Лютый Алексей. Рабин Гут

   Рабинович, естественно, об обвинениях в колдовстве и думать не мог. Он-то человек просвещенный (особенно после общения с Горынычем). Умеет всему находить рациональное объяснение. Откуда же Сене было догадаться, что не поймут местные аборигены, почему огромный дракон, едва не спаливший полстраны, превратился в уродливого карлика! Ну, тупые они!
   Это мы уже знаем, что у Горыныча физиология так устроена. Злится он — раздувается, как мыльный пузырь. А когда расстроен или боится, то на пересушенный изюм становится похож. Но аборигены к таким выкрутасам привыкнуть не успели. Поэтому досталась Рабиновичу вместо почестей, причитающихся великому рыцарю — победителю драконов, слава опасного колдуна. А ему это нужно?!
   Вот мой Сеня и поступил мудро. Неожиданно для всех он пал ниц перед испугавшимся Поповым и начал превозносить святость этого человека (о которой и так уже ходила молва), при помощи слова божьего уменьшившего страшного зверя.
   — Попробуй еще раз что-нибудь проорать! — прошипел Рабинович, не поднимая головы, почувствовав, что Попов наполняется божественным откровением и собирается исполнить во всю мощь своих легких что-то похожее на «Марсельезу».
   — Не больно-то и хотелось! — фыркнул Попов, но отказать себе в маленьком представлении не смог.
   — Встань с колен, сын мой, и лобызай крест, что спас тебя. И руку, этот крест державшую! — проговорил Андрюша густым дьяконским басом.
   От такого предложения морда Рабиновича так перекосилась, словно ему в зубы килограмм зеленых лимонов запихали. Или мой собачий корм попробовать пришлось! Попов, едва сдерживая дикий хохот, епископским жестом протянул вперед свою пухлую ладонь. Сеня сам кашу заварил, поэтому ему ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться этому бредовому требованию Андрюши.
   — Ладно, гад. Все тебе зачтется. И бритье, и поцелуйчик этот! Я-то тебя облобызаю, но и ты, братан, терпи, — прошипел Сеня и вместо поцелуя укусил Попова за палец.
   Андрюша едва не заорал от боли, но сдержался. За что и был вознагражден! После убедительной речи Рабиновича в святость Попова поверили все. И Андрюше пришлось стоять полчаса в царственной позе и совать для лобызания свою клешню под нос всем домочадцам Катберта. Рабинович наблюдал за этой процедурой с хитрой улыбкой.
   — Поздравляю, Андрюша! — проговорил он, едва последний из аборигенов отпустил руку Попова. — Теперь у тебя полный букет. Я уж не говорю о дизентерии, чесотке и прочих мелочах. Но вон у того индивидуума я заметил явные признаки проказы...
   Попов в неописуемом ужасе посмотрел на свои руки и бросился прочь из постоялого двора. В течение часа после этого события Рабинович с глубочайшим внутренним удовлетворением наблюдал в окно своей комнаты, как бедный Андрюша песком, глиной, местным мылом и еще бог весть чем оттирает «инфицированные» руки. Отыгрался на глупеньком, называется.
   Поначалу Катберт наотрез отказался пускать Горыныча внутрь своего постоялого двора. Он потребовал поместить чудище в хлев. Но, увидев, как взбесились там коровы и лошади, не желавшие терпеть в своем обществе такого урода, пошел на попятный.
   — Хорошо, ведите свое чудище в дом, — сдался Катберт. — Только пусть святой человек от него ни на шаг не отходит! А то мало ли что случиться может...!
   А Попов и рад! То ли у него с обонянием большие проблемы, то ли Андрюша был согласен и тухлые яйца нюхать, лишь бы от мух избавиться. В общем, получился у них с Горынычем симбиоз. Монстр вокруг него своим дыханием мух уничтожает, a Попов не позволяет местным мальчишкам в Горыныча навозом кидаться!
   Кстати, когда меня блохи совсем одолевать начинали, я тоже к нашему монстру на обработку приходил. От его дыхания блохи дохнут не хуже мух. Одна беда — после такой химчистки приходилось полчаса в реке сидеть. Ждать, пока горынычевскую вонь из шерсти проточной водой вымоет.
   В общем, когда наконец проблема с размещением нашего персонального дракона была решена, Сеня взялся за благоустройство последней из пяти снятых нами комнат. В ней Рабинович собрался разместить офис детективного агентства «Серые тени». Ему претил местный порядок заключать сделки, сидя за столом первого попавшегося кабака. Вот Сеня и решил цивилизовать этот процесс.
   По специальному заказу Рабиновича для офиса был изготовлен стол, отдаленно напоминающий письменный. Кому как, но лично мне он всегда напоминал помесь пивной бочки с гладильной доской. Настолько замечательно были выдержаны плотником все необходимые пропорции!
   Оснастив комнату несколькими деревянными креслами, больше похожими на стульчак инвалида Великой Отечественной войны, чем на самих себя, Сеня добавил к меблировке кособокий шкаф из неоструганных досок и успокоился. Я удивляюсь, что он у местных мастеров еще и телефон не додумался заказать! Вылепленный из глины, например...
   Обустраивать рабочее место Сеня закончил ближе к вечеру. К тому времени на постоялом дворе Катберта успела побывать половина города. Кто-то желал облобызать ручку святого человека, кому хотелось просто послушать болтовню «очевидцев». Пришел даже в полном составе караван обожженных свекловозов. Их требования были предельно ясны и просты: раз чудище причинило им ущерб, то оно должно его отработать. Очаги у них в домах разжигать да дичь на охоте поджаривать. Умники какие! А «Педигри» вам не мясо?!
   Рабинович, естественно, имел на Горыныча свои виды и уступать его никому не собирался. Он ласково попросил Жомова объяснить излишне жадным колхозникам, где находится их место. Иван сделал больше: он им это место показал, закинув всех четверых в навозную кучу.
   Буквально через минуту к Сене ворвался перепуганный Попов. Толпы фанатов, ищущих благословения, настолько достали его, что Андрюша не знал, где спрятаться. Сеня и тут нашел выход (рационализатор хренов! ). Он попросту нацепил на меня воняющий Горынычем ошейник и вывел на крыльцо.
   — Мурзик, сторожить! — А что еще я мог от него услышать?!
   О-ох, будет и на моей улице праздник. Помяните мое слово, я этому скоту всю масленицу так испорчу, что у него первый блин в горле комом встанет! Ну не может Сеня нормально разговаривать! Вот и пришлось мне, не познавши ласки, сидеть и угрожающе рычать на всех, кто в дверь постоялого двора войти пытался.
   Впрочем, желающих попасть внутрь очень скоро поубавилось. То ли из-за моего грозного вида, то ли из-за жомовской выходки. Как бы то ни было, но часов до девяти нас не тревожили. Зато потом к постоялому двору подкатила целая делегация. Со старейшиной Каммлана во главе.
   Несчастный Рабинович, по самый свой длинный нос загруженный меблировкой офиса нашего детективного агентства, решил, что аборигены пошли на штурм, дабы заполучить и чудище, и личные сбережения Сени. Он протрубил тревогу и выставил в первую линию обороны меня и Жомова. Ну а кого еще? Собака и дурак. Разве их жалко?
   Я-то еще издалека разобрал, чего хотят местные жители, поэтому и пошел им навстречу совершенно спокойно. Но Рабиновичу такой выходки все равно не простил. Я у него, можно сказать, единственный родственник во всем мире, а он меня спокойно на растерзание отправляет!
   Хотя о чем это я? Растерзания никакого, конечно, не готовилось. Местные жители целый день совещались, чтобы решить: дешевле ли нас повесить как колдунов или проще отдать обещанные подарки и видеть в нас своих защитников.
   В итоге здравый смысл победил. Поскольку, разозли они Горыныча, королю Артуру точно не нашлось бы куда вернуться. Сгинул бы вместе с испепеленным Камелотом и знаменитый Круглый стол. Да и рыцарей бы значительно поубавилось. Что бы тогда стало со всемирной историей?
   Жомова, как первого из героев, вышедших благодарному населению навстречу, и наделили больше всех. Мне, естественно, ничего не досталось! То ли эти примитивные дикари еще не додумались, что псам можно дарить, то ли просто подходить ко мне боялись. В итоге я на все плюнул, пошел на кухню и самым наглым образом своровал со стола половинку кабанчика, приготовленного к пиршеству. И попробуйте мне только предъявите что-нибудь!
   Вы не представляете! В шестом веке от Рождества Христова (или доберман его знает теперь в каком! ) люди свято верили, что служители церкви живут в воздержании, бедности и всякой другой ерунде! Поэтому для Попова приготовили черный шерстяной балахон с огромным капюшоном, содранный по дизайну, видимо, с самой смерти, и ПРОСТЫЕ изумрудные четки. Каратов на двадцать пять каждый камешек.
   Увидев такой подарок, Рабинович попросту выпрыгнул из окна второго этажа едва не на головы «данайцам», дары приносящим! Если бы Андрюша вовремя не спрятал четки под балахон, Сеня вряд ли сумел бы обуять природную жадность и устроил бы прямо перед обомлевшим народом бои без правил. Причем не считаясь с разницей в весовой категории.
   Впрочем, Сеню местные жители тоже не забыли. Повесили ему на пузо золотую цепь килограммов семь весом и сунули в его загребущие ручки не менее увесистый кошель с местной валютой. От такого подарка Рабинович настолько потеплел душой, что даже сквозь пальцы посмотрел на то, чем одарили Жомова.
   Каммланские мастера за несколько часов отковали для него огромный железный нагрудник, срядили ему кольчугу из пяти штук меньшего размера и нарыли где-то в своих кладовых полутораметровый двуручный меч. При этом старейшина Каммлана похвалился, что готовили сей перочинный ножичек для короля Артура по особому рецепту, да вот с размерчиком прогадали!
   В общем, подарками оделены были все. Даже про доблестного Кауту жители Каммлана не забыли. Правда, подарки ему достались поскромнее: короткий римский меч, римские же доспехи и собственная чалая кобыла. Вот уж последнего саксу хотелось меньше всего. Но Рабинович ее оставил, сказав, что в хозяйстве все сгодится.
   Предчувствуя, что Горыныча забудут покормить (хотя я поначалу и не знал, что он может есть практически все. В том числе и мебель. Хотя и предпочитает отравленных своим дыханием насекомых), я решил на пиру не оставаться, а подняться наверх и угостить нашего нового — пусть и вонючего — товарища сворованным кабанчиком. Оторвав от тушки пару хороших кусков, я просунул мясо Горынычу под дверь и поспешил смыться в свою комнату, даже не слушая слов благодарности. Уж слишком «приятным» запахом они сопровождались!
   Утром было все как обычно. Жалостливые стоны, просьбы принести опохмелиться или хотя бы простой воды испить, и все такое! Я-то давно знаю цену всем алкогольным зарокам. И на известный вопрос: «Какой русский (читай — еврей! ) не любит быстрой езды?», мог бы ответить: "Только тот, кто отказывается от халявной выпивки! " Вторых у нас нет, значит, и первых можно не искать.
   Мой Сеня, как и следовало ожидать, надрался местного вина так, что даже в ушах плескалось, и приперся в комнату далеко за полночь. Девицу он в этот раз почему-то не приволок. Я подумал, что он потерял ее где-то на полпути и даже в коридор выглянул, чтобы попытаться устранить Сенину халатность.
   К счастью, девиц по коридорам не валялось, и мне удалось относительно спокойно поспать. Если, конечно, не считать, что Рабинович делился со мной почти два часа своими наполеоновскими планами. Вот протрезвеет, гад, и ничего не вспомнит! А мне каждый раз слушай одни и те же бредовые идеи этого недоделанного великого комбинатора...
   Утром Рабиновича ждала еще одна новость: на постоялый двор к Катберту ввалилась целая орава броненосных аборигенов, нарекаемых здесь рыцарями, и потребовала срочно увидеть «благородного сэра Робина».
   Катберт порядки местные знал. Он понимал, что «срочно» — это «срочно»! А не через полчаса. В противном случае можно схлопотать по лысеющей маковке шипастой дубиной и замазывать потом всю жизнь дырки в черепе нестерильной глиной. Поэтому-то наш хозяин и помчался быстрее ветра в покои «благородного сэра Робина».
   — Господин хороший, не губи! — завопил Катберт прямо с порога. — Тебя люди Галахада срочно к себе требуют...
   — Пошли их трамвай искать, — проворчал Рабинович и закрылся подушкой. — Как найдут, пусть тогда и приходят.
   В этот момент лестница заполнилась грохотом тяжелых башмаков. Похоже, вся кавалькада поднималась к нам и не собиралась слушаться голоса совести. Я тихо зарычал, предупреждая Рабиновича, но было уже поздно: небрежно отшвырнув в сторон перепуганного Катберта, на пороге выросла миниатюрная статуя Командора.
   — Сэр Робин, благородный Галахад ждет вас в Камелоте, — таким же проржавленным, как и его доспехи, голосом проговорил посланник. — Будьте добры немедленно собраться!
   Рабинович ответить не успел. Едва он открыл рот, придумывая какое-то извращенное оскорбление (и кто же так с похмелья с людьми разговаривает?), как громче Сениного рта открылась дверь соседней комнаты. Оттуда выбрался бронированный Жомов, который, видимо, и спал в подаренных доспехах.
   — Вы не охренели так по утрам орать? — злобно поинтересовался он. — Или, может, в рыло хотите?
   Местные рыцари уже были довольно хорошо наслышаны о принятой у «сарацинов» форме вызова на поединок. Поэтому, как по команде, развернулись в сторону Жомова и преклонили головы, покрытые железными горшками.
   — Сэр Джом, — начал свою речь предводитель опергруппы рыцарской милиции. От чего у Жомова челюсть до пола отвисла. (А что ты думаешь, Ванечка? Не одному Рабиновичу с кличкой теперь ходить! Это вам всем, гады, за «Мурзика»). — Благородный Галахад имеет к вашему барону срочное, неотложное и прибыльное дело. Позвольте нам проводить сэра Робина в Камелот, а затем, если мы вас чем-то оскорбили, то готовы каждый скрестить свои клинки с вашими в удобное для вас время на ристалище Камелота!
   — «Прибыльное»? Что же вы сразу не сказали? — заорал из своей комнаты Рабинович и выскочил в коридор в одних трусах. — Ваня, сдуйся отсюда и не мешай мне с людьми общаться!
   — Не, Сень! А че они наезжают? — обиделся Жомов. — За такие базары крыши нужно сшибать!
   — А это, Вань, за что боролись, на то и напоролись! — усмехнулся Рабинович и затолкал Жомова обратно в его комнату. — Теперь бы сидеть в засаде, да дыра сзади...
   Галахад встретил Рабиновича в том же самом зале, где они говорили в первый раз. Единственное, что изменилось с момента последней встречи, так это исчезли с пола кучи летучих мышей, контуженных тогда Поповым. Именно о нем и были произнесены первые слова.
   — Я надеюсь, святой человек еще почивает? — с некоторой опаской поинтересовался Галахад. — Вы же не потревожили его благостный сон и не привезли с собой, сэр Робин?
   Словно для того, чтобы удостовериться, что я не Попов, Галахад протянул к моей голове руку и попытался погладить. Кусать я его, конечно, не собирался (Сеня бы меня со свету сжил, если бы я ему деловую встречу испортил! ), но зубами клацнуть возле ладони рыцаря пришлось. Я ему не комнатная болонка!
   Галахад резко отдернул руку, а три его шавки, что в этот раз блуждали под столом, видимо, отыскивая потерянную ориентацию, попытались на меня огрызнуться. Обиделись за своего хозяина, наверное. Принципиальные какие! Пришлось высказать свою точку зрения на их нравственные позиции. От чего все три бестолковых зверюги разбежались по разным углам. Дабы больше об их половых взаимоотношениях никто не подумал ничего плохого!
   — Мурзик, место! — рявкнул на меня Рабинович (Да сижу уже. Успокойся! ) и пояснил Галахаду: — Он у меня не любит, когда чужие люди пытаются его погладить.
   — Ну, после того, как вы спасли город, чужими мы считаться не должны, — с пафосом провозгласил зам главы администрации. — Если вы окажете мне такую честь, то я готов кровью побрататься с вами...
   — Давайте как-нибудь попозже! — торопливо перебил его Рабинович. Сене явно не хотелось подхватить с кровью Галахада какой-нибудь местный вариант СПИДа. — А сейчас поговорим о делах. Зачем вы, сэр, позвали меня сюда?
   — Видите ли, благородный Робин, — слегка поморщившись от такой спешки, перешел к сути проблемы юный рыцарь. — В окрестностях Камелота после исчезновения короля Артура появилась шайка отъявленных висельников. Разбойников и воров. До ее усмирения у меня не доходят руки. А вы, судя по рассказу Грифлета, уже встречались с ней и обратили это озверевшее быдло в бегство. Вот я и хотел бы, чтобы вы закончили начатое, истребив сих вредителей или изгнав их из окрестностей Камелота. Во имя короля, прекрасной Гвиневеры и незапятнанной чести рыцарства!
   — Да, конечно, «во имя» и «ради чести» прекрасные слова! — согласился с ним Сеня. — Однако муфтий Ордена Командированных Рогоносцев, к которому принадлежит наш святой отец, тяжело болен. Мы странствуем по миру, чтобы собрать средства на его лечение и для этого выполняем любую работу. Поскольку силой отобрать что-то у других нам запрещает Устав Ордена, мы трудимся на благо людей за вознаграждение. Вы уж не обессудьте, великомудрый сэр Галахад, но за ликвидацию банды придется заплатить. Конечно, не из вашего кармана, а из казны Камелота. К тому же и среди жителей города можно устроить сбор средств...
   — Сколько вы хотите? — К середине тирады Рабиновича зам главы администрации короля Артура совсем спал с лица. Но последняя реплика Сени вернула его к жизни. Теперь Галахад довольно улыбался и теребил свою куцую бородку.
   — Сто золотых за голову главаря и по пятьдесят серебряных монет за каждого из остальных членов банды! — Рабинович твердо посмотрел Галахаду глаза. — Причем половину всего платите вперед.
   — Согласен, — слегка помявшись, решился pыцарь. — Только дайте мне слово чести, что не исчезнете с моими деньгами!
   — Даю вам слово чести рыцаря в седьмом поколении, — без раздумья согласился Рабинович. — Жду на постоялом дворе требуемую сумму, а затем начну операцию...
   Вот так мы и ввязались в еще одну авантюру. Одно слово: еврей. И больше ничего не скажешь!

ГЛАВА 2

   Кавалькада из двух всадников, повозки и собаки медленно двигалась по густому лиственному лесу. Возглавляли колонну Жомов и Рабинович, упакованные в рыцарские доспехи. Сеня поначалу, помня рыцарский поединок в замке Бедивера, сопротивлялся собственной консервации в железную банку. Но стоило Жомову предположить, что у разбойников могут быть луки, Рабинович изменил свое решение и спрятался в ржавый панцирь быстрее Ивана.
   Попов с Каутой, как и прежде, категорически отказались ехать на лошадях. Андрюша аргументировал необходимость зачисления повозки в боевые единицы отряда тем, что пойманных разбойнике все равно нужно будет на что-то грузить для транспортировки в замок. Да к тому же летающий Горыныч группу демаскирует, а пешком он передвигается, словно конь на фигурных коньках.
   Сакс забрался в повозку без понуканий. Жомов, закованный в новенькие латы, да еще и с огромным мечом на бедре, стал вызывать у него не просто уважение, а некий божественный трепет. Поэтому, стоило лишь раз Ивану посмотреть на Кауту, как сакс забрался в повозку, забыв о том, что там сидит Горыныч.
   От чудища, как и от лошадей, сакс старался держаться подальше. Но нынче выбора у него не было, и терпеть общество Горыныча ему пришлось. Зато Мурзик, проехавший две трети пути от Гэлгледа до Камелота на тряской телеге, в этот раз от подобного способа передвижения отказался.
   — Ну и где ты их искать собираешься, Пинкертон доморощенный? — после некоторой паузы поинтересовался о разбойниках у Рабиновича Андрюша. — Или у тебя на них особые приметы есть? Типа: разбойники всегда собираются в стаи поблизости от спаривающихся оленей? Или они охотно плюют на нестираные еврейские носки?
   — Нет, они предпочитают в качестве приманки свинообразных славянских идиотов, — обиделся Рабинович. — Особенно тогда, когда они напоминают бурдюки с вином!
   — Цыц! — рявкнул на обоих Жомов. — Вы мне еще подеритесь, горячие ментовские парни... Серьезно, Сеня, где мы этих лохов искать будем?
   — Да не нужно никого искать! — Рабинович посмотрел на Жомова, словно Пифагор на закон расширения вселенной. — Скажи мне, друг Ваня, что ты решишь, когда увидишь, как две бронемашины конвоируют крытый фургон?
   — Ясное дело, — усмехнулся Жомов. — Инкассаторы телок на пикник повезли!
   — Идио-от, — Сеня схватился за голову. — Опилки иногда в своей завалинке меняй!
   — Ваня, этот милый гражданин хочет сказать, что меня следует использовать как приманку, — ехидно разъяснил оторопевшему Жомову Андрюша. — Дескать, увидят хитрые разбойники две большие консервные банки верхом на печальных клячах из похоронного бюро, к тому же еще и конвоирующих катафалк со «свинообразным славянским идиотом», и решат, что несметные сокровища сами плывут в их лапы. За «сокровище» и Каута покатит. Если его предварительно в кожаный мешок упаковать, а Горыныча заставить этот мешок снизу подсвечивать!
   Перебранка между друзьями длилась довольно долго. Особенно продолжительной она стала после того, как в дискуссию вступил Горыныч. В очень вежливых выражениях чудище объяснило, что несогласованность действий во время боевых операций всегда приводила к краху любых тактических построений.
   — И вообще, не тем вы занимаетесь, — закончил свою речь Ахтармерз Гварнарытус, которому еще вчера успели рассказать, чем трое «пришельцев из будущего» занимались у себя на родине. — У вас вселенная, между прочим, гибнет. А вы ерундой занимаетесь: местный рэкет гоняете. Типично ментовское мировоззрение!
   — Ты у меня еще поговори, примус трехконфорочный! — рявкнул на него Жомов. — Закручу тебе сейчас фитиль по самое не могу, будешь пламя из сам знаешь чего выпускать!
   Горыныч на эту реплику, конечно, обиделся и слегка увеличился в размерах, но от участия в дискуссии не отказался. Из шести часов, что потребовались на дорогу до места сражения с разбойниками, столь прославившими святость Попова, споры продлились ровно половину. Но консенсус дискутирующими сторонами все же был достигнут.
   Разведку местности должен был начать Горыныч, прочесывая окрестности на бреющем полете. С земли поддержку ему должен был оказать Мурзик. Псу поручалось постараться взять след сбежавших разбойников, совершенно не подумав о том, что для него это будет довольно проблематично, поскольку уже прошло три дня.
   Однако основная ставка делалась на приманку в виде Попова. Рабинович был абсолютно уверен, что если разбойники напали на охраняемую телегу в прошлый раз, то попытаются захватить ее и теперь. Андрюша «живцом» быть категорически отказывался. Дескать, его работа — химическая экспертиза. А задержанием пусть омоновцы занимаются!
   Добиться согласия Попова удалось только после того, как Рабинович отобрал у Ивана пистолет и сунул его Андрюше, потребовав не стрелять больше одного раза. И то только в критическом случае.
   Основное обеспечение безопасности «святого человека» осуществляли Каута в римской экипировке и Горыныч в роли авиационной поддержки. Немалые надежды возлагались и на серебряный крест. Который, между прочим, можно было использовать и как приличный ударный инструмент (согласно инструкции Кэя Какамври). Мурзик должен был действовать по собственному усмотрению...
   В общем, где-то за километр до предполагаемой встречи с бандой разбойников Попов с Каутой, воротя морды в стороны, запустили Змея в воздух. Горыныч, бешено размахивая перепончатыми крыльями, завис в десяти сантиметрах от земли, а затем быстро начал набирать высоту. Через пару минут он, подобно пикирующему бомбардировщику, начал рисовать фигуры пилотажа среди древесных крон. А затем и вовсе скрылся из виду.
   — Надо было его хотя бы на веревку привязать, — вздохнул вслед Горынычу Жомов. — Сбежит на хрен! Чем без него разбойников в кучу сгонять будем?
   — Слышал Ваня звон, а подумал, что стон, — сплюнул Рабинович. — За бабой поперся, на попа напоролся!
   Обидеться Жомов не успел. И не потому, что соображал плохо. Дошло до него на этот раз быстро. Вот только ответить Рабиновичу хорошим тумаком Ване помешал Горыныч, который свалился с небес едва ему не на голову.
   — Сэр Робин, разрешите доложить! — пропыхтело чудище, спикировав мимо жомовской колокольни на телегу и придавив под своей раздувшейся тушей несчастного Кауту. — В результате воздушного патрулирования в двухстах метрах впереди движения колонны мною замечена засада норманно-саксонских моджахедов! Численность определить не удалось в связи с приказом не демаскировать себя.
   — Попробуй, гад ползучий, еще так сделай! — прошипел на Горыныча сакс, выбираясь из-под его туши и брезгливо отряхиваясь. — Я тебя тогда к медному котлу прикую и заставлю на когорту солдат кашу целый месяц готовить!
   Впрочем, Кауту никто не слушал. Даже чудище на его реплику внимания не обратило. Поскольку все вокруг засуетились, приготавливаясь к бою. Вместе со всеми вооружился и Попов. Он взял в одну руку пистолет, а в другой, подумав, зажал свой верный серебряный крест. Чем кот не шутит?!
   — Так, Ваня! Ты едешь первым, я тебя прикрываю, — скомандовал Рабинович, останавливая всеобщую толкотню. — Скорость движения не увеличивать. Телеге к нам вплотную не приближаться. Понял, Андрюша?.. Мурзика держите, чтобы раньше времени на разбойников не кинулся...
   Мурзик, судя по его виду, не особенно-то и собирался это делать.
   Сценарий нападения на проезжих у разбойников был устоявшийся. Причем существовал, наверное, в единственном варианте. Едва вся кавалькада оказалась между двумя группами "джентльменов удачи, как перед Жомовым, а затем и позади телеги с Поповым на дорогу упали два развесистых дуба.