Страница:
– Мы не знаем…
– Ну, и что прикажете делать? – лихорадочно прошептал я, понимая, что упускаю время.
– Поиграйте с ними в дурочку, – посоветовал Питер. Советчик нашелся! Мне же надо что-то сказать!
– В дурочку? – негодующе переспросил я. – Что вы хотите этим сказать?
– Поиграть в дурочку – значит, уклониться от ответов на поставленные вопросы, господин министр, – объяснил Бернард.
Да, в трудную минуту толку от этих государственных служащих не добьешься – они становятся беспомощными, словно только что вылупившиеся цыплята.
– Я знаю, что такое «играть в дурочку», Бернард, – сквозь зубы процедил я. – Вы бы лучше объяснили, как вы могли послать меня навстречу буре, не дав даже зонта!
– В бурю от зонта мало проку, господин министр.
Ему не удалось закончить свою идиотскую мысль, поскольку ко мне обратился председатель.
– Господин Хэкер, полагаю, вы достаточно посовещались со своими помощниками?
– Более чем достаточно, – буркнул я.
Председатель кивнул Бетти Олдхэм, та довольно ухмыльнулась, снова тряхнула рыжей гривой и сказала:
– Позвольте ознакомить вас с некоторыми скандальными фактами, приводящимися в книге господина Роудса. – И она зачитала следующий отрывок:
– Что вы на это скажете? – обратилась ко мне Бетти. Сказать мне, естественно, было нечего, поэтому я заметил, что такая детализация вопроса предполагает специальную подготовку. Миссис Олдхэм согласилась с этим аргументом, однако настаивала, что ее интересуют не частности, а принцип.
– Я хотела бы знать, чем объясняется это чудовищное расточительство.
Председатель и члены комитета выжидательно посмотрели на меня.
– Э-э… некоторые материалы, как известно, при низких температурах быстро приходят в негодность. Все зависит от того, что именно там хранится, – наугад ответил я.
Похоже, мой ответ был ей только на руку, поскольку она не замедлила внести ясность:
– Медная проволока. – И торжествующе улыбнулась.
– Ну… в таком случае… э-э… ведь от сырости медь ржавеет, верно? – предположил я.
– Она в пластиковой оболочке, – отрезала Бетти Олдхэм. Все молча смотрели на меня, точно ожидая чего-то. Чего?
– В пластиковой оболочке? – переспросил я. – Это другое дело. Я дам указание досконально разобраться в этой истории.
Что я еще мог им сказать? Увы, это были только цветочки.
– Господин Роудс также утверждает, что по настоянию вашего ведомства ручки, карандаши, скрепки и прочие канцелярские товары закупаются в централизованном порядке, а потом распределяются по всем учреждениям страны.
– По-моему, довольно разумно. Оптовые закупки дают ощутимую экономию, – опасливо заметил я.
Мои опасения оказались не напрасны.
– В книге приводятся данные, свидетельствующие о том, что это обходится в четыре раза дороже, чем если бы учреждения сами закупали себе все необходимое, – заявила Бетти.
Я хотел было возразить, что цифрами можно крутить, как угодно, но вовремя передумал. Ведь у него – или у нее – наверняка имеются конкретные факты. К тому же, как показывает опыт моей работы в МАДе, Роудс, скорее всего, абсолютно прав. Поэтому я сказал ей, что нахожу открытие Роудса заслуживающим внимания и буду только рад изменить систему закупок, если расчеты в самом деле окажутся верны.
– Не такие уж мы твердолобые бюрократы, – шутливо добавил я.
Лучше бы я этого не добавлял!
– Не такие? – холодно осведомилась миссис Олдхэм. – А вот господин Роудс, еще будучи работником вашего министерства, приводил эти данные и настаивал на отмене системы централизованных закупок, однако его предложение было отклонено под тем предлогом, что «всех устраивает существующий порядок». Это ли не твердолобый бюрократизм?
Идиот! Сам подставил челюсть, словно начинающий боксер. Готовых возражений у меня не нашлось, поэтому оставалось только снова посулить, что я дам указание досконально разобраться в этой истории.
Она презрительно улыбнулась.
– Досконально разобраться?
– Да, досконально.
Я еще держал себя в руках, но уже чувствовал, как мною овладевает глухое раздражение.
– Ладно, пойдем дальше, – многозначительно продолжила Бетти Олдхэм. – Выступая на прошлой неделе в Вашингтоне, вы громогласно заявили, что ваше ведомство ведет непримиримую войну с бесхозяйственностью и расточительством и что всем странам есть чему у вас поучиться, так?
Я кивнул. Миссис Олдхэм сделала паузу (очевидно, для большего эффекта), а затем провела нокаутирующий удар.
– Тогда прошу объяснить в свете этого утверждения, по какой статье проходит теплица стоимостью семьдесят пять тысяч фунтов на крыше Управления выплаты дополнительных пособий в Кеттерлинге?
Я лишился дара речи.
А она саркастически спросила, нет ли у меня желания досконально разобраться и в этом. Дальнейшее сопротивление, пожалуй, не имело смысла – меня намертво зажали в углу ринга, – но и выбрасывать полотенце тоже не хотелось, поэтому я начал объяснять им, что министр занимается выработкой политической стратегии, а не административными вопросами (хотя на самом деле это совсем не так). Трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы не весьма уместное вмешательство другого члена комитета – Алана Хьюза, не столь враждебно настроенного к МАДу (то есть надеющегося со временем оказаться в правительстве или получить иное тепленькое местечко. – Ред.).
Попросив слова, он обратился к председателю:
– Господин председатель, насколько мне известно, на следующей неделе мы должны заслушать постоянного заместителя министра административных дел. Не целесообразнее ли было бы задать эти вопросы ему?
Председатель согласился и попросил секретаря своевременно уведомить сэра Хамфри Эплби, а также ознакомить его с гранками книги Малькольма Роудса.
Я был возмущен до глубины души.
– А в какое положение поставили меня вы? – с трудом сдерживая гнев, спросил я. – Подумать только: в условиях, когда ПМ требует от всех жесточайшей экономии, у общественности создается впечатление, будто я разбазариваю то, что сберегли другие!
Сэр Хамфри посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
– Господин министр, никто ничего еще не сберег. Пора бы вам это знать.
Он не понимает, что дело совсем не в этом. Да, я знаю, и он прекрасно знает, что я знаю, но общественность… общественность-то не знает!
– Неужели вы не могли поиграть с ними в дурочку? – посетовал он.
– Что вы хотите этим сказать? – вспылил я.
– Поиграть в дурочку – значит, слегка затуманить проблему. Что с вами стряслось, господин министр? Ведь вы такой мастер по части напускания тумана. Вы, как никто, умеете представить белое черным, а черное белым… – Очевидно, он увидел в моих глазах что-то недоброе, поэтому тут же поправился: – Клянусь, я не хотел вас обидеть. Умение напустить туману – одно из основных качеств, которыми должен обладать министр, господин министр.
– А какими еще? – холодно осведомился я.
– Оттягивать решения, уклоняться от ответов, жонглировать цифрами, искажать факты, замалчивать ошибки, перекладывать ответственность, – отбарабанил мой постоянный заместитель.
В принципе он, безусловно, прав, хотя я, ей-богу, не представляю, что еще я мог бы сделать вчера.
– Вы могли сделать вид, будто пытаетесь исправить положение, но для этого требуется время. Обычно у вас это совсем неплохо получается.
Я пропустил его оскорбительный выпад мимо ушей, решив вести разговор только на основе конкретных фактов.
– Хамфри, если в откровениях этого Роудса имеется доля истины…
Он не дал мне договорить:
– Если! Вот именно: если! Вы могли, например, удариться в рассуждения о характере истины.
Пора и мне объяснить Хамфри, что к чему!
– Послушайте, межпартийный комитет меньше всего интересует характер истины: они все – члены парламента.
– Значит, вам следовало прикрыться соображениями национальной безопасности, – не уступал он.
Идиотизм в квадрате!
– С каких это пор карандаши считаются предметом национальной безопасности? – язвительно спросил я.
– Все зависит от того, кто и что ими пишет.
Гениально! Неужели он на самом деле полагает, что такая, с позволения сказать, аргументация способна кого-либо удовлетворить?
– Ну, а зачем мы строим теплицы на крышах государственных учреждений? Тоже из соображений безопасности?
– Нет. Здание строилось по проекту одной американской фирмы, которая собиралась его арендовать. Теплицу же на чертежах просто не заметили…
Я даже рот раскрыл от изумления.
– Оплошность, – продолжал он, – незначительная оплошность, которую любой может допустить.
– Незначительная? – Я не верил собственным ушам. – Незначительная оплошность стоимостью семьдесят пять тысяч? Что же тогда, по-вашему, можно считать серьезным упущением?
– Огласку этой оплошности.
Спорить с ним бессмысленно, поэтому я перешел к другому вопросу и спросил, почему мы круглый год отапливаем ангары, в которых ничего нет, кроме медной проволоки.
– Господин министр, хотите знать правду?
Честно говоря, я немного растерялся. Такое мне еще не доводилось от него слышать.
– Если вас не очень затруднит, – пробормотал я, стараясь сохранять невозмутимость.
– Обслуживающий персонал разводит там грибы. Круглый год.
Я был окончательно сбит с толку. Не зная, что сказать, я приказал немедленно прекратить это.
Он печально покачал головой и тяжело вздохнул.
– Но они занимаются этим с сорок пятого года. Грибы – единственное, что хоть как-то скрашивает убогую монотонность их работы.
По-человечески его аргумент вполне понятен, однако для общественности он абсолютно неприемлем.
Затем я спросил Хамфри, почему мы отвергли предложение Роудса о децентрализации закупок канцелярских принадлежностей.
– Господин министр, – в голосе моего постоянного заместителя явственно послышались злоба и раздражение, – этот человек – смутьян, фанатик. Он в буквальном смысле помешался на эффективности и экономии.
– Допустим, но почему все-таки мы отвергли его предложение? Ведь оно могло дать нам экономию в миллионы фунтов!
– Которые бы только прибавили нам работы.
– Каким образом?
– Пришлось бы увеличить штаты.
– Хамфри, вы же сами понимаете, что это не аргумент, а чушь на постном масле.
– Докажите, – спокойно потребовал он.
– Да, но… это невозможно доказать.
– Вот именно! – торжествующе изрек сэр Хамфри.
Я пристально глядел на него, постепенно начиная соображать.
– Вы ведь все это придумали, верно?
Он улыбнулся.
– Естественно, господин министр.
– Для чего?
Он встал и тоном человека, осознающего свое безусловное превосходство, провозгласил:
– Чтобы показать вам, как надо обращаться с членами межпартийного комитета.
(На следующей неделе межпартийный парламентский комитет в прежнем составе заслушал сэра Хамфри. Ниже приводится выдержка из стенограммы этого заседания, в ходе которого он ответил на вопросы миссис Бетти Олдхэм по поводу откровений Малькольма Роудса.– Ред.)
Первый год, как правило, уходит на осознание членами кабинета простой истины: обязательства, принятые в оппозиции, невозможно выполнить, находясь у власти, ибо теперь им приходится решать реальные проблемы в контексте реальной экономики, которая находится либо в «ужасном», либо в «катастрофическом» состоянии. Причем полную картину «вопиющего развала» они могут увидеть, только оказавшись в правительстве: «детали» обычно хранятся втайне от народа и, соответственно, от оппозиции.
Частокол сложнейших проблем, неминуемо встающих перед новым правительством, ставит его в зависимость от экономистов и казначейства, что, в общем-то, мало способствует улучшению ситуации. Экономисты вечно пребывают в интеллектуальном смятении и слишком заняты теоретическими спорами друг с другом, чтобы давать дельные советы политикам. Те же, как правило, в экономических вопросах ничего не смыслят. А казначейство с завидным постоянством вот уже шестьдесят лет или что-то около того ошибается в своих экономических прогнозах.
Итак, через год-полтора министры приходят к пониманию ситуации не в теории, а на практике. Затем около двух лет они имеют возможность действительно править страной, после чего начинается очередная предвыборная гонка. Теперь достижение успеха подчинено завоеванию голосов, вернее, завоевание голосов становится единственным критерием успеха. Последние два года можно сравнить с подготовкой к экзамену. Не до новых знаний – лишь бы сдать.
Говоря об ответственности министров за политику правительства, сэр Хамфри прекрасно понимал, что его утверждение относится в лучшем случае к двум годам из пяти. Упомянутое же слушание межпартийного парламентского комитета проходило в первый год пребывания Хэкера в министерстве.
В связи с этим возникает любопытный вопрос: если министр «делает» политику всего два года из пяти, то кто же «делает» ее в оставшиеся три года? Мы – государственные служащие – заполняем образовавшийся вакуум. Это, в свою очередь, порождает серьезные проблемы и для двух лет «активного правления», которые нередко протекают в междоусобной войне между политикой министра и политикой министерства.
Избежать вакуума удается только в том случае, если правительство с рабочим большинством переизбирается на второй срок. Однако к началу 80-х годов такого в Англии не случалось на протяжении почти четверти века. Поэтому нелепо было даже пытаться определять Уайтхолл как «лейбористский» или «консервативный» – мы всегда верили в регулярную смену правительства. Только при таком условии мы максимально освобождаемся от контроля министров, которые, останься они у власти на более продолжительный срок, могли бы вообразить, будто знают, как управлять страной».
В результате нас вместе с ним «приглашают» расхлебывать кашу, которую он заварил.
Я вызвал его к себе для объяснений.
Он попытался оправдаться:
– Я сделал все, что мог, господин министр.
– Для себя? Возможно. Но вы ничего не добились. Послезавтра нам снова придется отбиваться от них – на этот раз вместе, бок о бок, и мы должны давать правильные… э-э… во всяком случае, хотя бы одинаковые ответы.
По мнению Хамфри, прежде всего нам следовало выработать общую позицию.
– Очень хорошо, – согласился я. – Давайте проанализируем факты.
Мои слова вызвали у него крайнее раздражение.
– При чем тут факты, господин министр, я говорю не о фактах, а о позиции.
Он прав, ничего не скажешь.
– Ну что ж, излагайте нашу позицию, – разрешил я.
Сэр Хамфри предложил мне на выбор пять типов «стандартных отговорок» государственной службы – по одной на каждое из предполагаемых обвинений.
Впервые слышу об этих «стандартных отговорках». Хамфри, должно быть, здорово перетрусил, если готов даже поделиться со мной секретами Уайтхолла.
Аккуратно записав все отговорки, я озаглавил каждую в соответствии с наиболее известным случаем ее применения.
1. Отговорка Энтони Бланта
Всем изложенным фактам можно дать исчерпывающее объяснение, но, увы, сделать это невозможно по соображениям национальной безопасности.
2. Отговорка средней школы
Ошибки были допущены из-за значительных бюджетных сокращений и острой нехватки персонала, что привело к неоправданному перенапряжению имеющихся ресурсов.
3. Отговорка «Конкорд»
Заслуживающий внимания эксперимент, обогативший нас множеством ценных находок и способствовавший росту занятости. Сейчас уже не проводится.
4. Отговорка «Мюнхенское соглашение»
Имело место потому, что не были известны важные факты. Больше не повторится.
(Подразумевается, что не было известно намерение Гитлера завоевать Европу. Вообще-то об этом было известно всем, кроме, конечно, нашего министерства иностранных дел.)
5. Отговорка «Кавалерийский наскок»
Самовольные действия одного человека, который понес за это соответствующее административное наказание.
Сэр Хамфри уверяет, что этих отговорок хватает на все случаи жизни. Даже на случай войны. По крайней мере – малой.
Я поставил точку и внимательно просмотрел свои записи. Перечень выглядел довольно внушительно, вот только удастся ли нам найти ему применение? Без Хамфри, понятно, мне этого не осилить.
– Что ж, Хамфри, попробуем. Ведь теперь мы в одной команде, не так ли?
– Один в поле не воин! – не без оптимизма отозвался он. Я собирался было предложить ему распределить отговорки по вопросам, но тут Бернард напомнил мне, что через десять минут начинается заседание палаты.
– Кроме того, – заметно нервничая, добавил он, – вам звонили с Даунинг,10. Сэр Марк Спенсер (советник премьер-министра по экономическим вопросам. – Ред.) спрашивает, не могли бы вы заскочить к нему «на рюмку коньяка» завтра в любое время. Я ориентировочно договорился на пять тридцать.
Я заметил, поглядев на сэра Хамфри, что звонок этот неспроста. ПМ наверняка потребует объяснений нашего, мягко говоря, неадекватного выступления в межпартийном комитете.
– А может, все-таки просто на рюмочку? – предположил мой постоянный заместитель.
В данном случае оптимизм несколько утопичен.
– Не будьте наивны, Хамфри. На Даунинг, 10 приглашают «на рюмочку» не тогда, когда им хочется выпить.
Перед уходом я предложил Хамфри встретиться завтра, чтобы обделать наше дельце.
– Чтобы выработать нашу позицию, господин министр, – поправил он меня.
– Вот именно, – согласился я, – обделать дельце.
В 17.30 был у сэра Марка Спенсера.
Для постороннего человека визит на Даунинг, 10 полон неожиданностей. Снаружи это обычное здание в георгианском стиле, большое, но не подавляющее своими размерами. И только попав внутрь и оказавшись в бесконечном вестибюле, ты понимаешь, что находишься во «дворце»!
Трудно себе даже представить, что там резиденция правительства. Снаружи это так мило, так по-английски. Секрет же довольно прост: несколько домов соединены между собой в один «дворец», в котором практически невозможно не заблудиться. Вы поднимаетесь и спускаетесь по узким и широким лестницам самых причудливых форм и незаметно для себя переходите из одного здания в другое, даже толком не зная, на каком вы этаже.
По словам всезнающих шоферов Уайтхолла, эту особенность Даунинг, 10 умело используют в своих интересах государственные служащие, которые, досконально изучив планировку «дворца», выбирают себе кабинеты в таких местах, откуда просматриваются все передвижения внутри резиденции. Ходят слухи, что при каждой смене правительства борьба за комнаты разгорается с новой силой: политический аппарат стремится отвоевать кабинеты поближе к ПМ и задвинуть государственных служащих как можно дальше. Но как только старое правительство покидает Даунинг, 10, государственные служащие используют время до прихода нового премьер-министра, чтобы тут же вернуть себе утраченные стратегические позиции.
– Ну, и что прикажете делать? – лихорадочно прошептал я, понимая, что упускаю время.
– Поиграйте с ними в дурочку, – посоветовал Питер. Советчик нашелся! Мне же надо что-то сказать!
– В дурочку? – негодующе переспросил я. – Что вы хотите этим сказать?
– Поиграть в дурочку – значит, уклониться от ответов на поставленные вопросы, господин министр, – объяснил Бернард.
Да, в трудную минуту толку от этих государственных служащих не добьешься – они становятся беспомощными, словно только что вылупившиеся цыплята.
– Я знаю, что такое «играть в дурочку», Бернард, – сквозь зубы процедил я. – Вы бы лучше объяснили, как вы могли послать меня навстречу буре, не дав даже зонта!
– В бурю от зонта мало проку, господин министр.
Ему не удалось закончить свою идиотскую мысль, поскольку ко мне обратился председатель.
– Господин Хэкер, полагаю, вы достаточно посовещались со своими помощниками?
– Более чем достаточно, – буркнул я.
Председатель кивнул Бетти Олдхэм, та довольно ухмыльнулась, снова тряхнула рыжей гривой и сказала:
– Позвольте ознакомить вас с некоторыми скандальными фактами, приводящимися в книге господина Роудса. – И она зачитала следующий отрывок:
«На херефордширской региональной базе номер четыре имеются два бывших ангара. Они используются только как складские помещения, но отапливаются круглосуточно и летом, и зимой».(Цитируется по Роудсу. – Ред.)
– Что вы на это скажете? – обратилась ко мне Бетти. Сказать мне, естественно, было нечего, поэтому я заметил, что такая детализация вопроса предполагает специальную подготовку. Миссис Олдхэм согласилась с этим аргументом, однако настаивала, что ее интересуют не частности, а принцип.
– Я хотела бы знать, чем объясняется это чудовищное расточительство.
Председатель и члены комитета выжидательно посмотрели на меня.
– Э-э… некоторые материалы, как известно, при низких температурах быстро приходят в негодность. Все зависит от того, что именно там хранится, – наугад ответил я.
Похоже, мой ответ был ей только на руку, поскольку она не замедлила внести ясность:
– Медная проволока. – И торжествующе улыбнулась.
– Ну… в таком случае… э-э… ведь от сырости медь ржавеет, верно? – предположил я.
– Она в пластиковой оболочке, – отрезала Бетти Олдхэм. Все молча смотрели на меня, точно ожидая чего-то. Чего?
– В пластиковой оболочке? – переспросил я. – Это другое дело. Я дам указание досконально разобраться в этой истории.
Что я еще мог им сказать? Увы, это были только цветочки.
– Господин Роудс также утверждает, что по настоянию вашего ведомства ручки, карандаши, скрепки и прочие канцелярские товары закупаются в централизованном порядке, а потом распределяются по всем учреждениям страны.
– По-моему, довольно разумно. Оптовые закупки дают ощутимую экономию, – опасливо заметил я.
Мои опасения оказались не напрасны.
– В книге приводятся данные, свидетельствующие о том, что это обходится в четыре раза дороже, чем если бы учреждения сами закупали себе все необходимое, – заявила Бетти.
Я хотел было возразить, что цифрами можно крутить, как угодно, но вовремя передумал. Ведь у него – или у нее – наверняка имеются конкретные факты. К тому же, как показывает опыт моей работы в МАДе, Роудс, скорее всего, абсолютно прав. Поэтому я сказал ей, что нахожу открытие Роудса заслуживающим внимания и буду только рад изменить систему закупок, если расчеты в самом деле окажутся верны.
– Не такие уж мы твердолобые бюрократы, – шутливо добавил я.
Лучше бы я этого не добавлял!
– Не такие? – холодно осведомилась миссис Олдхэм. – А вот господин Роудс, еще будучи работником вашего министерства, приводил эти данные и настаивал на отмене системы централизованных закупок, однако его предложение было отклонено под тем предлогом, что «всех устраивает существующий порядок». Это ли не твердолобый бюрократизм?
Идиот! Сам подставил челюсть, словно начинающий боксер. Готовых возражений у меня не нашлось, поэтому оставалось только снова посулить, что я дам указание досконально разобраться в этой истории.
Она презрительно улыбнулась.
– Досконально разобраться?
– Да, досконально.
Я еще держал себя в руках, но уже чувствовал, как мною овладевает глухое раздражение.
– Ладно, пойдем дальше, – многозначительно продолжила Бетти Олдхэм. – Выступая на прошлой неделе в Вашингтоне, вы громогласно заявили, что ваше ведомство ведет непримиримую войну с бесхозяйственностью и расточительством и что всем странам есть чему у вас поучиться, так?
Я кивнул. Миссис Олдхэм сделала паузу (очевидно, для большего эффекта), а затем провела нокаутирующий удар.
– Тогда прошу объяснить в свете этого утверждения, по какой статье проходит теплица стоимостью семьдесят пять тысяч фунтов на крыше Управления выплаты дополнительных пособий в Кеттерлинге?
Я лишился дара речи.
А она саркастически спросила, нет ли у меня желания досконально разобраться и в этом. Дальнейшее сопротивление, пожалуй, не имело смысла – меня намертво зажали в углу ринга, – но и выбрасывать полотенце тоже не хотелось, поэтому я начал объяснять им, что министр занимается выработкой политической стратегии, а не административными вопросами (хотя на самом деле это совсем не так). Трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы не весьма уместное вмешательство другого члена комитета – Алана Хьюза, не столь враждебно настроенного к МАДу (то есть надеющегося со временем оказаться в правительстве или получить иное тепленькое местечко. – Ред.).
Попросив слова, он обратился к председателю:
– Господин председатель, насколько мне известно, на следующей неделе мы должны заслушать постоянного заместителя министра административных дел. Не целесообразнее ли было бы задать эти вопросы ему?
Председатель согласился и попросил секретаря своевременно уведомить сэра Хамфри Эплби, а также ознакомить его с гранками книги Малькольма Роудса.
6 октября
День начался с неприятных известий. В ряде утренних газет появились статьи под заголовками типа:«НОВЫЕ ФАКТЫ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ РАСТОЧИТЕЛЬНОСТИ!»Придя на работу, я первым делом вызвал сэра Хамфри. Поразительно, он же еще и обвинил меня в том, что я поставил его в неудобное положение.
Я был возмущен до глубины души.
– А в какое положение поставили меня вы? – с трудом сдерживая гнев, спросил я. – Подумать только: в условиях, когда ПМ требует от всех жесточайшей экономии, у общественности создается впечатление, будто я разбазариваю то, что сберегли другие!
Сэр Хамфри посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
– Господин министр, никто ничего еще не сберег. Пора бы вам это знать.
Он не понимает, что дело совсем не в этом. Да, я знаю, и он прекрасно знает, что я знаю, но общественность… общественность-то не знает!
– Неужели вы не могли поиграть с ними в дурочку? – посетовал он.
– Что вы хотите этим сказать? – вспылил я.
– Поиграть в дурочку – значит, слегка затуманить проблему. Что с вами стряслось, господин министр? Ведь вы такой мастер по части напускания тумана. Вы, как никто, умеете представить белое черным, а черное белым… – Очевидно, он увидел в моих глазах что-то недоброе, поэтому тут же поправился: – Клянусь, я не хотел вас обидеть. Умение напустить туману – одно из основных качеств, которыми должен обладать министр, господин министр.
– А какими еще? – холодно осведомился я.
– Оттягивать решения, уклоняться от ответов, жонглировать цифрами, искажать факты, замалчивать ошибки, перекладывать ответственность, – отбарабанил мой постоянный заместитель.
В принципе он, безусловно, прав, хотя я, ей-богу, не представляю, что еще я мог бы сделать вчера.
– Вы могли сделать вид, будто пытаетесь исправить положение, но для этого требуется время. Обычно у вас это совсем неплохо получается.
Я пропустил его оскорбительный выпад мимо ушей, решив вести разговор только на основе конкретных фактов.
– Хамфри, если в откровениях этого Роудса имеется доля истины…
Он не дал мне договорить:
– Если! Вот именно: если! Вы могли, например, удариться в рассуждения о характере истины.
Пора и мне объяснить Хамфри, что к чему!
– Послушайте, межпартийный комитет меньше всего интересует характер истины: они все – члены парламента.
– Значит, вам следовало прикрыться соображениями национальной безопасности, – не уступал он.
Идиотизм в квадрате!
– С каких это пор карандаши считаются предметом национальной безопасности? – язвительно спросил я.
– Все зависит от того, кто и что ими пишет.
Гениально! Неужели он на самом деле полагает, что такая, с позволения сказать, аргументация способна кого-либо удовлетворить?
– Ну, а зачем мы строим теплицы на крышах государственных учреждений? Тоже из соображений безопасности?
– Нет. Здание строилось по проекту одной американской фирмы, которая собиралась его арендовать. Теплицу же на чертежах просто не заметили…
Я даже рот раскрыл от изумления.
– Оплошность, – продолжал он, – незначительная оплошность, которую любой может допустить.
– Незначительная? – Я не верил собственным ушам. – Незначительная оплошность стоимостью семьдесят пять тысяч? Что же тогда, по-вашему, можно считать серьезным упущением?
– Огласку этой оплошности.
Спорить с ним бессмысленно, поэтому я перешел к другому вопросу и спросил, почему мы круглый год отапливаем ангары, в которых ничего нет, кроме медной проволоки.
– Господин министр, хотите знать правду?
Честно говоря, я немного растерялся. Такое мне еще не доводилось от него слышать.
– Если вас не очень затруднит, – пробормотал я, стараясь сохранять невозмутимость.
– Обслуживающий персонал разводит там грибы. Круглый год.
Я был окончательно сбит с толку. Не зная, что сказать, я приказал немедленно прекратить это.
Он печально покачал головой и тяжело вздохнул.
– Но они занимаются этим с сорок пятого года. Грибы – единственное, что хоть как-то скрашивает убогую монотонность их работы.
По-человечески его аргумент вполне понятен, однако для общественности он абсолютно неприемлем.
Затем я спросил Хамфри, почему мы отвергли предложение Роудса о децентрализации закупок канцелярских принадлежностей.
– Господин министр, – в голосе моего постоянного заместителя явственно послышались злоба и раздражение, – этот человек – смутьян, фанатик. Он в буквальном смысле помешался на эффективности и экономии.
– Допустим, но почему все-таки мы отвергли его предложение? Ведь оно могло дать нам экономию в миллионы фунтов!
– Которые бы только прибавили нам работы.
– Каким образом?
– Пришлось бы увеличить штаты.
– Хамфри, вы же сами понимаете, что это не аргумент, а чушь на постном масле.
– Докажите, – спокойно потребовал он.
– Да, но… это невозможно доказать.
– Вот именно! – торжествующе изрек сэр Хамфри.
Я пристально глядел на него, постепенно начиная соображать.
– Вы ведь все это придумали, верно?
Он улыбнулся.
– Естественно, господин министр.
– Для чего?
Он встал и тоном человека, осознающего свое безусловное превосходство, провозгласил:
– Чтобы показать вам, как надо обращаться с членами межпартийного комитета.
(На следующей неделе межпартийный парламентский комитет в прежнем составе заслушал сэра Хамфри. Ниже приводится выдержка из стенограммы этого заседания, в ходе которого он ответил на вопросы миссис Бетти Олдхэм по поводу откровений Малькольма Роудса.– Ред.)
Г-жа Бетти Олдхэм: Все это так, сэр Хамфри, однако давайте поговорим о деталях. Например, об отапливаемых складах для медной проволоки.
Сэр Хамфри Эплби: Мне понятна озабоченность уважаемых членов комитета. Но зимой в Херефордшире бывает очень холодно, а при минусовой температуре не в состоянии работать даже государственные служащие.
Г-жа Бетти Олдхэм: Речь идет не о государственных служащих, а о мотках медной проволоки в пластиковой оболочке.
Сэр Хамфри Эплби: Да, но работникам склада постоянно приходится выходить из помещения.
Г-жа Бетти Олдхэм: Зачем?
Сэр Хамфри Эплби: Для приема и отправления грузов, инвентаризации, проверки противопожарных устройств и сигнализации, уборки территории и так далее, и тому подобное.
Г-жа Бетти Олдхэм: Но ведь они могут работать в рукавицах, не так ли?
Сэр Хамфри Эплби: В общем, конечно, но это противоречит политике улучшения условий труда.
Г-жа Бетти Олдхэм: Хороша политика, которая обходится налогоплательщикам в миллионы фунтов! (Молчание.) Что ж вы молчите, сэр Хамфри? Нечего сказать?
Сэр Хамфри Эплби: Обсуждение политики правительства не входит в мою компетенцию. С этим вопросом вам следует обратиться к господину министру.
Г-жа Бетти Олдхэм: Но ведь вы даете рекомендации министру.
Сэр Хамфри Эплби: Полагаю, господину председателю ясно, что я не имею права раскрывать содержание своих рекомендаций господину министру. Вопросы, касающиеся политики правительства, – его прерогатива.
Г-жа Бетти Олдхэм: Хорошо, хорошо, мы спросим вашего министра. А теперь объясните нам, чем вам не нравятся предложения господина Роудса о децентрализации закупок канцелярских товаров?
Сэр Хамфри Эплби: Тем, что реализация их повлекла бы за собой передачу важной государственной функции в руки множества мелких клерков.
Г-жа Бетти Олдхэм: Покупку скрепок вы называете важной государственной функцией?
Сэр Хамфри Эплби: Правительство проводит политику строгого контроля за лицами, наделенными правом расходовать государственные средства. Я уверен, никто из вас не будет возражать против того, что это правомерно и разумно.
Г-жа Бетти Олдхэм: Но ведь здравый смысл…
Сэр Хамфри Эплби: Здравый смысл не имеет к политике правительства никакого отношения.
Г-жа Бетти Олдхэм: Пусть так, но вам не кажется, что такая политика требует изменений? (Молчание.) Мы ждем ответа, сэр Хамфри.
Сэр Хамфри Эплби: Обсуждение политики правительства не входит в мою компетенцию. С этим вопросом вам следует обратиться к господину министру.
Г-жа Бетти Олдхэм: Но ваш министр отсылает нас к вам!
Сэр Хамфри Эплби: А я отсылаю вас к господину министру.
Г-н Алан Хьюз: И как долго это будет продолжаться?
Сэр Хамфри Эплби: Ровно столько, сколько вы пожелаете.
Г-жа Бетти Олдхэм: Ладно, перейдем к теплице на крыше.
Сэр Хамфри Эплби: С удовольствием. Теплица – один из вариантов теплоизоляции, испытываемой в рамках кампании, которую осуществляет правительство в целях борьбы за экономию топлива.
Г-жа Бетти Олдхэм: Теплоизоляция стоимостью семьдесят пять тысяч фунтов?
Сэр Хамфри Эплби: Предполагалось, что продажа цветов и овощей окупит расходы.
Г-жа Бетти Олдхэм: Ну и?…
Сэр Хамфри Эплби: Предположения не подтвердились.
Г-жа Бетти Олдхэм: Почему же тогда не ликвидировали теплицу?
Сэр Хамфри Эплби: Во-первых, какой смысл разрушать то, что уже существует, а во-вторых, она на самом деле служит теплоизолятором. Больше мы таких не делаем.
Г-жа Бетти Олдхэм: Но семьдесят пять тысяч выброшены на ветер!
Сэр Хамфри Эплби: Кампания, направленная на экономию топлива, являлась неотъемлемой частью политики правительства.
Г-жа Бетти Олдхэм: За счет налогоплательщиков! Вы согласны с тем, что эти деньги выброшены на ветер?
Сэр Хамфри Эплби: Обсуждение политики правительства не входит в мою компетенцию. С этим вопросом вам следует обратиться к господину министру.
Г-жа Бетти Олдхэм: Послушайте, сэр Хамфри, о чем бы мы ни спросили вашего министра, он заявляет, что это чисто административный вопрос, и ссылается на вас. А вы во всех случаях заявляете, что это политические вопросы, и киваете на своего министра. Как же выяснить реальное положение дел? Посоветуйте, пожалуйста.
Сэр Хамфри Эплби: Согласен, некоторое противоречие, безусловно, существует. Но до тех пор, пока ответственность за политику правительства в соответствии с политикой правительства возлагается на министров, а за управление – на государственных служащих, вопросы управления будут вызывать путаницу между управлением политикой и политикой управления, особенно если ответственность за политику управления вступает в противоречие с ответственностью за управление политикой.
Г-жа Бетти Олдхэм: Сэр Хамфри, по-вашему, в этой абракадабре есть какой-нибудь смысл?
Сэр Хамфри Эплби: Обсуждение политики правительства не входит в мою компетенцию. С этим вопросом вам следует обратиться к господину министру.
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Утверждение сэра Хамфри, что министры несут ответственность за политику правительства, теоретически верно. Однако на практике эта ответственность довольно незначительна, поскольку активная жизнь любого правительства продолжается всего около двух лет.Первый год, как правило, уходит на осознание членами кабинета простой истины: обязательства, принятые в оппозиции, невозможно выполнить, находясь у власти, ибо теперь им приходится решать реальные проблемы в контексте реальной экономики, которая находится либо в «ужасном», либо в «катастрофическом» состоянии. Причем полную картину «вопиющего развала» они могут увидеть, только оказавшись в правительстве: «детали» обычно хранятся втайне от народа и, соответственно, от оппозиции.
Частокол сложнейших проблем, неминуемо встающих перед новым правительством, ставит его в зависимость от экономистов и казначейства, что, в общем-то, мало способствует улучшению ситуации. Экономисты вечно пребывают в интеллектуальном смятении и слишком заняты теоретическими спорами друг с другом, чтобы давать дельные советы политикам. Те же, как правило, в экономических вопросах ничего не смыслят. А казначейство с завидным постоянством вот уже шестьдесят лет или что-то около того ошибается в своих экономических прогнозах.
Итак, через год-полтора министры приходят к пониманию ситуации не в теории, а на практике. Затем около двух лет они имеют возможность действительно править страной, после чего начинается очередная предвыборная гонка. Теперь достижение успеха подчинено завоеванию голосов, вернее, завоевание голосов становится единственным критерием успеха. Последние два года можно сравнить с подготовкой к экзамену. Не до новых знаний – лишь бы сдать.
Говоря об ответственности министров за политику правительства, сэр Хамфри прекрасно понимал, что его утверждение относится в лучшем случае к двум годам из пяти. Упомянутое же слушание межпартийного парламентского комитета проходило в первый год пребывания Хэкера в министерстве.
В связи с этим возникает любопытный вопрос: если министр «делает» политику всего два года из пяти, то кто же «делает» ее в оставшиеся три года? Мы – государственные служащие – заполняем образовавшийся вакуум. Это, в свою очередь, порождает серьезные проблемы и для двух лет «активного правления», которые нередко протекают в междоусобной войне между политикой министра и политикой министерства.
Избежать вакуума удается только в том случае, если правительство с рабочим большинством переизбирается на второй срок. Однако к началу 80-х годов такого в Англии не случалось на протяжении почти четверти века. Поэтому нелепо было даже пытаться определять Уайтхолл как «лейбористский» или «консервативный» – мы всегда верили в регулярную смену правительства. Только при таком условии мы максимально освобождаемся от контроля министров, которые, останься они у власти на более продолжительный срок, могли бы вообразить, будто знают, как управлять страной».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
13 октября
Утром прочитал в газетах отчет о слушании Хамфри в межпартийном комитете. Удружил, называется!В результате нас вместе с ним «приглашают» расхлебывать кашу, которую он заварил.
Я вызвал его к себе для объяснений.
Он попытался оправдаться:
– Я сделал все, что мог, господин министр.
– Для себя? Возможно. Но вы ничего не добились. Послезавтра нам снова придется отбиваться от них – на этот раз вместе, бок о бок, и мы должны давать правильные… э-э… во всяком случае, хотя бы одинаковые ответы.
По мнению Хамфри, прежде всего нам следовало выработать общую позицию.
– Очень хорошо, – согласился я. – Давайте проанализируем факты.
Мои слова вызвали у него крайнее раздражение.
– При чем тут факты, господин министр, я говорю не о фактах, а о позиции.
Он прав, ничего не скажешь.
– Ну что ж, излагайте нашу позицию, – разрешил я.
Сэр Хамфри предложил мне на выбор пять типов «стандартных отговорок» государственной службы – по одной на каждое из предполагаемых обвинений.
Впервые слышу об этих «стандартных отговорках». Хамфри, должно быть, здорово перетрусил, если готов даже поделиться со мной секретами Уайтхолла.
Аккуратно записав все отговорки, я озаглавил каждую в соответствии с наиболее известным случаем ее применения.
1. Отговорка Энтони Бланта
Всем изложенным фактам можно дать исчерпывающее объяснение, но, увы, сделать это невозможно по соображениям национальной безопасности.
2. Отговорка средней школы
Ошибки были допущены из-за значительных бюджетных сокращений и острой нехватки персонала, что привело к неоправданному перенапряжению имеющихся ресурсов.
3. Отговорка «Конкорд»
Заслуживающий внимания эксперимент, обогативший нас множеством ценных находок и способствовавший росту занятости. Сейчас уже не проводится.
4. Отговорка «Мюнхенское соглашение»
Имело место потому, что не были известны важные факты. Больше не повторится.
(Подразумевается, что не было известно намерение Гитлера завоевать Европу. Вообще-то об этом было известно всем, кроме, конечно, нашего министерства иностранных дел.)
5. Отговорка «Кавалерийский наскок»
Самовольные действия одного человека, который понес за это соответствующее административное наказание.
Сэр Хамфри уверяет, что этих отговорок хватает на все случаи жизни. Даже на случай войны. По крайней мере – малой.
Я поставил точку и внимательно просмотрел свои записи. Перечень выглядел довольно внушительно, вот только удастся ли нам найти ему применение? Без Хамфри, понятно, мне этого не осилить.
– Что ж, Хамфри, попробуем. Ведь теперь мы в одной команде, не так ли?
– Один в поле не воин! – не без оптимизма отозвался он. Я собирался было предложить ему распределить отговорки по вопросам, но тут Бернард напомнил мне, что через десять минут начинается заседание палаты.
– Кроме того, – заметно нервничая, добавил он, – вам звонили с Даунинг,10. Сэр Марк Спенсер (советник премьер-министра по экономическим вопросам. – Ред.) спрашивает, не могли бы вы заскочить к нему «на рюмку коньяка» завтра в любое время. Я ориентировочно договорился на пять тридцать.
Я заметил, поглядев на сэра Хамфри, что звонок этот неспроста. ПМ наверняка потребует объяснений нашего, мягко говоря, неадекватного выступления в межпартийном комитете.
– А может, все-таки просто на рюмочку? – предположил мой постоянный заместитель.
В данном случае оптимизм несколько утопичен.
– Не будьте наивны, Хамфри. На Даунинг, 10 приглашают «на рюмочку» не тогда, когда им хочется выпить.
Перед уходом я предложил Хамфри встретиться завтра, чтобы обделать наше дельце.
– Чтобы выработать нашу позицию, господин министр, – поправил он меня.
– Вот именно, – согласился я, – обделать дельце.
14 октября
Я в полной растерянности.В 17.30 был у сэра Марка Спенсера.
Для постороннего человека визит на Даунинг, 10 полон неожиданностей. Снаружи это обычное здание в георгианском стиле, большое, но не подавляющее своими размерами. И только попав внутрь и оказавшись в бесконечном вестибюле, ты понимаешь, что находишься во «дворце»!
Трудно себе даже представить, что там резиденция правительства. Снаружи это так мило, так по-английски. Секрет же довольно прост: несколько домов соединены между собой в один «дворец», в котором практически невозможно не заблудиться. Вы поднимаетесь и спускаетесь по узким и широким лестницам самых причудливых форм и незаметно для себя переходите из одного здания в другое, даже толком не зная, на каком вы этаже.
По словам всезнающих шоферов Уайтхолла, эту особенность Даунинг, 10 умело используют в своих интересах государственные служащие, которые, досконально изучив планировку «дворца», выбирают себе кабинеты в таких местах, откуда просматриваются все передвижения внутри резиденции. Ходят слухи, что при каждой смене правительства борьба за комнаты разгорается с новой силой: политический аппарат стремится отвоевать кабинеты поближе к ПМ и задвинуть государственных служащих как можно дальше. Но как только старое правительство покидает Даунинг, 10, государственные служащие используют время до прихода нового премьер-министра, чтобы тут же вернуть себе утраченные стратегические позиции.