Страница:
Он последовал за ними до двухэтажного бетонного блочного дома недалеко от центра фабрики. Здесь тоже окна были закрыты ставнями. Майкл понаблюдал, как Блок и Бутц забрались по металлической лестнице и вошли через дверь на втором этаже. Дверь за ними закрылась. Майкл залег, выжидая, когда они выйдут, но время шло, а они не появлялись. Через два часа рассветет. Пора было возвращаться в волчий город. Майкл вернулся к месту, где прокопал себе лазейку. На этот раз он еще углубил ее, чтобы могло пролезть человеческое тело. Из-под лап летела земля, потом он проскочил под оградой и побежал в лес.
Рыжая волчица, думавшая лишь о том, какая она хитрая, вышла из кустов и стала следовать рядом с ним. Майкл прогнал ее, а затем постарался добраться до своих вещей и совершить превращение до того, как она слишком приблизится.
На двух ногах, одетый, с рюкзаком на спине и «Шмайсером» на плече, Майкл бежал по дороге назад в волчий город. Чесна поднялась с того места, где пряталась за стеной из осыпавшихся камней, автомат ее был нацелен на приближавшуюся фигуру. В следующий момент она увидела, что это Майкл. Лицо его было забрызгано грязью.
— Я нашел, как попасть внутрь, — сказал он ей. — Пошли.
Глава 6
Глава 7
Рыжая волчица, думавшая лишь о том, какая она хитрая, вышла из кустов и стала следовать рядом с ним. Майкл прогнал ее, а затем постарался добраться до своих вещей и совершить превращение до того, как она слишком приблизится.
На двух ногах, одетый, с рюкзаком на спине и «Шмайсером» на плече, Майкл бежал по дороге назад в волчий город. Чесна поднялась с того места, где пряталась за стеной из осыпавшихся камней, автомат ее был нацелен на приближавшуюся фигуру. В следующий момент она увидела, что это Майкл. Лицо его было забрызгано грязью.
— Я нашел, как попасть внутрь, — сказал он ей. — Пошли.
Глава 6
Добраться от волчьего города к фабрике на человеческих ногах было куда труднее, чем на волчьих лапах, это Майкл понял очень скоро. Пока он, Чесна и Лазарев шли через лес, он слышал вокруг себя какие-то звуки. Рыжая волчица привела своих из стаи. Китти осталась, чтобы смотреть за лодкой, а также потому, что ее туша была плохо приспособлена для передвижения ползком. Лазарев дергался при малейшем шуме, реальном или воображаемом, и Майклу пришлось удостовериться, что русский поставил свое оружие на предохранитель и не держит палец на спусковом крючке.
Майкл первым пролез под оградой. Потом полез Лазарев, ругаясь шепотом, что родился он дураком, но умирать как дурак не хочет. Затем полезла Чесна, в уме ее вертелся вопрос: как Майкл мог выкопать такую яму без лопаты. Под покровом зарослей аллеи они остановились, чтобы вынуть из рюкзаков запасные обоймы и по две гранаты. Обоймы рассовали по карманам парок, а гранаты пристегнули к ремням «Шмайсеров». Потом они опять двинулись, жмясь к стенам, с Майклом во главе.
Он повел их к строению, где работали заключенные. Двое охранников были для них весьма незначительным препятствием, а сведения о фабрике было можно было получить как от этих охранников, так и от заключенных. Но при этом он старался не совершать опрометчивых действий, каждый шаг делался осторожно, за каждым поворотом могла быть опасность. Около того строения, к которому они направлялись, Майкл услышал шум приближающихся шагов. И показал Чесне и Лазареву лечь, присел на углу аллеи и стал ждать. Одинокий проходящий солдат собирался уже было завернуть за угол, но как только Майкл увидел, что показались его колени, он вскочил с земли, резко бросился к солдату и двинул прикладом ему в подбородок. От удара солдат подлетел в воздух и упал спиной на мостовую, несколько раз дернулся и успокоился. Они оттащили его в сторону, затем Лазарев вытащил у солдата нож и перерезал ему горло. Глаза Лазарева довольно сверкнули при виде крови, и он спрятал нож у себя под паркой.
В то же самое мгновение нож использовался и в волчьем городе. Китти с помощью своего кривого ножа отрезала от куска сушеного мяса мелкие кусочки — такого размера, чтобы сразу класть в рот. Начав жевать один из них, она вдруг услышала где-то в деревне волчий вой.
Он был высоким пронзительным, эхом отозвался в бухте и окончился коротким стаккато лающих звуков. Она взяла фонарь и, держа нож наготове, вышла в холодный туман. Не было слышно ни звука, кроме волн, лижущих волнолом. Китти постояла некоторое время, медленно всматриваясь в ту сторону, откуда доносился вой. Волк издал другие звуки: серию резких тявканий. Китти пошла прочь от дома, двигаясь в сторону бухты. Ее сапоги чавкали по черной тине, в которой скрывались где-то кости ее семьи. Выйдя к бухте, она включила фонарь, и тут нашла темно-серую резиновую лодку, привязанную рядом с ее собственной. В ней были три пары весел.
Нож Китти пронзил резину в десятке мест. Лодка забулькала, корчась, и затонула. Потом она полубегом двинулась на тяжелых ногах обратно к своему дому. Войдя в дверь, она почуяла их колбасно-пивной пот и остановилась перед куда более опасными, чем волки, зверями. Один из одетых в черное парней-нацистов движением винтовки пока — зал на нее и залопотал какую-то тарабарщину. Как мог человеческий язык издавать такие звуки? — поразилась Китти. Другие два солдата тоже направили на нее винтовки, лица вымазаны маскировочной краской. Эти парни-нацисты знали, что здесь кто-то есть, догадалась она. Они прибыли специально для того, чтобы напасть.
Такой возможности она им не предоставит. Она ухмыльнулась, ее голубые нордические глаза блеснули, и сказала:
— Пожалуйте! — поднимая при этом нож, а затем метнулась вперед.
Майкл, Лазарев и Чесна забрались на крышу цеха. Они прошли по надземному переходу и спустились по лестничной клетке. — Следи, куда направляешь эту штуку! — шепнул Майкл Лазареву, когда ствол оружия Лазарева стал беспорядочно блуждать. Он провел их мимо сваленного в кучу оборудования, и через мгновение они увидели двух солдат, увлекшихся игрой в карты. Заключенные изготавливали ящики, пилили, колотили молотками, гордые за свое плотницкое умение даже под присмотром нацистов.
— Подождите! — сказал Майкл Чесне и Лазареву, а затем пополз поближе к охранникам. Один из заключенных уронил гвоздь, опустился, чтобы достать его, и увидел человека, ползшего по полу на животе. Заключенный издал тихий изумленный вздох, и от этого еще один посмотрел в сторону Майкла.
— Четыре туза! — радостно закричал выигравший охранник, раскладывая карты на столе. — Ну, побейте-ка меня!
— Сам напросился, — сказал Майкл, поднимаясь позади него и ударяя по голове прикладом своего «Шмайсера». Охранник застонал и повалился, рассыпая карты. Второй потянулся к винтовке, но неподвижно застыл, когда дуло «Шмайсера» коснулось его шеи. — На пол, — сказал Майкл. Стань на колени, руки за голову.
Солдат подчинился. Весьма поспешно.
Подошли Чесна и Лазарев; Лазарев ткнул лежавшего без сознания человека носком сапога в ребра. Когда тот тихо простонал, он пнул его так, чтобы он опять потерял сознание.
— Не убивайте меня! — молил человек на коленях. — Пожалуйста! Я же ничего никому не делал!
— Сиди тихо, иначе мы быстро сделаем тебя безголовым! — сказал Лазарев, прикладывая лезвие ножа к дрожащему кадыку человека.
— Если ему перерезать горло, то он не сможет отвечать на вопросы, — сказала русскому Чесна. Она приставила ко лбу солдата дуло своего автомата и щелкнула затвором. Глаза солдата округлились от ужаса. — Я думаю, теперь он весь внимание. — Майкл оглядел заключенных, которые перестали работать и стояли в шоке от удивления и замешательства. — Для чего предназначены эти ящики? — спросил он охранника.
— Не знаю.
— Лжешь, подонок! — Лазарев слегка надавил на нож, человек взвизгнул, струйка теплой крови потекла по его шее.
— Бомбы! Стофунтовые бомбы! Вот все, что я знаю.
— Их двадцать четыре? По бомбе в каждом ящике?
— Да! Да! Пожалуйста, не убивайте меня!
— Они должны быть упакованы для перевозки в том «Мессершмите», который стоит на поле?
Человек кивнул, воротник его формы краснел.
— Для перевозки, куда? — настаивал Майкл.
— Не знаю. — Еще нажим на лезвие. Человек захрипел. — Клянусь, я действительно не знаю.
Майкл ему поверил.
— Чем заряжены бомбы?
— Мощной взрывчаткой. Что еще может быть внутри бомбы?
— Нечего острить, — предупредила Чесна, голос у нее был четкий и деловой. — Только отвечай на вопросы.
— Этот дурак и сам не знает. Он всего лишь охранник.
Они посмотрели на говорившего. Это был тот самый тщедушный на вид заключенный с седыми волосами и в очках с проволочной оправой. Он подошел на несколько шагов ближе и заговорил на немецком языке с сильным венгерским акцентом. — Там будет некий вполне определенный газ вида. Вот что будет внутри бомб. Я здесь уже больше шести месяцев, и я видел, что он может делать.
— Я тоже видел, — сказал Майкл. — Он сжигает плоть.
Мужчина слабо улыбнулся, в его улыбке была горечь. — Сжигает плоть, — повторил он. — О, он делает гораздо больше, чем просто сжигает плоть, мой друг. Он заставляет плоть пожирать саму себя, как рак. Я это знаю. Мне пришлось сжечь несколько тел. В том числе тело моей жены. — Он моргнул, глаза его стали влажными. — Но она сейчас в более хорошем месте, чем это. Для меня каждый день, проведенный здесь — пытка. — Он поглядел на молоток, который держал в руке, затем бросил его на бетонный пол и вытер руку о штанину.
— Где эти бомбы хранятся? — спросил его Майкл.
— Этого я не знаю. Где-то в глубине фабрики. Рядом с большой трубой есть белое строение. Другие говорят, что именно там получают газ.
— Другие? — спросила Чесна. — Сколько всего здесь заключенных?
— Восемьдесят четыре. Нет, нет, постойте. — Он задумался. — Две ночи назад умер Данилка. Восемьдесят три. Когда я только прибыл сюда, здесь было больше четырехсот, но… — Он пожал плечами, глаза его нашли Майкла. — Вы прибыли спасать нас?
Майкл не знал, что ответить. Он решил, что лучше сказать правду. — Нет.
— А, — кивнул заключенный. — Тогда, значит, из-за газа, верно? Вы здесь из-за него? Ну, это хорошо. Мы-то уже все равно мертвые. Если эта штука когда-нибудь выйдет отсюда, я с дрожью…
Что-то забарабанило в ворота из рифленой жести.
Сердце у Майкла дрогнуло, а Лазарев дернулся так, что лезвие еще глубже вышло в шею солдата. Чесна отвела ствол автомата ото лба солдата, оставив там, где он прижимался, белый кружок, и направила оружие в сторону ворот.
Снова что-то ударило по металлу. Приклад винтовки или полицейская дубинка, — подумал Майкл. Вслед за этим раздался голос:
— Эй, Рейнхарт! Открывай!
Солдат прохрипел:
— Это меня зовут.
— Нет, не его, — сказал седоволосый заключенный. — Его зовут Карслен. Рейнхарт — на полу.
— Рейнхарт! — кричал солдат снаружи. — Открывай, черт тебя побери! Мы знаем, что эта красотка у тебя!
Женщина-заключенная, та самая, которую толкнули винтовкой, с бледным лицом, обрамленным черными волосами, как камея, взялась за молоток. Костяшки пальцев на рукоятке побелели.
— Ну, давай же, будь другом! — Это был другой голос. — Зачем ты утащил ее себе?
— Скажи им убираться прочь, — приказала Чесна. Глаза у нее были жесткие, но в голосе чувствовалось беспокойство.
— Нет, — сказал Майкл. — Они придут тем же путем, каким пришли мы. Вставай на ноги. — Карслен встал. — К воротам. Ну, шевелись. — Он пошел за нацистом, Чесна тоже. Майкл прижал ствол автомата к его позвоночнику. — Скажи им, чтобы подождали минуту.
— Подождите минуту, — крикнул Карслен.
— Ну, так-то лучше! — сказал один из людей снаружи. — Вы, сволочи, думали, что сможете обмануть нас, да?
Ворота поднимались лебедкой, приводимой в действие маховиком. Майкл отступил в сторону. — Поднимай ворота, медленно. — Чесна уступила ему дорогу, Карслен подошел и стал вращать маховик. Ворота начали подниматься.
Но в этот момент Рейнхарт, который последние минуты просто притворялся, неожиданно сел у ног Лазарева, прижимая рукой два сломанных ребра, и ударил по стене рядом со столом с картами. Лазарев вскрикнул и ударил ножом, вонзив его в плечо Рейнхарта, но то, что случилось, исправить он уже не мог.
Кулак Рейнхарта ударился в красную кнопку на стене, к которой вела проводка, и где-то на крыше здания завыла сирена.
Ворота уже поднялись на четверть высоты, когда поднялась тревога. Майкл увидел четыре пары ног. Без колебаний он сбросил предохранитель и выпустил очередь пониже ворот, срезав двух солдат, завопивших и скорчившихся от боли. Карслен отпустил маховик и попытался проскочить под воротами, когда они снова стали опускаться, но очередь из автомата Чесны скосила его, а затем ворота зажали ему ноги.
Лазарев еще раз ударил Рейнхарта, свирепо и сильно. Немец скорчился, лицо его превратилась в маску из мяса, но сирена продолжала выть. Черноволосая фигура метнула позади них, женщина подняла молоток и разнесла кнопку сигнализации на куски. Однако сигнализация уже сработала, сирена от этого не смолкла.
— Выбирайтесь отсюда, пока можно! — закричал седоволосый заключенный. — Бегите!
Размышлять было некогда. Эта сирена призовет на их головы всю охрану фабрики. Майкл побежал к лестничной клетке, Чесна следовала в нескольких шагах от него, Лазарев замыкал тыл. Они выскочили на крышу, но к ним по подвесному переходу с другого здания уже бежали два солдата. Майкл выстрелил, Чесна тоже. Пули высекли искры, отскакивая от ограждения надземного перехода, но солдаты тут же упали. Затрещали их винтовки, пули засвистели над головами. Майкл увидел еще одну пару солдат, приближающуюся по надземному переходу от строения позади них. Один из этих солдат сделал выстрел, который пробил парку Чесны, выбив клок пуха.
Майкл выдернул чеку гранату, чуть подержал ее, в то время как солдаты подобрались поближе. Рядом с ним отскочила, взвизгнул, пуля. Он запустил гранатой в тех двоих, которые подбирались сзади, и спустя три секунды прогремел взрыв; белая вспышка, задергались две растерзанные фигуры. Лазарев повернулся к другой паре солдат, впереди них, и выпустил короткую очередь, от которой из черепицы на крыше полетели искры. Майкл увидел еще трех солдат, подпиравшихся к ним по переходу сзади. Загремел автомат Чесны, солдаты залегли, пули рикошетом отлетали от ограждения.
Крыша стала напоминать осиное гнездо. Слева от Майкла пуля ударила в черепицу, другая проскочила в пяти дюймах от его лица. Чесна вдруг вскрикнула и опустилась на крышу.
— Я ранена, — сказала она, стиснув зубы от боли и ярости. — Проклятье! — она зажимала правую лодыжку, на ее пальцах была кровь. Лазарев выпустил очередь сначала в одну сторону, потом в другую.
Вскрикнул солдат и, перевалившись через ограждение, свалился на мостовую в двадцати футах внизу. Майкл нагнулся, чтобы помочь Чесне встать, и когда сделал это, то почувствовал, как пуля дернула его за парку. Выбора не было, им нужно было возвращаться на лестничную клетку, пока их не раскроили перекрестным огнем.
Он помог Чесне подняться на ноги. Она стреляла по солдатам позади них, даже когда Майкл вел ее к двери на лестничную клетку. Пуля ударила рядом с Лазаревым по ограждению перехода, металлические крошки вонзились в его подбородок и щеку. Он отступил, полив пулями крышу. Когда они спустились на лестничную клетку, пули исполосовали дверь и сорвали ее с петель. Майкл почувствовал обжигающий укус в левую руку и понял, что пуля прошла сквозь ладонь. Рука его онемела, пальцы помимо воли дергались. Он продолжал поддерживать Чесну, и все они двигались обратно вниз по лестнице к цеху. Наверху лестницы появились два здоровенных солдата, и Лазарев срезал их, прежде чем они успели наставить оружие. Тела их стали сползать друг за другом вниз по ступенькам. Другие солдаты вползли на лестничную клетку, через несколько секунд туда полетела граната и взорвалась, выбросив сноп пламени. Но Майкл, Чесна и Лазарев были уже в рабочем помещении цеха, где заключенные укрылись под оборудованием и за бочками со смазкой. Солдаты сбежали по лестнице вниз на задымленную лестницу и стали стрелять в цех. Майкл оглянулся на металлические ворота. Другая группа солдат пыталась поднять их, крутя рукоятку с другой стороны, а также просунув пальцы под их нижним краем. Пока одни старались сделать это, другие стреляли в цех через зазор, расположенный на уровне пола. Майкл выпустил Чесну, которая упала на колени, на лице ее от боли сверкал пот, и вставил в свой автомат обойму. Из руки струилась кровь, рана была идеально круглым отверстием. Он выпустил очередь по щели снизу ворот, и немцы отползли от них. Сирена перестала выть. Перекрывая шум стрельбы, прозвучал резкий голос:
— Прекратить стрельбу! Прекратить стрельбу!
Стрельба пошла на убыль и прекратилась.
Майкл скрючился за лебедкой, а Чесна и Лазарев укрылись за бочками со смазкой. Майкл слышал испуганные стоны некоторых заключенных и звяканье перезаряжаемого оружия. По цеху плыло марево голубого дыма, неся с собой едкий запах пороха.
Через мгновение из-за металлических ворот раздался усиленный громкоговорителем голос:
— Барон? Пора бы вам и Чесне бросить оружие. Ваша игра закончилась!
Майкл посмотрел на Чесну, и их взоры встретились. Это был голос Эриха Блока. Как он узнал?
— Барон? — продолжал Блок. — Вы — неглупый человек. Явно неглупый. Вам известно, что теперь здание окружено и для вас нет никакого пути, чтобы выбраться. Мы возьмем вас в любом случае. — Он помолчал, давая им время подумать. Потом:
— Чесна, дорогая. Конечно, вы понимаете свое положение. Бросайте оружие — и мы поговорим по-доброму. Чесна осмотрела на своей лодыжке рану с посиневшими краями. Ее толстый шерстяной носок намок от крови, боль была мучительной. Пробита кость, подумала она. Ей было вполне понятно ее положение.
— Что будем делать? — спросил Лазарев с ноткой испуга в голосе. Из прочерченных осколками царапин на бороду стекала кровь.
Чесна сбросила рюкзак и расстегнула верхний клапан.
— Барон, вы снова меня изумляете! — сказал Блок. — Мне бы очень хотелось узнать, как удалось устроить ваш побег из Фалькенхаузена? Испытываю к вам глубочайшее уважение.
Майкл увидел, как рука Чесны потянулась к пакетику. Она вынула квадратик вощеной бумаги.
Капсулы с цианидом.
— Нет! — Лазарев схватил ее за руку. — Есть другой способ.
Она затрясла головой, вырываясь. — Вы знаете, что его нет, — сказала она и стала разворачивать пакетик.
Майкл подполз к ней.
— Чесна! Мы еще можем пробиться! У нас еще есть гранаты!
— У меня сломана лодыжка. Как я смогу выбраться отсюда? Ползком? Он схватил ее за запястье, не давая положить капсулу в рот. — Я понесу тебя.
Она слабо улыбнулась, глаза ее помутнели от боли. — Да, — сказала она. — Верю, что понес бы. — Она коснулась его щеки и пробежала пальцами по его губам. — Но это нам не поможет, верно? Нет. Я не хочу, чтобы меня посадили в клетку и пытали, как зверя. Я слишком много знаю. Из-за меня могут приговорить десяток других к…
Что-то звякнуло о пол в пятнадцати футах от них. Майкл посмотрел в ту сторону, сердце его забилось, и он увидел, что один из солдат с лестничной клетки только что бросил гранату.
Она взорвалась прежде, чем кто-нибудь из них успел пошевелиться. Из нее брызнуло пламя, раздался хлопок, яркая вспышка, потом из гранаты повалил молочно-белый дым. То, что это был не дым, Майкл понял уже в следующую секунду. У него было тошнотворно-сладкий, похожий на апельсиновый запах — запах химикатов.
Хлопнула вторая граната, рядом с первой. Чесна, глаза у которой слезились, поднесла капсулу с цианидом ко рту. Майкл не мог этого вынести. К добру или не к добру, он выбил капсулу из ее руки.
Едкий дым накрыл их как занавес. Лазарев кашлял и задыхался, пытался встать на ноги, слезы слепили ему глаза, руки молотили по клубам дыма. Майкл чувствовал себя так, будто его легкие раздулись и он не мог сделать вдох. Он слышал, как кашляла и задыхалась Чесна, она приникла к нему, когда он попытался поднять ее. Но воздух у него кончился, а дым был такой густой, что чувство ориентации нарушилось. Тоже одно из изобретений Гильдебранда, подумал Майкл и, ослепший и плачущий, упал на колени. Он слышал, как кашляли заключенные, тоже попавшие под действие газа. В дыму перед ним появилась фигура солдата в противогазе. Он наставил винтовку на голову Майкла.
Чесна возле него обмякла, тело ее задергалось. Майкл упал на нее, пытаясь опять подняться, но силы ему изменили. Чем бы ни были эти химикаты, они были сильны. И тут, морщась от вони гнилых апельсинов, Майкл Галатин выключился.
Майкл первым пролез под оградой. Потом полез Лазарев, ругаясь шепотом, что родился он дураком, но умирать как дурак не хочет. Затем полезла Чесна, в уме ее вертелся вопрос: как Майкл мог выкопать такую яму без лопаты. Под покровом зарослей аллеи они остановились, чтобы вынуть из рюкзаков запасные обоймы и по две гранаты. Обоймы рассовали по карманам парок, а гранаты пристегнули к ремням «Шмайсеров». Потом они опять двинулись, жмясь к стенам, с Майклом во главе.
Он повел их к строению, где работали заключенные. Двое охранников были для них весьма незначительным препятствием, а сведения о фабрике было можно было получить как от этих охранников, так и от заключенных. Но при этом он старался не совершать опрометчивых действий, каждый шаг делался осторожно, за каждым поворотом могла быть опасность. Около того строения, к которому они направлялись, Майкл услышал шум приближающихся шагов. И показал Чесне и Лазареву лечь, присел на углу аллеи и стал ждать. Одинокий проходящий солдат собирался уже было завернуть за угол, но как только Майкл увидел, что показались его колени, он вскочил с земли, резко бросился к солдату и двинул прикладом ему в подбородок. От удара солдат подлетел в воздух и упал спиной на мостовую, несколько раз дернулся и успокоился. Они оттащили его в сторону, затем Лазарев вытащил у солдата нож и перерезал ему горло. Глаза Лазарева довольно сверкнули при виде крови, и он спрятал нож у себя под паркой.
В то же самое мгновение нож использовался и в волчьем городе. Китти с помощью своего кривого ножа отрезала от куска сушеного мяса мелкие кусочки — такого размера, чтобы сразу класть в рот. Начав жевать один из них, она вдруг услышала где-то в деревне волчий вой.
Он был высоким пронзительным, эхом отозвался в бухте и окончился коротким стаккато лающих звуков. Она взяла фонарь и, держа нож наготове, вышла в холодный туман. Не было слышно ни звука, кроме волн, лижущих волнолом. Китти постояла некоторое время, медленно всматриваясь в ту сторону, откуда доносился вой. Волк издал другие звуки: серию резких тявканий. Китти пошла прочь от дома, двигаясь в сторону бухты. Ее сапоги чавкали по черной тине, в которой скрывались где-то кости ее семьи. Выйдя к бухте, она включила фонарь, и тут нашла темно-серую резиновую лодку, привязанную рядом с ее собственной. В ней были три пары весел.
Нож Китти пронзил резину в десятке мест. Лодка забулькала, корчась, и затонула. Потом она полубегом двинулась на тяжелых ногах обратно к своему дому. Войдя в дверь, она почуяла их колбасно-пивной пот и остановилась перед куда более опасными, чем волки, зверями. Один из одетых в черное парней-нацистов движением винтовки пока — зал на нее и залопотал какую-то тарабарщину. Как мог человеческий язык издавать такие звуки? — поразилась Китти. Другие два солдата тоже направили на нее винтовки, лица вымазаны маскировочной краской. Эти парни-нацисты знали, что здесь кто-то есть, догадалась она. Они прибыли специально для того, чтобы напасть.
Такой возможности она им не предоставит. Она ухмыльнулась, ее голубые нордические глаза блеснули, и сказала:
— Пожалуйте! — поднимая при этом нож, а затем метнулась вперед.
Майкл, Лазарев и Чесна забрались на крышу цеха. Они прошли по надземному переходу и спустились по лестничной клетке. — Следи, куда направляешь эту штуку! — шепнул Майкл Лазареву, когда ствол оружия Лазарева стал беспорядочно блуждать. Он провел их мимо сваленного в кучу оборудования, и через мгновение они увидели двух солдат, увлекшихся игрой в карты. Заключенные изготавливали ящики, пилили, колотили молотками, гордые за свое плотницкое умение даже под присмотром нацистов.
— Подождите! — сказал Майкл Чесне и Лазареву, а затем пополз поближе к охранникам. Один из заключенных уронил гвоздь, опустился, чтобы достать его, и увидел человека, ползшего по полу на животе. Заключенный издал тихий изумленный вздох, и от этого еще один посмотрел в сторону Майкла.
— Четыре туза! — радостно закричал выигравший охранник, раскладывая карты на столе. — Ну, побейте-ка меня!
— Сам напросился, — сказал Майкл, поднимаясь позади него и ударяя по голове прикладом своего «Шмайсера». Охранник застонал и повалился, рассыпая карты. Второй потянулся к винтовке, но неподвижно застыл, когда дуло «Шмайсера» коснулось его шеи. — На пол, — сказал Майкл. Стань на колени, руки за голову.
Солдат подчинился. Весьма поспешно.
Подошли Чесна и Лазарев; Лазарев ткнул лежавшего без сознания человека носком сапога в ребра. Когда тот тихо простонал, он пнул его так, чтобы он опять потерял сознание.
— Не убивайте меня! — молил человек на коленях. — Пожалуйста! Я же ничего никому не делал!
— Сиди тихо, иначе мы быстро сделаем тебя безголовым! — сказал Лазарев, прикладывая лезвие ножа к дрожащему кадыку человека.
— Если ему перерезать горло, то он не сможет отвечать на вопросы, — сказала русскому Чесна. Она приставила ко лбу солдата дуло своего автомата и щелкнула затвором. Глаза солдата округлились от ужаса. — Я думаю, теперь он весь внимание. — Майкл оглядел заключенных, которые перестали работать и стояли в шоке от удивления и замешательства. — Для чего предназначены эти ящики? — спросил он охранника.
— Не знаю.
— Лжешь, подонок! — Лазарев слегка надавил на нож, человек взвизгнул, струйка теплой крови потекла по его шее.
— Бомбы! Стофунтовые бомбы! Вот все, что я знаю.
— Их двадцать четыре? По бомбе в каждом ящике?
— Да! Да! Пожалуйста, не убивайте меня!
— Они должны быть упакованы для перевозки в том «Мессершмите», который стоит на поле?
Человек кивнул, воротник его формы краснел.
— Для перевозки, куда? — настаивал Майкл.
— Не знаю. — Еще нажим на лезвие. Человек захрипел. — Клянусь, я действительно не знаю.
Майкл ему поверил.
— Чем заряжены бомбы?
— Мощной взрывчаткой. Что еще может быть внутри бомбы?
— Нечего острить, — предупредила Чесна, голос у нее был четкий и деловой. — Только отвечай на вопросы.
— Этот дурак и сам не знает. Он всего лишь охранник.
Они посмотрели на говорившего. Это был тот самый тщедушный на вид заключенный с седыми волосами и в очках с проволочной оправой. Он подошел на несколько шагов ближе и заговорил на немецком языке с сильным венгерским акцентом. — Там будет некий вполне определенный газ вида. Вот что будет внутри бомб. Я здесь уже больше шести месяцев, и я видел, что он может делать.
— Я тоже видел, — сказал Майкл. — Он сжигает плоть.
Мужчина слабо улыбнулся, в его улыбке была горечь. — Сжигает плоть, — повторил он. — О, он делает гораздо больше, чем просто сжигает плоть, мой друг. Он заставляет плоть пожирать саму себя, как рак. Я это знаю. Мне пришлось сжечь несколько тел. В том числе тело моей жены. — Он моргнул, глаза его стали влажными. — Но она сейчас в более хорошем месте, чем это. Для меня каждый день, проведенный здесь — пытка. — Он поглядел на молоток, который держал в руке, затем бросил его на бетонный пол и вытер руку о штанину.
— Где эти бомбы хранятся? — спросил его Майкл.
— Этого я не знаю. Где-то в глубине фабрики. Рядом с большой трубой есть белое строение. Другие говорят, что именно там получают газ.
— Другие? — спросила Чесна. — Сколько всего здесь заключенных?
— Восемьдесят четыре. Нет, нет, постойте. — Он задумался. — Две ночи назад умер Данилка. Восемьдесят три. Когда я только прибыл сюда, здесь было больше четырехсот, но… — Он пожал плечами, глаза его нашли Майкла. — Вы прибыли спасать нас?
Майкл не знал, что ответить. Он решил, что лучше сказать правду. — Нет.
— А, — кивнул заключенный. — Тогда, значит, из-за газа, верно? Вы здесь из-за него? Ну, это хорошо. Мы-то уже все равно мертвые. Если эта штука когда-нибудь выйдет отсюда, я с дрожью…
Что-то забарабанило в ворота из рифленой жести.
Сердце у Майкла дрогнуло, а Лазарев дернулся так, что лезвие еще глубже вышло в шею солдата. Чесна отвела ствол автомата ото лба солдата, оставив там, где он прижимался, белый кружок, и направила оружие в сторону ворот.
Снова что-то ударило по металлу. Приклад винтовки или полицейская дубинка, — подумал Майкл. Вслед за этим раздался голос:
— Эй, Рейнхарт! Открывай!
Солдат прохрипел:
— Это меня зовут.
— Нет, не его, — сказал седоволосый заключенный. — Его зовут Карслен. Рейнхарт — на полу.
— Рейнхарт! — кричал солдат снаружи. — Открывай, черт тебя побери! Мы знаем, что эта красотка у тебя!
Женщина-заключенная, та самая, которую толкнули винтовкой, с бледным лицом, обрамленным черными волосами, как камея, взялась за молоток. Костяшки пальцев на рукоятке побелели.
— Ну, давай же, будь другом! — Это был другой голос. — Зачем ты утащил ее себе?
— Скажи им убираться прочь, — приказала Чесна. Глаза у нее были жесткие, но в голосе чувствовалось беспокойство.
— Нет, — сказал Майкл. — Они придут тем же путем, каким пришли мы. Вставай на ноги. — Карслен встал. — К воротам. Ну, шевелись. — Он пошел за нацистом, Чесна тоже. Майкл прижал ствол автомата к его позвоночнику. — Скажи им, чтобы подождали минуту.
— Подождите минуту, — крикнул Карслен.
— Ну, так-то лучше! — сказал один из людей снаружи. — Вы, сволочи, думали, что сможете обмануть нас, да?
Ворота поднимались лебедкой, приводимой в действие маховиком. Майкл отступил в сторону. — Поднимай ворота, медленно. — Чесна уступила ему дорогу, Карслен подошел и стал вращать маховик. Ворота начали подниматься.
Но в этот момент Рейнхарт, который последние минуты просто притворялся, неожиданно сел у ног Лазарева, прижимая рукой два сломанных ребра, и ударил по стене рядом со столом с картами. Лазарев вскрикнул и ударил ножом, вонзив его в плечо Рейнхарта, но то, что случилось, исправить он уже не мог.
Кулак Рейнхарта ударился в красную кнопку на стене, к которой вела проводка, и где-то на крыше здания завыла сирена.
Ворота уже поднялись на четверть высоты, когда поднялась тревога. Майкл увидел четыре пары ног. Без колебаний он сбросил предохранитель и выпустил очередь пониже ворот, срезав двух солдат, завопивших и скорчившихся от боли. Карслен отпустил маховик и попытался проскочить под воротами, когда они снова стали опускаться, но очередь из автомата Чесны скосила его, а затем ворота зажали ему ноги.
Лазарев еще раз ударил Рейнхарта, свирепо и сильно. Немец скорчился, лицо его превратилась в маску из мяса, но сирена продолжала выть. Черноволосая фигура метнула позади них, женщина подняла молоток и разнесла кнопку сигнализации на куски. Однако сигнализация уже сработала, сирена от этого не смолкла.
— Выбирайтесь отсюда, пока можно! — закричал седоволосый заключенный. — Бегите!
Размышлять было некогда. Эта сирена призовет на их головы всю охрану фабрики. Майкл побежал к лестничной клетке, Чесна следовала в нескольких шагах от него, Лазарев замыкал тыл. Они выскочили на крышу, но к ним по подвесному переходу с другого здания уже бежали два солдата. Майкл выстрелил, Чесна тоже. Пули высекли искры, отскакивая от ограждения надземного перехода, но солдаты тут же упали. Затрещали их винтовки, пули засвистели над головами. Майкл увидел еще одну пару солдат, приближающуюся по надземному переходу от строения позади них. Один из этих солдат сделал выстрел, который пробил парку Чесны, выбив клок пуха.
Майкл выдернул чеку гранату, чуть подержал ее, в то время как солдаты подобрались поближе. Рядом с ним отскочила, взвизгнул, пуля. Он запустил гранатой в тех двоих, которые подбирались сзади, и спустя три секунды прогремел взрыв; белая вспышка, задергались две растерзанные фигуры. Лазарев повернулся к другой паре солдат, впереди них, и выпустил короткую очередь, от которой из черепицы на крыше полетели искры. Майкл увидел еще трех солдат, подпиравшихся к ним по переходу сзади. Загремел автомат Чесны, солдаты залегли, пули рикошетом отлетали от ограждения.
Крыша стала напоминать осиное гнездо. Слева от Майкла пуля ударила в черепицу, другая проскочила в пяти дюймах от его лица. Чесна вдруг вскрикнула и опустилась на крышу.
— Я ранена, — сказала она, стиснув зубы от боли и ярости. — Проклятье! — она зажимала правую лодыжку, на ее пальцах была кровь. Лазарев выпустил очередь сначала в одну сторону, потом в другую.
Вскрикнул солдат и, перевалившись через ограждение, свалился на мостовую в двадцати футах внизу. Майкл нагнулся, чтобы помочь Чесне встать, и когда сделал это, то почувствовал, как пуля дернула его за парку. Выбора не было, им нужно было возвращаться на лестничную клетку, пока их не раскроили перекрестным огнем.
Он помог Чесне подняться на ноги. Она стреляла по солдатам позади них, даже когда Майкл вел ее к двери на лестничную клетку. Пуля ударила рядом с Лазаревым по ограждению перехода, металлические крошки вонзились в его подбородок и щеку. Он отступил, полив пулями крышу. Когда они спустились на лестничную клетку, пули исполосовали дверь и сорвали ее с петель. Майкл почувствовал обжигающий укус в левую руку и понял, что пуля прошла сквозь ладонь. Рука его онемела, пальцы помимо воли дергались. Он продолжал поддерживать Чесну, и все они двигались обратно вниз по лестнице к цеху. Наверху лестницы появились два здоровенных солдата, и Лазарев срезал их, прежде чем они успели наставить оружие. Тела их стали сползать друг за другом вниз по ступенькам. Другие солдаты вползли на лестничную клетку, через несколько секунд туда полетела граната и взорвалась, выбросив сноп пламени. Но Майкл, Чесна и Лазарев были уже в рабочем помещении цеха, где заключенные укрылись под оборудованием и за бочками со смазкой. Солдаты сбежали по лестнице вниз на задымленную лестницу и стали стрелять в цех. Майкл оглянулся на металлические ворота. Другая группа солдат пыталась поднять их, крутя рукоятку с другой стороны, а также просунув пальцы под их нижним краем. Пока одни старались сделать это, другие стреляли в цех через зазор, расположенный на уровне пола. Майкл выпустил Чесну, которая упала на колени, на лице ее от боли сверкал пот, и вставил в свой автомат обойму. Из руки струилась кровь, рана была идеально круглым отверстием. Он выпустил очередь по щели снизу ворот, и немцы отползли от них. Сирена перестала выть. Перекрывая шум стрельбы, прозвучал резкий голос:
— Прекратить стрельбу! Прекратить стрельбу!
Стрельба пошла на убыль и прекратилась.
Майкл скрючился за лебедкой, а Чесна и Лазарев укрылись за бочками со смазкой. Майкл слышал испуганные стоны некоторых заключенных и звяканье перезаряжаемого оружия. По цеху плыло марево голубого дыма, неся с собой едкий запах пороха.
Через мгновение из-за металлических ворот раздался усиленный громкоговорителем голос:
— Барон? Пора бы вам и Чесне бросить оружие. Ваша игра закончилась!
Майкл посмотрел на Чесну, и их взоры встретились. Это был голос Эриха Блока. Как он узнал?
— Барон? — продолжал Блок. — Вы — неглупый человек. Явно неглупый. Вам известно, что теперь здание окружено и для вас нет никакого пути, чтобы выбраться. Мы возьмем вас в любом случае. — Он помолчал, давая им время подумать. Потом:
— Чесна, дорогая. Конечно, вы понимаете свое положение. Бросайте оружие — и мы поговорим по-доброму. Чесна осмотрела на своей лодыжке рану с посиневшими краями. Ее толстый шерстяной носок намок от крови, боль была мучительной. Пробита кость, подумала она. Ей было вполне понятно ее положение.
— Что будем делать? — спросил Лазарев с ноткой испуга в голосе. Из прочерченных осколками царапин на бороду стекала кровь.
Чесна сбросила рюкзак и расстегнула верхний клапан.
— Барон, вы снова меня изумляете! — сказал Блок. — Мне бы очень хотелось узнать, как удалось устроить ваш побег из Фалькенхаузена? Испытываю к вам глубочайшее уважение.
Майкл увидел, как рука Чесны потянулась к пакетику. Она вынула квадратик вощеной бумаги.
Капсулы с цианидом.
— Нет! — Лазарев схватил ее за руку. — Есть другой способ.
Она затрясла головой, вырываясь. — Вы знаете, что его нет, — сказала она и стала разворачивать пакетик.
Майкл подполз к ней.
— Чесна! Мы еще можем пробиться! У нас еще есть гранаты!
— У меня сломана лодыжка. Как я смогу выбраться отсюда? Ползком? Он схватил ее за запястье, не давая положить капсулу в рот. — Я понесу тебя.
Она слабо улыбнулась, глаза ее помутнели от боли. — Да, — сказала она. — Верю, что понес бы. — Она коснулась его щеки и пробежала пальцами по его губам. — Но это нам не поможет, верно? Нет. Я не хочу, чтобы меня посадили в клетку и пытали, как зверя. Я слишком много знаю. Из-за меня могут приговорить десяток других к…
Что-то звякнуло о пол в пятнадцати футах от них. Майкл посмотрел в ту сторону, сердце его забилось, и он увидел, что один из солдат с лестничной клетки только что бросил гранату.
Она взорвалась прежде, чем кто-нибудь из них успел пошевелиться. Из нее брызнуло пламя, раздался хлопок, яркая вспышка, потом из гранаты повалил молочно-белый дым. То, что это был не дым, Майкл понял уже в следующую секунду. У него было тошнотворно-сладкий, похожий на апельсиновый запах — запах химикатов.
Хлопнула вторая граната, рядом с первой. Чесна, глаза у которой слезились, поднесла капсулу с цианидом ко рту. Майкл не мог этого вынести. К добру или не к добру, он выбил капсулу из ее руки.
Едкий дым накрыл их как занавес. Лазарев кашлял и задыхался, пытался встать на ноги, слезы слепили ему глаза, руки молотили по клубам дыма. Майкл чувствовал себя так, будто его легкие раздулись и он не мог сделать вдох. Он слышал, как кашляла и задыхалась Чесна, она приникла к нему, когда он попытался поднять ее. Но воздух у него кончился, а дым был такой густой, что чувство ориентации нарушилось. Тоже одно из изобретений Гильдебранда, подумал Майкл и, ослепший и плачущий, упал на колени. Он слышал, как кашляли заключенные, тоже попавшие под действие газа. В дыму перед ним появилась фигура солдата в противогазе. Он наставил винтовку на голову Майкла.
Чесна возле него обмякла, тело ее задергалось. Майкл упал на нее, пытаясь опять подняться, но силы ему изменили. Чем бы ни были эти химикаты, они были сильны. И тут, морщась от вони гнилых апельсинов, Майкл Галатин выключился.
Глава 7
Они очнулись в камере, зарешеченное окошко которой выходило на летное поле. Майкл, раненая рука которого была обмотана бинтом, всматривался в серебристый дневной свет и увидел, что большой транспортный «Мессершмит» был еще там. Бомбы были еще не погружены.
Все их вещи и парки лежали разодранными в стороне. Лодыжка Чесны тоже была перевязана, и когда она оттянула бинт, чтобы осмотреть ее, то увидела, что рана была прочищена, а пуля удалена. Действие газовых гранат еще не прошло, они все еще отплевывались водянистой слизью, и здесь оказалось ведро, поставленное в камере специально для этого. У Майкла была убийственная головная боль, а Лазарев был способен лишь лежать на одной из раскладушек с тощим матрасом, уставив глаза в потолок, как пьяница после длительного запоя.
Майкл стал шагать туда-обратно по камере, каждый раз останавливаясь, чтобы глянуть сквозь узкий глазок в деревянной двери. Коридор был пуст. — Эй! — закричал он. — Принесите нам еды и воду! — Через мгновение явился охранник, зло посмотрел на Майкла светло-голубыми глазами и опять ушел.
Не прошло и часа, как два охранника принесли им еду — густую овсяную кашу — и бачок с водой. Когда все это было съедено, те же самые двое солдат, держа в руках автоматы, появились еще раз и приказали пленным выйти из камеры.
Майкл поддерживал Чесну, когда она захромала по коридору. Лазарев спотыкался, в голове у него еще стоял туман, а ноги были как ватные. Охранники повели их из этого здания, каменной тюрьмы на краю летного поля, по аллее на фабрику. Через несколько минут они уже входили в большое здание, располагавшееся неподалеку от того, где их схватили.
— Нет, нет! — услышали они высокий мальчишеский голос. — Веди мяч дриблингом! Не беги с ним! Дриблинг!
Они вошли в спортивный зал, пол которого был из лакированных дубовых досок. Здесь была открытая трибуна с рядами мест и замерзшие стекла в окнах. Кучка изможденных заключенных боролась за обладание баскетбольным мячом, в то время как охрана с винтовками наблюдала за ними. Прозвучал свисток, замирая в углах зала.
— Нет! — мальчишеский голос был полон раздражения. — Штраф команде голубых! Теперь мяч у команды красных!
У заключенных на руках были повязки из голубой и красной материи. Длинные фигуры в мешковатых серых робах спотыкались и пошатывались, стремясь закинуть мяч в корзинку на противоположной стороне площадки.
— Дриблинг, Владимир! Ты что, совсем ничего не соображаешь в этой игре? — Человек, который кричал это, стоял у края площадки. На нем были черные рейтузы и полосатая судейская рубашка, у него была длинная грива белых волос, свисавших до лопаток, и рост у него был почти в семь футов. — Хватай мяч, Темкин! — кричал он и топал ногой. — Пропустил такой легкий бросок!
Безделье, переходящее в сумасшествие, — подумал Майкл. Но был там еще и Эрих Блок, вставший с места на открытой трибуне и махавший им, подзывая к себе. Несколькими рядами выше своего хозяина сидел Бутц, выглядевший как рассерженный бульдог.
— Привет! — сказал человек семи футов ростом, с белой гривой, обращаясь к Чесне. Он улыбнулся, показав лошадиные зубы. На нем были круглые очки, и Майкл решил, что он не старше двадцати трех лет. У него были темно-карие, блестящие, словно бы детские глаза. — Это вы — те, которые устроили ночью весь тот бардак?
— Да, это они, Густав, — ответил Блок.
— О. — Улыбка доктора Гильдебранда словно бы выключилась, глаза его стали мрачными. — Вы потревожили мой сон.
Гильдебранд мог быть гением по части химического оружия, подумал Майкл, но этот факт не мешал ему быть простаком. Возвышавшийся над ними молодой человек отвернулся от них и закричал заключенным:
— Не останавливаться! Продолжать игру!
Заключенные, спотыкаясь и пошатываясь, устремились к противоположной корзине, у некоторых из них ноги заплетались.
— Садитесь сюда, — Блок указал на место рядом с собой. — Чесна, будьте любезны, не сядете ли поближе ко мне? — Она подчинилась, подпихнутая стволом винтовки. Майкл занял место рядом, и Лазарев, озадаченный этим зрелищем, как и всем прочим происходящим, тоже сел. Двое охранников стали в нескольких шагах от них. — Здравствуйте, Чесна. — Блок потянулся и ухватил ее за руку. — Я так рад видеть вас…
Чесна плюнула ему в лицо.
Блок обнажил свои серебряные зубы. Бутц встал на ноги, но Блок сказал:
— Нет, нет. Все в порядке, — и огромный человек опять сел. Блок вынул платок из кармана и вытер плевок со щеки. — Такой пыл! — спокойно сказал он. — Вы — настоящая немка, Чесна. Просто не могу поверить.
— Я действительно настоящая немка, — холодно подтвердила она, — и ни за что не стану таким немцем, как вы.
Блок не стал убирать платок обратно — на тот случай, если снова понадобится.
— Разница между победителем и проигравшим — это огромная пропасть. Вы говорите со дна этой пропасти. О, хороший бросок! — Он одобрительно похлопал в ладоши, Бутц тоже.
Гильдебранд выдал довольную улыбку.
— Это я научил его так бросать! — объявил тронувшийся в рассудке доктор.
Игра продолжалась, заключенные вполсилы боролись за мяч. Один из них упал, когда ноги у него заплелись, и Гильдебранд закричал:
— Встать! Встать! Ты должен играть на центре.
— Пожалуйста…
Все их вещи и парки лежали разодранными в стороне. Лодыжка Чесны тоже была перевязана, и когда она оттянула бинт, чтобы осмотреть ее, то увидела, что рана была прочищена, а пуля удалена. Действие газовых гранат еще не прошло, они все еще отплевывались водянистой слизью, и здесь оказалось ведро, поставленное в камере специально для этого. У Майкла была убийственная головная боль, а Лазарев был способен лишь лежать на одной из раскладушек с тощим матрасом, уставив глаза в потолок, как пьяница после длительного запоя.
Майкл стал шагать туда-обратно по камере, каждый раз останавливаясь, чтобы глянуть сквозь узкий глазок в деревянной двери. Коридор был пуст. — Эй! — закричал он. — Принесите нам еды и воду! — Через мгновение явился охранник, зло посмотрел на Майкла светло-голубыми глазами и опять ушел.
Не прошло и часа, как два охранника принесли им еду — густую овсяную кашу — и бачок с водой. Когда все это было съедено, те же самые двое солдат, держа в руках автоматы, появились еще раз и приказали пленным выйти из камеры.
Майкл поддерживал Чесну, когда она захромала по коридору. Лазарев спотыкался, в голове у него еще стоял туман, а ноги были как ватные. Охранники повели их из этого здания, каменной тюрьмы на краю летного поля, по аллее на фабрику. Через несколько минут они уже входили в большое здание, располагавшееся неподалеку от того, где их схватили.
— Нет, нет! — услышали они высокий мальчишеский голос. — Веди мяч дриблингом! Не беги с ним! Дриблинг!
Они вошли в спортивный зал, пол которого был из лакированных дубовых досок. Здесь была открытая трибуна с рядами мест и замерзшие стекла в окнах. Кучка изможденных заключенных боролась за обладание баскетбольным мячом, в то время как охрана с винтовками наблюдала за ними. Прозвучал свисток, замирая в углах зала.
— Нет! — мальчишеский голос был полон раздражения. — Штраф команде голубых! Теперь мяч у команды красных!
У заключенных на руках были повязки из голубой и красной материи. Длинные фигуры в мешковатых серых робах спотыкались и пошатывались, стремясь закинуть мяч в корзинку на противоположной стороне площадки.
— Дриблинг, Владимир! Ты что, совсем ничего не соображаешь в этой игре? — Человек, который кричал это, стоял у края площадки. На нем были черные рейтузы и полосатая судейская рубашка, у него была длинная грива белых волос, свисавших до лопаток, и рост у него был почти в семь футов. — Хватай мяч, Темкин! — кричал он и топал ногой. — Пропустил такой легкий бросок!
Безделье, переходящее в сумасшествие, — подумал Майкл. Но был там еще и Эрих Блок, вставший с места на открытой трибуне и махавший им, подзывая к себе. Несколькими рядами выше своего хозяина сидел Бутц, выглядевший как рассерженный бульдог.
— Привет! — сказал человек семи футов ростом, с белой гривой, обращаясь к Чесне. Он улыбнулся, показав лошадиные зубы. На нем были круглые очки, и Майкл решил, что он не старше двадцати трех лет. У него были темно-карие, блестящие, словно бы детские глаза. — Это вы — те, которые устроили ночью весь тот бардак?
— Да, это они, Густав, — ответил Блок.
— О. — Улыбка доктора Гильдебранда словно бы выключилась, глаза его стали мрачными. — Вы потревожили мой сон.
Гильдебранд мог быть гением по части химического оружия, подумал Майкл, но этот факт не мешал ему быть простаком. Возвышавшийся над ними молодой человек отвернулся от них и закричал заключенным:
— Не останавливаться! Продолжать игру!
Заключенные, спотыкаясь и пошатываясь, устремились к противоположной корзине, у некоторых из них ноги заплетались.
— Садитесь сюда, — Блок указал на место рядом с собой. — Чесна, будьте любезны, не сядете ли поближе ко мне? — Она подчинилась, подпихнутая стволом винтовки. Майкл занял место рядом, и Лазарев, озадаченный этим зрелищем, как и всем прочим происходящим, тоже сел. Двое охранников стали в нескольких шагах от них. — Здравствуйте, Чесна. — Блок потянулся и ухватил ее за руку. — Я так рад видеть вас…
Чесна плюнула ему в лицо.
Блок обнажил свои серебряные зубы. Бутц встал на ноги, но Блок сказал:
— Нет, нет. Все в порядке, — и огромный человек опять сел. Блок вынул платок из кармана и вытер плевок со щеки. — Такой пыл! — спокойно сказал он. — Вы — настоящая немка, Чесна. Просто не могу поверить.
— Я действительно настоящая немка, — холодно подтвердила она, — и ни за что не стану таким немцем, как вы.
Блок не стал убирать платок обратно — на тот случай, если снова понадобится.
— Разница между победителем и проигравшим — это огромная пропасть. Вы говорите со дна этой пропасти. О, хороший бросок! — Он одобрительно похлопал в ладоши, Бутц тоже.
Гильдебранд выдал довольную улыбку.
— Это я научил его так бросать! — объявил тронувшийся в рассудке доктор.
Игра продолжалась, заключенные вполсилы боролись за мяч. Один из них упал, когда ноги у него заплелись, и Гильдебранд закричал:
— Встать! Встать! Ты должен играть на центре.
— Пожалуйста…