Лоуэлл Элизабет. Заколдованная

Элизабет Лоуэлл
Заколдованная
 
(Средневековая трилогия-2)

   Марджори Браман, чье чувство юмора скрасило не одну утомительную редакторскую работу

Глава 1

   Он явится тебе из теней темноты.

 
   Эти слова из зловещего пророчества прозвучали в мыслях Эмбер, когда она смотрела на бесчувственное нагое тело мужчины могучего сложения, которое сэр Эрик свалил к ее ногам.
   Язычки пламени свечей гнулись и трепетали, словно живые, под порывами холодного осеннего ветра, задувавшего в распахнутую дверь хижины. Свет и тьма облизывали тело незнакомца, подчеркивая мощь его спины и плеч. В его почти черных волосах запутался мокрый снег. Кожа блестела от ледяного дождя.
   Эмбер почувствовала озноб незнакомца, как если бы была на его месте. Она молча взглянула на Эрика. В ее широко расставленных золотистых глазах стояли вопросы, для которых у нее не было слов.
   И это к лучшему, потому что у Эрика не было на них ответов У него было лишь это безвольное тело незнакомца, найденное в святилище.
   — Ты знаешь его? — отрывисто спросил Эрик.
   — Нет.
   — Я думаю, ты ошибаешься. Он носит твой знак. — С этими словами Эрик перевернул незнакомца на спину. Блики света и вода заструились по мускулистому торсу, но открывшаяся во всей наготе мужественность чужака заставила Эмбер^[1] задохнуться от изумления.
   В густой темноте волос, покрывавших его грудь, светился кусочек янтаря.
   Стараясь не прикасаться к незнакомцу, Эмбер опустилась на колени рядом с ним и поднесла поближе свечу, чтобы рассмотреть талисман. На камне была вырезана изящная руническая^[2] надпись. Руны препоручали носящего талисман покровительству друидов.
   — Переверни камень, — тихим голосом попросила она.
   Ловким движением Эрик перевернул янтарный талисман. На другой стороне латинские слова, расположенные в виде креста, провозглашали славу Господу и испрашивали у Него покровительства для носящего. Это была обычная христианская молитва, которую носили на себе рыцари, ходившие сражаться с сарацинами за обладание Святой Землей.
   Эмбер глубоко вздохнула, успокоенная тем, что незнакомец не оказался каким-нибудь черным колдуном, посланным сюда, в Спорные Земли, для недобрых дел. Она впервые посмотрела на незнакомца как на человека, а не как на принесенный ей предмет, по которому она должна распознать правду или обман.
   Куда бы Эмбер ни взглянула, ее взору представала необоримая реальность силы незнакомца. Единственными намеками на нежность были его густые, чуть загнутые ресницы и плавный изгиб губ.
   Незнакомец был красив красотою воина; это была красота скорее бури, чем цветка. Свежие синяки, порезы и царапины виднелись повсюду поверх старых рубцов — следов более давних битв. Но эти отметины только усиливали его ауру мужской мощи.
   Хотя при незнакомце, кроме талисмана, не было ничего, даже одежды, Эмбер не сомневалась, что он не простой человек.
   — Где ты нашел его? — спросила она.
   — В Каменном Кольце. Эмбер вскинула голову.
   — Где? — переспросила она, почти не в силах поверить.
   — Где слышала.
   Эмбер ждала, что он еще скажет. Эрик просто смотрел на нее немигающими волчьими глазами.
   — Не заставляй меня вытягивать из тебя слова, как перья у курицы, которую ощипывают, — нетерпеливо сказала Эмбер. — Говори!
   Жесткие черты лица Эрика смягчила улыбка. Он перешагнул через бесчувственное тело незнакомца и закрыл дверь хижины, чтобы холодный осенний ветер больше не мог врываться внутрь.
   — Не найдется ли у тебя подогретого вина для старого друга? — мягко спросил Эрик. — И одеяла для этого незнакомца, кто бы он ни был. Сейчас слишком холодно, чтобы валяться нагишом, друг он или враг.
   — Да, господин. Малейшее твое желание — для меня приказ свыше.
   Явно притворная холодность тона, которым это было сказано, никак не могла скрыть звучавшей в словах привязанности. Сэр Эрик был сыном и наследником великого шотландского лорда, но Эмбер всегда чувствовала себя с ним удивительно легко, несмотря на свое отнюдь не высокое происхождение и тот факт, что родных у нее было не больше, чем у буйного осеннего ветра.
   Движением плеч Эрик сбросил свой роскошный плащ. Когда он накрыл незнакомца его плотной, теплой шерстяной тканью цвета сумерек, свободным остался лишь небольшой кусочек.
   — А он великан, — рассеянно произнес Эрик.
   — Даже больше тебя, — отозвалась Эмбер с другого конца хижины. — Сразивший его рыцарь, должно быть, могучий воин.
   Прищурившись, Эрик смотрел, как Эмбер спешит к нему, едва удерживая на вытянутых руках пышное меховое покрывало, обычно согревающее ее собственную постель.
   — Если верить тому, что говорят следы, то его сразил удар грома с небес, — раздельно сказал Эрик.
   Длинный подол ночной рубашки Эмбер вдруг запутался у нее в ногах. Она споткнулась и упала бы прямо на незнакомца, если бы Эрик не подхватил ее. Он поставил Эмбер на ноги и убрал руки одним быстрым движением.
   — Прости, — торопливо проговорил он.
   Хотя Эрик прикоснулся к ней лишь, на одно краткое мгновение, она не могла скрыть, что это причинило ей неприятное ощущение.
   — Прощать не за что, — сказала Эмбер. — Лучше прикоснуться к тебе, чем к незнакомцу.
   Несмотря на ее ободряющие слова, Эрик не сводил с нее пристального взгляда, желая убедиться, что причиненное его прикосновением неудобство было действительно мимолетным.
   — Я не понимаю, почему мне не больно от твоего прикосновения, — с гримасой добавила Эмбер. — Видит Бог, душа твоя не чище, чем ей положено быть.
   Улыбка, тронувшая уголки губ Эрика, была такой же мимолетной, как и неудобство, которое ощутила Эмбер.
   — Для тебя, Неприкосновенная Эмбер, — сказал он, — моя душа чиста, как не выпавший снег.
   Она тихонько засмеялась.
   — Может быть, это потому, что мы оба с детства усвоили уроки Кассандры.
   — Да. Может быть.
   Эрик улыбнулся почти с печалью. Потом нагнулся и укутал неподвижное тело незнакомца в меховое покрывало.
   Эмбер торопливо накинула на плечи плащ и расшевелила огонь в очаге, устроенном в центре хижины. Вскоре приветливо взметнувшиеся языки пламени согрели комнату и, подобно солнечным бликам, заиграли на длинных золотистых косах Эмбер. Она подвесила над огнем горшок.
   — А что сталось с его спутниками? — спросила она.
   — Рассеялись по ветру вместе с лошадьми. — В улыбке Эрика появилось что-то свирепое. — Должно быть, древнему Каменному Кольцу норманны пришлись не по вкусу.
   — Когда же это случилось?
   — Не знаю. Хотя следы были глубокие, дождь их почти совсем размыл. От дуба, в который попала молния, остался только обгорелый пень и холодные угли.
   — Пододвинь его ближе к огню, — сказала Эмбер. — Он, должно быть, совсем окоченел.
   Эрик передвинул незнакомца с такой легкостью, словно тот весил не больше обычного человека. Отблески пламени в очаге позолотили волосы и бородку Эрика.
   Волосы незнакомца сохранили глубокий оттенок темноты. Щеки и подбородок у него были чисто выбриты, а усы тоже были темного цвета.
   — Он дышит? — спросила Эмбер.
   — Да.
   — А сердце…
   — Бьется так же сильно, как у боевого жеребца, — не дал ей договорить Эрик.
   Эмбер вздохнула с облегчением, какого сама от себя не ожидала по отношению к чужому человеку. И все равно она его почувствовала.
   — Ты послал кого-нибудь из оруженосцев за Кассандрой? — спросила Эмбер.
   — Нет.
   — Почему же? — Ответ Эрика поразил ее. — Ведь Кассандра более искусная целительница, чем я.
   — Но не такая искусная гадалка.
   Эмбер незаметно перевела дыхание. Она боялась этого с того самого момента, когда Эрик положил к ее ногам тело незнакомца. Она медленно просунула руку под плащ и ночную рубашку.
   Хотя у нее было много ожерелий и браслетов, булавок и украшений для волос, сделанных из драгоценного янтаря, лишь одну из драгоценностей она носила не снимая, даже когда ложилась спать. Цепочка этого ожерелья была из тонко скрученной золотой нити. К ней на золотом колечке был подвешен кусок янтаря величиной в половину ее ладони, исписанный мельчайшими рунами.
   Этот древний, бесценный, таинственный подвесок был дан ей при рождении. Заключенный внутри драгоценного камня солнечный свет сливался и сверкал, грустил и смеялся, и горел, окруженный частицами темноты, тоже заключенными внутри золотого озерца.
   Шепча древние слова, Эмбер взяла подвесок в сложенные чашей ладони. Она стала дышать на волшебный камень, питая его теплом своего тела. Когда субстанция впитала живое тепло, поверхность талисмана затуманилась.
   Эмбер быстро наклонилась к огню, держа подвесок над самым пламенем. Как только туман начал таять, камень наполнился неуловимой, непрерывно меняющейся игрой света и теней.
   — Что ты видишь — спросил Эрик.
   — Ничего.
   Он издал звук, выражавший досаду, и посмотрел на незнакомца, который лежал все так же неподвижно и казался невредимым, если не считать его неестественного сна.
   — Не может быть, чтобы ты ничего не видела, — пробормотал Эрик. — Даже я могу заглянуть в янтарь, когда…
   — Свет, — заговорила вдруг Эмбер. — Круг. Древний. Стройная рябина. Темные тени. Там, у подножия рябины. Что-то…
   Голос ее затих. Она подняла голову и увидела, что Эрик пристально смотрит на нее, и глаза у него совсем как янтарь в ночное время — сумрачно-золотые, загадочные.
   — Это Каменное Кольцо и священная рябина, — решительно произнес Эрик.
   Эмбер пожала плечами.
   Эрик ждал в напряженной позе, словно готовился броситься в битву.
   — Священных кругов много, — наконец сказала она, — и много растет рябин, и много клубится темных теней.
   — Ты видела его там, где я его нашел.
   — Нет! Ведь рябина растет внутри Каменного Кольца.
   — Он и был там.
   От спокойных слов Эрика у Эмбер по телу побежал холодок. Безмолвно она перевела взгляд с него на незнакомца, закутанного в теплую ткань и мех. И в тысячу оттенков темноты.
   — Внутри? — прошептала она и быстро перекрестилась: — Боже милостивый, кто же он такой?
   — Один из Наделенных Знанием, без сомнения. Никакой другой человек не мог бы пройти между камнями внутрь кольца.
   Эмбер всматривалась в незнакомца, как будто у него на лице рунами было написано, кто он такой. Но видела она лишь то, что уже знала, — у него было четко изваянное, очень мужественное лицо.
   Оно притягивало ее так, как ничто и никогда, кроме самого янтаря.
   Ей хотелось вдохнуть его дыхание, узнать его неповторимый запах, впитать его тепло. Хотелось узнать его на ощупь, почувствовать его мужскую сущность.
   Ей хотелось прикоснуться к нему.
   Осознание этого потрясло Эмбер. Ей, Неприкосновенной, хотелось прикоснуться к незнакомцу, хотя это прикосновение грозило ей невыносимой болью.
   — А рябина была в цвету? — спросил Эрик. Эмбер вздрогнула и с опаской посмотрела на него.
   — Она не цвела уже тысячу лет, — сказала она. — Почему именно этому незнакомцу должна она сулить жизнь, полную блаженства.
   Не ответив на это, Эрик спросил только:
   — Что еще ты там видела?
   — Ничего.
   — Видно, теперь моя очередь ощипывать курицу, — пробормотал Эрик — Ну ладно. Скажи тогда, что ты почувствовала ?
   — Я почувствовала… Эрик ждал.
   И еще ждал.
   — Проклятье! Разрази меня гром! Говори же! — потребовал Эрик.
   — Я не знаю, как сказать. Это просто такое чувство, будто…
   — Будто что? — не отставал он.
   — …Будто я стою на краю крутого обрыва и мне надо лишь расправить крылья, чтобы полететь.
   Эрик улыбнулся, одновременно вспоминая и предвкушая.
   — Великолепное чувство, правда?
   — Только для тех, у кого крылья, — ответила Эмбер. — У меня их нет. Меня ждет лишь долгое падение и жестокий удар о землю.
   Смех Эрика заполнил тесную хижину.
   — Ах, малышка, — сказал он, когда успокоился, — если бы я не знал, что это причинит тебе боль, то обнял бы и приласкал тебя словно ребенка.
   Эмбер улыбнулась.
   — Ты — мой добрый друг. Давай-ка отнеси незнакомца пока на мою постель, а потом о нем позаботится Кассандра.
   В ответ Эрик лишь как-то странно посмотрел на нее.
   — Мне будет жаль, если простая простуда унесет человека, который умеет проходить между священными камнями, — объяснила она.
   — Может быть. Но все же я думаю, что мне было бы легче приказать убить его, если бы он не был гостем у тебя в хижине. И в постели.
   Эмбер в ужасе уставилась на Эрика. Он улыбнулся ей ледяной улыбкой под стать ветру, гулявшему вокруг хижины.
   — За что ты хочешь приговорить к смерти незнакомца, найденного в священной роще. — Спросила она.
   — Я подозреваю, что он — один из рыцарей Дункана Максуэллского, посланный сюда на разведку.
   — Так значит, слух верный. Норманн отдал своему врагу-саксу в управление замок Каменного Кольца?
   — Да, — с горечью ответил Эрик. — Только Дункан больше не враг Доминику. Под угрозой меча Шотландский Молот присягнул на верность Доминику ле Сабру.
   Эмбер отвела от Эрика глаза. Ей не надо было прикасаться к нему, чтобы измерить силу его сдерживаемой ярости. Дункан Максуэллский, прозванный Шотландским Молотом, был и незаконнорожденным, и безземельным рыцарем. Первый его недостаток нельзя было исправить ничем, но что касается второго, то Доминик ле Сабр отдал Дункану в управление замок Каменного Кольца и окружающие его земли.
   А ведь замок Каменного Кольца был частью владений Эрика.
   Эрику уже приходилось сражаться с грабителями, ублюдками и честолюбивыми кузенами за право управлять владениями лорда Роберта на Спорных Землях. Можно было почти не сомневаться, что и опять придется. Такова была природа Спорных Земель — принадлежать лишь сильному.
   — Какую ты нашел одежду при незнакомце? — спросила Эмбер.
   — Я нашел его таким, как ты видела. Без всякой одежды.
   — Значит, он не рыцарь.
   — Не все рыцари возвращаются из похода на сарацин с сундуками золота и драгоценных камней.
   — Даже у самого бедного рыцаря есть доспехи, оружие, лошадь, одежда, — возразила она. — Хоть что-нибудь, да есть.
   — Кое-что есть и у него.
   — Что же это?
   — Талисман. Он знаком тебе?
   Эмбер покачала головой, и ее волосы вспыхнули, словно само солнце.
   — Ты когда-нибудь видела ему подобный или слышала о таком? — настойчиво спросил он.
   — Нет.
   Эрик шумно выдохнул какое-то проклятие.
   — Может, знает Кассандра? — предположила Эмбер.
   — Навряд ли.
   В комнате ощущался холод, несмотря на весело пылающий огонь, и Эмбер чувствовала, как вокруг нее сжимаются челюсти капкана, хрупкого и ненасытного в одно и то же время.
   Эрик пришел к ней, как делал это не раз, когда ему надо было знать правду о человеке, который не мог или не хотел сказать эту правду сам. И раньше Эмбер узнавала в таких случаях все, что могла и как могла.
   Даже через прикосновение.
   Вытерпеть боль от прикосновения — это было самое малое, чем она могла отплатить сыну великого лорда, который был так щедр по отношению к ней. Прикосновения раньше не страшили Эмбер.
   А теперь ей было страшно.
   Пророчество, сопровождавшее ее рождение, дрожало в пространстве хижины, словно только что спущенная тетива… и Эмбер страшилась смерти, которую понесет на своем острие невидимая, неумолимая стрела.
   Но в то же самое время желание прикоснуться к незнакомцу росло внутри нее, теснило ей грудь, почти не давало дышать. Желание узнать его становилось сильнее всего на свете — сильнее желания узнать свое настоящее имя, найти своих потерянных родителей, свое спрятанное наследство.
   Это неукротимое желание больше всего пугало Эмбер. В своем молчании незнакомец звал ее, пел ей неслышным голосом, каким-то непостижимым образом заставлял повиноваться себе.
   — Кассандра знает больше нас с тобой вместе взятых, — напряженно сказала Эмбер. — Мы должны ее подождать.
   — Когда ты родилась, Кассандра назвала тебя Эмбер. Думаешь, это была просто ее причуда?
   — Нет, — шепотом ответила она.
   — Ты была рождена, чтобы повелевать всем, что из янтаря. И Кассандра это поняла. Как и то, что не сможет с тобой в этом сравняться.
   Эмбер отвела глаза от напряженного взгляда Эрика.
   — Разве ты можешь отрицать, что этот незнакомец носит твой знак? — требовательно спросил Эрик.
   Эмбер ничего не ответила.
   — Кровь Господня, — пробормотал Эрик, — ну почему ты такая упрямая?
   — Кровь Господня, ну почему ты такой непонятливый?
   Пораженный этой внезапной вспышкой Эмбер, он молча смотрел на нее.
   — Тебе известно имя этого человека? — сердито спросила она.
   — Если бы оно мне было известно, то не пришлось бы…
   — Ты уже забыл пророчество Кассандры? — перебила его Эмбер.
   — Это которое? — резко ответил он вопросом на вопрос. — Кассандра роняет крупицы пророчеств, словно дуб свои листья, когда их крепко прихватит морозцем.
   — Ты говоришь, как человек, который никогда не видел дальше того, что у него в руках.
   — Учитель фехтования хвалил меня за длину, на которую достает моя рука, — отпарировал Эрик, чуть усмехаясь.
   Эмбер с досадой вздохнула.
   — Спорить с тобой — все равно что с тенью драться.
   — Кассандра об этом упоминает даже чаще, чем о метании бисера перед свиньями. Мудрость — ее, а свиньи, конечно, мои.
   На этот раз Эмбер не поддалась остроумию Эрика и его разящему языку.
   — Выслушай меня, — настойчиво сказала она. — Послушай, что привиделось Кассандре о моем будущем, когда я только родилась.
   — Я ведь уже слышал, что…
   Но Эмбер уже начала говорить, и слова срывались с ее губ неудержимо, пересказывая пророчество, которое родилось вместе с ней и сопровождало всю ее жизнь.
   — «Может случиться, и безымянного воина ты пожелаешь всем сердцем, душою и телом. Жизнь тогда, может быть, даст богатые всходы, но смерть непременно потоком прольется.
   Он явится тебе из теней темноты. Коснись его — и ты узнаешь жизнь, которая возможна, или смерть, которая придет.
   Будь же подобна солнечным лучам, сокрытым в янтаре: чужой руки не ведая касаний и ни к кому сама не прикасаясь.
   Запретной оставайся».
   Эрик бросил задумчивый взгляд на незнакомца и потом на девушку, которая и правда была как солнечный лучик, заключенный внутри янтаря, где яркость золотистых тонов омрачалась одной-единственной темной истиной: простое прикосновение могло причинить ей сильную боль.
   И все же он собирался попросить ее прикоснуться к незнакомцу. Ибо у него не было выбора.
   — Прости, — сказал Эрик, — но если соглядатаи Доминика ле Сабра или Шотландского Молота разгуливают по земле Каменного Кольца, то мне надо это знать.
   Эмбер медленно кивнула.
   — Но больше всего мне необходимо знать, где сейчас сам Шотландский Молот, — продолжал Эрик. — Чем скорее Дункана Максуэллского настигнет смерть, тем безопаснее будет жизнь во владениях лорда Роберта на Спорных Землях.
   И опять Эмбер кивнула, но не сделала попытки прикоснуться к незнакомцу, чье бесчувственное тело лежало у ее ног.
   — Ни один человек, доживший до такого возраста, не остается без имени, — резонно заметил Эрик. — Имена есть даже у рабов, крепостных и вилланов. Глупо бояться пророчества Кассандры.
   Подвесок на ладони у Эмбер пылал, словно сгусток плененного огня. Она пристально вглядывалась в него, но видела лишь то, что и прежде. Священное кольцо. Священную рябину.
   Тени темноты.
   — Пусть будет так, — прошептала Эмбер. Стиснув зубы в ожидании боли, она опустилась на колени у огня и приложила ладонь к щеке незнакомца.
   Ощущение удовольствия было таким острым, что Эмбер вскрикнула и отдернула руку. Опомнившись, она вновь медленно потянулась к незнакомцу.
   Эрик невольно сделал движение, как бы желая оградить Эмбер от новой боли. Потом овладел собой и стал наблюдать, сжав губы в тонкую линию, полускрытую короткой рыжеватой бородкой. Ему очень не хотелось причинять Эмбер болезненные ощущения, но еще больше не хотелось без необходимости убивать человека.
   Когда рука Эмбер прикоснулась к незнакомцу во второй раз, она ее не отдернула. Издав какой-то тихий звук, она придвинулась еще ближе к нему. Закрыв глаза, отрешившись от всего остального мира, она упивалась чистейшим наслаждением, подобного которому еще никогда не испытывала.
   Ей казалось, будто она витает невесомо в облаке нежного огня, овеваемая теплом, увлекаемая к средоточию света.
   А там, где кончалось золотое тепло облака, темной тенью лежало знание.
   И ждало.
   У Эмбер вырвался негромкий крик. Она знала не многих мужчин, которые были бы так уверены в своем боевом искусстве. Доминик ле Сабр и Дункан Максуэллский — это двое. Третьим был Эрик.
   Под моей рукой лежит доблестный воин, свет и тьма, радость и боль, друг и смертельный враг — единый во всех ипостасях.
   — Эмбер.
   Она медленно открыла глаза. По выражению лица Эрика она поняла, что он окликает ее уже не первый раз. Рыжеватые глаза напряженно следили за ней. Его беспокойство за нее было ощутимым, и это согревало. Она заставила себя улыбнуться вопреки смятению, бушевавшему у нее внутри.
   Она стольким обязана Эрику. Его отец дал ей одежду, эту хижину, людей для возделывания земли и землю, на которой они могли работать. Эрик доверял ей так, словно она принадлежала к его клану, а не была сиротой без единого родного существа на свете.
   И она поняла, что собирается обмануть доверие Эрика ради какого-то незнакомца, который вполне может оказаться его врагом.
   Прикоснувшись к незнакомцу, Эмбер уже не могла допустить его смерти от руки Эрика. По крайней мере, пока не будет уверена, что этот человек — тот, кого она боится.
   Возможно, она не выдаст его даже и тогда.
   Он может быть просто незнакомцем — человеком, которого никто не знает.
   Эта мысль завораживала, словно огонь в очаге в зимний день.
   Да! Просто незнакомец. Ведь на Спорных Землях появлялись и другие рыцари. Я слушала их рассказы о том, какие им выпали испытания в сарацинском горниле. Они были уверены в своей силе.
   Этот человек может быть таким воином.
   Должен быть.
   — Эмбер?
   — Оставь его здесь, — сказала она хриплым шепотом. — Он принадлежит мне.
   Искушение продолжать прикасаться к незнакомцу было очень сильным. Неохотно она отвела руку. Ощущение пустоты на месте прерванного соприкосновения привело ее в смятение. До этого момента ей не случалось чувствовать себя одинокой.
   Эрик длинно, с облегчением выдохнул, как только понял, что хотя прикосновение к незнакомцу расстроило Эмбер, но настоящей боли ей не причинило.
   — Должно быть, Бог услышал мои молитвы, — сказал Эрик.
   Эмбер вопросительно посмотрела на него.
   — Мне нужны искусные воины. Шотландский Молот — это лишь первая моя беда.
   — Есть и другие — с тревогой спросила Эмбер.
   — Чуть севернее Уинтерланса видели норвежцев. Да и кузены опять зашевелились.
   — Пошли их сражаться с норвежцами.
   — Они, скорее всего, объединятся и нападут на владения моего отца, — невесело улыбнулся Эрик.
   Эмбер заставила себя не смотреть на незнакомца. Если такие воины, как Доминик ле Сабр или Шотландский Молот, будут сражаться на стороне Эрика, а не против него, это для Спорных Земель вполне могло бы означать мир вместо затяжной войны.
   Только вот желать, чтобы могущественный норманнский лорд или его шотландский вассал вступили в союз с лордом Робертом Северным, было все равно что думать, будто солнечный свет можно перелить из одной ладони в другую, словно воду.
   — Как зовут моего нового воина? — спросил Эрик.
   — Я спрошу его, когда он проснется, — ответила Эмбер.
   — Зачем он явился на Спорные Земли?
   — Это второе, о чем я его спрошу.
   — Куда он держал путь?
   — А это третье. Эрик крякнул.
   — Не много же ты узнала, когда прикоснулась к нему.
   — Не много.
   — Он спит неестественным сном. Эмбер кивнула.
   — Он заколдован? — продолжал расспрашивать Эрик.
   — Нет.
   Эрик поднял брови, удивленный быстротой ее ответа.
   — Похоже, ты совершенно в этом уверена, — сказал он.
   — Уверена.
   — Почему?
   Нахмурившись, Эмбер стала вспоминать. Ощущение уверенности, перетекавшее к ней от незнакомца, сильно отличалось от того, что ей когда-либо доводилось узнавать через прикосновение. Основные свойства его характера — неистовость, гордость, щедрость, страстность, решительность, отвага — открылись ей с пугающей легкостью.
   Но она не увидела никакого хаотического мелькания образов, которые должны были населять его часы, или дни, или недели, или годы до того, как он оказался в Каменном Кольце, у подножия священной рябины. Не уловила яркого чувства цели, подобного вспышкам молнии во мраке. Не увидела никаких лиц, любимых или ненавистных.
   Получалось, что у незнакомца не было никаких воспоминаний.
   Не отдавая себе в этом отчета, Эмбер снова протянула к нему руку. Она заставила себя не обращать внимания на удовольствие — так, как когда-то научилась не обращать внимания на боль. Обрывая один за другим лепестки обманчивых ощущений, она стала искать воспоминания незнакомца.
   Но никаких воспоминаний не было. Были лишь слабые, ускользающие проблески света, которые отступали все дальше, как только она пыталась приблизиться.