Страница:
Мак-Каррен протянул руку, и Майкл пожал ее.
— Будь осторожнее парень, — сказал шотландец. — Устрой им ад за Ночной Дозор, а?
— Яволь. — Майкл уселся на заднее сиденье, роскошное, из черной кожи, водитель отпустил ручной тормоз и выехал из пещеры. Как только автомобиль выехал, все вернули в исходное состояние, замаскированные в зеленые и коричневые цвета ворота были запечатаны и снова стали похожи на неровную поверхность холма. «Мерседес» завилял по участку безжизненного склона, выехал на колею проселочной дороги и свернул влево.
Майкл понюхал воздух: кожа и свежая краска, легкая примесь пороха, машинного масла и благоухания яблочной наливки. Ах, да, подумал он и слабо улыбнулся. Он посмотрел через стекло, рассматривая голубое небо с плывущими по нему ажурными курчавыми облаками. — А Мак-Каррен знает? — спросил он Габи.
Она глянула на него в зеркало заднего обзора. Ее черные волосы были заколоты под немецкую штабную фуражку, а поверх формы на ней был бесформенный плащ. Его взгляд, пронзительное зеленое свечение, встретился с ее взглядом. — Нет, — сказала она, — он думает, что я прошлой ночью вернулась на задание.
— А почему ты не вернулась?
Она некоторое время думала об этом, пока вела автомобиль по ухабистой части дороги.
— Моим заданием было доставить тебя туда, куда тебе нужно, — ответила она.
— Твое задание завершилось, когда ты доставила меня к Мак-Каррену.
— Это твое понимание. Но не мое.
— У Мак-Каррена был водитель для меня. Что с ним случилось?
Габи пожала плечами.
— Он решил…
Что эта работа слишком опасна.
— Ты знаешь Париж?
— Достаточно хорошо. Чего не знаю, найду по карте. — Она снова глянула в зеркало заднего обзора, его глаза все еще смотрели на нее. — Я не всю жизнь жила в деревне.
— А что подумают немцы, если мы нарвемся на дорожный контрольный пункт? — спросил он ее. — Не думаю, что красивая девушка, ведущая штабной автомобиль, это обычное дело.
— Многие офицеры имеют женщин-водителей. — Она опять сосредоточилась на дороге. — Или секретарш, или хозяек. Французских девушек тоже.
У вас будет больше представительности с женщиной-водителем.
Ему было интересно, когда именно она решила поступить так? Для нее, конечно, необходимости в этом не было, ее часть задания завершилась. Было ли это ночью в той холодной ванне? Или позже, когда Майкл и Габи делили пополам буханку черного хлеба и немного терпкого красного вина? Ну, она ведь профессионал, ей известно, какие предстоят опасности и что с ней случится, если ее схватят. Он посмотрел через стекло на зеленевшую вокруг местность и подумал о том, где же спрятана ее капсула с цианидом.
Габи подъезжала к перекрестку, где проселочная колейная дорога соединялась с дорогой из гравия, залитого местами асфальтом: дорогой к Городу Света. Она свернула направо, проехала поле, где работали крестьяне, сгребавшие сено. Французы перестали работать, опираясь на вилы, и смотрели на черный немецкий автомобиль, скользивший мимо. Габи была отличным водителем. Она держала постоянную скорость, ее взгляд прыгал к зеркалу заднего обзора и опять возвращался к дороге. Она вела так, будто у полковника на заднем сиденье было место назначения, хотя ему не было нужды торопиться.
— Вовсе я не красивая, — тихо сказала она спустя шесть-семь минут.
Они продолжали молча ехать, мотор «Мерседеса», хорошо смазанный, вежливо пофыркивал. Габи время от времени поглядывала на него, пытаясь понять, что в нем было такого, почему она захотела — нет, нет, ощутила необходимость — ехать с ним. Да, в этом надо бы признаться. Конечно, не ему, а своему хранилищу секретов. Наиболее вероятно, решила она, что действия против танка нацистов разожгли в ней кровь и страсть так, как ее давно не зажигало. О, бывали еще угольки, но то был настоящий костер. Или это было просто из-за близости к человеку, который жаждал действия, думала она. К человеку, который был умельцем в такой работе. К человеку…
Который был хорош. Она не столько прожила на свете, чтобы не уметь судить о характерах; человек на заднем сиденье был особенный. Что-то было в нем жестокое…
Возможно, даже звериное. Хотя это — часть характера его работы. Но она видела в его глазах доброту, там, в бассейне с холодной водой. Чувство изящного, цель. Он джентльмен, подумала она, если вообще таковые еще остались на свете. И, тем не менее, ему нужна ее помощь. Она доставит его в Париж и выведет из него, потому что это важно. Разве не так?
Она глянула в зеркало заднего обзора, и сердце у нее екнуло.
Догоняя их, за ними на большой скорости следовал мотоцикл БМВ с коляской.
Ее руки вцепились в руль, и от этого «Мерседес» слегка вильнул.
Майкл от толчка автомобиля распрямился и услышал высокий рокот мотора мотоцикла; знакомый звук, последний раз слышал его в Северной Африке.
— Сзади, — напряженно сказала Габи, но Майкл уже поглядел назад и видел догонявший их транспорт. Рука его потянулась к «Люгеру». Еще рано, решил он. Сохраняй спокойствие.
Габи не сбавила скорости, но и не прибавила ходу. Она ровно держала скорость — поразительное достижение, когда ее пульс так быстро скакал. Она видела затененные защитные очки мотоциклиста и пассажира в коляске. Они, казалось, убийственно уставились на нее. На полу у ее ног лежал заряженный «Люгер». Она могла при необходимости схватить его и через мгновение выстрелить из окна.
Майкл сказал:
— Продолжай вести машину. — Он откинулся в ожидании на заднем сиденье.
Мотоцикл с коляской вынырнул всего в шести футах за их задним бампером. Габи глянула в зеркало заднего обзора и увидела, что пассажир в коляске махал в сторону обочины.
— Они показывают нам остановиться, — сказала она. — Мне сделать это?
Майкл был в нерешительности только секунду.
— Да.
Если решение его неправильно, он скоро это узнает.
Габи снизила скорость «Мерседеса». Мотоцикл с коляской тоже сбавил ход. Потом Габи свела тяжелый автомобиль с дороги, и мотоцикл по — равнялся с ними, прежде чем его водитель выключил мотор. Майкл сказал:
— Ничего не говори, — и со злостью стал опускать стекло.
Пассажир в коляске, лейтенант, судя по нашивкам на его пыльной форме, уже вытаскивал свои длинные ноги из коляски и вставал. Майкл выставил голову из окна и по-немецки закричал:
— Что, черт побери, вы собираетесь делать, идиот? Загнать нас в кювет?
Лейтенант похолодел.
— Нет, господин. Извините, господин, — бормотал он, распознав полковничьи погоны.
— Ну, чего вы там стоите! Что вам нужно? — Рука Майкла была на рукояти «Люгера».
— Прошу прощения, господин. Хайль Гитлер. — Он отдал вялый нацистский салют, на который Майкл даже не потрудился ответить. — Куда вы направляетесь, господин?
— Кому это нужно знать? Лейтенант, вы что, хотите проехаться со штрафным батальоном на рытье траншей?
— Нет, господин! — Лицо маленького лейтенанта было мрачно и белое как мел, под слоем пыли. Темные очки делали его глаза выпуклыми, как у насекомого. — Извините, что я остановил вас, господин, но я счел своим долгом…
— Вашим долгом? Сделать что? Действовать, как жопа? — Майкл взглядом искал у него оружие. На молоденьком лейтенанте кобуры не было. Его оружие, вероятно, было в коляске. У мотоциклиста тоже оружия видно не было. Это вполне устраивало.
— Нет, господин. — Молоденький паренек слегка дрожал, и Майкл почувствовал к нему легкую жалость. — Предупредить вас, что перед восходом солнца здесь бывают воздушные налеты на дорогу к Амьену. Я не знал, слышали вы об этом или нет.
— Я слышал, — сказал Майкл, решив воспользоваться случаем.
— Им пока попались только несколько грузовиков. Ничего особенно важного, — продолжал лейтенант. — Но есть еще инструкция: при такой ясной погоде предполагаются дополнительные воздушные налеты. Ваш автомобиль…
Ну, так сверкает, господин. Очень хорошая мишень.
— Мне что, грязью ее обмазать? Или поросячьим дерьмом? — Он сохранял ледяной тон.
— Нет, господин. Я не имел в виду такую крайность, господин, но…
Эти американские истребители…
Они очень резко пикируют.
Майкл мгновение рассматривал его. Молодой человек стоял навытяжку, как член палаты общин перед королевой. Парню было не больше двадцати лет, прикинул Майкл. Проклятые сволочи обирают теперь и колыбели на пушечное мясо. Он снял руку с «Люгера».
— Да, конечно, вы правы. Ценю ваше беспокойство, лейтенант?.. — он оставил конец фразы в воздухе.
— Крабель, господин! — гордо сказал молодой человек, бывший на волоске от смерти, не подозревая об этом.
— Благодарю вас, лейтенант Крабель. Я запомню ваше имя. — Оно будет выбито вязью на деревянном кресте, вколоченном в могилу на французской земле, когда вторжение сметет все, подумал он.
— Да, господин. Доброго дня вам, господин. — Молодой человек отсалютовал, салютом марионетки, затем вернулся в свою коляску. Мотоцикл взвыл мотором и помчался прочь.
— Подожди, — сказал Майкл Габи. Он дал мотоциклу скрыться из виду, потом коснулся плеча Габи. — Все в порядке, поехали.
Она опять тронула, ведя машину с той же ровной скоростью, часто поглядывая не только в зеркала, но и на небо в поисках любого намека на серебристый блеск, который мог бы пикировать на них, сверкая пулеметами. Союзные истребители обычно поливали огнем дороги, интендантские склады и любых военных, каких находили; в ясный день, вроде этого, было разумным верить, что истребители охотятся за любыми целями, включая блестящие черные немецкие штабные автомобили. От напряжения у нее в животе образовался комок и она чувствовала себя немного разбитой. Они проехали мимо нескольких фур с сеном, крестьян за работой, и увидели первый указатель, дававший направление на Париж. В четырех милях на восток от этого указателя они подъехали к повороту и оказались прямо перед дорожным контрольным пунктом.
— Не суетись, — спокойно сказал Майкл. — Не слишком рано сбрасывай скорость. — Он увидел около восьми — девяти солдат с винтовками и парочку офицеров контрразведки с пулеметами. Его рука опять легла на «Люгер». Он еще раз опустил стекло и приготовился притворяться негодующим.
Его действия оказались ненужными. Оба офицера контрразведки посмотрели на его знаки различия и гладкий черный автомобиль и получили удовлетворяющее впечатление, еще более усилившееся, когда посмотрели на Габи за рулем. Формальность, с извиняющимся пожатием плеч сказал старший. Конечно, полковник знает о партизанской деятельности в этом секторе? Что можно с этим поделать, если не истреблять этих крыс? Если нам окажется возможным посмотреть ваши документы, сказал человек из контрразведки, мы пропустим вас через контрольный пункт как можно скорее. Майкл пожаловался на то, что его вызывают на совещание в Париже, и передал свои документы. Оба человека из контрразведки просмотрели их, скорее чтобы показать, что они что-то делают, чем с истинным вниманием. Если бы точно так же работали на союзников, подумал Майкл, я бы засадил их в тюрьму. Вероятно, не прошло и тридцати секунд, как его документы были возвращены с четкими салютами, и ему с его хорошенькой «фройлейн» пожелали счастливого пути в Париж. Габи тронула машину, когда солдаты развели в стороны деревянные заслоны, и Майкл услышал, как она перевела дыхание, которое до этого затаила.
— Они кого-то ищут, — сказал Майкл, когда они отъехали от контрольного дорожного пункта, — но не знают, кого. Они рассчитывают, что тот, кто спрыгнул с парашютом, имеет огромное желание попасть в Париж, поэтому выставили повсюду своих ищеек. Если они все такие, как эти двое, то могли бы и сами эскортировать нас до двери к Адаму.
— Я бы на это не полагалась. — Габи регулярно поглядывала на небо; ни следа серебра. Пока. Дорога была тоже свободна, сельская местность слегка изменялась, становилось больше яблоневых садов и участков леса. Страна Наполеона, лениво подумала она. Сейчас ее сердце билось не так сильно; проезд через дорожный контрольный пункт оказался более легким, чем она ожидала. — Так что насчет Адама? — спросила она. — Что, вы думаете, есть там такого, из-за чего он пытается отсюда выбраться?
— Я ничего не думаю.
— О, да, вы думаете. — Их взгляды встретились в зеркале. — Я уверена, что вы думали об этом порядочно, также, как и я. Да?
Такое ведение разговора было чересчур откровенным, и оба они это понимали. Разделенное знание — разделенные муки, если они окажутся в руках гестапо. Но Габи ждала ответа, и Майкл сказал:
— Да. — Но только одно это ее устраивало; Габи молчала, все еще в ожидании. Он сложил руки в перчатках. — Я думаю, Адам обнаружил что-то такое, что он посчитал достаточно важным, чтобы рискнуть многими жизнями и пробиться наружу. Мое руководство тоже так думает, иначе меня бы тут не было. И нет необходимости говорить, что ваш дядя не был бы мертв. — Он увидел, как она слегка вздрогнула; она была крепкой, но не железной. — Адам — профессионал. Он знает свое дело. Он также знает, что некоторая информация стоит того, чтобы из-за нее погибнуть, если важна для победы в этой войне. Или чтобы избежать поражения. Перемещения войск или конвоев с грузами мы можем получать в любое время с помощью зашифрованных радиопередач от дюжины других агентов по всей Франции. Это же — что-то такое, о чем знает только Адам, и на что гестапо наложило колпак. Что означает, что это чертовски более важно, чем обычные сведения, которые мы получаем. Или, по крайней мере, так об этом думает Адам, иначе он бы не запросил помощь.
— А как насчет вас? — спросила Габи. Он поднял брови, не понимая. — За что бы вы умерли? — Габи глянула на него в зеркало, потом отвела взгляд.
— Надеюсь, что мне не придется это выяснять. — Он слегка улыбнулся ей, но вопрос застрял у него внутри, как заноза. Он был готов умереть для выполнения задания, да; это и так понятно. Но это — реакция обученной машины, а не человека. За что как человек — или получеловек-полузверь — был он готов положить свою жизнь? За сплетаемую людьми ткань политики? За какое-то ограниченное понимание свободы? За любовь? За триумф? Он размышлял над вопросом и не находил простого ответа.
Внезапно его нервы дрожью дали сигнал тревоги, и он услышал, как Габи тихо сказала «О-о», потому что перед ними, перекрывая широкую прямую дорогу к Парижу, стоял контрольный дорожный пункт с дюжиной вооруженных солдат, броневиком с короткоствольной пушкой и черным «Ситроеном», который мог принадлежать только гестапо.
Солдат с пулеметом, помахивая рукой, приказывал им остановиться. Все лица обернулись в их сторону. На дорогу вышел, ожидая, человек в темной шляпе и длинном бежевом плаще. Габи нажала на тормоз, немного резко.
— Спокойно, — сказал Майкл и, когда «Мерседес» остановился, снял перчатки.
Глава 2
— Будь осторожнее парень, — сказал шотландец. — Устрой им ад за Ночной Дозор, а?
— Яволь. — Майкл уселся на заднее сиденье, роскошное, из черной кожи, водитель отпустил ручной тормоз и выехал из пещеры. Как только автомобиль выехал, все вернули в исходное состояние, замаскированные в зеленые и коричневые цвета ворота были запечатаны и снова стали похожи на неровную поверхность холма. «Мерседес» завилял по участку безжизненного склона, выехал на колею проселочной дороги и свернул влево.
Майкл понюхал воздух: кожа и свежая краска, легкая примесь пороха, машинного масла и благоухания яблочной наливки. Ах, да, подумал он и слабо улыбнулся. Он посмотрел через стекло, рассматривая голубое небо с плывущими по нему ажурными курчавыми облаками. — А Мак-Каррен знает? — спросил он Габи.
Она глянула на него в зеркало заднего обзора. Ее черные волосы были заколоты под немецкую штабную фуражку, а поверх формы на ней был бесформенный плащ. Его взгляд, пронзительное зеленое свечение, встретился с ее взглядом. — Нет, — сказала она, — он думает, что я прошлой ночью вернулась на задание.
— А почему ты не вернулась?
Она некоторое время думала об этом, пока вела автомобиль по ухабистой части дороги.
— Моим заданием было доставить тебя туда, куда тебе нужно, — ответила она.
— Твое задание завершилось, когда ты доставила меня к Мак-Каррену.
— Это твое понимание. Но не мое.
— У Мак-Каррена был водитель для меня. Что с ним случилось?
Габи пожала плечами.
— Он решил…
Что эта работа слишком опасна.
— Ты знаешь Париж?
— Достаточно хорошо. Чего не знаю, найду по карте. — Она снова глянула в зеркало заднего обзора, его глаза все еще смотрели на нее. — Я не всю жизнь жила в деревне.
— А что подумают немцы, если мы нарвемся на дорожный контрольный пункт? — спросил он ее. — Не думаю, что красивая девушка, ведущая штабной автомобиль, это обычное дело.
— Многие офицеры имеют женщин-водителей. — Она опять сосредоточилась на дороге. — Или секретарш, или хозяек. Французских девушек тоже.
У вас будет больше представительности с женщиной-водителем.
Ему было интересно, когда именно она решила поступить так? Для нее, конечно, необходимости в этом не было, ее часть задания завершилась. Было ли это ночью в той холодной ванне? Или позже, когда Майкл и Габи делили пополам буханку черного хлеба и немного терпкого красного вина? Ну, она ведь профессионал, ей известно, какие предстоят опасности и что с ней случится, если ее схватят. Он посмотрел через стекло на зеленевшую вокруг местность и подумал о том, где же спрятана ее капсула с цианидом.
Габи подъезжала к перекрестку, где проселочная колейная дорога соединялась с дорогой из гравия, залитого местами асфальтом: дорогой к Городу Света. Она свернула направо, проехала поле, где работали крестьяне, сгребавшие сено. Французы перестали работать, опираясь на вилы, и смотрели на черный немецкий автомобиль, скользивший мимо. Габи была отличным водителем. Она держала постоянную скорость, ее взгляд прыгал к зеркалу заднего обзора и опять возвращался к дороге. Она вела так, будто у полковника на заднем сиденье было место назначения, хотя ему не было нужды торопиться.
— Вовсе я не красивая, — тихо сказала она спустя шесть-семь минут.
Они продолжали молча ехать, мотор «Мерседеса», хорошо смазанный, вежливо пофыркивал. Габи время от времени поглядывала на него, пытаясь понять, что в нем было такого, почему она захотела — нет, нет, ощутила необходимость — ехать с ним. Да, в этом надо бы признаться. Конечно, не ему, а своему хранилищу секретов. Наиболее вероятно, решила она, что действия против танка нацистов разожгли в ней кровь и страсть так, как ее давно не зажигало. О, бывали еще угольки, но то был настоящий костер. Или это было просто из-за близости к человеку, который жаждал действия, думала она. К человеку, который был умельцем в такой работе. К человеку…
Который был хорош. Она не столько прожила на свете, чтобы не уметь судить о характерах; человек на заднем сиденье был особенный. Что-то было в нем жестокое…
Возможно, даже звериное. Хотя это — часть характера его работы. Но она видела в его глазах доброту, там, в бассейне с холодной водой. Чувство изящного, цель. Он джентльмен, подумала она, если вообще таковые еще остались на свете. И, тем не менее, ему нужна ее помощь. Она доставит его в Париж и выведет из него, потому что это важно. Разве не так?
Она глянула в зеркало заднего обзора, и сердце у нее екнуло.
Догоняя их, за ними на большой скорости следовал мотоцикл БМВ с коляской.
Ее руки вцепились в руль, и от этого «Мерседес» слегка вильнул.
Майкл от толчка автомобиля распрямился и услышал высокий рокот мотора мотоцикла; знакомый звук, последний раз слышал его в Северной Африке.
— Сзади, — напряженно сказала Габи, но Майкл уже поглядел назад и видел догонявший их транспорт. Рука его потянулась к «Люгеру». Еще рано, решил он. Сохраняй спокойствие.
Габи не сбавила скорости, но и не прибавила ходу. Она ровно держала скорость — поразительное достижение, когда ее пульс так быстро скакал. Она видела затененные защитные очки мотоциклиста и пассажира в коляске. Они, казалось, убийственно уставились на нее. На полу у ее ног лежал заряженный «Люгер». Она могла при необходимости схватить его и через мгновение выстрелить из окна.
Майкл сказал:
— Продолжай вести машину. — Он откинулся в ожидании на заднем сиденье.
Мотоцикл с коляской вынырнул всего в шести футах за их задним бампером. Габи глянула в зеркало заднего обзора и увидела, что пассажир в коляске махал в сторону обочины.
— Они показывают нам остановиться, — сказала она. — Мне сделать это?
Майкл был в нерешительности только секунду.
— Да.
Если решение его неправильно, он скоро это узнает.
Габи снизила скорость «Мерседеса». Мотоцикл с коляской тоже сбавил ход. Потом Габи свела тяжелый автомобиль с дороги, и мотоцикл по — равнялся с ними, прежде чем его водитель выключил мотор. Майкл сказал:
— Ничего не говори, — и со злостью стал опускать стекло.
Пассажир в коляске, лейтенант, судя по нашивкам на его пыльной форме, уже вытаскивал свои длинные ноги из коляски и вставал. Майкл выставил голову из окна и по-немецки закричал:
— Что, черт побери, вы собираетесь делать, идиот? Загнать нас в кювет?
Лейтенант похолодел.
— Нет, господин. Извините, господин, — бормотал он, распознав полковничьи погоны.
— Ну, чего вы там стоите! Что вам нужно? — Рука Майкла была на рукояти «Люгера».
— Прошу прощения, господин. Хайль Гитлер. — Он отдал вялый нацистский салют, на который Майкл даже не потрудился ответить. — Куда вы направляетесь, господин?
— Кому это нужно знать? Лейтенант, вы что, хотите проехаться со штрафным батальоном на рытье траншей?
— Нет, господин! — Лицо маленького лейтенанта было мрачно и белое как мел, под слоем пыли. Темные очки делали его глаза выпуклыми, как у насекомого. — Извините, что я остановил вас, господин, но я счел своим долгом…
— Вашим долгом? Сделать что? Действовать, как жопа? — Майкл взглядом искал у него оружие. На молоденьком лейтенанте кобуры не было. Его оружие, вероятно, было в коляске. У мотоциклиста тоже оружия видно не было. Это вполне устраивало.
— Нет, господин. — Молоденький паренек слегка дрожал, и Майкл почувствовал к нему легкую жалость. — Предупредить вас, что перед восходом солнца здесь бывают воздушные налеты на дорогу к Амьену. Я не знал, слышали вы об этом или нет.
— Я слышал, — сказал Майкл, решив воспользоваться случаем.
— Им пока попались только несколько грузовиков. Ничего особенно важного, — продолжал лейтенант. — Но есть еще инструкция: при такой ясной погоде предполагаются дополнительные воздушные налеты. Ваш автомобиль…
Ну, так сверкает, господин. Очень хорошая мишень.
— Мне что, грязью ее обмазать? Или поросячьим дерьмом? — Он сохранял ледяной тон.
— Нет, господин. Я не имел в виду такую крайность, господин, но…
Эти американские истребители…
Они очень резко пикируют.
Майкл мгновение рассматривал его. Молодой человек стоял навытяжку, как член палаты общин перед королевой. Парню было не больше двадцати лет, прикинул Майкл. Проклятые сволочи обирают теперь и колыбели на пушечное мясо. Он снял руку с «Люгера».
— Да, конечно, вы правы. Ценю ваше беспокойство, лейтенант?.. — он оставил конец фразы в воздухе.
— Крабель, господин! — гордо сказал молодой человек, бывший на волоске от смерти, не подозревая об этом.
— Благодарю вас, лейтенант Крабель. Я запомню ваше имя. — Оно будет выбито вязью на деревянном кресте, вколоченном в могилу на французской земле, когда вторжение сметет все, подумал он.
— Да, господин. Доброго дня вам, господин. — Молодой человек отсалютовал, салютом марионетки, затем вернулся в свою коляску. Мотоцикл взвыл мотором и помчался прочь.
— Подожди, — сказал Майкл Габи. Он дал мотоциклу скрыться из виду, потом коснулся плеча Габи. — Все в порядке, поехали.
Она опять тронула, ведя машину с той же ровной скоростью, часто поглядывая не только в зеркала, но и на небо в поисках любого намека на серебристый блеск, который мог бы пикировать на них, сверкая пулеметами. Союзные истребители обычно поливали огнем дороги, интендантские склады и любых военных, каких находили; в ясный день, вроде этого, было разумным верить, что истребители охотятся за любыми целями, включая блестящие черные немецкие штабные автомобили. От напряжения у нее в животе образовался комок и она чувствовала себя немного разбитой. Они проехали мимо нескольких фур с сеном, крестьян за работой, и увидели первый указатель, дававший направление на Париж. В четырех милях на восток от этого указателя они подъехали к повороту и оказались прямо перед дорожным контрольным пунктом.
— Не суетись, — спокойно сказал Майкл. — Не слишком рано сбрасывай скорость. — Он увидел около восьми — девяти солдат с винтовками и парочку офицеров контрразведки с пулеметами. Его рука опять легла на «Люгер». Он еще раз опустил стекло и приготовился притворяться негодующим.
Его действия оказались ненужными. Оба офицера контрразведки посмотрели на его знаки различия и гладкий черный автомобиль и получили удовлетворяющее впечатление, еще более усилившееся, когда посмотрели на Габи за рулем. Формальность, с извиняющимся пожатием плеч сказал старший. Конечно, полковник знает о партизанской деятельности в этом секторе? Что можно с этим поделать, если не истреблять этих крыс? Если нам окажется возможным посмотреть ваши документы, сказал человек из контрразведки, мы пропустим вас через контрольный пункт как можно скорее. Майкл пожаловался на то, что его вызывают на совещание в Париже, и передал свои документы. Оба человека из контрразведки просмотрели их, скорее чтобы показать, что они что-то делают, чем с истинным вниманием. Если бы точно так же работали на союзников, подумал Майкл, я бы засадил их в тюрьму. Вероятно, не прошло и тридцати секунд, как его документы были возвращены с четкими салютами, и ему с его хорошенькой «фройлейн» пожелали счастливого пути в Париж. Габи тронула машину, когда солдаты развели в стороны деревянные заслоны, и Майкл услышал, как она перевела дыхание, которое до этого затаила.
— Они кого-то ищут, — сказал Майкл, когда они отъехали от контрольного дорожного пункта, — но не знают, кого. Они рассчитывают, что тот, кто спрыгнул с парашютом, имеет огромное желание попасть в Париж, поэтому выставили повсюду своих ищеек. Если они все такие, как эти двое, то могли бы и сами эскортировать нас до двери к Адаму.
— Я бы на это не полагалась. — Габи регулярно поглядывала на небо; ни следа серебра. Пока. Дорога была тоже свободна, сельская местность слегка изменялась, становилось больше яблоневых садов и участков леса. Страна Наполеона, лениво подумала она. Сейчас ее сердце билось не так сильно; проезд через дорожный контрольный пункт оказался более легким, чем она ожидала. — Так что насчет Адама? — спросила она. — Что, вы думаете, есть там такого, из-за чего он пытается отсюда выбраться?
— Я ничего не думаю.
— О, да, вы думаете. — Их взгляды встретились в зеркале. — Я уверена, что вы думали об этом порядочно, также, как и я. Да?
Такое ведение разговора было чересчур откровенным, и оба они это понимали. Разделенное знание — разделенные муки, если они окажутся в руках гестапо. Но Габи ждала ответа, и Майкл сказал:
— Да. — Но только одно это ее устраивало; Габи молчала, все еще в ожидании. Он сложил руки в перчатках. — Я думаю, Адам обнаружил что-то такое, что он посчитал достаточно важным, чтобы рискнуть многими жизнями и пробиться наружу. Мое руководство тоже так думает, иначе меня бы тут не было. И нет необходимости говорить, что ваш дядя не был бы мертв. — Он увидел, как она слегка вздрогнула; она была крепкой, но не железной. — Адам — профессионал. Он знает свое дело. Он также знает, что некоторая информация стоит того, чтобы из-за нее погибнуть, если важна для победы в этой войне. Или чтобы избежать поражения. Перемещения войск или конвоев с грузами мы можем получать в любое время с помощью зашифрованных радиопередач от дюжины других агентов по всей Франции. Это же — что-то такое, о чем знает только Адам, и на что гестапо наложило колпак. Что означает, что это чертовски более важно, чем обычные сведения, которые мы получаем. Или, по крайней мере, так об этом думает Адам, иначе он бы не запросил помощь.
— А как насчет вас? — спросила Габи. Он поднял брови, не понимая. — За что бы вы умерли? — Габи глянула на него в зеркало, потом отвела взгляд.
— Надеюсь, что мне не придется это выяснять. — Он слегка улыбнулся ей, но вопрос застрял у него внутри, как заноза. Он был готов умереть для выполнения задания, да; это и так понятно. Но это — реакция обученной машины, а не человека. За что как человек — или получеловек-полузверь — был он готов положить свою жизнь? За сплетаемую людьми ткань политики? За какое-то ограниченное понимание свободы? За любовь? За триумф? Он размышлял над вопросом и не находил простого ответа.
Внезапно его нервы дрожью дали сигнал тревоги, и он услышал, как Габи тихо сказала «О-о», потому что перед ними, перекрывая широкую прямую дорогу к Парижу, стоял контрольный дорожный пункт с дюжиной вооруженных солдат, броневиком с короткоствольной пушкой и черным «Ситроеном», который мог принадлежать только гестапо.
Солдат с пулеметом, помахивая рукой, приказывал им остановиться. Все лица обернулись в их сторону. На дорогу вышел, ожидая, человек в темной шляпе и длинном бежевом плаще. Габи нажала на тормоз, немного резко.
— Спокойно, — сказал Майкл и, когда «Мерседес» остановился, снял перчатки.
Глава 2
У человека, который разглядывал сквозь окошко с опущенным стеклом Майкла Галатина, были голубые глаза, настолько светлые, что были почти бесцветными, точеное красивое лицо, как у нордического атлета-лыжника, подумал Майкл. Может быть, метатель копья или бегун на длинные дистанции. Около его глаз были тоненькие морщинки, а в светлых висках проглядывала седина. На нем была темная кожаная шляпа с игривым красным пером за лентой.
— Доброе утро, полковник, — сказал он. — Боюсь, причиняю вам маленькое неудобство. Могу я видеть ваши бумаги?
— Надеюсь, что неудобство будет действительно маленьким, — холодно ответил Майкл. На лице другого человека держалась тонкая вежливая улыбка. Когда Майкл полез в карман плаща за пакетом с бумагами, он увидел, что с противоположной стороны солдат занял позицию для стрельбы. Направление ствола ручного пулемета у солдата колебалось рядом с окном, и Майкл ощутил, как напряжение сдавило ему горло. Солдат этот встал в стороне от линии его огня; для Майкла не было ни малейшей возможности вытащить свой «Люгер» из кобуры, не будучи расстрелянным в клочья.
Габи не убирала руки с руля. Сотрудник гестапо взял бумаги Майкла и глянул на Габи.
— Ваши бумаги тоже, будьте любезны?
— Она — мой секретарь, — сказал Майкл.
— Конечно. Но я должен посмотреть ее бумаги. — Он пожал плечами. — Инструкция, вы же понимаете.
Габи полезла в свой плащ и вынула пакет с бумагами, которые изготовили для нее вчера, когда она решила ехать с ним в Париж. Она подала их с четким кивком.
— Спасибо. — Сотрудник гестапо начал изучать фотоснимки и документы. Майкл наблюдал за лицом этого человека. Холодное лицо, отмеченное печатью ума и интеллигентности; этот человек дураком не был и видывал разные уловки. Майкл глянул на обочину и увидел там лейтенанта Крабеля с его водителем. Водитель возился с мотором, в то время как бумаги Крабеля добросовестно просматривал другой сотрудник гестапо.
— В чем дело? — спросил Майкл.
— Разве вы не слышали? — белокурый человек глянул, оторвавшись от чтения, глаза у него были насмешливы.
— Если бы слышал, разве спрашивал бы?
— Для офицера связи вы явно слишком не в курсе. — Короткая улыбка, едва показавшая квадратные хищные зубы. — Но, конечно, вам известно, что три дня назад в этом секторе «три» был сброшен парашютист. Партизаны в деревне с названием Безанкур помогли ему скрыться. Там была к тому же замешана женщина. — Его взгляд скользнул по Габи. — Говорите по-немецки, моя дорогая? — спросил он ее по-французски.
— Немного, — ответила она. Голос ее был холоден, и Майкл восхитился ее мужеством. Она глядела человеку прямо в глаза и не отводила своего взгляда. — Что вы хотите, чтобы я сказала?
— За вас говорят ваши бумаги. — Он продолжал рассматривать их, полностью отдавшись этому занятию.
— Как ваше имя? — Майкл решил оскорбиться. — Я бы хотел знать, на кого я должен направить жалобу, когда мы прибудем в Париж.
— Хольманн. Хайнц. Второй инициал «Р» — Рихтер. — Человек продолжал чтение, нисколько не испугавшись. — Полковник, кто ваш высший начальник?
— Адольф Гитлер, — сказал Майкл.
— Ах, да. Конечно. — Опять короткий оскал зубов. Они выглядели так, что ими хорошо рвать мясо. — Я имею в виду вашего непосредственного начальника на фронте.
Ладони у Майкла покрылись потом, но сердце его стало биться спокойно. Он овладел собой, его на пушку не возьмешь. Он быстро глянул на солдата по другую сторону автомобиля, все еще державшего на взводе ручной пулемет, придерживая палец на спусковом крючке.
— Я подчиняюсь генерал-майору Фридриху Бому, четырнадцатый сектор связи, штаб в Аббевилле. Позывные — «Цилиндр».
— Спасибо. Я смогу связаться с генерал-майором Бомом по нашей радиостанции минут через десять. — Он показал рукой на броневик. — Будьте моим гостем. Уверен, что ему захочется услышать, почему я запрашиваю. — Майкл уставился на Хольманна. Взгляды их встретились и впились друг в друга. Момент затягивался, и Габи почувствовала, как из горла у нее вот-вот вырвется крик.
Хольманн улыбнулся и отвел взгляд. Он изучал фотоснимки полковника и его секретаря. — А! — сказал он, обращаясь к Майклу, глаза у него прояснились. — Вы — австриец! Из Браухдонау, да?
— Верно.
— Ну, это изумительно! Я знаю Браухдонау!
Габи почувствовала себя так, будто ее ударили в живот. Ее «Люгер» так близко. Сможет ли она схватить его раньше, чем солдат прошьет ее очередью? Она боялась, что не сможет, и не шевельнулась.
— У меня в Эссене есть кузен! — сказал Хольманн, продолжая улыбаться. — Прямо на запад от вашего родного города. Я несколько раз проезжал через Браухдонау. Там у них бывают прекрасные зимние карнавалы.
— Верно, бывают. — Лыжник, решил он.
— В тех горах хороший снег. Плотный. Не приходится очень опасаться лавин. Спасибо, моя дорогая. — Он вернул Габи ее бумаги. Она взяла их и убрала, заметив, что парочка солдат подвинулась поближе, чтобы поглядеть на нее. Хольманн аккуратно сложил бумаги Майкла. — Я помню фонтан в Браухдонау. Знаете ли — где стоят статуи ледяного короля и королевы. — Зубы у него блеснули. — Да?
— Боюсь, что вы ошибаетесь. — Майкл протянул руку за бумагами. — В Браухдонау нет фонтана, герр Хольманн. Я полагаю, нам можно все-таки двигаться.
— Ну, — сказал, пожимая плечами, Хольманн, — я допускаю, что, в конце концов, я мог и ошибиться. — Он опустил документы в руки Майкла, и Майкл порадовался, что выслушивал от Мак-Каррена все подробности, которые он излагал по архитектуре и истории Браухдонау. Пальцы Майкла сомкнулись на документах, но Хольманн не отпускал их. — У меня нет кузена в Эссене, полковник, — сказал он. — Невинная ложь, и я надеюсь, что вы извините мне мою самонадеянность. Но знаете ли, я раньше ходил в тех местах на лыжах. Прекрасные места. Эта знаменитая лыжня в двадцати километрах к северу от Эссена. — Улыбка вернулась на его лицо, в ней было отвратительное удовольствие. — Наверняка вы знаете про нее. «Дедушка», да?
Он знает, подумал Майкл. Он чует британское по моей коже. Майкл почувствовал себя на краю пропасти, а под ним разинуты истекающие слюной челюсти. Проклятье, почему я не положил «Люгер» рядом с собой на сиденье? Хольманн ждал его ответа, голова настороженно склонилась набок, красное перо шевелилось на ветру.
— Герр Хольманн? — сказал солдат с ручным пулеметом. В голосе его слышалась нервозность. — Герр Хольманн, вам бы лучше…
— Да, — сказал Майкл. В животе у него схватило. — «Дедушка».
Улыбка у Хольманна исчезла. — О, нет. Боюсь, я имел в виду «Бабушку».
— Герр Хольманн! — закричал солдат. Двое других завопили и бросились к деревьям. С ревом заработал мотор броневика. Хольманн глянул наверх.
— Что за черт? — И тут услышал пронзительный вой, так же, как и Майкл, повернулся назад и увидел блеск серебра, пикирующего на контрольный дорожный пункт.
Истребитель, понял Майкл. Быстро снижается. Солдат с ручным пулеметом заорал:
— В укрытие! — и побежал по обочине.
Хольманн, плюясь от злобы, позвал:
— Стойте! Стойте, вы!..
Но солдаты удирали к деревьям, и броневик, как железная черепаха, карабкался к укрытию, а Хольманн выругался и полез в свой плащ за пистолетом, когда повернулся к фальшивому полковнику.
Но в руке Майкла вырос «Люгер». Пока Хольманн поднимал пистолет, Майкл сунул «Люгер» Хольманну в лицо и нажал на курок.
Послышался грохот, будто надвигалась лавина, и из крыльев истребителя застрекотали пулеметные очереди, звук выстрела из «Люгера» был заглушен более мощным оружием. Две пулевые завесы прошлись вдоль дороги, беря «Мерседес» в вилку и осыпая искрами, а Хайнц Рихтер Хольманн, только что бывший гестаповец, завалился на спину с единственной дымящейся дырочкой в центре лба, как раз под его игривой шляпой. Бумаги Майкла были уже в его собственной руке, а когда тень истребителя промелькнула по земле, Хольманн упал на колени, кровь текла по его застывшему от удивления лицу. Голова поникла на грудь. Шляпа, прикрывавшая мозг, слетела, и свирепый горячий порыв ветра от истребителя расправил на ней красное перо, как кровавый восклицательный знак.
— Крабель! — закричал Майкл. Молоденький лейтенант собрался удирать к деревьям, а его водитель не мог завести мотор мотоцикла. Он повернулся к «Мерседесу».
— Этого человека ранило! — сказал Майкл. — Добудьте врача, но прежде уберите эту чертову баррикаду!
Крабель и его водитель колебались, желая убежать в укрытие, прежде чем истребитель вернется на следующий заход ураганного огня.
— Делайте, что я сказал! — приказал Майкл, и два немца отодвинули деревянную баррикаду. Они поставили ее в сторону, Крабель обыскивал небо своими защитными очками, и тут Майкл услышал предвещающее смерть завывание истребителя, заходившего на вторую атаку. — Езжай! — сказал он Габи. Она вдавила ногой газ до упора, и автомобиль дернулся вперед, мимо Крабеля и мотоциклиста, и проревел через открытый заслон. Тогда два немца тоже побежали к деревьям, под которыми остальные попадали на землю. Пока Габи разгонялась по дороге, Майкл оглянулся и увидел отражавшееся в крыльях самолета яркое солнце. Это был американский самолет P-47 «Тандерболт», и казалось, что он летит прямо в «Мерседес». Он увидел вспышки очередей из пулеметов, пули били по дороге, разметывая гравий. Габи круто бросила автомобиль влево, его шины сошли с дороги на траву. Раздался звук «бумм», который, как показалось Майклу, раздался у самого его крестца, а Габи пыталась справиться с рулем. В нас попали! подумала она, но мотор продолжал реветь, поэтому она прибавила скорость. Автомобиль попал в облако пыли, ослепившей их на несколько секунд. Когда прояснилось, Майкл увидел два луча солнца, бьющих сквозь дыры в крыше, и был вырван кусок заднего стекла величиной с кулак. Стеклянные осколки рассыпались по сиденью рядом с ним и блестели в складках его плаща. Габи увидела отблеск солнца на крыльях «Тандерболта», когда самолет делал крутой разворот. — Опять возвращается! — закричала она.
Не за тем проделал он такой дальний путь, чтобы быть убитым американским летчиком-истребителем.
— Туда! — сказал он, хватая Габи за плечо и показывая на яблоневый сад справа.
— Доброе утро, полковник, — сказал он. — Боюсь, причиняю вам маленькое неудобство. Могу я видеть ваши бумаги?
— Надеюсь, что неудобство будет действительно маленьким, — холодно ответил Майкл. На лице другого человека держалась тонкая вежливая улыбка. Когда Майкл полез в карман плаща за пакетом с бумагами, он увидел, что с противоположной стороны солдат занял позицию для стрельбы. Направление ствола ручного пулемета у солдата колебалось рядом с окном, и Майкл ощутил, как напряжение сдавило ему горло. Солдат этот встал в стороне от линии его огня; для Майкла не было ни малейшей возможности вытащить свой «Люгер» из кобуры, не будучи расстрелянным в клочья.
Габи не убирала руки с руля. Сотрудник гестапо взял бумаги Майкла и глянул на Габи.
— Ваши бумаги тоже, будьте любезны?
— Она — мой секретарь, — сказал Майкл.
— Конечно. Но я должен посмотреть ее бумаги. — Он пожал плечами. — Инструкция, вы же понимаете.
Габи полезла в свой плащ и вынула пакет с бумагами, которые изготовили для нее вчера, когда она решила ехать с ним в Париж. Она подала их с четким кивком.
— Спасибо. — Сотрудник гестапо начал изучать фотоснимки и документы. Майкл наблюдал за лицом этого человека. Холодное лицо, отмеченное печатью ума и интеллигентности; этот человек дураком не был и видывал разные уловки. Майкл глянул на обочину и увидел там лейтенанта Крабеля с его водителем. Водитель возился с мотором, в то время как бумаги Крабеля добросовестно просматривал другой сотрудник гестапо.
— В чем дело? — спросил Майкл.
— Разве вы не слышали? — белокурый человек глянул, оторвавшись от чтения, глаза у него были насмешливы.
— Если бы слышал, разве спрашивал бы?
— Для офицера связи вы явно слишком не в курсе. — Короткая улыбка, едва показавшая квадратные хищные зубы. — Но, конечно, вам известно, что три дня назад в этом секторе «три» был сброшен парашютист. Партизаны в деревне с названием Безанкур помогли ему скрыться. Там была к тому же замешана женщина. — Его взгляд скользнул по Габи. — Говорите по-немецки, моя дорогая? — спросил он ее по-французски.
— Немного, — ответила она. Голос ее был холоден, и Майкл восхитился ее мужеством. Она глядела человеку прямо в глаза и не отводила своего взгляда. — Что вы хотите, чтобы я сказала?
— За вас говорят ваши бумаги. — Он продолжал рассматривать их, полностью отдавшись этому занятию.
— Как ваше имя? — Майкл решил оскорбиться. — Я бы хотел знать, на кого я должен направить жалобу, когда мы прибудем в Париж.
— Хольманн. Хайнц. Второй инициал «Р» — Рихтер. — Человек продолжал чтение, нисколько не испугавшись. — Полковник, кто ваш высший начальник?
— Адольф Гитлер, — сказал Майкл.
— Ах, да. Конечно. — Опять короткий оскал зубов. Они выглядели так, что ими хорошо рвать мясо. — Я имею в виду вашего непосредственного начальника на фронте.
Ладони у Майкла покрылись потом, но сердце его стало биться спокойно. Он овладел собой, его на пушку не возьмешь. Он быстро глянул на солдата по другую сторону автомобиля, все еще державшего на взводе ручной пулемет, придерживая палец на спусковом крючке.
— Я подчиняюсь генерал-майору Фридриху Бому, четырнадцатый сектор связи, штаб в Аббевилле. Позывные — «Цилиндр».
— Спасибо. Я смогу связаться с генерал-майором Бомом по нашей радиостанции минут через десять. — Он показал рукой на броневик. — Будьте моим гостем. Уверен, что ему захочется услышать, почему я запрашиваю. — Майкл уставился на Хольманна. Взгляды их встретились и впились друг в друга. Момент затягивался, и Габи почувствовала, как из горла у нее вот-вот вырвется крик.
Хольманн улыбнулся и отвел взгляд. Он изучал фотоснимки полковника и его секретаря. — А! — сказал он, обращаясь к Майклу, глаза у него прояснились. — Вы — австриец! Из Браухдонау, да?
— Верно.
— Ну, это изумительно! Я знаю Браухдонау!
Габи почувствовала себя так, будто ее ударили в живот. Ее «Люгер» так близко. Сможет ли она схватить его раньше, чем солдат прошьет ее очередью? Она боялась, что не сможет, и не шевельнулась.
— У меня в Эссене есть кузен! — сказал Хольманн, продолжая улыбаться. — Прямо на запад от вашего родного города. Я несколько раз проезжал через Браухдонау. Там у них бывают прекрасные зимние карнавалы.
— Верно, бывают. — Лыжник, решил он.
— В тех горах хороший снег. Плотный. Не приходится очень опасаться лавин. Спасибо, моя дорогая. — Он вернул Габи ее бумаги. Она взяла их и убрала, заметив, что парочка солдат подвинулась поближе, чтобы поглядеть на нее. Хольманн аккуратно сложил бумаги Майкла. — Я помню фонтан в Браухдонау. Знаете ли — где стоят статуи ледяного короля и королевы. — Зубы у него блеснули. — Да?
— Боюсь, что вы ошибаетесь. — Майкл протянул руку за бумагами. — В Браухдонау нет фонтана, герр Хольманн. Я полагаю, нам можно все-таки двигаться.
— Ну, — сказал, пожимая плечами, Хольманн, — я допускаю, что, в конце концов, я мог и ошибиться. — Он опустил документы в руки Майкла, и Майкл порадовался, что выслушивал от Мак-Каррена все подробности, которые он излагал по архитектуре и истории Браухдонау. Пальцы Майкла сомкнулись на документах, но Хольманн не отпускал их. — У меня нет кузена в Эссене, полковник, — сказал он. — Невинная ложь, и я надеюсь, что вы извините мне мою самонадеянность. Но знаете ли, я раньше ходил в тех местах на лыжах. Прекрасные места. Эта знаменитая лыжня в двадцати километрах к северу от Эссена. — Улыбка вернулась на его лицо, в ней было отвратительное удовольствие. — Наверняка вы знаете про нее. «Дедушка», да?
Он знает, подумал Майкл. Он чует британское по моей коже. Майкл почувствовал себя на краю пропасти, а под ним разинуты истекающие слюной челюсти. Проклятье, почему я не положил «Люгер» рядом с собой на сиденье? Хольманн ждал его ответа, голова настороженно склонилась набок, красное перо шевелилось на ветру.
— Герр Хольманн? — сказал солдат с ручным пулеметом. В голосе его слышалась нервозность. — Герр Хольманн, вам бы лучше…
— Да, — сказал Майкл. В животе у него схватило. — «Дедушка».
Улыбка у Хольманна исчезла. — О, нет. Боюсь, я имел в виду «Бабушку».
— Герр Хольманн! — закричал солдат. Двое других завопили и бросились к деревьям. С ревом заработал мотор броневика. Хольманн глянул наверх.
— Что за черт? — И тут услышал пронзительный вой, так же, как и Майкл, повернулся назад и увидел блеск серебра, пикирующего на контрольный дорожный пункт.
Истребитель, понял Майкл. Быстро снижается. Солдат с ручным пулеметом заорал:
— В укрытие! — и побежал по обочине.
Хольманн, плюясь от злобы, позвал:
— Стойте! Стойте, вы!..
Но солдаты удирали к деревьям, и броневик, как железная черепаха, карабкался к укрытию, а Хольманн выругался и полез в свой плащ за пистолетом, когда повернулся к фальшивому полковнику.
Но в руке Майкла вырос «Люгер». Пока Хольманн поднимал пистолет, Майкл сунул «Люгер» Хольманну в лицо и нажал на курок.
Послышался грохот, будто надвигалась лавина, и из крыльев истребителя застрекотали пулеметные очереди, звук выстрела из «Люгера» был заглушен более мощным оружием. Две пулевые завесы прошлись вдоль дороги, беря «Мерседес» в вилку и осыпая искрами, а Хайнц Рихтер Хольманн, только что бывший гестаповец, завалился на спину с единственной дымящейся дырочкой в центре лба, как раз под его игривой шляпой. Бумаги Майкла были уже в его собственной руке, а когда тень истребителя промелькнула по земле, Хольманн упал на колени, кровь текла по его застывшему от удивления лицу. Голова поникла на грудь. Шляпа, прикрывавшая мозг, слетела, и свирепый горячий порыв ветра от истребителя расправил на ней красное перо, как кровавый восклицательный знак.
— Крабель! — закричал Майкл. Молоденький лейтенант собрался удирать к деревьям, а его водитель не мог завести мотор мотоцикла. Он повернулся к «Мерседесу».
— Этого человека ранило! — сказал Майкл. — Добудьте врача, но прежде уберите эту чертову баррикаду!
Крабель и его водитель колебались, желая убежать в укрытие, прежде чем истребитель вернется на следующий заход ураганного огня.
— Делайте, что я сказал! — приказал Майкл, и два немца отодвинули деревянную баррикаду. Они поставили ее в сторону, Крабель обыскивал небо своими защитными очками, и тут Майкл услышал предвещающее смерть завывание истребителя, заходившего на вторую атаку. — Езжай! — сказал он Габи. Она вдавила ногой газ до упора, и автомобиль дернулся вперед, мимо Крабеля и мотоциклиста, и проревел через открытый заслон. Тогда два немца тоже побежали к деревьям, под которыми остальные попадали на землю. Пока Габи разгонялась по дороге, Майкл оглянулся и увидел отражавшееся в крыльях самолета яркое солнце. Это был американский самолет P-47 «Тандерболт», и казалось, что он летит прямо в «Мерседес». Он увидел вспышки очередей из пулеметов, пули били по дороге, разметывая гравий. Габи круто бросила автомобиль влево, его шины сошли с дороги на траву. Раздался звук «бумм», который, как показалось Майклу, раздался у самого его крестца, а Габи пыталась справиться с рулем. В нас попали! подумала она, но мотор продолжал реветь, поэтому она прибавила скорость. Автомобиль попал в облако пыли, ослепившей их на несколько секунд. Когда прояснилось, Майкл увидел два луча солнца, бьющих сквозь дыры в крыше, и был вырван кусок заднего стекла величиной с кулак. Стеклянные осколки рассыпались по сиденью рядом с ним и блестели в складках его плаща. Габи увидела отблеск солнца на крыльях «Тандерболта», когда самолет делал крутой разворот. — Опять возвращается! — закричала она.
Не за тем проделал он такой дальний путь, чтобы быть убитым американским летчиком-истребителем.
— Туда! — сказал он, хватая Габи за плечо и показывая на яблоневый сад справа.