— К сожалению, — ответил Дельзаки Ли, — технические проблемы — не единственные, с которыми мы столкнулись. Власти Кездета запретили нам продолжать работу над проектом базы на Маганосе или набирать новый персонал, пока не получат полный отчет независимой комиссии о том, что все конструкции базы соответствуют строительному кодексу Кездета.
   Пал фыркнул:
   — Если спичечная фабрика, на которой я работал, отвечает требованиям строительного кодекса, то Маганос настолько превосходит ее, что к нему этот кодекс и вовсе нельзя применять!
   — Возможно, строительная комиссия никогда не проводила инспекцию спичечной фабрики, — серьезно ответил мистер Ли.
   — Кто входит в состав этой “независимой комиссии”? — спросил Гилл. — Мы можем встретиться с ними прямо сейчас, показать им все данные… Я лично сумею убедить их в том, что Маганос соответствует требованиям Кодекса, и я сделаю это, даже если мне придется загнать все эти инфокубы им в глотки!
   — Члены комиссии еще не назначены, — ответил Ли. — Информированные источники в Департаменте Общественных Работ утверждают, что выбор комиссии может занять несколько лет, — он задумчиво и мягко посмотрел на молодых людей — с его точки зрения, еще детей: — Не техническая проблема. Политическая. Кто-то не хочет, чтобы наш план удался.
   — Кто?
   Левая рука Ли чуть приподнялась: это означало у него то же, что пожатие плечами у здоровых людей.
   — Многие люди получают очень большие доходы от эксплуатации детей на Кездете. Это может быть любой из них. Или все они. Но сейчас это все еще тайна. Мы, например, знаем, что владелец стекольной фабрики Тондуба подкупил двух судей и субинспектора Стражей. Очень хорошо. Я даю им взятку больше, чем Тондуб, и теперь они мои. У Лиги Детского Труда есть список других продажных чиновников, которым платит та или иная фабрика, чтобы они не обращали внимания на нарушение законов Федерации. Но даже если мы подкупим всех мелких чиновников, все равно останется сопротивление наверху. Кто-то, занимающий высокое положение и имеющий большую власть, тормозит наш план. Кто-то настолько уважаемый и настолько скрытный, что даже Лига Детского Труда не знает его истинного лица — лица человека, которого зовут Флейтистом.
   Гилл ссутулился.
   — Что же нам тогда делать?
   — Не отчаивайтесь, — сказал Ли. — На вашей стороне Дельзаки Ли, ветеран многих лет двойной и тройной игры как в политике, так и в финансах. Также я располагаю теперь услугами независимого консультанта, у которого даже больше опыта, чем у Ли, в работе с продажными правительствами, поскольку он сам управляет подобной организацией. Хафиз Харакамян.
   Гилл побелел:
   — Уведите отсюда Акорну!
   — Харакамян больше не желает заполучить Акорну, — возразил Ли. — Поговорите с Калумом и Рафиком. У них для вас много новостей.
   Но этот разговор пришлось отложить, поскольку Чиура прознала о возвращении Гилла. В это самый момент она спустилась вниз на антигравитационном лифте, счастливо крича:
   — Человек-Монстр! Человек-Монстр!
   — Конечно, он большой и страшный, — заметил Калум, вошедший как раз вовремя для того, чтобы подхватить Чиуру на руки, — но ты не думаешь, что называть его монстром — это небольшое преувеличение?
   Гилл покраснел до кончиков ушей.
   — Это… хм… это такая игра, — объяснил он. Следом за Чиурой вниз спустилась Яна, и теперь обе девочки тянули Гилла за руки к лифту. — Хм-м… может быть, мы поговорим наверху?
   Но разговор снова пришлось отложить, пока Гилл совершенно не выдохся, гоняясь за Чиурой и Яной по комнате на четвереньках и рыча как зверь, по временам вытягивая руку и ловя девочек за волосы или за подол платья, отчего они кричали в притворном страхе. Даже Кетала, которая в свои тринадцать считала себя слишком взрослой для таких игр, присоединилась к общему веселью и смеялась, и хихикала вместе с младшими девочками.
   — Он возвращает им детство, — проговорила Джудит; Гилл не слышал ее, поглощенный шумной возней. В глазах Джудит стояли слезы. — Я не знаю, как это сделать.
   — У тебя никогда не было детства, — Пал обнял сестру за плечи и притянул ее к себе. — Тебе слишком быстро пришлось вырасти, чтобы спасти меня и Мерси.
   Она подняла глаза на своего “маленького братца”, который за последние годы вытянулся так сильно, что был теперь на полголовы выше нее.
   — Ох, Пал, Гилл просто необходим нам на Маганосе! Дети нуждаются в нем. Неужели мы не сможем уговорить Калума и Рафика…
   — Именно об этом, — усмехнулся Рафик, — мы и хотели с вами поговорить.
   — Ты хочешь говорить о деле, пока Чиура ползает по Гиллу и карабкается по его бороде? — тихо поинтересовался Калум.
   — Это самое безопасное время, — ответил Рафик, едва шевеля губами. — Пока его осаждают дети, можно быть уверенным, что он не впадет в бешенство.
   Они довольно осторожно объяснили, в чем состоит суть их соглашения с Хафизом Харакамяном, и с облегчением увидели, что широкое лицо Гилла расплылось в улыбке.
   — Это, — жизнерадостно объявил он, — очень упрощает дело!
   — Мы, э-э, надеялись, что ты увидишь это дело именно в таком свете, — сказал Рафик.
   Гилл посмотрел на Джудит.
   — Дельзаки Ли ввел в дизайн базы прекрасные апартаменты для вас, Джудит. Там вполне достаточно места для двоих, как полагаете? Как вы полагаете, Ли возьмет какую-нибудь супружескую пару, чтобы работать с детьми, или отдаст эту работу вам?
   — Предложение нужно делать ему , — Джудит опустила глаза.
   — Что ж! — Гилл хотел было встать, но с первой попытки ему это не удалось.
   — Но сперва, — продолжала Джудит, — предложение надо было бы сделать мне . Я крайне старомодна в таких вещах.
   Гилл поднял на нее глаза.
   — Я тоже старомоден, — ответил он, — и я отказываюсь делать предложение в присутствии двух горняков и оравы хихикающих детей.
   — Значит, нам придется сделать это за тебя, — хором заявили Калум и Рафик.
   Калум опустился на колено перед Джудит. Рафик приложил обе руки к сердцу. Гилл начал медленно краснеть.
   — Дорогая Джудит, — заговорил Калум, — прошу вас, окажите нам великую милость…
   — …и великую честь Гиллу, — прибавил Рафик.
   — Подарите дом и семью этому бедному, старому, страдающему артритом…
   — У меня нет никакого артрита! — прорычал Гилл. — А проблемы с правым коленом — это из-за старой спортивной травмы!
   — …разоренному, одинокому, нелюбимому… — продолжал Рафик, не обращая внимание на протесты Гилла.
   — Немедленно прекратите, вы двое! — прервала их Джудит. — Уж нелюбимым-то его никак нельзя назвать, — она одарила Гилла нежным взглядом; к этому моменту лицо Гилла было уже скорее пурпурным, чем красным. — Но зато, как мне кажется, если вы немедленно не перестанете, его хватит удар.
   — Тогда вам лучше принять его предложение, — немедленно заявил Калум. — Вы же не хотите отвечать за то, что этот несчастный старик умрет от апоплексии, верно? Такая добрая девушка, как вы..
   — Мы попросим Ли оставить за вами те апартаменты на Маганосе, — предложил Рафик. — “Дом Джудит Кендоро: Приют для блудных горняков”.
   — Выметайтесь отсюда, — взревел обретший дар речи Гилл, стряхивая с себя детей, — и дайте мне сделать предложение моей девушке так, как хочу я, и тогда, когда хочу я! — с этими словами он выставил Калума, Рафика и всех троих девочек из комнаты. — И не смейте подслушивать!
 
   Подслушивать два бывших партнера не стали, что говорило многое об их дисциплине — как и о том факте, что, по их искреннему убеждению, Гилл и Джудит прекрасно подходили друг другу.
   Они оба спустились вниз с легким сердцем; однако теперь следовало решить вопрос, что же делать с находящимся под угрозой лунным проектом на Маганосе.
   — Взятки уже ничего не дадут, — сказал Рафик. — Я подозреваю, что здесь на карту поставлено нечто большее, нежели деньги, или престиж, или просто власть.
   — Я бы не стал говорить о “просто” власти, Рафик, — заметил Калум; внезапно, то ли из-за того, что он не представлял, что делать с оказывавшимся проекту сопротивлением, то ли из-за счастливой сцены, разыгравшейся в комнатах детей, на него накатила волна депрессии.
   Не может быть, чтобы все дело было только в этом загадочном Флейтисте: скорее, мистеру Ли противостоит организованная оппозиция..
   — Что ж, чего не может узнать мистер Ли, то выяснит дядя Хафиз.
   — Ты хотел сказать, папа Хафиз? — при всем своем подавленном настроении, Калум не смог удержаться от этого укола.
   — Дядя, папа — какая разница! — пожал плечами Рафик. — Мы оба Харакамяны, и нас ничто не остановит!
   Он взмахнул крепко сжатым кулаком, словно демонстрируя свою решимость, но, поскольку они уже дошли до дверей апартаментов мистера Ли, просто тихо постучал.
   За то время, пока они были в комнатах, отведенных детям, дядя Хафиз успел присоединиться к мистеру Ли, как и потасканного вида человек, в котором Калум и Рафик узнали Педира, наемного водителя скиммера, который возил Акорну и Джудит на их “экскурсии”.
   — О, замечательно, что вы уже вернулись, — сказал мистер Ли. — Вы знаете Педира?
   Рафик и Калум поздоровались и сели, после чего мистер Ли продолжил:
   — Он — источник многих сведений о том, что происходит на Кездете, и местных сплетен.
   — Знает, где тут хоронят своих мертвецов, если можно так сказать, — прибавил дядя Хафиз, поглаживая небольшую бородку, за которой он тщательно ухаживал.
   — Мы, — тонкая рука мистера Ли указала на дядю Хафиза, — полагая, что настало время ввести Акорну в общество…
   — …как бы мы ни относились к этому обществу, — вставил Хафиз.
   — ..приглашаем, — теперь Ли указывал на Мерси, сидевшую за консолью компьютера и что-то печатавшую так быстро, что слышался только непрерывный треск клавиш, — всех людей, обладающих состоянием и занимающих высокое положение в городе, на великолепный гала-банкет и танцы.
   — Придут все, кто хоть что-то из себя представляет на Кездете, — сказал Хафиз, — поскольку до них донесут ту мысль, что, если они не приглашены, это указывает на их низкое положение в обществе по отношению к тем, кто уже есть в списке приглашенных.
   — Но Акорна, — встревожившись, хором сказали Калум и Рафик, — будет в опасности.
   Хафиз махнул рукой, отметая их напрасные тревоги.
   — Не в этом доме, — ответил мистер Ли. — Множество людей будет наблюдать за ней в течение всего вечера: у них глаза орла и когти тигра.
   Хафиз откинулся назад в кресле, сплетя пальцы и глядя в потолок с задумчивой улыбкой.
   — Она будет одета в платье, достойное принцессы, королевы, императрицы… — он взмахнул рукой, словно ему не хватало слов описать это великолепие, — на ней будут украшения… в которые, — он перевел взгляд на своего племянника, — будут вмонтированы электронные системы, оберегающие ее от любой возможной опасности.
   — Ах, это гениально! — Рафик расслабился и откинулся на спинку кресла, вытянув ноги, сунув большие пальцы рук за пояс и приготовившись внимать перлам мудрости и хитроумия, которые, как он полагал, должны были сейчас посыпаться на него градом.
   Калум с улыбкой подошел к Мерси и сел рядом с ней.
   — Будет музыка… — продолжал дядя Хафиз.
   — Несколько музыкальных групп, — поддержал его Педир, — я лично обещал три группы, а когда об этом узнают, их будет даже больше. Все это хорошие музыканты и того стоят…
   — Да, только хорошие музыканты, — подняв палец, подчеркнул мистер Ли.
   — Самые лучшие, — кивнул Педир, — потому что среди тех, кто хорошо играет, нет плохих парней. К тому же я приведу вам юношей и девушек, которые будут обслуживать гостей.
   — Этим занимаюсь я, Педир, — поднимая глаза от экрана, поправила водителя Мерси.
   — Не проблема, — Педир взмахнул руками, показывая, что и не собирался ей мешать. — А как насчет забастовки водителей скиммеров? Нанесем удар… может, это тоже поможет?
   Мистер Ли покачал головой: похоже, эту идею он счел весьма и весьма неудачной и, в данном случае, неуместной.
   — Удар нанесем мы, — сказал он. — Совсем другой удар. Все увидят.
   Он поднял здоровую руку, сжав пальцы щепотью, и изобразил бросающуюся вперед змею.
   Дядя Хафиз сделал вид, что отшатнулся в ужасе; в его глазах сверкали смешливые искры. Однако больше ничего сказано не было. Педиру объявили, что он свободен; то же самое было сказано Рафику и Калуму — водителю предложили отвезти их в самое престижное ателье Кездета, чтобы снять с них мерку и одеть их, как подобает быть одетыми мужчинам из высшего общества.
   — К вопросу о приготовлениях к близящемуся вечеру в доме мистера Ли, — заметил дядя Хафиз, полируя ногти о лацкан рукава, — я уже заказал себе элегантный вечерний костюм, что советую сделать и вам, если вы не хотите лишиться приятного женского общества. Сейчас вы похожи на погонщиков верблюдов.
   Рафик фыркнул. Он пришел сюда, не успев снять комбинезона, а Калум был одет так, как ему было удобно: в более официальной одежде он всегда чувствовал себя стесненно.
   — Пошли, Калум, — поднимаясь, сказал Рафик. — Давай сделаем то, о чем нас просят, потому что если уж мой любимый дядюшка велит нам появиться во всем блеске светской элегантности, он, конечно же, оплатит нам все самое лучшее.
   Хафиз что-то пробормотал о непочтительных и нахальных мальчишках, но Калум и Рафик уже успели покинуть комнату, подталкивая впереди себя смеющегося Педира; мистер Ли также рассмеялся словам Рафика.
   — Я закончила список, мистер Ли, — проговорила Мерси, и оба пожилых мужчины занялись более важным делом — просмотром списка приглашенных.
 
   Дом мистера Ли прекрасно подходил для подобного вечера, однако его комнаты, давно уже не использовавшиеся для празднеств и увеселений, должны были быть обставлены заново по самой последней моде, декорированы в модных тонах и украшены самыми экзотическими редкостями со всех концов галактики.
   — Этот вечер войдет в историю, — приговаривал мистер Ли, и дядя Хафиз с энтузиазмом поддерживал его, хотя по здравом размышлении они и отказались от некоторых излишне экзотичных развлечений, придуманных им лично. — Но не стоит слишком отвлекать гостей от основной цели всего этого собрания, мой добрый друг Хафиз.
   — Верно, верно, — подержал его Хафиз, вздохнув про себя при воспоминании о весьма своеобразных развлечениях, виденных им в одном казино и призванных взбудоражить чувства пресыщенных клиентов.
   Приглашения, являвшие чудеса каллиграфии и изобразительного искусства, были отправлены гостям, и вскоре справляться со шквалом звонков от поставщиков, торговцев и знакомых мистера Ли стало просто невозможно.
   Акорна, сопровождаемая сияющей Джуди и более спокойной Мерси, неоднократно посещала модельера, который был выбран среди многих других для того, чтобы сшить всем троим платья для этого вечера. В этом ателье их заказ вызвал такую бурю восторга, что можно было с уверенностью сказать: все остальные кутюрье Кездета прекрасно понимают, чего они лишились, не перехватив этот заказ. Акорну так часто осаждали те, кто желал испытать на себе творимые ею чудеса, что Рафику и Калуму вскоре пришлось сопровождать девушек в ателье.
   Рафик служил не только охраной: он унаследовал (среди многого прочего, как язвительно заметил Калум) присущий Харакамянам вкус, а потому мог подавать весьма дельные замечания касательно фасона, цвета и дизайна платьев.
   Вопрос украшений был, однако, полностью отдан на откуп дяде Хафизу, который послал за искусными ювелирами, а равно и за драгоценными металлами и необработанными камнями, и внимательно следил за работой мастеров, делая замечания по поводу того, какие именно украшения лучше подойдут каждой из девушек. Слух о том, что для праздника в доме Ли делаются особые приготовления, поползли по столице Кездета, в результате чего еще несколько семей решили, что пропустить такое событие будет совершенно невозможно.
   Калум и Гилл также были заняты — они работали над электронными устройствами, которые должны были обеспечить еще большую безопасность дому Ли, и так прекрасно охраняемому. Они даже придумали устройства, способные нейтрализовать контактные яды, сонный порошок и прочие опасные вещества, которые мог бы пустить в ход кто-нибудь из недоброжелательных гостей. Особые лучи могли обезвредить самые известные и часто используемые вещества. Конечно, Акорна сама могла почувствовать яд и обезвредить его, но им хотелось избежать подобных осложнений.
   Итак, великий день наступил: с утра явились парикмахеры, охавшие и ахавшие при виде великолепной гривы волос Акорны. Ее платье было сшито таким образом, чтобы подчеркнуть роскошь волос, а венчать это серебряное великолепие должна была поистине королевская тиара (Ходили слухи, что одна из самых завистливых женщин потом клялась, что, должно быть, платье было сшито прямо на подопечной мистера Ли, или же держалось на клею: как иначе оно могло бы удержаться на ней, когда она танцевала?) Темные волосы Джудит и Мерси были уложены в том же стиле, что и серебристые волосы Акорны, но менее роскошно, поскольку их облику больше подходило спокойное изящество и простота стиля; кроме того, они прекрасно оттеняли необычную внешность Акорны.
   Кетала, Чиура и Яна следили за этими приготовлениями, замерев и почти не дыша, онемев от необыкновенной красоты, которую видели впервые в жизни, восхищаясь тем, как просто и изящно можно подчеркнуть естественную красоту. Они получили разрешение посмотреть на прибывающих гостей; кроме того, им должны были подать те же блюда, которые будут поданы за ужином.
   — Так что вы будете праздновать так же, как и мы, — объяснила Джудит. — Но в доме будет так много людей, что такие малышки, как вы, могут запросто потеряться среди них и испугаться.
   Кетала согласилась. Ей по-прежнему нравились просторные помещения, а среди незнакомых людей она чувствовала себя спокойно, только когда рядом были ее “дядюшки”.
   Чиура, казалось, уже успела позабыть все те ужасы, которые все еще заставляли Яну просыпаться среди ночи в холодном поту. Тогда она вылезала из своей постели и ложилась вместе с Кеталой: это ее успокаивало. Но праздник приводил ее в восхищение: она уже придумала, где можно спрятаться, чтобы иметь возможность видеть всех прибывающих гостей.
   И вот, наконец, наступил девятый час — час, который часы, расставленные в нишах и по углам комнат и зал, встретили мелодичным перезвоном. На третьем ударе входная дверь была открыта, и в просторную прихожую вошел первый гость — чиновник невысокого ранга со своей женой, разодетой ради такого случая в пух и прах. Яне не слишком понравилось ее платье: цвет был слишком ярким и кричащим, а сверкающие украшения только подчеркивали землистую бледность лица женщины. На восьмом ударе прибыл еще один мелкий чиновник, его жена, старший сын и дочь. Яне понравилось платье дочери — чудесного бледно-голубого оттенка — хотя девушке оно и не очень шло. Ее туфли на очень высоком каблуке, усыпанные сверкающими драгоценными камнями, с изящным переплетением ремешков, доходящих до колен, были очень красивы.
   Ручеек гостей превратился сначала в небольшой ручей, потом в настоящую реку, так что слуги даже не успевали закрывать двери. Кети и Чиура скоро утомились и перестали смотреть на гостей и их наряды, но Яна наслаждалась обилием цветов, узоров, красок, отделкой, сочетанием разных тонов, зрелищем мехов, перьев и драгоценностей. Она просто не могла поверить, что может существовать такое необыкновенное разнообразие покроев платьев и костюмов; она, проведшая большую часть жизни в темноте, привыкшая к миру, окрашенному в черны и серый, наслаждалась этим пиршеством цвета, как житель пустыни — чистой водой и прохладой оазиса.
   И тут в дверях появился он. Яна застыла от страха. Кети и Чиура ушли, отправившись ужинать в свою комнату — но все равно сейчас Яна не смогла бы сказать им ни слова. Она могла только смотреть на него, стоявшего на ярком свету в темно-синем костюме из чуть блестящей ткани и белой рубашке. Но это был он: он пришел сюда, где, как ей до сих пор казалось, она была в безопасности.
   В ужасе она смотрела, как мистер Ли приветствует его и представляет его дяде Хафизу, который представляет ему Акорну, которая улыбается и, в свою очередь, представляет ему Джудит, Мерси и Пала: этот глупый ритуал повторялся каждый раз, когда в дома прибывал новый гость. Почти теряя сознание от ужаса, она смотрела, как Джудит и Гилл проводят его в главный зал; больше она не могла его видеть. Страх и напряжение сделали свое дело: Яна в полуобмороке опустилась на пол.
   В таком положении ее и застала служанка, которая пришла позвать третьего ребенка на ужин.
 
   — Он пришел за нами, — это были единственные слова, которые смогла выговорить Яна, придя в себя. — Мы должны спрятать Чиуру.
   — Кто?
   — Он здесь . Я видела его. Они его пригласили .
   Существовал только один “он”, который мог привести Яну в такой ужас. Лицо Кети посерело.
   — Флейтист?
   Яна кивнула. Она подхватила Чиуру, которая немедленно запротестовала, поскольку старшая девочка оторвала ее от подноса конфет, и обхватила малышку руками, словно хотела закрыть ее собственным телом.
   — Мы должны бежать, — прошептала Яна. — Лифт — это слишком опасно, потому что он останавливается в зале. Окна…
   — Постой! — Кетала опустилась на пол — совсем не так грациозно, как ее учила диди Бадини: для этого у нее слишком сильно дрожали колени. — Дай мне подумать.
   Яна набила рот Чиуры конфетами, чтобы успокоить девочку, пока Кети думает. Она была потрясена, когда сама Кетала тоже потянулась за засахаренными фруктами и откусила от одного из них.
   — Сейчас не время отъедаться!
   — Сахар помогает, когда тебя бьет дрожь, — сказала Кетала. — И помогает думать. Ты бы тоже что-нибудь съела. Даже если мы и убежим…
   — Мы должны бежать. И прямо сейчас! — прервала ее Яна.
   — Даже если и так, ты недалеко убежишь на пустой желудок. Ешь. А я еще подумаю.
   Кетала запила фрукты холодным соком мадигади, пока Яна послушно жевала пирожок, хотя ей кусок не шел в горло.
   — Вот что, — наконец заговорила Кетала. — Я подумала. Госпожа Акорна хорошая . Она не стала бы приглашать сюда Флейтиста.
   — Но говорю же тебе, я его видела ! Серый человек, который прилетал на рудник с диди Бадини. Или это не Флейтист?
   Кети кивнула и стиснула руки, чтобы унять бьющую ее дрожь.
   — О, да. Я слышала, как он говорит с диди Бадини, много, много раз, когда она запирала меня в шкафу, где они держат… ну, неважно, — поспешно прервала она фразу. Яне совершенно незачем знать о темных закоулках дома диди Бадини и о тех способах, которыми она заставляла повиноваться новых девушек до того, как они начнут “работу”. — Мне нужно услышать, как он говорит, чтобы быть уверенной. Если это действительно он… — она зябко передернула плечами, — это плохо. Очень плохо. Понимаешь, я не думаю, что они знают, кто такой Флейтист. Здесь он ходит под другим именем. Я слышала, как вчера они говорили об этом. Это большой секрет — настоящее имя Флейтиста. Может, самый большой секрет в Келталане. Если он узнает, что мы видели его здесь … — она сделала жест, словно перерезала кому-то горло. — И лучшее, на что мы можем надеяться — это на то, что он убьет нас быстро. Он не отправит нас назад на рудники, Яна. Он никуда нас не заберет. Он тебя видел?
   Яна покачала головой:
   — Он сразу же пошел в большую комнату, где так светло и много красивых женщин.
   — А госпожа Акорна пошла с ним?
   Яна снова покачала головой.
   — Хорошо, — пробормотала Кети. — Все равно, там с ней ничего не случится. Он с ней ничего не сделает, пока она там, где его знают под настоящим именем.
   — А что он может сделать с ней ?
   Кетала жалостливо посмотрела на Яну:
   — Он хочет, чтобы ее тоже убили. Он говорил диди Бадини, что она создает на Кездете слишком много проблем, и что из-за нее дети-рабы и Лига Детского Труда — все пришли в движение.
   Яна напряглась всем телом и так крепко прижала к себе Чиуру, что почти успевшая заснуть малышка возмущенно запищала.
   — Ты мне раньше не говорила!
   — Сказала Дельзаки Ли, — ответила Кетала. — Он знает. Он проследит за тем, чтобы с госпожой ничего не случилось. Как ты думаешь, почему он отправил ее на Маганос? Я слышала, как он об этом говорил. Я много что слышу.
   Яна немедленно переключилась на слабое звено в рассуждениях Кеталы.
   — Но он не знает, что Флейтист — это тот самый человек, которого я видела внизу. Никто не знает. Ты сама так сказала. И он не знает, что Флейтист здесь, в доме. Как он может охранять госпожу, если он не знает? — она была испугана так, как никогда в жизни, больше, чем когда Шири Теку в последний раз бил ее кнутом. Тогда она думала, что умрет, так плохо ей пришлось — к тому же, у нее отняли Чиуру. Но госпожа Акорна вернула ее к жизни и привезла ее к Чиуре. Долги нужно платить. Яна заставила себя произнести: — Мы должны предупредить ее.
   — Мы найдем мистера Ли. Или кого-нибудь, кому можно доверять, — жестко проговорила Кети, стараясь подавить страх при мысли о том, что ей придется ходить среди всех этих незнакомых людей. — Но я все-таки думаю, что он не решится что-нибудь сделать ей здесь, в этом доме, где все знают его под его настоящим именем!
   — Он может положить яд в ее еду или питье, — поскольку никто из детей не сталкивался со способностью Акорны различать и нейтрализовать яды, и Кетале, и Яне это казалось более чем вероятным. — Или, может, он выманит ее в сад, а там будет бомба. Или… — воображение отказывало Яне. Но какая разница, что именно может произойти? Она знает, что госпожа Акорна, ее госпожа, в страшной опасности, и должна что-то делать. Даже если она напугана, и больше всего ей хочется спрятаться и заплакать. — Пойдем. Мы должны ее предупредить!