руку, но поскольку самый тяжелый труд, которым он когда-либо занимался,
заключался в нажатии на поршень шприца, он попусту терял время. Я вырвал
пистолет, шагнул назад, ладонью ткнул его в лицо, вынул из пистолета
обойму и бросил ее в один угол, а пистолет - в другой. Ларри полускорчился
у дальней стены, к которой я отбросил его, из его носа текла кровь, а по
щекам струями бежали слезы ярости, разочарования и боли. Один его вид
вызывал у меня тошноту.
- Все в порядке, Ройал, - сказал я, не поворачивая головы. - Можешь
спрятать пистолет, концерт окончен.
Но концерт продолжался. Кто-то жестко сказал: - Подними пистолет,
Толбот, и обойму. Вставь обойму на место и отдай пистолет Ларри.
Я медленно повернулся: Вайленд держал в руке пистолет, но я не
придавал большого значения побелевшим костяшкам пальца на спусковом
крючке. Казалось, он, как всегда, держит себя в руках, но то напряжение, с
которым он держал пистолет, и чуть участившееся дыхание выдавали ею. Это
удивило меня. Люди, подобные Вайленду, никогда не срываются эмоционально,
особенно из-за таких дурней, как Ларри.
- А не пошел бы ты...
- Считаю до пяти.
- А потом?
- Потом стреляю.
- Не посмеешь, - презрительно бросил я. - Ты не относишься к людям,
нажимающим на курок, Вайленд. Именно поэтому ты нанимаешь этих здоровенных
головорезов. И кроме того, кто тогда займется батискафом?
- Начинаю считать, Толбот. Раз... Два...
- Хорошо, хорошо, - оборвал его я, - считать ты умеешь. Ты отлично
считаешь. Бьюсь об заклад, что ты даже умеешь считать до десяти. Но бьюсь
также об заклад, что ты не сможешь сосчитать те миллионы, которые
потеряешь только из-за того, что мне не хочется поднимать пистолет.
- Я найду других людей, чтобы отладить батискаф.
- Но не по эту сторону Атлантики. И у тебя нет столько времени,
Вайленд. Ты уверен, что целый самолет агентов ФБР не направляется сейчас в
Марбл-Спрингз, чтобы расследовать случай со странной телеграммой,
отправленной Яблонски? Ты уверен, что они не стучат в двери виллы и не
спрашивают: "Где генерал?", а дворецкий не отвечает: "Генерал только что
отправился на Х-13", а агенты ФБР на это не говорят: "Нам надо срочно
связаться с генералом, необходимо обсудить с ним важные вопросы"? И они
появятся, Вайленд, как только кончится шторм.
- Боюсь, что он прав, мистер Вайленд, - неожиданно помог мне Ройал. -
У нас нет столько времени. Вайленд долго раздумывал, затем опустил
пистолет и вышел.
Ройал, как всегда, не испытывал никакого напряжения или эмоций. Он с
улыбкой сообщил: - Мистер Вайленд пошел на ту сторону платформы,
перекусить. Ленч рассчитан на всех. - Произнеся это, он посторонился и
пропустил всех в дверь.
Странный и непонятный случай. Размышляя, я пытался найти хоть
какое-нибудь объяснение, пока Ларри подбирал пистолет и обойму, но не мог.
Кроме того, я внезапно понял, что проголодался.
Я посторонился и пропустил мимо себя всех, кроме Ройала. Но не из
вежливости, а для того, чтобы Ларри не выстрелил мне в спину, а затем чуть
убыстрил шаги, чтобы догнать Мери и Кеннеди.
По пути на другую сторону платформы мы должны были перейти буровую
палубу шириной сто футов, на которой я сегодня ночью беседовал с Джо
Курраном. Клянусь - это были самые длинные, самые мокрые и самые
продуваемые ветром сто футов за всю мою жизнь.
Поперек палубы протянули пару проволочных штормовых лееров; нам же
требовалось минимум пять. Ветер дул с фантастической силой, и теперь я
знал, что до конца шторма до Х-13 не сможет добраться ни судно, ни
вертолет. Мы были полностью отрезаны от мира.
В половине третьего дня было темно, как в сумерках, и из черных туч,
стеной окружавших нас, ветер обрушивался на Х-13 так, словно хотел вырвать
ее с корнем, опрокинуть и похоронить в пучине. Ветер визжал в переплетении
металлических конструкций. Чтобы удержаться на ногах, нам пришлось
сгибаться почти пополам и прямо-таки повисать на штормовых леерах. Стоило
только упасть, и ветер тут же сдул бы пас в море. Он не позволял дышать, и
брызги дождя под его напором секли незащищенные участки кожи, как мелкие
свинцовые дробинки.
Первой шла Мери, вплотную за ней, одной рукой держась за леер, а
другой обхватив Мери, - Кеннеди. В другое время я поразмышлял бы на тему о
том, как везет некоторым и как они умеют устраиваться, но сейчас меня
одолевали более важные проблемы. Я приблизился к Кеннеди и прокричал ему в
ухо, перекрывая рев шторма: - Есть новости?
Он был умен, этот шофер - не остановился, не повернул головы, а
просто легонько покачал ею.
- Черт возьми! - выругался я. Нескладно получалось. - Ты позвонил?!
Он снова покачал головой. Поразмыслив, я не стал винить его. Много ли
он мог услышать или узнать, когда Ларри всю дорогу хвастался своим
пистолетом, возможно, прямо с того момента, как они прибыли на Х-13.
- Мне надо поговорить с тобой, Кеннеди! - проорал я.
И на этот раз он услышал меня - едва заметно кивнул головой, но я
заметил этот кивок.
Мы перебрались на другую сторону, прошли в тяжелую дверь и сразу
очутились в другом мире. И дело было не только в наступившей тишине,
охватившем нас тепле и отсутствии ветра и дождя, нет - по сравнению с той
стороной платформы эта напоминала роскошный отель.
Стены здесь не были мрачными стальными переборками - их облицевали
пластиковыми панелями приятных пастельных тонов. Пол покрывала толстая
звукопоглощающая резина, и по всему коридору тянулась дорожка. Вместо
резкого света редких ничем не закрытых ламп коридор освещался мягким,
рассеянным светом скрытых светильников. По обеим сторонам коридора
располагались двери; одна или две были открыты, и я заметил, что комнаты
так же отлично обставлены, как каюты старших офицеров на линейных
кораблях. Добыча нефти предполагает суровую жизнь бурильщиков, и такой
комфорт, почти роскошь, на марсианской металлической конструкции в десятке
миль от берега казался несколько неестественным и совсем неподходящим.
Но больше всего меня порадовало наличие скрытых динамиков, из которых
лилась спокойная, но достаточно громкая для моих целей музыка. Когда мы
вошли, Кеннеди повернулся и спросил у Ройала: - Куда мы идем, сэр? - Да,
он был отличным шофером. Любой, кто называет Ройала "сэром", заслуживает
медали.
- В каюту генерала. Показывай дорогу.
- Обычно я ем в рабочей столовой, сэр, - сказал Кеннеди.
- Но не сегодня. Давай побыстрее. Кеннеди поймал его на слове. Вскоре
все, кроме меня, отстали на десять футов, но я знал, что у меня мало
времени. Я зашептал, наклонив голову и не глядя на него: - Отсюда можно
позвонить?
- Нет, без разрешения нельзя. Один из людей Вайленда сидит с
оператором коммутатора. Он проверяет все поступающие и исходящие
сообщения.
- С шерифом виделся?
- С заместителем. Он взял сообщение.
- Как они дадут нам знать?
- Сообщением. Генералу. О том, что ты или человек, похожий на тебя,
арестован в Джексонвилле, по пути на север.
Мне захотелось громко выругаться, но я удовольствовался тем, что
выругался про себя. Возможно, лучшего за столь короткое время они
придумать не могли, но это был весьма ненадежный способ оповещения.
Обычный оператор коммутатора действительно мог передать сообщение
генералу, и я мог бы оказаться в это время рядом; но ставленник Вайленда,
надзирающий за оператором, поймет, что сообщение ложное, и доложит о нем,
возможно, через несколько часов в виде шутки. И не было никакой
уверенности, что новости дойдут до моих ушей. Все, абсолютно все могло
пойти насмарку, и могли погибнуть люди только из-за того, что я не получу
нужного мне известия. Неприятно. Я был глубоко разочарован и раздосадован.
Музыка внезапно прекратилась, но мы как раз повернули за угол,
который скрыл нас от остальных, и я воспользовался предоставившейся мне
возможностью: - Оператор радиостанции дежурит постоянно?
Кеннеди призадумался: - Не знаю. Думаю, что установлен вызывной
звонок.
Я понял, что он имел в виду. Там, где по каким-либо причинам
невозможно установить постоянное дежурство у радиостанции, монтируют
устройство, которое при получении сигнала вызова на требуемой частоте
включает вызывной звонок.
- С коротковолновым передатчиком работать умеешь? - прошептал я.
Он покачал головой.
- Ты должен помочь мне. Важно, чтобы...
- Толбот! - раздался голос Ройала. Он слышал мои слова, в этом я был
уверен. Если у него зародились хоть малейшие подозрения, то это были наши
последние с Кеннеди слова, и со мной кончено. Но я не рванул вперед и не
остановился на полушаге, а постепенно замедлил шаги, не спеша повернул
голову и вопросительно посмотрел на него. Ройал находился футах в восьми
сзади, и на его лице я не заметил подозрительности или враждебности, но
это ничего не значило - уже давно Ройал научился сохранять бесстрастность.
- Подожди здесь, - коротко приказал он. Прошел вперед, открыл
какую-то дверь, заглянул, затем огляделся по сторонам и кивком подозвал
нас: - Нормально. Входите.
Комната была большая - более двадцати футов в длину и прекрасно
обставлена. Красный ковер от стены до стены, красные шторы на окнах,
обитые красным и зеленым мебельным ситцем кресла, стойка для коктейлей с
обтянутыми красной кожей стульями в одном углу, облицованный пластиком
стол на восемь персон около двери, в противоположном от стойки для
коктейлей углу закрытый занавеской альков. Слева и справа находились две
двери. Это была столовая - здесь компенсировались неудобства, которые
испытывал генерал, когда приезжал на Х-13.
Вайленд ждал нас. Похоже, самообладание вернулось к нему, и должен
признать - он хорошо смотрелся в этой комнате.
- Закрой дверь, - приказал он Ларри, повернулся ко мне и кивком
указал на альков: - Ты поешь там.
- Естественно, - согласился я, - наемная рабочая сила питается на
кухне.
- Ты будешь есть там по той же причине, по какой не встретил никого,
когда шел сюда. Нам не надо, чтобы рабочие бегали по Х-13 и кричали, что
видели Толбота - разыскиваемого убийцу. Не забывай, что здесь есть радио,
а вертолет ежедневно доставляет свежие газеты... Думаю, что теперь мы
можем позвать стюарда, генерал.
Я быстро сел за небольшой столик за занавеской. Меня трясло. Я должен
был почувствовать облегчение от того, что Ройал ничего не заподозрил, а
просто проверял, нет ли кого на нашем пути, но меня тревожила моя ошибка.
Мое внимание так поглотили неотложные проблемы, что я забыл о своей роли
убийцы. Будь я настоящим и разыскиваемым убийцей, прятал бы лицо, шел бы в
середине группы и со страхом заглядывал бы в каждый угол. Я же ничего
этого не делал, а если у Ройала возникнет вопрос, почему я ничего этого не
делал?
Дверь открылась, и кто-то, думаю, стюард, вошел. Снова генерал был
хозяином, главным, а Вайленд - его сотрудником и гостем; способность
генерала менять маски, его безупречное самообладание в любых
обстоятельствах поражали меня все больше. Я начал надеяться, что сделаю
правильный ход, если посвящу генерала в кое-что происходящее здесь и
попрошу его помощи - теперь я точно знал: он умеет вводить в заблуждение и
проявлять двуличие, если того требует обстановка. Но мои надежды вступить
с ним в контакт были столь же несбыточными, как если бы генерал находился
в тысячах миль отсюда.
Генерал отдал распоряжения, стюард вышел, и с минуту в комнате стояла
полная тишина. Затем кто-то встал, прошел по комнате, и я услышал звон
бутылок и стаканов. Такие пустяки, как убийство, принуждение и погружение
за миллионами на дно морское, не могло помешать соблюдению правил старого
доброго южного гостеприимства. Я мог побиться об заклад, что в роли
бармена выступал сам генерал, и оказался прав; я мог поставить еще большие
деньги, что генерал обойдет своим вниманием Толбота-убийцу, и ошибся.
Занавеску отдернули, и генерал лично поставил передо мной стаканчик.
Секунды на две он склонился над моим столиком и посмотрел на меня, но не
так, как смотрят на известного убийцу, который похитил дочь и угрожал
убить ее. Он смотрел на меня долгим, оценивающим взглядом, в котором
светился интерес. Затем неожиданно улыбнулся мне краешком рта и подмигнул.
Мгновение - и он отошел, задернув занавеску.
Все это мне не померещилось. Генерал видел меня насквозь. Когда он
раскусил меня - я не знал, как не знал и обстоятельств, которые позволили
ему сделать это. Но был уверен в том, что узнал он все не от дочери,
которую я убедил хранить тайну.
В комнате громко заговорили, и я узнал голос генерала: - Чертовски
оскорбительно и возмутительно, - такого тона - сухого, ледяного - я раньше
от него не слышал, наверное, он давал эффект, когда генерал подавлял
сопротивление непокорного совета директоров. - Я не виню Толбота, он все
же убийца. Но запугивание пистолетами, сторожа - это должно прекратиться.
Я настаиваю на этом, Вайленд. Боже мой, все это не нужно. Никогда не
думал, что такой человек, как вы, может пойти на такие мелодраматические
действия. Посмотрите, какая погода! Никто не сможет выбраться отсюда, по
меньшей мере в ближайшие двенадцать часов. Мы не причиним никаких
неприятностей, и вы же знаете: я сам меньше всего хочу неприятностей.
Лично могу поручиться за свою дочь и Кеннеди.
Генерал был хитрый человек, более хитрый, чем Вайленд или Ройал. Он
несколько запоздал с протестом против наблюдения, но мне кажется, что на
самом деле он стремился получить свободу передвижения, возможно, для себя,
но более вероятно, для своего шофера. Однако более важно то, что он
получил ее. Вайленд согласился, но с условием, что генерал, его шофер и
Мери останутся в помещении в опоре вместе с остальными людьми Вайленда,
когда сам он и Ройал отправятся в батискафе за миллионами. Я все еще не
имел представления о том, сколько людей Вайленда находится на X-13, но,
вероятно, кроме Ларри, Сибэтти и его друга, здесь было еще трое. И
телосложением они не должны были уступать Сибэтти.
В дверь постучали, и разговор прервался. Стюард расставил приборы и
хотел было начать носить еду, но генерал отпустил его. Когда дверь за
стюардом закрылась, генерал предложил: - Мери, не отнесешь ли чего-нибудь
Толботу?
Послышался звук отодвигаемого кресла, а затем голос Кеннеди: -
Разрешите мне, генерал?
- Спасибо, Кеннеди. Минутку, сейчас дочь соберет.
Занавеска отодвинулась, и Кеннеди аккуратно поставил передо мной
блюдо. Рядом с ним он положил маленькую книжечку в голубом переплете,
посмотрел на меня без всякого выражения и ушел.
Он ушел прежде, чем до меня дошло значение того, что он сделал. Он
прекрасно знал, что любые уступки относительно свободы передвижения,
которые выбил генерал, на меня не распространялись: я буду под наблюдением
каждую секунду, и поговорить нам не удастся. Но пообщаться мы сможем - с
помощью этой маленькой книжечки.
Собственно, это была не книжечка, а нечто среднее между дневником и
тетрадью расходов. В специальном кармашке торчал небольшой карандаш. Такие
книжечки владельцы гаражей и автомобильные маклеры раздают сотнями тысяч,
обычно под Рождество, наиболее кредитоспособным клиентам. Почти каждый
шофер имел такую книжицу для записи в соответствующей графе стоимости
бензина, масла, обслуживания и ремонта, пробега автомобиля и расхода
топлива. Подобные вещи не интересовали меня. Меня интересовали лишь чистые
странички и маленький синий карандаш.
Глядя одним глазом в книжечку, другим - на занавеску и прислушиваясь
к голосам и звукам, я добрые пять минут писал, вслепую тыкая вилкой в
блюдо. Я пытался быстро и кратко написать все, что мне хотелось сказать
Кеннеди. Закончив, я почувствовал законное удовлетворение.
Минут через десять Кеннеди принес мне чашку кофе. Книжечки не было
видно, но он, не раздумывая, сунул руку под лежавшую на столе скомканную
салфетку и, достав книжечку, незаметно спрятал ее. Я почувствовал большое
доверие к Саймону Кеннеди.
Минут пять спустя Вайленд и Ройал отвели меня обратно на другую
сторону платформы. За прошедшие полчаса ураган не утих, а темнота
сгустилась.
В двадцать минут четвертого я снова очутился в батискафе и задраил за
собой люк.



    ГЛАВА ДЕСЯТАЯ




В половине седьмого вечера я выбрался из батискафа и сделал это с
радостью. Когда вам нечем заняться - а кроме минутного дела я за этот день
не сделал ничего, - то внутри батискафа нет ничего, что помогло бы вам
развлечься и отдохнуть. Я оставил Сибэтти задраивать люк в полу опоры и
поднялся по 180 ступенькам в помещение наверху, где в одиночестве коротал
время Ройал.
- Закончил? - полюбопытствовал он.
- Сделал все, что мог. Мне нужна бумага, карандаш, инструкции, и мне
кажется: я смогу запустить эти двигатели через пять минут. Где Вайленд?
- Пять минут назад его вызвал генерал, и они куда-то ушли.
- Ладно, неважно. Мне понадобится самое большее полчаса. Скажи ему,
что мы сможем отправиться в семь с минутами. А теперь мне нужна бумага и
несколько минут, чтобы спокойно сделать расчеты. Куда идти?
- А это место не подойдет? - без эмоций поинтересовался Ройал. - Я
пошлю Сибэтти за бумагой.
- Если ты думаешь, что я стану работать, когда Сибэтти будет таращить
на меня свои рыбьи глаза, то ошибаешься. - Я на минуту задумался. - По
пути сюда мы прошли мимо какого-то кабинета. Дверь его была незаперта, и я
видел там стол, бумагу и нужные мне линейки.
- Так в чем дело? - пожал Ройал плечами и показал мне на дверь. Тут в
люке появился Сибэтти, и не успели мы отойти и на десять футов, как я
услышал звуки задвигаемого засова и поворота ключа в замке - Сибэтти очень
ревностно относился к своим обязанностям хранителя замка.
Нужная нам дверь находилась в середине коридора. Обернувшись, я
посмотрел на Ройала и, увидев его разрешающий кивок, вошел. Из-за
нескольких кульманов небольшая хорошо обставленная комната походила на
кабинет архитектора. Я прошел к большому обитому кожей столу и удобному
креслу.
Ройал осмотрел комнату именно так, как он должен всегда осматривать
комнаты. Просто невозможно представить себе его сидящим спиной к двери и
лицом к окну или источнику света. Он вел бы себя так же и в детской
спальне. Однако в данном случае Ройал осматривал комнату, чтобы определить
ее пригодность в качестве тюрьмы, и то, что он увидел, удовлетворило его:
кроме двери, из комнаты был лишь один выход - окно с зеркальным стеклом с
видом на море. Он уселся на стул прямо под люстрой и закурил. Сидел он не
более чем в шести футах от меня, и оружия в его руке не было, но он успел
бы выхватить свой маленький пистолет и просверлить во мне пару дырочек
прежде, чем я добрался бы до него. Кроме того, именно сейчас насилие не
входило в мои расчеты.
Минут десять я заполнял лист бумаги цифрами, "считал" на
логарифмической линейке, изучал схему проводки, и у меня "ничего не
получалось". Я не скрывал этого: прищелкивал языком в нетерпении, кончиком
карандаша чесал затылок, сжимал губы и с нараставшим раздражением смотрел
на стены, дверь, окно. Но главным образом я раздраженно смотрел на Ройала.
Наконец до него дошло: - Я мешаю тебе, Толбот?
- Что? А... нет, не очень, у меня просто не получается...
- Все не так просто, как казалось? Я раздраженно уставился на него.
Если сам не предложит, то это придется сделать мне, но он выручил меня: -
Мне так же, как и тебе, не терпится закончить все это. Мне кажется, ты
относишься к людям, которые не любят, когда их отвлекают. А я, похоже,
отвлекаю тебя.
Он легко поднялся, посмотрел на лежавший передо мной лист бумаги,
взял стул и направился к двери: - Подожду в коридоре.
Вместо ответа я лишь слегка кивнул головой. Он вытащил из замка ключ,
вышел в коридор, закрыл и запер дверь. Я встал, на цыпочках подкрался к
двери и стал ждать.
Долго ждать не пришлось. Через минуту я услышал в коридоре быстрые
шаги, кто-то с резко выраженным и явно американским акцентом сказал
"Извини, Мак", а затем донесся звук тяжелого удара, который заставил меня
вздрогнуть. В замке повернулся ключ, дверь открылась, и я помог втащить в
комнату тяжелую ношу.
Ройал был в полной отключке. Пока я тащил его, фигура в дождевике
закрывала дверь на замок. Затем фигура начала освобождаться от зюйдвестки,
пальто и сапог, и оказавшаяся под одеждой темно-бордовая униформа была,
как всегда, безукоризненной.
- Неплохо, - прошептал я. - Этот американский акцент обманул бы и
меня.
- И Ройала он обманул. - Кеннеди наклонился и посмотрел на синяк,
который уже появился на виске Ройала. - Кажется, я стукнул его слишком
сильно. - Это заботило его столь же сильно, как заботило бы меня, раздави
я тарантула. - Ничего, выживет.
- Выживет. Ты, похоже, долго ждал этого момента и получил
удовольствие. - Я сбросил пальто и старался как можно скорее влезть в
штормовку. - Все готово? Ты все доставил в мастерскую?
- Послушай, Толбот, - с укоризной сказал Кеннеди, - у меня было целых
три часа.
- Ну извини. А если этот друг начнет приходить в себя?
- Я снова слегка стукну его, - мечтательно ответил Кеннеди.
Усмехнувшись, я вышел. Я не знал, на сколько генералу удастся
задержать Вайленда, но подозревал, что ненадолго - Вайленд спешил.
Возможно, я сделал себе же хуже, сказав, что правительственные агенты ждут
лишь малейшего улучшения погоды, чтобы добраться сюда и расспросить
генерала, но Вайленд наставил на меня пистолет и грозился пристрелить, и я
был вынужден схватиться за соломинку.
Направление шквалистого ветра изменилось, и мне пришлось идти против
ветра. Теперь он дул с севера, и я понял, что ураган прошел севернее и
направился к Тампа. Через несколько часов ветер поутихнет, а море немного
успокоится. Но сейчас-то ветер был очень сильным, и, отворачиваясь от
него, я шел почти спиной вперед. Мне показалось, что впереди кто-то
пробирается, держась за спасательный леер, но я не стал присматриваться.
Время осмотрительности и тщательного разведывания подстерегающей меня
опасности прошло - настало время действовать по принципу "пан или пропал".
Перебравшись на другую сторону, я быстро пошел по коридору, в котором
несколько часов назад мне удалось переброситься парой слов с Кеннеди, но
повернул направо, а не налево, как тогда, остановился, чтобы
сориентироваться, и поспешил к широкому трапу, который, по словам Мери,
вел на буровую палубу. Навстречу мне попалось несколько человек, но я шел
как ни в чем не бывало. Дверь в одну из комнат была открыта - и я увидел
сквозь табачный дым, что там полно народу. Явно все работы на буровой и
верхней палубах были прекращены, но буровиков это не волновало - их
десятидневная вахта оплачивалась с момента отъезда на буровую до
возвращения на берег; меня это тоже не волновало - я направлялся именно на
рабочую палубу, и прекращение работ лишь облегчало мою задачу.
Повернув за угол, я наткнулся на двух мужчин, которые, казалось,
весьма горячо спорили о чем-то. Это были Вайленд и генерал. Вайленд
прервал свою речь, чтобы посмотреть на меня, когда я, извинившись за
толчок, пошел по коридору дальше. Уверен, что он не мог опознать меня -
почти на глаза натянул я зюйдвестку, поднял высокий воротник, но лучшей
маскировкой стало то, что я перестал хромать. Однако, несмотря на все это,
я прямо-таки спиной ощущал его буравящий взгляд, пока не свернул за угол.
Я не знал, шел ли мне на пользу этот явный спор между генералом и
Вайлендом. Если генералу удалось заинтересовать Вайленда каким-либо
спорным вопросом, имеющим жизненное значение для них обоих, то это шло мне
на пользу; если же Вайленд спорил о чем-то, что считал ненужной задержкой,
то все могло обернуться очень плохо. Если он окажется на той стороне
платформы раньше меня, то последствий я даже представить себе не мог. А
посему не стал думать о последствиях, а бросился бежать, не обращая
внимания на редких встречных, не понимавших причины такой бешеной
активности в этот хорошо оплачиваемый выходной, добежал до трапа и
бросился наверх, прыгая через две ступеньки.
Мери в пластиковом дождевике с капюшоном ждала меня наверху перед
закрытыми дверями. Она отшатнулась, когда я внезапно появился перед ней.
На мгновение я опустил воротник, чтобы она могла узнать меня.
- Вы?! Она внимательно посмотрела на меня. - Ваша нога... Куда делась
ваша хромота?
-- Я никогда не хромал. Это уловка. Самая гарантированная
уловка, чтобы одурачить наиболее подозрительных. Кеннеди
передал, для чего вы нужны мне?
-- Да. Он сказал, что я должна быть чем-то вроде сторожевого
пса и нести караульную службу.
-- Правильно. Я не хочу получить пулю или нож в спину в
радиорубке. Сожалею, что мне пришлось остановить свой выбор на
вас, но у меня нет иного выхода. Где находится эта радиорубка?
-- Надо войти в эту дверь, -- показала она, -- и пройти около
пятнадцати метров вперед.
-- Пойдемте, -- я схватил дверную ручку и неосторожно повернул
ее. Дверь с силой распахнулась, и если бы я не так крепко сжимал
ручку, то свалился бы к подножию лестницы. Мощный порыв
завывающего ветра отбросил и меня и дверь на переборку с такой
силой, что перехватило дыхание. Меня наверняка оглушило бы, если
бы не смягчившая удар штормовка, когда я затылком врезался в
стальную переборку. Какое-то мгновение никак не мог прийти в
себя. Голова кружилась, перед глазами мелькал калейдоскоп
цветной оскольчатой мозаики. Согнувшись пополам, пытался