Страница:
— Фриц! Фриц! — крикнула Чесна Бауману, в то время как Майкл юркнул сквозь чащу и сбежал. — Волк! — слышал он, как она сказала Бауману, когда тот подбежал к ней. — Он был прямо там, смотрел на меня! Я никогда не видела волка так близко!
— Волк! — в голосе Баумана прозвучало недоверие. — Но здесь волки сроду не водились!
Майкл сделал по лесу круг и вернулся к дому. Сердце у него колотилось; обе пули пролетели всего лишь на долю дюйма мимо. Он лег в кустарнике и как можно скорей совершил превращение, кости у него ломило при деформации суставов, а клыки убирались в челюсти с влажным пощелкиванием. Выстрелы из пистолета уже подняли всех в доме. Он встал, в новой плоти, проскользнул в окно и закрыл его за собой. Он слышал снаружи голоса, спрашивавшие, что произошло. Потом лег в постель и натянул по горло простыню. Спустя несколько минут вошла Чесна.
— Я подумала, что и вас разбудит, — сказала она, все еще нервничая, и он уловил запах порохового дыма от ее кожи. — Вы слышали выстрелы?
— Да. Что происходит? — Он сел, притворяясь встревоженным.
— Меня чуть не сожрал волк. Там, в лесу, чертовски близко от дома. Он уставился на меня, и у него были… — Голос ее смолк.
— Что у него было? — подтолкнул Майкл.
— У него была черная шерсть и зеленые глаза, — сказала она спокойным голосом.
— А я всегда думал, что все волки серые.
— Нет. — Она рассматривала его лицо так, будто видела его впервые. — Не все.
— Я слышал два выстрела. Вы попали в него?
— Не знаю. Может быть. Конечно, это должна была быть самка.
— Ну, слава Богу, что она не напала на вас.
Он учуял, что готовится завтрак: сосиски и блинчики. Ее настойчивый взгляд заставлял его нервничать.
— Если бы он был так же голоден, как я, вам бы не так повезло, он бы обязательно откусил от вас кусочек.
— И в самом деле повезло.
«Господи, о чем я думаю?» — спросила сама себя Чесна. — «О том, что у этого мужчины черные волосы и зеленые глаза, такие же как у волка? И что из того? Я, наверно, схожу с ума, раз могла подумать такое!»
— Фриц…
Говорит, что в этих местах волки не водятся.
— А вы спросите его, не хочет ли он сегодня ночью прогуляться в лесу, чтобы выяснить это. — Он сухо улыбнулся. — Я бы, пожалуй, не рискнул.
Чесна опомнилась и спохватилась, что стоит, прижавшись спиной к стене. То, что крутилось у нее в голове, было просто смешным, она это знала, но все-таки…
Нет, нет! Это безумие! Такое бывает только в сказках, рассказываемых у костра, когда дует холодный ветер и кто-то воет в ночи. Здесь же современный мир!
— Я бы хотела знать ваше имя, — сказала она наконец. — Лазарев зовет вас Галатинов.
— Я урожденный Михаил Галатинов. Но сменил свое имя на Майкла Галатина, когда стал британским гражданином.
— Майкл, — повторила Чесна, вслушиваясь в эти звуки. — Я только что получила радиосообщение. Вторжение состоится пятого июня, если не помешает плохая погода. Наше задание состоит в следующем: мы должны найти Стальной Кулак и уничтожить его.
— Я скоро буду к этому готов.
Этим утром он выглядел свежее, как будто зарядился от чего-то. Или, быть может, видел какой-то оздоровляющий сон? — подумала она.
— Верю, что будете готовы, — сказала она. — Лазарев тоже поправляется. Вчера мы долго разговаривали. Он много знает о самолетах. Если у нас по пути возникнут неполадки с мотором, он будет полезен.
— Я бы хотел с ним увидеться. Можно мне получить одежду?
— Я спрошу доктора Стронберга, можно ли вам вставать. Майкл фыркнул.
— И скажите ему, что я тоже хочу блинчиков.
Она понюхала воздух и не уловила их запах.
— У вас, должно быть, хорошее обоняние.
— Да, хорошее.
Чесна смолкла. Опять эти мысли — безумные мысли — вкрались в ее мозг. Она отбросила их.
— Повар готовит для вас и Лазарева овсянку. Вы еще не в состоянии принимать твердую пищу.
— Чтобы жить на голодном пайке, я мог бы и остаться в Фалькенхаузене, если это то, чего хотите вы и доктор.
— Нет, не этого. Доктор Стронберг просто хочет, чтобы ваш организм восстановил силы.
Она пошла к двери, потом опять остановилась. Она уставилась в его зеленые глаза и почувствовала, как волосы у нее на затылке зашевелились. Это были те самые глаза, того волка, подумала она. Нет, конечно же, это было абсолютно невероятно!
— Я еще зайду проведать вас попозже, — сказала она и вышла.
Лицо Майкла нахмурилось. Пули были близким зовом. Он почти мог прочитать мысли Чесны; конечно, она не должна прийти к правильному выводу, но с этого момента ему придется следить рядом с ней за своими действиями. Он поскреб жесткую щетину на подбородке, а потом посмотрел на свои руки. Под ногтями у него была черная немецкая земля. Завтрак Майкла — овсянка на воде — был поглощен им за несколько минут. Чуть позже вошел Стронберг и объявил, что лихорадка у него совсем прошла. Однако доктор поругал его за лопнувшие стежки. Майкл сказал, что он в состоянии выполнять гимнастические упражнения средней тяжести, поэтому ему нужна одежда, чтобы прогуливаться. Сначала Стронберг решительно отказал, потом сказал, что подумает. Не прошло и часа, как к Майклу в комнату принесли серо-зеленый парашютный костюм, нижнее белье, носки и парусиновые тапочки. Все это принесла та же женщина, что готовила пищу. Очень кстати пришелся еще и тазик с водой, с куском мыла и лезвием для бритья, с помощью которого Майкл соскреб свою щетину.
Свежевыбритый и одетый, Майкл покинул комнату и прогулялся по дому. Он нашел Лазарева в следующей по коридору комнате, русский был обрит наголо, но с черной густой бородой, и его гордый, как у корабля, нос казался еще огромнее из-за сверкания обритого черепа. Лазарев был еще бледен и как-то менее подвижен, но на щеках его появились бледные розовые пятна, а в его глазах — блеск. Лазарев сказал, что за ним ухаживают очень хорошо, но отказали в его просьбе относительно бутылки водки и пачки сигарет.
— Эй, Галатинов! — сказал он, когда Майкл стал уже уходить. — Я рад, что не знал, что ты такой важный разведчик. Это бы сделало меня несколько нервным!
— А сейчас ты не нервничаешь?
— Ты имеешь в виду, из-за того, что я в штаб-квартире разведчиков? Галатинов, да я так перепугался, что стал срать желтым говном. Если фашисты когда-нибудь нагрянут в это местечко, всем нам придется надеть галстуки из фортепьянных струн!
— Они сюда не нагрянут. И галстуки мы надевать не будем.
— Да, если наш волк защитит нас. Ты уже слышал об этом?
Майкл кивнул.
— Вот еще что, — сказал Лазарев. — Ты, вроде бы, собираешься в Норвегию? Какой-то там чертов остров у юго-западного побережья. Да? Так мне сказала Златовласка.
— Да, верно.
— И вам нужен второй пилот. Златовласка говорит, что у нее есть транспортный самолет. И она не говорит, какого он типа, что заставляет меня предположить, что это уж точно не самая последняя модель. — Он поднял палец. — А сие означает, товарищ Галатинов, что вряд ли то будет скоростной самолет, и высота полета у него будет невелика. Я сказал об этом Златовласке, и тебе скажу: если мы нарвемся на истребителей, нам придется их как-то обманывать. Потому что никакой транспортный самолет не может обогнать «Мессершмит».
— Я это знаю. Уверен, что и она тоже. Так ты как, берешься за это или нет?
Лазарев моргнул, как будто от изумления, что такой вопрос мог вообще возникнуть.
— Небо — мой дом, — сказал он. — Конечно, берусь.
Майкл никогда не сомневался, что русский за это возьмется. Он покинул Лазарева и пошел искать Чесну. Он нашел ее одну в дальней комнате, изучающую карты Германии и Норвегии. Она показала ему маршрут, по которому они планировали лететь и на котором были три остановки для заправки топливом и пищей. Они должны лететь только в темноте, сказала она, и полет займет четыре ночи. Она показала ему, где они должны приземлиться в Норвегии.
— На самом деле это полоска ровной земли между двух гор, — сказала она. — Здесь будет наш агент с лодкой, — кончиком карандаша она коснулась точки, обозначавшей прибрежную деревню с названием Юскедаль. — Скарпа здесь, — она коснулась маленького шероховатого куска земли, — кружок коричневой коросты, подумал Майкл, — который лежал в тридцати милях к югу от Юскедаля и восьми-девяти милях от берега. — Здесь очень вероятна встреча с патрульными катерами. — Она обвела кружком места к востоку от Скарпы. — Думаю, что и с минами тоже.
— Скарпа не похожа на курорт для проведения летних отпусков, да? — Пожалуй. Там на земле еще будет лежать снег, и ночи будут морозные. Нам придется захватить зимнюю одежду. В Норвегию лето приходит поздно.
— Не имею ничего против прохладной погоды.
Она глянула на него и поняла, что не может отвести взгляд от его зеленых глаз. Волчьи глаза, подумала она.
— Есть лишь немногое, что заботит вас, да?
— Нет. Просто я выносливый.
— И только? Вы ни на что не обращаете внимания, и действуете лишь в зависимости от обстоятельств?
Ее лицо вплотную приблизилось к его лицу. Ее аромат был божественным. Меньше шести дюймов — и их губы встретились бы.
— Мне казалось, что мы говорили про Скарпу, — сказал Майкл.
— Да, говорили. Теперь мы говорим про вас. — Она еще немного выдержала взгляд, потом отвела его и стала складывать карты. — У вас есть дом?
— Да.
— Нет. Я имею в виду не место, где жить. Я имею в виду родину. — Она опять глянула на него, ее золотисто-карие глаза потемнели от желания выспрашивать. — Место, которому вы принадлежите. Дом вашего сердца.
Он подумал об этом.
— Не уверен. — Сердце его все еще тянуло к лесам России, далеким от его каменного дома в Уэльсе. — Думаю, оно есть — или было, — но я не могу туда вернуться. А как, по-вашему, у многих ли оно вообще есть? Она не ответила.
— А у вас?
Чесна проверила, сложены ли карты складка к складке, а затем убрала их в коричневый планшет.
— У меня дома нет, — сказала она. — Я люблю Германию, но это любовь к больному другу, который скоро умрет. — Она засмотрелась в окно, на деревья и золотистый свет. — Я помню Америку. Те города…
От которых захватывает дух. Но здесь для меня все — как огромный собор. Знаете, один человек из Калифорнии приезжал ко мне перед войной. Он сказал, что видел мои фильмы, и спросил, не хотела бы я поехать в Голливуд, — она улыбнулась, охваченная воспоминаниями. — Он сказал, что мое лицо увидят по всему миру. Сказал, что я должна вернуться домой и работать в стране, где я родилась. Конечно, это было до того, как мир переменился.
— Для них он переменился не настолько, чтобы в Голливуде перестали выпускать фильмы.
— Зато переменилась я. Я убивала людей. Некоторые из них заслужили пули, другие же просто оказались на их пути. Я…
Я видела страшные вещи. И иногда…
Иногда я очень хочу, чтобы все вернулось назад, чтобы я могла вновь стать невинной. Но когда дом вашего сердца сожжен дотла, кто может отстроить его заново?
На этот вопрос ответа у него не было. Свет из окна падал на ее волосы, из-за чего они казались червонным золотом. Ему страстно хотелось запустить в них пальцы. Он потянулся, чтобы коснуться их, но тут она вздохнула и застегнула планшет, а Майкл сжал пальцы и отвел руку. — Извините, — сказала Чесна. Она вставила планшет в большую книгу со специальной полостью для него и поставила ее на полку. — Я не предполагала вести разговор подобным образом.
— Ничего страшного. — Он снова ощутил легкую усталость. Не было смысла возбуждать себя без необходимости. — Я возвращаюсь к себе в комнату.
Она кивнула.
— Вам нужно отдыхать, пока возможно. — Она показала на полки с книгами, стоявшие в этой комнате. — Здесь полно книг, которые можно почитать, если хотите. У доктора Стронберга прекрасное собрание литературы по естествознанию и мифологии.
Так это дом доктора Стронберга, понял Майкл.
— Нет, благодарю вас. Надеюсь, вы меня простите?
Она сказала, что конечно, и Майкл покинул комнату.
Чесна было уже отвернулась от полок, когда ее внимание привлекло название на корешке книги. Она была втиснута между томом о северных божествах и другим томом по истории района Черных Лесов, и название ее было: «Народные сказки Германии».
Она не собиралась брать эту книгу с полки, открывать и просматривать оглавление. У нее были более важные дела, которые нужно было сделать, например, собрать зимние вещи и удостовериться, что у них будет достаточно продуктов. Она не собиралась доставать эту книгу.
Но все-таки взяла ее. Она вынула книгу, открыла ее и пробежалась по страницам.
Оно тут было. Именно тут, где были сказки про троллей, леших восьми футов ростом и живущих в комнатах домовых.
Дас вервольф.
Чесна с такой силой захлопнула книгу, что доктор Стронберг в своем кабинете услыхал этот хлопок и подскочил в кресле. Невероятно нелепо! — подумала Чесна, ставя книгу на место. Она направилась к двери. Но прежде чем она дошла до нее, ее шаги замедлились. И она остановилась, не дойдя трех футов до двери. Ее сверлил вопрос, забытый, но в этот момент вернувшийся вновь: как барон — Майкл — нашел дорогу к их лагерю по незнакомому лесу?
Такое было невозможно. Невозможно ли?
Она вернулась к книжной полке. Рука ее нашла тот том и застыла. Если она прочтет соответствующие страницы, подумала она, будет ли это означать, что она верит, что такое возможно? Нет, конечно, нет, решила она. Это безвредное любопытство, и только. Таких существ, как оборотни, просто не бывает, точно так же, как не бывает троллей или леших.
Ну какой может быть вред от того, чтобы прочитать сказку?
Она взяла книгу.
Глава 3
— Волк! — в голосе Баумана прозвучало недоверие. — Но здесь волки сроду не водились!
Майкл сделал по лесу круг и вернулся к дому. Сердце у него колотилось; обе пули пролетели всего лишь на долю дюйма мимо. Он лег в кустарнике и как можно скорей совершил превращение, кости у него ломило при деформации суставов, а клыки убирались в челюсти с влажным пощелкиванием. Выстрелы из пистолета уже подняли всех в доме. Он встал, в новой плоти, проскользнул в окно и закрыл его за собой. Он слышал снаружи голоса, спрашивавшие, что произошло. Потом лег в постель и натянул по горло простыню. Спустя несколько минут вошла Чесна.
— Я подумала, что и вас разбудит, — сказала она, все еще нервничая, и он уловил запах порохового дыма от ее кожи. — Вы слышали выстрелы?
— Да. Что происходит? — Он сел, притворяясь встревоженным.
— Меня чуть не сожрал волк. Там, в лесу, чертовски близко от дома. Он уставился на меня, и у него были… — Голос ее смолк.
— Что у него было? — подтолкнул Майкл.
— У него была черная шерсть и зеленые глаза, — сказала она спокойным голосом.
— А я всегда думал, что все волки серые.
— Нет. — Она рассматривала его лицо так, будто видела его впервые. — Не все.
— Я слышал два выстрела. Вы попали в него?
— Не знаю. Может быть. Конечно, это должна была быть самка.
— Ну, слава Богу, что она не напала на вас.
Он учуял, что готовится завтрак: сосиски и блинчики. Ее настойчивый взгляд заставлял его нервничать.
— Если бы он был так же голоден, как я, вам бы не так повезло, он бы обязательно откусил от вас кусочек.
— И в самом деле повезло.
«Господи, о чем я думаю?» — спросила сама себя Чесна. — «О том, что у этого мужчины черные волосы и зеленые глаза, такие же как у волка? И что из того? Я, наверно, схожу с ума, раз могла подумать такое!»
— Фриц…
Говорит, что в этих местах волки не водятся.
— А вы спросите его, не хочет ли он сегодня ночью прогуляться в лесу, чтобы выяснить это. — Он сухо улыбнулся. — Я бы, пожалуй, не рискнул.
Чесна опомнилась и спохватилась, что стоит, прижавшись спиной к стене. То, что крутилось у нее в голове, было просто смешным, она это знала, но все-таки…
Нет, нет! Это безумие! Такое бывает только в сказках, рассказываемых у костра, когда дует холодный ветер и кто-то воет в ночи. Здесь же современный мир!
— Я бы хотела знать ваше имя, — сказала она наконец. — Лазарев зовет вас Галатинов.
— Я урожденный Михаил Галатинов. Но сменил свое имя на Майкла Галатина, когда стал британским гражданином.
— Майкл, — повторила Чесна, вслушиваясь в эти звуки. — Я только что получила радиосообщение. Вторжение состоится пятого июня, если не помешает плохая погода. Наше задание состоит в следующем: мы должны найти Стальной Кулак и уничтожить его.
— Я скоро буду к этому готов.
Этим утром он выглядел свежее, как будто зарядился от чего-то. Или, быть может, видел какой-то оздоровляющий сон? — подумала она.
— Верю, что будете готовы, — сказала она. — Лазарев тоже поправляется. Вчера мы долго разговаривали. Он много знает о самолетах. Если у нас по пути возникнут неполадки с мотором, он будет полезен.
— Я бы хотел с ним увидеться. Можно мне получить одежду?
— Я спрошу доктора Стронберга, можно ли вам вставать. Майкл фыркнул.
— И скажите ему, что я тоже хочу блинчиков.
Она понюхала воздух и не уловила их запах.
— У вас, должно быть, хорошее обоняние.
— Да, хорошее.
Чесна смолкла. Опять эти мысли — безумные мысли — вкрались в ее мозг. Она отбросила их.
— Повар готовит для вас и Лазарева овсянку. Вы еще не в состоянии принимать твердую пищу.
— Чтобы жить на голодном пайке, я мог бы и остаться в Фалькенхаузене, если это то, чего хотите вы и доктор.
— Нет, не этого. Доктор Стронберг просто хочет, чтобы ваш организм восстановил силы.
Она пошла к двери, потом опять остановилась. Она уставилась в его зеленые глаза и почувствовала, как волосы у нее на затылке зашевелились. Это были те самые глаза, того волка, подумала она. Нет, конечно же, это было абсолютно невероятно!
— Я еще зайду проведать вас попозже, — сказала она и вышла.
Лицо Майкла нахмурилось. Пули были близким зовом. Он почти мог прочитать мысли Чесны; конечно, она не должна прийти к правильному выводу, но с этого момента ему придется следить рядом с ней за своими действиями. Он поскреб жесткую щетину на подбородке, а потом посмотрел на свои руки. Под ногтями у него была черная немецкая земля. Завтрак Майкла — овсянка на воде — был поглощен им за несколько минут. Чуть позже вошел Стронберг и объявил, что лихорадка у него совсем прошла. Однако доктор поругал его за лопнувшие стежки. Майкл сказал, что он в состоянии выполнять гимнастические упражнения средней тяжести, поэтому ему нужна одежда, чтобы прогуливаться. Сначала Стронберг решительно отказал, потом сказал, что подумает. Не прошло и часа, как к Майклу в комнату принесли серо-зеленый парашютный костюм, нижнее белье, носки и парусиновые тапочки. Все это принесла та же женщина, что готовила пищу. Очень кстати пришелся еще и тазик с водой, с куском мыла и лезвием для бритья, с помощью которого Майкл соскреб свою щетину.
Свежевыбритый и одетый, Майкл покинул комнату и прогулялся по дому. Он нашел Лазарева в следующей по коридору комнате, русский был обрит наголо, но с черной густой бородой, и его гордый, как у корабля, нос казался еще огромнее из-за сверкания обритого черепа. Лазарев был еще бледен и как-то менее подвижен, но на щеках его появились бледные розовые пятна, а в его глазах — блеск. Лазарев сказал, что за ним ухаживают очень хорошо, но отказали в его просьбе относительно бутылки водки и пачки сигарет.
— Эй, Галатинов! — сказал он, когда Майкл стал уже уходить. — Я рад, что не знал, что ты такой важный разведчик. Это бы сделало меня несколько нервным!
— А сейчас ты не нервничаешь?
— Ты имеешь в виду, из-за того, что я в штаб-квартире разведчиков? Галатинов, да я так перепугался, что стал срать желтым говном. Если фашисты когда-нибудь нагрянут в это местечко, всем нам придется надеть галстуки из фортепьянных струн!
— Они сюда не нагрянут. И галстуки мы надевать не будем.
— Да, если наш волк защитит нас. Ты уже слышал об этом?
Майкл кивнул.
— Вот еще что, — сказал Лазарев. — Ты, вроде бы, собираешься в Норвегию? Какой-то там чертов остров у юго-западного побережья. Да? Так мне сказала Златовласка.
— Да, верно.
— И вам нужен второй пилот. Златовласка говорит, что у нее есть транспортный самолет. И она не говорит, какого он типа, что заставляет меня предположить, что это уж точно не самая последняя модель. — Он поднял палец. — А сие означает, товарищ Галатинов, что вряд ли то будет скоростной самолет, и высота полета у него будет невелика. Я сказал об этом Златовласке, и тебе скажу: если мы нарвемся на истребителей, нам придется их как-то обманывать. Потому что никакой транспортный самолет не может обогнать «Мессершмит».
— Я это знаю. Уверен, что и она тоже. Так ты как, берешься за это или нет?
Лазарев моргнул, как будто от изумления, что такой вопрос мог вообще возникнуть.
— Небо — мой дом, — сказал он. — Конечно, берусь.
Майкл никогда не сомневался, что русский за это возьмется. Он покинул Лазарева и пошел искать Чесну. Он нашел ее одну в дальней комнате, изучающую карты Германии и Норвегии. Она показала ему маршрут, по которому они планировали лететь и на котором были три остановки для заправки топливом и пищей. Они должны лететь только в темноте, сказала она, и полет займет четыре ночи. Она показала ему, где они должны приземлиться в Норвегии.
— На самом деле это полоска ровной земли между двух гор, — сказала она. — Здесь будет наш агент с лодкой, — кончиком карандаша она коснулась точки, обозначавшей прибрежную деревню с названием Юскедаль. — Скарпа здесь, — она коснулась маленького шероховатого куска земли, — кружок коричневой коросты, подумал Майкл, — который лежал в тридцати милях к югу от Юскедаля и восьми-девяти милях от берега. — Здесь очень вероятна встреча с патрульными катерами. — Она обвела кружком места к востоку от Скарпы. — Думаю, что и с минами тоже.
— Скарпа не похожа на курорт для проведения летних отпусков, да? — Пожалуй. Там на земле еще будет лежать снег, и ночи будут морозные. Нам придется захватить зимнюю одежду. В Норвегию лето приходит поздно.
— Не имею ничего против прохладной погоды.
Она глянула на него и поняла, что не может отвести взгляд от его зеленых глаз. Волчьи глаза, подумала она.
— Есть лишь немногое, что заботит вас, да?
— Нет. Просто я выносливый.
— И только? Вы ни на что не обращаете внимания, и действуете лишь в зависимости от обстоятельств?
Ее лицо вплотную приблизилось к его лицу. Ее аромат был божественным. Меньше шести дюймов — и их губы встретились бы.
— Мне казалось, что мы говорили про Скарпу, — сказал Майкл.
— Да, говорили. Теперь мы говорим про вас. — Она еще немного выдержала взгляд, потом отвела его и стала складывать карты. — У вас есть дом?
— Да.
— Нет. Я имею в виду не место, где жить. Я имею в виду родину. — Она опять глянула на него, ее золотисто-карие глаза потемнели от желания выспрашивать. — Место, которому вы принадлежите. Дом вашего сердца.
Он подумал об этом.
— Не уверен. — Сердце его все еще тянуло к лесам России, далеким от его каменного дома в Уэльсе. — Думаю, оно есть — или было, — но я не могу туда вернуться. А как, по-вашему, у многих ли оно вообще есть? Она не ответила.
— А у вас?
Чесна проверила, сложены ли карты складка к складке, а затем убрала их в коричневый планшет.
— У меня дома нет, — сказала она. — Я люблю Германию, но это любовь к больному другу, который скоро умрет. — Она засмотрелась в окно, на деревья и золотистый свет. — Я помню Америку. Те города…
От которых захватывает дух. Но здесь для меня все — как огромный собор. Знаете, один человек из Калифорнии приезжал ко мне перед войной. Он сказал, что видел мои фильмы, и спросил, не хотела бы я поехать в Голливуд, — она улыбнулась, охваченная воспоминаниями. — Он сказал, что мое лицо увидят по всему миру. Сказал, что я должна вернуться домой и работать в стране, где я родилась. Конечно, это было до того, как мир переменился.
— Для них он переменился не настолько, чтобы в Голливуде перестали выпускать фильмы.
— Зато переменилась я. Я убивала людей. Некоторые из них заслужили пули, другие же просто оказались на их пути. Я…
Я видела страшные вещи. И иногда…
Иногда я очень хочу, чтобы все вернулось назад, чтобы я могла вновь стать невинной. Но когда дом вашего сердца сожжен дотла, кто может отстроить его заново?
На этот вопрос ответа у него не было. Свет из окна падал на ее волосы, из-за чего они казались червонным золотом. Ему страстно хотелось запустить в них пальцы. Он потянулся, чтобы коснуться их, но тут она вздохнула и застегнула планшет, а Майкл сжал пальцы и отвел руку. — Извините, — сказала Чесна. Она вставила планшет в большую книгу со специальной полостью для него и поставила ее на полку. — Я не предполагала вести разговор подобным образом.
— Ничего страшного. — Он снова ощутил легкую усталость. Не было смысла возбуждать себя без необходимости. — Я возвращаюсь к себе в комнату.
Она кивнула.
— Вам нужно отдыхать, пока возможно. — Она показала на полки с книгами, стоявшие в этой комнате. — Здесь полно книг, которые можно почитать, если хотите. У доктора Стронберга прекрасное собрание литературы по естествознанию и мифологии.
Так это дом доктора Стронберга, понял Майкл.
— Нет, благодарю вас. Надеюсь, вы меня простите?
Она сказала, что конечно, и Майкл покинул комнату.
Чесна было уже отвернулась от полок, когда ее внимание привлекло название на корешке книги. Она была втиснута между томом о северных божествах и другим томом по истории района Черных Лесов, и название ее было: «Народные сказки Германии».
Она не собиралась брать эту книгу с полки, открывать и просматривать оглавление. У нее были более важные дела, которые нужно было сделать, например, собрать зимние вещи и удостовериться, что у них будет достаточно продуктов. Она не собиралась доставать эту книгу.
Но все-таки взяла ее. Она вынула книгу, открыла ее и пробежалась по страницам.
Оно тут было. Именно тут, где были сказки про троллей, леших восьми футов ростом и живущих в комнатах домовых.
Дас вервольф.
Чесна с такой силой захлопнула книгу, что доктор Стронберг в своем кабинете услыхал этот хлопок и подскочил в кресле. Невероятно нелепо! — подумала Чесна, ставя книгу на место. Она направилась к двери. Но прежде чем она дошла до нее, ее шаги замедлились. И она остановилась, не дойдя трех футов до двери. Ее сверлил вопрос, забытый, но в этот момент вернувшийся вновь: как барон — Майкл — нашел дорогу к их лагерю по незнакомому лесу?
Такое было невозможно. Невозможно ли?
Она вернулась к книжной полке. Рука ее нашла тот том и застыла. Если она прочтет соответствующие страницы, подумала она, будет ли это означать, что она верит, что такое возможно? Нет, конечно, нет, решила она. Это безвредное любопытство, и только. Таких существ, как оборотни, просто не бывает, точно так же, как не бывает троллей или леших.
Ну какой может быть вред от того, чтобы прочитать сказку?
Она взяла книгу.
Глава 3
Майкл бродил во тьме.
Эта его охота была удачнее, чем предыдущей ночью. Он вышел на поляну и увидел троих оленей — самца и двух самок. Они сразу же умчались прочь, но одна из самок хромала и не могла сбить со следа быстро настигавшего ее волка. Майкл видел, что ей больно, хромая нога у нее была когда-то сломана и срослась криво. Быстрым броском он настиг ее и сбил на землю. Борьба закончилась в считанные секунды — такова была воля природы.
Он съел ее сердце, самую вкуснейшую еду. В этом не было никакой жестокости: такова была жизнь и смерть. Самец и другая самка какое-то мгновение постояли на вершине холма, наблюдая волчий пир, а затем исчезли в ночи. Майкл наелся до отвала. Было бы позором не припрятать оставшееся мясо, поэтому он стащил его под густой сосняк и пометил возле него, на случай, если сюда заберется деревенская собака. На следующую ночь оно будет еще съедобным.
Кровь и сочное мясо зарядили его энергией. Он снова почувствовал биение жизни, мышцы у него заиграли. Но на морде и животе у него была кровь, и что-то с этим нужно было сделать, прежде чем он вернется к открытому окну. Он бежал по лесу, нюхая воздух, и через какое-то время ощутил близость воды, а вскоре услышал ручеек, бегущий по камням. Он искупался в прохладной воде, катаясь в ручье, чтобы смыть всю кровь, начисто вылизал лапы, удостоверился, что под когтями нет крови. Потом налакался воды, утоляя жажду, и направился назад к дому.
Он превратился на краю леса и встал на две белые ноги. Бесшумно подошел к дому, приминая майскую травку, и влез через окно в свою комнату.
И тут же уловил ее запах. Корицы и кожи. Она была здесь, очерченная темно-голубым свечением, сидела в кресле в углу.
Он слышал, как у нее билось сердце, когда он появился около нее. Возможно, так же громко, как и у него.
— Сколько времени вы уже здесь? — спросил он.
— Уже час. — Она сделала героическое усилие, чтобы голос ее звучал спокойно. — Может, чуть дольше. — На этот раз голос ей изменил.
— Вы так долго ждали меня? Я польщен.
— Я…
Решила заглянуть и посмотреть на вас. — Она прокашлялась, будто бы вполне логично переходя к следующему вопросу. — Майкл, а где были вы?
— Просто ходил. Гулял. Я не стал пользоваться дверью, потому что…
Думал, что могу разбудить всех в столь поздний час…
— Уже четвертый час утра, — прервала его Чесна. — А почему вы раздеты?
— Я никогда не одеваюсь после полуночи. Это против моих убеждений.
Она встала.
— Не пытайтесь удивлять меня! Ничего удивительного в этом нет! Боже мой! Вы сошли с ума или я? Когда я увидела, что вас нет…
И окно открыто, я не знала, что и подумать!
Майкл аккуратно закрыл окно.
— Что же вы подумали?
— Что…
Вы…
Я не знаю, это просто слишком вульгарно!
Он повернулся к ней лицом.
— Что я — кто? — спросил он спокойно.
Чесна начала произносить это слово. Но оно застряло у нее в горле.
— Как вам…
Удалось найти наш лагерь той ночью? — выдавила она из себя. — В темноте. В лесу, абсолютно вам незнакомом. После того, как вы провели двенадцать дней на голодном пайке. Как? Скажите мне, Майкл, как?
— Я же вам рассказывал.
— Нет, не рассказывали. Вы сделали вид, что рассказали, а я вам это позволила. Может быть потому, что этому не было разумных объяснений. И теперь я прихожу в вашу комнату, застаю окно раскрытым, а постель пустой! Вы влезаете внутрь, раздетый, и пытаетесь отделаться шутками.
Майкл пожал плечами.
— Что еще остается делать, если тебя застали без штанов?
— Вы мне так и не ответили. Где вы были?
Он заговорил спокойно, тщательно взвешивая слова.
— Мне нужно было немного позаниматься физическими упражнениями. Кажется, доктор Стронберг полагает, что я не готов к чему-нибудь физически более тяжелому, чем игра в шахматы, хотя, между прочим, я обыграл его сегодня со счетом три-два. Как бы то ни было, прошлой, а так же и этой ночью я ходил и гулял. Я решил не одеваться, потому что ночь была ясная и теплая, и я хотел, чтобы подышала кожа. Разве это так ужасно?
Чесна мгновение не отвечала. Потом:
— Вы вышли погулять даже после того, как я рассказала вам про волка?
— Когда лес так богат дичью, волк не нападает на человека.
— Какой дичью, Майкл? — спросила она.
Он моментально придумал.
— А разве я не говорил вам? Вчера днем я видел из окна двух оленей.
— Нет, не говорили. — Она стояла очень тихо, достаточно близко к двери, чтобы при необходимости успеть к ней. — У того волка, которого я видела…
Были зеленые глаза. Как у вас. И черная шерсть. Доктор Стронберг живет тут почти тридцать пять лет и никогда не слыхал, чтобы в здешних местах водились волки. Фриц родился в деревне менее чем в пятидесяти километрах к северу отсюда, и он тоже никогда не слыхал про волков в этой местности. Разве не странно?
— Волки иногда мигрируют. Я слышал что-то подобное. — Он улыбнулся в темноте, но в голосе у него было напряжение. — Волк с зелеными глазами? Хм. Чесна, на что вы намекаете?
Момент истины, подумала Чесна. На что она намекает? На то, что этот человек — этот британский агент, родившийся в России — сказочный гибрид человека и зверя? Что он — живой экземпляр того существа, о котором она прочитала в книге сказок? Человек, который может превращаться в волка и бегать на четырех лапах? Может быть, Майкл Галатин человек весьма неординарный, возможно, у него действительно острое обоняние и еще более острое чувство ориентации, но…
Оборотень?
— Расскажите мне, о чем вы думаете? — сказал Майкл, придвигаясь к ней ближе. Под его весом доска в полу слабо скрипнула. Исходящий от Чесны аромат опьянил его. Она отступила на шаг. Он остановился. — Вы меня не боитесь, да?
— А что, я не должна? — В ее голосе дрожь.
— Нет. Я вас не обижу. — Он опять двинулся к ней, и на этот раз она не тронулась с места.
Он встал прямо перед ней, даже в сумраке она видела его зеленые глаза. Они были голодные, и пробуждали голод в ней самой.
— Зачем вы этой ночью пришли в мою комнату? — спросил Майкл, приблизив к ней свое лицо.
— Я…
Я же сказала, что…
Хотела заглянуть…
— Нет, — мягко прервал он ее. — Это не настоящая причина, верно?
Она заколебалась, сердце у нее забилось, и, когда Майкл обвил ее руками, покачала головой.
Их губы встретились и слились. Чесна подумала, что у нее, должно быть, действительно кружится голова, потому что ей показалось, будто она уловила привкус крови на его языке. Но через мгновение медянистый привкус исчез, и она вцепилась ему в спину, прижавшись к нему, со все возрастающим возбуждением. Его эрекция была уже крепкой, биение крови в его члене отдавалось ей в пальцы, когда она ласкала его. Майкл медленно расстегнул ее ночную рубашку, их поцелуи были глубоки и настойчивы, а затем коснулся языком ложбинки между грудями и мягко, дразняще водил языком от грудей к горлу. Она ощутила, как по коже у нее пошли пупырышки, ощущение, которое заставило ее от удовольствия раскрыть рот. Человек или зверь, он был тем, кто был ей нужен.
Ночная сорочка упала к ее ногам. Она переступила через ее складки, и Майкл поднял Чесну на руки и понес ее на кровать.
На этой белой поверхности их тела переплелись. Жар встретился с жаром, и они глубоко соединились. Ее влажная нежность охватила его, плечи прижались к его плечам, а его бедра двигались медленными кругами, поднимавшимися и опускавшимися с нежностью и силой. Майкл лежал на спине, Чесна, расставив ноги, на нем, пружины кровати стонали под ними обоими. Он выгнул позвоночник, поднимая ее, в то время как она держала его глубоко в себе, и на вершине этой дуги их тела одновременно задрожали сладкой горячей дрожью, которая вызвала вскрик у Чесны и легкие подрагивания у Майкла.
Они лежали вместе, голова Чесны покоилась на плече Майкла, и беседовали вполголоса. Война, по крайней мере на короткое время, отступила. Может быть, она потом уедет в Америку, сказала Чесна. Она никогда не видела Калифорнию, и вероятно, что это то место, где она сможет начать все с начала. Есть ли у него кто-нибудь, нетерпеливо ждущий его возвращения в Англии? — спросила она, и он сказал, что никого. Но именно Англия — его дом, сказал он ей, и он вернется туда, когда их миссия закончится.
Чесна пальцем водила по его бровям и тихо смеялась.
— Что смешного? — спросил он.
— О…
Ничего. Просто…
Ну, ты не поверишь, о чем я подумала, когда увидела, как ты влезаешь в окно.
— Хотел бы знать.
— Это действительно безумие. Я подумала, что мое воображение разыгралось сверх меры, особенно с тех пор, как средь бела дня меня до смерти напугал волк. — Она перевела взгляд на волосы на его груди. — Но я думала — не смейся — что ты вполне мог бы быть… — она заставила себя сказать это слово, — оборотнем.
— Именно таков я и есть, — сказал он и посмотрел ей в глаза.
— О, таков? — она улыбнулась. — Я всегда подозревала, что вы больше животное, чем барон.
Он издал звук рычания, придушенный в горле, и его рот впился в ее.
На этот раз их любовное слияние было более нежным, но не менее страстным. Язык Майкла щедрее ласкал ее груди и игриво и непринужденно прогуливался по простору ее тела. Чесна прижималась к нему руками и ногами, когда он мягко входил в нее. Она настаивала, чтобы он вошел глубже, и, будучи джентльменом, он удовлетворил ее желание. Они лежали лицами друг к другу, сплав железа и шелка, и прижимались медленными толчками и круговыми движениями, как танцоры под музыку. Их тела вздрагивали и напрягались, чуть розовея от усилий. Чесна стонала, пока Майкл, встав над ней на четвереньках, дразнил языком ее нежные складочки, и когда она дошла почти до момента истощения, снова стал входить в нее, ей казалось, что она вот-вот разрыдается от полноты экстаза. Она дрожала, шепча его имя, и его ритм довел ее до состояния предельного восторга, который, тем не менее, продолжал усиливаться, Чесна будто бы спрыгнула со скалы и летела по воздуху, мерцающему всеми цветами радуги. Уверенные толчки Майкла не прервались, пока он не ощутил жаркий спазм, за которым последовало извержение, от которого, казалось, его позвоночник и мышцы растянулись почти до боли. Он остался в теле Чесны, угнездившись между ее бедрами, в то время как они целовались и шептались, а весь мир лениво вращался вокруг их постели.
На следующее утро доктор Стронберг объявил, что Майкл быстро идет на поправку. Лихорадка исчезла, синяки почти совсем рассосались. Лазарев тоже окреп и мог ходить вокруг дома на пока еще негнущихся ногах. Однако доктор Стронберг обратил свое внимание на Чесну, которая недостаточно выспалась прошлой ночью. Она заверила доктора, что чувствует себя прекрасно и этой ночью уж обязательно проспит не менее восьми часов.
После заката от дома отъехал коричневый автомобиль. Спереди сидели доктор Стронберг и Чесна, сзади — Майкл и Лазарев, оба в парашютных мешковатых, серо-зеленого цвета костюмах. Стронберг вел машину по узкой проселочной дороге на северо-восток. Поездка заняла около двадцати минут, затем Стронберг остановился на краю широкого поля и дважды включил и выключил фары. В ответ просигналили фонарем с противоположного края поля. Стронберг повел машину туда и остановил ее возле укрытия, загороженного несколькими деревьями.
На каркас из брусьев была натянута маскировочная сетка. К человеку с фонарем присоединились еще двое, все в простой крестьянской одежде. Они подняли край сетки и жестом пригласили гостей пройти внутрь.
— Вот он, — сказала Чесна, и в желтом свете фонаря Майкл увидел самолет.
Лазарев рассмеялся.
— Господи! — сказал он по-немецки, затем по-русски:
Эта его охота была удачнее, чем предыдущей ночью. Он вышел на поляну и увидел троих оленей — самца и двух самок. Они сразу же умчались прочь, но одна из самок хромала и не могла сбить со следа быстро настигавшего ее волка. Майкл видел, что ей больно, хромая нога у нее была когда-то сломана и срослась криво. Быстрым броском он настиг ее и сбил на землю. Борьба закончилась в считанные секунды — такова была воля природы.
Он съел ее сердце, самую вкуснейшую еду. В этом не было никакой жестокости: такова была жизнь и смерть. Самец и другая самка какое-то мгновение постояли на вершине холма, наблюдая волчий пир, а затем исчезли в ночи. Майкл наелся до отвала. Было бы позором не припрятать оставшееся мясо, поэтому он стащил его под густой сосняк и пометил возле него, на случай, если сюда заберется деревенская собака. На следующую ночь оно будет еще съедобным.
Кровь и сочное мясо зарядили его энергией. Он снова почувствовал биение жизни, мышцы у него заиграли. Но на морде и животе у него была кровь, и что-то с этим нужно было сделать, прежде чем он вернется к открытому окну. Он бежал по лесу, нюхая воздух, и через какое-то время ощутил близость воды, а вскоре услышал ручеек, бегущий по камням. Он искупался в прохладной воде, катаясь в ручье, чтобы смыть всю кровь, начисто вылизал лапы, удостоверился, что под когтями нет крови. Потом налакался воды, утоляя жажду, и направился назад к дому.
Он превратился на краю леса и встал на две белые ноги. Бесшумно подошел к дому, приминая майскую травку, и влез через окно в свою комнату.
И тут же уловил ее запах. Корицы и кожи. Она была здесь, очерченная темно-голубым свечением, сидела в кресле в углу.
Он слышал, как у нее билось сердце, когда он появился около нее. Возможно, так же громко, как и у него.
— Сколько времени вы уже здесь? — спросил он.
— Уже час. — Она сделала героическое усилие, чтобы голос ее звучал спокойно. — Может, чуть дольше. — На этот раз голос ей изменил.
— Вы так долго ждали меня? Я польщен.
— Я…
Решила заглянуть и посмотреть на вас. — Она прокашлялась, будто бы вполне логично переходя к следующему вопросу. — Майкл, а где были вы?
— Просто ходил. Гулял. Я не стал пользоваться дверью, потому что…
Думал, что могу разбудить всех в столь поздний час…
— Уже четвертый час утра, — прервала его Чесна. — А почему вы раздеты?
— Я никогда не одеваюсь после полуночи. Это против моих убеждений.
Она встала.
— Не пытайтесь удивлять меня! Ничего удивительного в этом нет! Боже мой! Вы сошли с ума или я? Когда я увидела, что вас нет…
И окно открыто, я не знала, что и подумать!
Майкл аккуратно закрыл окно.
— Что же вы подумали?
— Что…
Вы…
Я не знаю, это просто слишком вульгарно!
Он повернулся к ней лицом.
— Что я — кто? — спросил он спокойно.
Чесна начала произносить это слово. Но оно застряло у нее в горле.
— Как вам…
Удалось найти наш лагерь той ночью? — выдавила она из себя. — В темноте. В лесу, абсолютно вам незнакомом. После того, как вы провели двенадцать дней на голодном пайке. Как? Скажите мне, Майкл, как?
— Я же вам рассказывал.
— Нет, не рассказывали. Вы сделали вид, что рассказали, а я вам это позволила. Может быть потому, что этому не было разумных объяснений. И теперь я прихожу в вашу комнату, застаю окно раскрытым, а постель пустой! Вы влезаете внутрь, раздетый, и пытаетесь отделаться шутками.
Майкл пожал плечами.
— Что еще остается делать, если тебя застали без штанов?
— Вы мне так и не ответили. Где вы были?
Он заговорил спокойно, тщательно взвешивая слова.
— Мне нужно было немного позаниматься физическими упражнениями. Кажется, доктор Стронберг полагает, что я не готов к чему-нибудь физически более тяжелому, чем игра в шахматы, хотя, между прочим, я обыграл его сегодня со счетом три-два. Как бы то ни было, прошлой, а так же и этой ночью я ходил и гулял. Я решил не одеваться, потому что ночь была ясная и теплая, и я хотел, чтобы подышала кожа. Разве это так ужасно?
Чесна мгновение не отвечала. Потом:
— Вы вышли погулять даже после того, как я рассказала вам про волка?
— Когда лес так богат дичью, волк не нападает на человека.
— Какой дичью, Майкл? — спросила она.
Он моментально придумал.
— А разве я не говорил вам? Вчера днем я видел из окна двух оленей.
— Нет, не говорили. — Она стояла очень тихо, достаточно близко к двери, чтобы при необходимости успеть к ней. — У того волка, которого я видела…
Были зеленые глаза. Как у вас. И черная шерсть. Доктор Стронберг живет тут почти тридцать пять лет и никогда не слыхал, чтобы в здешних местах водились волки. Фриц родился в деревне менее чем в пятидесяти километрах к северу отсюда, и он тоже никогда не слыхал про волков в этой местности. Разве не странно?
— Волки иногда мигрируют. Я слышал что-то подобное. — Он улыбнулся в темноте, но в голосе у него было напряжение. — Волк с зелеными глазами? Хм. Чесна, на что вы намекаете?
Момент истины, подумала Чесна. На что она намекает? На то, что этот человек — этот британский агент, родившийся в России — сказочный гибрид человека и зверя? Что он — живой экземпляр того существа, о котором она прочитала в книге сказок? Человек, который может превращаться в волка и бегать на четырех лапах? Может быть, Майкл Галатин человек весьма неординарный, возможно, у него действительно острое обоняние и еще более острое чувство ориентации, но…
Оборотень?
— Расскажите мне, о чем вы думаете? — сказал Майкл, придвигаясь к ней ближе. Под его весом доска в полу слабо скрипнула. Исходящий от Чесны аромат опьянил его. Она отступила на шаг. Он остановился. — Вы меня не боитесь, да?
— А что, я не должна? — В ее голосе дрожь.
— Нет. Я вас не обижу. — Он опять двинулся к ней, и на этот раз она не тронулась с места.
Он встал прямо перед ней, даже в сумраке она видела его зеленые глаза. Они были голодные, и пробуждали голод в ней самой.
— Зачем вы этой ночью пришли в мою комнату? — спросил Майкл, приблизив к ней свое лицо.
— Я…
Я же сказала, что…
Хотела заглянуть…
— Нет, — мягко прервал он ее. — Это не настоящая причина, верно?
Она заколебалась, сердце у нее забилось, и, когда Майкл обвил ее руками, покачала головой.
Их губы встретились и слились. Чесна подумала, что у нее, должно быть, действительно кружится голова, потому что ей показалось, будто она уловила привкус крови на его языке. Но через мгновение медянистый привкус исчез, и она вцепилась ему в спину, прижавшись к нему, со все возрастающим возбуждением. Его эрекция была уже крепкой, биение крови в его члене отдавалось ей в пальцы, когда она ласкала его. Майкл медленно расстегнул ее ночную рубашку, их поцелуи были глубоки и настойчивы, а затем коснулся языком ложбинки между грудями и мягко, дразняще водил языком от грудей к горлу. Она ощутила, как по коже у нее пошли пупырышки, ощущение, которое заставило ее от удовольствия раскрыть рот. Человек или зверь, он был тем, кто был ей нужен.
Ночная сорочка упала к ее ногам. Она переступила через ее складки, и Майкл поднял Чесну на руки и понес ее на кровать.
На этой белой поверхности их тела переплелись. Жар встретился с жаром, и они глубоко соединились. Ее влажная нежность охватила его, плечи прижались к его плечам, а его бедра двигались медленными кругами, поднимавшимися и опускавшимися с нежностью и силой. Майкл лежал на спине, Чесна, расставив ноги, на нем, пружины кровати стонали под ними обоими. Он выгнул позвоночник, поднимая ее, в то время как она держала его глубоко в себе, и на вершине этой дуги их тела одновременно задрожали сладкой горячей дрожью, которая вызвала вскрик у Чесны и легкие подрагивания у Майкла.
Они лежали вместе, голова Чесны покоилась на плече Майкла, и беседовали вполголоса. Война, по крайней мере на короткое время, отступила. Может быть, она потом уедет в Америку, сказала Чесна. Она никогда не видела Калифорнию, и вероятно, что это то место, где она сможет начать все с начала. Есть ли у него кто-нибудь, нетерпеливо ждущий его возвращения в Англии? — спросила она, и он сказал, что никого. Но именно Англия — его дом, сказал он ей, и он вернется туда, когда их миссия закончится.
Чесна пальцем водила по его бровям и тихо смеялась.
— Что смешного? — спросил он.
— О…
Ничего. Просто…
Ну, ты не поверишь, о чем я подумала, когда увидела, как ты влезаешь в окно.
— Хотел бы знать.
— Это действительно безумие. Я подумала, что мое воображение разыгралось сверх меры, особенно с тех пор, как средь бела дня меня до смерти напугал волк. — Она перевела взгляд на волосы на его груди. — Но я думала — не смейся — что ты вполне мог бы быть… — она заставила себя сказать это слово, — оборотнем.
— Именно таков я и есть, — сказал он и посмотрел ей в глаза.
— О, таков? — она улыбнулась. — Я всегда подозревала, что вы больше животное, чем барон.
Он издал звук рычания, придушенный в горле, и его рот впился в ее.
На этот раз их любовное слияние было более нежным, но не менее страстным. Язык Майкла щедрее ласкал ее груди и игриво и непринужденно прогуливался по простору ее тела. Чесна прижималась к нему руками и ногами, когда он мягко входил в нее. Она настаивала, чтобы он вошел глубже, и, будучи джентльменом, он удовлетворил ее желание. Они лежали лицами друг к другу, сплав железа и шелка, и прижимались медленными толчками и круговыми движениями, как танцоры под музыку. Их тела вздрагивали и напрягались, чуть розовея от усилий. Чесна стонала, пока Майкл, встав над ней на четвереньках, дразнил языком ее нежные складочки, и когда она дошла почти до момента истощения, снова стал входить в нее, ей казалось, что она вот-вот разрыдается от полноты экстаза. Она дрожала, шепча его имя, и его ритм довел ее до состояния предельного восторга, который, тем не менее, продолжал усиливаться, Чесна будто бы спрыгнула со скалы и летела по воздуху, мерцающему всеми цветами радуги. Уверенные толчки Майкла не прервались, пока он не ощутил жаркий спазм, за которым последовало извержение, от которого, казалось, его позвоночник и мышцы растянулись почти до боли. Он остался в теле Чесны, угнездившись между ее бедрами, в то время как они целовались и шептались, а весь мир лениво вращался вокруг их постели.
На следующее утро доктор Стронберг объявил, что Майкл быстро идет на поправку. Лихорадка исчезла, синяки почти совсем рассосались. Лазарев тоже окреп и мог ходить вокруг дома на пока еще негнущихся ногах. Однако доктор Стронберг обратил свое внимание на Чесну, которая недостаточно выспалась прошлой ночью. Она заверила доктора, что чувствует себя прекрасно и этой ночью уж обязательно проспит не менее восьми часов.
После заката от дома отъехал коричневый автомобиль. Спереди сидели доктор Стронберг и Чесна, сзади — Майкл и Лазарев, оба в парашютных мешковатых, серо-зеленого цвета костюмах. Стронберг вел машину по узкой проселочной дороге на северо-восток. Поездка заняла около двадцати минут, затем Стронберг остановился на краю широкого поля и дважды включил и выключил фары. В ответ просигналили фонарем с противоположного края поля. Стронберг повел машину туда и остановил ее возле укрытия, загороженного несколькими деревьями.
На каркас из брусьев была натянута маскировочная сетка. К человеку с фонарем присоединились еще двое, все в простой крестьянской одежде. Они подняли край сетки и жестом пригласили гостей пройти внутрь.
— Вот он, — сказала Чесна, и в желтом свете фонаря Майкл увидел самолет.
Лазарев рассмеялся.
— Господи! — сказал он по-немецки, затем по-русски: