Страница:
огромный стеллаж для труб, слева - край площадки без какого-либо
ограждения. Я остановился. Площадка, похоже, шла вокруг всей буровой
вышки, и Ларри устроило бы спихнуть меня или свалить пулей 45-го калибра с
северной стороны с высоты 150 футов прямо в море.
Ларри подошел поближе. Фонарик он выключил. Неподвижно закрепленный
около кабинки фонарь не освещал нижнюю часть тела, но его света хватало, а
Ларри не хотел, чтобы кто-нибудь заметил свет фонарика, хотя это было
маловероятным, и задался вопросом - что делает какой-то сумасшедший на
площадке при таком ураганном ветре и остановленных работах.
Ларри остановился в трех футах от меня. Он тяжело дышал и по-волчьи
скалил зубы: - Иди дальше, Толбот!
Я покачал головой: - Дальше не пойду! - Я почти не слышал его и
ответил чисто автоматически, потому что увидел то, что заставило меня
похолодеть. Еще в радиорубке я подумал, что Мери Рутвен прикидывается, и
сейчас точно знал, что не ошибся. Она не теряла сознания и пошла вслед за
нами - показавшаяся над краем площадки голова с тяжелыми косами снимала
все сомнения.
"Дурочка, - подумал я, - чокнутая маленькая дурочка". Я не думал о
том, какой смелости требовал этот подъем в такую кошмарную ночь, не думал
о той надежде, которую дарил мне ее поступок. Я чувствовал лишь горечь,
обиду, отчаяние, но более всего - растущее убеждение, что Мери - конец.
- Иди дальше! - снова прокричал Ларри.
- Чтобы ты столкнул меня в море? Нет уж!
- Повернись спиной!
- Чтобы ты врезал мне пистолетом по голове, и меня потом нашли на
палубе и даже не подумали о нечестной игре?
Мери была уже в двух футах от него.
- Не выйдет, Ларри. Посвети мне на плечо, на левое плечо. - Вспыхнул
фонарик, и я снова услышал хихиканье маньяка: - Значит, я все-таки попал в
тебя, Толбот?
- Попал.
Теперь Мери стояла прямо за его спиной. Раньше я наблюдал за ней
краешком глаза, но теперь посмотрел через плечо Ларри прямо на нее с
надеждой.
- Попробуй еще раз, полицейская собака, - засмеялся Ларри. Второй раз
у тебя это не получится.
Схвати его за шею или за ноги, молил я. Или набрось ему пальто на
голову, но не надо, не надо, не надо хватать его за руку.
Она схватила его руку, державшую пистолет. Она зашла справа и
схватила его за запястье.
Некоторое время Ларри стоял как вкопанный. Отпрыгни, повернись или
двинься он, и я налетел бы на него, как товарняк, но от неожиданности он
окаменел. Рука с пистолетом тоже окаменела - пистолет смотрел прямо на
меня. И целился он мне в сердце.
Затем Ларри свирепо схватился за запястье правой руки Мери левой
рукой, дернул левую руку вверх, правую - вниз и освободил свою руку с
пистолетом. Он немного сместился влево, прижал Мери к стеллажу для труб и
начал выкручивать ей руку - он уже знал, с кем борется. Волчий оскал вновь
появился на его лице. Все это время он не сводил с меня своих
угольно-черных глаз и держал на прицеле.
Они боролись секунд пять, может, десять. Страх и отчаяние придали
Мери силы, которых она не нашла бы в себе в обычной обстановке, но Ларри
тоже был в отчаянии, и у него было больше сил. Мери полузадушенно
закричала от боли и упала - сначала на колени, а потом завалилась на бок.
Помогая себе левой ногой, я начал незаметно вытаскивать правую ногу
из ботинка.
- Подойди сюда, коп, - холодно позвал Ларри. - Подойди сюда или еще
немного, и я выверну твоей подруге кисть - тогда тебе придется помахать ей
ручкой.
И он сделал бы это, потому что теперь понимал: девушку все равно
придется убить - она слишком много знала.
Я сделал два шага вперед. Ботинок я почти уже снял. Он ткнул ствол
кольта мне в зубы, один зуб сломался, и я почувствовал во рту соленый вкус
крови из разбитой верхней губы. Я отвернул голову, сплюнул кровь, но он
засунул мне пистолет еще глубже в рот.
- Боишься, коп? - тихо спросил он. Но я услышал его, несмотря на рев
ветра. Может, и правда: у людей, которые вот-вот умрут, сверх обостряется
восприятие. А я вот-вот умру.
Я действительно боялся, боялся, как никогда раньше. Плечо начало
болеть, и сильно; ствол этого проклятого пистолета в моем горле вызывал
волны тошноты. Я отвел правую ногу подальше назад, стараясь не потерять
равновесия.
- Ты не можешь сделать этого, Ларри, - прохрипел я. Ствол больно
давил на гортань, мушка рвала щеку. - Убьешь меня, и они никогда не
достанут сокровища.
- Мне смешно. Слышишь, коп, мне смешно. Мне все равно ничего из него
не досталось бы. "Ширяле" Ларри никогда ничего не достается. Белый порошок
- это все, что дает мой старик своему горячо любимому сыну.
- Вайленд? - Я давно уже знал это.
- Мой отец, черт бы его побрал. - Вытащив пистолет из моего рта, он
упер его мне в живот. - Прощай, коп.
Я уже выбросил вперед правую ногу, но Ларри не видел этого. - Я
передам ему твое "прощай", - сказал я. Ботинок в это время ударился о
стену кабинки.
Ларри дернул головой посмотреть через плечо на новый источник угрозы.
На долю секунды его левая челюсть открылась для удара. И я ударил. Ударил
его так, как будто он был искусственным спутником Земли, и мне надо было
вывести его на окололунную орбиту. Ударил его так, как будто от этого
зависела жизнь всех людей на Земле. Ударил его так, как никогда еще никого
не бил, и знал, что больше никого не смогу так ударить.
Раздался глухой хруст, и кольт упал на решетку у моих ног. Ларри
постоял две или три секунды, а затем невероятно медленно, но с
бесповоротностью падающей заводской трубы, упал вниз.
Не было ни душераздирающего крика, ни раскидывания рук и ног при
падении на стальную палубу в ста футах ниже: я свернул ему шею еще до
того, как он начал падать.
Ровно через восемь минут после смерти Ларри и точно через двадцать
минут после того, как я оставил Кеннеди и Ройала в кабинете, я вернулся и
торопливо постучал в дверь условным стуком. Дверь открылась, и я быстро
вошел внутрь. Кеннеди моментально запер дверь, а я посмотрел на Ройала,
распластавшегося на полу без сознания.
- Как самочувствие пациента? - поинтересовался я, прерывисто дыша -
напряжение последних двадцати минут и то, что я бежал весь обратный путь,
не способствовало сохранению ровного дыхания.
- Отдыхает, - усмехнулся Кеннеди. - Мне пришлось дать ему
успокоительного еще раз. - Тут его глаза остановились на мне, и улыбка
медленно сползла с его лица, когда он сначала увидел кровь, которая текла
из моей губы, а затем - дыру в штормовке.
- Плохо выглядишь. И ранен. Проблемы?
Я кивнул.
- Но теперь все в порядке, я обо всем позаботился. - Я старался как
можно быстрее снять штормовку, и процесс этот мне совсем не нравился. - Я
связался с ними по радио. Все идет хорошо. Пока, по крайней мере.
- Прекрасно, просто замечательно. - Слова у Кеннеди вылетали
автоматически: его радовали мои слова, но ему совсем не нравился мой вид.
Осторожно и бережно он помог мне снять штормовку и вдруг испуганно охнул,
увидев сквозь разорванную рубашку пропитавшиеся кровью марлевые тампоны,
которыми Мери заткнула рану с обеих сторон, когда, спустившись с
технической площадки, мы на минуту зашли в радиорубку. Пуля прошла
навылет, не задев кости, но вырвала половину дельтовидной мышцы. - Боже
мой! Это должно сильно болеть.
- Не очень. - Но рана болела сильно: словно пара маленьких
человечков, работавших сдельно, двуручной пилой пилили плечо так, будто от
этого зависела их жизнь. Рот болел не меньше - сломанный зуб оставил
обнаженным нерв, который каждые две секунды заставлял мое лицо дергаться
от невыносимой боли, отдававшей в голову. В обычных условиях от всего
этого я полез бы на стену, по сегодня день не был обычным.
- Ты не можешь работать в таком состоянии, - настойчивым тоном сказал
Кеннеди. - Ты истекаешь кровью и...
- Заметно, что мне врезали по зубам? - внезапно спросил я.
Он подошел к раковине, намочил носовой платок и стер кровь с моего
лица.
- Думаю, что нет, - задумчиво произнес он. - Завтра губа будет в два
раза толще, но в ближайшее время она не распухнет. - Он невесело
улыбнулся. - И до тех пор, пока рана в плече не заставит тебя захохотать,
никто не увидит, что зуб сломан.
- Отлично. Это то, что мне надо. Ты же понимаешь, что я должен был
сделать это. - Я стаскивал резиновые сапоги и вынужден был поправить
пистолет за поясом. Кеннеди, начавший натягивать штормовку, увидел его.
- Ларри?
Я кивнул.
- Это он тебя так отделал? Снова кивок.
- И что с ним?
- Там, куда он отправился, героин ему больше не потребуется. -
Болезненно морщась, я влезал в пальто, более чем когда-либо довольный, что
оставил его здесь. - Я свернул ему шею.
Кеннеди посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом.
- Не слишком ли жестоко, Толбот?
- Посмотрел бы я на тебя, - ответил я мрачно. - Он заставил Мери
стоять на коленях на технической площадке в ста футах над палубой и
предложил ей спуститься без помощи лестницы.
Он перестал застегивать последнюю пуговицу штормовки, двумя быстрыми
шагами пересек комнату и схватил меня за плечо, но тут же отпустил, когда
я вскрикнул от боли.
- Извини, Толбот, чертовски глупо с моей стороны. - Его лицо не было
таким смуглым, как обычно, а в глазах билась тревога. - Как... С ней все в
порядке?
- Она в порядке, - ответил я устало, - будет здесь через десять
минут, и ты убедишься в этом сам. Тебе лучше уйти, Кеннеди. Они могут
вернуться в любую минуту.
- Это верно, - пробормотал он. - Полчаса, сказал генерал, а они почти
истекли. Ты уверен, что с ней все в порядке?
- Уверен, уверен, - ответил я раздраженно и моментально пожалел об
этом. Этого человека я должен был очень любить. Я, усмехнулся. - Никогда
еще не встречал шофера, так беспокоящегося о своем хозяине.
- Я пошел, - сказал он. Ему было не до смеха. Взяв лежавшую на столе
рядом с моими бумагами записную книжку в кожаном переплете, он засунул ее
во внутренний карман. - Это нельзя оставлять. Будь добр, открой дверь и
посмотри: нет ли кого в коридоре.
Открыв дверь, я убедился, что все в порядке, и кивнул ему. Он взял
Ройала под мышки, протащил его в дверь и бросил, не церемонясь, в коридоре
возле перевернутого стула. Ройал зашевелился и застонал. В любую секунду
он мог очнуться. Несколько секунд Кеннеди смотрел на меня, словно
обдумывая, что сказать, затем протянул руку и легонько хлопнул меня по
здоровому плечу: - Удачи тебе, Толбот. Боже, как я хочу пойти с тобой!
- Я тоже хочу этого, - ответил я прочувствованно. - Не беспокойся,
все будет нормально. - Я не мог обмануть даже себя, и Кеннеди знал это. Я
кивнул ему, вернулся в комнату, закрыл дверь и услышал, как Кеннеди,
повернув ключ, оставил его в замке. И, сколько ни прислушивался, я не смог
уловить звука его шагов: для такого крупного человека он был столь же
бесшумен, сколь и быстр.
Теперь, когда я остался один и мне нечем было заняться, боль дала о
себе знать с удвоенной силой. Чередуясь с тошнотой, она накатывалась на
меня волнами. Проще простого было потерять сознание, но позволить себе
этого я не мог, по крайней мере сейчас. Слишком поздно. Я бы отдал что
угодно за обезболивающий укол, за то, что помогло бы мне продержаться
следующий час или около того. И почти обрадовался, когда минуты через две
после ухода Кеннеди раздались приближающиеся шаги. Мы успели закончить все
вовремя. Услышав восклицание и перешедшие в бег шаги, я сел за стол и взял
карандаш. Выключил верхний свет и отрегулировал настенную лампу так, чтобы
она светила над головой, оставляя мое лицо в глубокой тени. Возможно, как
сказал Кеннеди, внешне и не было заметно, что мне врезали по зубам, но я
не собирался рисковать.
Ключ со скрипом повернулся в замке, дверь распахнулась, ударилась о
переборку, и в комнату влетел похожий телосложением на Сибэтти головорез,
которого я раньше не встречал. Голливуд научил его, как открывать двери в
подобных ситуациях. Если повредишь панели, сорвешь дверь с петель,
отобьешь штукатурку со стены - это пустяки: платить за все придется
несчастному владельцу. Однако здесь дверь сделана из стали, и он только
разбил пальцы на ноге. И не обязательно было быть тонким знатоком
человеческой натуры, чтобы понять: больше всего ему хотелось начать палить
из автоматического пистолета, которым он размахивал. Но он увидел лишь
меня, сидящего с карандашом в руке и с выражением легкого изумления на
лице, и все равно бросил на меня грозный взгляд, повернулся и кивнул
кому-то в коридоре.
В комнату вошли Вайленд и генерал, почти неся уже пришедшего в
сознание Ройала. Мне доставило удовольствие просто видеть, как он тяжело
рухнул на стул. Пару ночей назад я, а сегодня вечером и Кеннеди отлично
отделали его - синяк на лице обещал стать самым большим синяком, который я
когда-либо видел. Уже сейчас он был самым ярким. Я сидел и размышлял
несколько отрешенно, - по-другому думать о Ройале я не мог, - останется ли
синяк у него на лице, когда его посадят на электрический стул. Похоже
было, что останется.
- Ты выходил из этой комнаты сегодня, Толбот? - Вайленд был вне себя
и, видимо, решил отдохнуть от вежливых манер высокопоставленного
чиновника.
- Конечно, дематериализовался и просочился сквозь замочную скважину.
- Я с интересом посмотрел на Ройала. - Что случилось с нашим другом? На
него рухнула вышка?
- Это был не Толбот. - Ройал оттолкнул руку Вайленда, которой тот
пытался его поддерживать, пошарил под пальто и вытащил пистолет. Свой
маленький смертоносный пистолет, мысль о котором всегда приходила ему в
голову первой. Он было сунул его обратно, но передумал и выщелкнул
магазин. Нет, магазин никто не трогал - все патроны с маленькими
медно-никелевыми пульками были на месте. Ройал вставил магазин обратно,
вложил пистолет в кобуру и почти машинально ощупал внутренний нагрудный
карман. Его здоровый глаз несколько раз моргнул. Человек с очень развитым
воображением счел бы это сначала проявлением тревоги, затем - облегчения.
Обращаясь к Вайленду, Ройал сказал: - Бумажник пропал.
- Бумажник? - ошибиться в чувствах Вайленда было невозможно - он
испытывал явное облегчение. - Значит, это был вор! Ударил, вытащил
бумажник и удрал.
- Ваш бумажник? На моей платформе? Возмутительно, весьма
возмутительно! - Усы старика встопорщились. В любой день он мог бы пойти
преподавать в театральном училище систему Станиславского. - Бог свидетель
- мне не хочется защищать вас, Ройал, но на моей платформе! Я сейчас же
распоряжусь о розыске, и преступник...
- Напрасно беспокоитесь, генерал, - прервал я его сухо. - Преступник
спокойненько положил деньги в карман, а бумажник уже лежит на дне морском.
Кроме того, любой, кто отнял деньги у Ройала, заслуживает медали.
- Ты слишком много болтаешь, приятель, - холодно сказал Вайленд. Он
внимательно посмотрел на меня, что мне весьма не понравилось, и более
мягко продолжил: - Это могли сделать для отвода глаз. Ройалу, возможно,
врезали и по какой-то другой причине. Причине, о которой ты можешь что-то
знать, Толбот.
Мурашки побежали по моему телу. Вайленд никогда не был дураком, а я
этого не учел. Если у них возникнут подозрения и они обыщут меня, то либо
найдут пистолет Ларри, либо обнаружат рану - а они обязательно найдут и то
и другое, - и это будет моя прощальная гастроль. Мне стало совсем не по
себе.
- Возможно, это надувательство, - сказал Ройал, встал, пошатываясь,
пересек комнату, подошел к моему столу и стал рассматривать лежавшие
передо мной листы бумаги.
Это был конец. Я сразу вспомнил его слишком внимательный взгляд на
бумаги, когда он выходил из комнаты. Тогда я исписал около половины листа
и с тех пор не добавил ни единой буквы или цифры. Это станет тем
доказательством, о котором Ройал мог только мечтать. Я продолжал смотреть
на Ройала, не осмеливаясь взглянуть на бумаги и задаваясь вопросом -
сколько пуль он всадит в меня, пока я успею хотя бы дотянуться до
торчавшей за поясом пушки Ларри. И вдруг услышал разочарованный голос
Ройала: - Мы не там ищем. Толбот чист: все это время он работал, мистер
Вайленд, и, я бы сказал, практически без передышки.
Я взглянул на лежавшие передо мной бумаги: вместо испещренной цифрами
и буквами полстраницы лежало два с половиной исписанных листа, причем той
же ручкой. Лишь при достаточно внимательном рассмотрении можно было бы
заметить, что писал другой человек. Однако по отношению к Ройалу листы
лежали вверх ногами. Написанные цифры и буквы были такой же бессмыслицей,
что и моя собственная писанина, но этого было более чем достаточно - это
был пропуск в жизнь, выданный мне Кеннеди, его предусмотрительность
превзошла мою собственную. Эх, встретить бы мне его несколькими месяцами
раньше!
- Ладно! Видимо, у кого-то мало денег. - Вайленд был явно
удовлетворен и, очевидно, выбросил из головы происшествие с Ройалом. - Как
дела, Толбот? - обратился он ко мне. - Время поджимает.
- Не беспокойтесь, - успокоил я его, - все сделано, успех гарантирую.
Пять минут работы внутри батискафа, и все будет в порядке.
- Великолепно, - Вайленд выглядел довольным. Он повернулся к
головорезу, который несколько минут назад ворвался в комнату: - Дочь
генерала и его шофер - найдешь их в каюте генерала - должны немедленно
прийти сюда. Готов, Толбот?
- Готов.
Я встал, слегка шатаясь, но по сравнению с Ройалом я выглядел
достаточно здоровым, и никто моих пошатываний не заметил.
- У меня был тяжелый день, Вайленд. Мне необходимо чем-нибудь
подкрепиться перед спуском.
- Я бы удивился, если Сибэтти и его дружок не пополнили запасы
спиртного в баре. - Вайленд уже видел конец пути и был в хорошем
настроении. - Пошли.
Мы вышли в коридор и направились к двери, которая вела к кессону.
Вайленд постучал условным стуком, - я с удовлетворением отметил, что он не
изменился, - и мы вошли внутрь.
Вайленд оказался прав - Сибэтти и его дружок действительно имели
богатый выбор спиртных напитков, и, когда я влил в себя большую дозу
скотча, два маленьких человечка, пиливших поперечной пилой мое плечо,
перестали работать сдельно и сели на оклад, и мне больше не хотелось
биться головой о стену. Было логично ожидать, что хорошее самочувствие
можно поддержать, если налить себе еще стаканчик "анестезирующего", и я
почти уже так и поступил, когда дверь открылась, и головорез, которого
Вайленд послал на другой конец платформы, втолкнул в комнату Мери и
Кеннеди. На мое сердце выпала этой ночью большая нагрузка, к такой тяжелой
сверхурочной работе оно не привыкло, но хватило всего одного взгляда на
Мери, чтобы оно снова начало усиленно биться. Однако моя голова работала
четко, так что я глядел на ее лицо, а в голове крутились различные
приятные мысли о том, что я сделал бы с Вайлендом и Ройалом. Под ее
глазами лежали глубокие темно-синие тени, она была бледна, напряженна и
больна. Я мог побиться о любой заклад, что последние полчаса со мной
напугали и потрясли ее больше, чем любые события раньше. Все случившееся
достаточно испугало и потрясло даже меня. Но ни Вайленд, ни Ройал, похоже,
не увидели в этом ничего необычного - люди, вынужденные иметь с ними дело
и не испытавшие испуга и потрясения, были, скорее, исключением, чем
правилом.
Кеннеди не казался напуганным и потрясенным, он напоминал лишь
вышколенного шофера. Но Ройал, как и я, не был дураком. Он повернулся к
Сибэтти и его напарнику и сказал: - Обыщите-ка эту птицу и посмотрите, нет
ли у него чего-нибудь такого, чего ему иметь не следует.
Вайленд удивленно глянул на него.
- Он, может, действительно столь же безвреден, каким кажется, но я
сомневаюсь в этом, - пояснил Ройал. - Сегодня днем, улетая с платформы, он
мог прихватить оружие, а если это так, то может неожиданно напасть на
Сибэтти и других. - Ройал кивнул в сторону люка в выпуклой стене. - У меня
нет желания карабкаться сто футов вверх по железной лестнице на прицеле у
Кеннеди.
Они обыскали Кеннеди, но ничего не нашли. Ройал был достаточно
проницателен и практически ничего не упустил. Но он, однако, не был
достаточно умен и проницателен, чтобы обыскать меня.
- Нам не хотелось бы торопить тебя, Толбот, с сарказмом сказал
Вайленд.
- Я сейчас, - ответил я и, проглотив последнюю порцию
"обезболивающего", хмуро, по-совиному посмотрел на записи, которые держал
в руке, засунул их в карман и повернулся к люку в колонне, стараясь не
смотреть на Мери, генерала или Кеннеди.
Вайленд дотронулся до моего раненого плеча, и если бы не принятое
мною "обезболивающее", я бы пробил головой потолок. Как бы то ни было, я
подпрыгнул на несколько дюймов, и два человечка в моем плече принялись за
работу с еще большим рвением, чем раньше.
- Нервничаешь, да? - усмехнулся Вайленд. Он показал на деталь,
лежавшую на столе, - простейший соленоидный переключатель, который я
принес из батискафа. - По-моему, ты кое-что забыл.
- Нет, он нам больше не понадобится.
- Хорошо, будь по-твоему. Иди первым. Следи за ними хорошенько,
Сибэтти.
- Все будет нормально, босс, - заверил охранник.
Конечно, Сибэтти будет присматривать за ними. Он опустит свой
пистолет на голову первого же, кто слишком глубоко вздохнет. Генерал и
Кеннеди не станут ничего предпринимать, пока Вайленд и Ройал будут вместе
со мной в батискафе. Они останутся здесь под дулом пистолета до тех пор,
пока мы не вернемся. Я был уверен, что Вайленд предпочел бы прихватить
генерала вместе с нами, чтобы иметь дополнительную гарантию безопасности.
Но батискаф был рассчитан только на троих, а Вайленд никогда не рискнул бы
идти без своего телохранителя. Спуск в 180 ступенек был слишком длинным,
чтобы приглядывать в том числе еще и за старым генералом.
Спуск оказался слишком долгим и для меня. Не пройдя и половины пути,
я почувствовал себя так, словно мое плечо, руку и шею погрузили в
расплавленный свинец, и волны страшной боли отдавались у меня в голове, а
там огонь превращался в темноту, спускался в желудок и вызывал тошноту.
Несколько раз боль, темнота перед глазами и тошнота почти полностью
охватывали меня, и я был вынужден судорожно цепляться здоровой рукой за
лестницу и ждать, пока не вернется сознание. С каждой ступенькой периоды
помрачения становились все длиннее, а просветления - все короче. Последние
тридцать - сорок ступенек я спускался, как автомат, - на инстинктах,
мышечной памяти и силе воли. Одно было хорошо: "вежливые", как обычно, они
послали меня первым, так что мне не пришлось подавлять желание сбросить им
на головы что-нибудь тяжелое. А второе преимущество - они не могли видеть
моих страданий.
Я спустился на дно опоры, и к тому времени, когда последний из них -
приятель Сибэтти, который должен был задраить за нами люк, - спустился по
лестнице, я уже мог стоять не шатаясь. Мое лицо покрылось испариной и,
думаю, было белее листа бумаги, но освещение в этом цилиндрическом склепе
было очень слабым, и опасность, что Ройал или Вайленд заметят это, была
ничтожной. Я подозревал, что Ройал также чувствовал себя недостаточно
хорошо после спуска. Любой человек, получивший удар, лишивший его чувств
на добрых полчаса, не обретет отличную форму через пятнадцать минут после
того, как придет в сознание. Что же касается Вайленда, то у меня было
подозрение, что он слегка боится и основное беспокойство в этот момент у
него вызывало предстоящее подводное путешествие.
Люк в дне опоры был открыт, и через затопляемую камеру батискафа мы
спустились в металлический шар. Я принял все меры предосторожности, чтобы
обезопасить свое больное плечо, когда пролезал по изгибавшемуся почти под
прямым углом проходу, ведущему в обсервационную камеру. Это путешествие
оказалось сущим адом. Я включил верхний свет и отошел к распределительным
электрическим коробкам, предоставив Вайленду возможность тщательно
задраить люк затопляемой камеры. Через полминуты он вполз в обсервационную
камеру, захлопнув за собой тяжелую круглую дверь.
Вайленд и Ройал были поражены обилием и переплетением проводов,
идущих из распределительных коробок. Их также должна была поразить
скорость, с которой я, едва сверяясь с записями, снова поставил все на
свои места. К счастью, коробки располагались как раз на уровне пояса, а
выше моя левая рука подниматься не могла и сгибалась только в локте.
Закрепив последний провод и закрыв крышки распределительных коробок,
я начал проверять цепи. Вайленд наблюдал за мной с безразличным видом.
Ройал также смотрел на меня. Его лицо, обычно ничего не выражавшее, ничем
не отличалось от лица сфинкса из Гизы. Меня не трогало нетерпение Вайленда
- я тоже сидел в этом батискафе и у меня не было желания испытывать
судьбу. Включив реостаты управления электродвигателями, я повернулся к
Вайленду и показал на пару светящихся циферблатов: - Двигатели. Здесь их
не услышишь, но работают они нормально. Готовы к путешествию?
- Да, - он облизнул губы, - готовы.
Я кивнул, открыл клапан, чтобы затопить входную камеру, и указал на
микрофон, который лежал на небольшой полочке на уровне головы между
Ройалом и мной, после чего повернул настенный выключатель в положение
"Включено": - Не желаете дать команду выпустить воздух из удерживающего
кольца?
Он кивнул, дал необходимые указания и положил микрофон на полочку. Я
повернул выключатель и стал ждать.
Батискаф, плавно покачиваясь, опускался под углом три-четыре градуса.
- Мы оторвались от опоры, - сказал я Вайленду. Включив прожектор, я
ограждения. Я остановился. Площадка, похоже, шла вокруг всей буровой
вышки, и Ларри устроило бы спихнуть меня или свалить пулей 45-го калибра с
северной стороны с высоты 150 футов прямо в море.
Ларри подошел поближе. Фонарик он выключил. Неподвижно закрепленный
около кабинки фонарь не освещал нижнюю часть тела, но его света хватало, а
Ларри не хотел, чтобы кто-нибудь заметил свет фонарика, хотя это было
маловероятным, и задался вопросом - что делает какой-то сумасшедший на
площадке при таком ураганном ветре и остановленных работах.
Ларри остановился в трех футах от меня. Он тяжело дышал и по-волчьи
скалил зубы: - Иди дальше, Толбот!
Я покачал головой: - Дальше не пойду! - Я почти не слышал его и
ответил чисто автоматически, потому что увидел то, что заставило меня
похолодеть. Еще в радиорубке я подумал, что Мери Рутвен прикидывается, и
сейчас точно знал, что не ошибся. Она не теряла сознания и пошла вслед за
нами - показавшаяся над краем площадки голова с тяжелыми косами снимала
все сомнения.
"Дурочка, - подумал я, - чокнутая маленькая дурочка". Я не думал о
том, какой смелости требовал этот подъем в такую кошмарную ночь, не думал
о той надежде, которую дарил мне ее поступок. Я чувствовал лишь горечь,
обиду, отчаяние, но более всего - растущее убеждение, что Мери - конец.
- Иди дальше! - снова прокричал Ларри.
- Чтобы ты столкнул меня в море? Нет уж!
- Повернись спиной!
- Чтобы ты врезал мне пистолетом по голове, и меня потом нашли на
палубе и даже не подумали о нечестной игре?
Мери была уже в двух футах от него.
- Не выйдет, Ларри. Посвети мне на плечо, на левое плечо. - Вспыхнул
фонарик, и я снова услышал хихиканье маньяка: - Значит, я все-таки попал в
тебя, Толбот?
- Попал.
Теперь Мери стояла прямо за его спиной. Раньше я наблюдал за ней
краешком глаза, но теперь посмотрел через плечо Ларри прямо на нее с
надеждой.
- Попробуй еще раз, полицейская собака, - засмеялся Ларри. Второй раз
у тебя это не получится.
Схвати его за шею или за ноги, молил я. Или набрось ему пальто на
голову, но не надо, не надо, не надо хватать его за руку.
Она схватила его руку, державшую пистолет. Она зашла справа и
схватила его за запястье.
Некоторое время Ларри стоял как вкопанный. Отпрыгни, повернись или
двинься он, и я налетел бы на него, как товарняк, но от неожиданности он
окаменел. Рука с пистолетом тоже окаменела - пистолет смотрел прямо на
меня. И целился он мне в сердце.
Затем Ларри свирепо схватился за запястье правой руки Мери левой
рукой, дернул левую руку вверх, правую - вниз и освободил свою руку с
пистолетом. Он немного сместился влево, прижал Мери к стеллажу для труб и
начал выкручивать ей руку - он уже знал, с кем борется. Волчий оскал вновь
появился на его лице. Все это время он не сводил с меня своих
угольно-черных глаз и держал на прицеле.
Они боролись секунд пять, может, десять. Страх и отчаяние придали
Мери силы, которых она не нашла бы в себе в обычной обстановке, но Ларри
тоже был в отчаянии, и у него было больше сил. Мери полузадушенно
закричала от боли и упала - сначала на колени, а потом завалилась на бок.
Помогая себе левой ногой, я начал незаметно вытаскивать правую ногу
из ботинка.
- Подойди сюда, коп, - холодно позвал Ларри. - Подойди сюда или еще
немного, и я выверну твоей подруге кисть - тогда тебе придется помахать ей
ручкой.
И он сделал бы это, потому что теперь понимал: девушку все равно
придется убить - она слишком много знала.
Я сделал два шага вперед. Ботинок я почти уже снял. Он ткнул ствол
кольта мне в зубы, один зуб сломался, и я почувствовал во рту соленый вкус
крови из разбитой верхней губы. Я отвернул голову, сплюнул кровь, но он
засунул мне пистолет еще глубже в рот.
- Боишься, коп? - тихо спросил он. Но я услышал его, несмотря на рев
ветра. Может, и правда: у людей, которые вот-вот умрут, сверх обостряется
восприятие. А я вот-вот умру.
Я действительно боялся, боялся, как никогда раньше. Плечо начало
болеть, и сильно; ствол этого проклятого пистолета в моем горле вызывал
волны тошноты. Я отвел правую ногу подальше назад, стараясь не потерять
равновесия.
- Ты не можешь сделать этого, Ларри, - прохрипел я. Ствол больно
давил на гортань, мушка рвала щеку. - Убьешь меня, и они никогда не
достанут сокровища.
- Мне смешно. Слышишь, коп, мне смешно. Мне все равно ничего из него
не досталось бы. "Ширяле" Ларри никогда ничего не достается. Белый порошок
- это все, что дает мой старик своему горячо любимому сыну.
- Вайленд? - Я давно уже знал это.
- Мой отец, черт бы его побрал. - Вытащив пистолет из моего рта, он
упер его мне в живот. - Прощай, коп.
Я уже выбросил вперед правую ногу, но Ларри не видел этого. - Я
передам ему твое "прощай", - сказал я. Ботинок в это время ударился о
стену кабинки.
Ларри дернул головой посмотреть через плечо на новый источник угрозы.
На долю секунды его левая челюсть открылась для удара. И я ударил. Ударил
его так, как будто он был искусственным спутником Земли, и мне надо было
вывести его на окололунную орбиту. Ударил его так, как будто от этого
зависела жизнь всех людей на Земле. Ударил его так, как никогда еще никого
не бил, и знал, что больше никого не смогу так ударить.
Раздался глухой хруст, и кольт упал на решетку у моих ног. Ларри
постоял две или три секунды, а затем невероятно медленно, но с
бесповоротностью падающей заводской трубы, упал вниз.
Не было ни душераздирающего крика, ни раскидывания рук и ног при
падении на стальную палубу в ста футах ниже: я свернул ему шею еще до
того, как он начал падать.
Ровно через восемь минут после смерти Ларри и точно через двадцать
минут после того, как я оставил Кеннеди и Ройала в кабинете, я вернулся и
торопливо постучал в дверь условным стуком. Дверь открылась, и я быстро
вошел внутрь. Кеннеди моментально запер дверь, а я посмотрел на Ройала,
распластавшегося на полу без сознания.
- Как самочувствие пациента? - поинтересовался я, прерывисто дыша -
напряжение последних двадцати минут и то, что я бежал весь обратный путь,
не способствовало сохранению ровного дыхания.
- Отдыхает, - усмехнулся Кеннеди. - Мне пришлось дать ему
успокоительного еще раз. - Тут его глаза остановились на мне, и улыбка
медленно сползла с его лица, когда он сначала увидел кровь, которая текла
из моей губы, а затем - дыру в штормовке.
- Плохо выглядишь. И ранен. Проблемы?
Я кивнул.
- Но теперь все в порядке, я обо всем позаботился. - Я старался как
можно быстрее снять штормовку, и процесс этот мне совсем не нравился. - Я
связался с ними по радио. Все идет хорошо. Пока, по крайней мере.
- Прекрасно, просто замечательно. - Слова у Кеннеди вылетали
автоматически: его радовали мои слова, но ему совсем не нравился мой вид.
Осторожно и бережно он помог мне снять штормовку и вдруг испуганно охнул,
увидев сквозь разорванную рубашку пропитавшиеся кровью марлевые тампоны,
которыми Мери заткнула рану с обеих сторон, когда, спустившись с
технической площадки, мы на минуту зашли в радиорубку. Пуля прошла
навылет, не задев кости, но вырвала половину дельтовидной мышцы. - Боже
мой! Это должно сильно болеть.
- Не очень. - Но рана болела сильно: словно пара маленьких
человечков, работавших сдельно, двуручной пилой пилили плечо так, будто от
этого зависела их жизнь. Рот болел не меньше - сломанный зуб оставил
обнаженным нерв, который каждые две секунды заставлял мое лицо дергаться
от невыносимой боли, отдававшей в голову. В обычных условиях от всего
этого я полез бы на стену, по сегодня день не был обычным.
- Ты не можешь работать в таком состоянии, - настойчивым тоном сказал
Кеннеди. - Ты истекаешь кровью и...
- Заметно, что мне врезали по зубам? - внезапно спросил я.
Он подошел к раковине, намочил носовой платок и стер кровь с моего
лица.
- Думаю, что нет, - задумчиво произнес он. - Завтра губа будет в два
раза толще, но в ближайшее время она не распухнет. - Он невесело
улыбнулся. - И до тех пор, пока рана в плече не заставит тебя захохотать,
никто не увидит, что зуб сломан.
- Отлично. Это то, что мне надо. Ты же понимаешь, что я должен был
сделать это. - Я стаскивал резиновые сапоги и вынужден был поправить
пистолет за поясом. Кеннеди, начавший натягивать штормовку, увидел его.
- Ларри?
Я кивнул.
- Это он тебя так отделал? Снова кивок.
- И что с ним?
- Там, куда он отправился, героин ему больше не потребуется. -
Болезненно морщась, я влезал в пальто, более чем когда-либо довольный, что
оставил его здесь. - Я свернул ему шею.
Кеннеди посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом.
- Не слишком ли жестоко, Толбот?
- Посмотрел бы я на тебя, - ответил я мрачно. - Он заставил Мери
стоять на коленях на технической площадке в ста футах над палубой и
предложил ей спуститься без помощи лестницы.
Он перестал застегивать последнюю пуговицу штормовки, двумя быстрыми
шагами пересек комнату и схватил меня за плечо, но тут же отпустил, когда
я вскрикнул от боли.
- Извини, Толбот, чертовски глупо с моей стороны. - Его лицо не было
таким смуглым, как обычно, а в глазах билась тревога. - Как... С ней все в
порядке?
- Она в порядке, - ответил я устало, - будет здесь через десять
минут, и ты убедишься в этом сам. Тебе лучше уйти, Кеннеди. Они могут
вернуться в любую минуту.
- Это верно, - пробормотал он. - Полчаса, сказал генерал, а они почти
истекли. Ты уверен, что с ней все в порядке?
- Уверен, уверен, - ответил я раздраженно и моментально пожалел об
этом. Этого человека я должен был очень любить. Я, усмехнулся. - Никогда
еще не встречал шофера, так беспокоящегося о своем хозяине.
- Я пошел, - сказал он. Ему было не до смеха. Взяв лежавшую на столе
рядом с моими бумагами записную книжку в кожаном переплете, он засунул ее
во внутренний карман. - Это нельзя оставлять. Будь добр, открой дверь и
посмотри: нет ли кого в коридоре.
Открыв дверь, я убедился, что все в порядке, и кивнул ему. Он взял
Ройала под мышки, протащил его в дверь и бросил, не церемонясь, в коридоре
возле перевернутого стула. Ройал зашевелился и застонал. В любую секунду
он мог очнуться. Несколько секунд Кеннеди смотрел на меня, словно
обдумывая, что сказать, затем протянул руку и легонько хлопнул меня по
здоровому плечу: - Удачи тебе, Толбот. Боже, как я хочу пойти с тобой!
- Я тоже хочу этого, - ответил я прочувствованно. - Не беспокойся,
все будет нормально. - Я не мог обмануть даже себя, и Кеннеди знал это. Я
кивнул ему, вернулся в комнату, закрыл дверь и услышал, как Кеннеди,
повернув ключ, оставил его в замке. И, сколько ни прислушивался, я не смог
уловить звука его шагов: для такого крупного человека он был столь же
бесшумен, сколь и быстр.
Теперь, когда я остался один и мне нечем было заняться, боль дала о
себе знать с удвоенной силой. Чередуясь с тошнотой, она накатывалась на
меня волнами. Проще простого было потерять сознание, но позволить себе
этого я не мог, по крайней мере сейчас. Слишком поздно. Я бы отдал что
угодно за обезболивающий укол, за то, что помогло бы мне продержаться
следующий час или около того. И почти обрадовался, когда минуты через две
после ухода Кеннеди раздались приближающиеся шаги. Мы успели закончить все
вовремя. Услышав восклицание и перешедшие в бег шаги, я сел за стол и взял
карандаш. Выключил верхний свет и отрегулировал настенную лампу так, чтобы
она светила над головой, оставляя мое лицо в глубокой тени. Возможно, как
сказал Кеннеди, внешне и не было заметно, что мне врезали по зубам, но я
не собирался рисковать.
Ключ со скрипом повернулся в замке, дверь распахнулась, ударилась о
переборку, и в комнату влетел похожий телосложением на Сибэтти головорез,
которого я раньше не встречал. Голливуд научил его, как открывать двери в
подобных ситуациях. Если повредишь панели, сорвешь дверь с петель,
отобьешь штукатурку со стены - это пустяки: платить за все придется
несчастному владельцу. Однако здесь дверь сделана из стали, и он только
разбил пальцы на ноге. И не обязательно было быть тонким знатоком
человеческой натуры, чтобы понять: больше всего ему хотелось начать палить
из автоматического пистолета, которым он размахивал. Но он увидел лишь
меня, сидящего с карандашом в руке и с выражением легкого изумления на
лице, и все равно бросил на меня грозный взгляд, повернулся и кивнул
кому-то в коридоре.
В комнату вошли Вайленд и генерал, почти неся уже пришедшего в
сознание Ройала. Мне доставило удовольствие просто видеть, как он тяжело
рухнул на стул. Пару ночей назад я, а сегодня вечером и Кеннеди отлично
отделали его - синяк на лице обещал стать самым большим синяком, который я
когда-либо видел. Уже сейчас он был самым ярким. Я сидел и размышлял
несколько отрешенно, - по-другому думать о Ройале я не мог, - останется ли
синяк у него на лице, когда его посадят на электрический стул. Похоже
было, что останется.
- Ты выходил из этой комнаты сегодня, Толбот? - Вайленд был вне себя
и, видимо, решил отдохнуть от вежливых манер высокопоставленного
чиновника.
- Конечно, дематериализовался и просочился сквозь замочную скважину.
- Я с интересом посмотрел на Ройала. - Что случилось с нашим другом? На
него рухнула вышка?
- Это был не Толбот. - Ройал оттолкнул руку Вайленда, которой тот
пытался его поддерживать, пошарил под пальто и вытащил пистолет. Свой
маленький смертоносный пистолет, мысль о котором всегда приходила ему в
голову первой. Он было сунул его обратно, но передумал и выщелкнул
магазин. Нет, магазин никто не трогал - все патроны с маленькими
медно-никелевыми пульками были на месте. Ройал вставил магазин обратно,
вложил пистолет в кобуру и почти машинально ощупал внутренний нагрудный
карман. Его здоровый глаз несколько раз моргнул. Человек с очень развитым
воображением счел бы это сначала проявлением тревоги, затем - облегчения.
Обращаясь к Вайленду, Ройал сказал: - Бумажник пропал.
- Бумажник? - ошибиться в чувствах Вайленда было невозможно - он
испытывал явное облегчение. - Значит, это был вор! Ударил, вытащил
бумажник и удрал.
- Ваш бумажник? На моей платформе? Возмутительно, весьма
возмутительно! - Усы старика встопорщились. В любой день он мог бы пойти
преподавать в театральном училище систему Станиславского. - Бог свидетель
- мне не хочется защищать вас, Ройал, но на моей платформе! Я сейчас же
распоряжусь о розыске, и преступник...
- Напрасно беспокоитесь, генерал, - прервал я его сухо. - Преступник
спокойненько положил деньги в карман, а бумажник уже лежит на дне морском.
Кроме того, любой, кто отнял деньги у Ройала, заслуживает медали.
- Ты слишком много болтаешь, приятель, - холодно сказал Вайленд. Он
внимательно посмотрел на меня, что мне весьма не понравилось, и более
мягко продолжил: - Это могли сделать для отвода глаз. Ройалу, возможно,
врезали и по какой-то другой причине. Причине, о которой ты можешь что-то
знать, Толбот.
Мурашки побежали по моему телу. Вайленд никогда не был дураком, а я
этого не учел. Если у них возникнут подозрения и они обыщут меня, то либо
найдут пистолет Ларри, либо обнаружат рану - а они обязательно найдут и то
и другое, - и это будет моя прощальная гастроль. Мне стало совсем не по
себе.
- Возможно, это надувательство, - сказал Ройал, встал, пошатываясь,
пересек комнату, подошел к моему столу и стал рассматривать лежавшие
передо мной листы бумаги.
Это был конец. Я сразу вспомнил его слишком внимательный взгляд на
бумаги, когда он выходил из комнаты. Тогда я исписал около половины листа
и с тех пор не добавил ни единой буквы или цифры. Это станет тем
доказательством, о котором Ройал мог только мечтать. Я продолжал смотреть
на Ройала, не осмеливаясь взглянуть на бумаги и задаваясь вопросом -
сколько пуль он всадит в меня, пока я успею хотя бы дотянуться до
торчавшей за поясом пушки Ларри. И вдруг услышал разочарованный голос
Ройала: - Мы не там ищем. Толбот чист: все это время он работал, мистер
Вайленд, и, я бы сказал, практически без передышки.
Я взглянул на лежавшие передо мной бумаги: вместо испещренной цифрами
и буквами полстраницы лежало два с половиной исписанных листа, причем той
же ручкой. Лишь при достаточно внимательном рассмотрении можно было бы
заметить, что писал другой человек. Однако по отношению к Ройалу листы
лежали вверх ногами. Написанные цифры и буквы были такой же бессмыслицей,
что и моя собственная писанина, но этого было более чем достаточно - это
был пропуск в жизнь, выданный мне Кеннеди, его предусмотрительность
превзошла мою собственную. Эх, встретить бы мне его несколькими месяцами
раньше!
- Ладно! Видимо, у кого-то мало денег. - Вайленд был явно
удовлетворен и, очевидно, выбросил из головы происшествие с Ройалом. - Как
дела, Толбот? - обратился он ко мне. - Время поджимает.
- Не беспокойтесь, - успокоил я его, - все сделано, успех гарантирую.
Пять минут работы внутри батискафа, и все будет в порядке.
- Великолепно, - Вайленд выглядел довольным. Он повернулся к
головорезу, который несколько минут назад ворвался в комнату: - Дочь
генерала и его шофер - найдешь их в каюте генерала - должны немедленно
прийти сюда. Готов, Толбот?
- Готов.
Я встал, слегка шатаясь, но по сравнению с Ройалом я выглядел
достаточно здоровым, и никто моих пошатываний не заметил.
- У меня был тяжелый день, Вайленд. Мне необходимо чем-нибудь
подкрепиться перед спуском.
- Я бы удивился, если Сибэтти и его дружок не пополнили запасы
спиртного в баре. - Вайленд уже видел конец пути и был в хорошем
настроении. - Пошли.
Мы вышли в коридор и направились к двери, которая вела к кессону.
Вайленд постучал условным стуком, - я с удовлетворением отметил, что он не
изменился, - и мы вошли внутрь.
Вайленд оказался прав - Сибэтти и его дружок действительно имели
богатый выбор спиртных напитков, и, когда я влил в себя большую дозу
скотча, два маленьких человечка, пиливших поперечной пилой мое плечо,
перестали работать сдельно и сели на оклад, и мне больше не хотелось
биться головой о стену. Было логично ожидать, что хорошее самочувствие
можно поддержать, если налить себе еще стаканчик "анестезирующего", и я
почти уже так и поступил, когда дверь открылась, и головорез, которого
Вайленд послал на другой конец платформы, втолкнул в комнату Мери и
Кеннеди. На мое сердце выпала этой ночью большая нагрузка, к такой тяжелой
сверхурочной работе оно не привыкло, но хватило всего одного взгляда на
Мери, чтобы оно снова начало усиленно биться. Однако моя голова работала
четко, так что я глядел на ее лицо, а в голове крутились различные
приятные мысли о том, что я сделал бы с Вайлендом и Ройалом. Под ее
глазами лежали глубокие темно-синие тени, она была бледна, напряженна и
больна. Я мог побиться о любой заклад, что последние полчаса со мной
напугали и потрясли ее больше, чем любые события раньше. Все случившееся
достаточно испугало и потрясло даже меня. Но ни Вайленд, ни Ройал, похоже,
не увидели в этом ничего необычного - люди, вынужденные иметь с ними дело
и не испытавшие испуга и потрясения, были, скорее, исключением, чем
правилом.
Кеннеди не казался напуганным и потрясенным, он напоминал лишь
вышколенного шофера. Но Ройал, как и я, не был дураком. Он повернулся к
Сибэтти и его напарнику и сказал: - Обыщите-ка эту птицу и посмотрите, нет
ли у него чего-нибудь такого, чего ему иметь не следует.
Вайленд удивленно глянул на него.
- Он, может, действительно столь же безвреден, каким кажется, но я
сомневаюсь в этом, - пояснил Ройал. - Сегодня днем, улетая с платформы, он
мог прихватить оружие, а если это так, то может неожиданно напасть на
Сибэтти и других. - Ройал кивнул в сторону люка в выпуклой стене. - У меня
нет желания карабкаться сто футов вверх по железной лестнице на прицеле у
Кеннеди.
Они обыскали Кеннеди, но ничего не нашли. Ройал был достаточно
проницателен и практически ничего не упустил. Но он, однако, не был
достаточно умен и проницателен, чтобы обыскать меня.
- Нам не хотелось бы торопить тебя, Толбот, с сарказмом сказал
Вайленд.
- Я сейчас, - ответил я и, проглотив последнюю порцию
"обезболивающего", хмуро, по-совиному посмотрел на записи, которые держал
в руке, засунул их в карман и повернулся к люку в колонне, стараясь не
смотреть на Мери, генерала или Кеннеди.
Вайленд дотронулся до моего раненого плеча, и если бы не принятое
мною "обезболивающее", я бы пробил головой потолок. Как бы то ни было, я
подпрыгнул на несколько дюймов, и два человечка в моем плече принялись за
работу с еще большим рвением, чем раньше.
- Нервничаешь, да? - усмехнулся Вайленд. Он показал на деталь,
лежавшую на столе, - простейший соленоидный переключатель, который я
принес из батискафа. - По-моему, ты кое-что забыл.
- Нет, он нам больше не понадобится.
- Хорошо, будь по-твоему. Иди первым. Следи за ними хорошенько,
Сибэтти.
- Все будет нормально, босс, - заверил охранник.
Конечно, Сибэтти будет присматривать за ними. Он опустит свой
пистолет на голову первого же, кто слишком глубоко вздохнет. Генерал и
Кеннеди не станут ничего предпринимать, пока Вайленд и Ройал будут вместе
со мной в батискафе. Они останутся здесь под дулом пистолета до тех пор,
пока мы не вернемся. Я был уверен, что Вайленд предпочел бы прихватить
генерала вместе с нами, чтобы иметь дополнительную гарантию безопасности.
Но батискаф был рассчитан только на троих, а Вайленд никогда не рискнул бы
идти без своего телохранителя. Спуск в 180 ступенек был слишком длинным,
чтобы приглядывать в том числе еще и за старым генералом.
Спуск оказался слишком долгим и для меня. Не пройдя и половины пути,
я почувствовал себя так, словно мое плечо, руку и шею погрузили в
расплавленный свинец, и волны страшной боли отдавались у меня в голове, а
там огонь превращался в темноту, спускался в желудок и вызывал тошноту.
Несколько раз боль, темнота перед глазами и тошнота почти полностью
охватывали меня, и я был вынужден судорожно цепляться здоровой рукой за
лестницу и ждать, пока не вернется сознание. С каждой ступенькой периоды
помрачения становились все длиннее, а просветления - все короче. Последние
тридцать - сорок ступенек я спускался, как автомат, - на инстинктах,
мышечной памяти и силе воли. Одно было хорошо: "вежливые", как обычно, они
послали меня первым, так что мне не пришлось подавлять желание сбросить им
на головы что-нибудь тяжелое. А второе преимущество - они не могли видеть
моих страданий.
Я спустился на дно опоры, и к тому времени, когда последний из них -
приятель Сибэтти, который должен был задраить за нами люк, - спустился по
лестнице, я уже мог стоять не шатаясь. Мое лицо покрылось испариной и,
думаю, было белее листа бумаги, но освещение в этом цилиндрическом склепе
было очень слабым, и опасность, что Ройал или Вайленд заметят это, была
ничтожной. Я подозревал, что Ройал также чувствовал себя недостаточно
хорошо после спуска. Любой человек, получивший удар, лишивший его чувств
на добрых полчаса, не обретет отличную форму через пятнадцать минут после
того, как придет в сознание. Что же касается Вайленда, то у меня было
подозрение, что он слегка боится и основное беспокойство в этот момент у
него вызывало предстоящее подводное путешествие.
Люк в дне опоры был открыт, и через затопляемую камеру батискафа мы
спустились в металлический шар. Я принял все меры предосторожности, чтобы
обезопасить свое больное плечо, когда пролезал по изгибавшемуся почти под
прямым углом проходу, ведущему в обсервационную камеру. Это путешествие
оказалось сущим адом. Я включил верхний свет и отошел к распределительным
электрическим коробкам, предоставив Вайленду возможность тщательно
задраить люк затопляемой камеры. Через полминуты он вполз в обсервационную
камеру, захлопнув за собой тяжелую круглую дверь.
Вайленд и Ройал были поражены обилием и переплетением проводов,
идущих из распределительных коробок. Их также должна была поразить
скорость, с которой я, едва сверяясь с записями, снова поставил все на
свои места. К счастью, коробки располагались как раз на уровне пояса, а
выше моя левая рука подниматься не могла и сгибалась только в локте.
Закрепив последний провод и закрыв крышки распределительных коробок,
я начал проверять цепи. Вайленд наблюдал за мной с безразличным видом.
Ройал также смотрел на меня. Его лицо, обычно ничего не выражавшее, ничем
не отличалось от лица сфинкса из Гизы. Меня не трогало нетерпение Вайленда
- я тоже сидел в этом батискафе и у меня не было желания испытывать
судьбу. Включив реостаты управления электродвигателями, я повернулся к
Вайленду и показал на пару светящихся циферблатов: - Двигатели. Здесь их
не услышишь, но работают они нормально. Готовы к путешествию?
- Да, - он облизнул губы, - готовы.
Я кивнул, открыл клапан, чтобы затопить входную камеру, и указал на
микрофон, который лежал на небольшой полочке на уровне головы между
Ройалом и мной, после чего повернул настенный выключатель в положение
"Включено": - Не желаете дать команду выпустить воздух из удерживающего
кольца?
Он кивнул, дал необходимые указания и положил микрофон на полочку. Я
повернул выключатель и стал ждать.
Батискаф, плавно покачиваясь, опускался под углом три-четыре градуса.
- Мы оторвались от опоры, - сказал я Вайленду. Включив прожектор, я