Страница:
не заговорит?
- Никто не заговорит, - решительно заявил Вайленд.
- Шофер живет в том домике, да? - спросил Яблонски.
- Да, - задумчиво ответил Вайленд. - А неплохая идея - избавиться...
- Нет! - с яростью прервала его девушка. Она вскочила, сжав руки в
кулачки.
- Ни в коем случае, - тихо сказал генерал Рутвен. - Кеннеди будет
жить. Мы слишком многим ему обязаны.
Темные глаза Вайленда на мгновение сузились, и он посмотрел на
генерала. Но на его немой вопрос ответила девушка: - Саймон не
проболтается, - невыразительным голосом сказала она и направилась к двери.
- Я пойду к нему.
- Саймон, да? - Вайленд потрогал пальцем кончик уса и оценивающе
оглядел ее. - Саймон Кеннеди, шофер и мастер на все руки.
Девушка вернулась, остановилась перед Вайлендом и посмотрела на него
твердо и устало. Во всем ее облике проглядывались все пятнадцать
поколений, начиная с ее предков, сошедших с "Мейфлауэр", и каждый из 285
миллионов долларов.
- Вы самый ненавистный мне человек, которого я только встречала, -
отчеканила она и вышла из библиотеки, закрыв за собой дверь.
- Моя дочь слишком устала, - поспешно сказал генерал. - Она...
- Не обращайте внимания, генерал, - Вайленд оставался вежливым, но
выглядел так, будто сам сильно устал. - Ройал, покажи Яблонски и Толботу
их комнаты на сегодняшнюю ночь. Восточная часть нового крыла, комнаты уже
готовы.
Ройал кивнул, но Яблонски поднял руку: - Нужную вам работу Толбот
должен выполнить в этом доме?
Генерал Рутвен бросил взгляд на Вайленда и покачал головой.
- Тогда где? - потребовал ответа Яблонски. - Если где-то в другом
месте и если кто-нибудь в радиусе ста миль от этого места засечет его, нам
конец. И денежкам моим привет. Мне кажется, я заслуживаю хоть каких-то
гарантий, генерал.
Рутвен и Вайленд снова быстро переглянулись, и Вайленд едва заметно
кивнул.
- Я думаю, мы можем сказать вам, - начал генерал. - Работать
предстоит на Х-13 - моей буровой платформе в заливе. - Он слегка
улыбнулся. - Пятнадцать миль отсюда и далеко в заливе. Никто из
посторонних не увидит его там, мистер Яблонски.
Яблонски кивнул, как бы удовлетворенный на время, и больше вопросов
задавать не стал. Я уставился в пол, не осмеливаясь поднять глаза. Ройал
мягко предложил: - Пойдемте.
Я допил виски и встал. Тяжелая дверь библиотеки открылась, и Ройал с
пистолетом в руке пропустил меня первым. Ему следовало бы быть
попрозорливей. А может, моя хромота обманула его. Люди считают, что
хромота делает человека неповоротливым, но они ошибаются.
Валентино исчез. Я вышел в коридор, остановился и слегка отодвинулся
в сторону, как бы ожидая, пока выйдет Ройал и покажет мне дорогу. Затем
резко развернулся и пяткой левой ноги изо всех сил врезал по двери.
Ройала прищемило дверью, и попади между дверью и косяком его голова -
все, тушите свечи. Но его ударило по плечам, однако даже этого было
достаточно, чтобы он завопил от боли, а пистолет выпал из его руки и
отлетел ярда на два. Я нырнул за пистолетом, схватил его за ствол и
развернулся еще в полуприсяде, скорее почувствовав, чем услышав, за спиной
шум прыжка. Рукоятка пистолета попала Ройалу по лицу. Я не заметил, куда
именно, но звук походил на удар топора по сосновому полену. Теряя
сознание, он все же успел ударить меня - топор не может остановить
падающее дерево. Лишь пара секунд понадобилась мне, чтобы отбросить его и
перехватить пистолет, но для такого человека, как Яблонски, двух секунд
более чем достаточно.
Он ударил ногой по моей руке, и пистолет отлетел футов на двадцать. Я
вскочил на ноги, но он отпрыгнул в сторону с резвостью боксера легкого
веса и ударом колена вмял меня в дверь. Далее было поздно что-либо
предпринимать, поскольку в руке он уже держал маузер, нацеленный мне в
переносицу.
Я медленно поднялся на ноги, не пытаясь что-либо сделать. Генерал и
Вайленд, вооруженный пистолетом, вывалились в дверь и облегченно
вздохнули, увидев меня на прицеле у Яблонски. Вайленд наклонился и помог
стонущему Ройалу сесть. У Ройала была длинная и сильно кровоточащая рана
над левым глазом - на следующий день у него там будет синяк с утиное яйцо.
Он помотал головой, тыльной частью кисти стер кровь и медленно повел
глазами, пока его взгляд не натолкнулся на меня. Я посмотрел ему в глаза и
почти явственно почувствовал влажный запах свежевырытой могилы.
- Вижу, джентльмены, что я вам действительно нужен, - весело произнес
Яблонски. - Никогда не думал, что кто-нибудь попытается сотворить такую
штуку с Ройалом и проживет достаточно долго, чтобы успеть рассказать об
этом. Но все мы учимся.
Он сунул руку в карман, достал пару аккуратных наручников и со
знанием дела защелкнул на моих запястьях.
- Сувенир от старых плохих времен, - оправдываясь, произнес он. - Нет
ли в доме еще пары наручников, проволоки или цепи?
- Достанем, - почти механически ответил Вайленд. Он все еще не мог
поверить в то, что случилось с его надежным головорезом.
- Отлично, - Яблонски с усмешкой посмотрел на Ройала. - Можешь не
запирать сегодня ночью свою спальню - я позабочусь, чтобы Толбот не
добрался до тебя.
Ройал перенес свой мрачный и полный злобы взгляд с моего лица на лицо
Яблонски, и я заметил, что выражение его лица не изменилось. Полагаю, что
в этот момент у Ройала, возможно, закопошились мысли о могиле на двоих.
Дворецкий провел нас вверх по лестнице и по узкому коридору в заднюю
часть огромного дома, вытащил из кармана ключ, открыл дверь и пригласил
войти. Это была спальня с дорогой мебелью, раковиной в углу и современной
кроватью красного дерева у правой стены. Дверь слева вела в другую
спальню. Дворецкий достал второй ключ и открыл и эту дверь - комната была
почти точной копией первой, за исключением старомодной железной кровати.
Она, казалось, была сделана из мостовых балок и, похоже, предназначалась
для меня.
Мы вернулись в первую комнату, и Яблонски потребовал, протянув руку:
- Ключи, пожалуйста.
Дворецкий заколебался, с неуверенностью посмотрел на него, затем,
пожав плечами, отдал ключи и направился к двери.
- У меня в руке маузер, приятель, хочешь, чтобы я пару раз врезал им
тебе по башке? - весело спросил его Яблонски.
- Боюсь, что не понимаю вас, сэр.
- Сэр? Это хорошо. Не ожидал, что в библиотеке тюрьмы "Алькатрас"
есть книги о манерах дворецких. Третий ключ, приятель, - от двери из
комнаты Толбота в коридор.
Дворецкий сердито посмотрел на него, отдал третий ключ и вышел. Не
знаю, какую книгу о манерах дворецких он читал, но он явно пропустил в ней
главу о закрывании дверей, хотя такую массивную дверь нелегко закрыть.
Яблонски, ухмыльнувшись, захлопнул дверь, задернул шторы, быстро проверил,
нет ли в стенах глазков, и подошел ко мне. Пять или шесть раз он ударил
своим здоровенным кулаком по толстенной пальме, пнул ногой по стене и
постучал по креслу так, что звуки ударов потрясли комнату, затем произнес
не очень нежно и не очень громко: - Это всего-навсего маленькое
предупреждение, скажем так, чтобы ты даже не пытался повторить со мной
таких штучек, как с Ройалом. Только пошевели пальцем, и тебе покажется,
что на тебя обрушилось здание "Крайслер". Ну, пришел в себя?!
Я замер, замер и Яблонски - в комнате наступила тишина. Мы напряженно
прислушивались. Из-за своего плоскостопия и сопения, которое издавал
перебитый нос, дворецкий не подошел бы на роль последнего из Могикан, и
лишь когда он отошел футов на двадцать от двери, ковер заглушил его
тяжелые шаги по коридору.
Яблонски достал ключ, бесшумно открыл наручники, положил их в карман
и пожал мне руку так, как будто хотел сломать мне все пальцы. По крайней
мере мне так показалось, но моя улыбка была такой же широкой, как у
Яблонски. Мы закурили и с зубочистками в руках начали обшаривать обе
комнаты в поисках подслушивающих устройств.
Их было полно.
Ровно через сутки я забрался в спортивную машину, в которой оставили
ключи от зажигания. Машина стояла ярдах в 400 от ворот виллы генерала. Это
был "шевроле-корвет". Такую же машину я угнал днем раньше, когда захватил
Мери Рутвен в заложницы.
От вчерашнего дождя не осталось и следа - на голубом небе весь день
не появилось ни облачка. А для меня это был очень длинный день. Я лежал в
одежде, прикованный наручниками к железной кровати целых двенадцать часов,
а температура в выходящей на юг комнате с закрытым окном поднималась до
ста градусов но Фаренгейту в тени. Жара и дремотное бездействие - это как
раз то, что нужно галапагосской черепахе. Это сделало меня таким же вялым,
каким становится подстреленный кролик. Меня продержали в комнате весь
день. Яблонски приносил мне пищу, а сразу после обеда он привел меня к
генералу, Вайленду и Ройалу, чтобы они могли убедиться в том, какой он
хороший сторож и что я относительно здоров. Именно относительно: для
усиления эффекта я в два раза сильнее хромал и залепил пластырем
подбородок и щеку.
Ройал не нуждался в таких средствах, чтобы показать, что побывал в
переделке. Сомневаюсь, что промышленность выпускает пластырь такой ширины,
чтобы закрыть им синяк на его лбу. Его левый глаз отливал таким же
сине-фиолетовым цветом, что и синяк, и полностью закрылся. Да, хорошо я
поработал, но так же хорошо я знал, что, хотя его взгляд снова стал пустым
и отрешенным, он не успокоится, пока не поработает надо мной еще лучше. И
навсегда.
Ночной воздух отдавал прохладой и морем. Я опустил складной верх и
поехал на юг, откинувшись на сиденье и подставив для прочистки мозгов лицо
под набегающий поток воздуха. Не только жара затуманила мне голову - я так
много спал в этот влажный и жаркий денек, что теперь расплачивался за это.
Но, с другой стороны, мне не придется много спать этой ночью. Раз или два
я вспомнил о Яблонски, этом огромном улыбчивом человеке с
желтовато-смуглым лицом и обаятельной широкой улыбкой, сидевшем в своей
комнате и усердно и торжественно охранявшем мою пустую спальню со всеми
тремя ключами в кармане; Я нащупал в своем кармане дубликаты ключей,
которые Яблонски сделал утром, прогулявшись в Марбл-Спрингз. Да, сегодня
утром у него было много дел.
Но я выбросил мысли о Яблонски из головы - он может позаботиться о
себе лучше, чем кто-либо другой. Меня самого сегодня ночью ждало много
неприятностей.
Последние лучи ярко-красного заката исчезли с напоминавших красное
вино вод Мексиканского залива на западе, и на высоком небе высыпали
звезды, когда я увидел зеленый огонек справа от шоссе. Я проехал мимо
него, затем мимо второго, а около третьего резко повернул направо к
маленькому каменному причалу, потушив фары еще до того, как подъехал к
стоявшему неподвижно около причала крупному мужчине с крохотным фонариком
в руке.
Он взял меня за руку - ему пришлось сделать это, поскольку я ничего
не видел, ослепленный фарами "корвета", - и, не говоря ни слова, повел
вниз по деревянной лестнице через плавучий причал к чему-то темному,
длинному, что мягко покачивалось на волнах. Теперь я видел уже лучше,
поэтому смог ухватиться за опору и спрыгнуть на суденышко без посторонней
помощи. Меня встретил маленький коренастый мужчина: - Мистер Толбот?
- Да. А вы капитан Займис?
- Джон, - маленький человечек хихикнул и пояснил с мелодичным
акцентом: - Мои ребята смеются надо мной. "Капитан Займис, - говорят они,
- как поживает сегодня "Куин Мери" или "Юнайтед Стейтс"?..." Типичные
современные дети. - Он вздохнул с притворной печалью. - Думаю, Джона
вполне достаточно для капитана маленького "Матапана".
Я глянул через его плечо на "детей". Они казались лишь темными
пятнами на фоне чуть более светлого неба, но все же я смог разобрать, что
каждый из них был ростом около шести футов и имел соответствующее
телосложение. Да и "Матапан" был не таким уж маленьким - футов сорока
длиной, с двумя мачтами с необычными поперечными и продольными реями на
высоте чуть выше человеческого роста. Команду составляли греки, и если
"Матапан" не был полностью греческим судном, то уж построили его греческие
мастера, осевшие во Флориде с явным намерением строить такие посудины для
ловли губок. По красивым мягким линиям и задранному носу Гомер без труда
узнал бы в нем прямого потомка галер, которые в незапамятные времена
бороздили залитые солнцем просторы Эгейского моря. Меня внезапно наполнило
чувство безопасности и признательности за то, что я нахожусь на борту
такого суденышка в компании таких людей.
- Хорошая ночка для предстоящей работы, - сказал я.
- Может, хорошая, а может, и нет, - в голосе капитана Займиса уже не
чувствовалось юмора. - Я не считаю ее хорошей. Это не та ночь, которую
выбрал бы капитан Займис.
Я не стал говорить ему, что у нас не было выбора, а просто спросил: -
Слишком ясно, да?
- Да нет, не в этом дело. - Он отвернулся на мгновение, отдал
какое-то распоряжение на непонятном языке, который мог быть только
греческим, и команда забегала по палубе, отдавая швартовы. И снова
повернулся ко мне: - Извините, что разговариваю с ними на нашем старом
языке. Эти трое парней и полугода не прожили в этой стране. Мои сыновья не
хотят нырять. Слишком тяжелая эта жизнь говорят. Поэтому приходится
нанимать молодых ребят в Греции... Мне не нравится погода, мистер Толбот,
- слишком хорошая ночь.
- Именно это я и сказал.
- Нет, - он энергично покачал головой, - слишком хорошая. Воздух
слишком неподвижен. А легкий бриз? Он же дует с норд-веста. Это плохо.
Сегодня вечером солнце просто пылало на небе. Это тоже плохо. Чувствуете,
как маленькие волны раскачивают "Матапан"? Когда погода хорошая, маленькие
волны плещут о корпус каждые три секунды, может, четыре. А сегодня? - он
пожал плечами. - Двадцать секунд, ну, может, пятнадцать. Сорок лет я
выходил в море из Тарпон-Спрингз. Знаю здешние воды, мистер Толбот, и не
совру, если скажу, что знаю их лучше, чем кто-либо другой. Сильный шторм
идет.
- Сильный шторм? - Когда речь заходит о сильном шторме, я не
больно-то воображаю из себя. - Передали предупреждение об урагане?
- Нет.
- Такие признаки всегда появляются перед ураганом?
- Не всегда, мистер Толбот. Однажды, лет пятнадцать назад, передали
штормовое предупреждение, но на море не было никаких признаков. Ни одного.
Рыбаки с Саут-Кайкоса вышли в море. Пятьдесят человек утонуло. Но когда
такие признаки налицо в сентябре, то ясно: надвигается сильный шторм.
Всякий раз так случалось.
Да, сегодня ночью никто не собирался подбадривать меня.
- Когда разразится шторм? - спросил я.
- Может, через восемь часов, а может, и через сорок восемь - я не
знаю. - Капитан указал на запад, откуда медленно катились длинные
маслянистые волны. - Но придет он оттуда... Вы найдете свой резиновый
костюм внизу, мистер Толбот.
Через два часа мы на тридцать миль приблизились ко все еще далекому
шторму. Шли мы полным ходом, но это только так говорится. Месяц назад два
гражданских инженера, с которых взяли клятву молчать, с помощью интересной
системы дефлекторов вывели выхлоп двигателя "Матапана" в подводный
цилиндр, и двигатель теперь работал очень тихо, но противодавление вдвое
снизило его мощность. И все же "Матапан" двигался достаточно быстро, даже
слишком быстро для меня. И чем дальше мы уходили в глубь освещенного
звездами залива, тем глубже становились впадины между волнами и тем больше
я убеждался в безнадежности своей затеи. Но кто-то должен был сделать это,
и "джокера" вытянул я.
Этой ночью луна так и не появилась. Постепенно начали пропадать и
звезды. Перистые облака серыми простынями обкладывали небо. Затем пошел
дождь, не сильный, но холодный, и Джон Займис дал мне кусок просмоленной
парусины. На "Матапане" имелась каютка, но я не испытывал ни малейшего
желания спускаться вниз.
Я, должно быть, задремал, убаюканный покачиванием суденышка, и как-то
неожиданно почувствовал, что дождь перестал барабанить по куску парусины и
кто-то - оказалось, это шкипер трясет меня за плечо.
- Вот она, мистер Толбот, Х-13.
Схватившись за мачту, я поднялся, - качка уже стала неприятной - и
посмотрел в ту сторону, куда он показывал. Он мог бы и не показывать -
даже на расстоянии мили платформа, казалось, занимает все небо. Я
посмотрел на нее, затем в сторону и снова на нее. Платформа не пропала. Я
потерял почти все, ради чего стоило бы жить, но все же кое-что у меня
оставалось, поэтому я страстно желал оказаться в десяти тысячах миль
отсюда.
Я боялся. Если это конец моего жизненного пути, то я молил бога,
чтобы никогда не дойти до этого конца.
Об этих морских платформах я слышал и раньше - одну из них мне даже
описал человек, который проектировал их, по никогда не видел ничего
подобного и теперь понял, что описание и мое воображение не могли облечь
плотью голые кости фактов и статистических данных.
Я смотрел на Х-13 и глазам не верил. Она была громадной, угловатой и
нескладной и казалась нереальной, причудливой конструкцией из романов Жюля
Верна и фантастических фильмов о космических полетах.
При слабом свете звезд она, на первый взгляд, напоминала лес огромных
заводских труб, торчащих из моря. Примерно посередине эти трубы
соединялись массивной платформой, через стороны которой эти трубы
проходили. Справа на самой платформе устремлялась в небо собственно
буровая вышка, непостижимая и хрупкая в паутинном переплетении тонких
балок, четко вырисовывавшаяся на фоне ночного неба благодаря усыпавшим ее
белым и цветным рабочим и предупредительным огням.
Я не отношусь к тем людям, которые щиплют себя, чтобы убедиться в
реальности происходящего, а то бы мне сейчас предоставилась прекрасная
возможность для этого. Привидься такое фантастическое марсианское
сооружение, поднявшееся из моря, самому отъявленному пьянчуге, он в ужасе
дал бы зарок пить только воду.
Я знал, что эти трубы представляют собой массивные полые
металлические опоры почти невероятной прочности - каждая способна
выдержать нагрузку в несколько сот тонн. И таких опор я насчитал не менее
четырнадцати - по семь с каждой стороны, а между крайними опорами было не
менее четырехсот футов. И самое удивительное - платформа была подвижной. С
поднятыми опорами, погруженную в воду, ее буксируют в нужное место. Там
опоры опускаются на морское дно, и приводимая в движение мощными
двигателями платформа поднимается над морем на такую высоту, что
становится недосягаемой для самых высоких волн во время урагана.
Все это я знал, но знать и видеть своими глазами - не одно и то же.
Кто-то тронул меня за руку, и от неожиданности я подпрыгнул. Я совсем
забыл, где находился.
- Что вы думаете о ней, мистер Толбот? - поинтересовался шкипер. -
Нравится, а?
- Да, красиво. А сколько, интересно, стоила эта игрушка?
- Четыре миллиона долларов, - Займис пожал плечами. - Возможно,
четыре с половиной.
- Хорошенькое капиталовложение - четыре миллиона долларов.
- Восемь, - поправил меня капитан. - Нельзя просто так прийти и
начать бурить, мистер Толбот. Сначала надо купить участок морского дна,
пять тысяч акров, - это три миллиона долларов. Затем надо пробурить
скважину около двух миль глубиной. Это обойдется в три четверти миллиона -
если повезет.
Восемь миллионов долларов. И это еще не вложение капитала, это -
рискованное предприятие. Геологи могут ошибиться - они чаще ошибаются, чем
дают точный прогноз. Какой же выигрыш надеялся получить генерал Блэр
Рутвен человек, выбросивший восемь миллионов долларов, человек с его
репутацией, решив преступить закон? Существовал лишь один способ
установить это. Я содрогнулся и повернулся к Займису: - Вы можете подойти
поближе? Вплотную?
- Сделаем, - он показал рукой на ближнюю к нам сторону огромной
конструкции, - видите пришвартованное судно?
Теперь я тоже увидел темные очертания судна около футов длиной, но
почти крошечного по сравнению с массивной опорой. Его мачты должны были бы
быть вдвое длиннее, чтобы достать до палубы платформы.
Я взглянул на Займиса: - У нас будут неприятности из-за него, Джон?
- Вас интересует, не помешает ли оно нам? Нет. Мы зайдем с юга.
Он тронул штурвал, и "Матапан" покатился влево, чтобы обогнуть Х-13 с
юга. Пойди мы направо, на север, судно оказалось бы в лучах прожекторов,
освещавших платформу. Даже с расстояния мили мы не только ясно видели
людей, сновавших по платформе, но и слышали приглушенный гул мощных
моторов, скорее всего дизельных компрессоров. И это играло нам на руку;
мне, правда, не приходило в голову, что на этих мобильных платформах
работают круглые сутки, но шум на платформе будет заглушать еле слышный
гул двигателей "Матапана".
Наше суденышко начало сильно качать. Мы шли полным бак-штагом на
зюйд-вест, волны били нам в правый борт и начали перекатываться через
палубу. Чтобы не промокнуть, я забрался под кусок парусины, лежавший возле
штурвала, закурил последнюю сигарету и глянул на шкипера: - Каковы шансы,
что это судно уйдет, Джон?
- Не знаю. Небольшие, думаю. На нем привозят пищу, воду, промывочную
жидкость для буровых и тысячи галлонов нефти. Присмотритесь, мистер
Толбот. Это маленький танкер. Сейчас на нем доставляют горючее для
двигателей, и, возможно, оно вырабатывает своими динамомашинами
электроэнергию. А когда пойдет нефть, ее на нем будут отвозить.
Высунувшись из-под парусины, я вгляделся в темноту. Джон был прав -
судно действительно напоминало маленький танкер. Я видел подобные суда
много лет назад во время войны: высокая приподнятая центральная палуба без
всяких надстроек, служебные помещения и машинное отделение - в корме.
Типичный танкер для прибрежного плавания. Но больше меня сейчас привлекало
то, что это судно, по словам Джона, находилось здесь практически
постоянно.
- Я хочу попасть на судно, Джон. Можно это сделать? На самом деле мне
не хотелось этого, но я знал, что это необходимо. Раньше мне не приходило
в голову, что здесь на якоре болтается какое-нибудь судно, но теперь это
внезапно стало самым важным фактором в моих рассуждениях.
- Но... но мне сказали, что вы хотите попасть на саму платформу,
мистер Толбот.
- Да, возможно, но позднее. Можете подойти к нему?
- Могу попробовать, - мрачно ответил капитан Займис. - Плохая ночь,
мистер Толбот.
Кому он это рассказывал?! Я считал эту ночь ужасной, но отвечать ему
не стал. Мы шли вдоль длинной стороны платформы, и я видел, что
поддерживающие ее массивные стальные опоры расположены не столь
симметрично, как мне казалось. Между четвертой и пятой опорами имелся
промежуток футов в 150 шириной и платформа спускалась к воде ближе, чем
основная часть. Здесь стоял огромный подъемный кран. Судно бросило якорь
между двумя стальными колоннами, расположенными по обеим сторонам этого
прохода.
Через пять минут шкипер повел "Матапан" на восток, встав на курс,
который должен был вывести нас к южной стороне платформы. Однако недолго
мы наслаждались относительным комфортом, идя вразрез волне, - он снова
натянул капюшон и направил судно на норд-вест. Мы прошли футах в сорока от
носа стоявшего на якоре танкера, проскользнули буквально в футе от опоры и
оказались под массивной платформой.
Один из молодых греков - бронзоволикий черноволосый парень по имени
Эндрю - возился на носу "Матапана". И когда мы поравнялись со второй
колонной со стороны моря, он что-то тихо крикнул Джону и одновременно как
можно дальше кинул спасательный пояс, привязанный к бухте тонкой веревкой.
Джон до минимума уменьшил обороты двигателя, и наше судно, подталкиваемое
волной, медленно продрейфовало обратно мимо колонны, с одной ее стороны, а
спасательный пояс выплыл с другой, так что веревка опоясала колонну. Эндрю
багром выудил пояс и начал тянуть веревку, состыкованную с более толстым
манильским тросом. Через минуту "Матапан" оказался надежно пришвартованным
к колонне, и Джон слегка подрабатывал винтами, чтобы натяжение троса под
ударами волн не было столь сильным. Никто не слышал нас, никто не видел -
по крайней мере нам так казалось.
- Мы должны поторопиться, - тихо и тревожно сказал Джон. - Не знаю,
сколько мы сможем ждать. Я просто чую шторм.
Он волновался, я волновался, мы все волновались. Но ему-то что - сиди
и жди на суденышке. Никто не собирался вбивать ему голову в плечи или,
привязав к ногам обломок скалы, бросать в воды Мексиканского залива.
- Вам нечего волноваться, - успокоил я его. Ему действительно не о
чем было волноваться, чего нельзя было сказать обо мне. - Вернусь через
полчаса.
Я сбросил плащ, затянул ворот и манжеты надетого под ним резинового
костюма, приспособил на спине акваланг, затянул ремни, взял в одну руку
маску, под мышкой второй зажал пальто, брюки и шляпу и осторожно ступил в
резиновую лодку, спущенную командой на воду.
Эндрю сидел на корме этой непрочной штуковины и, когда я устроился
поудобнее, отпустил планшир "Матапана". Волны быстро погнали нас под
темной массой платформы, а Эндрю по мере нашего продвижения травил веревку
- грести на резиновой лодке в такую волну достаточно трудно, а против
волны - почти невозможно. В сто раз легче будет добраться до "Матапана",
подтягивая лодку за веревку.
По моей команде, произнесенной шепотом, Эндрю закрепил веревку и
развернул лодку. Мы подошли вплотную к борту танкера, но все еще
находились в глубокой тени - танкер покачивался рядом с массивными
- Никто не заговорит, - решительно заявил Вайленд.
- Шофер живет в том домике, да? - спросил Яблонски.
- Да, - задумчиво ответил Вайленд. - А неплохая идея - избавиться...
- Нет! - с яростью прервала его девушка. Она вскочила, сжав руки в
кулачки.
- Ни в коем случае, - тихо сказал генерал Рутвен. - Кеннеди будет
жить. Мы слишком многим ему обязаны.
Темные глаза Вайленда на мгновение сузились, и он посмотрел на
генерала. Но на его немой вопрос ответила девушка: - Саймон не
проболтается, - невыразительным голосом сказала она и направилась к двери.
- Я пойду к нему.
- Саймон, да? - Вайленд потрогал пальцем кончик уса и оценивающе
оглядел ее. - Саймон Кеннеди, шофер и мастер на все руки.
Девушка вернулась, остановилась перед Вайлендом и посмотрела на него
твердо и устало. Во всем ее облике проглядывались все пятнадцать
поколений, начиная с ее предков, сошедших с "Мейфлауэр", и каждый из 285
миллионов долларов.
- Вы самый ненавистный мне человек, которого я только встречала, -
отчеканила она и вышла из библиотеки, закрыв за собой дверь.
- Моя дочь слишком устала, - поспешно сказал генерал. - Она...
- Не обращайте внимания, генерал, - Вайленд оставался вежливым, но
выглядел так, будто сам сильно устал. - Ройал, покажи Яблонски и Толботу
их комнаты на сегодняшнюю ночь. Восточная часть нового крыла, комнаты уже
готовы.
Ройал кивнул, но Яблонски поднял руку: - Нужную вам работу Толбот
должен выполнить в этом доме?
Генерал Рутвен бросил взгляд на Вайленда и покачал головой.
- Тогда где? - потребовал ответа Яблонски. - Если где-то в другом
месте и если кто-нибудь в радиусе ста миль от этого места засечет его, нам
конец. И денежкам моим привет. Мне кажется, я заслуживаю хоть каких-то
гарантий, генерал.
Рутвен и Вайленд снова быстро переглянулись, и Вайленд едва заметно
кивнул.
- Я думаю, мы можем сказать вам, - начал генерал. - Работать
предстоит на Х-13 - моей буровой платформе в заливе. - Он слегка
улыбнулся. - Пятнадцать миль отсюда и далеко в заливе. Никто из
посторонних не увидит его там, мистер Яблонски.
Яблонски кивнул, как бы удовлетворенный на время, и больше вопросов
задавать не стал. Я уставился в пол, не осмеливаясь поднять глаза. Ройал
мягко предложил: - Пойдемте.
Я допил виски и встал. Тяжелая дверь библиотеки открылась, и Ройал с
пистолетом в руке пропустил меня первым. Ему следовало бы быть
попрозорливей. А может, моя хромота обманула его. Люди считают, что
хромота делает человека неповоротливым, но они ошибаются.
Валентино исчез. Я вышел в коридор, остановился и слегка отодвинулся
в сторону, как бы ожидая, пока выйдет Ройал и покажет мне дорогу. Затем
резко развернулся и пяткой левой ноги изо всех сил врезал по двери.
Ройала прищемило дверью, и попади между дверью и косяком его голова -
все, тушите свечи. Но его ударило по плечам, однако даже этого было
достаточно, чтобы он завопил от боли, а пистолет выпал из его руки и
отлетел ярда на два. Я нырнул за пистолетом, схватил его за ствол и
развернулся еще в полуприсяде, скорее почувствовав, чем услышав, за спиной
шум прыжка. Рукоятка пистолета попала Ройалу по лицу. Я не заметил, куда
именно, но звук походил на удар топора по сосновому полену. Теряя
сознание, он все же успел ударить меня - топор не может остановить
падающее дерево. Лишь пара секунд понадобилась мне, чтобы отбросить его и
перехватить пистолет, но для такого человека, как Яблонски, двух секунд
более чем достаточно.
Он ударил ногой по моей руке, и пистолет отлетел футов на двадцать. Я
вскочил на ноги, но он отпрыгнул в сторону с резвостью боксера легкого
веса и ударом колена вмял меня в дверь. Далее было поздно что-либо
предпринимать, поскольку в руке он уже держал маузер, нацеленный мне в
переносицу.
Я медленно поднялся на ноги, не пытаясь что-либо сделать. Генерал и
Вайленд, вооруженный пистолетом, вывалились в дверь и облегченно
вздохнули, увидев меня на прицеле у Яблонски. Вайленд наклонился и помог
стонущему Ройалу сесть. У Ройала была длинная и сильно кровоточащая рана
над левым глазом - на следующий день у него там будет синяк с утиное яйцо.
Он помотал головой, тыльной частью кисти стер кровь и медленно повел
глазами, пока его взгляд не натолкнулся на меня. Я посмотрел ему в глаза и
почти явственно почувствовал влажный запах свежевырытой могилы.
- Вижу, джентльмены, что я вам действительно нужен, - весело произнес
Яблонски. - Никогда не думал, что кто-нибудь попытается сотворить такую
штуку с Ройалом и проживет достаточно долго, чтобы успеть рассказать об
этом. Но все мы учимся.
Он сунул руку в карман, достал пару аккуратных наручников и со
знанием дела защелкнул на моих запястьях.
- Сувенир от старых плохих времен, - оправдываясь, произнес он. - Нет
ли в доме еще пары наручников, проволоки или цепи?
- Достанем, - почти механически ответил Вайленд. Он все еще не мог
поверить в то, что случилось с его надежным головорезом.
- Отлично, - Яблонски с усмешкой посмотрел на Ройала. - Можешь не
запирать сегодня ночью свою спальню - я позабочусь, чтобы Толбот не
добрался до тебя.
Ройал перенес свой мрачный и полный злобы взгляд с моего лица на лицо
Яблонски, и я заметил, что выражение его лица не изменилось. Полагаю, что
в этот момент у Ройала, возможно, закопошились мысли о могиле на двоих.
Дворецкий провел нас вверх по лестнице и по узкому коридору в заднюю
часть огромного дома, вытащил из кармана ключ, открыл дверь и пригласил
войти. Это была спальня с дорогой мебелью, раковиной в углу и современной
кроватью красного дерева у правой стены. Дверь слева вела в другую
спальню. Дворецкий достал второй ключ и открыл и эту дверь - комната была
почти точной копией первой, за исключением старомодной железной кровати.
Она, казалось, была сделана из мостовых балок и, похоже, предназначалась
для меня.
Мы вернулись в первую комнату, и Яблонски потребовал, протянув руку:
- Ключи, пожалуйста.
Дворецкий заколебался, с неуверенностью посмотрел на него, затем,
пожав плечами, отдал ключи и направился к двери.
- У меня в руке маузер, приятель, хочешь, чтобы я пару раз врезал им
тебе по башке? - весело спросил его Яблонски.
- Боюсь, что не понимаю вас, сэр.
- Сэр? Это хорошо. Не ожидал, что в библиотеке тюрьмы "Алькатрас"
есть книги о манерах дворецких. Третий ключ, приятель, - от двери из
комнаты Толбота в коридор.
Дворецкий сердито посмотрел на него, отдал третий ключ и вышел. Не
знаю, какую книгу о манерах дворецких он читал, но он явно пропустил в ней
главу о закрывании дверей, хотя такую массивную дверь нелегко закрыть.
Яблонски, ухмыльнувшись, захлопнул дверь, задернул шторы, быстро проверил,
нет ли в стенах глазков, и подошел ко мне. Пять или шесть раз он ударил
своим здоровенным кулаком по толстенной пальме, пнул ногой по стене и
постучал по креслу так, что звуки ударов потрясли комнату, затем произнес
не очень нежно и не очень громко: - Это всего-навсего маленькое
предупреждение, скажем так, чтобы ты даже не пытался повторить со мной
таких штучек, как с Ройалом. Только пошевели пальцем, и тебе покажется,
что на тебя обрушилось здание "Крайслер". Ну, пришел в себя?!
Я замер, замер и Яблонски - в комнате наступила тишина. Мы напряженно
прислушивались. Из-за своего плоскостопия и сопения, которое издавал
перебитый нос, дворецкий не подошел бы на роль последнего из Могикан, и
лишь когда он отошел футов на двадцать от двери, ковер заглушил его
тяжелые шаги по коридору.
Яблонски достал ключ, бесшумно открыл наручники, положил их в карман
и пожал мне руку так, как будто хотел сломать мне все пальцы. По крайней
мере мне так показалось, но моя улыбка была такой же широкой, как у
Яблонски. Мы закурили и с зубочистками в руках начали обшаривать обе
комнаты в поисках подслушивающих устройств.
Их было полно.
Ровно через сутки я забрался в спортивную машину, в которой оставили
ключи от зажигания. Машина стояла ярдах в 400 от ворот виллы генерала. Это
был "шевроле-корвет". Такую же машину я угнал днем раньше, когда захватил
Мери Рутвен в заложницы.
От вчерашнего дождя не осталось и следа - на голубом небе весь день
не появилось ни облачка. А для меня это был очень длинный день. Я лежал в
одежде, прикованный наручниками к железной кровати целых двенадцать часов,
а температура в выходящей на юг комнате с закрытым окном поднималась до
ста градусов но Фаренгейту в тени. Жара и дремотное бездействие - это как
раз то, что нужно галапагосской черепахе. Это сделало меня таким же вялым,
каким становится подстреленный кролик. Меня продержали в комнате весь
день. Яблонски приносил мне пищу, а сразу после обеда он привел меня к
генералу, Вайленду и Ройалу, чтобы они могли убедиться в том, какой он
хороший сторож и что я относительно здоров. Именно относительно: для
усиления эффекта я в два раза сильнее хромал и залепил пластырем
подбородок и щеку.
Ройал не нуждался в таких средствах, чтобы показать, что побывал в
переделке. Сомневаюсь, что промышленность выпускает пластырь такой ширины,
чтобы закрыть им синяк на его лбу. Его левый глаз отливал таким же
сине-фиолетовым цветом, что и синяк, и полностью закрылся. Да, хорошо я
поработал, но так же хорошо я знал, что, хотя его взгляд снова стал пустым
и отрешенным, он не успокоится, пока не поработает надо мной еще лучше. И
навсегда.
Ночной воздух отдавал прохладой и морем. Я опустил складной верх и
поехал на юг, откинувшись на сиденье и подставив для прочистки мозгов лицо
под набегающий поток воздуха. Не только жара затуманила мне голову - я так
много спал в этот влажный и жаркий денек, что теперь расплачивался за это.
Но, с другой стороны, мне не придется много спать этой ночью. Раз или два
я вспомнил о Яблонски, этом огромном улыбчивом человеке с
желтовато-смуглым лицом и обаятельной широкой улыбкой, сидевшем в своей
комнате и усердно и торжественно охранявшем мою пустую спальню со всеми
тремя ключами в кармане; Я нащупал в своем кармане дубликаты ключей,
которые Яблонски сделал утром, прогулявшись в Марбл-Спрингз. Да, сегодня
утром у него было много дел.
Но я выбросил мысли о Яблонски из головы - он может позаботиться о
себе лучше, чем кто-либо другой. Меня самого сегодня ночью ждало много
неприятностей.
Последние лучи ярко-красного заката исчезли с напоминавших красное
вино вод Мексиканского залива на западе, и на высоком небе высыпали
звезды, когда я увидел зеленый огонек справа от шоссе. Я проехал мимо
него, затем мимо второго, а около третьего резко повернул направо к
маленькому каменному причалу, потушив фары еще до того, как подъехал к
стоявшему неподвижно около причала крупному мужчине с крохотным фонариком
в руке.
Он взял меня за руку - ему пришлось сделать это, поскольку я ничего
не видел, ослепленный фарами "корвета", - и, не говоря ни слова, повел
вниз по деревянной лестнице через плавучий причал к чему-то темному,
длинному, что мягко покачивалось на волнах. Теперь я видел уже лучше,
поэтому смог ухватиться за опору и спрыгнуть на суденышко без посторонней
помощи. Меня встретил маленький коренастый мужчина: - Мистер Толбот?
- Да. А вы капитан Займис?
- Джон, - маленький человечек хихикнул и пояснил с мелодичным
акцентом: - Мои ребята смеются надо мной. "Капитан Займис, - говорят они,
- как поживает сегодня "Куин Мери" или "Юнайтед Стейтс"?..." Типичные
современные дети. - Он вздохнул с притворной печалью. - Думаю, Джона
вполне достаточно для капитана маленького "Матапана".
Я глянул через его плечо на "детей". Они казались лишь темными
пятнами на фоне чуть более светлого неба, но все же я смог разобрать, что
каждый из них был ростом около шести футов и имел соответствующее
телосложение. Да и "Матапан" был не таким уж маленьким - футов сорока
длиной, с двумя мачтами с необычными поперечными и продольными реями на
высоте чуть выше человеческого роста. Команду составляли греки, и если
"Матапан" не был полностью греческим судном, то уж построили его греческие
мастера, осевшие во Флориде с явным намерением строить такие посудины для
ловли губок. По красивым мягким линиям и задранному носу Гомер без труда
узнал бы в нем прямого потомка галер, которые в незапамятные времена
бороздили залитые солнцем просторы Эгейского моря. Меня внезапно наполнило
чувство безопасности и признательности за то, что я нахожусь на борту
такого суденышка в компании таких людей.
- Хорошая ночка для предстоящей работы, - сказал я.
- Может, хорошая, а может, и нет, - в голосе капитана Займиса уже не
чувствовалось юмора. - Я не считаю ее хорошей. Это не та ночь, которую
выбрал бы капитан Займис.
Я не стал говорить ему, что у нас не было выбора, а просто спросил: -
Слишком ясно, да?
- Да нет, не в этом дело. - Он отвернулся на мгновение, отдал
какое-то распоряжение на непонятном языке, который мог быть только
греческим, и команда забегала по палубе, отдавая швартовы. И снова
повернулся ко мне: - Извините, что разговариваю с ними на нашем старом
языке. Эти трое парней и полугода не прожили в этой стране. Мои сыновья не
хотят нырять. Слишком тяжелая эта жизнь говорят. Поэтому приходится
нанимать молодых ребят в Греции... Мне не нравится погода, мистер Толбот,
- слишком хорошая ночь.
- Именно это я и сказал.
- Нет, - он энергично покачал головой, - слишком хорошая. Воздух
слишком неподвижен. А легкий бриз? Он же дует с норд-веста. Это плохо.
Сегодня вечером солнце просто пылало на небе. Это тоже плохо. Чувствуете,
как маленькие волны раскачивают "Матапан"? Когда погода хорошая, маленькие
волны плещут о корпус каждые три секунды, может, четыре. А сегодня? - он
пожал плечами. - Двадцать секунд, ну, может, пятнадцать. Сорок лет я
выходил в море из Тарпон-Спрингз. Знаю здешние воды, мистер Толбот, и не
совру, если скажу, что знаю их лучше, чем кто-либо другой. Сильный шторм
идет.
- Сильный шторм? - Когда речь заходит о сильном шторме, я не
больно-то воображаю из себя. - Передали предупреждение об урагане?
- Нет.
- Такие признаки всегда появляются перед ураганом?
- Не всегда, мистер Толбот. Однажды, лет пятнадцать назад, передали
штормовое предупреждение, но на море не было никаких признаков. Ни одного.
Рыбаки с Саут-Кайкоса вышли в море. Пятьдесят человек утонуло. Но когда
такие признаки налицо в сентябре, то ясно: надвигается сильный шторм.
Всякий раз так случалось.
Да, сегодня ночью никто не собирался подбадривать меня.
- Когда разразится шторм? - спросил я.
- Может, через восемь часов, а может, и через сорок восемь - я не
знаю. - Капитан указал на запад, откуда медленно катились длинные
маслянистые волны. - Но придет он оттуда... Вы найдете свой резиновый
костюм внизу, мистер Толбот.
Через два часа мы на тридцать миль приблизились ко все еще далекому
шторму. Шли мы полным ходом, но это только так говорится. Месяц назад два
гражданских инженера, с которых взяли клятву молчать, с помощью интересной
системы дефлекторов вывели выхлоп двигателя "Матапана" в подводный
цилиндр, и двигатель теперь работал очень тихо, но противодавление вдвое
снизило его мощность. И все же "Матапан" двигался достаточно быстро, даже
слишком быстро для меня. И чем дальше мы уходили в глубь освещенного
звездами залива, тем глубже становились впадины между волнами и тем больше
я убеждался в безнадежности своей затеи. Но кто-то должен был сделать это,
и "джокера" вытянул я.
Этой ночью луна так и не появилась. Постепенно начали пропадать и
звезды. Перистые облака серыми простынями обкладывали небо. Затем пошел
дождь, не сильный, но холодный, и Джон Займис дал мне кусок просмоленной
парусины. На "Матапане" имелась каютка, но я не испытывал ни малейшего
желания спускаться вниз.
Я, должно быть, задремал, убаюканный покачиванием суденышка, и как-то
неожиданно почувствовал, что дождь перестал барабанить по куску парусины и
кто-то - оказалось, это шкипер трясет меня за плечо.
- Вот она, мистер Толбот, Х-13.
Схватившись за мачту, я поднялся, - качка уже стала неприятной - и
посмотрел в ту сторону, куда он показывал. Он мог бы и не показывать -
даже на расстоянии мили платформа, казалось, занимает все небо. Я
посмотрел на нее, затем в сторону и снова на нее. Платформа не пропала. Я
потерял почти все, ради чего стоило бы жить, но все же кое-что у меня
оставалось, поэтому я страстно желал оказаться в десяти тысячах миль
отсюда.
Я боялся. Если это конец моего жизненного пути, то я молил бога,
чтобы никогда не дойти до этого конца.
Об этих морских платформах я слышал и раньше - одну из них мне даже
описал человек, который проектировал их, по никогда не видел ничего
подобного и теперь понял, что описание и мое воображение не могли облечь
плотью голые кости фактов и статистических данных.
Я смотрел на Х-13 и глазам не верил. Она была громадной, угловатой и
нескладной и казалась нереальной, причудливой конструкцией из романов Жюля
Верна и фантастических фильмов о космических полетах.
При слабом свете звезд она, на первый взгляд, напоминала лес огромных
заводских труб, торчащих из моря. Примерно посередине эти трубы
соединялись массивной платформой, через стороны которой эти трубы
проходили. Справа на самой платформе устремлялась в небо собственно
буровая вышка, непостижимая и хрупкая в паутинном переплетении тонких
балок, четко вырисовывавшаяся на фоне ночного неба благодаря усыпавшим ее
белым и цветным рабочим и предупредительным огням.
Я не отношусь к тем людям, которые щиплют себя, чтобы убедиться в
реальности происходящего, а то бы мне сейчас предоставилась прекрасная
возможность для этого. Привидься такое фантастическое марсианское
сооружение, поднявшееся из моря, самому отъявленному пьянчуге, он в ужасе
дал бы зарок пить только воду.
Я знал, что эти трубы представляют собой массивные полые
металлические опоры почти невероятной прочности - каждая способна
выдержать нагрузку в несколько сот тонн. И таких опор я насчитал не менее
четырнадцати - по семь с каждой стороны, а между крайними опорами было не
менее четырехсот футов. И самое удивительное - платформа была подвижной. С
поднятыми опорами, погруженную в воду, ее буксируют в нужное место. Там
опоры опускаются на морское дно, и приводимая в движение мощными
двигателями платформа поднимается над морем на такую высоту, что
становится недосягаемой для самых высоких волн во время урагана.
Все это я знал, но знать и видеть своими глазами - не одно и то же.
Кто-то тронул меня за руку, и от неожиданности я подпрыгнул. Я совсем
забыл, где находился.
- Что вы думаете о ней, мистер Толбот? - поинтересовался шкипер. -
Нравится, а?
- Да, красиво. А сколько, интересно, стоила эта игрушка?
- Четыре миллиона долларов, - Займис пожал плечами. - Возможно,
четыре с половиной.
- Хорошенькое капиталовложение - четыре миллиона долларов.
- Восемь, - поправил меня капитан. - Нельзя просто так прийти и
начать бурить, мистер Толбот. Сначала надо купить участок морского дна,
пять тысяч акров, - это три миллиона долларов. Затем надо пробурить
скважину около двух миль глубиной. Это обойдется в три четверти миллиона -
если повезет.
Восемь миллионов долларов. И это еще не вложение капитала, это -
рискованное предприятие. Геологи могут ошибиться - они чаще ошибаются, чем
дают точный прогноз. Какой же выигрыш надеялся получить генерал Блэр
Рутвен человек, выбросивший восемь миллионов долларов, человек с его
репутацией, решив преступить закон? Существовал лишь один способ
установить это. Я содрогнулся и повернулся к Займису: - Вы можете подойти
поближе? Вплотную?
- Сделаем, - он показал рукой на ближнюю к нам сторону огромной
конструкции, - видите пришвартованное судно?
Теперь я тоже увидел темные очертания судна около футов длиной, но
почти крошечного по сравнению с массивной опорой. Его мачты должны были бы
быть вдвое длиннее, чтобы достать до палубы платформы.
Я взглянул на Займиса: - У нас будут неприятности из-за него, Джон?
- Вас интересует, не помешает ли оно нам? Нет. Мы зайдем с юга.
Он тронул штурвал, и "Матапан" покатился влево, чтобы обогнуть Х-13 с
юга. Пойди мы направо, на север, судно оказалось бы в лучах прожекторов,
освещавших платформу. Даже с расстояния мили мы не только ясно видели
людей, сновавших по платформе, но и слышали приглушенный гул мощных
моторов, скорее всего дизельных компрессоров. И это играло нам на руку;
мне, правда, не приходило в голову, что на этих мобильных платформах
работают круглые сутки, но шум на платформе будет заглушать еле слышный
гул двигателей "Матапана".
Наше суденышко начало сильно качать. Мы шли полным бак-штагом на
зюйд-вест, волны били нам в правый борт и начали перекатываться через
палубу. Чтобы не промокнуть, я забрался под кусок парусины, лежавший возле
штурвала, закурил последнюю сигарету и глянул на шкипера: - Каковы шансы,
что это судно уйдет, Джон?
- Не знаю. Небольшие, думаю. На нем привозят пищу, воду, промывочную
жидкость для буровых и тысячи галлонов нефти. Присмотритесь, мистер
Толбот. Это маленький танкер. Сейчас на нем доставляют горючее для
двигателей, и, возможно, оно вырабатывает своими динамомашинами
электроэнергию. А когда пойдет нефть, ее на нем будут отвозить.
Высунувшись из-под парусины, я вгляделся в темноту. Джон был прав -
судно действительно напоминало маленький танкер. Я видел подобные суда
много лет назад во время войны: высокая приподнятая центральная палуба без
всяких надстроек, служебные помещения и машинное отделение - в корме.
Типичный танкер для прибрежного плавания. Но больше меня сейчас привлекало
то, что это судно, по словам Джона, находилось здесь практически
постоянно.
- Я хочу попасть на судно, Джон. Можно это сделать? На самом деле мне
не хотелось этого, но я знал, что это необходимо. Раньше мне не приходило
в голову, что здесь на якоре болтается какое-нибудь судно, но теперь это
внезапно стало самым важным фактором в моих рассуждениях.
- Но... но мне сказали, что вы хотите попасть на саму платформу,
мистер Толбот.
- Да, возможно, но позднее. Можете подойти к нему?
- Могу попробовать, - мрачно ответил капитан Займис. - Плохая ночь,
мистер Толбот.
Кому он это рассказывал?! Я считал эту ночь ужасной, но отвечать ему
не стал. Мы шли вдоль длинной стороны платформы, и я видел, что
поддерживающие ее массивные стальные опоры расположены не столь
симметрично, как мне казалось. Между четвертой и пятой опорами имелся
промежуток футов в 150 шириной и платформа спускалась к воде ближе, чем
основная часть. Здесь стоял огромный подъемный кран. Судно бросило якорь
между двумя стальными колоннами, расположенными по обеим сторонам этого
прохода.
Через пять минут шкипер повел "Матапан" на восток, встав на курс,
который должен был вывести нас к южной стороне платформы. Однако недолго
мы наслаждались относительным комфортом, идя вразрез волне, - он снова
натянул капюшон и направил судно на норд-вест. Мы прошли футах в сорока от
носа стоявшего на якоре танкера, проскользнули буквально в футе от опоры и
оказались под массивной платформой.
Один из молодых греков - бронзоволикий черноволосый парень по имени
Эндрю - возился на носу "Матапана". И когда мы поравнялись со второй
колонной со стороны моря, он что-то тихо крикнул Джону и одновременно как
можно дальше кинул спасательный пояс, привязанный к бухте тонкой веревкой.
Джон до минимума уменьшил обороты двигателя, и наше судно, подталкиваемое
волной, медленно продрейфовало обратно мимо колонны, с одной ее стороны, а
спасательный пояс выплыл с другой, так что веревка опоясала колонну. Эндрю
багром выудил пояс и начал тянуть веревку, состыкованную с более толстым
манильским тросом. Через минуту "Матапан" оказался надежно пришвартованным
к колонне, и Джон слегка подрабатывал винтами, чтобы натяжение троса под
ударами волн не было столь сильным. Никто не слышал нас, никто не видел -
по крайней мере нам так казалось.
- Мы должны поторопиться, - тихо и тревожно сказал Джон. - Не знаю,
сколько мы сможем ждать. Я просто чую шторм.
Он волновался, я волновался, мы все волновались. Но ему-то что - сиди
и жди на суденышке. Никто не собирался вбивать ему голову в плечи или,
привязав к ногам обломок скалы, бросать в воды Мексиканского залива.
- Вам нечего волноваться, - успокоил я его. Ему действительно не о
чем было волноваться, чего нельзя было сказать обо мне. - Вернусь через
полчаса.
Я сбросил плащ, затянул ворот и манжеты надетого под ним резинового
костюма, приспособил на спине акваланг, затянул ремни, взял в одну руку
маску, под мышкой второй зажал пальто, брюки и шляпу и осторожно ступил в
резиновую лодку, спущенную командой на воду.
Эндрю сидел на корме этой непрочной штуковины и, когда я устроился
поудобнее, отпустил планшир "Матапана". Волны быстро погнали нас под
темной массой платформы, а Эндрю по мере нашего продвижения травил веревку
- грести на резиновой лодке в такую волну достаточно трудно, а против
волны - почти невозможно. В сто раз легче будет добраться до "Матапана",
подтягивая лодку за веревку.
По моей команде, произнесенной шепотом, Эндрю закрепил веревку и
развернул лодку. Мы подошли вплотную к борту танкера, но все еще
находились в глубокой тени - танкер покачивался рядом с массивными