Маслов Александр. Голубая Саламандра

   Когда они одолели затяжной подъем и вышли к Иорской дороге, исполнился седьмой шаг Солнца.
   Внизу виднелись приаттлийские поселения, рощи и поля по отлогим склонам. Слева можно было различить внешнюю гавань, белевшую причалами у границы золотистых вод.
   В этот час дорога была пуста: какой-то обоз лениво полз впереди, да дважды их обгоняли спешащие в город до сумерек всадники.
   - Нам нет нужды торопиться, - сказал Грачев. - Разумнее подумать о ночлеге, а утром я раздобуду одежду у пастухов: ведь я не могу появиться таким вот ряженым клоуном.
   - Разве проблема только в одежде? - Эвис остановилась и оценивающе посмотрела на него. - Светлые волосы, серые, как ледяные моря, глаза… Я тоже не похожа на рожденную в Средней Аттине. Не знаю, насколько это плохо. Впрочем, Аттла - пестрый город.
   - И нет смысла туда торопиться. Ночь лучше провести в стороне от жилья и дороги. Обещаю, мисс, без всяких дурных мыслей с моей стороны. Со мной вы можете чувствовать себя в безопасности.
   - Разумеется: вы представляете МСОСБ. Наверное, это очень надежно. Зачем нам отклоняться от дороги? Там, ниже - Эвис указала на рощицу возле серых развалин, - мы разведем костер и будем ждать рассвета. Вы можете поспать, если последний квант вашего скепсиса не родит волну подозрений ко мне.
 
   Выложенный порфировыми плитами квадрат в прошлом служил основанием святилищу. Рядом еще стояли колонны, похожие на стволы пальм с распустившимися верхушками, но перекрытие обрушилось, глыбы камня заросли травой, другие откатились к излучине ручья. Эвис так и не сумела прочитать надписи на постаменте: уже смеркалось, рельеф старого письма был кем-то выщерблен. Возможно, здесь было место Покровительницы дорог или какого-то малого божества источника, бившего из-под земли.
   Хронавт не стала гадать и поспешила разложить костер; Грачев с самого начала устроился внизу в апатичном бездействии.
   - Обойдемся без огня, мисс, - сказал он, когда она появилась с охапкой хвороста. - Оставьте эти ветки, они сгорят за пять минут, не отгонят даже гнус, но привлекут внимание каких-нибудь негодяев. Поверьте, я знаю, когда от огня польза, а когда ждать неприятности.
   - Да вы трус!
   - Ничуть. Я просто разумен и пока не знаю, где мы и на что похожа ночь под чужим небом. Сядьте, Эвис. Давайте расследование по факту внеземной диадемы начнем с взаимного согласия.
   - Не означает ли это, что я должна соглашаться даже когда вы говорите абсурд? - Эвис сняла сандалии и вошла в ручей. Недолго побродив по гладким камням, она присела на парапет, ограждавший источник.
   На небе появлялись звезды, все те же, земные через тысячи лет. Хронавт знала аттлийское небо наизусть и без труда вспоминала названия созвездий, пришедшие на ум людям в древности. Холодная чистая вода омывала ноги, усталость проходила, вместе с тем исчезало беспокоившее присутствие Цио. Поглядывая на Грачева, она подумала, что все же была несправедлива к нему. Его атака вопросами выглядела теперь не таким великим злом, и, конечно, была обоснованна. Любого другого, ввергнутого без соответствующей подготовки в такой оборот событий, верно бы, постиг крайний психоз. Нет, она могла только удивляться его способности сохранять самообладание, да еще настойчивым попыткам все осмыслить и оценить. Несомненно, он был сильный, уравновешенный человек с небольшим комплексом причуд.
   Еще было трудно вообразить ожидавшее их впереди, но она всерьез задумалась, что содействие Грачева полезно, скорее, необходимо.
   - Андрей, идите сюда, - позвала она. - Я почти ничего не успела рассказать о соарянах.
   - Извините, мисс, я смертельно устал. Нынешний день для меня начался 27 часов назад. Прямо скажу, сумасшедший день. И начался он с вездесущих пришельцев. Сей факт может подтвердить сам Рон Гулид. Тогда, на борту сверкающей тарелочки, мне еще мерещились его друзья… Хватит на сегодня об этом. Как я понял, у нас нет дефицита времени; любуйтесь реликтовыми созвездиями. А мне, может, удастся провалиться в сон.
   - Тогда, приятных сновидений. И не думайте обо мне плохо.
   Сомкнув глаза, Грачев долго лежал, зарывшись в густой траве. Сон не приходил. Его разум, словно насыщенная углями печь, сохранял жар размышлений. Сначала он думал о переполохе в МСОСБ. Представлял взбешенного Филипса, перевернутый с ног на голову центр и всю шумиху вокруг оставленных "под ключ" записей. Он никак не мог убедить себя, что все это настолько далеко, настолько некасаемо его, что полезнее рассуждать о склоках при дворе фараона Хуфу. Потом он снова вспомнил о единственном хронопускателе - крохотной штучке, державшей, оказывается, судьбу одного из них, и, не сдержавшись, спросил:
   - Скажите-ка, Эвис, а действительно все безнадежно? Никаким способом ваши коллеги не смогут нас достать?
   Хронавт повторила прошлое пояснение, слушая ее, Андрей неожиданно уже сам пустился в отвлеченную философию о том, как нелепо устроен мир с его сопределенностью, путаной причинно-следственной цепью, существующей опять в той же сопределенности, почему-то скрученными векторами и непреодолимыми прерывистостями. Еще день назад целостный однозначный мир вдруг предстал дьявольским способом расколотым, разбросанным осколками - если можно так сказать, для простоты, - осколками функциональной голограммы, распылившейся на бесконечное число частиц. Каждая частица по-прежнему Вселенная, возможно, эволюционирующая по своим законам. Вселенная, путь в которую вероятен единожды, как единожды вероятна возможность вытянуть в лотерее билет, число коих бесконечно; билет можно взять и положить назад, но, уже не мечтая отыскать его в ворохе остальных. Впрочем, - вспомнил он, - его можно пометить; только непростая техника маркировки не была предусмотрена в багаже столкнувшихся с ним хронавтов.
   Теперь-то Грачев понимал, какую незавидную роль довелось ему сыграть, преследуя в ночи Гулида. Конечно, его вел долг, и вряд ли бы он остановился - пусть Гулид тысячу раз пытался бы разжевать ему истину. Это была судьба, которая властнее и старше всех богов, старше самого Мира, лопнувшего мириадами зеркальных частиц.
   Наверное, эта мысль удовлетворила его, и он тихо погрузился в сон.
   Грачева разбудили далекие звуки: скрип колес или неровное пение. Часы показывали 4.45. Над западным отрогом бледно светила луна.
   Он поднялся по ступеням к развалинам и пристально вглядывался в растворявшуюся темноту. Скоро стала различима процессия на дороге от Иоры: десятка три упряжек и много людей, бредущих разрозненной толпой. Грачев уже слышал отдельные голоса, бряцанье струн неладных кифар. Пока он не представлял, что это сулит, и поспешил разбудить хронавта.
   - Просыпайтесь. - Он легко потряс ее. Едва открыв глаза, Эвис вскочила на ноги.
   - Сюда направляется какой-то сброд. Думаю, нам не стоит встречаться с ними.
   В сумерках было видно появление первой повозки, ведомой парой черных быков. Деревянная статуя в гирляндах увядших цветов жутко скрипела и шаталась, казалось, она опрокинется на следующей кочке. Идущая за ней толпа будто не замечала этого, голося куплеты, пританцовывая, вскрикивая: все они походили на буйных демонов, покушавшихся на зачавшийся день.
   - Скорее, мисс, - Грачев потянул ее к темным кустам олеандра. - Что за веселье в такую рань? Они безумны от вина или травного пойла?
   - Возвращаются с торжеств Тиомах, - определила хронавт, вслушиваясь в пение раскрашенных жриц и узнав известные атрибуты: чучела сов на шестах и изображения лошадей. - Они одурманены после ночных мистерий. Лучше не попадаться им на глаза.
   Шествие спускалось по Иорской дороге. Звон металла и выкрики становились глуше, им отвечал лай собак, то рев разбуженного в ближнем селении скота. Когда исчезли за подлеском факела, и статуя богини растаяла в утренней мгле, Эвис решилась покинуть укрытие, но одна из отставших повозок неожиданно свернула к развалинам храма, и десятка три буйствующих паломников последовали за ней.
   Грачеву теперь оставалось только выругаться да отползти в гущу зарослей.
   Словно воинство неистовых ведьм, к чаше источника сбежали молодые жрицы. Завидев струящуюся по мраморным плитам воду, они завизжали от восторга. На их призыв с повозки стали стаскивать всякую утварь: тяжелые корзины, булькающие амфоры и завернутые в полотнища атрибуты Тиомах. Грачев с отвращением смотрел на суету людей в разодранных, пропитанных вином и кровью одеждах. Приютившая их на ночь поляна обречена была стать лоном безумной оргии.
   Удары по струнам засевших среди порфировых глыб музыкантов стали чаще, и снова гимн подхватили голоса.
   - Приди из земли! Скорее, дочь Великой! Ослепи светом возлюбленных Лун! Люби меня дико и ешь мое сердце! О, Тиомах!
   От этого пения кровь вскипела в жилах даже тех, кто, изнуренный ночью, еле волочил ноги.
   - Ешь сердце! Люби дико! - вторили начавшие танец вакханки. Движения обнаженных по пояс тел стали быстры и страстны. Несколько примкнувших к празднеству легионеров сначала устроились на ступенях у амфор, изрекая скабрезности, поили друг друга вином, потом веселье проняло и их. Побросав щиты и оружие, скинув кожаные безрукавки, они бросились к жрицам, громче прочих призывая дух разгульной богини.
   Над поляной поплыл горький дым. Продолжая ритуальный танец, некоторые еще метались между вонзенных в землю шестов, вскидывая руки, будто хватая витавший в дыму призрак Тиомах. Мужчин сильнее дразнил хохот обнаженных жриц, пурпурная краска на вздрагивающих сосках и их разметавшиеся шелковым пленом волосы. Кто-то уже предался утехам любви или, повалившись в траву, хватал сухими губами воздух и забывался в грезах. Длиннобородый мемфиец долго таращился на дымящиеся в жаровне угли, потом вскочил и бросился к ручью. Не одолев полпути, он рухнул на колени перед статуэткой на обломке колонны и тут же подавился рвотой.
   - О, горе! - возопила служительница Тиомах. - Грязный скот! Смотрите! Он осквернил ее! Горе нам! Накажем нечестивца! Бейте, бейте его! - Она замахнулась жезлом. На помощь подоспели подруги. Словно стая злобных фурий, они вцепились в его волосы и избивали его, брызгая кровью далеко на траву.
   - О, Гекра! - Эвис, потрясенная происходящим, вскочила.
   - Спокойно, мисс, - Грачев схватил ее за локоть. - Понимаю, вам не по вкусу такие мерзости, но очень глупо лезть туда. Нас не должны касаться их разборки.
   - Они убьют его!
   - Возможно. При необходимости, я могу перестрелять их всех. Но повторяю: нам нет до них дела. Нет! Пусть они хоть пожирают друг у друга сердца! Зачем вам потребовалось подсматривать игры этих ублюдин?! Мы потеряли возможность вовремя уйти, а теперь придется выжидать очень долго. Они могли осесть по всей округе, их прошло больше тысячи; Содом и Гоморра может твориться на каждом шагу.
   - Мы тихо пройдем рощей. Празднества Тиомах вне стен храма запрещены Тарским эдиктом - они не должны творить беспорядки вблизи Аттлы.
   - Не совсем понимаю, о чем вы. Мне думается: им плевать на ваш эдикт. Стойте здесь. Я разведаю путь и скоро вернусь.
   Прячась в густой листве, он обогнул поляну и вышел к дороге. За подлеском Андрей смог оглядеть долину до разбросанных по южным склонам селений. Шествие давно исчезло впереди и здесь все казалось идиллически мирным. Пастухи гнали на пастбища стада; от разлива ручья доносился задиристый собачий лай и низкий рев быков; солнце уже окрасило вершины гор. Пройдя дальше к знаковому столбу, он заметил распростертую в пыли фигуру. Вид этого человека, оставленного на обочине, был жалкий, но не столь отталкивающий, как у отребья, прошедшего перед глазами менее часа назад. В тонких чертах лица, пожалуй, было что-то благородное. Его даже не слишком портили ссадины на щеке и подсохший кровоподтек. Забывшись в ядовитом сне, бедняга дышал хрипло, вздрагивал, переживая кошмары да прелести ночи. Грачев, не испытывая добрых чувств к этой жертве Тиомах, все же распутал впившуюся в шею цепь и хотел уйти. Потом подумал, что еще чистая туника аттлийца, прочный ремень с пряжкой, подойдут и ему. Он оттащил его в заросли и без особых церемоний раздел. Растревоженный, тот продирал глаза, бормотал, понося или восхваляя богиню и, уже оставшись совсем нагим, наконец понял, что над ним творят бесчинство. Осмысленно взглянув на своего оскорбителя, он попытался встать, снова рухнул и разразился неведомого смысла бранью.
   - Тише, друг мой! - Грачев придавил его коленом к земле. - Я не кошмар, я - только твой добрый ангел. Тише. - Забрав из кармана жетон МСОСБ, он наткнулся на смятую двадцатидолларовую купюру и, усмехнувшись потехе, вложил ее в судорожно сжавшуюся ладонь. - Возьми. Эти деньги когда-нибудь будут в цене. А в этом, - он бросил рядом свой сталисто-синий костюм, - в этом ты станешь здесь первым щеголем. Прости уж, - несильным хлестким ударом он вернул его в забытье и поспешил назад.
   Хронавта на условленном месте не оказалось. Сначала Андрей подумал, что она не узнала его в новом облачении и скрылась дальше в чаще. Но когда он, негромко окликая ее, обошел соседние заросли и снова не получил ответа, его начало пробирать беспокойство. Он поднялся к подножью скал, спугнув птиц, прошел по лощине, заросшей папоротниками, - хронавта не было нигде. То, что она попала в руки поклонников Тиомах, у него не укладывалось в голове. Было невероятно, чтобы Эвис, проворная, как молодая лань, не сумела скрыться от отягощенных дурманом безумцев; также он не мог поверить, чтобы она в испуге бежала слишком далеко. Грачев дважды возвращался к кусту белого олеандра, где она должна была ждать, и все настойчивее ему мерещился ее голос среди хохочущих жриц. Уже почти не таясь, он оглядывал лоно агонизирующей оргии: избитый до полусмерти мемфиец лакал из ручья, оставляя в текущей воде кровавый след; обессиленные тела сгрудились под вонзенными в землю шестами; танцовщицы превратили чашу источника в купальню и сладким хором завлекали пересытившихся солдат. Хронавта здесь не могло быть, только возбужденные возгласы и чей-то стон у развалин святилища заставили Грачева насторожиться. Отстегнув парализатор, он направился прямо к ступеням. На него внимания никто не обращал, и он громогласно призвал:
   - Эвис Русс! Где вы, черт возьми?!
   Ответа не было, только тише стало бормотание старух, сидевших у атрибутов дочери Ины и вперивших в чужака мутные взгляды. Он прошел мимо. Кто-то протянул руки и немощно запел, но большинство было неподвижно, как тени каменных фигур. Косые лучи солнца уже упали на траву и отразились в ручье, но вокруг все по-прежнему походило на мрачное царство Гекаты.
   - Эвис Русс! - повторил он, озираясь по сторонам.
   Приникшая к обломку колонны жрица встала и, покачиваясь, двинулась к нему. Андрей взбежал по ступеням наверх. В святилище он нашел только разомлевших от вина легионеров и обласканных дев. Он свернул к жертвенному камню, желая осмотреть западный склон, где стояла повозка и суетились какие-то люди, и там столкнулся с преследовавшей его жрицей. Отстранившись от нее, он остановился на выступе порфировой плиты и гневно взирал на ненавистных слуг Тиомах.
   Хронавта не было нигде. Он не представлял, как это объяснить: она не могла бесследно исчезнуть, не могла просто так сбежать.
   Подошедшая сзади жрица обвила его гибкими руками, что-то заговорила: в блестящих глазах, вздрагивающих губах было все откровение развратной богини.
   - Не утруждай себя, любезная. - Грачев убрал ее влажную ладонь с груди и тверже сказал: - Уходи. Ступай к своим.
   Он спиной почувствовал опасное оживление среди легионеров, теряя терпение, выкрикнул: - Эвис Русс! Отзовитесь же!
   В наступившей на миг тишине Андрей вдруг ясно услышал ее далекий голос, тут же увидел мелькнувший у придорожных олив синий хитон. Оттолкнув жрицу, сопровождаемый сердитыми возгласами, Грачев бросился вниз по склону холма. Эвис уже бежала навстречу.
   - Что это значит, мисс?! Вам взбрело играть в прятки?! - Дыша, как разъяренный бык, он остановился в двух шагах.
   - Я ждала. Долго. Потом пошла следом. Опустилась почти…
   - Я же сказал: оставаться на месте! Вы такая же сумасшедшая, как эти! - Он мотнул головой в сторону всполошившегося лагеря. - Я уже думал, что вы плюнули на все и ушли в свой хронокоридор.
   - Они идут сюда.
   - Теперь пусть идут! - Грачев угрюмо наблюдал приближение отвергнутой женщины и троих воинов, за ними следовало еще несколько из числа любопытных.
   - Бежим отсюда! - Эвис потянула его за рукав. - Я бегаю быстро! Пожалуйста!
   - О, нет! Сначала я отобью у них желание охотиться за мной! - Грачев шагнул им навстречу, и аттлийка, протянув руки, что-то запричитала.
   - Что говорит эта ведьма?
   - Идемте! Идемте же скорее! - взмолилась хронавт.
   - Что она говорит?!
   - Она прощает тебя и просит поклониться богине. Вместе с ней, - быстро обобщила Эвис.
   - Скажи тем защитникам чести, пусть оставят оружие и поворачивают назад! Немедленно! Если они перейдут ручей, то увидят молнии бога! - Грачев вскинул парализатор и прицелился.
   - Именем Гарта, остановитесь! Стойте! - вскрикнула Эвис.
   Ее слова подействовали обратным образом: дико взревев, воители Тиомах бросились вперед. Не раздумывая, Грачев встретил их сухим треском разрядника - несколько тел повалились в траву.
   - Ты убил их?! - Эвис с ужасом смотрела на скорчившегося, потом затихшего легионера.
   - Спокойно, мисс. Через час-другой очнутся. - Он по-прежнему держал на прицеле оставшихся на ногах. Все остальные замерли на правом берегу и с изумлением, священным страхом смотрели на сеющий смерть блестящий предмет. Предсказать их дальнейшие действия было невозможно, Грачев опасался, что другие безумцы, засуетившиеся у подножья холма, ринутся сюда, тогда ему придется истратить больше драгоценных зарядов или спасаться бегством.
   - Скажите им, пусть убираются! - раздраженно бросил он. Несколько долгих мгновений хронавт пристально смотрела на аттлийку, потом произнесла:
   - Ступай к своим. Здесь уже день и гнев Гарта в солнечных лучах. Уходи.
   Та поднялась и зашагала по склону, путаясь в траве, что-то уныло напевая.
   Перейдя ручей, Грачев разыскал выроненный легионером меч, отстегнул ножны и скоро нагнал Эвис.
   - Не смотрите так, мисс. Что вас смутило? Эта железяка? Парализатор - вещь не вечная, а с их бесхитростным оружием я буду силен, как местные боги. И идемте, идемте отсюда. - Не дожидаясь ответа, он направился к Иорской дороге.
   - Ты готов был убить их!
   - Повторяю: вот парализатор - ИПС-100, доза на отметке 35%. Такой заряд вряд ли губительнее принятого ими зелья.
   - В твоих глазах не было ни капли жалости! Ты расстреливал их, как бездушные цели!
   - Эвис Русс, когда встает вопрос о безопасности, главным образом вашей, я не буду рассуждать о душевных свойствах угрожающих нам людей. Вы верно заметили: они превратились для меня в цели, из девяти я убрал четыре наиболее опасные, что одновременно стало уроком остальным. Я исключительно миролюбивый человек; всегда я стремился обойти опасность или уже ликвидировать ее с минимальным ущербом.
   - Да о чем речь! За тридцать семь лет хронавтики еще не пострадал ни один сторонний человек. Ни один! Напротив, в мирах, открытых проникновению, мы всегда стремились взвешенно уменьшить сумму страданий, расплачиваясь, порою своими жизнями!
   - Не надо этой демагогии. Поскольку ваша теория несопредельностей не воспрещает давить бабочек по Бредбери, я спрошу по-другому: а что мучительнее, щадящая доза ИПС, пусть даже тяжкая рана от меча или ломка в умах после подброшенной вами идеи? А может, разбитые сердца? Я имею в виду Рона Гулида, возмутившего в одной милой леди любовь и, затем, преспокойно скрывшегося, так сказать, в иных мирах. Разумеется, вы не знаете истории несчастной Люси Белью, но наверняка знакомы с десятком других слезных драм. Возможно, вы сами станете причиной чьих-нибудь мук. Нет, я вас не упрекаю и уж тем более не спрашиваю, что вы понимаете под пресловутой суммой страданий, слагаемые которой до сих пор никто не определил.
   - Ты всего лишь нескладно оправдываешь жестокие действия.
   - Вынужденные действия. Пусть будет так. Женщины просто обожают чувствовать себя искушенными в смутной области смутных страданий.
 
   Аттлы они достигли после полудня, преодолев остаток пути на повозке. Эвис о чем-то говорила с хозяином, погонявшим престарелую лошадь. Грачев, утомленный жарой и тряской, возлежал на горке плодов, прикрытых ботвой, и безразлично наблюдал спины земледельцев на полях, проплывавшие мимо сады и пальмовые рощи. Лишь когда их обгонял какой-нибудь экипаж или всадники, он настораживался, пальцы сами трогали горячий металл парализатора. Вряд ли стоило опасаться, что злополучные жертвы у истока ручья скоро придут в чувства да поспешат мстить. Но он уже нажил себе врагов, и это нельзя было сбрасывать со счетов при архаичных порядках. Короткий и удобный меч, ставший трофеем, еще раз напоминал о хрупкости местных благих устоев. Андрей со знанием эксперта исследовал сколы, царапины на остром лезвии и не оставил без внимания следы крови, въевшейся в глубокий рельеф эфеса. Он просил хронавта расшифровать несколько знаков, выгравированных на клинке, но она отшатнулась от него, как от чумы.
   Они миновали разлом в Ветхой стене, ставший с некоторых пор удобным проездом к кварталам Нолла. Знаменитое святилище Ины было заметно отсюда, как могучая твердыня на быкогорбом холме. Сиял мрамором правый берег Ланты с великолепными дворцами, новыми храмами. Грачев еще не видел скрытые за возвышенностью древние циклопические постройки у Ступеней и площадь Океана, но уже мог представить, насколько огромен и велик этот город.
   Перед гранитными обелисками, начинавшими аллею, они свернули к овощному рынку. С приближением к торговым площадям, тянувшимся от темных стен Занна до моста Нарда, движение становилось плотнее, скоро тонуло в потоке повозок, людской толчее. Здесь Эвис решилась оставить старика облегчившего их путь, и дальше они следовали пешком. Грачев не успел еще свыкнуться с любопытными, часто надменными взглядами аттлийцев, возможность раствориться в шумящей толпе только радовала его. Расплатившись с хозяином повозки, они отправились к кварталам Нолла, надеясь устроиться на постоялом дворе или подходящем доходном доме. Они долго бродили по путаным переулкам. Помимо приезжих, разного рода торговцев, здесь свили гнезда мошенники, воры и люд прочих неблагородных занятий. Ясная аттлийская речь здесь мешалась с западным говором, нередко слышалось наречие враждебных южан. В этот мирок, сложившийся вокруг малопользуемой внутренней гавани, не имели привычки заглядывать манты закона, и все в нем происходило будто само собой. Обычно сюда стекались будоражащие Аттину вести; отсюда ползли слухи, и вряд ли здесь можно было кого-нибудь чем-то удивить: наверно, если бы в город вошли воины Тубха или разом рухнули высокие аттлийские храмы, и тогда б ничто не изменилось в прочных, запутанных узлом традициях Нолла.
   Грачев очень быстро усвоил это. Исходя из пояснений хронавта или, скорее, безошибочно уловив витавший здесь дух, подобия которому он знал в разных концах земли через тысячи лет, он сообразил, что странным иноземцам выгоднее начинать с многоликого Нолла. По крайней мере, нравы неспокойного места представлялись ему более естественными и предсказуемыми, чем интриги знатных домов и окружающих их святынь.
   По настоянию Эвис он сменил разорванную тунику на одежду, выбранную ей, отказавшись расстаться лишь с прочным ремнем, удобным для ношения парализатора. Они утолили голод в трактире, обошли еще несколько лавок и участок старой набережной; обрели пристанище, когда на город опустились густые сумерки.
   Две комнаты с видом на Ланту были достаточно чисты и уютны, чтобы, как выразился Грачев, закрывшись в них, не чувствовать себя костью для собак. За оставшиеся до Рождения Ины многие дни Эвис заплатила не торгуясь, что вызвало доброе расположение хозяина и, наверняка, избавило от лишних вопросов. По ее внешности, изысканным манерам ее вполне могли принять за знатную особу, скрывавшуюся под защитой раба, а может, уединившуюся, чтобы самой стать рабой на ночь. Эвис не задумывалась, какие толки пойдут после того, как она, в свете факелов похожая на ослепительную Гекру, прошествовала через нижний зал в обществе человека, вооруженного мечом и жестким взглядом, по происхождению, конечно, варвара.
   Когда Абах - владелец дома, убедившись, что новым постояльцам больше ничего не требуется, удалился, Грачев задвинул засов и, устало расположившись на покрытом овчиной ложе, сказал:
   - Большую часть жизни я провел в подобных передрягах. Но эта, пожалуй, самая крупная. Я все еще задаю себе глупый вопрос: а реальны ли эти стены, город за окном, реальна ли сама Эвис Русс. Еще при знакомстве с Гулидом я впервые ощутил, как меня покидает здравый смысл. Знаете, необъяснимое, волнующее чувство. Оказывается, чтобы с ним расстаться, всего-то нужно взять смелость поставить жирные точки на многих тезисах прошлого. Всего-то! Но я - осторожный человек, и мне непривычно делать это так быстро.