Страница:
До деревни с вершины взгорья, покрытого лесом, было минут десять пешего хода. Отсюда она была видна как на ладони, обрамленная неровными квадратами засеянных полей. Все трое остановились, вглядываясь в пейзаж, открывшийся их взорам.
Собственно говоря, и смотреть особо не на что было! Деревня как деревня. Одна улица, да и то — кривая. По окраинам бревенчатые покосившиеся домишки были разбросаны как попало. И лишь ближе к центру их расположение обретало нечто похожее на планировку.
От всех российских деревень, виденных друзьями раньше, эту отличало только полное отсутствие техники (хотя какая сейчас техника в селах?). Не хватало еще длинных перекошенных коровников да кирпичного дома председателя колхоза, у которого обычно светил единственный в любой деревне ночной фонарь.
Впрочем, замена председательскому дому все же была! Прямо в центре деревни возвышался небольшой холмик, увенчанный частоколом, похожим на зубы акулы, хронически страдающей кариесом. В частоколе была прореха в виде ворот, откуда и высыпали на единственную деревенскую улицу пригоршни странно одетых людей.
Хотя почему странно?! Их костюмы мало чем отличались от наряда чудного мужика, что не так давно обозвал друзей гоблинами. Разве что у некоторых поверх нелепой рубахи были натянуты кожаные бронежилеты.
— Ребята, а тутошние чуваки, похоже, делегацию для нашей встречи подготовили, — усмехнулся Рабинович. — Надеюсь, пиво у них есть.
— Что все это, по-твоему, означает, Сеня? — жалобно спросил Попов. — Где мы находимся?
— Где угодно, Андрюша, только не дома, — обреченно сдался кинолог. — Затерянный мир прямо какой-то.
— Затерянный не затерянный, но сейчас тут все потеряются, как только я с горы спущусь! — сердито рявкнул Жомов. — Еще ни одна скотина меня гоблином не называла!
— Скотина и не назовет, — успокоил друга Попов. — Она тебя скорее за своего примет.
Но Ваня его уже снова не слышал. Обуреваемый жаждой мести, он стремительным шагом направился навстречу кучке народа, высыпавшей за окраину деревни. Попову и Рабиновичу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Когда друзья подошли ближе, стало совершенно очевидно, что рост мужика, повстречавшегося им, не является здесь исключением. Самый высокий из разношерстной толпы был ниже Попова сантиметра на три. Остальные вообще могли у Жомова между ног пройти. Если пригнутся, конечно!
Оказалось, что почти вся группа встречающих тащила с собой обязательное для колхозников вооружение, которое они любят применять при битве «деревня на деревню»: колья, жердины, дубинки и еще бог весть что. У пары человек оказались даже длинные ножи странной формы и круглые блины, закрывающие пузо. Вглядевшись, Рабинович заметил в руках у одного из колхозников самый настоящий лук!
— Так, значит? Мы еще и холодное оружие носим в общественных местах! — возмутился Жомов, не сбавляя шага. — Статья не помню какая, но посадить посажу.
— Стой, тормоз! — заорал Рабинович. От неожиданности Жомов застыл как вкопанный. — Нужно разобраться. Прикрой меня в случае чего, — и сам выступил вперед.
После того как Жомов остановился, делегация встречающих тоже застыла на месте. Некоторое время доблестные, но порядком уставшие сотрудники милиции вглядывались в лица незнакомых им людям. Люди, в свою очередь, бессовестно пялились на них. Этакая гоголевская немая сцена получилась.
— Какие же это гоблины? — донесся до друзей возглас из толпы. — Говорил я тебе, что гоблины при дневном свете не ходят, Рианнон тебя разбери! Это скорее Сарацины. О них мне Элберт рассказывал когда из Каммлана вернулся. Там их несколько штук с королем Артуром ходило. Смотри, какая на них одежда чудная и богатая. Да и мечи необычные! — Говоривший махнул рукой в сторону «демократизаторов», висевших на поясах троих друзей.
— Так, блин! И эти срана... страна... сарацинами обзываются! — снова возмутился Жомов. — Сейчас кто-то получит по хлебалу!
— Стой, — остановил его жестом Рабинович, чей длинный нос не хуже собачьего почувствовал сюрреальность происходящего. — Разобраться нужно.
— Смотри-ка, — вновь донеслось из толпы. — Эти чужеземцы и по-нашему говорить могут!
— Еще неизвестно, кто по-чьему говорит! — заорал окончательно взбесившийся Жомов, но Рабинович оборвал его.
— Скажите, люди добрые, куда мы попали? — пытаясь казаться вежливым, проговорил Рабинович.
На некоторое время жители деревни погрузились в шок. Они старательно осматривали друг друга, пытаясь понять, где среди них добрые люди. Так и не выяснив это, встречающие списали все на плохое владение иностранцами их родным языком. Сам вопрос их тоже поставил в тупик, но найти на него ответ, пока Жомов совсем не озверел от нетерпения, они все же умудрились.
— Это местечко Гэдглед. Собственность благородного рыцаря, сэра Бедивера! — с такой рожей, будто само имя «благородного рыцаря» было общенародным достоянием, проговорил один из толпы, вышедший несколько вперед. — А я Кэй Какамври. Здешний старейшина. Кто будете вы, благородные господа?
— Допрыгались, — прошептал растрескавшимися губами Попов, который начал наконец-то хоть что-то понимать. — Год сейчас какой?
— А мы почем знаем? — заорал из толпы тот самый мужичонка, что принял ментов за гоблинов. — Мы что, считаем их, что ли?
— Заткнись! — оборвал его Кэй Какамври. — Не знаю твоего имени, благородный сэр, но на твой вопрос отвечу. Год у нас идет пятьсот семнадцатый от Рождества Христова.
Попов обреченно рухнул прямо в дорожную пыль. Хорошо, что задница у него мягкая, а то заработал бы себе пару ненужных синяков. Рабинович с несчастным видом смотрел по сторонам, словно надеясь на то, что все это чей-то дурацкий розыгрыш. И лишь одного Жомова было трудно смутить.
— Хрен с ним, с годом! — заорал он. — Но если вы мне сию секунду пива не дадите, то вас никакой сэр Буревестник не спасет!
ГЛАВА 3
Собственно говоря, и смотреть особо не на что было! Деревня как деревня. Одна улица, да и то — кривая. По окраинам бревенчатые покосившиеся домишки были разбросаны как попало. И лишь ближе к центру их расположение обретало нечто похожее на планировку.
От всех российских деревень, виденных друзьями раньше, эту отличало только полное отсутствие техники (хотя какая сейчас техника в селах?). Не хватало еще длинных перекошенных коровников да кирпичного дома председателя колхоза, у которого обычно светил единственный в любой деревне ночной фонарь.
Впрочем, замена председательскому дому все же была! Прямо в центре деревни возвышался небольшой холмик, увенчанный частоколом, похожим на зубы акулы, хронически страдающей кариесом. В частоколе была прореха в виде ворот, откуда и высыпали на единственную деревенскую улицу пригоршни странно одетых людей.
Хотя почему странно?! Их костюмы мало чем отличались от наряда чудного мужика, что не так давно обозвал друзей гоблинами. Разве что у некоторых поверх нелепой рубахи были натянуты кожаные бронежилеты.
— Ребята, а тутошние чуваки, похоже, делегацию для нашей встречи подготовили, — усмехнулся Рабинович. — Надеюсь, пиво у них есть.
— Что все это, по-твоему, означает, Сеня? — жалобно спросил Попов. — Где мы находимся?
— Где угодно, Андрюша, только не дома, — обреченно сдался кинолог. — Затерянный мир прямо какой-то.
— Затерянный не затерянный, но сейчас тут все потеряются, как только я с горы спущусь! — сердито рявкнул Жомов. — Еще ни одна скотина меня гоблином не называла!
— Скотина и не назовет, — успокоил друга Попов. — Она тебя скорее за своего примет.
Но Ваня его уже снова не слышал. Обуреваемый жаждой мести, он стремительным шагом направился навстречу кучке народа, высыпавшей за окраину деревни. Попову и Рабиновичу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Когда друзья подошли ближе, стало совершенно очевидно, что рост мужика, повстречавшегося им, не является здесь исключением. Самый высокий из разношерстной толпы был ниже Попова сантиметра на три. Остальные вообще могли у Жомова между ног пройти. Если пригнутся, конечно!
Оказалось, что почти вся группа встречающих тащила с собой обязательное для колхозников вооружение, которое они любят применять при битве «деревня на деревню»: колья, жердины, дубинки и еще бог весть что. У пары человек оказались даже длинные ножи странной формы и круглые блины, закрывающие пузо. Вглядевшись, Рабинович заметил в руках у одного из колхозников самый настоящий лук!
— Так, значит? Мы еще и холодное оружие носим в общественных местах! — возмутился Жомов, не сбавляя шага. — Статья не помню какая, но посадить посажу.
— Стой, тормоз! — заорал Рабинович. От неожиданности Жомов застыл как вкопанный. — Нужно разобраться. Прикрой меня в случае чего, — и сам выступил вперед.
После того как Жомов остановился, делегация встречающих тоже застыла на месте. Некоторое время доблестные, но порядком уставшие сотрудники милиции вглядывались в лица незнакомых им людям. Люди, в свою очередь, бессовестно пялились на них. Этакая гоголевская немая сцена получилась.
— Какие же это гоблины? — донесся до друзей возглас из толпы. — Говорил я тебе, что гоблины при дневном свете не ходят, Рианнон тебя разбери! Это скорее Сарацины. О них мне Элберт рассказывал когда из Каммлана вернулся. Там их несколько штук с королем Артуром ходило. Смотри, какая на них одежда чудная и богатая. Да и мечи необычные! — Говоривший махнул рукой в сторону «демократизаторов», висевших на поясах троих друзей.
— Так, блин! И эти срана... страна... сарацинами обзываются! — снова возмутился Жомов. — Сейчас кто-то получит по хлебалу!
— Стой, — остановил его жестом Рабинович, чей длинный нос не хуже собачьего почувствовал сюрреальность происходящего. — Разобраться нужно.
— Смотри-ка, — вновь донеслось из толпы. — Эти чужеземцы и по-нашему говорить могут!
— Еще неизвестно, кто по-чьему говорит! — заорал окончательно взбесившийся Жомов, но Рабинович оборвал его.
— Скажите, люди добрые, куда мы попали? — пытаясь казаться вежливым, проговорил Рабинович.
На некоторое время жители деревни погрузились в шок. Они старательно осматривали друг друга, пытаясь понять, где среди них добрые люди. Так и не выяснив это, встречающие списали все на плохое владение иностранцами их родным языком. Сам вопрос их тоже поставил в тупик, но найти на него ответ, пока Жомов совсем не озверел от нетерпения, они все же умудрились.
— Это местечко Гэдглед. Собственность благородного рыцаря, сэра Бедивера! — с такой рожей, будто само имя «благородного рыцаря» было общенародным достоянием, проговорил один из толпы, вышедший несколько вперед. — А я Кэй Какамври. Здешний старейшина. Кто будете вы, благородные господа?
— Допрыгались, — прошептал растрескавшимися губами Попов, который начал наконец-то хоть что-то понимать. — Год сейчас какой?
— А мы почем знаем? — заорал из толпы тот самый мужичонка, что принял ментов за гоблинов. — Мы что, считаем их, что ли?
— Заткнись! — оборвал его Кэй Какамври. — Не знаю твоего имени, благородный сэр, но на твой вопрос отвечу. Год у нас идет пятьсот семнадцатый от Рождества Христова.
Попов обреченно рухнул прямо в дорожную пыль. Хорошо, что задница у него мягкая, а то заработал бы себе пару ненужных синяков. Рабинович с несчастным видом смотрел по сторонам, словно надеясь на то, что все это чей-то дурацкий розыгрыш. И лишь одного Жомова было трудно смутить.
— Хрен с ним, с годом! — заорал он. — Но если вы мне сию секунду пива не дадите, то вас никакой сэр Буревестник не спасет!
ГЛАВА 3
Я спокойно сидел в сторонке и смотрел на все это безобразие. Бедняга Попов устроился в пыли на пятой точке и беспрестанно открывал и закрывал рот. Как кабан на грядке с топинамбуром. Он даже перекреститься пару раз попробовал. Что, впрочем, не особо у него получалось. Видимо, как я и предполагал, третий класс церковно-приходской школы ему так осилить и не удалось.
Мой Рабинович что-то сосредоточенно высчитывал в уме. То ли возраст, на который он помолодел, то ли курс рубля по отношению к местной валюте. Утверждать с полной уверенностью не берусь, поскольку вид у моего хозяина был совершенно обалделый. Я даже за его психику беспокоиться начал. Как бы не перегорело чего в его нервно-соматических соединениях.
Не устаю я этим людям поражаться! Стоит произойти какому-нибудь событию, совершенно не укладывающемуся в их представления об окружающем мире, так они, каждый по-своему, с ума сходить начинают. И ладно бы такое происходило только с похмелья, так нет! И протрезветь уже успели, и понимать все равно ничего не хотят.
А между прочим, у каждого из этих трех балбесов размер мозга почти вчетверо превышает мой. Что бы им всей головой не работать? Так нет, используют ее едва на десять процентов, а потом еще и удивляются, что иная собака умнее их оказывается. Да что там собака! Некоторые кошки куда сообразительнее своих хозяев.
Из всех троих только Жомов не слишком расстроился от полученной информации. Хотя она у него до серого вещества еще, может, и дойти не успела! Единственное, чем он выразил понимание ситуации, был идиотский вопрос:
— Так что? Значит, пива не будет?
Будет, Ваня, будет! Вот только станешь ли ты его пить?
Рабиновичу и Жомову стоило больших трудов оторвать Попова от поверхности дороги. Нет, поднять-то они его подняли, но ноги Андрюша упорно разгибать не хотел. Жомову пришлось Попова тряхнуть пару раз, чтобы у него в голове контакты на место замкнуть. Местные жители за этими манипуляциями смотрели с крайне болезненным любопытством.
— Вы на него внимания не обращайте, — заметив излишнее внимание, нашелся Рабинович. — Он у нас человек набожный. Для него время молитвы настало. Ну и все такое...
Жомов попытался что-то возразить, но не успел: мой Сеня как следует приложился ему по ребрам. Пока Иван раздумывал, за что это ему досталось, весь честной народ во главе с Кэем Какамври тронулся в путь. Суть вопроса Жомова по поводу пива они уловили, поэтому и направили свои копыта в сторону местного кабака.
Рабинович с Жомовым из-за Андрея забыли обо всем. И обо мне тоже! Пришлось взять поводок в зубы и идти за ними следом. На местных шавок такое поведение произвело столь ошеломляющее впечатление, что они даже забыли облаять меня для приличия.
Кстати, публика тоже еще та собралась! Большую часть из них за собак принять можно было только по звуку. А на вид — помесь медведя с кенгуру, у которой в предках еще и волчица имелась. Мерзкие на вид типы. Ничуть не лучше их хозяев. Хорошо, что было местных медведь-терьеров всего-то штук пять. А то бы я от их вони к Попову под мышку носом спрятался! «Шанель № 5» гэлгледского розлива...
Как выяснилось позже, — когда вся честная компания до местной разливочной добралась, — воспитаны здесь люди еще хуже, чем одеты. Едва я попытался переступить порог кабака, вслед за моим Рабиновичем, как на моем пути вырос мальчишка пигмейской комплекции и такой же расцветки.
— А ну пошел отсюда! — истерично заорал сопляк, замахиваясь на меня метлой. — Пошел вон!
Это он мне сказал? Не подскажете, сколько пальцев на руке у него откусить для начала?
— Цыц, малый, — рявкнул на паренька Жомов. — А то сейчас вперед ногами из забегаловки вылетишь! — И Ваня хрястнулся головой об дверную балку.
Пока Жомов виртуозно матерился, поражая местных жителей сочностью своих выражений, Рабинович все-таки вспомнил, что поводок не мне, а ему нести полагается! Вечно всю работу за него делаешь. И благодарности никакой! Сеня взял из моей пасти поводок и завел меня в кабак, предварительно при этом пригнувшись. Дверь-то явно не для их роста делалась.
— Мужики, мы вчера вроде в кабак собирались? Так вот, пришли? — ехидно поинтересовался Попов (Оживает! Слава тебе, господи! ), а затем зашипел, словно испорченная тормозная колодка: — Ванечка, милый, умоляю, не выпускай свой пистолет из рук! Морду тебе набить у меня не получится, а вот до пистолета если доберусь, то пристрелю гада!
— Ты че, Поп, офонарел? — удивленно отшатнулся от него Жомов. — Я-то тебе чего плохого сделал? Это Рабинович нас задержание повел проводить...
— Ты стрелки на меня не перекидывай! Всегда тебе евреи виноваты, — быстро оборвал разговорившегося Жомова мой Сеня. — Тебя за мной ни хрена никто не тянул...
Ну, началось! Стоит чему-нибудь необычному после пьянки произойти, так они сразу отношения начинают выяснять. Крайнего ищут. Можно подумать, в треугольнике кто-то средним может быть!
В прошлый раз гуляли мои ребята прямо на ночном дежурстве. Какой повод для пьянки они тогда нашли, утверждать не берусь. То ли всероссийский день масона, то ли торжественное прибытие кометы Галлея на дачу нашего губернатора, не знаю! Но к двенадцати ночи все трое набрались изрядно.
И надо же такой беде случиться: экстренный вызов. В одной из «хрущобок» муж жену до смерти забивает. Ребята меня в охапку схватили, и в машину (я, между прочим, трезвый там один был! ). По дороге адрес перепутали и ввалились в квартиру начальника отдела внутренних дел нашего района.
Дверь им, естественно, никто открывать не хотел. Даже вызов отказались подтвердить (надо же быть такими несговорчивыми! ). Жомов обиделся и дверь высадил. Рабинович ему помог и всех на пол уложил. Причем хозяйка была практически в том, в чем мать ее родила! Я тогда еще стыдливо отвернулся!
Догадываетесь, чем это для троих друзей должно было закончиться?.. Правильно, оч-чень крупными неприятностями! Спасло парней одно — хозяина дома не было. Вместо него оказался странный тип, усиленно прятавшийся в платяном шкафу (родственник, что ли, какой?).
Вот этот тип все и спас! Когда ребята поняли, к кому они вломились, то протрезвели быстрее, чем в ледяной проруби. Жена начальника отдела (кстати, была бледная как мел) о чем-то с этим типом пошептались и решили дело замять. А для поощрения наших героев поручили им дверь восстанавливать. Причем в ускоренном темпе!
Дверь они восстановили и из дома потихоньку смылись. А оказавшись в машине, начали тут же крайнего искать. Нашли! Попов, который безропотно провел в машине всю блестящую операцию, крайним и оказался.
Дескать, Попов — самый трезвый человек во всей компании. Да к тому же и адрес он получал от дежурного. "Короче, Андрюша, мы тебя постараемся выгородить. Но если за тебя полковник возьмется, извини — помочь ничем не сможем! " — это мой Рабинович сказал. А Попов только ушами хлопал и со всем соглашался. Поскольку не помнил ничего!
Почти по такой же схеме и сегодня начали развиваться события. Вот только Попов в этот раз никого слушать не хотел. Рыбки у него некормленые! Можно подумать, что он пираний в аквариуме держит. А остальным дома больше делать нечего, кроме как поповскую живность собой подкармливать. Впрочем, как я успел заметить, мой Рабинович и не особо торопился возвращаться!
Пока три товарища довольно агрессивно выясняли отношения на предмет того, кого сегодня положат с краю и высекут батогами, я забрался под стол, чтобы спокойно изучить обстановку.
Собственно говоря, ту конструкцию, что здесь называли столом, именовать так следовало с крайней осторожностью. Прямо в земляной пол трактира были вбиты два корявых бревна. На торцах бревен, лишь ей ведомо по какому принципу, держалась столешница из грубо отесанных досок, скрепленная снизу. Двумя жердинами крест-накрест. Лично я представить себе не мог, почему она не падает. Но, видимо, пока господин Ньютон не успел открыть свой закон притяжения, вещи этого закона не знали и откровенно пренебрегали им!
Поглазеть на странных «сарацинов» в кабак сбежалось почти все население Гэлгледа. Малышню, естественно, в трактир не пустили. Женщин тоже отправили по своим делам. По большей части в кабаке собрались мужчины среднего возраста (хотя разве определишь возраст у этих одинаково потрепанных бородатых обезьян?). Гостей они, видимо, все же побаивались, поэтому грудились у противоположной стены вокруг своего старобританского босса — Кэя Какамври. Сидели они молча, словно лягушки в холодильнике. Кэй народ вокруг себя не замечал, перешептываясь с хозяином трактира.
О чем, интересно? Что-то пахнет от их разговора мерзко. Словно от обмочившейся болонки!
А впрочем, пахнет, наверное, не от разговора. Мерзостный запах нечистот и продуктов гниения пропитал собой весь трактир, как ружейная смазка карманы куртки Жомова. Я поковырял носом трухлявую солому, которой был устелен пол, и едва не подскочил от ужаса: из-под соломы на меня с садистскими ухмылками на мордах скалилась целая когорта диких блох совершенно пиратского вида!
Господи! Только этого мне не хватало. Все, мамочка, я хочу домой! Я настолько подскочил от пола, что едва не стукнулся о столешницу головой. Мне так сильно захотелось забраться к Рабиновичу на колени, от блох подальше, что я едва удержал себя от этого кошачьего порыва. Сделаю так — Рабинович точно с живого не слезет, пока мышей ловить не научусь!
Я зверски зарычал, чем привел блох в смятение. Видимо, они не привыкли к такому фамильярному обращению, поэтому смылись обратно под солому. Ой, надолго ли! В любом случае, я решил больше не спускать с подстилки глаз. От греха подальше!
Чего мне пялиться на эти закопченные стены, в которых и окон-то почти нет? Так, прорезаны в бревнах какие-то кривые щели, размером не больше глаз китайца, которому только что наставили парочку фонарей. На фига мне эта покореженная стойка, на которой только экстремальные тараканьи бега устраивать можно? Нет уж! Мне здоровье дороже!
У кого как, а у меня битва за выживание началась. Если я в этом милом местечке блох нахватаю, то Рабинович будет опять, из экономии, мне их дихлофосом выводить. Мне, конечно, уже довелось и «черемухи» понюхать, однако в токсикомана я еще не превратился. Да и после дихлофоса ко мне ни одна приличная девочка не подойдет. Морду еще за квартал своротит на сто восемьдесят градусов. Причем и мне тоже!
Рабинович мои скачки под столом истолковал по-своему, и опять же в свою пользу. Он постучал кулаком по столу, прерывая горячие дебаты Жомова с Поповым в стиле «а-ля Жириновский». Где Попову для общей схожести сюжета только стакана с водой не хватало. Впрочем, откуда здесь стаканы?!
— Кончайте, мужики! — заголосил на всю таверну мой хозяин. — Мурзик уже от ваших криков весь издергался. Он же тоже понимает, что в непривычной обстановке оказался. Не травмируйте психику собаки. Его хоть пожалейте! ...
Спа-асибо за заботу! Век твоей доброты, Сеня, не забуду. Нашел все-таки, на кого стрелки перевести.
— Извините, благородные сэры, что вмешиваюсь в ваш высокомудрый разговор, — неожиданно возник возле стола хозяин трактира. — Но я услышал слово «кончать»! Мне бы не хотелось, чтобы в моем заведении, которое знают все от Уэссекса до Соммерсета, произошло бы кровопролитие. Поделитесь со мной вашей проблемой, может быть, я смогу ее распотрошить.
— Чего ты собрался сделать, лох? — взревел Жомов. — Кого ты сможешь распотрошить?
За что и получил под столом пинок от Рабиновича. Молодец, Сеня! Я бы тоже его укусил, да от наблюдения за кочующими блохами оторваться не могу. Они уже третий раз меня с фланга обойти пытаются!
— Вы ошиблись, высокочтимый сэр. Народа «лох» я не знаю. Я понимаю, что вы не совсем хорошо разбираетесь в наших обычаях, но по моему костюму видно, что я ют! — с той же услужливой улыбкой проворковал трактирщик.
— Да хоть север! — заорал Жомов, которому тычок Рабиновича был, словно слону дробина. — Почему пива до сих пор не наблюдаю?
— Сию секунду, о высокородный! — Трактирщик менять интонацию явно не собирался. Вся остальная публика с интересом наблюдала за их диалогом. — Позвольте узнать, чем вы собираетесь платить за пищу и выпивку?
— Ваня, у меня только крупные, — поторопился заговорить Рабинович, боясь, что Жомов снова сморозит что-нибудь оригинальное. Со всех точек зрения. — Боюсь, что у них сдачи не будет!
Я фыркнул и вновь развернулся вокруг оси, пресекая очередную попытку когорты блох обойти меня с тыла. Хвост, что ли, зубами прикусить, чтобы они до него не добрались?! Хотя нет. Тогда я агрессоров рыком отпугивать не смогу.
А фыркнул я от того, что прекрасно понимал нежелание Рабиновича платить за выпивку. Мой хозяин не дурак, поэтому не хуже меня знал, что при короле Артуре, в эпоху которого нас занесло непонятным ветром, бумагу еще не изобрели. Даже МВФ до сих пор еще не придумали, чтобы иметь хоть какое-то представление о том, что такое российские рубли. Хотя, может быть, именно это и к лучшему?..
— Ладно, скупердяй! — проворчал Жомов и повернулся к Попову. — Доставай мелочь. Я что, один вас поить буду?
— Какую мелочь, идиот! — зарычал на Жомова еще не успокоившийся Попов. Трактирщик, не меняя выражения лица, переводил взгляд с одного на другого. — Ты не понимаешь, что наших денег попросту еще не существует?
— Андрюша, идиот — это ты! — усмехнулся Жомов и высыпал на стол целую пригоршню монет. Я, конечно, это не видел, но по звуку определил, что рублей пять там точно есть. Спасибо Рабиновичу: его выучка. — А это что? Почем у вас пиво?
— Два динария за пинту, — проворковал трактирщик, с сомнением разглядывая нашу валюту.
— Ты мне пургу не гони, — попытался урезонить трактирщика Жомов, на котором, видимо, похмелье сказалось сильнее, чем на двух других. Он никак не хотел понимать, куда его занесло. — Ты мне в рублях цену называй. У нас в стране хождение наличной валюты запрещено!
Ой, не знаю я, до чего бы еще договорился неподражаемый Жомов, но торги под свой контроль поспешил взять Рабинович. Вот уж тут проявились все его таланты. Трактирщик не только успокоился по поводу наших монет, так еще и за три пятачка принес три кружки пива. После чего гостей на некоторое время оставили в покое.
— Дерьмо! — фыркнул Жомов, отхлебнув из глиняной корявой кружки большой глоток. — У меня тесть бражку и то лучше делает. Вернее, делал, пока с одной фляги крышку не сорвало. Надо же было, чтобы теща в этот момент мимо шла. Представляете, как ее искупало?!
Жомов захохотал. Ну а что ему теперь печалиться? Выходной незапланированный получился. Это раз. Во-вторых, выпивку достали. Хоть и хреновую, но зато почти халявную. Даже при коммунистах кружка пива пять копеек не стоила! Ну а в-третьих, за двухрублевую монету Рабинович у трактирщика половину кабана выторговал. Так что, жри от пуза и пей для души.
— Мужики, давайте думать, как отсюда сваливать, — жалобно попросил Попов. — Не нравится мне тут!
— Да не стони ты, Андрюша! — с набитым ртом оборвал его Жомов. — Отдыхай, пока дают. Дома не пожрешь, не попьешь так вволю.
Вот тут я с Ваней был абсолютно согласен. В кои-то веки меня кормили натуральным мясом! Целую заднюю ногу расщедрившийся Сеня оторвал и мне под стол бросил. Негигиенично, правда. Да и блохи кусок изо рта пытаются вырвать. Но ради свиной ноги я готов многое стерпеть! Ведь как только вернемся, опять меня Сеня своим дурацким «Чаппи» замучает.
— Нет, домой нам, конечно, нужно, — вступился за Попова Рабинович (с чего бы это?). — Только давайте спокойно поедим и опохмелимся. А там и о деле думать будем...
Поесть друзьям спокойно все же не удалось. Едва они опустошили по второй кружке местного сомнительного пойла (пьют всякую гадость, а потом удивляются, откуда у них язва берется! ), как в трактир ввалился еще один представитель здешней цивилизации.
Попав в темноту после яркого света, он на несколько секунд застыл в дверях, и я его превосходно мог рассмотреть. Настолько хорошо, что сначала принял за одного из здешних кобелей. Поскольку вошедший ни лохматостью, ни запахом им не уступал! Вот только ходил на двух конечностях да размером был покрупнее.
— Ха! Сидите? Обгаженные дети горного тролля! — заорал он с порога (господи, еще одного Жомова нам только и не хватало! ). — Куда вы пойманных сарацинов дели? Опять без меня потешились? Кауту решили обмануть?!
— Заткнись, грязный сакс, — зашипел на пришельца Кэй Какамври, но было поздно. Жомов уже услышал его.
— Робин, весь день думаю, чего мне не хватает! — радостно провозгласил он. — А оказывается, я еще морду никому не намылил!
— Ваня, уймись, — попробовал его урезонить Попов, но Рабинович остановил его:
— А-а, пускай идет!
Каута оказался мужик крепкий. После первого удара он только вылетел во двор, но на ногах удержался. Жомов недоуменно посмотрел на него и вышел следом. Я тоже выбрался из-под стола. Во-первых, любопытно было посмотреть, а во-вторых, надоело блох караулить. За мной следом из кабака высыпала вся честная компания.
Драчунов тут же разделили, объяснив, что сражаться они должны по правилам. Выяснение этих правил заняло довольно много времени, но цель была не в них. Местные аборигены устроили самый настоящий тотализатор! И уж поверьте мне, мой умница Рабинович оказался в самой гуще событий.
Когда вернусь назад, потребую, чтобы в список самых древних профессий внесли еще одну: букмекер! От одного вида работы Рабиновича меня вмиг ностальгия замучила. Я вспомнил, как мы с Сеней ходили на бои без правил в одном закрытом клубе, где зрители так же азартно делали ставки на двух обезьян, похожих на Жомова и Кауту.
Рабинович свое дело знал! Через пару минут его карманы уже ломились от местной валюты, сданной ему в качестве ставок. И я был более чем уверен, что по крайней мере половина из этих денег так и осядет в них навеки, словно «Титаник» на дне Атлантики.
Правила боя были просты: двум недоумкам, решившим друг друга поувечить, выдают по увесистой дубине. Делать можно что угодно, только не наносить удары по спине и ниже пояса. Бой прекращается в двух случаях. Либо когда один из дерущихся с чистой совестью преставится, либо — с нечистой — попросит у другого пощады. Ну а что делать? Естественный отбор. Согласно Дарвину...
Жомов некоторое время покрутил в руках дубину, которой его наградили, и отбросил ее в сторону. Рефери, а им, естественно, стал Кэй Какамври, попробовал возмущаться, но его остановили. Дескать, боец вправе сам решать, умирать ему с голыми руками или с дубиной в мозолистых ладонях. Жомов тем временем отстегнул от пояса «демократизатор» и попытался заехать им в глаз саксу.
Каута увернулся и попытался ответить Ване столь же любезным выпадом. Он уже почти попал, но Жомов успел уклониться и быстрым контрвыпадом заехал кулаком по широкому саксонскому носу. Каута отлетел к стене и минуты три пытался подняться. Зрители орали так, что половина деревенских баб и все местные собаки сбежались на крик. А Жомов прыгал по двору, будто носорог на батуте, и зловеще сгибал в руках любимую милицейскую дубинку.
Все. Дальше смотреть нечего! Исход поединка мне был совершенно ясен. Как и Рабиновичу в момент сбора ставок. Да только местные олухи и могли надеяться, что их стасемидесятисантиметровый Каута (пусть и шириной с мини-трактор) сумеет совладать с гигантом Жомовым.
Мой Рабинович что-то сосредоточенно высчитывал в уме. То ли возраст, на который он помолодел, то ли курс рубля по отношению к местной валюте. Утверждать с полной уверенностью не берусь, поскольку вид у моего хозяина был совершенно обалделый. Я даже за его психику беспокоиться начал. Как бы не перегорело чего в его нервно-соматических соединениях.
Не устаю я этим людям поражаться! Стоит произойти какому-нибудь событию, совершенно не укладывающемуся в их представления об окружающем мире, так они, каждый по-своему, с ума сходить начинают. И ладно бы такое происходило только с похмелья, так нет! И протрезветь уже успели, и понимать все равно ничего не хотят.
А между прочим, у каждого из этих трех балбесов размер мозга почти вчетверо превышает мой. Что бы им всей головой не работать? Так нет, используют ее едва на десять процентов, а потом еще и удивляются, что иная собака умнее их оказывается. Да что там собака! Некоторые кошки куда сообразительнее своих хозяев.
Из всех троих только Жомов не слишком расстроился от полученной информации. Хотя она у него до серого вещества еще, может, и дойти не успела! Единственное, чем он выразил понимание ситуации, был идиотский вопрос:
— Так что? Значит, пива не будет?
Будет, Ваня, будет! Вот только станешь ли ты его пить?
Рабиновичу и Жомову стоило больших трудов оторвать Попова от поверхности дороги. Нет, поднять-то они его подняли, но ноги Андрюша упорно разгибать не хотел. Жомову пришлось Попова тряхнуть пару раз, чтобы у него в голове контакты на место замкнуть. Местные жители за этими манипуляциями смотрели с крайне болезненным любопытством.
— Вы на него внимания не обращайте, — заметив излишнее внимание, нашелся Рабинович. — Он у нас человек набожный. Для него время молитвы настало. Ну и все такое...
Жомов попытался что-то возразить, но не успел: мой Сеня как следует приложился ему по ребрам. Пока Иван раздумывал, за что это ему досталось, весь честной народ во главе с Кэем Какамври тронулся в путь. Суть вопроса Жомова по поводу пива они уловили, поэтому и направили свои копыта в сторону местного кабака.
Рабинович с Жомовым из-за Андрея забыли обо всем. И обо мне тоже! Пришлось взять поводок в зубы и идти за ними следом. На местных шавок такое поведение произвело столь ошеломляющее впечатление, что они даже забыли облаять меня для приличия.
Кстати, публика тоже еще та собралась! Большую часть из них за собак принять можно было только по звуку. А на вид — помесь медведя с кенгуру, у которой в предках еще и волчица имелась. Мерзкие на вид типы. Ничуть не лучше их хозяев. Хорошо, что было местных медведь-терьеров всего-то штук пять. А то бы я от их вони к Попову под мышку носом спрятался! «Шанель № 5» гэлгледского розлива...
Как выяснилось позже, — когда вся честная компания до местной разливочной добралась, — воспитаны здесь люди еще хуже, чем одеты. Едва я попытался переступить порог кабака, вслед за моим Рабиновичем, как на моем пути вырос мальчишка пигмейской комплекции и такой же расцветки.
— А ну пошел отсюда! — истерично заорал сопляк, замахиваясь на меня метлой. — Пошел вон!
Это он мне сказал? Не подскажете, сколько пальцев на руке у него откусить для начала?
— Цыц, малый, — рявкнул на паренька Жомов. — А то сейчас вперед ногами из забегаловки вылетишь! — И Ваня хрястнулся головой об дверную балку.
Пока Жомов виртуозно матерился, поражая местных жителей сочностью своих выражений, Рабинович все-таки вспомнил, что поводок не мне, а ему нести полагается! Вечно всю работу за него делаешь. И благодарности никакой! Сеня взял из моей пасти поводок и завел меня в кабак, предварительно при этом пригнувшись. Дверь-то явно не для их роста делалась.
— Мужики, мы вчера вроде в кабак собирались? Так вот, пришли? — ехидно поинтересовался Попов (Оживает! Слава тебе, господи! ), а затем зашипел, словно испорченная тормозная колодка: — Ванечка, милый, умоляю, не выпускай свой пистолет из рук! Морду тебе набить у меня не получится, а вот до пистолета если доберусь, то пристрелю гада!
— Ты че, Поп, офонарел? — удивленно отшатнулся от него Жомов. — Я-то тебе чего плохого сделал? Это Рабинович нас задержание повел проводить...
— Ты стрелки на меня не перекидывай! Всегда тебе евреи виноваты, — быстро оборвал разговорившегося Жомова мой Сеня. — Тебя за мной ни хрена никто не тянул...
Ну, началось! Стоит чему-нибудь необычному после пьянки произойти, так они сразу отношения начинают выяснять. Крайнего ищут. Можно подумать, в треугольнике кто-то средним может быть!
В прошлый раз гуляли мои ребята прямо на ночном дежурстве. Какой повод для пьянки они тогда нашли, утверждать не берусь. То ли всероссийский день масона, то ли торжественное прибытие кометы Галлея на дачу нашего губернатора, не знаю! Но к двенадцати ночи все трое набрались изрядно.
И надо же такой беде случиться: экстренный вызов. В одной из «хрущобок» муж жену до смерти забивает. Ребята меня в охапку схватили, и в машину (я, между прочим, трезвый там один был! ). По дороге адрес перепутали и ввалились в квартиру начальника отдела внутренних дел нашего района.
Дверь им, естественно, никто открывать не хотел. Даже вызов отказались подтвердить (надо же быть такими несговорчивыми! ). Жомов обиделся и дверь высадил. Рабинович ему помог и всех на пол уложил. Причем хозяйка была практически в том, в чем мать ее родила! Я тогда еще стыдливо отвернулся!
Догадываетесь, чем это для троих друзей должно было закончиться?.. Правильно, оч-чень крупными неприятностями! Спасло парней одно — хозяина дома не было. Вместо него оказался странный тип, усиленно прятавшийся в платяном шкафу (родственник, что ли, какой?).
Вот этот тип все и спас! Когда ребята поняли, к кому они вломились, то протрезвели быстрее, чем в ледяной проруби. Жена начальника отдела (кстати, была бледная как мел) о чем-то с этим типом пошептались и решили дело замять. А для поощрения наших героев поручили им дверь восстанавливать. Причем в ускоренном темпе!
Дверь они восстановили и из дома потихоньку смылись. А оказавшись в машине, начали тут же крайнего искать. Нашли! Попов, который безропотно провел в машине всю блестящую операцию, крайним и оказался.
Дескать, Попов — самый трезвый человек во всей компании. Да к тому же и адрес он получал от дежурного. "Короче, Андрюша, мы тебя постараемся выгородить. Но если за тебя полковник возьмется, извини — помочь ничем не сможем! " — это мой Рабинович сказал. А Попов только ушами хлопал и со всем соглашался. Поскольку не помнил ничего!
Почти по такой же схеме и сегодня начали развиваться события. Вот только Попов в этот раз никого слушать не хотел. Рыбки у него некормленые! Можно подумать, что он пираний в аквариуме держит. А остальным дома больше делать нечего, кроме как поповскую живность собой подкармливать. Впрочем, как я успел заметить, мой Рабинович и не особо торопился возвращаться!
Пока три товарища довольно агрессивно выясняли отношения на предмет того, кого сегодня положат с краю и высекут батогами, я забрался под стол, чтобы спокойно изучить обстановку.
Собственно говоря, ту конструкцию, что здесь называли столом, именовать так следовало с крайней осторожностью. Прямо в земляной пол трактира были вбиты два корявых бревна. На торцах бревен, лишь ей ведомо по какому принципу, держалась столешница из грубо отесанных досок, скрепленная снизу. Двумя жердинами крест-накрест. Лично я представить себе не мог, почему она не падает. Но, видимо, пока господин Ньютон не успел открыть свой закон притяжения, вещи этого закона не знали и откровенно пренебрегали им!
Поглазеть на странных «сарацинов» в кабак сбежалось почти все население Гэлгледа. Малышню, естественно, в трактир не пустили. Женщин тоже отправили по своим делам. По большей части в кабаке собрались мужчины среднего возраста (хотя разве определишь возраст у этих одинаково потрепанных бородатых обезьян?). Гостей они, видимо, все же побаивались, поэтому грудились у противоположной стены вокруг своего старобританского босса — Кэя Какамври. Сидели они молча, словно лягушки в холодильнике. Кэй народ вокруг себя не замечал, перешептываясь с хозяином трактира.
О чем, интересно? Что-то пахнет от их разговора мерзко. Словно от обмочившейся болонки!
А впрочем, пахнет, наверное, не от разговора. Мерзостный запах нечистот и продуктов гниения пропитал собой весь трактир, как ружейная смазка карманы куртки Жомова. Я поковырял носом трухлявую солому, которой был устелен пол, и едва не подскочил от ужаса: из-под соломы на меня с садистскими ухмылками на мордах скалилась целая когорта диких блох совершенно пиратского вида!
Господи! Только этого мне не хватало. Все, мамочка, я хочу домой! Я настолько подскочил от пола, что едва не стукнулся о столешницу головой. Мне так сильно захотелось забраться к Рабиновичу на колени, от блох подальше, что я едва удержал себя от этого кошачьего порыва. Сделаю так — Рабинович точно с живого не слезет, пока мышей ловить не научусь!
Я зверски зарычал, чем привел блох в смятение. Видимо, они не привыкли к такому фамильярному обращению, поэтому смылись обратно под солому. Ой, надолго ли! В любом случае, я решил больше не спускать с подстилки глаз. От греха подальше!
Чего мне пялиться на эти закопченные стены, в которых и окон-то почти нет? Так, прорезаны в бревнах какие-то кривые щели, размером не больше глаз китайца, которому только что наставили парочку фонарей. На фига мне эта покореженная стойка, на которой только экстремальные тараканьи бега устраивать можно? Нет уж! Мне здоровье дороже!
У кого как, а у меня битва за выживание началась. Если я в этом милом местечке блох нахватаю, то Рабинович будет опять, из экономии, мне их дихлофосом выводить. Мне, конечно, уже довелось и «черемухи» понюхать, однако в токсикомана я еще не превратился. Да и после дихлофоса ко мне ни одна приличная девочка не подойдет. Морду еще за квартал своротит на сто восемьдесят градусов. Причем и мне тоже!
Рабинович мои скачки под столом истолковал по-своему, и опять же в свою пользу. Он постучал кулаком по столу, прерывая горячие дебаты Жомова с Поповым в стиле «а-ля Жириновский». Где Попову для общей схожести сюжета только стакана с водой не хватало. Впрочем, откуда здесь стаканы?!
— Кончайте, мужики! — заголосил на всю таверну мой хозяин. — Мурзик уже от ваших криков весь издергался. Он же тоже понимает, что в непривычной обстановке оказался. Не травмируйте психику собаки. Его хоть пожалейте! ...
Спа-асибо за заботу! Век твоей доброты, Сеня, не забуду. Нашел все-таки, на кого стрелки перевести.
— Извините, благородные сэры, что вмешиваюсь в ваш высокомудрый разговор, — неожиданно возник возле стола хозяин трактира. — Но я услышал слово «кончать»! Мне бы не хотелось, чтобы в моем заведении, которое знают все от Уэссекса до Соммерсета, произошло бы кровопролитие. Поделитесь со мной вашей проблемой, может быть, я смогу ее распотрошить.
— Чего ты собрался сделать, лох? — взревел Жомов. — Кого ты сможешь распотрошить?
За что и получил под столом пинок от Рабиновича. Молодец, Сеня! Я бы тоже его укусил, да от наблюдения за кочующими блохами оторваться не могу. Они уже третий раз меня с фланга обойти пытаются!
— Вы ошиблись, высокочтимый сэр. Народа «лох» я не знаю. Я понимаю, что вы не совсем хорошо разбираетесь в наших обычаях, но по моему костюму видно, что я ют! — с той же услужливой улыбкой проворковал трактирщик.
— Да хоть север! — заорал Жомов, которому тычок Рабиновича был, словно слону дробина. — Почему пива до сих пор не наблюдаю?
— Сию секунду, о высокородный! — Трактирщик менять интонацию явно не собирался. Вся остальная публика с интересом наблюдала за их диалогом. — Позвольте узнать, чем вы собираетесь платить за пищу и выпивку?
— Ваня, у меня только крупные, — поторопился заговорить Рабинович, боясь, что Жомов снова сморозит что-нибудь оригинальное. Со всех точек зрения. — Боюсь, что у них сдачи не будет!
Я фыркнул и вновь развернулся вокруг оси, пресекая очередную попытку когорты блох обойти меня с тыла. Хвост, что ли, зубами прикусить, чтобы они до него не добрались?! Хотя нет. Тогда я агрессоров рыком отпугивать не смогу.
А фыркнул я от того, что прекрасно понимал нежелание Рабиновича платить за выпивку. Мой хозяин не дурак, поэтому не хуже меня знал, что при короле Артуре, в эпоху которого нас занесло непонятным ветром, бумагу еще не изобрели. Даже МВФ до сих пор еще не придумали, чтобы иметь хоть какое-то представление о том, что такое российские рубли. Хотя, может быть, именно это и к лучшему?..
— Ладно, скупердяй! — проворчал Жомов и повернулся к Попову. — Доставай мелочь. Я что, один вас поить буду?
— Какую мелочь, идиот! — зарычал на Жомова еще не успокоившийся Попов. Трактирщик, не меняя выражения лица, переводил взгляд с одного на другого. — Ты не понимаешь, что наших денег попросту еще не существует?
— Андрюша, идиот — это ты! — усмехнулся Жомов и высыпал на стол целую пригоршню монет. Я, конечно, это не видел, но по звуку определил, что рублей пять там точно есть. Спасибо Рабиновичу: его выучка. — А это что? Почем у вас пиво?
— Два динария за пинту, — проворковал трактирщик, с сомнением разглядывая нашу валюту.
— Ты мне пургу не гони, — попытался урезонить трактирщика Жомов, на котором, видимо, похмелье сказалось сильнее, чем на двух других. Он никак не хотел понимать, куда его занесло. — Ты мне в рублях цену называй. У нас в стране хождение наличной валюты запрещено!
Ой, не знаю я, до чего бы еще договорился неподражаемый Жомов, но торги под свой контроль поспешил взять Рабинович. Вот уж тут проявились все его таланты. Трактирщик не только успокоился по поводу наших монет, так еще и за три пятачка принес три кружки пива. После чего гостей на некоторое время оставили в покое.
— Дерьмо! — фыркнул Жомов, отхлебнув из глиняной корявой кружки большой глоток. — У меня тесть бражку и то лучше делает. Вернее, делал, пока с одной фляги крышку не сорвало. Надо же было, чтобы теща в этот момент мимо шла. Представляете, как ее искупало?!
Жомов захохотал. Ну а что ему теперь печалиться? Выходной незапланированный получился. Это раз. Во-вторых, выпивку достали. Хоть и хреновую, но зато почти халявную. Даже при коммунистах кружка пива пять копеек не стоила! Ну а в-третьих, за двухрублевую монету Рабинович у трактирщика половину кабана выторговал. Так что, жри от пуза и пей для души.
— Мужики, давайте думать, как отсюда сваливать, — жалобно попросил Попов. — Не нравится мне тут!
— Да не стони ты, Андрюша! — с набитым ртом оборвал его Жомов. — Отдыхай, пока дают. Дома не пожрешь, не попьешь так вволю.
Вот тут я с Ваней был абсолютно согласен. В кои-то веки меня кормили натуральным мясом! Целую заднюю ногу расщедрившийся Сеня оторвал и мне под стол бросил. Негигиенично, правда. Да и блохи кусок изо рта пытаются вырвать. Но ради свиной ноги я готов многое стерпеть! Ведь как только вернемся, опять меня Сеня своим дурацким «Чаппи» замучает.
— Нет, домой нам, конечно, нужно, — вступился за Попова Рабинович (с чего бы это?). — Только давайте спокойно поедим и опохмелимся. А там и о деле думать будем...
Поесть друзьям спокойно все же не удалось. Едва они опустошили по второй кружке местного сомнительного пойла (пьют всякую гадость, а потом удивляются, откуда у них язва берется! ), как в трактир ввалился еще один представитель здешней цивилизации.
Попав в темноту после яркого света, он на несколько секунд застыл в дверях, и я его превосходно мог рассмотреть. Настолько хорошо, что сначала принял за одного из здешних кобелей. Поскольку вошедший ни лохматостью, ни запахом им не уступал! Вот только ходил на двух конечностях да размером был покрупнее.
— Ха! Сидите? Обгаженные дети горного тролля! — заорал он с порога (господи, еще одного Жомова нам только и не хватало! ). — Куда вы пойманных сарацинов дели? Опять без меня потешились? Кауту решили обмануть?!
— Заткнись, грязный сакс, — зашипел на пришельца Кэй Какамври, но было поздно. Жомов уже услышал его.
— Робин, весь день думаю, чего мне не хватает! — радостно провозгласил он. — А оказывается, я еще морду никому не намылил!
— Ваня, уймись, — попробовал его урезонить Попов, но Рабинович остановил его:
— А-а, пускай идет!
Каута оказался мужик крепкий. После первого удара он только вылетел во двор, но на ногах удержался. Жомов недоуменно посмотрел на него и вышел следом. Я тоже выбрался из-под стола. Во-первых, любопытно было посмотреть, а во-вторых, надоело блох караулить. За мной следом из кабака высыпала вся честная компания.
Драчунов тут же разделили, объяснив, что сражаться они должны по правилам. Выяснение этих правил заняло довольно много времени, но цель была не в них. Местные аборигены устроили самый настоящий тотализатор! И уж поверьте мне, мой умница Рабинович оказался в самой гуще событий.
Когда вернусь назад, потребую, чтобы в список самых древних профессий внесли еще одну: букмекер! От одного вида работы Рабиновича меня вмиг ностальгия замучила. Я вспомнил, как мы с Сеней ходили на бои без правил в одном закрытом клубе, где зрители так же азартно делали ставки на двух обезьян, похожих на Жомова и Кауту.
Рабинович свое дело знал! Через пару минут его карманы уже ломились от местной валюты, сданной ему в качестве ставок. И я был более чем уверен, что по крайней мере половина из этих денег так и осядет в них навеки, словно «Титаник» на дне Атлантики.
Правила боя были просты: двум недоумкам, решившим друг друга поувечить, выдают по увесистой дубине. Делать можно что угодно, только не наносить удары по спине и ниже пояса. Бой прекращается в двух случаях. Либо когда один из дерущихся с чистой совестью преставится, либо — с нечистой — попросит у другого пощады. Ну а что делать? Естественный отбор. Согласно Дарвину...
Жомов некоторое время покрутил в руках дубину, которой его наградили, и отбросил ее в сторону. Рефери, а им, естественно, стал Кэй Какамври, попробовал возмущаться, но его остановили. Дескать, боец вправе сам решать, умирать ему с голыми руками или с дубиной в мозолистых ладонях. Жомов тем временем отстегнул от пояса «демократизатор» и попытался заехать им в глаз саксу.
Каута увернулся и попытался ответить Ване столь же любезным выпадом. Он уже почти попал, но Жомов успел уклониться и быстрым контрвыпадом заехал кулаком по широкому саксонскому носу. Каута отлетел к стене и минуты три пытался подняться. Зрители орали так, что половина деревенских баб и все местные собаки сбежались на крик. А Жомов прыгал по двору, будто носорог на батуте, и зловеще сгибал в руках любимую милицейскую дубинку.
Все. Дальше смотреть нечего! Исход поединка мне был совершенно ясен. Как и Рабиновичу в момент сбора ставок. Да только местные олухи и могли надеяться, что их стасемидесятисантиметровый Каута (пусть и шириной с мини-трактор) сумеет совладать с гигантом Жомовым.