Страница:
неприятностях, какими бы они ни были, нет, мы узнали лишь, что генерал
Блэр Рутвен впутался во что-то, во что не имел права впутываться. И не
спрашивайте меня, кто это "мы" или кто я такой, потому что я не люблю
отказываться отвечать на вопросы, да и для вас так будет лучше. Чего
боится ваш отец. Мери?
- Я не знаю. Знаю, что он боится Ройала, но...
- Он боится Ройала. Я боюсь Ройала. Мы все боимся Ройала. Держу пари,
что Вайленд рассказывает генералу массу историй про Ройала, чтобы генерал
был паинькой и боялся. Но не в этом дело. Не столько в этом. Он боится за
вас, но мне кажется, что его страхи только выросли, когда он понял, с
какой компанией связался. То есть когда он понял, что они из себя
представляют на самом деле. Думаю, он влез во все это с открытыми глазами,
преследуя свои собственные цели, даже если он и не знал, во что ввязался.
Как долго Вайленд и ваш отец являются, скажем так, компаньонами?
Подумав немного, она ответила: - Могу сказать вам точно. Все
началось, когда мы отдыхали на нашей яхте "Темптрисс" у Вест-Индских
островов в конце апреля прошлого года. Мы стояли в Кингстоне, на Ямайке,
когда мамины адвокаты сообщили папе, что она хочет официального развода.
Вы, должно быть, слышали об этом, - продолжила она печально. - Похоже, все
газеты Северной Америки писали об этом, а некоторые дали просто
отвратительные статьи.
- Вы имеете в виду, что генерала слишком долгое время выдавали за
образцового гражданина этой страны, а его брак с вашей матерью - за
идеальный?
- Да, вроде того. Они сделались излюбленной мишенью "желтой" прессы,
- горько произнесла она. - Я не знаю, что нашло на маму - нам всем было
так хорошо друг с другом, - но это лишь говорит о том, что дети никогда
точно не знают, что происходит между родителями.
- Дети?
- Я образно говорю. - В ее голосе слышались усталость и
подавленность, она и выглядела усталой и разбитой да и была такой, иначе
никогда не стала бы рассказывать об этом постороннему человеку. - Дело в
том, что у меня есть сестра, Джин, которая на десять лет младше. Папа
женился поздно. Джин живет с мамой. Похоже, она и останется с мамой.
Адвокаты все еще улаживают дела. Развода не будет, конечно. Вы не знаете
Рутвенов из Новой Англии, мистер Толбот, но если бы вы знали их, то знали
бы и то, что некоторые слова отсутствуют в их языке. "Развод" - одно из
этих слов.
- А ваш отец не делал попыток примириться?
- Он дважды ездил к ней, но без толку. Она даже не хочет повидать
меня: уехала куда-то, и никто, кроме отца, точно не знает, куда. Когда
есть деньги, это нетрудно организовать. - Упоминание о деньгах, наверное,
направило ее мысли в новое русло, ибо в ее голосе снова зазвучали эти 285
миллионов долларов. - Но я не совсем понимаю, какое отношение к нашему
частному семейному делу имеете вы, мистер Толбот.
- Я тоже не понимаю, - согласился я, чуть ли не извиняясь. - Может, я
тоже читал "желтую" прессу. Меня в этом деле интересует только связь с
Вайлендом. Именно тогда он и появился на сцене?
- Примерно тогда. Неделю или две спустя. Папа был в то время в очень
подавленном состоянии и, полагаю, готов был выслушать любое предложение,
которое отвлекло бы его от проблем, и...
- И его рассудительность бизнесмена, конечно, подводила его в то
время. Хотя дружище Вайленд кого угодно проведет. От усов до носового
платка в кармане пиджака Вайленд выглядит как промышленник высокого
полета. Он прочитал все книги об Уолл-стрите, за долгие годы ни разу не
пропустил субботнего выхода в кино, у него все отточено до мастерства.
Полагаю, Ройал появился позднее.
Мери молча кивнула - казалось, она вот-вот расплачется. Слезы
действуют на меня, но не тогда, когда у меня времени в обрез. А сейчас мне
страшно не хватало времени. Потушив свет, я подошел к окну, открыл одну
ставню и посмотрел в темноту. Ветер еще больше усилился, дождь бил в окно
и ручьями стекал по стеклу. Но важнее всего было то, что небо на востоке
посерело - приближался рассвет. Я закрыл ставню, зажег свет и посмотрел на
уставшую девушку: - Как вы считаете, смогут ли они сегодня полететь на
Х-13?
- "Вертушки" могут летать практически в любую погоду. - Внезапно она
встрепенулась: - А кто сказал, что сегодня кто-то собирается лететь?
- Я говорю, - развивать свою мысль дальше я не стал. - Ну, а сейчас
вы, может, скажете правду, почему вы пришли поговорить с Яблонски?
- "Скажете правду"?...
- Вы сказали, что у него доброе лицо. Может, и так, но это - чушь, а
не причина.
- Понимаю. Я ничего не скрываю, правда. Это потому, что я очень
тревожусь. Я слышала о нем кое-что, что позволило мне считать...
- Переходите к делу, - грубо перебил ее я.
- Вы знаете, что в библиотеке установлены подслушивающие устройства
в...
- Я знаю о них, - терпеливо произнес я. - Схема установки мне не
нужна.
На ее бледных щеках появился румянец: - Извините. Я находилась в
соседней комнате, где есть наушники, и, не знаю почему, надела их.
Я ухмыльнулся: попался, который кусался.
- В библиотеке Вайленд и Ройал говорили о Яблонски. Мне стало не до
ухмылок.
- Они следили за ним в то утро, когда он поехал в Марбл-Спрингз.
Похоже, он пошел в магазин скобяных изделий, но они не знают - зачем.
Я мог бы рассказать - зачем: ему надо было купить веревку, изготовить
дубликаты ключей и позвонить по телефону, но промолчал.
- Кажется, он провел в магазине полчаса, и тогда "хвост" пошел в
магазин. Яблонски вышел, а "хвост" - нет. Он исчез. - Она слабо
улыбнулась. - Похоже, Яблонски обслужил его.
Не улыбнувшись, я тихо спросил: - Откуда они знают об этом? "Хвост"
же не объявился?
- За ним послали три "хвоста". Двоих он не заметил.
Я устало кивнул: - И что дальше?
- Яблонски пошел на почту. Я сама видела, как он входил туда. Мы в
это время ехали с папой в полицию рассказать историю, на которой он
настаивал: вы выбросили меня из машины, и я на попутных добралась до дома.
Кажется, он взял книжку бланков телеграмм, зашел в будку, а потом отправил
телеграмму. Один из людей Вайленда дождался его ухода, взял книжку,
оторвал верхний бланк и доставил его Вайленду. Насколько я поняла, Вайленд
работал с ним каким-то порошком и лампами.
Даже Яблонски поскользнулся. Но будь я на его месте, я бы тоже
поскользнулся - тоже подумал бы, что от "хвоста" избавился. Вайленд -
умный человек, может быть, даже слишком умный для меня.
- Еще что-нибудь слышали?
- Очень мало. Насколько я поняла, они проявили большую часть текста,
но не поняли его. Думаю, он был зашифрован, - она замолчала и, облизнув
губы, продолжила: - Но адрес был написан нормальным языком, конечно.
- Конечно, - я подошел к ней поближе и посмотрел на нее. Я знал ответ
на свой следующий вопрос, но должен был задать его: - И какой адрес?
- Некоему мистеру Дж. К. Кертину, Федеральное бюро расследований. Вот
почему я пришла. Я должна была предупредить мистера Яблонски. Больше я
ничего не слышала - кто-то шел по коридору, и я выскользнула через боковую
дверь, но мне кажется, что мистер Яблонски в опасности. В большой
опасности, мистер Толбот.
- Вы опоздали, - сказал я хрипло и холодно, хотя не хотел этого. -
Яблонски мертв. Убит.
Они пришли за мной в восемь утра. Ройал и Валентино.
На мне было надето все, кроме пальто, и я был прикован к спинке
кровати наручниками - ключи от них я выбросил вместе с тремя дубликатами
Яблонски, когда запер все двери.
Они не имели оснований обыскивать меня, и я очень надеялся, что они
не станут делать этого. После того как Мери ушла - вся в слезах,
несчастная, с неохотой пообещавшая не говорить ни слова о том, что
произошло, никому, даже своему отцу, я сел на кровать и стал думать. Мои
мысли шли по кругу, но когда и они иссякли, мрак внезапно прорезала первая
за все время пребывания в этом доме вспышка - ослепительная вспышка
интуиции или здравого смысла. Я поразмышлял еще с полчаса, затем взял лист
тонкой бумаги, написал длинное послание, сложил листок так, что он стал не
более двух дюймов в ширину, заклеил его и написал сверху домашний адрес
судьи Моллисона. Затем сложил его вдвое в длину и засунул между
воротничком рубашки и галстуком.
Когда они пришли за мной, я провел в постели не более часа и совсем
не поспал. Но прикинулся спящим без задних ног. Кто-то грубо потряс меня
за плечо. Я не "проснулся". Он снова потряс меня. Я пошевелился. Он счел
предыдущие свои действия бесполезными и довольно сильно ударил меня по
лицу тыльной стороной ладони. Вот сейчас точно настала пора "просыпаться".
Я заворчал, поморгал и приподнялся, потирая рукой лоб.
- Давай, поживее вставай, Толбот. - Если не считать левой стороны его
лица, напоминавшей своим цветом закат в миниатюре, то Ройал выглядел, как
всегда, спокойным, приятным и отлично выспавшимся - еще один убитый
человек на его совести не очень-то помешал ему спать. Я рад был увидеть,
что рука Валентино все еще болтается на перевязи - это облегчало мою
задачу превратить его в бывшего телохранителя.
- Поживее вставай, - повторил Ройал. - А почему только одни
наручники?
- А? - я поводил головой по сторонам, вовсю делая вид, что еще не
совсем пришел в себя. - Черт возьми, что я съел вчера на ужин?
- Ужин? - Ройал слабо улыбнулся. - Ты и твой тюремщик разожрали
бутылочку, вот и весь твой ужин.
Я медленно кивнул. Он будет говорить уверенно до тех пор, пока
уверен, что если я принял наркотик, то у меня будут лишь весьма смутные
воспоминания о том, что происходило до того, как я отключился. Я мрачно
посмотрел на него и кивнул на наручники: - Сними эту хреновину, а?
- Почему только одни наручники? - спокойно повторил Ройал.
- Какая разница - одни наручники или двадцать? - раздраженно ответил
я. - Не помню. Кажется, Яблонски засунул меня сюда в большой спешке и
нашел только одни. Думаю, ему тоже было нехорошо. - Я сильно потер
ладонями лицо, словно пытаясь привести себя в чувство, и сквозь пальцы
увидел, как Ройал медленно понимающе кивнул. Я понял, что попал в точку:
именно так и поступил бы Яблонски - он почувствовал, что с ним что-то не в
порядке, и поспешил приковать меня, пока не отключился.
Проходя через комнату Яблонски, я, как бы между прочим, посмотрел на
стол. Бутылка из-под виски все еще стояла на столе. Пустая. Ройал или
Вайленд ничего не упускали.
Мы вышли в коридор. Первым шел Ройал, за ним - я, за мной -
Валентино. Внезапно я замедлил шаг, и Валентино ткнул мне пистолетом в
поясницу. Валентино ничего не делал нежно, но сейчас он ткнул меня
сравнительно легко, однако я заорал так, как будто он сделал это в десять
раз сильнее. Я остановился, Валентино наткнулся на меня, а Ройал
развернулся. Он повторил свой фокус - его маленькая игрушка уже уютно
покоилась в руке.
- В чем дело? - спросил он холодно. Никакого изменения интонации,
никакого повышения голоса. Я очень хотел надеяться, что доживу до того
времени, когда увижу Ройала встревоженным.
- В нем, - ответил я. - Держи свою дрессированную обезьяну подальше
от меня, Ройал, иначе я разорву его на части, ему и пистолет не поможет.
- Отстань от него, Гантер, - тихо приказал Ройал.
- Боже, босс, я его почти не трогал. Если отбросить надбровные дуги
антропоида, перебитый нос, оспины и шрамы, то на лице Валентино оставалось
мало места для игры чувств, но, как бы то ни было, сейчас оно выражало
изумление и острое недоумение несправедливо обиженного: - Я лишь слегка...
- Конечно, - Ройал уже отвернулся и пошел вперед. - Просто отстань от
него.
Ройал подошел к лестнице и уже спустился ступеней на десять. И снова
я внезапно замедлил шаг, и снова Валентино наткнулся на меня. Я
развернулся и ударил его ребром ладони по запястью, выбив пистолет.
Валентино наклонился, потянувшись за пистолетом левой рукой, и закричал от
боли, когда я изо всех сил врезал ему каблуком но пальцам. Я не слышал,
затрещали ли кости, но этого и не требовалось - теперь обе его руки
повреждены, и Мери Рутвен понадобится новый телохранитель.
Я не стал подбирать пистолет. Даже не двинулся с места. Слышал, как
Ройал медленно поднимается по лестнице.
- Подальше от пистолета, - приказал он. - Оба.
Мы отошли. Ройал подобрал пистолет, отошел в сторону и жестом
приказал мне спускаться по лестнице впереди него. Я не могу сказать, о чем
он думал: с таким же выражением лица он наблюдал бы и за падением листа с
ветки. Он больше ничего не сказал, даже не взглянул на руку Валентино.
Генерал, Вайленд и наркоман Ларри ждали нас в библиотеке. Как и
раньше, усы и борода скрывали выражение лица генерала, но глаза его слегка
покраснели, а лицо казалось более серым, чем тридцать шесть часов назад.
Но, может быть, мне это только показалось - в то утро мне все виделось в
плохом свете. Вайленд был, как всегда, вежлив, элегантен, улыбчив, чисто
выбрит и одет в прекрасно сшитый серый костюм, белую рубашку с красным
галстуком. Ларри был просто Ларри - белое лицо, невидящий взгляд
наркомана. Он тоже улыбался, и я пришел к выводу, что он плотно
позавтракал, главным образом, героином.
- Доброе утро, Толбот, - сказал Вайленд: крупным проходимцам сегодня
так же легко удается быть вежливыми с вами, как и бить по голове. - Что
там был за шум, Ройал?
- Гантер, - Ройал равнодушно кивнул на Валентино, который только что
вошел, сильно прижав левую руку больной правой и постанывая от боли. - Он
слишком терроризировал Толбота, и тому это не понравилось.
- Убирайся и скули где-нибудь в другом месте, - холодно приказал
Вайленд. Манеры доброго самаритянина! - Чувствуешь себя крутым и обиженным
сегодня, да, Толбот? - Он больше не делал попыток показать, что босс здесь
- якобы генерал. Тот стоял на втором плане гордой и в некотором смысле
трагической фигурой. Но я мог ошибаться в отношении генерала. Очень
ошибаться. Фатально.
- Где Яблонски? - поинтересовался я.
- Яблонски? - Вайленд лениво приподнял брови. - Кто тебе Яблонски,
Толбот?
- Мой тюремщик, где он?
- Тебе, похоже, очень хочется знать это, Толбот? - он окинул меня
долгим оценивающим взглядом, и мне это не понравилось. - Я видел тебя
раньше. И генерал тоже. Никак не могу припомнить, кого ты мне напоминаешь?
- Утенка Дональда. Где Яблонски? - Я повел очень опасную игру.
- Он уехал. Смылся со своими семьюдесятью тысячами.
Сказав "смылся", он совершил ошибку, но я не стал заострять на ней
внимание.
- Где он?
- Ты начинаешь повторяться и утомлять, - он щелкнул пальцами. -
Ларри, телеграммы.
Ларри взял какие-то бумаги со стола, передал их Вайленду и плотоядно
улыбнулся мне.
- Генерал и я - очень осторожные люди, Толбот, - продолжил Вайленд. -
Можно сказать - очень недоверчивые, что одно и то же. Мы проверили тебя.
Мы провели проверку в Великобритании, Голландии и Венесуэле, - он помахал
бумажками. - Это мы получили сегодня утром. Здесь говорится, что ты -
действительно тот, за кого себя выдаешь - один из лучших в Европе
специалистов по спасательным работам. Поэтому мы можем использовать тебя,
поэтому Яблонски нам стал больше не нужен, и мы отпустили его сегодня
утром. Вместе с чеком. Он сказал, что предвкушает поездку в Европу.
Вайленд говорил тихо, убедительно, очень искренне и смог бы уговорить
даже апостола Петра пропустить его в рай. Я напустил на себя такой вид,
какой был бы у апостола Петра, затем произнес много такого, чего никогда
не сказал бы апостол Петр, и закончил свою речь словами: "Грязный, лживый
обманщик!".
- Яблонски?
- Да, Яблонски. Подумать только: я слушал этого лживого двуличного
человека! Я верил ему! Он обещал мне...
- Что он обещал тебе? - мягко поинтересовался Вайленд.
- Он считал, что я кончу на виселице и что обвинения, по которым его
выгнали из нью-йоркской полиции, подстроены. Он думал, что сможет доказать
это, если ему представится шанс расследовать деятельность некоторых
полицейских и покопаться в некоторых полицейских досье. - Я снова
выругался. - Подумать только: я верил...
- Ты говоришь бессвязно, Толбот, - резко перебил меня Вайленд. Он
очень пристально наблюдал за мной. - Давай к делу.
- Он думал, что сможет купить свой шанс, при этом я помогу ему, а он
- мне. Часа два он вспоминал старый федеральный закон, а затем написал
телеграмму в какое-то агентство, предложив им какую-то очень интересную
информацию о генерале Рутвене в обмен на предоставление ему возможности
ознакомиться с определенными досье. И я, дурак, поверил, что все это
всерьез!
- Ты, случайно, не помнишь фамилии человека, которому была адресована
телеграмма?
- Нет, забыл.
- Лучше припомни, Толбот. Ты можешь купить этим кое-что очень важное
для тебя. Жизнь!
Я посмотрел на него без всякого выражения и уставился в пол. Наконец
сказал, не поднимая головы: - Кейтин... Картин... Кертин... Да, Кертин,
Дж. К. Кертин.
- И он предлагал только информацию, если его условия будут приняты?
Так?
- Так.
- Толбот, ты только что купил себе жизнь. Конечно, я купил себе
жизнь. Но Вайленд не конкретизировал, на сколько я ее купил. На сутки, а
то и меньше. Все зависело от того, как пойдет работа. Но меня это не
волновало. Удовольствие, которое я получил, наступив Валентино на руку,
было ничем по сравнению с тем счастьем, которое я испытывал сейчас. Они
заглотнули мою историю. При таких обстоятельствах, если разыграть карты
правильно, они неизбежно должны были ее заглотнуть. А я разыграл свои
карты правильно. Если судить с их точки зрения - Толбот ничего не знает, -
то придумать такую историю просто невозможно. Они не знали и не могли
знать, что мне известно о гибели Яблонски, что они проследили за ним вчера
и прочитали адрес на телеграмме, потому что они не знали, что я побывал
ночью на огороде, что Мери подслушала их разговоры в библиотеке и побывала
у меня. Если бы они считали меня соучастником Яблонски, они застрелили бы
меня сразу. А так они некоторое время не станут меня убивать. Некоторое
время, но, может, мне его и хватит.
Я заметил, что Вайленд и Ройал обменялись быстрыми взглядами и
Вайленд слегка пожал плечами. Они были крутыми ребятами, эти двое, -
крутыми, хладнокровными, безжалостными, расчетливыми и очень опасными.
Последние двенадцать часов они знали, что агенты ФБР в любую минуту могут
взять их за горло, но не было заметно, что они напряжены. Мне стало
интересно, что бы они думали и как бы действовали, если бы знали, что
агенты ФБР следят за ними вот уже три месяца. Но время сообщать им об этом
еще не пришло.
- Джентльмены, есть ли необходимость в дальнейших задержках? - в
первый раз заговорил генерал, и, несмотря на все внешнее спокойствие, в
голосе его звучало напряжение. - Давайте приступим к делу. Погода быстро
ухудшается, передали предупреждение об урагане. Мы должны вылететь как
можно быстрее.
Про погоду он сказал правильно, но не в том времени - она уже
ухудшилась. Ветер больше не стонал - он выл в кронах раскачивавшихся
дубов. Небо затянуло облаками. В холле я посмотрел на барометр: он упал до
отметки 27, что предвещало неприятности. Я не знал, попадем ли мы в центр
шторма или он пройдет мимо, но прийти шторм должен был часов через
двенадцать, а может, и раньше.
- Мы уже вылетаем, генерал. Все подготовлено. Петерсен ждет нас в
заливе. - Петерсен - видимо, пилот вертолета. - Где-нибудь через час все
мы будем на месте, и тогда Толбот сможет приступить к работе.
- Все? - переспросил генерал. - Кто это "все"?
- Вы, я, Ройал, Толбот, Ларри и, конечно, ваша дочь.
- Мери? А это необходимо? Вайленд ничего не ответил, он просто
посмотрел на генерала. Секунд через пять руки генерала расцепились, а
плечи дрогнули. Этой картине не требовалась подпись.
По коридору быстро простучали каблучки, и вошла Мери. На ней был
костюм и зеленая блузка с открытым воротом. Под глазами у нее лежали тени,
она была бледна и выглядела усталой, и я подумал, что она - прекрасна. За
ней шел Кеннеди, но он воспитанно остался в коридоре. Он как бы ничего не
видел и не слышал - типичный хорошо выдрессированный семейный шофер. Без
всякой цели я двинулся к двери в ожидании, когда Мери сделает то, о чем я
ее попросил менее двух часов назад перед тем, как она ушла к себе.
- Папа, я с Кеннеди отправляюсь в Марбл-Спрингз, - начала Мери без
всяких предисловий. Это прозвучало как констатация факта, но на самом деле
она испрашивала разрешения.
- Но... Но мы отправляемся на Х-13, моя дорогая, - безрадостно
сообщил ей отец. - Вчера вечером ты сказала...
- Да, я еду, - с легким нетерпением в голосе сказала она. - Но мы не
можем полететь все сразу. Я отправлюсь вторым рейсом. Мы ненадолго, минут
на двадцать. Вы не против, мистер Вайленд? - мило осведомилась она.
- Боюсь, это трудно сделать, мисс Рутвен, - вежливо ответил Вайленд.
- Видите ли, Гантер поранился...
- Очень хорошо!
Брови его от удивления приподнялись: - Не так уж и хорошо для вас,
мисс Рутвен. Вы знаете, что ваш отец хочет, чтобы вас охраняли, когда...
- Лучшей защиты, которую обеспечивает Кеннеди, мне и не надо, -
холодно отпарировала она. - Более того, я не поеду на платформу с вами,
Ройалом и этим... этим животным, - она не оставила никаких сомнений в том,
что имеет в виду Ларри, - если Кеннеди не поедет со мной. Это мое
последнее слово. И я должна поехать в Марбл-Спрингз, и немедленно.
- Зачем вам туда нужно, мисс Рутвен?
- Есть вопросы, которых джентльмен не задает, - ледяным тоном
отрезала она.
Это сразило его. Он не знал, что она имеет в виду, и это поставило
его в затруднительное положение. Все смотрели на них, кроме меня и Кеннеди
- мы смотрели друг на друга. Я уже стоял у двери спиной ко всем. Мне легко
удалось достать записку из-под воротничка, и теперь я держал ее перед
грудью так, чтобы Кеннеди мог видеть написанную на ней фамилию судьи
Моллисона. Выражение его лица не изменилось, а его кивок измерялся долями
миллиметра. Он был со мной. Все шло прекрасно, но оставался шанс, что
Ройал выстрелит в меня навскидку прежде, чем я выскочу в дверь.
Именно Ройал разрядил обстановку в комнате и помог Вайленду выйти из
трудного положения: - Я бы с удовольствием подышал свежим воздухом, мистер
Вайленд. Я могу прокатиться вместе с ними.
Я рванул в дверь, как торпеда из торпедного аппарата. Кеннеди
расставил руки, и я врезался в него. Мы рухнули на пол и в обнимку
покатились по коридору. В первые же секунды я засунул записку глубоко под
его одежду, и мы продолжали небольно колотить друг друга по плечам и
спине, когда услышали сухой щелчок предохранителя: - Эй вы, прекратите!
Мы прекратили, и я поднялся на ноги под дулом пистолета Ройала. Ларри
прыгал за его спиной, размахивая пистолетом. Будь я Вайлендом, я не дал бы
ему в руки и рогатку.
- Отлично сделано, Кеннеди, - тепло произнес Вайленд. - Я не забуду
этого.
- Спасибо, сэр, - без всякого выражения в голосе поблагодарил
Кеннеди. - Я не люблю убийц.
- Я тоже, мой мальчик, я тоже, - одобрительно сказал Вайленд. Он ведь
нанимал убийц только для того, чтобы исправить их.
- Хорошо, мисс Рутвен. Мистер Ройал поедет с вами. Но возвращайтесь
как можно скорее.
Она прошла мимо, не ответив ему и не посмотрев на меня. Прошла с
высоко поднятой головой. Я все еще считал, что она - прекрасна.
Полет на нефтяную платформу на вертолете мне не понравился.
К самолету я привык - сам пилотировал их и когда-то даже владел
частью небольшой чартерной компании, но вертолеты - не для меня. Даже в
отличную погоду. А погоду в то утро даже описать невозможно. Нас бросало
из стороны в сторону вверх-вниз, и большую часть пути мы просто не видели,
куда летим, поскольку "дворники" не справлялись с потоками воды,
обрушивавшимися на лобовое стекло. Однако Петерсен оказался отличным
пилотом, и долетели мы благополучно - в десять с минутами утра были на
Х-13.
Шесть человек с трудом удерживали машину, пока генерал, Вайленд,
Ларри и я спускались по трапу. Петерсен дал полный газ и взлетел, как
только последний из нас коснулся посадочной площадки, и уже через десять
секунд пропал из виду за нелепой дождя. Увижу ли его еще когда-нибудь,
подумал я.
На открытой палубе ветер был намного сильнее и порывистее, чем на
суше, и мы изо всех сил пытались удержаться на ногах на скользкой
металлической поверхности. Но у меня-то было не так много шансов упасть,
особенно на спину, - Ларри все время поддерживал меня, уперев свою пушку
мне в поясницу. На нем было пальто с высоким воротником, большими
отворотами, погончиками и поясом, и пистолет он держал в одном из глубоких
карманов. Я нервничал. Ларри не любил меня и мог посчитать дырочку в споем
прекрасном пальто не очень большой платой за привилегию нажать на спуск. Я
досаждал Ларри, как досаждает лошади попавшая под седло колючка, и не
собирался завязывать с этим. Я редко говорил с ним, а если приходилось, не
упускал случая назвать его "наркотой" и выразить надежду, что он вовремя
получает "снежок". По пути к вертолету сегодня утром я заботливо
поинтересовался, не забыл ли он захватить свой "штуцер", и, когда он с
подозрением осведомился, что имеется в виду под этим непечатным словом,
пояснил: волнуюсь, мол, не забыл ли он шприц. Потребовались совместные
усилия генерала и Вайленда, чтобы оторвать его от меня. Нет ничего более
опасного и непредсказуемого, а равно и вызывающего жалость, чем наркоман.
Но тогда в моем сердце не было жалости, поскольку Ларри был самым слабым
звеном в этой цепи, а я намеревался пилить эту цепь до тех пор, пока она
не порвется.
С трудом мы дошли против ветра до укрытия, из которого широкий трап
Блэр Рутвен впутался во что-то, во что не имел права впутываться. И не
спрашивайте меня, кто это "мы" или кто я такой, потому что я не люблю
отказываться отвечать на вопросы, да и для вас так будет лучше. Чего
боится ваш отец. Мери?
- Я не знаю. Знаю, что он боится Ройала, но...
- Он боится Ройала. Я боюсь Ройала. Мы все боимся Ройала. Держу пари,
что Вайленд рассказывает генералу массу историй про Ройала, чтобы генерал
был паинькой и боялся. Но не в этом дело. Не столько в этом. Он боится за
вас, но мне кажется, что его страхи только выросли, когда он понял, с
какой компанией связался. То есть когда он понял, что они из себя
представляют на самом деле. Думаю, он влез во все это с открытыми глазами,
преследуя свои собственные цели, даже если он и не знал, во что ввязался.
Как долго Вайленд и ваш отец являются, скажем так, компаньонами?
Подумав немного, она ответила: - Могу сказать вам точно. Все
началось, когда мы отдыхали на нашей яхте "Темптрисс" у Вест-Индских
островов в конце апреля прошлого года. Мы стояли в Кингстоне, на Ямайке,
когда мамины адвокаты сообщили папе, что она хочет официального развода.
Вы, должно быть, слышали об этом, - продолжила она печально. - Похоже, все
газеты Северной Америки писали об этом, а некоторые дали просто
отвратительные статьи.
- Вы имеете в виду, что генерала слишком долгое время выдавали за
образцового гражданина этой страны, а его брак с вашей матерью - за
идеальный?
- Да, вроде того. Они сделались излюбленной мишенью "желтой" прессы,
- горько произнесла она. - Я не знаю, что нашло на маму - нам всем было
так хорошо друг с другом, - но это лишь говорит о том, что дети никогда
точно не знают, что происходит между родителями.
- Дети?
- Я образно говорю. - В ее голосе слышались усталость и
подавленность, она и выглядела усталой и разбитой да и была такой, иначе
никогда не стала бы рассказывать об этом постороннему человеку. - Дело в
том, что у меня есть сестра, Джин, которая на десять лет младше. Папа
женился поздно. Джин живет с мамой. Похоже, она и останется с мамой.
Адвокаты все еще улаживают дела. Развода не будет, конечно. Вы не знаете
Рутвенов из Новой Англии, мистер Толбот, но если бы вы знали их, то знали
бы и то, что некоторые слова отсутствуют в их языке. "Развод" - одно из
этих слов.
- А ваш отец не делал попыток примириться?
- Он дважды ездил к ней, но без толку. Она даже не хочет повидать
меня: уехала куда-то, и никто, кроме отца, точно не знает, куда. Когда
есть деньги, это нетрудно организовать. - Упоминание о деньгах, наверное,
направило ее мысли в новое русло, ибо в ее голосе снова зазвучали эти 285
миллионов долларов. - Но я не совсем понимаю, какое отношение к нашему
частному семейному делу имеете вы, мистер Толбот.
- Я тоже не понимаю, - согласился я, чуть ли не извиняясь. - Может, я
тоже читал "желтую" прессу. Меня в этом деле интересует только связь с
Вайлендом. Именно тогда он и появился на сцене?
- Примерно тогда. Неделю или две спустя. Папа был в то время в очень
подавленном состоянии и, полагаю, готов был выслушать любое предложение,
которое отвлекло бы его от проблем, и...
- И его рассудительность бизнесмена, конечно, подводила его в то
время. Хотя дружище Вайленд кого угодно проведет. От усов до носового
платка в кармане пиджака Вайленд выглядит как промышленник высокого
полета. Он прочитал все книги об Уолл-стрите, за долгие годы ни разу не
пропустил субботнего выхода в кино, у него все отточено до мастерства.
Полагаю, Ройал появился позднее.
Мери молча кивнула - казалось, она вот-вот расплачется. Слезы
действуют на меня, но не тогда, когда у меня времени в обрез. А сейчас мне
страшно не хватало времени. Потушив свет, я подошел к окну, открыл одну
ставню и посмотрел в темноту. Ветер еще больше усилился, дождь бил в окно
и ручьями стекал по стеклу. Но важнее всего было то, что небо на востоке
посерело - приближался рассвет. Я закрыл ставню, зажег свет и посмотрел на
уставшую девушку: - Как вы считаете, смогут ли они сегодня полететь на
Х-13?
- "Вертушки" могут летать практически в любую погоду. - Внезапно она
встрепенулась: - А кто сказал, что сегодня кто-то собирается лететь?
- Я говорю, - развивать свою мысль дальше я не стал. - Ну, а сейчас
вы, может, скажете правду, почему вы пришли поговорить с Яблонски?
- "Скажете правду"?...
- Вы сказали, что у него доброе лицо. Может, и так, но это - чушь, а
не причина.
- Понимаю. Я ничего не скрываю, правда. Это потому, что я очень
тревожусь. Я слышала о нем кое-что, что позволило мне считать...
- Переходите к делу, - грубо перебил ее я.
- Вы знаете, что в библиотеке установлены подслушивающие устройства
в...
- Я знаю о них, - терпеливо произнес я. - Схема установки мне не
нужна.
На ее бледных щеках появился румянец: - Извините. Я находилась в
соседней комнате, где есть наушники, и, не знаю почему, надела их.
Я ухмыльнулся: попался, который кусался.
- В библиотеке Вайленд и Ройал говорили о Яблонски. Мне стало не до
ухмылок.
- Они следили за ним в то утро, когда он поехал в Марбл-Спрингз.
Похоже, он пошел в магазин скобяных изделий, но они не знают - зачем.
Я мог бы рассказать - зачем: ему надо было купить веревку, изготовить
дубликаты ключей и позвонить по телефону, но промолчал.
- Кажется, он провел в магазине полчаса, и тогда "хвост" пошел в
магазин. Яблонски вышел, а "хвост" - нет. Он исчез. - Она слабо
улыбнулась. - Похоже, Яблонски обслужил его.
Не улыбнувшись, я тихо спросил: - Откуда они знают об этом? "Хвост"
же не объявился?
- За ним послали три "хвоста". Двоих он не заметил.
Я устало кивнул: - И что дальше?
- Яблонски пошел на почту. Я сама видела, как он входил туда. Мы в
это время ехали с папой в полицию рассказать историю, на которой он
настаивал: вы выбросили меня из машины, и я на попутных добралась до дома.
Кажется, он взял книжку бланков телеграмм, зашел в будку, а потом отправил
телеграмму. Один из людей Вайленда дождался его ухода, взял книжку,
оторвал верхний бланк и доставил его Вайленду. Насколько я поняла, Вайленд
работал с ним каким-то порошком и лампами.
Даже Яблонски поскользнулся. Но будь я на его месте, я бы тоже
поскользнулся - тоже подумал бы, что от "хвоста" избавился. Вайленд -
умный человек, может быть, даже слишком умный для меня.
- Еще что-нибудь слышали?
- Очень мало. Насколько я поняла, они проявили большую часть текста,
но не поняли его. Думаю, он был зашифрован, - она замолчала и, облизнув
губы, продолжила: - Но адрес был написан нормальным языком, конечно.
- Конечно, - я подошел к ней поближе и посмотрел на нее. Я знал ответ
на свой следующий вопрос, но должен был задать его: - И какой адрес?
- Некоему мистеру Дж. К. Кертину, Федеральное бюро расследований. Вот
почему я пришла. Я должна была предупредить мистера Яблонски. Больше я
ничего не слышала - кто-то шел по коридору, и я выскользнула через боковую
дверь, но мне кажется, что мистер Яблонски в опасности. В большой
опасности, мистер Толбот.
- Вы опоздали, - сказал я хрипло и холодно, хотя не хотел этого. -
Яблонски мертв. Убит.
Они пришли за мной в восемь утра. Ройал и Валентино.
На мне было надето все, кроме пальто, и я был прикован к спинке
кровати наручниками - ключи от них я выбросил вместе с тремя дубликатами
Яблонски, когда запер все двери.
Они не имели оснований обыскивать меня, и я очень надеялся, что они
не станут делать этого. После того как Мери ушла - вся в слезах,
несчастная, с неохотой пообещавшая не говорить ни слова о том, что
произошло, никому, даже своему отцу, я сел на кровать и стал думать. Мои
мысли шли по кругу, но когда и они иссякли, мрак внезапно прорезала первая
за все время пребывания в этом доме вспышка - ослепительная вспышка
интуиции или здравого смысла. Я поразмышлял еще с полчаса, затем взял лист
тонкой бумаги, написал длинное послание, сложил листок так, что он стал не
более двух дюймов в ширину, заклеил его и написал сверху домашний адрес
судьи Моллисона. Затем сложил его вдвое в длину и засунул между
воротничком рубашки и галстуком.
Когда они пришли за мной, я провел в постели не более часа и совсем
не поспал. Но прикинулся спящим без задних ног. Кто-то грубо потряс меня
за плечо. Я не "проснулся". Он снова потряс меня. Я пошевелился. Он счел
предыдущие свои действия бесполезными и довольно сильно ударил меня по
лицу тыльной стороной ладони. Вот сейчас точно настала пора "просыпаться".
Я заворчал, поморгал и приподнялся, потирая рукой лоб.
- Давай, поживее вставай, Толбот. - Если не считать левой стороны его
лица, напоминавшей своим цветом закат в миниатюре, то Ройал выглядел, как
всегда, спокойным, приятным и отлично выспавшимся - еще один убитый
человек на его совести не очень-то помешал ему спать. Я рад был увидеть,
что рука Валентино все еще болтается на перевязи - это облегчало мою
задачу превратить его в бывшего телохранителя.
- Поживее вставай, - повторил Ройал. - А почему только одни
наручники?
- А? - я поводил головой по сторонам, вовсю делая вид, что еще не
совсем пришел в себя. - Черт возьми, что я съел вчера на ужин?
- Ужин? - Ройал слабо улыбнулся. - Ты и твой тюремщик разожрали
бутылочку, вот и весь твой ужин.
Я медленно кивнул. Он будет говорить уверенно до тех пор, пока
уверен, что если я принял наркотик, то у меня будут лишь весьма смутные
воспоминания о том, что происходило до того, как я отключился. Я мрачно
посмотрел на него и кивнул на наручники: - Сними эту хреновину, а?
- Почему только одни наручники? - спокойно повторил Ройал.
- Какая разница - одни наручники или двадцать? - раздраженно ответил
я. - Не помню. Кажется, Яблонски засунул меня сюда в большой спешке и
нашел только одни. Думаю, ему тоже было нехорошо. - Я сильно потер
ладонями лицо, словно пытаясь привести себя в чувство, и сквозь пальцы
увидел, как Ройал медленно понимающе кивнул. Я понял, что попал в точку:
именно так и поступил бы Яблонски - он почувствовал, что с ним что-то не в
порядке, и поспешил приковать меня, пока не отключился.
Проходя через комнату Яблонски, я, как бы между прочим, посмотрел на
стол. Бутылка из-под виски все еще стояла на столе. Пустая. Ройал или
Вайленд ничего не упускали.
Мы вышли в коридор. Первым шел Ройал, за ним - я, за мной -
Валентино. Внезапно я замедлил шаг, и Валентино ткнул мне пистолетом в
поясницу. Валентино ничего не делал нежно, но сейчас он ткнул меня
сравнительно легко, однако я заорал так, как будто он сделал это в десять
раз сильнее. Я остановился, Валентино наткнулся на меня, а Ройал
развернулся. Он повторил свой фокус - его маленькая игрушка уже уютно
покоилась в руке.
- В чем дело? - спросил он холодно. Никакого изменения интонации,
никакого повышения голоса. Я очень хотел надеяться, что доживу до того
времени, когда увижу Ройала встревоженным.
- В нем, - ответил я. - Держи свою дрессированную обезьяну подальше
от меня, Ройал, иначе я разорву его на части, ему и пистолет не поможет.
- Отстань от него, Гантер, - тихо приказал Ройал.
- Боже, босс, я его почти не трогал. Если отбросить надбровные дуги
антропоида, перебитый нос, оспины и шрамы, то на лице Валентино оставалось
мало места для игры чувств, но, как бы то ни было, сейчас оно выражало
изумление и острое недоумение несправедливо обиженного: - Я лишь слегка...
- Конечно, - Ройал уже отвернулся и пошел вперед. - Просто отстань от
него.
Ройал подошел к лестнице и уже спустился ступеней на десять. И снова
я внезапно замедлил шаг, и снова Валентино наткнулся на меня. Я
развернулся и ударил его ребром ладони по запястью, выбив пистолет.
Валентино наклонился, потянувшись за пистолетом левой рукой, и закричал от
боли, когда я изо всех сил врезал ему каблуком но пальцам. Я не слышал,
затрещали ли кости, но этого и не требовалось - теперь обе его руки
повреждены, и Мери Рутвен понадобится новый телохранитель.
Я не стал подбирать пистолет. Даже не двинулся с места. Слышал, как
Ройал медленно поднимается по лестнице.
- Подальше от пистолета, - приказал он. - Оба.
Мы отошли. Ройал подобрал пистолет, отошел в сторону и жестом
приказал мне спускаться по лестнице впереди него. Я не могу сказать, о чем
он думал: с таким же выражением лица он наблюдал бы и за падением листа с
ветки. Он больше ничего не сказал, даже не взглянул на руку Валентино.
Генерал, Вайленд и наркоман Ларри ждали нас в библиотеке. Как и
раньше, усы и борода скрывали выражение лица генерала, но глаза его слегка
покраснели, а лицо казалось более серым, чем тридцать шесть часов назад.
Но, может быть, мне это только показалось - в то утро мне все виделось в
плохом свете. Вайленд был, как всегда, вежлив, элегантен, улыбчив, чисто
выбрит и одет в прекрасно сшитый серый костюм, белую рубашку с красным
галстуком. Ларри был просто Ларри - белое лицо, невидящий взгляд
наркомана. Он тоже улыбался, и я пришел к выводу, что он плотно
позавтракал, главным образом, героином.
- Доброе утро, Толбот, - сказал Вайленд: крупным проходимцам сегодня
так же легко удается быть вежливыми с вами, как и бить по голове. - Что
там был за шум, Ройал?
- Гантер, - Ройал равнодушно кивнул на Валентино, который только что
вошел, сильно прижав левую руку больной правой и постанывая от боли. - Он
слишком терроризировал Толбота, и тому это не понравилось.
- Убирайся и скули где-нибудь в другом месте, - холодно приказал
Вайленд. Манеры доброго самаритянина! - Чувствуешь себя крутым и обиженным
сегодня, да, Толбот? - Он больше не делал попыток показать, что босс здесь
- якобы генерал. Тот стоял на втором плане гордой и в некотором смысле
трагической фигурой. Но я мог ошибаться в отношении генерала. Очень
ошибаться. Фатально.
- Где Яблонски? - поинтересовался я.
- Яблонски? - Вайленд лениво приподнял брови. - Кто тебе Яблонски,
Толбот?
- Мой тюремщик, где он?
- Тебе, похоже, очень хочется знать это, Толбот? - он окинул меня
долгим оценивающим взглядом, и мне это не понравилось. - Я видел тебя
раньше. И генерал тоже. Никак не могу припомнить, кого ты мне напоминаешь?
- Утенка Дональда. Где Яблонски? - Я повел очень опасную игру.
- Он уехал. Смылся со своими семьюдесятью тысячами.
Сказав "смылся", он совершил ошибку, но я не стал заострять на ней
внимание.
- Где он?
- Ты начинаешь повторяться и утомлять, - он щелкнул пальцами. -
Ларри, телеграммы.
Ларри взял какие-то бумаги со стола, передал их Вайленду и плотоядно
улыбнулся мне.
- Генерал и я - очень осторожные люди, Толбот, - продолжил Вайленд. -
Можно сказать - очень недоверчивые, что одно и то же. Мы проверили тебя.
Мы провели проверку в Великобритании, Голландии и Венесуэле, - он помахал
бумажками. - Это мы получили сегодня утром. Здесь говорится, что ты -
действительно тот, за кого себя выдаешь - один из лучших в Европе
специалистов по спасательным работам. Поэтому мы можем использовать тебя,
поэтому Яблонски нам стал больше не нужен, и мы отпустили его сегодня
утром. Вместе с чеком. Он сказал, что предвкушает поездку в Европу.
Вайленд говорил тихо, убедительно, очень искренне и смог бы уговорить
даже апостола Петра пропустить его в рай. Я напустил на себя такой вид,
какой был бы у апостола Петра, затем произнес много такого, чего никогда
не сказал бы апостол Петр, и закончил свою речь словами: "Грязный, лживый
обманщик!".
- Яблонски?
- Да, Яблонски. Подумать только: я слушал этого лживого двуличного
человека! Я верил ему! Он обещал мне...
- Что он обещал тебе? - мягко поинтересовался Вайленд.
- Он считал, что я кончу на виселице и что обвинения, по которым его
выгнали из нью-йоркской полиции, подстроены. Он думал, что сможет доказать
это, если ему представится шанс расследовать деятельность некоторых
полицейских и покопаться в некоторых полицейских досье. - Я снова
выругался. - Подумать только: я верил...
- Ты говоришь бессвязно, Толбот, - резко перебил меня Вайленд. Он
очень пристально наблюдал за мной. - Давай к делу.
- Он думал, что сможет купить свой шанс, при этом я помогу ему, а он
- мне. Часа два он вспоминал старый федеральный закон, а затем написал
телеграмму в какое-то агентство, предложив им какую-то очень интересную
информацию о генерале Рутвене в обмен на предоставление ему возможности
ознакомиться с определенными досье. И я, дурак, поверил, что все это
всерьез!
- Ты, случайно, не помнишь фамилии человека, которому была адресована
телеграмма?
- Нет, забыл.
- Лучше припомни, Толбот. Ты можешь купить этим кое-что очень важное
для тебя. Жизнь!
Я посмотрел на него без всякого выражения и уставился в пол. Наконец
сказал, не поднимая головы: - Кейтин... Картин... Кертин... Да, Кертин,
Дж. К. Кертин.
- И он предлагал только информацию, если его условия будут приняты?
Так?
- Так.
- Толбот, ты только что купил себе жизнь. Конечно, я купил себе
жизнь. Но Вайленд не конкретизировал, на сколько я ее купил. На сутки, а
то и меньше. Все зависело от того, как пойдет работа. Но меня это не
волновало. Удовольствие, которое я получил, наступив Валентино на руку,
было ничем по сравнению с тем счастьем, которое я испытывал сейчас. Они
заглотнули мою историю. При таких обстоятельствах, если разыграть карты
правильно, они неизбежно должны были ее заглотнуть. А я разыграл свои
карты правильно. Если судить с их точки зрения - Толбот ничего не знает, -
то придумать такую историю просто невозможно. Они не знали и не могли
знать, что мне известно о гибели Яблонски, что они проследили за ним вчера
и прочитали адрес на телеграмме, потому что они не знали, что я побывал
ночью на огороде, что Мери подслушала их разговоры в библиотеке и побывала
у меня. Если бы они считали меня соучастником Яблонски, они застрелили бы
меня сразу. А так они некоторое время не станут меня убивать. Некоторое
время, но, может, мне его и хватит.
Я заметил, что Вайленд и Ройал обменялись быстрыми взглядами и
Вайленд слегка пожал плечами. Они были крутыми ребятами, эти двое, -
крутыми, хладнокровными, безжалостными, расчетливыми и очень опасными.
Последние двенадцать часов они знали, что агенты ФБР в любую минуту могут
взять их за горло, но не было заметно, что они напряжены. Мне стало
интересно, что бы они думали и как бы действовали, если бы знали, что
агенты ФБР следят за ними вот уже три месяца. Но время сообщать им об этом
еще не пришло.
- Джентльмены, есть ли необходимость в дальнейших задержках? - в
первый раз заговорил генерал, и, несмотря на все внешнее спокойствие, в
голосе его звучало напряжение. - Давайте приступим к делу. Погода быстро
ухудшается, передали предупреждение об урагане. Мы должны вылететь как
можно быстрее.
Про погоду он сказал правильно, но не в том времени - она уже
ухудшилась. Ветер больше не стонал - он выл в кронах раскачивавшихся
дубов. Небо затянуло облаками. В холле я посмотрел на барометр: он упал до
отметки 27, что предвещало неприятности. Я не знал, попадем ли мы в центр
шторма или он пройдет мимо, но прийти шторм должен был часов через
двенадцать, а может, и раньше.
- Мы уже вылетаем, генерал. Все подготовлено. Петерсен ждет нас в
заливе. - Петерсен - видимо, пилот вертолета. - Где-нибудь через час все
мы будем на месте, и тогда Толбот сможет приступить к работе.
- Все? - переспросил генерал. - Кто это "все"?
- Вы, я, Ройал, Толбот, Ларри и, конечно, ваша дочь.
- Мери? А это необходимо? Вайленд ничего не ответил, он просто
посмотрел на генерала. Секунд через пять руки генерала расцепились, а
плечи дрогнули. Этой картине не требовалась подпись.
По коридору быстро простучали каблучки, и вошла Мери. На ней был
костюм и зеленая блузка с открытым воротом. Под глазами у нее лежали тени,
она была бледна и выглядела усталой, и я подумал, что она - прекрасна. За
ней шел Кеннеди, но он воспитанно остался в коридоре. Он как бы ничего не
видел и не слышал - типичный хорошо выдрессированный семейный шофер. Без
всякой цели я двинулся к двери в ожидании, когда Мери сделает то, о чем я
ее попросил менее двух часов назад перед тем, как она ушла к себе.
- Папа, я с Кеннеди отправляюсь в Марбл-Спрингз, - начала Мери без
всяких предисловий. Это прозвучало как констатация факта, но на самом деле
она испрашивала разрешения.
- Но... Но мы отправляемся на Х-13, моя дорогая, - безрадостно
сообщил ей отец. - Вчера вечером ты сказала...
- Да, я еду, - с легким нетерпением в голосе сказала она. - Но мы не
можем полететь все сразу. Я отправлюсь вторым рейсом. Мы ненадолго, минут
на двадцать. Вы не против, мистер Вайленд? - мило осведомилась она.
- Боюсь, это трудно сделать, мисс Рутвен, - вежливо ответил Вайленд.
- Видите ли, Гантер поранился...
- Очень хорошо!
Брови его от удивления приподнялись: - Не так уж и хорошо для вас,
мисс Рутвен. Вы знаете, что ваш отец хочет, чтобы вас охраняли, когда...
- Лучшей защиты, которую обеспечивает Кеннеди, мне и не надо, -
холодно отпарировала она. - Более того, я не поеду на платформу с вами,
Ройалом и этим... этим животным, - она не оставила никаких сомнений в том,
что имеет в виду Ларри, - если Кеннеди не поедет со мной. Это мое
последнее слово. И я должна поехать в Марбл-Спрингз, и немедленно.
- Зачем вам туда нужно, мисс Рутвен?
- Есть вопросы, которых джентльмен не задает, - ледяным тоном
отрезала она.
Это сразило его. Он не знал, что она имеет в виду, и это поставило
его в затруднительное положение. Все смотрели на них, кроме меня и Кеннеди
- мы смотрели друг на друга. Я уже стоял у двери спиной ко всем. Мне легко
удалось достать записку из-под воротничка, и теперь я держал ее перед
грудью так, чтобы Кеннеди мог видеть написанную на ней фамилию судьи
Моллисона. Выражение его лица не изменилось, а его кивок измерялся долями
миллиметра. Он был со мной. Все шло прекрасно, но оставался шанс, что
Ройал выстрелит в меня навскидку прежде, чем я выскочу в дверь.
Именно Ройал разрядил обстановку в комнате и помог Вайленду выйти из
трудного положения: - Я бы с удовольствием подышал свежим воздухом, мистер
Вайленд. Я могу прокатиться вместе с ними.
Я рванул в дверь, как торпеда из торпедного аппарата. Кеннеди
расставил руки, и я врезался в него. Мы рухнули на пол и в обнимку
покатились по коридору. В первые же секунды я засунул записку глубоко под
его одежду, и мы продолжали небольно колотить друг друга по плечам и
спине, когда услышали сухой щелчок предохранителя: - Эй вы, прекратите!
Мы прекратили, и я поднялся на ноги под дулом пистолета Ройала. Ларри
прыгал за его спиной, размахивая пистолетом. Будь я Вайлендом, я не дал бы
ему в руки и рогатку.
- Отлично сделано, Кеннеди, - тепло произнес Вайленд. - Я не забуду
этого.
- Спасибо, сэр, - без всякого выражения в голосе поблагодарил
Кеннеди. - Я не люблю убийц.
- Я тоже, мой мальчик, я тоже, - одобрительно сказал Вайленд. Он ведь
нанимал убийц только для того, чтобы исправить их.
- Хорошо, мисс Рутвен. Мистер Ройал поедет с вами. Но возвращайтесь
как можно скорее.
Она прошла мимо, не ответив ему и не посмотрев на меня. Прошла с
высоко поднятой головой. Я все еще считал, что она - прекрасна.
Полет на нефтяную платформу на вертолете мне не понравился.
К самолету я привык - сам пилотировал их и когда-то даже владел
частью небольшой чартерной компании, но вертолеты - не для меня. Даже в
отличную погоду. А погоду в то утро даже описать невозможно. Нас бросало
из стороны в сторону вверх-вниз, и большую часть пути мы просто не видели,
куда летим, поскольку "дворники" не справлялись с потоками воды,
обрушивавшимися на лобовое стекло. Однако Петерсен оказался отличным
пилотом, и долетели мы благополучно - в десять с минутами утра были на
Х-13.
Шесть человек с трудом удерживали машину, пока генерал, Вайленд,
Ларри и я спускались по трапу. Петерсен дал полный газ и взлетел, как
только последний из нас коснулся посадочной площадки, и уже через десять
секунд пропал из виду за нелепой дождя. Увижу ли его еще когда-нибудь,
подумал я.
На открытой палубе ветер был намного сильнее и порывистее, чем на
суше, и мы изо всех сил пытались удержаться на ногах на скользкой
металлической поверхности. Но у меня-то было не так много шансов упасть,
особенно на спину, - Ларри все время поддерживал меня, уперев свою пушку
мне в поясницу. На нем было пальто с высоким воротником, большими
отворотами, погончиками и поясом, и пистолет он держал в одном из глубоких
карманов. Я нервничал. Ларри не любил меня и мог посчитать дырочку в споем
прекрасном пальто не очень большой платой за привилегию нажать на спуск. Я
досаждал Ларри, как досаждает лошади попавшая под седло колючка, и не
собирался завязывать с этим. Я редко говорил с ним, а если приходилось, не
упускал случая назвать его "наркотой" и выразить надежду, что он вовремя
получает "снежок". По пути к вертолету сегодня утром я заботливо
поинтересовался, не забыл ли он захватить свой "штуцер", и, когда он с
подозрением осведомился, что имеется в виду под этим непечатным словом,
пояснил: волнуюсь, мол, не забыл ли он шприц. Потребовались совместные
усилия генерала и Вайленда, чтобы оторвать его от меня. Нет ничего более
опасного и непредсказуемого, а равно и вызывающего жалость, чем наркоман.
Но тогда в моем сердце не было жалости, поскольку Ларри был самым слабым
звеном в этой цепи, а я намеревался пилить эту цепь до тех пор, пока она
не порвется.
С трудом мы дошли против ветра до укрытия, из которого широкий трап