Страница:
папиросной бумаги, он печально улыбнулся: - Мы подумали, что следует
поинтересоваться у Интерпола, что им известно о вас, хотя сейчас, я
считаю, здесь вряд ли содержится какая-нибудь полезная информация. Мы
знаем все, что нам надо... Хотя минутку! - спокойный, с ленцой, голос
внезапно сорвался на крик, от которого дремавший репортер подпрыгнул и
полез подбирать упавшие на пол блокнот и ручку.
Судья начал быстро читать первый лист радиограммы:
"Париж, рю Поль-Валери-376. Ваш запрос получен"... и так далее и тому
подобное... "К сожалению, мы поможем сообщить вам никакой информации об
уголовном прошлом Джона Крайслера. Идентификация невозможна без черепного
индекса и отпечатков пальцев, но по вашему описанию он сильно напоминает
покойного Джона Монтегю Толбота. Причины вашего запроса и его срочности
нам неизвестны, но пересылаем вам все, что мы знаем о Толботе. Сожалеем,
что больше ничем поможем помочь вам"... и так далее и тому подобное...
"...Джон Монтегю Толбот. Рост пять футов одиннадцать дюймов, вес сто
восемьдесят пять фунтов, ярко-рыжие волосы с пробором слева, синие глаза,
густые черные брови, ножевой шрам около правого глаза, орлиный нос,
исключительно ровные зубы. Левое плечо значительно выше правого из-за
сильной хромоты..."
Судья посмотрел на меня, а я-на дверь. Должен признать, что описание
было не таким уж плохим.
"..Дата рождения неизвестна, возможно, начало 20-х годов. Место
рождения также неизвестно. Данных о службе в армии во время войны нет. В
1948 году закончил Манчестерский университет со степенью
бакалавра-инженера. Три года работал в фирме "Сибе, Гормон и компания". -
Судья внимательно посмотрел на меня и поинтересовался:
- Кто такие "Сибе, Герман и компания"?
- Никогда не слышал о них.
- Конечно, не слышали. Но я слышал. Очень известная европейская
фирма, специализирующаяся, помимо всего прочего, на производстве всех
видов оборудования для подводных работ. Весьма тесно связано с вашей
работой в спасательной фирме в Гаване, не так ли? - Он явно не рассчитывал
на ответ, потому что сразу продолжил читать сообщение дальше:
"...Специализировался по спасательным работам на большой глубине.
Уволился из "Сибе, Герман и компания" и устроился в датскую спасательную
фирму, из которой уволился через полгода - после того как начались розыски
двух пропавших слитков весом в двадцать восемь фунтов каждый и общей
стоимостью шестьдесят тысяч долларов, поднятых фирмой в Бомбейской бухте с
затонувшего там 14 апреля 1944 года в результате взрыва судна
"Форт-Страйкин", перевозившего боеприпасы и ценности. Вернулся в
Великобританию, устроился в портсмутскую спасательную фирму. Во время
спасательных работ на "НантакетЛайт", перевозившем из Амстердама в
Нью-Йорк бриллианты и затонувшем в июне 1955 года около мыса Лизард,
вступил в контакт с "Корнерзом" Мораном, известным вором, работавшим по
драгоценностям. Поднятые драгоценности стоимостью восемьдесят тысяч
долларов исчезли. Толбота и Морана выследили в Лондоне и арестовали. Оба
бежали из полицейского фургона, когда Толбот застрелил полицейского из
припрятанного маленького пистолета. Полицейский впоследствии умер..."
Я сильно подался вперед, крепко вцепившись руками в барьер. Все
смотрели на меня, а я смотрел только на судью. Единственными звуками,
нарушавшими тишину в этом душном зале, были назойливое жужжание мух и
тихий шорох большого вентилятора на потолке.
"...В конечном счете Толбота и Морана выследили на складе резиновых
изделий на берегу реки, - судья Моллисон теперь читал медленно, как будто
ему требовалось время, чтобы оценить значение того, что он читал. - Их
окружили, на предложение сдаться они ответили отказом. На протяжении двух
часов отбивали все попытки полицейских, вооруженных пистолетами и
гранатами со слезоточивым газам, захватить их. В результате взрыва на
складе вспыхнул сильный пожар. Все выходы охранялись, Толбот и Моран не
предпринимали никаких попыток бежать. Оба сгорели в огне. Останки Морана
обнаружить не удалось, считается, что он сгорел полностью. Обугленные
останки Толбота опознаны по кольцу с рубином, которое он носил на левой
руке, медным пряжкам ботинок и немецкому автоматическому пистолету калибра
4,25 миллиметра, который он, как известно, обычно носил при себе..."
Судья на несколько секунд замолчал. Он озадаченно посмотрел на меня,
как будто не мог поверить в то, что он прочитал, моргнул и медленно повел
взглядом, пока не уперся им в маленького человечка в плетеном кресле: -
Пистолет калибра 4,25 миллиметра, шериф? Имеете ли вы представление...
- Да, - сурово и со злобой ответил шериф. - Это то, что мы называем
автоматическим пистолетом 21-го калибра, и, насколько мне известно,
существует лишь один подобный пистолет - немецкий "лилипут"...
- ...Который обнаружили у заключенного при аресте, - констатировал
судья. - И у него кольцо с рубином на левой руке. - Покачав головой, судья
пристально посмотрел на меня: неверие медленно уступало место на его лице
убеждению. - Пятна на шкуре леопарда никогда не меняются. Разыскивается за
убийство, возможно, за два - кто знает, что вы сделали со своим сообщником
на складе? Это же его тело нашли, не ваше?
По залу прокатился гул голосов, и снова наступила мертвая тишина -
звук упавшей иголки показался бы громом.
- Убийца полицейских. - Шериф облизнул губы, посмотрел на Моллисона и
шепотом повторил: - Убийца полицейских. Его вздернут за это в Англии, да,
судья?
Судья снова взял себя в руки: - В юрисдикцию настоящего суда не
входит...
- Воды! - это был мой голос, и даже мне он показался хриплым. Я
сильно наклонился над барьером скамьи подсудимых, слегка покачиваясь и
держась за него одной рукой, а другой промокая носовым платком лицо. У
меня было достаточно времени, чтобы придумать это, и, думаю, выглядело все
так, как мне хотелось, - по крайней мере, я надеялся на это.
- Мне... кажется, я сейчас упаду в обморок. Нет ли... нет ли воды?
- Воды? - в голосе судьи слышалось полунетерпение - полусочувствие. -
Боюсь, что нет.
- Там, - проговорил я, задыхаясь, и слегка махнул рукой вправо от
охранявшего меня полицейского. - Пожалуйста!
Полицейский отвернулся - я бы сильно удивился, не сделай он этого, -
и я с поворотом ударил его левой рукой в низ живота. Тремя дюймами выше -
и удар пришелся бы по тяжелой медной пряжке его ремня; в этом случае мне
пришлось бы заказывать где-нибудь новые костяшки пальцев. Его крик еще не
успел затихнуть, а я уже развернул его, выхватил из кобуры тяжелый кольт и
наставил его на зал еще до того, как полицейский ударился о барьер и сполз
по нему на пол, кашляя и задыхаясь от боли.
Одним взглядом окинул я все помещение. Человек с перебитым носом
уставился на меня почти в изумлении, челюсть его отвисла и изжеванный
окурок сигары прилип к нижней губе. Блондинка вся подалась вперед, широко
раскрыв глаза и прикрыв ладонью рот. Судья больше не был судьей - он
напоминал восковую фигуру: застыл в своем кресле, как будто только что
вышел из-под руки ваятеля. Секретарь, репортер и человек у двери также
напоминали статуи. Школьницы и присматривавшая за ними старая дева все
также смотрели на происходящее круглыми глазами, но любопытство на их
лицах сменилось страхом. Губы у ближайшей ко мне школьницы дрожали -
казалось, она сейчас заплачет или закричит. Я смутно надеялся, что она не
закричит, но мгновение спустя понял, что это не имеет значения - очень
скоро здесь будет более шумно.
Шериф не был безоружным, как мне раньше показалось, он тянулся за
пистолетом. Но делал это не так резко и стремительно, как шерифы в фильмах
моей юности. Длинные свисающие полы его пальто и подлокотник плетеного
кресла мешали, и ему понадобилось целых четыре секунды, чтобы дотянуться
до рукоятки пистолета.
- Не делайте этого, шериф, - быстро проговорил я. - Пушка в моей руке
направлена прямо на вас.
Но его храбрость или безрассудство, казалось, были обратно
пропорциональны его росту. По его глазам и крепко стиснутым пожелтевшим от
табака зубам было видно, что его ничто не остановит, за исключением
одного. Вытянув руку, я поднял револьвер на уровень глаз, - в точную
стрельбу от бедра верят только дураки, - и когда шериф вытащил руку из-под
пальто, я нажал на курок. Раскатистый грохот выстрела тяжелого кольта,
многократно отраженный и усиленный стенами небольшого зала суда, заглушил
все остальные звуки. Кричал ли шериф, попала пуля в руку или пистолет -
этого никто не мог сказать. Верить можно было только тому, что увидел
своими глазами: как правая рука и вся правая сторона тела шерифа
конвульсивно дернулись, пистолет, крутясь, полетел назад и упал на стол
рядом с блокнотом перепуганного репортера.
Я же в это время уже наставил кольт на человека у дверей.
- Присоединяйся к нам, приятель, - позвал я его. - Похоже, тебе в
голову пришла мысль позвать на помощь. - Я подождал, пока он дошел до
середины прохода, затем быстро развернулся, услышав шум за спиной.
Торопиться не было нужды. Полицейский поднялся на ноги, но это все,
что можно было о нем сказать. Согнувшись почти пополам, он одну руку
прижал к солнечному сплетению, вторая же свисала почти до пола. Он
закатывался в кашле, судорожно пытаясь вздохнуть, чтобы унять боль. Затем
почти выпрямился - на лице его не было страха, только боль, злоба, стыд и
решимость сделать что-нибудь или умереть.
- Отзови своего цепного пса, шериф, - грубовато потребовал я. - В
следующий раз он может действительно сильно пострадать.
Шериф злобно посмотрел на меня и процедил сквозь стиснутые зубы
одно-единственное непечатное слово. Он сгорбился в кресле, крепко сжимая
левой рукой правое запястье - все свидетельствовало о том, что его больше
заботила собственная рана, а не возможные страдания других.
- Отдай мне пистолет, - хрипло потребовал полицейский. Казалось,
что-то перехватило ему горло, и ему было трудно выдавить из себя даже эти
несколько слов. Пошатываясь, он шагнул вперед и теперь находился менее чем
в шести футах от меня. Он был очень молод - не более года.
- Судья! - требовательно сказал я.
- Не делайте этого, Доннелли! - Судья Моллисон оправился от
первоначального шока, заставившего его оцепенеть. - Не делайте этого! Этот
человек - убийца. Ему нечего терять, он убьет еще раз. Оставайтесь на
месте.
- Отдай мне пистолет. - Слова судьи не оказали на полицейского
никакого воздействия. Доннелли говорил деревянным голосом без эмоций -
голосом человека, чье решение уже настолько вне его, что это уже не
решение, а единственная всепоглощающая цель его существования.
- Оставайся на месте, сынок, - тихо попросил я. - Судья правильно
заметил - мне нечего терять. Еще один шаг, и я прострелю тебе бедро.
Доннелли, ты представляешь, что может сделать свинцовая пуля с мягкой
головкой, летящая с небольшой скоростью? Если она попадет в бедренную
кость, то разнесет ее вдребезги, и ты будешь всю оставшуюся жизнь хромать,
как я. Если же она разорвет бедренную артерию, ты истечешь кровью. Дурень!
Второй раз зал суда потряс выстрел кольта. Доннелли упал на пол,
схватившись обеими руками за бедро, и смотрел на меня с непониманием,
изумлением и неверием.
- Ну что же, всем когда-нибудь приходится учиться, - проронил я и
посмотрел на дверь - выстрелы должны были привлечь внимание, но пока там
никого не было. Правда, меня это и не тревожило - кроме набросившихся на
меня в "Ла Контессе" двух констеблей, временно непригодных к несению
службы, шериф и Доннелли составляли всю полицию Марбл-Спрингз. И все же
промедление было бы глупым и опасным.
- Далеко ты не уйдешь, Толбот, - процедил сквозь зубы шериф. - Через
пять минут после твоего ухода каждый слуга закона в графстве будет
разыскивать тебя, а через пятнадцать тебя начнут разыскивать по всему
штату. - Гримаса боли исказила его лицо. - Разыскивать будут убийцу,
Толбот, вооруженного убийцу, поэтому у них будет приказ убить тебя.
- Послушайте, шериф... - начал было судья, но шериф не дал ему
продолжить.
- Извините, судья, он мой. - Шериф посмотрел на стонущего
полицейского. - С того момента, как он взял пистолет, он - мой... Далеко
тебе не уйти, Толбот.
- Приказ убить, да? - произнес я задумчиво и оглядел зал. - Нет-нет,
о мужчинах и речи не может быть - у них может возникнуть тщеславное
желание заработать медаль...
- О чем, черт возьми, ты говоришь? - требовательно спросил шериф.
- И не школьницы-истерички... - пробормотал я, покачал головой и
посмотрел на блондинку. - Простите, мисс, но это будете вы.
- Что... что вы имеете в виду? - Возможно, она испугалась, а может,
лишь притворилась. - Чего вы хотите?
- Вы же слышали, что сказал "Одинокий рейнджер": как только
полицейские увидят меня, они начнут стрелять во все, что движется. Но они
не станут стрелять в женщину, а особенно в такую хорошенькую. Я в тяжелом
положении, мисс, и мне нужен страховой полис. Вы им и будете. Пойдемте.
- Черт возьми, Толбот, вы не можете сделать этого! - испуганно
прохрипел судья Моллисон. - Невинная девушка, а вы собираетесь подвергать
ее жизнь опасности.
- Не я. Если кто-то и собирается подвергать ее жизнь опасности, так
это только друзья шерифа.
- Но мисс Рутвен моя гостья. Я пригласил ее сюда сегодня...
- Нарушение древних законов южного гостеприимства. Понимаю. У Эмили
Пост найдется что сказать по этому поводу. - Я схватил девушку за руку и
не слишком вежливо заставил ее встать и выйти в проход. - Поторопитесь,
мисс, у нас нет...
Но тут же отпустил ее руку и, взяв револьвер за ствол, как дубинку,
шагнул по проходу. Я уже наблюдал некоторое время за типом с перебитым
носом, который сидел в трех рядах за девушкой, и гамма чувств, пробегавших
по его лицу неандертальца, пока он пытался принять и, наконец, принял
решение, сказала мне больше, чем это могли бы сделать тревожные звонки и
лампы сигнализации.
Он почти встал и вышел в проход, сунув правую руку за лацкан пальто,
и в этот момент я ударил его рукояткой кольта по правому локтю. Удар
заставил заныть даже мою руку - могу только догадываться, что стало с его
локтем. Ему это явно не понравилось, судя по его безумному воплю и падению
на скамью. Может быть, я неправильно расценил его действия и он собирался
просто достать еще одну сигару, но это научит его не носить сигары под
мышкой.
Он все еще сильно шумел, когда я вытащил девушку за руку на крыльцо,
захлопнул дверь и запер ее. Это могло дать мне десять, в лучшем случае
пятнадцать минут, но больше мне и не требовалось. Таща девушку за собой, я
побежал по тропинке к дороге.
На обочине стояли две машины. Одна из них, открытый "шевроле" без
каких-либо надписей, была полицейской машиной, на которой шериф, Доннелли
и я приехали в суд. Другая, предположительно принадлежавшая судье
Моллисону, - низкорамный "студебекер-хок". Он казался более быстрым, по
большинство американских машин такого типа оснащено автоматическим
управлением, с которым я был плохо знаком. Я не умел водить "студебекер",
и потеря времени на обучение могла сыграть роковую роль. С другой стороны,
я умел пользоваться автоматической коробкой передач на "шевроле". По
дороге к зданию суда я сидел рядом с Шерифом, который вел машину, и не
пропустил ни одного его движения.
- Забирайтесь, - кивнул я на полицейскую машину. - Быстро!
Возясь со "студебекером", я краем глаза заметил, как она открыла
дверцу. Самый быстрый и эффективный способ вывести машину из строя -
разбить распределитель зажигания. Три или четыре секунды я пытался открыть
капот, затем бросил это занятие и обратил свое внимание на ближайшее ко
мне переднее колесо. Будь это бескамерная шина, а у меня в руках мой
автоматический пистолет малокалиберная пуля со стальной оболочкой сделала
бы в колесе лишь маленькую дырочку, которую так же легко заклеить, как и
сделать. Но выпущенная из кольта нуля с мягкой головкой проделала в колесе
огромную дыру, и "студебекер" тяжело осел.
Девушка уже сидела в машине. Не утруждая себя открыванием двери, я
перепрыгнул через нее на сиденье водителя, бросил быстрый взгляд на
приборную доску, схватил белый пластиковый пакет, лежавший на коленях у
девушки, второпях немного порвал его, открывая, и вывалил его содержимое
на соседнее сиденье. Ключи от машины оказались на самом верху этой кучи
вещей - значит, она засунула их на самое дно пакета. Я мог побиться об
заклад, что она испугана, но еще больше я мог поставить на то, что
испугана она не до ужаса.
- Похоже, вы считаете это весьма умным ходом? - Я даже не посмотрел в
ее сторону - запустил двигатель, нажал на кнопку автоматической коробки
передач, снял машину с ручного тормоза и так газанул, что задние колеса
несколько раз вхолостую прокрутились по гравию. - Попробуйте еще раз
выкинуть что-нибудь подобное, и вы пожалеете об этом. Я вам это обещаю.
Вообще-то я довольно опытный водитель, но не люблю американских
машин, если по дороге надо делать много поворотов, однако когда требуется
ехать с большой скоростью по прямой, средние английские и европейские
спортивные модели выглядят жалкими по сравнению с американскими машинами с
огромными восьмицилиндровыми двигателями. "Шевроле" рванул вперед так,
будто его оснастили ракетными ускорителями, - подозреваю, что на эту
полицейскую машину поставили форсированный двигатель. И, когда я
выпрямился и взглянул в зеркало, мы находились уже в ста ярдах от здания
суда. Я увидел выбежавших на дорогу судью и шерифа, и тут мы подлетели к
крутому правому повороту. Быстрый поворот рулевого колеса вправо, занос,
поворот руля влево - и, набирая скорость, мы выскочили из города.
Ехали мы почти точно на север по узкому пыльному шоссе, немного
возвышавшемуся над остальной местностью. Слева, переливчато, как изумруд,
ярко блестели под палящими лучами солнца воды Мексиканского залива. Между
дорогой и морем лежала полоска низкого покрытого мангровыми зарослями
берега, справа - заболоченные леса, но в них росли не пальмы и пальметто,
как я ожидал увидеть в этих местах, а сосны, и к тому же унылые.
Я не наслаждался ездой - гнал "шевроле", насколько хватало смелости.
У меня не было солнцезащитных очков и, хотя солнце не светило мне прямо в
лицо, от ярких бликов, отражавшихся от шоссе, болели глаза. Это была
открытая машина, но лобовое стекло было настолько большим и изогнутым, что
даже на скорости свыше восьмидесяти миль в час набегавший поток воздуха
почти не обдувал нас. В зале суда температура достигала почти ста градусов
по Фаренгейту, а какая температура была здесь, на солнце, я даже
представить не мог, - было жарко, как в печке, и я не наслаждался ездой.
Не наслаждалась ею и девушка. Она даже не удосужилась убрать то, что
я вытряхнул из пакета, а просто сидела, сцепив руки. И ни разу не
взглянула на меня - я не знал даже, какого цвета у нее глаза, - и,
естественно, не разговаривала со мной. Раз или два я взглянул на нее: она
сидела, уставившись прямо перед собой, губы сжаты, лицо бледное, на левой
щеке горело красное пятнышко - она все еще боялась, может, даже больше,
чем раньше. Очевидно, она думала о том, что может случиться с ней. Меня и
самого это волновало.
В восьми милях от Марбл-Спрингз и через восемь минут после нашего
отъезда случилось то, чего я ожидал, - похоже, кто-то думал и действовал
явно быстрее, чем я рассчитывал. На дороге было заграждение. Его
установили там, где какая-то предприимчивая фирма засыпала землю справа от
дороги битым камнем и кораллом, положила асфальт и построила заправочную
станцию и закусочную. Прямо поперек дороги стояла большая полицейская
машина черного цвета - если две "мигалки" и большая красная надпись "СТОП"
не убеждали кого-либо в этом, то сделанная белыми восьмидюймовыми буквами
надпись "ПОЛИЦИЯ" не оставляла сомнений. Слева, у передка машины, дорога
переходила в кювет около пяти футов глубиной и прорваться было невозможно.
Справа - там, где дорога расширялась и переходила во дворик заправочной
станции, ряд вертикально поставленных черных гофрированных
пятидесятигаллонных бочек из-под бензина полностью перегораживал
пространство между полицейской машиной и первым рядом заправочных колонок,
тянувшихся вдоль дороги.
Все это я разглядел за четыре-пять секунд, которые потребовались мне,
чтобы резко сбавить скорость с семидесяти до тридцати миль в час, -
тормоза взвизгнули, и на шоссе остались дымящиеся черные следы шин. Увидел
я и полицейских. Один из них полуприсел за капотом полицейской машины,
голова и плечо другого возвышались над багажником. Оба были вооружены
револьверами. Третий почти спрятался за ближайшей заправочной колонкой, но
он не прятал своего оружия - самого грозного из всех средств ближнего боя:
ружья двадцатого калибра с обрезанным стволом.
Мы ехали уже со скоростью двадцать миль в час и находились ярдах в
сорока от заграждения. Полицейские, нацелив револьверы мне в голову,
встали и начали выходить из укрытий. Тут я краешком глаза заметил, что
девушка взялась за дверную ручку и приготовилась выпрыгнуть из машины. Я
ничего не сказал, лишь наклонился, схватил ее за руку и так сильно рванул
к себе, что она закричала от боли. В то же самое мгновение я схватил ее за
плечи, прикрылся ею, чтобы полицейские не осмелились стрелять, и выжал до
отказа педаль газа.
- Сумасшедший, мы разобьемся! - Долю секунды она смотрела на быстро
приближавшийся ряд пятидесятигаллонных бочек, а затем с криком уткнулась
лицом в мою грудь, впившись ногтями мне в плечи.
Мы врезались во вторую слева бочку. Подсознательно я еще крепче
прижал девушку к себе, уперся в руль и приготовился к страшному удару,
который бросит меня на руль или выбросит через лобовое стекло, когда
пятисотфунтовая бочка срежет болты крепления и двигатель окажется в
салоне. Но страшного удара не последовало, раздался лишь скрежет металла,
и бочка взлетела в воздух. На мгновение я оцепенел, решив, что она
перелетит через капот, пробьет лобовое стекло и размажет нас по сиденьям.
Свободной рукой я резко вывернул руль влево; бочка прокатилась но правому
крылу и пропала из виду. Вывернув руль вправо, я выехал на дорогу. Бочка
оказалась пустой, и никто не стрелял.
Девушка медленно подняла голову, посмотрела через мое плечо на
оставшееся позади заграждение, затем уставилась на меня. Руки ее все так
же сильно сжимали мои плечи, но она не осознавала этого.
- Вы - сумасшедший. - Из-за нараставшего рева двигателя я едва слышал
ее хриплый шепот. - Вы - сумасшедший, точно сумасшедший, самый сумасшедший
из всех сумасшедших.
Может, раньше она и не боялась, но теперь она точно испытывала ужас.
- Отодвиньтесь, леди, - попросил я. - Вы загораживаете мне обзор.
Она немного отодвинулась, может, дюймов на шесть, но все еще
продолжала с ужасом смотреть на меня. Ее всю колотило. - Вы - сумасшедший,
- повторила она. - Пожалуйста... пожалуйста, отпустите меня.
- Я не сумасшедший. - Я попеременно смотрел то вперед, то в зеркало
заднего вида. - Я соображаю, мисс Рутвен, и я наблюдателен. У них было
всего несколько минут на подготовку заграждения, а чтобы принести со
склада шесть полных бочек и вручную установить их на дороге, требуется
намного больше времени. Бочка, в которую я врезался, была повернута
горловиной к нам и пробки не было, значит - пустая. А что касается того,
чтобы отпустить вас... боюсь, не могу терять времени. Посмотрите назад.
Она посмотрела: - Они... они гонятся за нами.
- А вы думали, они пойдут в ресторан пить кофе?
Дорога приблизилась к морю и стала извилистой, повторяя очертания
береговой линии. Встречных машин попадалось мало, но все же достаточно,
чтобы удержать меня от срезания некоторых слепых поворотов, и полицейская
машина медленно, но уверенно догоняла нас - водитель знал свою машину
лучше, чем я свою, а дорогу он знал явно как свои пять пальцев. Через
десять минут после нашего прорыва через заграждение он отставал от нас
всего лишь на 150 ярдов.
Последние несколько минут девушка неотрывно следила за догонявшей нас
машиной, но теперь она повернулась и уставилась на меня. Она старалась
заставить свой голос звучать ровно, и это ей почти удалось: - И что
теперь?
- Все, что угодно, - коротко ответил я. - Скорее всего, они будут
действовать решительно. Думаю, они не очень довольны случившимся у
заграждения.
И только я это проговорил, сквозь рев двигателя донеслись два или три
хлопка, похожие на удары бича. Бросив взгляд на лицо девушки, я решил, что
нет необходимости объяснять ей, что происходит - она все прекрасно поняла
сама.
- Ложитесь, - приказал я. - Да-да, прямо на пол, и голову тоже на
пол. Пуля или авария - там у вас больше шансов выжить.
Когда она, скорчившись, устроилась на полу так, что видны были лишь
ее плечи и часть головы, я вытащил из кармана револьвер, резко сбросил газ
и рванул ручной тормоз на себя.
Поскольку тормозные огни при этом не вспыхнули, то резкий сброс
скорости был неожиданным, и визг шин и занос полицейской машины подсказали
мне, что ее водителя я застал врасплох. Я быстро выстрелил, и лобовое
стекло моей машины покрылось сеточкой трещин, когда пуля прошла сквозь
него прямо по центру. Я выпустил еще одну пулю. В результате сильного
заноса полицейская машина слетела в правый кювет. Такой неуправляемый
поинтересоваться у Интерпола, что им известно о вас, хотя сейчас, я
считаю, здесь вряд ли содержится какая-нибудь полезная информация. Мы
знаем все, что нам надо... Хотя минутку! - спокойный, с ленцой, голос
внезапно сорвался на крик, от которого дремавший репортер подпрыгнул и
полез подбирать упавшие на пол блокнот и ручку.
Судья начал быстро читать первый лист радиограммы:
"Париж, рю Поль-Валери-376. Ваш запрос получен"... и так далее и тому
подобное... "К сожалению, мы поможем сообщить вам никакой информации об
уголовном прошлом Джона Крайслера. Идентификация невозможна без черепного
индекса и отпечатков пальцев, но по вашему описанию он сильно напоминает
покойного Джона Монтегю Толбота. Причины вашего запроса и его срочности
нам неизвестны, но пересылаем вам все, что мы знаем о Толботе. Сожалеем,
что больше ничем поможем помочь вам"... и так далее и тому подобное...
"...Джон Монтегю Толбот. Рост пять футов одиннадцать дюймов, вес сто
восемьдесят пять фунтов, ярко-рыжие волосы с пробором слева, синие глаза,
густые черные брови, ножевой шрам около правого глаза, орлиный нос,
исключительно ровные зубы. Левое плечо значительно выше правого из-за
сильной хромоты..."
Судья посмотрел на меня, а я-на дверь. Должен признать, что описание
было не таким уж плохим.
"..Дата рождения неизвестна, возможно, начало 20-х годов. Место
рождения также неизвестно. Данных о службе в армии во время войны нет. В
1948 году закончил Манчестерский университет со степенью
бакалавра-инженера. Три года работал в фирме "Сибе, Гормон и компания". -
Судья внимательно посмотрел на меня и поинтересовался:
- Кто такие "Сибе, Герман и компания"?
- Никогда не слышал о них.
- Конечно, не слышали. Но я слышал. Очень известная европейская
фирма, специализирующаяся, помимо всего прочего, на производстве всех
видов оборудования для подводных работ. Весьма тесно связано с вашей
работой в спасательной фирме в Гаване, не так ли? - Он явно не рассчитывал
на ответ, потому что сразу продолжил читать сообщение дальше:
"...Специализировался по спасательным работам на большой глубине.
Уволился из "Сибе, Герман и компания" и устроился в датскую спасательную
фирму, из которой уволился через полгода - после того как начались розыски
двух пропавших слитков весом в двадцать восемь фунтов каждый и общей
стоимостью шестьдесят тысяч долларов, поднятых фирмой в Бомбейской бухте с
затонувшего там 14 апреля 1944 года в результате взрыва судна
"Форт-Страйкин", перевозившего боеприпасы и ценности. Вернулся в
Великобританию, устроился в портсмутскую спасательную фирму. Во время
спасательных работ на "НантакетЛайт", перевозившем из Амстердама в
Нью-Йорк бриллианты и затонувшем в июне 1955 года около мыса Лизард,
вступил в контакт с "Корнерзом" Мораном, известным вором, работавшим по
драгоценностям. Поднятые драгоценности стоимостью восемьдесят тысяч
долларов исчезли. Толбота и Морана выследили в Лондоне и арестовали. Оба
бежали из полицейского фургона, когда Толбот застрелил полицейского из
припрятанного маленького пистолета. Полицейский впоследствии умер..."
Я сильно подался вперед, крепко вцепившись руками в барьер. Все
смотрели на меня, а я смотрел только на судью. Единственными звуками,
нарушавшими тишину в этом душном зале, были назойливое жужжание мух и
тихий шорох большого вентилятора на потолке.
"...В конечном счете Толбота и Морана выследили на складе резиновых
изделий на берегу реки, - судья Моллисон теперь читал медленно, как будто
ему требовалось время, чтобы оценить значение того, что он читал. - Их
окружили, на предложение сдаться они ответили отказом. На протяжении двух
часов отбивали все попытки полицейских, вооруженных пистолетами и
гранатами со слезоточивым газам, захватить их. В результате взрыва на
складе вспыхнул сильный пожар. Все выходы охранялись, Толбот и Моран не
предпринимали никаких попыток бежать. Оба сгорели в огне. Останки Морана
обнаружить не удалось, считается, что он сгорел полностью. Обугленные
останки Толбота опознаны по кольцу с рубином, которое он носил на левой
руке, медным пряжкам ботинок и немецкому автоматическому пистолету калибра
4,25 миллиметра, который он, как известно, обычно носил при себе..."
Судья на несколько секунд замолчал. Он озадаченно посмотрел на меня,
как будто не мог поверить в то, что он прочитал, моргнул и медленно повел
взглядом, пока не уперся им в маленького человечка в плетеном кресле: -
Пистолет калибра 4,25 миллиметра, шериф? Имеете ли вы представление...
- Да, - сурово и со злобой ответил шериф. - Это то, что мы называем
автоматическим пистолетом 21-го калибра, и, насколько мне известно,
существует лишь один подобный пистолет - немецкий "лилипут"...
- ...Который обнаружили у заключенного при аресте, - констатировал
судья. - И у него кольцо с рубином на левой руке. - Покачав головой, судья
пристально посмотрел на меня: неверие медленно уступало место на его лице
убеждению. - Пятна на шкуре леопарда никогда не меняются. Разыскивается за
убийство, возможно, за два - кто знает, что вы сделали со своим сообщником
на складе? Это же его тело нашли, не ваше?
По залу прокатился гул голосов, и снова наступила мертвая тишина -
звук упавшей иголки показался бы громом.
- Убийца полицейских. - Шериф облизнул губы, посмотрел на Моллисона и
шепотом повторил: - Убийца полицейских. Его вздернут за это в Англии, да,
судья?
Судья снова взял себя в руки: - В юрисдикцию настоящего суда не
входит...
- Воды! - это был мой голос, и даже мне он показался хриплым. Я
сильно наклонился над барьером скамьи подсудимых, слегка покачиваясь и
держась за него одной рукой, а другой промокая носовым платком лицо. У
меня было достаточно времени, чтобы придумать это, и, думаю, выглядело все
так, как мне хотелось, - по крайней мере, я надеялся на это.
- Мне... кажется, я сейчас упаду в обморок. Нет ли... нет ли воды?
- Воды? - в голосе судьи слышалось полунетерпение - полусочувствие. -
Боюсь, что нет.
- Там, - проговорил я, задыхаясь, и слегка махнул рукой вправо от
охранявшего меня полицейского. - Пожалуйста!
Полицейский отвернулся - я бы сильно удивился, не сделай он этого, -
и я с поворотом ударил его левой рукой в низ живота. Тремя дюймами выше -
и удар пришелся бы по тяжелой медной пряжке его ремня; в этом случае мне
пришлось бы заказывать где-нибудь новые костяшки пальцев. Его крик еще не
успел затихнуть, а я уже развернул его, выхватил из кобуры тяжелый кольт и
наставил его на зал еще до того, как полицейский ударился о барьер и сполз
по нему на пол, кашляя и задыхаясь от боли.
Одним взглядом окинул я все помещение. Человек с перебитым носом
уставился на меня почти в изумлении, челюсть его отвисла и изжеванный
окурок сигары прилип к нижней губе. Блондинка вся подалась вперед, широко
раскрыв глаза и прикрыв ладонью рот. Судья больше не был судьей - он
напоминал восковую фигуру: застыл в своем кресле, как будто только что
вышел из-под руки ваятеля. Секретарь, репортер и человек у двери также
напоминали статуи. Школьницы и присматривавшая за ними старая дева все
также смотрели на происходящее круглыми глазами, но любопытство на их
лицах сменилось страхом. Губы у ближайшей ко мне школьницы дрожали -
казалось, она сейчас заплачет или закричит. Я смутно надеялся, что она не
закричит, но мгновение спустя понял, что это не имеет значения - очень
скоро здесь будет более шумно.
Шериф не был безоружным, как мне раньше показалось, он тянулся за
пистолетом. Но делал это не так резко и стремительно, как шерифы в фильмах
моей юности. Длинные свисающие полы его пальто и подлокотник плетеного
кресла мешали, и ему понадобилось целых четыре секунды, чтобы дотянуться
до рукоятки пистолета.
- Не делайте этого, шериф, - быстро проговорил я. - Пушка в моей руке
направлена прямо на вас.
Но его храбрость или безрассудство, казалось, были обратно
пропорциональны его росту. По его глазам и крепко стиснутым пожелтевшим от
табака зубам было видно, что его ничто не остановит, за исключением
одного. Вытянув руку, я поднял револьвер на уровень глаз, - в точную
стрельбу от бедра верят только дураки, - и когда шериф вытащил руку из-под
пальто, я нажал на курок. Раскатистый грохот выстрела тяжелого кольта,
многократно отраженный и усиленный стенами небольшого зала суда, заглушил
все остальные звуки. Кричал ли шериф, попала пуля в руку или пистолет -
этого никто не мог сказать. Верить можно было только тому, что увидел
своими глазами: как правая рука и вся правая сторона тела шерифа
конвульсивно дернулись, пистолет, крутясь, полетел назад и упал на стол
рядом с блокнотом перепуганного репортера.
Я же в это время уже наставил кольт на человека у дверей.
- Присоединяйся к нам, приятель, - позвал я его. - Похоже, тебе в
голову пришла мысль позвать на помощь. - Я подождал, пока он дошел до
середины прохода, затем быстро развернулся, услышав шум за спиной.
Торопиться не было нужды. Полицейский поднялся на ноги, но это все,
что можно было о нем сказать. Согнувшись почти пополам, он одну руку
прижал к солнечному сплетению, вторая же свисала почти до пола. Он
закатывался в кашле, судорожно пытаясь вздохнуть, чтобы унять боль. Затем
почти выпрямился - на лице его не было страха, только боль, злоба, стыд и
решимость сделать что-нибудь или умереть.
- Отзови своего цепного пса, шериф, - грубовато потребовал я. - В
следующий раз он может действительно сильно пострадать.
Шериф злобно посмотрел на меня и процедил сквозь стиснутые зубы
одно-единственное непечатное слово. Он сгорбился в кресле, крепко сжимая
левой рукой правое запястье - все свидетельствовало о том, что его больше
заботила собственная рана, а не возможные страдания других.
- Отдай мне пистолет, - хрипло потребовал полицейский. Казалось,
что-то перехватило ему горло, и ему было трудно выдавить из себя даже эти
несколько слов. Пошатываясь, он шагнул вперед и теперь находился менее чем
в шести футах от меня. Он был очень молод - не более года.
- Судья! - требовательно сказал я.
- Не делайте этого, Доннелли! - Судья Моллисон оправился от
первоначального шока, заставившего его оцепенеть. - Не делайте этого! Этот
человек - убийца. Ему нечего терять, он убьет еще раз. Оставайтесь на
месте.
- Отдай мне пистолет. - Слова судьи не оказали на полицейского
никакого воздействия. Доннелли говорил деревянным голосом без эмоций -
голосом человека, чье решение уже настолько вне его, что это уже не
решение, а единственная всепоглощающая цель его существования.
- Оставайся на месте, сынок, - тихо попросил я. - Судья правильно
заметил - мне нечего терять. Еще один шаг, и я прострелю тебе бедро.
Доннелли, ты представляешь, что может сделать свинцовая пуля с мягкой
головкой, летящая с небольшой скоростью? Если она попадет в бедренную
кость, то разнесет ее вдребезги, и ты будешь всю оставшуюся жизнь хромать,
как я. Если же она разорвет бедренную артерию, ты истечешь кровью. Дурень!
Второй раз зал суда потряс выстрел кольта. Доннелли упал на пол,
схватившись обеими руками за бедро, и смотрел на меня с непониманием,
изумлением и неверием.
- Ну что же, всем когда-нибудь приходится учиться, - проронил я и
посмотрел на дверь - выстрелы должны были привлечь внимание, но пока там
никого не было. Правда, меня это и не тревожило - кроме набросившихся на
меня в "Ла Контессе" двух констеблей, временно непригодных к несению
службы, шериф и Доннелли составляли всю полицию Марбл-Спрингз. И все же
промедление было бы глупым и опасным.
- Далеко ты не уйдешь, Толбот, - процедил сквозь зубы шериф. - Через
пять минут после твоего ухода каждый слуга закона в графстве будет
разыскивать тебя, а через пятнадцать тебя начнут разыскивать по всему
штату. - Гримаса боли исказила его лицо. - Разыскивать будут убийцу,
Толбот, вооруженного убийцу, поэтому у них будет приказ убить тебя.
- Послушайте, шериф... - начал было судья, но шериф не дал ему
продолжить.
- Извините, судья, он мой. - Шериф посмотрел на стонущего
полицейского. - С того момента, как он взял пистолет, он - мой... Далеко
тебе не уйти, Толбот.
- Приказ убить, да? - произнес я задумчиво и оглядел зал. - Нет-нет,
о мужчинах и речи не может быть - у них может возникнуть тщеславное
желание заработать медаль...
- О чем, черт возьми, ты говоришь? - требовательно спросил шериф.
- И не школьницы-истерички... - пробормотал я, покачал головой и
посмотрел на блондинку. - Простите, мисс, но это будете вы.
- Что... что вы имеете в виду? - Возможно, она испугалась, а может,
лишь притворилась. - Чего вы хотите?
- Вы же слышали, что сказал "Одинокий рейнджер": как только
полицейские увидят меня, они начнут стрелять во все, что движется. Но они
не станут стрелять в женщину, а особенно в такую хорошенькую. Я в тяжелом
положении, мисс, и мне нужен страховой полис. Вы им и будете. Пойдемте.
- Черт возьми, Толбот, вы не можете сделать этого! - испуганно
прохрипел судья Моллисон. - Невинная девушка, а вы собираетесь подвергать
ее жизнь опасности.
- Не я. Если кто-то и собирается подвергать ее жизнь опасности, так
это только друзья шерифа.
- Но мисс Рутвен моя гостья. Я пригласил ее сюда сегодня...
- Нарушение древних законов южного гостеприимства. Понимаю. У Эмили
Пост найдется что сказать по этому поводу. - Я схватил девушку за руку и
не слишком вежливо заставил ее встать и выйти в проход. - Поторопитесь,
мисс, у нас нет...
Но тут же отпустил ее руку и, взяв револьвер за ствол, как дубинку,
шагнул по проходу. Я уже наблюдал некоторое время за типом с перебитым
носом, который сидел в трех рядах за девушкой, и гамма чувств, пробегавших
по его лицу неандертальца, пока он пытался принять и, наконец, принял
решение, сказала мне больше, чем это могли бы сделать тревожные звонки и
лампы сигнализации.
Он почти встал и вышел в проход, сунув правую руку за лацкан пальто,
и в этот момент я ударил его рукояткой кольта по правому локтю. Удар
заставил заныть даже мою руку - могу только догадываться, что стало с его
локтем. Ему это явно не понравилось, судя по его безумному воплю и падению
на скамью. Может быть, я неправильно расценил его действия и он собирался
просто достать еще одну сигару, но это научит его не носить сигары под
мышкой.
Он все еще сильно шумел, когда я вытащил девушку за руку на крыльцо,
захлопнул дверь и запер ее. Это могло дать мне десять, в лучшем случае
пятнадцать минут, но больше мне и не требовалось. Таща девушку за собой, я
побежал по тропинке к дороге.
На обочине стояли две машины. Одна из них, открытый "шевроле" без
каких-либо надписей, была полицейской машиной, на которой шериф, Доннелли
и я приехали в суд. Другая, предположительно принадлежавшая судье
Моллисону, - низкорамный "студебекер-хок". Он казался более быстрым, по
большинство американских машин такого типа оснащено автоматическим
управлением, с которым я был плохо знаком. Я не умел водить "студебекер",
и потеря времени на обучение могла сыграть роковую роль. С другой стороны,
я умел пользоваться автоматической коробкой передач на "шевроле". По
дороге к зданию суда я сидел рядом с Шерифом, который вел машину, и не
пропустил ни одного его движения.
- Забирайтесь, - кивнул я на полицейскую машину. - Быстро!
Возясь со "студебекером", я краем глаза заметил, как она открыла
дверцу. Самый быстрый и эффективный способ вывести машину из строя -
разбить распределитель зажигания. Три или четыре секунды я пытался открыть
капот, затем бросил это занятие и обратил свое внимание на ближайшее ко
мне переднее колесо. Будь это бескамерная шина, а у меня в руках мой
автоматический пистолет малокалиберная пуля со стальной оболочкой сделала
бы в колесе лишь маленькую дырочку, которую так же легко заклеить, как и
сделать. Но выпущенная из кольта нуля с мягкой головкой проделала в колесе
огромную дыру, и "студебекер" тяжело осел.
Девушка уже сидела в машине. Не утруждая себя открыванием двери, я
перепрыгнул через нее на сиденье водителя, бросил быстрый взгляд на
приборную доску, схватил белый пластиковый пакет, лежавший на коленях у
девушки, второпях немного порвал его, открывая, и вывалил его содержимое
на соседнее сиденье. Ключи от машины оказались на самом верху этой кучи
вещей - значит, она засунула их на самое дно пакета. Я мог побиться об
заклад, что она испугана, но еще больше я мог поставить на то, что
испугана она не до ужаса.
- Похоже, вы считаете это весьма умным ходом? - Я даже не посмотрел в
ее сторону - запустил двигатель, нажал на кнопку автоматической коробки
передач, снял машину с ручного тормоза и так газанул, что задние колеса
несколько раз вхолостую прокрутились по гравию. - Попробуйте еще раз
выкинуть что-нибудь подобное, и вы пожалеете об этом. Я вам это обещаю.
Вообще-то я довольно опытный водитель, но не люблю американских
машин, если по дороге надо делать много поворотов, однако когда требуется
ехать с большой скоростью по прямой, средние английские и европейские
спортивные модели выглядят жалкими по сравнению с американскими машинами с
огромными восьмицилиндровыми двигателями. "Шевроле" рванул вперед так,
будто его оснастили ракетными ускорителями, - подозреваю, что на эту
полицейскую машину поставили форсированный двигатель. И, когда я
выпрямился и взглянул в зеркало, мы находились уже в ста ярдах от здания
суда. Я увидел выбежавших на дорогу судью и шерифа, и тут мы подлетели к
крутому правому повороту. Быстрый поворот рулевого колеса вправо, занос,
поворот руля влево - и, набирая скорость, мы выскочили из города.
Ехали мы почти точно на север по узкому пыльному шоссе, немного
возвышавшемуся над остальной местностью. Слева, переливчато, как изумруд,
ярко блестели под палящими лучами солнца воды Мексиканского залива. Между
дорогой и морем лежала полоска низкого покрытого мангровыми зарослями
берега, справа - заболоченные леса, но в них росли не пальмы и пальметто,
как я ожидал увидеть в этих местах, а сосны, и к тому же унылые.
Я не наслаждался ездой - гнал "шевроле", насколько хватало смелости.
У меня не было солнцезащитных очков и, хотя солнце не светило мне прямо в
лицо, от ярких бликов, отражавшихся от шоссе, болели глаза. Это была
открытая машина, но лобовое стекло было настолько большим и изогнутым, что
даже на скорости свыше восьмидесяти миль в час набегавший поток воздуха
почти не обдувал нас. В зале суда температура достигала почти ста градусов
по Фаренгейту, а какая температура была здесь, на солнце, я даже
представить не мог, - было жарко, как в печке, и я не наслаждался ездой.
Не наслаждалась ею и девушка. Она даже не удосужилась убрать то, что
я вытряхнул из пакета, а просто сидела, сцепив руки. И ни разу не
взглянула на меня - я не знал даже, какого цвета у нее глаза, - и,
естественно, не разговаривала со мной. Раз или два я взглянул на нее: она
сидела, уставившись прямо перед собой, губы сжаты, лицо бледное, на левой
щеке горело красное пятнышко - она все еще боялась, может, даже больше,
чем раньше. Очевидно, она думала о том, что может случиться с ней. Меня и
самого это волновало.
В восьми милях от Марбл-Спрингз и через восемь минут после нашего
отъезда случилось то, чего я ожидал, - похоже, кто-то думал и действовал
явно быстрее, чем я рассчитывал. На дороге было заграждение. Его
установили там, где какая-то предприимчивая фирма засыпала землю справа от
дороги битым камнем и кораллом, положила асфальт и построила заправочную
станцию и закусочную. Прямо поперек дороги стояла большая полицейская
машина черного цвета - если две "мигалки" и большая красная надпись "СТОП"
не убеждали кого-либо в этом, то сделанная белыми восьмидюймовыми буквами
надпись "ПОЛИЦИЯ" не оставляла сомнений. Слева, у передка машины, дорога
переходила в кювет около пяти футов глубиной и прорваться было невозможно.
Справа - там, где дорога расширялась и переходила во дворик заправочной
станции, ряд вертикально поставленных черных гофрированных
пятидесятигаллонных бочек из-под бензина полностью перегораживал
пространство между полицейской машиной и первым рядом заправочных колонок,
тянувшихся вдоль дороги.
Все это я разглядел за четыре-пять секунд, которые потребовались мне,
чтобы резко сбавить скорость с семидесяти до тридцати миль в час, -
тормоза взвизгнули, и на шоссе остались дымящиеся черные следы шин. Увидел
я и полицейских. Один из них полуприсел за капотом полицейской машины,
голова и плечо другого возвышались над багажником. Оба были вооружены
револьверами. Третий почти спрятался за ближайшей заправочной колонкой, но
он не прятал своего оружия - самого грозного из всех средств ближнего боя:
ружья двадцатого калибра с обрезанным стволом.
Мы ехали уже со скоростью двадцать миль в час и находились ярдах в
сорока от заграждения. Полицейские, нацелив револьверы мне в голову,
встали и начали выходить из укрытий. Тут я краешком глаза заметил, что
девушка взялась за дверную ручку и приготовилась выпрыгнуть из машины. Я
ничего не сказал, лишь наклонился, схватил ее за руку и так сильно рванул
к себе, что она закричала от боли. В то же самое мгновение я схватил ее за
плечи, прикрылся ею, чтобы полицейские не осмелились стрелять, и выжал до
отказа педаль газа.
- Сумасшедший, мы разобьемся! - Долю секунды она смотрела на быстро
приближавшийся ряд пятидесятигаллонных бочек, а затем с криком уткнулась
лицом в мою грудь, впившись ногтями мне в плечи.
Мы врезались во вторую слева бочку. Подсознательно я еще крепче
прижал девушку к себе, уперся в руль и приготовился к страшному удару,
который бросит меня на руль или выбросит через лобовое стекло, когда
пятисотфунтовая бочка срежет болты крепления и двигатель окажется в
салоне. Но страшного удара не последовало, раздался лишь скрежет металла,
и бочка взлетела в воздух. На мгновение я оцепенел, решив, что она
перелетит через капот, пробьет лобовое стекло и размажет нас по сиденьям.
Свободной рукой я резко вывернул руль влево; бочка прокатилась но правому
крылу и пропала из виду. Вывернув руль вправо, я выехал на дорогу. Бочка
оказалась пустой, и никто не стрелял.
Девушка медленно подняла голову, посмотрела через мое плечо на
оставшееся позади заграждение, затем уставилась на меня. Руки ее все так
же сильно сжимали мои плечи, но она не осознавала этого.
- Вы - сумасшедший. - Из-за нараставшего рева двигателя я едва слышал
ее хриплый шепот. - Вы - сумасшедший, точно сумасшедший, самый сумасшедший
из всех сумасшедших.
Может, раньше она и не боялась, но теперь она точно испытывала ужас.
- Отодвиньтесь, леди, - попросил я. - Вы загораживаете мне обзор.
Она немного отодвинулась, может, дюймов на шесть, но все еще
продолжала с ужасом смотреть на меня. Ее всю колотило. - Вы - сумасшедший,
- повторила она. - Пожалуйста... пожалуйста, отпустите меня.
- Я не сумасшедший. - Я попеременно смотрел то вперед, то в зеркало
заднего вида. - Я соображаю, мисс Рутвен, и я наблюдателен. У них было
всего несколько минут на подготовку заграждения, а чтобы принести со
склада шесть полных бочек и вручную установить их на дороге, требуется
намного больше времени. Бочка, в которую я врезался, была повернута
горловиной к нам и пробки не было, значит - пустая. А что касается того,
чтобы отпустить вас... боюсь, не могу терять времени. Посмотрите назад.
Она посмотрела: - Они... они гонятся за нами.
- А вы думали, они пойдут в ресторан пить кофе?
Дорога приблизилась к морю и стала извилистой, повторяя очертания
береговой линии. Встречных машин попадалось мало, но все же достаточно,
чтобы удержать меня от срезания некоторых слепых поворотов, и полицейская
машина медленно, но уверенно догоняла нас - водитель знал свою машину
лучше, чем я свою, а дорогу он знал явно как свои пять пальцев. Через
десять минут после нашего прорыва через заграждение он отставал от нас
всего лишь на 150 ярдов.
Последние несколько минут девушка неотрывно следила за догонявшей нас
машиной, но теперь она повернулась и уставилась на меня. Она старалась
заставить свой голос звучать ровно, и это ей почти удалось: - И что
теперь?
- Все, что угодно, - коротко ответил я. - Скорее всего, они будут
действовать решительно. Думаю, они не очень довольны случившимся у
заграждения.
И только я это проговорил, сквозь рев двигателя донеслись два или три
хлопка, похожие на удары бича. Бросив взгляд на лицо девушки, я решил, что
нет необходимости объяснять ей, что происходит - она все прекрасно поняла
сама.
- Ложитесь, - приказал я. - Да-да, прямо на пол, и голову тоже на
пол. Пуля или авария - там у вас больше шансов выжить.
Когда она, скорчившись, устроилась на полу так, что видны были лишь
ее плечи и часть головы, я вытащил из кармана револьвер, резко сбросил газ
и рванул ручной тормоз на себя.
Поскольку тормозные огни при этом не вспыхнули, то резкий сброс
скорости был неожиданным, и визг шин и занос полицейской машины подсказали
мне, что ее водителя я застал врасплох. Я быстро выстрелил, и лобовое
стекло моей машины покрылось сеточкой трещин, когда пуля прошла сквозь
него прямо по центру. Я выпустил еще одну пулю. В результате сильного
заноса полицейская машина слетела в правый кювет. Такой неуправляемый