Страница:
Джолин пожал плечами.
– У тебя есть крыша над головой, – возразил он. – Хотя, конечно, через какое-то время ты не сможешь вносить арендную плату.
Рианон рывком поднялась на ноги, взяла бокал с вином и принялась мерить шагами комнату.
– Джо, мне нужна работа, – твердила она. – Почему меня никто не пригласил? Я профессионал, все эти козлы никогда не смогут достичь такого уровня, так почему я, черт побери, не могу найти работу?
– Потому, – серьезно ответил Джолин, – что ты представляешь собой угрозу. У тебя была собственная программа, причем она имела настоящий успех, так что никому не нужно, дорогая, чтобы ты пришла, и все внимание снова сосредоточилось на тебе. И кроме того, какого черта ты из кожи вон лезешь, чтобы найти работу? Ты не исполнитель по натуре, ты лидер. Ты генератор идей, ты – душа проектов.
– Но мне прежде всего требуется заработок, – проворчала Рианон. – Свежие идеи, должна тебе сказать, не решают проблему хлеба насущного. И скажи мне, пожалуйста, откуда мне брать хоть какие-то идеи?
Джолин недовольно скривился.
– Раньше ты в них недостатка не испытывала, – заметил он. – Что с тех пор изменилось?
– Раньше я не знала, что такое кризис доверия, – ответила Рианон.
Джолин театрально всплеснул руками:
– Есть мысль! Сделай серию передач о психологических кризисах.
– Я говорила не о психологии. Я сказала – кризис доверия.
– Разве это не одно и то же?
Рианон метнула на Джолина яростный взгляд и вдруг, сама того не желая, рассмеялась.
Взгляд Джолина потеплел.
– Выглядишь ты по-прежнему паршиво, – заявил он, – но смех меняет дело. В общем, называй это как знаешь – психологический кризис или кризис доверия, пусть это разные вещи, ты лучше меня разбираешься. Но, если хочешь знать мое мнение, у тебя может получиться отличный цикл программ. Согласись, у любого нормального человека бывали в жизни критические точки.
Рианон сосредоточенно слушала.
– Да, – произнесла она. – Да, это верно.
– Так почему не сделать их предметом обсуждения?
В глазах Рианон мелькнуло подозрение.
– Такой разговор кто-то со мной уже вел, – проговорила она, силясь вспомнить, когда и в связи с чем это было.
Джолин молча улыбался.
– Ну давай, просвети меня! – крикнула Рианон, раздражаясь.
– Ты говорила на эту тему двадцать шестого февраля девяносто второго года с Морганом и Салли Симпсон, – напомнил он ей.
Рианон моргнула.
– Там еще была Лиззи. И, кстати, я.
Рианон удивленно тряхнула головой и засмеялась:
– Ты знаешь, что ты прелесть? Это же было одно из совещаний, где мы пытались родить идею цикла! И в конце концов остановились на “Хочу все знать”.
– Молодец, – похвалил ее Джолин. – А до того едва не выбрали цикл “Внимание”.
– Да, точно. – Рианон все вспомнила. – “Внимание: здоровье”. “Внимание: скандалы”. “Внимание: разводы”. “Внимание: Европа”. “Внимание: работа”. – Она продолжала вспоминать высказанные на том давнем совещании предложения. – И “Внимание: критические моменты”! – воскликнула она. – Кажется, предполагалось сделать шесть передач. Кризис среднего возраста. Бесплодие. Одиночество. Сексуальность. Доверие. И смерть.
– Ха! – Джолин улыбался вовсю. – Так чего ты ждешь?
Рианон присела. Глаза ее загорелись, сердце забилось чаще.
Именно такое дело ей нужно. Она сможет наконец взять себя в руки, с головой окунуться в работу, которая поможет вновь обрести почву под ногами и выбросить из головы Макса. Внезапно ее пронзил страх. Как, жить новой жизнью без него, отдаться чему-то, что не имеет к нему отношения? Это ли не предательство! Вдруг безумно захотелось немедленно отказаться от всяческих планов. Но она не может позволить себе такой роскоши. Как бы больно ни было, она обязана стиснуть зубы и продолжать жить. Ей вспомнились слова Джолина о том, что он три года надеялся и верил. А с ней катастрофа произошла каких-то две недели назад. Работая, она сможет по крайней мере сохранить рассудок.
– У тебя есть протокол того совещания? – спросила она, взглянув па Джолина.
Тот самодовольно ухмыльнулся.
– Я думал, ты так и не спросишь, – бросил он, достал из портфеля листы бумаги и положил их на кофейный столик. – Да, сейчас я тебя разозлю, – продолжал он. – Марвин Мачете Мансфилд недавно зарезал почти все проекты и сделал исключение только для “Хочу все знать”. Значит, твое детище получило добро на шесть выпусков в год, а Марвин самолично будет курировать тематику.
– Сволочь!
Рианон сплюнула. Джолин усмехнулся.
– Между прочим, в эфир выходим в следующий четверг. Передача называется “Путешествие по Интернету”.
Губы Рианон сжались.
– До сих пор, – продолжал Джолин, – мы делали программы, придуманные тобой или Лиззи. Или те, которые ты успела одобрить. Это не означает, понятно, что ни у кого нет свежих идей; ты собрала людей более чем способных. Беда в том, что Морган и Салли ни на что не способны. Эта парочка не может принять решение, если его им не поднести на блюдечке. Они потеряли хватку.
– А что я могу сделать? – вырвалось у Рианон.
– Ничего. Мансфилд скорее закроет программу, чем согласится видеть в ней тебя. Плохо, что Хомер и Мардж все равно ее убивают. А когда это дойдет до старика Мерва, будет поздно.
– Хомер и Мардж? – переспросила Рианон.
– Морган и Салли. Симпсоны. Ну конечно, у тебя нет спутниковой антенны.
Признав свою отсталость, Рианон осведомилась:
– Так кто теперь ведет программу?
– Они откопали кого-то из времен “Панорамы”, чтобы вытянуть первые выпуски, – ответил Джолин. – Только и делают, что проводят пробы претендентов и рвут на себе волосы. Они не знают, чего сегодня требует зритель. Лиззи заменить очень трудно, если вообще возможно. Остальные ребята пока работают как всегда, но ты сама прекрасно знаешь, что программу цементировала Лиззи. Наши два придурка просто стараются найти кого-нибудь, кто бы работал точно как она.
– Ничего у них не выйдет, – согласилась Рианон. – Лучше бы взяли нового ведущего, совершенно на нее не похожего. А в общем, меня это уже не касается. – Рианон помолчала, осознавая горькую правду этих слов и думая, настанет ли день, когда она сможет повторить их с легким сердцем, потом добавила: – Значит, я должна продумать для “Внимания” все организационные вопросы, а потом решить, к кому бы с этим сунуться. – Она вздохнула. – Вопрос в том, на что мне жить все это время.
– Я полагал, Хомер и Мардж озолотили тебя при расчете, – откликнулся Джолин.
– Не совсем так. А Оливер мне оставил кучу неоплаченных счетов.
По выражению лица Джолина она поняла, что тот не удивлен.
Рианон рассмеялась.
– Скажи мне, пожалуйста, – осторожно сказала она, – как, по-твоему, отреагируют Хомер и Мардж, если я – очень вежливо – предложу им свои услуги в качестве консультанта?
– Ты что, смеешься? Они – очень вежливо – откусят тебе руку.
– Попробуй обсудить это завтра с ними, – попросила Рианон. – Только не говори, что это моя идея. Сделай вид, что это тебе самому пришло в голову. Если не я к ним обращусь, а они ко мне, возможно, удастся выбить у них более высокий гонорар…
– Какая ты корыстная! – Джолин хохотнул и потер руки. Когда Рианон провожала Джолина до дверей, бледности на ее щеках и страха в сердце оставалось гораздо меньше, чем было до его прихода. Наконец-то перед ней стал вырисовываться новый жизненный путь, она снова могла сесть за руль и ехать по открывшейся дороге так же бодро и уверенно, как и прежде. Когда Джолин поцеловал ее на прощание, она произнесла:
– Теперь я понимаю, что значит благовещение.
– Если ты беременна, я к этому отношения не имею, – отозвался он.
Рианон расхохоталась:
– Знаешь, сегодня я весь день думала, что иду ко дну. Ты пришел, и жизнь представляется мне уже не в таком мрачном свете.
– Солнышко, ты не из тех, кто безропотно идет ко дну, – возразил Джолин. – Сразу тонут трусы. Уж чего-чего, а трусости в тебе нет.
Она неуверенно улыбнулась в ответ и сама осудила себя за это. Но одно дело – быть храброй, когда с тобой рядом надежный друг, и совсем другое – жить наедине с отчаянием и неудовлетворенными плотскими желаниями. Хотя теперь у нее есть цель: нужно полностью погрузиться в работу над “Вниманием”.
Джолин открыл входную дверь. Они засиделись; была сырая, промозглая безлунная ночь. Вдруг он воскликнул:
– Ох, чуть не забыл! Тебя ищет Люси Голдблам.
– Люси Голдблам? Та, что раньше работала с Теймсом?
– Именно. Она не говорила, по какому вопросу, но ты ей позвони. А я побегу. Дел куча и все такое. Я еще объявлюсь.
Рианон, улыбаясь и одновременно хмурясь, прошла из коридора в комнату. Она хорошо помнила Люси, любила и восхищалась ее мастерством. Программы, которые Люси в качестве продюсера готовила для Теймса, были в свое время популярнее, чем даже “Хочу все знать” самой Рианон. Может быть, говорила себе Рианон, Люси хочет предложить ей работу. Как бы это было замечательно! Это означало бы, что Бог услышал молитвы Рианон. У нее появились бы деньги, к тому же Люси могла бы посодействовать осуществлению ее нового проекта.
Рианон погасила свет в гостиной, вошла в спальню. В окно лился голубоватый свет фонаря. Сердце сжалось от привычной боли. Ей так нужно было увидеть Макса, зарыться с ним вместе в постель… Она закрыла лицо руками. С этим надо кончать, немедленно. Нужно смотреть вперед и уходить от него все дальше и дальше, так, чтобы он в конце концов стал еле различимой тенью на горизонте воспоминаний. Черт побери, горько становится от таких мыслей, но факт есть факт, он уже ушел в прошлое, а будущее в ее собственных руках.
Сюзан Травнер с карандашом в руке сидела у себя в квартире в Калвер-Сити и напряженно вслушивалась в то, что собеседник говорил ей по телефону. Смотрела она только на страничку блокнота, точнее, на несколько слов, только что записанных ею. На экране компьютера мигал курсор, словно призывая ее продолжить работу. Когда телефон зазвонил, она как раз писала убойный материал о “Шикарной шестерке”. Но Сюзан мгновенно забыла о шести старых бездарностях, которые каждую ночь позорились в разных голливудских заведениях, и о гнусном импресарио этих кретинов. Журналистка с большим вниманием отнеслась к тому, что ей говорили.
Ее ничуть не задевало прозвище – мисс Отрава. Ее статьи пользовались большой популярностью – потому, вероятно, что людям нравится копаться в чужом грязном белье, а Сюзан Травнер умела преподнести читателю чужое грязное белье так, что не покопаться в нем было невозможно. Мисс Отрава не боялась называть вещи своими именами, высказывать собственный взгляд на то, что становилось ей известно. Если кому-то такая манера не нравится – тем хуже для него. Сюзан не лгала, она лишь творчески перерабатывала правду. Конечно, в своих целях. Она была настроена весьма феминистски, и многие представительницы прекрасного пола даже не подозревали, насколько статьи мисс Отравы облегчили их жизненную участь. Сюзан мало кому верила, подозревала в корысти всех и каждого, в особенности могущественных филантропов, и видела смысл своей жизни в том, чтобы выводить на чистую воду нечистых на руку бонз. В результате она нажила куда больше врагов, чем друзей, зато постепенно стало ясно, что если кому-то причинено зло и об этом следует сказать вслух, то именно Травнер вцепится в такую историю мертвой хваткой и не отступится до тех пор, пока не восторжествует справедливость.
Разговор подходил к концу. Сюзан сделала несколько пометок в блокноте, а когда ее собеседник повесил трубку, швырнула телефон на стол и издала ликующий возглас.
– Все с тобой ясно. Пулитцеровская премия*, – заявила Селия, подруга Сюзан, делившая с ней квартиру.
* Престижная премия, присуждаемая в США, за достижения в журналистике.
Селия подняла голову и сдвинула очки на кончик носа. На коленях у нее лежал огромный раскрытый том – словарь Вебстера. Сюзан ухмыльнулась.
– Не торопись, – отозвалась она. – Лучше слушай и мотай на ус. Один мой случайный лондонский знакомый, человек, между прочим, очень надежный, говорит, что Макс Романов провел первую брачную ночь, представь себе, не со своей ослепительной подругой жизни Галиной Казимир, а с Рианон, извини за выражение, Эдвардс, той самой, с которой он спал за двое суток до свадьбы.
Селия стащила очки. Сюзан рассмеялась, резво вскочила из-за стола и подошла к подоконнику, на котором стояла кофеварка.
– Откуда это известно твоему знакомому? – осведомилась Селия.
Глаза Сюзан сверкнули.
– Ему рассказала об этом мисс Эдвардс.
Селия недоверчиво взглянула на подругу.
– И это, по-твоему, правда? Сюзан кивнула:
– Конечно. Этот парень еще никогда меня не подводил. К тому же он близкий друг Рианон.
Селия сунула в рот дужку очков. Яркие лучи солнца освещали ее узкое, серьезное лицо.
Сюзан протянула ей чашку кофе.
– Значит, ты хочешь этим воспользоваться? – задумчиво спросила Селия.
– Можешь не сомневаться, – откликнулась Сюзан. – Нужно только придумать оптимальный ход. – Она покачала головой. – Каков мерзавец, а? Путаться с кем-то в первую же ночь после свадьбы! Хотя от Романова можно было ожидать именно этого.
Она крепко сжала чашку обеими руками. Глаза ее блестели.
– Ты уверена, что хочешь связываться с таким человеком? – спросила Селия.
– Этот сукин сын убил жену и вышел чистеньким, – возмущенно поджав губы, ответила Сюзан.
– Да, ты так говоришь. Но ты же не знаешь наверняка? – заметила Селия.
– Знаю. И еще я кое-что знаю. У Галины Казимир серьезные проблемы с психикой, она время от времени сбегает из дому и позволяет измываться над собой всякому, кто пожелает. По крайней мере так утверждает Романов. А на самом деле сам Романов этим и занимается.
Улыбка Селии вмиг исчезла.
– Не слабо, да? – бросила Сюзан.
Селия обвела взглядом комнату, потом посмотрела на старую гипсовую повязку на ноге Сюзан.
– Хорошо, – заговорила она, – я согласна с тобой насчет жены Романова, но насчет Галины… Нет, он, наверное, способен и на такое, однако…
– Не только способен. Он это делает, и уже давно, – перебила ее Сюзан, уселась в продавленное кресло и отхлебнула из чашки. – Хотела бы я знать, – добавила она рассеянно, как бы про себя, – какие у него планы относительно Рианон Эдвардс.
Она глубоко задумалась. С тех самых пор, как Морис Реммик, личный адвокат Романова, стал снабжать ее информацией о своем патроне, она неустанно строила планы: как причинить Романову побольше неприятностей, а главное, привлечь к ответу за убийство его жены Каролин.
В свое время Сюзан пребывала в уверенности, что в ту декабрьскую ночь на спусковой крючок нажал палец Галины, но теперь журналистка была информирована куда лучше. В то время Галина Казимир находилась в Лос-Анджелесе. Она попала в больницу после весьма жестокого нападения. Так гласили официальные документы. У Сюзан на этот счет имелось особое мнение. Она считала, что полученные Галиной раны не имели никакого отношения к попытке ограбления. И насчет того, как удалось – по крайней мере до сих пор удавалось Максу Романову выкручиваться, – у нее сложилось свое мнение. Оставалось только добыть убедительные доказательства своей правоты. Впрочем, она верила, что добудет их, и настанет день, когда она увидит Романова и тех подонков, что прикрывают эту мразь, на скамье подсудимых.
Глава 23
– У тебя есть крыша над головой, – возразил он. – Хотя, конечно, через какое-то время ты не сможешь вносить арендную плату.
Рианон рывком поднялась на ноги, взяла бокал с вином и принялась мерить шагами комнату.
– Джо, мне нужна работа, – твердила она. – Почему меня никто не пригласил? Я профессионал, все эти козлы никогда не смогут достичь такого уровня, так почему я, черт побери, не могу найти работу?
– Потому, – серьезно ответил Джолин, – что ты представляешь собой угрозу. У тебя была собственная программа, причем она имела настоящий успех, так что никому не нужно, дорогая, чтобы ты пришла, и все внимание снова сосредоточилось на тебе. И кроме того, какого черта ты из кожи вон лезешь, чтобы найти работу? Ты не исполнитель по натуре, ты лидер. Ты генератор идей, ты – душа проектов.
– Но мне прежде всего требуется заработок, – проворчала Рианон. – Свежие идеи, должна тебе сказать, не решают проблему хлеба насущного. И скажи мне, пожалуйста, откуда мне брать хоть какие-то идеи?
Джолин недовольно скривился.
– Раньше ты в них недостатка не испытывала, – заметил он. – Что с тех пор изменилось?
– Раньше я не знала, что такое кризис доверия, – ответила Рианон.
Джолин театрально всплеснул руками:
– Есть мысль! Сделай серию передач о психологических кризисах.
– Я говорила не о психологии. Я сказала – кризис доверия.
– Разве это не одно и то же?
Рианон метнула на Джолина яростный взгляд и вдруг, сама того не желая, рассмеялась.
Взгляд Джолина потеплел.
– Выглядишь ты по-прежнему паршиво, – заявил он, – но смех меняет дело. В общем, называй это как знаешь – психологический кризис или кризис доверия, пусть это разные вещи, ты лучше меня разбираешься. Но, если хочешь знать мое мнение, у тебя может получиться отличный цикл программ. Согласись, у любого нормального человека бывали в жизни критические точки.
Рианон сосредоточенно слушала.
– Да, – произнесла она. – Да, это верно.
– Так почему не сделать их предметом обсуждения?
В глазах Рианон мелькнуло подозрение.
– Такой разговор кто-то со мной уже вел, – проговорила она, силясь вспомнить, когда и в связи с чем это было.
Джолин молча улыбался.
– Ну давай, просвети меня! – крикнула Рианон, раздражаясь.
– Ты говорила на эту тему двадцать шестого февраля девяносто второго года с Морганом и Салли Симпсон, – напомнил он ей.
Рианон моргнула.
– Там еще была Лиззи. И, кстати, я.
Рианон удивленно тряхнула головой и засмеялась:
– Ты знаешь, что ты прелесть? Это же было одно из совещаний, где мы пытались родить идею цикла! И в конце концов остановились на “Хочу все знать”.
– Молодец, – похвалил ее Джолин. – А до того едва не выбрали цикл “Внимание”.
– Да, точно. – Рианон все вспомнила. – “Внимание: здоровье”. “Внимание: скандалы”. “Внимание: разводы”. “Внимание: Европа”. “Внимание: работа”. – Она продолжала вспоминать высказанные на том давнем совещании предложения. – И “Внимание: критические моменты”! – воскликнула она. – Кажется, предполагалось сделать шесть передач. Кризис среднего возраста. Бесплодие. Одиночество. Сексуальность. Доверие. И смерть.
– Ха! – Джолин улыбался вовсю. – Так чего ты ждешь?
Рианон присела. Глаза ее загорелись, сердце забилось чаще.
Именно такое дело ей нужно. Она сможет наконец взять себя в руки, с головой окунуться в работу, которая поможет вновь обрести почву под ногами и выбросить из головы Макса. Внезапно ее пронзил страх. Как, жить новой жизнью без него, отдаться чему-то, что не имеет к нему отношения? Это ли не предательство! Вдруг безумно захотелось немедленно отказаться от всяческих планов. Но она не может позволить себе такой роскоши. Как бы больно ни было, она обязана стиснуть зубы и продолжать жить. Ей вспомнились слова Джолина о том, что он три года надеялся и верил. А с ней катастрофа произошла каких-то две недели назад. Работая, она сможет по крайней мере сохранить рассудок.
– У тебя есть протокол того совещания? – спросила она, взглянув па Джолина.
Тот самодовольно ухмыльнулся.
– Я думал, ты так и не спросишь, – бросил он, достал из портфеля листы бумаги и положил их на кофейный столик. – Да, сейчас я тебя разозлю, – продолжал он. – Марвин Мачете Мансфилд недавно зарезал почти все проекты и сделал исключение только для “Хочу все знать”. Значит, твое детище получило добро на шесть выпусков в год, а Марвин самолично будет курировать тематику.
– Сволочь!
Рианон сплюнула. Джолин усмехнулся.
– Между прочим, в эфир выходим в следующий четверг. Передача называется “Путешествие по Интернету”.
Губы Рианон сжались.
– До сих пор, – продолжал Джолин, – мы делали программы, придуманные тобой или Лиззи. Или те, которые ты успела одобрить. Это не означает, понятно, что ни у кого нет свежих идей; ты собрала людей более чем способных. Беда в том, что Морган и Салли ни на что не способны. Эта парочка не может принять решение, если его им не поднести на блюдечке. Они потеряли хватку.
– А что я могу сделать? – вырвалось у Рианон.
– Ничего. Мансфилд скорее закроет программу, чем согласится видеть в ней тебя. Плохо, что Хомер и Мардж все равно ее убивают. А когда это дойдет до старика Мерва, будет поздно.
– Хомер и Мардж? – переспросила Рианон.
– Морган и Салли. Симпсоны. Ну конечно, у тебя нет спутниковой антенны.
Признав свою отсталость, Рианон осведомилась:
– Так кто теперь ведет программу?
– Они откопали кого-то из времен “Панорамы”, чтобы вытянуть первые выпуски, – ответил Джолин. – Только и делают, что проводят пробы претендентов и рвут на себе волосы. Они не знают, чего сегодня требует зритель. Лиззи заменить очень трудно, если вообще возможно. Остальные ребята пока работают как всегда, но ты сама прекрасно знаешь, что программу цементировала Лиззи. Наши два придурка просто стараются найти кого-нибудь, кто бы работал точно как она.
– Ничего у них не выйдет, – согласилась Рианон. – Лучше бы взяли нового ведущего, совершенно на нее не похожего. А в общем, меня это уже не касается. – Рианон помолчала, осознавая горькую правду этих слов и думая, настанет ли день, когда она сможет повторить их с легким сердцем, потом добавила: – Значит, я должна продумать для “Внимания” все организационные вопросы, а потом решить, к кому бы с этим сунуться. – Она вздохнула. – Вопрос в том, на что мне жить все это время.
– Я полагал, Хомер и Мардж озолотили тебя при расчете, – откликнулся Джолин.
– Не совсем так. А Оливер мне оставил кучу неоплаченных счетов.
По выражению лица Джолина она поняла, что тот не удивлен.
Рианон рассмеялась.
– Скажи мне, пожалуйста, – осторожно сказала она, – как, по-твоему, отреагируют Хомер и Мардж, если я – очень вежливо – предложу им свои услуги в качестве консультанта?
– Ты что, смеешься? Они – очень вежливо – откусят тебе руку.
– Попробуй обсудить это завтра с ними, – попросила Рианон. – Только не говори, что это моя идея. Сделай вид, что это тебе самому пришло в голову. Если не я к ним обращусь, а они ко мне, возможно, удастся выбить у них более высокий гонорар…
– Какая ты корыстная! – Джолин хохотнул и потер руки. Когда Рианон провожала Джолина до дверей, бледности на ее щеках и страха в сердце оставалось гораздо меньше, чем было до его прихода. Наконец-то перед ней стал вырисовываться новый жизненный путь, она снова могла сесть за руль и ехать по открывшейся дороге так же бодро и уверенно, как и прежде. Когда Джолин поцеловал ее на прощание, она произнесла:
– Теперь я понимаю, что значит благовещение.
– Если ты беременна, я к этому отношения не имею, – отозвался он.
Рианон расхохоталась:
– Знаешь, сегодня я весь день думала, что иду ко дну. Ты пришел, и жизнь представляется мне уже не в таком мрачном свете.
– Солнышко, ты не из тех, кто безропотно идет ко дну, – возразил Джолин. – Сразу тонут трусы. Уж чего-чего, а трусости в тебе нет.
Она неуверенно улыбнулась в ответ и сама осудила себя за это. Но одно дело – быть храброй, когда с тобой рядом надежный друг, и совсем другое – жить наедине с отчаянием и неудовлетворенными плотскими желаниями. Хотя теперь у нее есть цель: нужно полностью погрузиться в работу над “Вниманием”.
Джолин открыл входную дверь. Они засиделись; была сырая, промозглая безлунная ночь. Вдруг он воскликнул:
– Ох, чуть не забыл! Тебя ищет Люси Голдблам.
– Люси Голдблам? Та, что раньше работала с Теймсом?
– Именно. Она не говорила, по какому вопросу, но ты ей позвони. А я побегу. Дел куча и все такое. Я еще объявлюсь.
Рианон, улыбаясь и одновременно хмурясь, прошла из коридора в комнату. Она хорошо помнила Люси, любила и восхищалась ее мастерством. Программы, которые Люси в качестве продюсера готовила для Теймса, были в свое время популярнее, чем даже “Хочу все знать” самой Рианон. Может быть, говорила себе Рианон, Люси хочет предложить ей работу. Как бы это было замечательно! Это означало бы, что Бог услышал молитвы Рианон. У нее появились бы деньги, к тому же Люси могла бы посодействовать осуществлению ее нового проекта.
Рианон погасила свет в гостиной, вошла в спальню. В окно лился голубоватый свет фонаря. Сердце сжалось от привычной боли. Ей так нужно было увидеть Макса, зарыться с ним вместе в постель… Она закрыла лицо руками. С этим надо кончать, немедленно. Нужно смотреть вперед и уходить от него все дальше и дальше, так, чтобы он в конце концов стал еле различимой тенью на горизонте воспоминаний. Черт побери, горько становится от таких мыслей, но факт есть факт, он уже ушел в прошлое, а будущее в ее собственных руках.
Сюзан Травнер с карандашом в руке сидела у себя в квартире в Калвер-Сити и напряженно вслушивалась в то, что собеседник говорил ей по телефону. Смотрела она только на страничку блокнота, точнее, на несколько слов, только что записанных ею. На экране компьютера мигал курсор, словно призывая ее продолжить работу. Когда телефон зазвонил, она как раз писала убойный материал о “Шикарной шестерке”. Но Сюзан мгновенно забыла о шести старых бездарностях, которые каждую ночь позорились в разных голливудских заведениях, и о гнусном импресарио этих кретинов. Журналистка с большим вниманием отнеслась к тому, что ей говорили.
Ее ничуть не задевало прозвище – мисс Отрава. Ее статьи пользовались большой популярностью – потому, вероятно, что людям нравится копаться в чужом грязном белье, а Сюзан Травнер умела преподнести читателю чужое грязное белье так, что не покопаться в нем было невозможно. Мисс Отрава не боялась называть вещи своими именами, высказывать собственный взгляд на то, что становилось ей известно. Если кому-то такая манера не нравится – тем хуже для него. Сюзан не лгала, она лишь творчески перерабатывала правду. Конечно, в своих целях. Она была настроена весьма феминистски, и многие представительницы прекрасного пола даже не подозревали, насколько статьи мисс Отравы облегчили их жизненную участь. Сюзан мало кому верила, подозревала в корысти всех и каждого, в особенности могущественных филантропов, и видела смысл своей жизни в том, чтобы выводить на чистую воду нечистых на руку бонз. В результате она нажила куда больше врагов, чем друзей, зато постепенно стало ясно, что если кому-то причинено зло и об этом следует сказать вслух, то именно Травнер вцепится в такую историю мертвой хваткой и не отступится до тех пор, пока не восторжествует справедливость.
Разговор подходил к концу. Сюзан сделала несколько пометок в блокноте, а когда ее собеседник повесил трубку, швырнула телефон на стол и издала ликующий возглас.
– Все с тобой ясно. Пулитцеровская премия*, – заявила Селия, подруга Сюзан, делившая с ней квартиру.
* Престижная премия, присуждаемая в США, за достижения в журналистике.
Селия подняла голову и сдвинула очки на кончик носа. На коленях у нее лежал огромный раскрытый том – словарь Вебстера. Сюзан ухмыльнулась.
– Не торопись, – отозвалась она. – Лучше слушай и мотай на ус. Один мой случайный лондонский знакомый, человек, между прочим, очень надежный, говорит, что Макс Романов провел первую брачную ночь, представь себе, не со своей ослепительной подругой жизни Галиной Казимир, а с Рианон, извини за выражение, Эдвардс, той самой, с которой он спал за двое суток до свадьбы.
Селия стащила очки. Сюзан рассмеялась, резво вскочила из-за стола и подошла к подоконнику, на котором стояла кофеварка.
– Откуда это известно твоему знакомому? – осведомилась Селия.
Глаза Сюзан сверкнули.
– Ему рассказала об этом мисс Эдвардс.
Селия недоверчиво взглянула на подругу.
– И это, по-твоему, правда? Сюзан кивнула:
– Конечно. Этот парень еще никогда меня не подводил. К тому же он близкий друг Рианон.
Селия сунула в рот дужку очков. Яркие лучи солнца освещали ее узкое, серьезное лицо.
Сюзан протянула ей чашку кофе.
– Значит, ты хочешь этим воспользоваться? – задумчиво спросила Селия.
– Можешь не сомневаться, – откликнулась Сюзан. – Нужно только придумать оптимальный ход. – Она покачала головой. – Каков мерзавец, а? Путаться с кем-то в первую же ночь после свадьбы! Хотя от Романова можно было ожидать именно этого.
Она крепко сжала чашку обеими руками. Глаза ее блестели.
– Ты уверена, что хочешь связываться с таким человеком? – спросила Селия.
– Этот сукин сын убил жену и вышел чистеньким, – возмущенно поджав губы, ответила Сюзан.
– Да, ты так говоришь. Но ты же не знаешь наверняка? – заметила Селия.
– Знаю. И еще я кое-что знаю. У Галины Казимир серьезные проблемы с психикой, она время от времени сбегает из дому и позволяет измываться над собой всякому, кто пожелает. По крайней мере так утверждает Романов. А на самом деле сам Романов этим и занимается.
Улыбка Селии вмиг исчезла.
– Не слабо, да? – бросила Сюзан.
Селия обвела взглядом комнату, потом посмотрела на старую гипсовую повязку на ноге Сюзан.
– Хорошо, – заговорила она, – я согласна с тобой насчет жены Романова, но насчет Галины… Нет, он, наверное, способен и на такое, однако…
– Не только способен. Он это делает, и уже давно, – перебила ее Сюзан, уселась в продавленное кресло и отхлебнула из чашки. – Хотела бы я знать, – добавила она рассеянно, как бы про себя, – какие у него планы относительно Рианон Эдвардс.
Она глубоко задумалась. С тех самых пор, как Морис Реммик, личный адвокат Романова, стал снабжать ее информацией о своем патроне, она неустанно строила планы: как причинить Романову побольше неприятностей, а главное, привлечь к ответу за убийство его жены Каролин.
В свое время Сюзан пребывала в уверенности, что в ту декабрьскую ночь на спусковой крючок нажал палец Галины, но теперь журналистка была информирована куда лучше. В то время Галина Казимир находилась в Лос-Анджелесе. Она попала в больницу после весьма жестокого нападения. Так гласили официальные документы. У Сюзан на этот счет имелось особое мнение. Она считала, что полученные Галиной раны не имели никакого отношения к попытке ограбления. И насчет того, как удалось – по крайней мере до сих пор удавалось Максу Романову выкручиваться, – у нее сложилось свое мнение. Оставалось только добыть убедительные доказательства своей правоты. Впрочем, она верила, что добудет их, и настанет день, когда она увидит Романова и тех подонков, что прикрывают эту мразь, на скамье подсудимых.
Глава 23
В просторном кабинете особняка в Малибу Ула была одна. Свет яркого калифорнийского солнца лился в окна. На светло-голубом небе не было ни облачка. На красивом лице Улы отражалась напряженная работа мысли. Она бессознательно смотрела в окно, стараясь разобраться в том, что занимало ее в последнее время. И Эллиса беспокоила та же проблема, они несколько раз обсуждали ее, и оба никак не могли прийти к определенному выводу о том, что же могло послужить причиной внезапного охлаждения Макса к Морису. Ула терялась в догадках. Однажды она предположила, что дело скорее всего в Галине, и Эллис согласился. С тех пор как Галина стала женой Макса, прекратились обычные прежде посиделки, в которых неизменно участвовали Морис и Дион, и Ула заметила, что именно с этого времени Макс стал отвечать отказом на все приглашения четы Романовых. Трудно было понять, почувствовал ли Морис, что отношение к нему изменилось. Держался он, как обычно, но наверняка не мог не обратить внимания на то, что Макс стал регулярно разговаривать по телефону с Куртом Коваром, адвокатом из Нью-Йорка, которого, как недавно узнала Ула, боссу порекомендовал Рамон Коминский.
Снова и снова раздумывая, что могло случиться, Ула встала из-за стола, подошла к окну, скрестила руки на груди и выглянула в сад. Ей очень хотелось задать этот вопрос Галине, которой была свойственна потрясающая откровенность – конечно, в тех случаях, когда это ей на руку. А если нет – вот тогда Галина могла ответить уклончиво или вообще солгать. К тому же они, судя по всему, были в эти дни очень близки с Максом, и даже если Ула, набравшись мужества, обратилась бы к Галине, вряд ли могла рассчитывать на искренний ответ. О том, чтобы узнать у Макса, нечего и думать, он не приветствует вмешательство в личные дела, спрашивать Мориса… Почему-то Уле казалось, что этого делать не стоит. А ведь это само по себе странна – раньше у них не было секретов друг от друга, и как только возникала какая-нибудь проблема, ее охотно обсуждали. Сейчас Ула не сомневалась – что-то не в порядке; тем более хотелось бы знать, что именно.
Телефон Макса зазвонил, Ула подбежала к столу и включила компьютер, чтобы по окончании разговора вернуться к работе.
– Слушаю вас, – сказала она в трубку.
Молчание. Ула хотела было повторить фразу, но звонивший неожиданно повесил трубку.
Она пожала плечами и опустила трубку на рычаг. Ничего особенного – ошибаясь номером, люди нередко молчат, но у Улы возникло отчетливое ощущение, что, если бы к телефону подошел Макс, с ним бы заговорили. Значит, неизвестный не считает нужным разговаривать с кем-либо, кроме самого Романова.
Ула вышла из кабинета, прошла через соседнюю комнату и выглянула в бассейн, где Макс и Галина играли с детьми. Некоторое время она смотрела на всех четверых, потом развернулась и пошла обратно в кабинет. Красноречивая картинка семейной идиллии не убедила ее в том, что в доме царит счастье и согласие. Более того, Ула знала, почему не верит в то, что ей демонстрируется.
Она присела за стол, взяла обеими руками чашку кофе и закусила губу. Она видела ту пару, Макса и Рианон, наутро после свадьбы. Всю ночь она играла. Под утро решила покинуть казино, немного подышать свежим воздухом, а уж потом пойти спать, и направилась к “Замку Цезаря”, где утешались проигравшиеся в пух игроки. Обернувшись, Ула увидела Макса и Рамона, которые о чем-то спорили. Затем появилась Рианон с чемоданами. Она сделала попытку отвернуться от Макса, но тот обнял ее, поднял голову женщины и сказал что-то с таким выражением, которое не оставляло сомнений в их близости.
Ула так и осталась незамеченной. На ее глазах англичанка и шеф сели в черный лимузин, Макс что-то бросил Рамону, и машина тронулась. Перед Улой мелькнули их бледные, напряженные лица. Ула вдруг испугалась, что Макс увозит Рианон, даже кинулась вслед за машиной, но Рамон остановил ее и объяснил, что босс всего лишь провожает подругу Галины в аэропорт и что после ее отбытия все будет в порядке.
Похоже, Рамон был прав: с того дня Макс не общался с Рианон. Во всяком случае, ей, личному секретарю, было ничего не известно об их контактах. Кроме того, Макс с Галиной явно были влюблены друг в друга и, совершенно очевидно, наконец-то стали проводить ночи вместе, так что Ула сама не понимала, отчего так беспокоится. Но она не могла выбросить из головы ту утреннюю сцену в Вегасе. Неужели это Рианон звонила Максу и не пожелала говорить с ней? Похоже, что так. Ула хорошо знала, что Макс привык добиваться желаемого и способен на многое, чтобы заполучить свое. Достаточно вспомнить обстоятельства смерти Каролин. А впрочем, размышляла Ула, если бы она оказалась на месте своего босса, если бы обладала его влиянием, его возможностями, разве не поступила бы она точно так же? Конечно, так бы и поступила – ни один разумный человек не согласится провести двадцать пять лет за решеткой, когда есть выбор.
Внезапно Ула вспомнила мемфисского фотографа. Зрачки ее расширились, сердце учащенно забилось, она ощутила дурноту. Охватившее ее подозрение было слишком страшным, но она ничего не могла с собой поделать. Слишком многое не вписывалось в схему.
Ула бросила взгляд на стол Мориса. А что, если юристу известно больше, чем он говорит? Быть может, сведения, которыми он располагает, и послужили причиной перемены отношения Макса к нему? Может, следует переговорить с Морисом начистоту? Должен ли Эллис участвовать в разговоре? Или самое разумное – оставить свои догадки при себе и молиться Богу о том, чтобы все это наконец осталось позади?
– Нормально, – отозвалась Рианон. Она задержалась у заваленного товарами прилавка и потянулась к плоской шляпке без полей, украшенной иероглифами. – Пока еще рано вести предметный разговор, ее контракт с Теймсом заканчивается только в конце месяца, но нам обеим кажется, что в принципе мы могли бы сработаться. Может, эту штучку подарить любезной мачехе? – спросила она, указывая на шляпку.
– А она поймет, что это такое?
– Нет.
– Тогда бери. Ты с кем-нибудь, кроме Люси, обсуждала эту идею с “Вниманием”?
– Ну, кое с кем, – призналась Рианон, протягивая продавцу шляпку и купюру. – У меня на следующей неделе встреча с одним господином. Попробую выколотить из него какие-нибудь деньги, хотя надежды у меня, честно говоря, мало: люди не любят расставаться с деньгами.
Они стали протискиваться к ювелирной секции.
– Сколько тебе нужно на пилоты*? – поинтересовалась Лиззи.
* Пилот – пробная телепрограмма.
– Двадцать тысяч. Вообще-то лучше бы двадцать пять, но я надеюсь получить некоторые услуги бесплатно.
На несколько минут людской поток разлучил их, потом Лиззи опять присоединилась к подруге.
Рианон решила переменить тему. Пробравшись наконец к прилавку, она взяла в руки тяжелые серьги и спросила:
– Так ты в самом деле теперь отрезанный ломоть и остаешься жить в глуши?
Лиззи рассеянно смотрела на украшения.
– Я понимаю, как это нелепо звучит, – ответила она. – Я провела два месяца среди носорогов и львов, на глазах у туристов-всезнаек и егерей, и мне начала нравиться такая жизнь. Конечно, потому, что там Энди. Он учит меня, рассказывает про животных, а я жадно слушаю, вникаю в проблемы заповедника. Ты не поверишь, у меня невероятно много работы, особенно сейчас, когда Дуг стал бывать там реже.
– Правда? – удивилась Рианон. – Ты мне ничего не говорила.
– Разве? В общем, потому-то он так и обрадовался, когда я приехала. Он не хотел оставлять Энди одного и в то же время стремился как можно больше времени проводить в Йобурге со своей девушкой. Она там работает на радиостанции, а Дуг собирается вернуться в университет… В общем, все нормально.
Рианон покрутила головой.
– Похоже, все так, как ты говоришь, – сказала она, потом улыбнулась и добавила: – Я страшно рада, что ты приехала. Я скучала по тебе.
Лиззи посмотрела на Рианон. Та примеряла браслет. Она была так бледна и так явно похудела со времени их последней встречи, что Лиззи поняла: происшествие с Максом потрясло подругу значительно сильнее, чем Лиззи предполагала. К тому же в жизни Рианон сейчас все наперекосяк… Лиззи ощутила комок в горле. Она вспомнила, как одиноко было ей самой несколько месяцев назад, когда она прилагала отчаянные усилия, чтобы ввести в нормальную колею собственную жизнь. Она живо вспомнила, как пыталась тогда оттолкнуть Рианон и справиться со своими проблемами в одиночку. Точно так же сейчас поступает ее ближайшая подруга. Но что-то в случае с Рианон по-другому, и это “что-то” сбивало Лиззи с толку, беспокоило ее. Никогда прежде Рианон ничего не скрывала от подруги, а сейчас очевидно, что она рассказала не все.
– Что же ты не спрашиваешь про Шарон Спайсер? – осведомилась Рианон, когда они с Лиззи направились к эскалатору.
– Господи, совсем о ней забыла, – воскликнула Лиззи. – Ты ее видела?
Рианон рассмеялась:
– Видела. Ты – гений. Эта дама создана, чтобы стать телеведущей. Я встречалась с ней раз шесть, не меньше, и она с нетерпением ждет проб. Так загорелась, что даже предложила вложить некоторую сумму – разумеется, при условии, что мы ее возьмем.
Лиззи удивленно взглянула на Рианон, потом засмеялась:
– Да, она тот еще фрукт, но интервью с людьми, пережившими кризис, проведет отлично. Как Барбара Вудхаус передачу о собаках. Она все еще состоит в своем благотворительном фонде?
– Не знаю, я не спрашивала. И по-моему, членам благотворительных фондов не положено об этом распространяться.
– Правильно. А мне она сказала потому, что хотела и меня в это дело втравить. Решила, что я им подхожу.
Снова и снова раздумывая, что могло случиться, Ула встала из-за стола, подошла к окну, скрестила руки на груди и выглянула в сад. Ей очень хотелось задать этот вопрос Галине, которой была свойственна потрясающая откровенность – конечно, в тех случаях, когда это ей на руку. А если нет – вот тогда Галина могла ответить уклончиво или вообще солгать. К тому же они, судя по всему, были в эти дни очень близки с Максом, и даже если Ула, набравшись мужества, обратилась бы к Галине, вряд ли могла рассчитывать на искренний ответ. О том, чтобы узнать у Макса, нечего и думать, он не приветствует вмешательство в личные дела, спрашивать Мориса… Почему-то Уле казалось, что этого делать не стоит. А ведь это само по себе странна – раньше у них не было секретов друг от друга, и как только возникала какая-нибудь проблема, ее охотно обсуждали. Сейчас Ула не сомневалась – что-то не в порядке; тем более хотелось бы знать, что именно.
Телефон Макса зазвонил, Ула подбежала к столу и включила компьютер, чтобы по окончании разговора вернуться к работе.
– Слушаю вас, – сказала она в трубку.
Молчание. Ула хотела было повторить фразу, но звонивший неожиданно повесил трубку.
Она пожала плечами и опустила трубку на рычаг. Ничего особенного – ошибаясь номером, люди нередко молчат, но у Улы возникло отчетливое ощущение, что, если бы к телефону подошел Макс, с ним бы заговорили. Значит, неизвестный не считает нужным разговаривать с кем-либо, кроме самого Романова.
Ула вышла из кабинета, прошла через соседнюю комнату и выглянула в бассейн, где Макс и Галина играли с детьми. Некоторое время она смотрела на всех четверых, потом развернулась и пошла обратно в кабинет. Красноречивая картинка семейной идиллии не убедила ее в том, что в доме царит счастье и согласие. Более того, Ула знала, почему не верит в то, что ей демонстрируется.
Она присела за стол, взяла обеими руками чашку кофе и закусила губу. Она видела ту пару, Макса и Рианон, наутро после свадьбы. Всю ночь она играла. Под утро решила покинуть казино, немного подышать свежим воздухом, а уж потом пойти спать, и направилась к “Замку Цезаря”, где утешались проигравшиеся в пух игроки. Обернувшись, Ула увидела Макса и Рамона, которые о чем-то спорили. Затем появилась Рианон с чемоданами. Она сделала попытку отвернуться от Макса, но тот обнял ее, поднял голову женщины и сказал что-то с таким выражением, которое не оставляло сомнений в их близости.
Ула так и осталась незамеченной. На ее глазах англичанка и шеф сели в черный лимузин, Макс что-то бросил Рамону, и машина тронулась. Перед Улой мелькнули их бледные, напряженные лица. Ула вдруг испугалась, что Макс увозит Рианон, даже кинулась вслед за машиной, но Рамон остановил ее и объяснил, что босс всего лишь провожает подругу Галины в аэропорт и что после ее отбытия все будет в порядке.
Похоже, Рамон был прав: с того дня Макс не общался с Рианон. Во всяком случае, ей, личному секретарю, было ничего не известно об их контактах. Кроме того, Макс с Галиной явно были влюблены друг в друга и, совершенно очевидно, наконец-то стали проводить ночи вместе, так что Ула сама не понимала, отчего так беспокоится. Но она не могла выбросить из головы ту утреннюю сцену в Вегасе. Неужели это Рианон звонила Максу и не пожелала говорить с ней? Похоже, что так. Ула хорошо знала, что Макс привык добиваться желаемого и способен на многое, чтобы заполучить свое. Достаточно вспомнить обстоятельства смерти Каролин. А впрочем, размышляла Ула, если бы она оказалась на месте своего босса, если бы обладала его влиянием, его возможностями, разве не поступила бы она точно так же? Конечно, так бы и поступила – ни один разумный человек не согласится провести двадцать пять лет за решеткой, когда есть выбор.
Внезапно Ула вспомнила мемфисского фотографа. Зрачки ее расширились, сердце учащенно забилось, она ощутила дурноту. Охватившее ее подозрение было слишком страшным, но она ничего не могла с собой поделать. Слишком многое не вписывалось в схему.
Ула бросила взгляд на стол Мориса. А что, если юристу известно больше, чем он говорит? Быть может, сведения, которыми он располагает, и послужили причиной перемены отношения Макса к нему? Может, следует переговорить с Морисом начистоту? Должен ли Эллис участвовать в разговоре? Или самое разумное – оставить свои догадки при себе и молиться Богу о том, чтобы все это наконец осталось позади?
* * *
– Как у тебя дела с Люси Голдблам? – спросила Лиззи. Они с Рианон бродили по универмагу “Харродс” среди толпы покупателей, явившихся сюда по случаю рождественской распродажи.– Нормально, – отозвалась Рианон. Она задержалась у заваленного товарами прилавка и потянулась к плоской шляпке без полей, украшенной иероглифами. – Пока еще рано вести предметный разговор, ее контракт с Теймсом заканчивается только в конце месяца, но нам обеим кажется, что в принципе мы могли бы сработаться. Может, эту штучку подарить любезной мачехе? – спросила она, указывая на шляпку.
– А она поймет, что это такое?
– Нет.
– Тогда бери. Ты с кем-нибудь, кроме Люси, обсуждала эту идею с “Вниманием”?
– Ну, кое с кем, – призналась Рианон, протягивая продавцу шляпку и купюру. – У меня на следующей неделе встреча с одним господином. Попробую выколотить из него какие-нибудь деньги, хотя надежды у меня, честно говоря, мало: люди не любят расставаться с деньгами.
Они стали протискиваться к ювелирной секции.
– Сколько тебе нужно на пилоты*? – поинтересовалась Лиззи.
* Пилот – пробная телепрограмма.
– Двадцать тысяч. Вообще-то лучше бы двадцать пять, но я надеюсь получить некоторые услуги бесплатно.
На несколько минут людской поток разлучил их, потом Лиззи опять присоединилась к подруге.
Рианон решила переменить тему. Пробравшись наконец к прилавку, она взяла в руки тяжелые серьги и спросила:
– Так ты в самом деле теперь отрезанный ломоть и остаешься жить в глуши?
Лиззи рассеянно смотрела на украшения.
– Я понимаю, как это нелепо звучит, – ответила она. – Я провела два месяца среди носорогов и львов, на глазах у туристов-всезнаек и егерей, и мне начала нравиться такая жизнь. Конечно, потому, что там Энди. Он учит меня, рассказывает про животных, а я жадно слушаю, вникаю в проблемы заповедника. Ты не поверишь, у меня невероятно много работы, особенно сейчас, когда Дуг стал бывать там реже.
– Правда? – удивилась Рианон. – Ты мне ничего не говорила.
– Разве? В общем, потому-то он так и обрадовался, когда я приехала. Он не хотел оставлять Энди одного и в то же время стремился как можно больше времени проводить в Йобурге со своей девушкой. Она там работает на радиостанции, а Дуг собирается вернуться в университет… В общем, все нормально.
Рианон покрутила головой.
– Похоже, все так, как ты говоришь, – сказала она, потом улыбнулась и добавила: – Я страшно рада, что ты приехала. Я скучала по тебе.
Лиззи посмотрела на Рианон. Та примеряла браслет. Она была так бледна и так явно похудела со времени их последней встречи, что Лиззи поняла: происшествие с Максом потрясло подругу значительно сильнее, чем Лиззи предполагала. К тому же в жизни Рианон сейчас все наперекосяк… Лиззи ощутила комок в горле. Она вспомнила, как одиноко было ей самой несколько месяцев назад, когда она прилагала отчаянные усилия, чтобы ввести в нормальную колею собственную жизнь. Она живо вспомнила, как пыталась тогда оттолкнуть Рианон и справиться со своими проблемами в одиночку. Точно так же сейчас поступает ее ближайшая подруга. Но что-то в случае с Рианон по-другому, и это “что-то” сбивало Лиззи с толку, беспокоило ее. Никогда прежде Рианон ничего не скрывала от подруги, а сейчас очевидно, что она рассказала не все.
– Что же ты не спрашиваешь про Шарон Спайсер? – осведомилась Рианон, когда они с Лиззи направились к эскалатору.
– Господи, совсем о ней забыла, – воскликнула Лиззи. – Ты ее видела?
Рианон рассмеялась:
– Видела. Ты – гений. Эта дама создана, чтобы стать телеведущей. Я встречалась с ней раз шесть, не меньше, и она с нетерпением ждет проб. Так загорелась, что даже предложила вложить некоторую сумму – разумеется, при условии, что мы ее возьмем.
Лиззи удивленно взглянула на Рианон, потом засмеялась:
– Да, она тот еще фрукт, но интервью с людьми, пережившими кризис, проведет отлично. Как Барбара Вудхаус передачу о собаках. Она все еще состоит в своем благотворительном фонде?
– Не знаю, я не спрашивала. И по-моему, членам благотворительных фондов не положено об этом распространяться.
– Правильно. А мне она сказала потому, что хотела и меня в это дело втравить. Решила, что я им подхожу.