неудивительно, что Сэм так стремился вернуть Комнату миру.
Она еще некоторое время разглядывала фотографию, а затем, смакуя, стала переворачивать страницы. Драгоценные камни, картины, скульптуры и другие произведения искусства, украденные немцами в Советском Союзе, были вывезены и выставлены напоказ в Кенигсбергском замке. Она выросла в богатстве и роскоши, всегда была окружена очень дорогими вещами, но их никогда не бывает достаточно. В великом искусстве есть что-то таинственное и по сути своей соблазнительное. Им никогда нельзя налюбоваться в полной мере, с каждым взглядом оно меняется и, в свою очередь, меняет вас. Это переплетение, которое дает зрителю возможность на одно сердцебиение заглянуть в вечность красоты, которой никто по-настоящему не может обладать.
И тут она увидела инкрустированный самоцветами ларец со сверкающими сапфирами, жемчугами и полудрагоценными камнями.
Она была потрясена. Не может быть...
В юности она слишком часто видела его. Многие годы именно в нем или в великолепной копии держали сигары, и стоял ларец на письменном столе ее деда Редмонда во флигеле в Арбор-Нолле.
У нее перехватило дыхание.
Со страхом она перевернула несколько страниц. И увидела...
Изумрудные серьги матери.
То были особенные серьги, за которые мать боролась в ночь убийства. Серьги, которые дед Остриан — Дэниэл Остриан — подарил матери в день ее свадьбы. Воспоминание об ужасной смерти матери, словно ножом, пронзило ее, но она постаралась взять себя в руки. Значит, оба ее деда обладали экспонатами из замка, в котором хранилась Янтарная комната...
Она перелистала еще несколько страниц. И оцепенела.
В тот же миг она попыталась отвести взгляд. Потому что с фотографии на нее сверкнуло кольцо с александритом.
Кольцо с великолепным зеленым камнем, а также с розеткой драгоценных камней в форме колокольчиков. Уникальное и прекрасное. Кольцо, которое спровоцировало ее слепоту в Лондоне...
Она захлопнула книгу.
Но было уже слишком поздно.
Тут же Джулия ощутила странный запах, который уже возникал раньше...
И вдруг она почти физически ощутила, как ее мозг закрывается. Отключается.
Темнота возникла на горизонте поля зрения. Она безжалостно надвигалась. Джулия попыталась отогнать ее. Но та черным туманом приближалась к ней. Холодная, пустая и неумолимая. Фойе стало растворяться в ней...
В груди запульсировало, и темнота закрывала все, как вороново крыло, отрезая от нее мир.
Теперь она знала то, чего не знала раньше. Кольцо, которое провоцирует ее слепоту, было из Кенигсбергского замка. Второй клад Гиммлера. Кольцо, которое заставляло ее мозг воссоздавать в подсознании травму, полученную от неведомого происшествия в ночь дебюта, было украдено из нацистских трофеев.
Что-то оборвалось у нее внутри.
Один миг. Она опять слепа.
ДЖОРДЖТАУН, ВАШИНГТОН
Сэм чувствовал себя виноватым. Он солгал Джулии. Он действительно собирался нанести визит директору в Силвер-Спринг, но не сразу. Сначала он хотел встретиться лицом к лицу с Винсом Редмондом. Во всем, что происходило, видна была рука Редмондов. Он не обсуждал это с Джулией, чтобы не тревожить ее.
Джорджтаун с его причудливыми домами времен федералистов[32] и королевы Виктории, большими ставнями, высокими деревьями и кирпичными тротуарами был одним из самых престижных районов Вашингтона, он просто излучал атмосферу больших денег и изысканности. Рядом с Сэмом лежал его девятимиллиметровый браунинг. Редмонду лучше было бы не раздражать его.
Подъехав к кварталу, где жил Редмонд, он осмотрелся вокруг, высматривая поблизости людей Компании, но улица была пуста. Он взглянул на номера домов. Он бывал у Редмонда в прошлом году, сразу после того, как Винс был назначен заместителем директора по разведке. То была одна из обязательных для посещения вечеринок с фирменными канапе и морем хорошей выпивки. Но сейчас он не был уверен, который из особняков является домом Винса...
Он повернул за угол, объехал квартал. Винс вместе со всей семейкой Редмондов должен за многое ответить, вне зависимости от степени своего участия — большой или малой. Покончив с Винсом, он собирался отправиться к директору и сдать их всех. Он готов был дойти с этим до Белого дома, если не получит быстрых и удовлетворительных ответов.
Он почувствовал прилив гнева. А затем пришел страх. Он испугался за Джулию. Многие годы произошедшее с Ирини в Восточном Берлине наполняло его чувством вины, тоски и потерянной навсегда любви. Но теперь он должен был стряхнуть с себя все это. Пережитое не должно туманить его рассудок. Как легко умирают люди, которых ты любишь.
Озираясь, он опять повернул на улицу, где жил Редмонд. Но не заметил ничего подозрительного. Улица была чиста... за исключением черного «Ягуара» марки «Экс-кей-и», который только что остановился перед особняком, находившемся в двух третях квартала справа от него. Он замедлил ход, чтобы понаблюдать. Нескладная, мускулистая фигура, появившаяся с водительской стороны, сомнений не вызывала. Пинк Пинкертон. Его союзник и самый близкий друг. Какого черта он здесь делает? Он что, пытается помочь Сэму? Или он?..
Вспомнилось, как неохотно Пинк согласился оказать ему простую услугу: съездить в Остер-Бэй, чтобы проверить поселковую службу.
Сэм нажал на тормоза. Крейтон Редмонд близко подошел к тому, чтобы объявить Джулию убийцей, не сказав об этом напрямую. Винс Редмонд его сын. У каждого из них и у обоих вместе были деньги и связи, чтобы нанять Майю Стерн и «чистильщиков». А Стерн и «чистильщики» явно намерены убить или, по меньшей мере, захватить Джулию.
Сэм содрогнулся от страха. Неужели он ошибся? Он дважды обращался к Пинку, полагался на него. Дал ему телефонный номер театра. А по нему можно узнать адрес.
Джулия осталась там.
В неистовстве он схватил свой сотовый телефон и набрал номер...
БАЛТИМОР (ШТАТ МЭРИЛЕНД)
Слезы брызнули из глаз Джулии. Сердце упало. Внутри — абсолютная пустота. Но прежде чем она смогла осознать, что это значило — снова стать слепой,— она услышала звуки.
Кто-то был в гараже!
— Сэм? — нерешительно позвала она.
Ничего не видя, она спотыкаясь пробиралась по фойе, вытянув вперед руки. Упала. Снова поднялась на ноги. Не думая, запахнула плотнее пальто. Она почти почувствовала чудесный запах Сэма. Все вновь и вновь ее предавали.
Наверху, в спальне родителей, Сэм готовился к вылазке.
— Я пойду с вами, — объявила Джулия.
Он покачал головой:
— Не очень хорошая идея. А что если я не смогу убедить директора? Он задержит нас обоих, и где мы тогда будем?
— Я ненавижу ситуацию, когда не могу что-нибудь сделать.
Такое положение заставляло ее чувствовать себя беспомощной. Как какая-нибудь глупая девица из мультиков пятидесятых годов, попавшая в бедственное положение. Она знала, что Сэм был прав, но это ее не радовало. Он стоял, похожий на ректора, делающего официальное заявление перед университетской аудиторией. Вместе с тем было что-то очень мужественное в его облике — худая фигура, ритмичные движения.
— Вы останетесь здесь одна, и мы должны подготовиться к этому. У Компании, как у бойскаутов, девиз — «Будь готов».
Он открыл чулан, нашел длинное шерстяное пальто темно-синего цвета с широким воротником и большими пуговицами, вероятно, купленное в восьмидесятых годах:
— Примерьте-ка это.
— Сидит прекрасно.
Слишком длинное, почти до лодыжек, но в плечах в пору.
— Так вот, правило номер один — не выходите на улицу. Правило номер два — если все-таки придется, наденьте мамино пальто. Тогда я не буду беспокоиться, что вы подхватите воспаление легких. Кроме того, оно прекрасно маскирует вас.
Она сунула руки в карманы и нашла там кожаные перчатки. С ее бинтами их не натянуть. Под перчатками обнаружился перечный аэрозоль. Она вынула маленький баллончик.
— А я думала, что это спрей с туалетной водой.
— Моя мать носит его, потому что здесь, как вы, наверно, заметили, не Саутгемптон. В этом районе преступность — просто способ заработать на жизнь.
— Успокойтесь. Я никуда не собираюсь. По крайней мере до тех пор, пока у меня не созреет план.
— Следующее правило — обсуждать все планы со мной. Когда меня нет, у вас нет и планов.
Он извлек бумажник, выудил из него пять двадцатидолларовых купюр и выбрал платиновую кредитную карточку «Глобал»:
— Еще несколько мер предосторожности. Это ваше содержание. Сто долларов. Не тратьте их все сразу в одном месте. А это ваша кредитная карточка. Если вы злоупотребите кредитом, я отниму ее у вас.
— Сэм! Перестаньте дурачиться!
Но она все-таки взяла деньги и карточку и почувствовала себя немного защищеннее. Когда деньги являются для вас такой же частью жизни, как воздух, которым вы дышите, их отсутствие в лучшем случае смущает. В худшем — оно увеличивает страх.
— Вы окажете мне действительно ценную услугу, если покажете все двери, чтобы, прежде чем вы уйдете, я убедилась, что они заперты.
— Идите за мной.
Он надел кожаную куртку и взял чемоданчик. Она последовала за ним в фойе. Большие стеклянные двери, которые когда-то открывались для счастливых любителей кино из ближайшего квартала, были закрыты листами фанеры. Единственная действующая дверь вела через гараж. Он бросил свой чемоданчик в «Дуранго».
— Надеюсь, вы все-таки планируете вернуться. У меня есть еще к вам дело.
Она удивилась собственному голосу. Беззаботный, подтрунивающий. Черт, она что, кокетничает, как школьница?
Сэм обернулся. Вид у него был изумленный, почти растерянный.
— Мисс Остриан, я не собираюсь оставлять вас. Мы вместе попали в эту заваруху. Я увижусь с директором, расскажу ему все, что нам известно, и вернусь как можно скорее под защитой Компании. С его участием ваше положение в значительной степени улучшится. Он имеет репутацию независимо мыслящего человека, и он не лишен здравого смысла. Несмотря на серьезную болезнь сердца, он остается на работе. Думаю, что с его помощью все будет в порядке.
— А без его помощи?
Их глаза встретились.
— Хуже, чем сейчас, уже не будет.
Она молча кивнула, жалея, что не знает, как обеспечить собственную безопасность. Она заглянула внутрь тяжелого коричневого «Шевроле ЛТД» и успела заметить, что у него автоматическая коробка передач.
— Там есть ключи? Мне хотелось бы научиться водить.
— Вы вполне осознаете свое положение?
— Я еще жива. И сомневаюсь, что многие люди в моем положении могли бы похвастать этим.
— Ну ладно. — Ему пришлось отказаться от мысли о ее беспомощности. — Ключи в панели зажигания. Один старый друг, живущий неподалеку, приходит примерно раз в неделю и прогревает двигатель, так что он должен работать. — Он сделал паузу. — Но ради бога, не придумывайте никаких безумных планов и не уезжайте без меня!
— Я подожду. Мне будет не хватать вашего чудесного характера.
Он наконец засмеялся и стал тем Сэмом, который ей нравился. Она поняла, что поведение напыщенного и тупого мужлана вызвано лишь беспокойством за нее.
— Спасибо, Сэм, — сказала она.
Он торжественно кивнул. Затем показал ей, как изнутри запирается дверь гаража. Они молча прошли через фойе и по мраморным ступенькам в квартиру. На кофейном столике в гостиной лежала толстая русская книга, в которой были изображения и описания предметов искусства и сокровищ из Кенигсбергского замка.
— Кроме всего прочего, я оставляю вам ее. Там воспроизводится единственная сохранившаяся цветная фотография Янтарной комнаты. Можете смотреть телевизор. Не желаете ли, чтобы я оставил вам газету?
— Я желаю, чтобы вы проваливали отсюда и поскорее привезли мне добрые вести.
Пока они стояли в гостиной, он сунул газеты под мышку. При взгляде на них у нее возникла мысль. Она зародилась где-то в темной в глубине сознания после того, как Джулия прочитала газеты, но тогда не сформировалась окончательно.
Он понял это по выражению ее лица.
— У вас появилась идея?
Она кивнула:
— Орион Граполис говорил мне, что гипноз со времен Фрейда служил одним из возможных средств лечения конверсивных нарушений и что слепого человека можно загипнотизировать, как любого другого. Очевидно, это было правдой, поскольку он гипнотизировал меня. Тогда почему же мой первый врач Уолтер Дюпюи занимался только стандартной словесной терапией? Почему он говорил мне, что слепого нельзя гипнотизировать?
— Мы уже знаем, что он работал на вашего дядю.
— Правильно. Давайте-ка вернемся к нашему общему знаменателю — к пакетам. Если мой дед Редмонд послал их...
— Но вы же сказали, что он в маразме.
— Это говорили в суде медицинские эксперты моих дядьев. Они убедили судью, и он сделал дядьев опекунами старого Редмонда и его состояния. Дед действительно не узнал маму и меня, когда мы посещали его в приюте...
— Но теперь вас интересует, не было ли другой причины, по которой он изображал слабоумие.
— Правильно. Может быть, дедушка просто слишком сильно задел интересы сыновей, когда попытался основать фонд.
— Он хотел пожертвовать свои деньги?
— Да, и много. Он начал основывать благотворительные организации, дарить целые здания разным университетам мира. Затем он решил основать фонд и пожертвовать ему половину своих вкладов. Почти десять миллиардов долларов, как говорила мне мама. Ее это не очень-то волновало, но, как она думала, весьма волновало братьев, особенно Крейтона, который сам был не слишком богат.
— Почему она ничего не сделала, чтобы остановить их?
Лицо Джулии исказилось.
— Большую часть времени мы были в отъезде с гастролями, она лет двадцать назад сознательно отстранилась от семейного бизнеса. Крейтон показал ей врачебный отчет и написанное судьей заключение. Затем мы посетили дедушку. Он, казалось, галлюцинировал и был немного не в себе. И это доказывало то, что читала мама, — что у него была болезнь Альцгеймера и он может представлять опасность для себя и для семьи. — Ее встревоженные голубые глаза остановились на Сэме. — Но теперь мне стало интересно. Если мои дяди управляли психиатром, который лечил меня и лжет сейчас, то они вполне могли найти продажных докторов для подтверждения старческого слабоумия дедушки и судью для передачи сыновьям попечения над ним и его деньгами.
Сэм задумался:
— Из того, что вы сказали, можно сделать вывод, что ваш дед совсем не слабоумный, и он знает то, что Крейтон не хочет разглашать. Например, кое-что о Янтарной комнате.
Джулия кивнула:
— И вновь на сцену выходят те два пакета. Оба были посланы из Армонка. Нужно знать дедушку, чтобы понять, что именно он мог послать их. Он может быть или совершенно очаровательным, или несносным человеком. По необходимости. И если он ставит себе какую-то цель, его не остановить. По крайней мере так обычно бывало. Когда мы его видели до того, как он попал в приют, он был полностью поглощен благотворительными проектами.
Она улыбнулась, вспоминая. Каким слабым он выглядел потом в приюте!
— До болезни он всегда прекрасно относился ко мне и маме. Я собираюсь позвонить ему. Если он не станет — или не сможет — говорить со мной, мы должны будем как можно скорее съездить туда. Он находится в интернате для престарелых в Роллинг-Хиллсе между Армонком и Маунт-Киско. Это должно быть нашим следующим пунктом назначения. Согласны?
— Неплохая мысль. — Сэм застегнул молнию на куртке. — Ну, я пошел. Чем быстрее вернусь, тем лучше.
Она спустилась с ним в фойе. Джулия поймала себя на том, что смотрит на его спину и широкие плечи в черной кожаной куртке, плотно облегавшей талию. Ягодицы у него были плотные и круглые. У нее возникло острое желание вернуть его. Удержать его, чтобы...
Сэм приоткрыл ворота гаража и всмотрелся в послеполуденные тени. По движению плечами она поняла, что он расслабился. Он распахнул ворота.
— Вы будете осторожны?
Отпирая дверь машины, он стоял рядом с ней.
— Нет. Я сейчас выеду и подставлюсь под пули.
Он резко повернулся и поймал ее взволнованный взгляд.
— Говорил ли я вам когда-нибудь, что люблю вашу музыку?
— Кажется, вы говорили, что она могла бы вам понравиться.
— Поверьте, Джулия, мне совсем не хочется, чтобы кто-то из нас погиб.
Он сел в машину, опустил стекло и завел двигатель.
— Я позвоню, как только что-нибудь узнаю. Закройте за мной ворота гаража.
Она рассердилась:
— Не могу поверить, что вы так любите распоряжаться. Вы думаете, я оставлю их широко раскрытыми?
— Фу ты, черт. — Он улыбнулся. — Извините. До скорого.
Он посмотрел прямо на нее через открытое окно, и искра чувственности прошла между ними. Его неудержимо тянуло к ней. А вдруг из этого ничего не выйдет? Но она покачала головой и отвернулась. Не сейчас. Пока нет.
Он еще мгновение смотрел на нее, потом осторожно направил «Дуранго» на выезд. Осматриваясь по сторонам, он повернул руль направо и покатил прямо по направлению к улице.
Она стояла в лиловой тени и смотрела вслед, пока большая красная машина не скрылась. Он назвал ее Джулией. Он обратился к ней по имени.
* * *
Она вернулась в дом, и нарядное фойе вдруг показалось унылым и одиноким. В отсутствие Сэма эхо ее шагов безрадостно отдавалось в ушах. У нее появилось ужасное ощущение, что за ней наблюдают. Для этого не было причины — никто не знает, что она здесь. Она решительно стряхнула страх и принялась за работу.За кассовым аппаратом она нашла телефон. Перед ней стояли стеклянные коробки, в которых, как она представляла, когда-то держали разноцветные конфеты. У стены стоял старомодный автомат для продажи попкорна. Это была обитель волшебства, и сейчас она надеялась, что какая-то его часть проявит себя. Она набрала справочную службу и узнала телефонный номер интерната престарелых в Роллинг-Хиллсе, что в округе Вестчестер штата Нью-Йорк.
Оператор ответила сухим, скучным голосом.
— Это внучка Лайла Редмонда, — сказала Джулия. — Я бы хотела поговорить с ним, пожалуйста.
Пауза.
— Конечно, мисс. Одну минуту.
В трубке повисла тишина. Ей оставалось ждать, и она пыталась быть терпеливой, но вдруг испугалась. Знал ли ее дед о том, что скрыто за всем происходящим? Или от него действительно осталась одна бездумная оболочка, которую она помнила?
— Кто говорит?
На сей раз это был мужчина, и ему явно было не до скуки. Это был резкий и серьезный голос человека, привыкшего руководить.
Хорошо, она поддержит этот тон. Ее голос звучал твердо:
— Внучка Лайла Редмонда. Переключите меня на его комнату.
— Он спит.
— Немедленно разбудите его. Это важно.
Похоже, собеседник был ошеломлен. Его голос зазвучал четче.
— Простите, мисс. Таково распоряжение врачей. После того как погибла его дочь, ему стало хуже. Вряд ли он может говорить с кем-нибудь. По прогнозу докторов, вы сможете попытаться поговорить с ним через неделю. Я передам ему ваше имя. Которая вы внучка?
Джулия отставила трубку от уха и уставилась на нее. Должна ли она верить ему? Почему он хочет знать ее имя и которая она внучка? Потому что ему приказали следить и за ней? Она подумала над этим и решила, что у нее нет выбора. Она находилась слишком далеко, чтобы заставить этого человека делать то, что ей нужно, и ей не хотелось, чтобы он поднял тревогу.
— Это дочь его сына Брайса. Я позвоню через неделю.
Повесив трубку, она ощутила беспокойство и тревогу. Ждут ли ее в вестчестерском интернате? Джулия тихо обошла театральное фойе. Поднялась по ступенькам в квартиру, сварила себе чашку кофе.
И, размышляя, осталась в кухне. На столе лежал «вальтер». Она подняла его, рассмотрела и поняла, что Сэм был прав — она не обладает достаточными навыками, чтобы уповать на силу пистолета. Но это было лучше, чем совсем ничего, а в данный момент у нее ничего и не было.
Она взяла «вальтер» с собой в гостиную. Неожиданно ей стало холодно. Она надела пальто матери Сэма. Пальто согревало и давало ощущение, что Сэм где-то рядом. В новостях Си-эн-эн она увидела сюжет о собственном концерте в «Голливудской чаше» и услышала несколько слов о том, как ее разыскивают за убийство выдающегося нью-йоркского психолога. Быстро переключилась на какое-то игровое шоу, а затем на старую комедию. Проведя у телевизора около часа, она выключила его.
Обложка оставленной Сэмом книги была отделана синим бархатом, и там имелась фотография царя Николая II и его жены, императрицы Александры.
Она положила пистолет в большущий карман пальто и спустилась с книгой вниз. Села на нижней ступеньке, где сидели они с Сэмом, когда он наставлял ее, как пользоваться «вальтером». Она запахнула пальто и открыла книгу, написанную по-русски. Изгибы и наклоны букв кириллицы были красивы и занимательны, но совершенно нечитаемы. Она открыла первую фотографию. Как сказал Сэм, это была легендарная Янтарная комната.
От нее захватывало дух. Янтарь тысячи оттенков, от бледно-желтого до темно-красного и сочного коричневого. В настенных подсвечниках стояли высокие зажженные свечи, а напротив были зеркала с пилястрами, и свет отражался от этих зеркал, проникал в окна, играл на мозаиках, королевских гербах и завитках орнаментов, как будто они были живые и дышали лучистым светом. Она смотрела, ошеломленная, наслаждаясь янтарем и чудом, которое было сотворено из него. Какое счастье, что она может видеть. Неудивительно, что Сэм так стремился вернуть Комнату миру.
Она еще некоторое время разглядывала фотографию, а затем, смакуя, стала переворачивать страницы. Драгоценные камни, картины, скульптуры и другие произведения искусства, украденные немцами в Советском Союзе, были вывезены и выставлены напоказ в Кенигсбергском замке. Она выросла в богатстве и роскоши, всегда была окружена очень дорогими вещами, но их никогда не бывает достаточно. В великом искусстве есть что-то таинственное и по сути своей соблазнительное. Им никогда нельзя налюбоваться в полной мере, с каждым взглядом оно меняется и, в свою очередь, меняет вас. Это переплетение, которое дает зрителю возможность на одно сердцебиение заглянуть в вечность красоты, которой никто по-настоящему не может обладать.
И тут она увидела инкрустированный самоцветами ларец со сверкающими сапфирами, жемчугами и полудрагоценными камнями.
Она была потрясена. Не может быть...
В юности она слишком часто видела его. Многие годы именно в нем или в великолепной копии держали сигары, и стоял ларец на письменном столе ее деда Редмонда во флигеле в Арбор-Нолле.
У нее перехватило дыхание.
Со страхом она перевернула несколько страниц. И увидела...
Изумрудные серьги матери.
То были особенные серьги, за которые мать боролась в ночь убийства. Серьги, которые дед Остриан — Дэниэл Остриан — подарил матери в день ее свадьбы. Воспоминание об ужасной смерти матери, словно ножом, пронзило ее, но она постаралась взять себя в руки. Значит, оба ее деда обладали экспонатами из замка, в котором хранилась Янтарная комната...
Она перелистала еще несколько страниц. И оцепенела.
В тот же миг она попыталась отвести взгляд. Потому что с фотографии на нее сверкнуло кольцо с александритом.
Кольцо с великолепным зеленым камнем, а также с розеткой драгоценных камней в форме колокольчиков. Уникальное и прекрасное. Кольцо, которое спровоцировало ее слепоту в Лондоне...
Она захлопнула книгу.
Но было уже слишком поздно.
Тут же Джулия ощутила странный запах, который уже возникал раньше...
И вдруг она почти физически ощутила, как ее мозг закрывается. Отключается.
Темнота возникла на горизонте поля зрения. Она безжалостно надвигалась. Джулия попыталась отогнать ее. Но та черным туманом приближалась к ней. Холодная, пустая и неумолимая. Фойе стало растворяться в ней...
В груди запульсировало, и темнота закрывала все, как вороново крыло, отрезая от нее мир.
Теперь она знала то, чего не знала раньше. Кольцо, которое провоцирует ее слепоту, было из Кенигсбергского замка. Второй клад Гиммлера. Кольцо, которое заставляло ее мозг воссоздавать в подсознании травму, полученную от неведомого происшествия в ночь дебюта, было украдено из нацистских трофеев.
Что-то оборвалось у нее внутри.
Один миг. Она опять слепа.
* * *
15.58. ВОСКРЕСЕНЬЕДЖОРДЖТАУН, ВАШИНГТОН
Сэм чувствовал себя виноватым. Он солгал Джулии. Он действительно собирался нанести визит директору в Силвер-Спринг, но не сразу. Сначала он хотел встретиться лицом к лицу с Винсом Редмондом. Во всем, что происходило, видна была рука Редмондов. Он не обсуждал это с Джулией, чтобы не тревожить ее.
Джорджтаун с его причудливыми домами времен федералистов[32] и королевы Виктории, большими ставнями, высокими деревьями и кирпичными тротуарами был одним из самых престижных районов Вашингтона, он просто излучал атмосферу больших денег и изысканности. Рядом с Сэмом лежал его девятимиллиметровый браунинг. Редмонду лучше было бы не раздражать его.
Подъехав к кварталу, где жил Редмонд, он осмотрелся вокруг, высматривая поблизости людей Компании, но улица была пуста. Он взглянул на номера домов. Он бывал у Редмонда в прошлом году, сразу после того, как Винс был назначен заместителем директора по разведке. То была одна из обязательных для посещения вечеринок с фирменными канапе и морем хорошей выпивки. Но сейчас он не был уверен, который из особняков является домом Винса...
Он повернул за угол, объехал квартал. Винс вместе со всей семейкой Редмондов должен за многое ответить, вне зависимости от степени своего участия — большой или малой. Покончив с Винсом, он собирался отправиться к директору и сдать их всех. Он готов был дойти с этим до Белого дома, если не получит быстрых и удовлетворительных ответов.
Он почувствовал прилив гнева. А затем пришел страх. Он испугался за Джулию. Многие годы произошедшее с Ирини в Восточном Берлине наполняло его чувством вины, тоски и потерянной навсегда любви. Но теперь он должен был стряхнуть с себя все это. Пережитое не должно туманить его рассудок. Как легко умирают люди, которых ты любишь.
Озираясь, он опять повернул на улицу, где жил Редмонд. Но не заметил ничего подозрительного. Улица была чиста... за исключением черного «Ягуара» марки «Экс-кей-и», который только что остановился перед особняком, находившемся в двух третях квартала справа от него. Он замедлил ход, чтобы понаблюдать. Нескладная, мускулистая фигура, появившаяся с водительской стороны, сомнений не вызывала. Пинк Пинкертон. Его союзник и самый близкий друг. Какого черта он здесь делает? Он что, пытается помочь Сэму? Или он?..
Вспомнилось, как неохотно Пинк согласился оказать ему простую услугу: съездить в Остер-Бэй, чтобы проверить поселковую службу.
Сэм нажал на тормоза. Крейтон Редмонд близко подошел к тому, чтобы объявить Джулию убийцей, не сказав об этом напрямую. Винс Редмонд его сын. У каждого из них и у обоих вместе были деньги и связи, чтобы нанять Майю Стерн и «чистильщиков». А Стерн и «чистильщики» явно намерены убить или, по меньшей мере, захватить Джулию.
Сэм содрогнулся от страха. Неужели он ошибся? Он дважды обращался к Пинку, полагался на него. Дал ему телефонный номер театра. А по нему можно узнать адрес.
Джулия осталась там.
В неистовстве он схватил свой сотовый телефон и набрал номер...
* * *
16.05. ВОСКРЕСЕНЬЕБАЛТИМОР (ШТАТ МЭРИЛЕНД)
Слезы брызнули из глаз Джулии. Сердце упало. Внутри — абсолютная пустота. Но прежде чем она смогла осознать, что это значило — снова стать слепой,— она услышала звуки.
Кто-то был в гараже!
— Сэм? — нерешительно позвала она.
Ничего не видя, она спотыкаясь пробиралась по фойе, вытянув вперед руки. Упала. Снова поднялась на ноги. Не думая, запахнула плотнее пальто. Она почти почувствовала чудесный запах Сэма. Все вновь и вновь ее предавали.