Лютый Алексей. Рабин Гут

   В общем, Рабинович с утра был как огурчик, в отличие от остальных бедолаг, которым еще предстояло проснуться и в очередной раз на собственном опыте убедиться, какая приятная вещь похмелье!
   — Курей-то куда девать? — снова зашептал иомен, хватая одну из корзин с несушками. — Они ведь кукуша заклюют, когда мы его на яйца посадим.
   — А хрен их знает, — пробормотал Рабинович и осмотрелся. — Найди какой-нибудь пустой котел с крышкой да засунь их туда. Потом решим, что с ними делать.
   — А что с ними можно делать? — удивился иомен. — Бошки свернуть да в суп отправить.
   — Вот я и говорю, что потом решим, — почему-то недовольно пробурчал Сеня. — Некогда с ними возиться. Давай кукушкой займемся.
   Аллан посмотрел по сторонам, выискивая взглядом котел подходящих размеров. В полумраке пещеры что-либо разобрать было трудно, однако прилежный иомен с поставленной задачей справился. Что и немудрено. Поскольку не мытый после вчерашнего пиршества котел стоял прямо посреди единственного в пещере стола.
   Схватив обеих наседок в руки, Аллан засунул их в медную посудину и прихлопнул не менее медной крышкой. Звон при этом получился впечатляющий. Словно от набатного колокола во время татаро-монгольских набегов. Аллан, не ожидавший такого аккомпанемента своим действием, просто окаменел посреди пещеры колдуна.
   — Та-ак, бля. И кому тут музыки захотелось? — грозно зарокотал откуда-то из дальнего угла бас Жомова. — Какой скотине соло для барабанов без оркестра на черепушке устроить? Чего молчите, сволочи?
   Неизвестно, каких ответов на свои провокационные вопросы ожидал Ваня. Для истории это останется вечной тайной, поскольку Жомов не услышал, естественно, ни одного. Несчастный иомен даже если бы захотел, все равно и буквы произнести не мог. Поскольку язык у него прилип к зубам, намертво склеив верхнюю челюсть с нижней. Зато Попову говорить ничего не мешало!
   — Кому не спится утром рано? — пробормотал Андрюша, с трудом оторвав голову от глиняного горшка, почему-то заменившего ему вчера соломенную подушку. Увидев прямо перед глазами опухшее личико Ивана, Попов сам себе и ответил: — Понятно. Жомову-барану.
   — Это ты, козел, гремишь тазами? — грозно полюбопытствовал Ваня. — В рыло хочешь?
   — Ой, напугал. Сейчас в штаны наделаю! — простонал Попов и уронил буйну головушку на подушку, забыв, что ее заменяет.
   Глиняный горшок оказался менее прочным, чем тот, что располагался на плечах у Андрюши. Не выдержав лобового столкновения, он раскололся на мелкие черепки. А черепушка Попова от удара сначала об горшок, а затем и о каменный пол загудела громче, чем медный котел.
   Андрюша, слегка контуженный, естественно, выдал отборную порцию мата на всех языках, которые знал (на литературном русском, разговорном русском и на молодежном сленге русского языка! ). И хотя громкость этой ругани не поддерживалась всеми децибелами, имеющимися в арсенале Попова, для больной с похмелья жомовской головы и это оказалось излишне громким.
   Ваня попытал пнуть непослушной ногой верещавшего Попова. Однако не смог в полутьме верно оценить расстояния и вместо Андрюши угодил точно по дремлющему Горынычу. Трехглавый монстр изобразил футбольный мячик и бодро пропрыгал из одного угла пещеры в другой. Видимо, похмелье у Горыныча оказалось более сильным, чем все его разновидности, известные до этого науке. Монстр не смог даже заметить, что его куда-то транспортировали! Не говоря уж о способе транспортировки.
   — Мужики, хватит орать, — умоляюще попросил Горыныч. — И без вас голова трещит.
   — Какая из трех? — любезно поинтересовался Рабинович, к ногам которого Жомов отпасовал монстра.
   — Из шести, ты хотел сказать? — поправил Сеню Горыныч и закрыл свои ...надцать голов последними двумя крыльями. — Сумасшедший дом какой-то. И когда это кончится? Мама, забери меня отсюда! Обещаю, что до ста семнадцати лет даже пива в рот не возьму...
   — Тяжелый случай, — прокомментировал ситуацию Рабинович. — Эк как у нас зверюгу-то с самогонки пробрало!
   — Да заткнетесь вы, что ли?! — благим матом истошно заорал Попов так, что в пещере сразу завелось эхо.
   Оно попрыгало от стенки к стенке, искажая смысл сказанной Андрюшей фразы, а затем сбежало обратно в лес, решив не травмировать свою психику незнакомыми уху эстета выражениями. После этого позорного отступления в пещере Мерлина стало так тихо, что стало слышно, как храпит Каута. Просто храпит, и все! ..
   — Мальчики, вы уже закончили? — послышался из-за занавески нежный голосок Ровены. — Мне уже можно выйти?
   — Не вздумай! Тут Жомов без штанов, — остановил принцессу Андрюша. — И еще неизвестно, у кого их поискать нужно. Вон Каута спит до сих пор. Видно, укатали Сивку крутые горки...
   Попов понял, что сказал лишнего, но было уже поздно. Прямо в центр пещеры, едва не опрокинув единственный стол, откуда-то с потолка свалился только что помянутый Сивка с белоснежной гривой. Единственным, что мешало полному сходству этого индивидуума с недавней сивой кобылой, были некие части тела, присущие каждой мужской особи и обычно свисающие между ног. Если, конечно, особь не носит штанов. В этом случае вышеупомянутых частей тела попросту незаметно.
   — Е-мое, вот это прокатился! — заплетающимся языком пробормотал мерин, в котором проницательный читатель легко узнает того самого Сивку. — Хрен больше когда на «американские горки» сяду. И-и-го-го!
   Мерин шатающейся походкой поплелся к выходу из пещеры, а все присутствующие провожали его взглядом, не в силах произнести ни слова.
   — Мальчики, кто это был? — раздался из-за занавески голосок Ровены, едва на ступеньках смолкло цоканье копыт.
   — Андрюшин друг, — ехидно ответил Рабинович.
   — Белая горячка, — почти одновременно с ним произнес Иван. — Ну, о-очень белая. Причем совершенно бесплатно.
   — Мужики, я, честное слово, не хотел, — растерянно переводя взгляд с одного недружелюбного лица на другое, пробормотал Попов. — Как-то само вырвалось.
   Ответом на эти оправдания была гробовая тишина, за исключением незначительного возгласа Мурзика. Пес вчера, как и ранее, не выпил ни глотка алкоголя, но после утренней встряски явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он облаял Попова, затем Рабиновича и, гавкнув пару раз в сторону исчезнувшего Сивки, окончательно успокоился.
   — Андрюша, а ты дурак! — обрадованно проговорил Жомов, прервав затянувшееся молчание. — Штаны-то на мне.
   — А-а. Значит, померещилось, — промямлил Попов, совсем забыв о том, что собирался пошутить. — Надо завязывать с этой пьянкой...
   — Так мне можно выходить? — нетерпеливо перебила Андрюшу Ровена, не расслышав самой умной фразы, произнесенной Поповым за всю свою жизнь.
   — Да! — гаркнули ей в ответ все в один голос.
   От этого крика проснулся, наконец, Каута. Он полчаса раздраивал рукавом затекшие глазки, стараясь рассмотреть что-либо в утреннем полумраке пещеры. Увидел сакс немногое. Однако и этого ему хватило, чтобы почувствовать напряженную обстановку вокруг Попова.
   — Что это было? — хлопая ресницами, спросил Каута. — Я что-то пропустил?
   — Да, — ответил ему за всех Рабинович. — И я тебе завидую...
   Как Сеня ни старался сохранить спокойствие, однако к сюрпризам Попова привыкнуть было трудно. Ладно еще, когда предыдущие ненормальности случались на некоторой дистанции от него. Но в этот раз горделивое сваливание с потолка и бравое шествие Сивки прямо перед носом Рабиновича вывело начавшего привыкать ко всему кинолога из душевного равновесия.
   Наверное, только сейчас Сеня в первый раз почувствовал себя, да и всех остальных ментов, чужеродным вкраплением в этом мире магии, меча и громыхающих доспехов. Там, откуда они пришли, было все привычно и вполне объяснимо: машины едут, потому что колеса крутятся; свет горит, потому что лампочку в подъезде ввернула какая-то добрая душа.
   А здесь то эльфы под носом летают, то лошади падают с небес, то хреновины древообразные по лесу расшагивают. Да один Горыныч чего стоит! Примус говорящий... В общем, Рабиновичу настолько сильно захотелось домой, подышать нормальным изгаженным воздухом, что он поспешил вытащить из силков кукушку.
   — Алан, где корзина с яйцами? — рявкнул на всю пещеру кинолог, не обращая внимания на явление Ровены народу. А посмотреть было на что.
   Принцесса нацепила на себя узкую золотую корону, найденную среди прочего инвентаря Мерлина, облачилась в белоснежную короткую тунику, перетянутую в поясе золотой же цепочкой, и надела на руки несколько не менее золотых браслетов. А если учесть, что в руках Ровена несла совсем уж золотую жомовскую питейную емкость, то можно представить, как она блистала в свете единственной (но очень большой! ) свечки, которую Горыныч догадался зажечь.
   Впрочем, были и еще люди, кроме Рабиновича, не обратившие на принцессу ровно никакого внимания. А именно Жомов, Попов, Аллан и Каута. Первый усердно искал емкость с водой, чтобы утолить утреннюю жажду. Второй попросту не мог прийти в себя после сказанной не вовремя фразы. Аллан как раз в это время бросился помогать Рабиновичу. Ну а Каута лежал по другую сторону стола и видеть ничего не мог.
   — Хм, — фыркнула Ровена, увидев такую массу внимания и подобающего случаю восхищения. — А я вам опохмелиться припасла. Впрочем, если вы не хотите...
   — Как это не хотим! — заорали в один голос Попов с Жомовым.
   — Ровеночка, милая, большое тебе спасибо, — затараторил Иван, еще острее почувствовав приступ жажды. — Ты у нас молодец. И вообще, прекрасно выглядишь.
   — Вот именно, — добавил Попов. — Ванька, разливай! А я сейчас что-нибудь закусить найду...
   Напрочь забыв о чувстве неловкости и вины за свою невольную проделку, Андрюша бросился к столу. Как это ни странно, но на нем ничего съестного не оказалось. Единственным, что в большей или меньшей степени можно было принять за продукт питания, оказался здоровый медный котел, плотно закрытый крышкой. Вполне понятно, что Попов эту крышку содрал и сунул свой любопытный нос внутрь, пытаясь определить, можно ли там обнаружить что-то съедобное.
   Пища, конечно, в котле была. Однако требовала сначала некоторой обработки при помощи ножа и кипятка. А поскольку приготовить к употреблению содержимое первобытной кастрюли никто не удосужился, то Попов был несказанно удивлен, увидев, что находится у нее внутри.
   Удивились и куры. До смерти замученные вчерашним переездом из деревни в пещеру, обе птицы ночью плохо спали, поскольку им казалось, что яйца под ними ворочаются. Едва проснувшись, уставшие и злые, куры были нахально сдернуты неким гуманоидом, имя которого не будем говорить, со своих кладок, из-за которых претерпели столько мучений.
   Понятное дело, что заключение птиц в котел в неубитом виде было ими расценено как погребение заживо. Настроение курам такая процедура не добавила. Более того, птицы в полубредовом состоянии сидели внутри котла и грезили, как выклюют глаза своему мучителю. Естественно, что куры гуманоидов сослепу перепутали. Но ведь никто же не просил Попова без спросу лезть в котел носом!
   — Мужики, а че, у нас в котле куры вывелись? — пробормотал Андрюша, тупо глядя на копошащихся птиц. — Или это у меня зрительные галлюцинации?
   То, что птицы в котле не являются пьяным бредом, Попов понял буквально через секунду. Когда одна из курей подпрыгнула и клюнула его, целясь в правый глаз. Правда, особой меткостью, как и зрением, птичка не отличалась, поэтому, на Андрюшино счастье, попала ему в левое ухо. Что, впрочем, доставило Попову лишь малую толику радости.
   Эксперт от неожиданности даже забыл заорать. Он просто упал на четвереньки и пополз под стол. Разъяренные, а может, просто уже сумасшедшие куры, выбравшись из котла, попытались отыскать свою сбежавшую мишень. И, как на грех, на глаза им попалась сверкающая золотом Ровена. Чуть-чуть подкорректировав свою траекторию, птицы рванулись к ней.
   Ровена застыла, широко открытыми глазами глядя на приближающихся пернатых хищников. Она даже руками закрыться от них не могла. Поскольку бросить жомовскую рюмку ей не позволяла совесть, а поднять ее повыше не хватало девчоночьих сил.
   Словно Матросов на амбразуру, Сеня бросился под острые клювы курей, закрывая грудью принцессу. По дороге он даже успел крикнуть: "Попов, я тебя убью! ", а также выронить из рук мешающую кукушку. Лесная «кидала» несказанно этому обрадовалась.
   Естественно, не тому, что Сеня Попова убьет! На Андрюшу ей было начхать, поскольку эксперт ей ничего плохого еще не успел сделать. Кукушка обрадовалась, что снова может летать, и действительно полетела. Но поскольку она не летучая мышь и в пещерах не бывала, то перемещаться по мерлиновскому жилищу стала крайне странно: поочередно стукаясь обо все стенки.
   Сами куры почему-то клевать Рабиновича не стали. То ли посчитали его ядовитым, то ли просто испугались Сениной рожи. Этого мы не узнаем, поскольку обе птицы наотрез отказались давать интервью. Так или иначе, но Рабиновича они благополучно обогнули и решили присоединиться к кукушке в ее упоительном стремлении пробить стены. Правда, сделали это на уровне пола — летчики из них получились плохие.
   — Лови кукушку! — заорал Рабинович, видя, что для Ровены опасность миновала.
   — Мочи курей! — поддержал его Попов.
   И тут началось бог весть что! Пока принцесса растерянно стояла посреди пещеры с жомовской питейной принадлежностью в руках, вокруг нее воцарился хаос. Аллан, Рабинович и Каута заметались вдоль стен, стараясь схватить за хвост кукушку. Жомов мешался у них под ногами, пытаясь схватить двух других беглянок. А Попов, как старший по званию, сидел под столом и командовал процессом.
   Когда к поимке преступников подключилась авиация в виде Горыныча и голосистый, весьма прыткий Мурзик, ситуация в пещере только ухудшилась. Два новых действующих лица, у одного из которых лиц на самом деле было три, здорово добавили неразберихи.
   Горыныч стал все портить потому, что после употребления алкалоидов, которые ему крайне не рекомендуются, никак не мог сориентироваться в пространстве. Поднявшись на высоту кукушиного полета, монстр вместо птицы то и дело хватал за руку кого-то из людей. Причем делал это выборочно и со вкусом. У Аллана, например, перекусал все десять пальцев.
   Ну а Мурзик — вроде бы умный пес! — вместо того, чтобы ловить курей, до которых мог вполне достать зубами, стал помогать своему хозяину. Естественно, его прыжки на кукушку эффекта не произвели. Зато очень понравились остальным, поскольку пес умудрился изредка сбивать людей с ног. На его счет можно записать два успешных тарана Кауты, одну подсечку Рабиновича и бросок Аллана через правое заднее бедро.
   Ровена тоже немного поучаствовала в охоте на птиц. Осторожненько, бочком переместившись через всю пещеру, принцесса постаралась заслонить собой дверь, закрывая кукушке путь к свободе. Впрочем, если бы у птицы было время остановиться и осмотреться в поисках выхода из темницы, то Ровена не смогла бы ей помешать сбежать. Поскольку росточку принцесса была маленького, к тому же не рискнула выпустить чашу из рук, беспокоясь за остатки ее драгоценного содержимого, которым собиралась порадовать мужчин.
   Андрюша Попов и раньше никогда не отличался стойкостью психики, а сидя под столом, и вовсе потерял самообладание от мельтешащих вокруг него ног. Людских и не очень. Решив коренным образом изменить все бестолковые перемещения беглецов и членов группы захвата, он высунул голову из своего укрытия.
   — Все, хватит. Я смотреть на это больше не могу, — пробормотал Андрюша себе под нос и заорал: — Всем стоять! Мать вашу...
   Первыми остановились куры. Собственно говоря, вряд ли они хотели прекращать веселую игру в пятнашки, но, на свою беду, оказались прямо на пути поповской звуковой волны. Обеих птичек просто ударило о стену и слегка контузило.
   Следом за курами остановилась Ровена. Поскольку никуда и не шла. От истошного крика индейца из милиции принцесса едва не выронила златой сосуд из ослабевших рук. Слегка покачнувшись, она выдержала и это испытание. За что ее впоследствии не раз благодарили.
   Примеру трех особей женского пола, первыми откликнувшихся на призыв Попова, последовала и группа кукушкиного захвата. Может быть, они бы и побегали еще немного, но Аллан свалился на пол и уронил Кауту с Сеней. Мурзик сиганул на улицу у принцессы под ногами. А Горыныч мгновенно запутался в занавесках, которые отделяли от остальной пещеры маленькую каморку Ровены.
   Особо странно повела себя кукушка. Вместо того чтобы воспользоваться ситуацией и хоть немного свободно полетать по жилищу Мерлина, она зависла на месте, словно вертолет на съемках футбольного матча. Бешено махая крыльями, птичка несколько мгновений озиралась по сторонам, а затем упала в обморок... Не слишком-то вежливое поведение по отношению к остальным! Но его можно простить, если учитывать, что это была первая встреча кукушки с криком Попова.
   Один Жомов продолжал истово бегать по пещере, пытаясь отыскать кур, почти замурованных воплем Андрюши в каменную стену. Попов такого неуважения к своей просьбе выдержать не мог и снова заорал. Более того, Андрюша запустил в Жомова своим серебряным крестом. Крест, слава богу, Ивана миновал и шлепнулся в темный угол, откуда тут же разбежались почти два десятка мелких бесов. На них никто внимания не обратил, и бесенята спокойно смогли подыскать себе новое убежище.
   — Дурной ты, что ли? — полюбопытствовал Ваня у Попова и поднял с пола слегка трепыхающихся кур. — Че всякой дрянью в людей бросаешься?
   — А чтобы вы успокоились чуть-чуть, — проворчал Андрюша и посмотрел на Рабиновича. — Ты свою кукушку поднимешь, или мне ее на улицу выкинуть?
   Первые опасения Сени по поводу того, что у вожделенной птички от дикого крика Попова мог случиться разрыв сердца, к счастью, не оправдались. Рабинович бережно поднял мученицу, или, вернее, мученика с пола и понес его к корзинам с куриными яйцами.
   Ровена к тому времени наконец освободилась от бремени жомовской питейной тары и поспешила к Сене, чтобы помочь обустроить кукушку на новом принудительном гнезде. Отодвинув Сеню в сторону, принцесса критически осмотрела куриные яйца. Покачав головой, она повернулась к Рабиновичу.
   — Робин, боюсь, вы не успеете вывести цыплят, — проворковала она. — Похоже, наседки сели на яйца недавно, и птенцы появятся только дней через пять.
   — Во-во! — радостно завопил Попов, услышав слова Ровены. — А к тому времени, если Ваня, конечно, поймает медведя или принесет мне подходящего младенца, я и философский камень приготовлю. После чего мы сможем полюбоваться на плоды своих трудов и спокойно отбросить копыта.
   В пещере стало невероятно тихо. Всем присутствующим стало абсолютно ясно, что все усилия, предпринятые для возвращения назад путешественников во времени, оказались напрасными. За оставшиеся три дня, несмотря на Сенины ухищрения, успеть что-либо сделать просто невозможно.
   Аллан с Каутой заметно погрустнели. Они хоть и полюбили душой своих новых друзей из неведомого далека и не слишком хотели с ними расстаться, но крушение собственного мира пугало их куда больше разлуки. Наивные дети природы, хотя и верившие в сказки, никак не могли спокойно переносить все то, что в последнее время происходило вокруг них. И в первую очередь катастрофически быстрое изменение окружающей действительности.
   Более или менее спокойной оставалась только Ровена. Принцесса прекрасно понимала, что «милый Робин» должен покинуть ее, и смирилась с этим фактом. Но это не означало, что Ровена хотела с ним расставаться. Мысль о том, что Сеня вынужден будет остаться, естественно, радовала ее. Однако Рабиновича сей факт явно угнетал. Поэтому Ровена грустила вместе с ним. Но на то Сеня и Рабинович, чтобы уметь выкрутиться из самой безвыходной ситуации!
   — Короче, нечего нюни развешивать, — хлопнул себя Сеня по тощим ляжкам. — Я где-то читал, что в инкубаторах, используя определенную степень подогрева, выводят птенцов буквально за один день. Правда, они получаются не совсем здоровыми, но нам ведь пахать на птенце нет необходимости.
   — И че ты предлагаешь? — настороженно посмотрел на него Попов. — Яйца в кипятке немного подержать, а потом под кукушку положить?
   — Сварятся, — категорически отрезал Жомов.
   — Да заткнитесь вы, умники! — рассвирепел Сеня. — Вон Горыныч у нас огнеупорный. Заставим его булыжники нагревать и под корзину с яйцами подкладывать. Сверху их будет кукушка греть, а снизу — разогретые камни. Вот и выведем птенцов к нужному сроку...
   — Гений, — пожал плечами Попов.
   — Гигант мысли, отец русской демократии, — поддержал его Жомов. — Смотри только, чтобы у Горыныча газ в пузе не кончился.
   — Ничего, — весело проговорил оживший монстр. — Ради такого случая я даже есть побольше согласен!
   — Обрадовал, — констатировал Андрюша и повернулся к столу. — Пойдемте выпьем ради такого дела.
   — Сначала яйца и кукушка, — отрезал Рабинович. — Потом куры и наведение порядка. И лишь затем приступим к опохмелению.
   А обстановка в пещере действительно требовала срочной реабилитации. Во время кольцевых гонок за представителями пернатых временные оккупанты жилища Мерлина устроили настоящий погром.
   Конечно, ничего особо страшно не случилось. Просто "приходил Сережка, поиграли мы немножко! ". Поэтому и оказались перевернутыми несколько шкафов, сломаны пара стульев, разбиты почти все глиняные горшки. Ну и еще кое-какие мелочи мешали пещере выглядеть достойно в глазах требовательного ценителя порядка.
   На удивление всем, Ровена наотрез отказалась участвовать в устранении бардака. Она передернула плечами, заявив, что, дескать, "сами нагадили, сами и убирайтесь. И вообще, уборка — это не царское дело! ". Демонстративно развернувшись, принцесса ушла за свою ширму и не появлялась оттуда до того самого момента, когда нужно было готовить завтрак.
   Сеня ее порыв поддержал. Он сказал, что если Попов с Жомовым так горят желанием опохмелиться, то могут приступать к уборке немедленно, не дожидаясь, пока он и Аллан закончат с кукушкой. Горыныча прогнали искать булыжники. Мурзик сбежал вместе с ним, видимо, из-за своей природной лени. Поэтому наведением порядка пришлось заняться двум ментам, припахав к этому делу преданного Кауту.
   Технология размещения самца кукушки на яйцах была проста и непритязательна. Сеня продумал ее до мелочей и теперь успешно претворял в жизнь. Для начала требовалось привязать к лапам птицы две крепкие бечевки. Затем продеть их через дно корзины и накрепко к ней примотать. Таким образом обеспечивалось достаточное соприкосновение собственного тела самца кукушки с чужими яйцами.
   После этого, во избежание ненужного и бессмысленного размахивания крыльями, что могло бы создать приток холодного воздуха к высиживаемым яйцам, корзина обматывалась сверху первой попавшейся под руки тряпкой достаточного размера. По замыслу Сени, эта мера должна была привести еще и к дополнительному удержанию тепла внутри первого в истории человечества инкубатора.
   В общем, когда кукушка пришла в себя после обморока, она оказалась намертво привязанной к корзине. И единственным, что торчало наружу, была ее голова. «Для поддержания жизненных функций организма путем насильственного приема червей внутрь» — как сказал Рабинович.
   Еще недавно достаточно свободно летавшая птица была страшно разгневана таким беззаконным лишением ее возможностей к передвижению. Кукушка попыталась вырваться. Что, естественно, у нее не получилось.
   Возмущенная птица пыталась заорать. Но вместо привычного «ку-ку» у нее получилось нечто среднее между «хрю» и "вот это ни хрена себе! ". Эта последняя неудачная попытка выражения возмущения совершенно лишила птицу способности к сопротивлению.
   Кукушка с нескрываемой ненавистью посмотрела на Сеню и безвольно свесила голову на край корзины. Отчего стала похожа на зэка, выглядывающего из окна теплушки. Глядя на нее, Рабиновичу даже взгрустнулось и захотелось запеть: «Предо мной стоит стена. За стеной стоит она — воля, воля, волюшка моя...»
   — Ну вот, Аллан, — вместо пения проговорил Сеня. — Дело сделано. Теперь иди и налови ей каких-нибудь тараканов на завтрак.
   Иомен опрометью бросился выполнять приказ шефа и вернулся довольно быстро. Однако печальная птица объявила голодовку и упорно отказывалась разевать пасть. То бишь клюв! Пришлось Аллану использовать нож, чтобы разжать две крепко стиснутые половинки птичьего рта. А затем запихивать гусениц и жуков птице в пасть, усиленно проталкивая их вглубь средним пальцем свободной руки. Аллан даже не подумал о том, что птица может предпочитать что-либо другое.
   В общем, хотела того кукушка или нет, но приличная пригоршня представителей мира насекомых в желудок ей помещена была. Трудно сказать, добавило ли это птице радости. В любом случае, веселей она выглядеть не стала. Напротив, побледнела с лица. Наверное, переела и ее стало мутить! А может, случилось это просто от непривычной пищи.
   К тому времени, когда с питанием птицы было покончено, в пещеру вернулся Горыныч. Монстр нашел два подходящих булыжника, однако едва смог пройти с ними в дверь. Чтобы поднять эти камушки, Ахтармерзу пришлось несколько увеличить свои размеры. Причем настолько, насколько дверь в пещеру рассчитана не была. Пришлось Горынычу сдуваться. Процесс занял несколько минут, отчего монстр опоздал к завтраку. Чем и был страшно недоволен.