Маслов Александр. Голубая Саламандра

   - О, Атт, Ина! Заступитесь! Гоните демонов от слуг ваших! - запричитал старый охотник.
   - Они далеко! Я убью ее, Меарг! Убью, и мы поскачем быстрее ветра! - Релг поднял копье, его конь, напуганный появлением огромного шара, выплясывал неистовый танец, уже не повинуясь седоку, храпя, когда тот пытался направить его к женщине, на одежде которой была кровь, а в лице священный гнев Гекры.
   - Скорее, Релг! Лучше оставь ее! - взмолился Наки. Аттлиец все же метнул копье, доказывая отвагу или в неугасшем порыве злобы, разразившись громовыми проклятиями, повернул коня к трусливым спутникам.
   Поравнявшись с развалинами поселка, звездолет пошел на снижение. Теперь Эвис убедилась: соаряне заметили их и, возможно, их вмешательство сохранит ей жизнь. Если на корабле имелся чуткий акустический приемник, они могли услышать ее даже с такого расстояния, и она что было сил призвала: - Посланцы Соар! Помогите мне! Защитите от диких убийц!
   Свечение, возбуждаемое фи-полем вокруг космического странника, померкло. Под его блестящим телом, словно от дыхания могучего дракона, взвились пылевые вихри. Хронавт знала, что такое случалось на звездолетах с устаревшими силовыми установками при переходе на другой энергетический цикл.
   Стоя на столбе пыли, как на великом огненном пьедестале, корабль приближался. Теокл и вся мертвая окрестность отвечали низким гулом.
   Эвис уже не слышала вопля ужаса своих врагов, она упала наземь, онемевшими от тугих пут руками заслонила голову и лежала так, пока не унялась буря.
   Когда она приподнялась, с трудом выбравшись из слоя нанесенного песка, всадники были далеко, у западных границ плоскогорья. Некоторое время их преследовал звездолет, потом он набрал высоту и исчез, словно растворившись в ярких лучах солнца.
   Для Эвис маневр соарян выглядел более чем странным, но размышлять над произошедшим было бесполезным: ведь пришельцы с Дельты Хвоста могли не заметить упавшей с коня наездницы и преследовать головорезов Меарга по другим причинам. Сейчас ее целиком занимала судьба Грачева: пока билось его сердце, она могла ему помочь, и жизнь его зависела от того, насколько быстро она одолеет обратный путь.
   Страдая от разъедаемых песком ран и прижав к груди отекшие руки, она побрела в сторону долины. Потом побежала, задыхаясь повисшей в воздухе пылью. Солнце сходило к закату, но лучи его жгли нещадно. Перед глазами проплывали темные круги, распухший язык прилипал к гортани и больше всего ее донимали стянутые узлом руки. Уже после спуска в долину Эвис не выдержала этой пытки и, обессилев, повалилась в траву. Позволив себе отдышаться, она подползла к обломку скалы и принялась терзать путы об острый край. Едва удалось освободиться, она встала и побежала дальше.
   У ручья, где Эвис остановилась выпить глоток воды, ей почудился стук копыт. Она бросилась в сторону и затаилась, вжавшись в землю у редколистных кустов. Скоро она увидела одинокую кобылицу, волочившую оборванный повод, и чуть не вскрикнула от радости, узнав Рену. Выждав еще миг, Эвис побежала навстречу верной фиванке, обнимая ее за шею, вдохновенно произнесла: - Ты тоже вырвалась от них! Моя спасительница! Теперь мы должны успеть! Мы успеем спасти его!
   Когда она достигла печального места, солнце скрылось за горами, но было еще светло. Грачев сидел в прежней позе, привязанный к стволу сосны, бессильно запрокинув голову. Тело его было холодным и пульс почти не прощупывался. Сделав микромедикаментозный впрыск, вживив иглу биора, Эвис сняла мокрую от крови тунику и уложила его на шерстяной плащ. Теперь перед ней стояла непростая задача: извлечь обломок стрелы, прошедший сквозь его грудь почти навылет. Не без содроганий она представила, что ей придется вскрыть внутренности человека, жизнь которого стала дороже собственной. Она знала, что он ничего не почувствует и что эта непростая операция, даже при ее нулевом опыте, под контролем прибора будет иметь успешный конец, - все равно пальцы ее подрагивали, а в глазах была та боль, которую мог бы испытать Грачев, приди он в себя в эти минуты.
   Сканируя в режиме "инородное тело", Эвис рассекла мышцы на его спине и углубилась под лопатку, пока не обнаружила жало, застрявшее в промежности ребер. Она осторожно потянула его, закусив губу, всем сердцем воздавая молитву Гекре. Когда обломок стрелы оказался в ее руках, она облегченно вздохнула, быстро омыла раны и наложила чистые повязки. Теперь за его жизнь боролись сверхчуткие системы прибора. Прочитав индикацию, она узнала, что Грачев придет в сознание через 12 - 13 часов и, может быть, у него хватит сил держаться в седле, чтобы они могли убраться подальше от опасной тропы.
   Обойдя в густевших сумерках поляну, Эвис разыскала меч с золотым гербом Криди, потом вернулась к полуживому другу и опустилась возле него, укрывшись плащом и положив на колени то самое, древнее оружие, которого раньше избегала даже касаться.
   Открыв глаза, Грачев жмурился от слепившего сквозь разрывы листвы солнца и с недоумением ощущал ватное неподвижное тело. Зудящая в груди рана быстро напомнила события прошлого дня, и тогда его удивление сменилось острой тревогой. Приподнявшись на непослушных руках, он услышал знакомый писк биорегенератора и сразу увидел спешившую к нему Эвис.
   - Мисс?! - Грачев выдавил страдальческую улыбку, вглядываясь в нее, словно в расплывчатое обличие призрака. - Я в раю? Или мне ниспослано искушение Черного Князя? Коснись же меня! Развей это наваждение!
   Она опустилась на колени и прижала ладонь к его бесцветному, как высохший пергамент, лицу. Он ухитрился поймать ее руку и хотел поднести к губам. Хотел глубже прочувствовать живое тепло; однако повязки сковывали движения, и он едва удержался, чтобы снова не опрокинуться на жесткое ложе.
   - Не утруждай себя, - предостерегла она. - Прибор только перешел к режиму стимуляции.
   - Если добавить головную боль, я бы подумал, что возрождаюсь от жуткого похмелья.
   - Ты потерял много крови… И рана серьезна, - Эвис показала обломок стрелы, еще липкий от кровяных сгустков.
   - Значит, пользуясь моей слабостью, ты потрошила меня, как подопытную мышь. О, бессердечная! - Грачев хрипло рассмеялся, потом его пронял долгий хриплый кашель.
   Эвис поднесла чашу подогретого вина, и он тут же выпил ее, почувствовав облегчение.
   - А теперь поведай. Только без всяких недомолвок, как ты избавилась от мерзавцев? - Его взгляд скользнул по следам ударов кнута, и Эвис поежилась, сожалея, что предпочла открытый хитон другим одеждам.
   - Какому чуду мы обязаны на этот раз? - мрачно переспросил он.
   Свернув шерстяной покров, хронавт устроилась удобнее у его ног и пересказала в подробностях случившееся у Теокла. Он слушал, воображая безжизненное, как лунная поверхность, плоскогорье и полет исполинского звездолета, потом сказал: - Выходит, братья по разуму не признали твоего родства?
   - Я же сказала: они вполне могли не услышать меня.
   - Возможно, даже не пожелать увидеть. Принеси-ка вина. Добротный напиток аргура как будто приводит в чувство.
   - Я понимаю, - продолжил он, отпивая из чаши, - ты разочарована их исчезновением. Но скоро мы проясним этот вопрос: с чем у них проблемы - с акустикой или нормами морали.
   - Грачев! Едва вернувшись к жизни, ты снова полон подозрений!
   - Нет. Наверно, нет. К чертям ходящих по небу! Чего я полон, так это восхищения тобой! - Он взял ее руки, чувствуя, как магнетическое тепло истекает к нему, и будто заменяет недостаток крови. - Я слишком заблуждался, утверждая, что серьезные дела не вершатся с женщиной. При всей своей небесной природе, ты надежна, как истинный человек.
   - "Истинным человеком" в твоем понятии может считаться только мужчина?
   - В моем понятии женщина подобна изменчивому ветру, приносящему долгий осенний дождь. По крайней мере, так уже было в моей жизни… Но ты возродила меня, подобно весне. - Он привлек ее к себе, и их губы соединились. Длинные волосы, пахнувшие свежими травами, упали на грудь, и он с наслаждением ласкал их. Потом его руки скользнули по бедрам под шелковым хитоном, он поднял ее и повалил на себя. Боясь причинить ему боль, Эвис попыталась освободиться.
   - Разве мы не вдвоем? Ты и я! - прошептал он.
   - Мои боги! О чем ты думаешь?! - Ощутив его неожиданное и страстное желание, она извилась, как ящерица, и безжалостно вцепилась ногтями в плечи. - Немедленно пусти меня! Мне не нужен полуживой любовник!
   - От твоих слов пробирает озноб.
   - Меня тоже! Когда я вспоминаю твои раны! Вчера я, как гаруспик, ковырялась в чьих-то внутренностях, а теперь ты возомнил себя совсем ожившим!
   - Разве ты еще сомневаешься, что я жив?
   - Две чаши крепкого вина влились в твои пустые вены, стали пламенем Тиомах! Твои силы едва поддерживает биор! Ты почти мумия! Я не хочу такой любви!
   - Иначе говоря, дела плохи… - поморщившись от усилившейся боли, он отпустил ее. - Каковы же мои шансы? Я имею в виду, обрести прежний статус.
   - Они очень низкие. Даже ничтожные, если ты не будешь послушен, - склонившись, прошептала она. - Но боюсь, через 5 - 6 дней они возрастут до величины, с которой я не могу не считаться. - Наблюдая за тенями в его серых глазах, Эвис подавила смешок.
   - И тогда?
   - Тогда я напомню: вселенная пополам. Я не устану напоминать, что я совсем не холодная Пея.
   - Уж в этом тебя трудно упрекнуть. Я очень хорошо все помню. Теокл удивительно вознесен над ее подводным Домом.
   - Вот так. Я иду готовить лошадей. - Она встала, стряхивая сухие травинки с коленей. - Ты выдержишь час-другой в седле?
   - А что ты, собственно, задумала?
   - Скрыться отсюда, на случай, если наемники Верхнего Храма пожелают вернуться. И еще, я не хочу упускать из виду Теокл.
   В тот же день на отроге горы, покрытой хвойным лесом, они отыскали пригодное для стоянки место. Неглубокая ложбина вела к гроту, защищенному с трех сторон высокой стеной скал. Там можно было спрятать лошадей и укрыться от ненастья, а поднявшись по проходу на гребень трахитовой породы, они могли наблюдать часть долины и плоскогорье, памятное Хатри.
   Не позже названного хронавтом срока к Грачеву вернулись прежние силы. Ежедневные процедуры с биорегенератором заживили раны, и на его теле не осталось сколько-нибудь заметного шрама. С тяжелым копьем, расчетливой быстротой движений он мог не опасаться встречи с любым зверем на этих тропах. Однако, лишившись парализатора, он осознал, что они стали многим уязвимее перед людьми, и откровенно негодовал, когда Эвис увлекалась дальними прогулками или самовольно уходила к реке. Порицая ее легкомыслие, он говорил: - Я не умею видеть и чувствовать лучше зверя. И нельзя исключить, что здесь скитается всякий сброд вроде Меарга. Даже если не так - здесь дикие горы. Любая неприятность - нелепая плата за твои забавы.
   Эвис, в свою очередь, не терпела, когда он, внезапно отлучившись, возвращался, взвалив на плечо тушу дикой козы или молодую лань с большими, подернутыми пеленой смерти глазами. Она не могла смотреть без содроганий, как он расчленял только что живых животных, брызгая кровью на камни, и запах жареного мяса стал казаться ей отвратительным.
   Лес был обилен другими плодами, и ей было не понять причин такого разбоя.
   Шли дни. Много времени хронавт проводила на уютной площадке над стеной скал, ожидая звездолета соарян. Бывало, всю ночь она не смыкала глаз, глядя на посеребренный луной Теокл, то опускала голову на грудь дремлющему Грачеву и смотрела в небо, не явится ли быстрая звезда среди неподвижных. Однажды они ездили к горе-пирамиде и, побродив там, вновь обойдя разрушенный храм, нашли все без изменений. Ходящие по небу не оставили новых следов и не спешили явиться сами. Время ожиданий становилось мучительным, особенно для не привыкшей сидеть без дела Эвис. Еще ей казалось, что с каждым ушедшим днем уходит и надежда.
   - Земля достаточно огромна и для инопланетного корабля, - сказал как-то Грачев. - Ни ты, ни я толком не знали, чем их привлекает Теокл. Да и явится ли когда-нибудь птица, если ее гнездо разорено? Еще раз подумай: если и было у них какое-то дело у этой проклятой горы, они могли решить его прошлый раз. Ведь мы уже говорили: из всех народов нынешней Земли вероятнее всего их контакт с аоттами: для средней Аттины они вредоносные демоны с бледным лицом. Наконец, они имели право просто улететь. Тебе не надоело бесплодное созерцание?
   - Бесплодное!… - Эвис вскочила и подошла к краю уступа, потом резко обернулась. - Для меня нет пытки мучительнее, думать, что это так! Когда же я научусь ждать?! Когда научусь идти вперед твердо и верно?!
   - Не ври. Ты терпелива, более того - упряма.
   - Да! Как Рена в твоих руках! Еще сравни меня с ослицей, упершейся на перепутье с грузом тяжких иллюзий! Завтра едем отсюда! Но нет мне прощения, если я ошиблась!
   На девятнадцатый день Рождения Ины они направились на поиски откровения, скрытого на далекой земле.

Глава девятая
Просторы Ильгодо

   За отлогими лесистыми взгорьями, за речкой, текущей далеко на запад, чтобы слиться с Рустмом, простиралась необозримая степь. Поля диких злаков, шафрановые от обилия желтых маков просторы, чередовались с высокими травами, вставшими в человеческий рост. Здесь часто встречались стада полосатых антилоп с витыми рогами или множество длинношерстных быков. При всем своем грозном виде великаны оказались пугливы: с приближением всадников пускались наутек, тогда от их тяжелой поступи дрожала земля. Видели путники и стаи сытых волков, лениво возлежавших у останков убитых животных. Грачев вполне осознавал опасность подобных встреч: ни кони, ни легкий лук, неумело смастеренный им, не могли защитить от быстрых бестий, нападавших большим числом. С понятной тревогой он ожидал наступления ночи, запасаясь ворохами сухой травы, и удача, если удавалось заночевать в редкой рощице, где были сучья для костра и пригодные для укрытия деревья. Слушая хохот гиен во тьме или голоса зверей неизвестных, Грачев вспоминал об утраченном чудо-оружии и о предостережениях аттлийцев. Он слишком поздно понял, сто девственные просторы Аттины, полные жизни, о которой он не имел малейшего представления, совсем не похожи на полуобжитую саванну Африки XXI века, где он прожил несколько месяцев. Недавнюю уверенность и рвение проложить свою дорогу через дикий край теперь сменила растущая тревога за жизнь Эвис и свою собственную. Он стал раздражителен, зол на себя, что уж слишком переоценил свой ничтожный опыт и силы.
   Иногда, с приходом багряной зари, Андрей слушал ветер, шевелящий метелки трав, приносящий незнакомые запахи, звуки, и в его сердце закрадывалось сомнение: на настоящей ли земле он стоит. Но наступал новый день. Седлая лошадей, они двигались дальше, долгие часы объезжая дебри высоких трав, где легко натолкнуться на льва или пробудить ярость носорога.
   В этом скитании без точных ориентиров, определяя направление по положению Солнца и немногим признакам, карта стала неважной помощью. Да и была ли точна старая карта, где Ильгодо изображалось огромным одноцветным пятном с зыбким контуром болот, несколькими обозначенными озерами и извилиной Рустма, который они решили принять за путеводную нить на сотни километров?
   На двенадцатый день ландшафт начал меняться. Показались холмы. Ширококронные акации краснели гроздьями сладких цветов. Встречались рощицы тыквенных деревьев и причудливо изогнутые панданы. Ежечасно останавливаясь, Эвис взбиралась на холмы и смотрела на север-запад в надежде увидеть блеск вод Рустма. Но искомая река не появлялась. Еще большее разочарование постигло их через день: к западу вместо густеющего леса снова гладко и небрежно стелилась степь.
   Не доверяя более аттлийским картографам, Грачев настоял не тратить времени на поиски реки, а двигаться пока удобным путем вдоль границы леса. По его расчетам болотные топи, занимавшие центральную часть Ильгодо, должны были рано или поздно прижать их к водной дороге мемфийцев. Эвис неохотно согласилась, опасаясь, что отклонение от намеченного маршрута может запутать и осложнить путь. Так ехали несколько дней: хронавт с надеждой взирала на запад, Грачев же вел на север и иногда, следуя границе разраставшегося леса, уводил на северо-восток.
   Как-то под вечер небо заслонили тучи. Ночлег пришлось искать раньше обычного. Они направились к чаще с огромными ветвистыми деревьями. Их кроны были плотным шатром, и даже в лучах еще не поглощенного тучами солнца здесь царил полумрак. Грачев, избрав за правило обследовать места стоянок, бродил среди сплетения узловатых корней, собирал валежник для костра и старался распознать следы опасных зверей. Он уже повернул назад, когда наткнулся на остатки сернобыка и некоторое время удивленно разглядывал их. Реберные кости, даже прочные берцовые были перекушены, словно хищник имел дело с тщедушным зверьком. В его понятии ни лев, ни большеголовая гиена не обладали столь мощными челюстями, чтобы так вот расправиться с жертвой. На твердой от засухи почве Андрей не нашел следов и стал пробираться дальше, пока за стволами пальм не увидел растерзанного молодого слона.
   - Мы попали в дурное место, - сообщил он, мрачно наблюдая за приготовлениями Эвис к вечеру. - Поблизости поселилась странная бестия. Исходя из того, что я видел, это не лев, а нечто крупнее и страшнее. - Он в нескольких словах рассказал о находке и поспешил запастись топливом для костра. Менять место стоянки было уже поздно, да и опаснее, чем тихо отсидеться, уповая на магию огня и аттлийских богов, власть которых сюда вряд ли достигала.
   Темнело быстро. Раскаты грома напоминали о проливном дожде, полоскавшем южную степь. Пламя трепетало за сложенными стенкой камнями, и на прутьях шипели сладкие маслянистые клубни, которые Эвис выкапывала на берегах ручьев, считая их лакомством, всегда запасала вдоволь. Грачева весь вечер не покидала тревога, а с приближением грозы он забеспокоился больше. Удаляясь во тьму, он возвращался, бросал в огонь охапки сушняка и оглядывал заросли лихорадочно блестящими глазами.
   - Уймись наконец, - сказала Эвис. - Ты рискуешь остаться голодным. И, конечно, тогда будешь злее того таинственного зверя.
   - Не время думать о желудке. Я сказал тебе: здесь дурное место. Пожалуй, самое дурное из всех пройденных.
   Упали первые капли дождя. Свежий ветер подул, срывая трепетавшее пламя.
   - Дождь зальет костер. Его шелест скрадет остальные звуки, - размышлял Грачев. - Ты понимаешь, что нас ожидает совсем скоро? Мы будем плавать по уши в грязи и видеть друг друга лишь при вспышках молний! Прекращай-ка с этим! - Концом копья он столкнул обжаренные плоды в огонь.
   - Андрей! - Эвис вскочила и подступила к нему. - Как мы пришли в Ильгодо, ты стал нетерпим ко всему вокруг! Ты деспотичен! Груб, как не ведающий человеческого достоинства дикарь! Даже во сне вместо меня ты обнимаешь это копье! Опусти его! Что ты молчишь?!
   - А ты беспечна, как на воскресной прогулке. Живешь своими благими фантазиями. Я не желаю пугать, но все же напомню: каждое мгновение в проклятом Ильгодо может стать для кого-то последним. Твои же действия будто намеренно нацелены снизить наши и без того не великие шансы.
   - Мои боги! Да ты только и занят поиском врага: в недвижимом камне, в тени куста! Во мне, наконец! Ты спешишь их выдумывать!…
   - Не будь дурой!
   - Мне становится страшно с тобой!
   - Замолчи! - Видя беспокойство лошадей, Грачев поднял горящую ветвь и приблизился к свисавшим пологом лианам. Дождь хлестал во всю силу. Плотные кроны деревьев больше не сдерживали натиска стихии. Вспышки молний синими отблесками освещали разветвленные стволы и дрожащие на ветру заросли у подножья холма. Там, за кустами, приникшими к земле мокрыми кистями цветов, Грачев различил движение двух могучих тел.
   - Лезь на дерево! - скомандовал он, обернувшись; в глазах его тоже сверкали молнии.
   - Я не собираюсь исполнять твои прихоти!
   Не подозревая об опасности, Эвис выскочила из укрытия под дождевые струи и хотела сказать что-то еще. Тогда Грачев схватил ее и почти швырнул к развилке ветвей. В тот миг словно громовое эхо раздался голос зверя. Лошади храпели, отчаянно били копытами землю. Повергая в ужас округу, где-то рядом вопил неведомый зверь.
   - Моя Рена! - вскрикнула Эвис.
   - Мне хватает заботы о тебе! Скорее!
   Подталкивая ее вперед, Грачев карабкался по скользкому стволу, стараясь в пляске молний разглядеть пригодные для подъема ответвления. Лошади внизу уже замолчали. Сквозь шум проливного дождя слышалась возня и лязг челюстей.
   - Теперь моли своих богов, чтобы чудовища не оказались обезьяноподобными, как мы! - произнес он со зловещим оттенком. - Знаю только - это очень необычные твари.
   Он сел на раздвоенный сук и прижал Эвис к стволу.
   - Я, наверное, сошла с ума, - отозвалась она. - Зачем я позволяю себе спорить с тобой, если эта земля так жестоко спорит с нами?! Ты видел их?
   - Нет. Нечто смутное в зарослях. Похожее на рельефы древних могильников Нании.
   Дождь кончался. Гроза лишь краем задела их и уходила на северо-запад, сверкая змеистыми разрядами, глухо ворча в ночной степи. Небо очистилось от туч, но когда появилась луна, внизу по-прежнему густо лежала тьма. Грачев все надеялся высмотреть хищных тварей. Еще он вспомнил, как задолго до их появления его охватил необъяснимый страх. Неужто только от вида раздробленных костей длиннорогого орикса, да растерзанной туши слона? А может, его покой возмутил запах смерти, таинственной и непохожей на ту, что неотступно следовала с начала Ильгодо? В тихом свете полной луны произошедшее казалось наваждением, темным таинством ушедшей грозы. Раздвинув ветви, он настойчиво и терпеливо вглядывался в мертвую чащу.
   Вдруг где-то справа за границей леса раздался тот же протяжный глас. Грачев быстро взобрался на верхушку дерева. На холме, выступавшем под круглой луной, чернело два силуэта: горботелых, как вепри, но ростом больше огромного быка, с массивными головами на удлиненных шеях. Невиданные монстры еще раз обернулись, издали вопль и двинулись по высокой траве легкой, даже грациозной поступью. Глядя им вслед, Андрей прошептал пришедшие на ум строки из "Века Эрди": "Там нет богов. Там мутен разум. И токи звезд рождают демонов и небыль". Зябкий после ливня рассвет начался крикливой суетой птиц и ветром, шевелящим на макушках холмов метелки сорго. Грачев спустился до нижних ветвей и угрюмо оглядывал место дикого пиршества: почва была изрыта следами огромных когтистых лап; в лужицах дождевой воды и крови валялась их поклажа. У останков коня он заметил небольших зверьков, глодавших кости, и тогда, совсем осмелев, спрыгнул вниз.
   Отогнав крысомордых хищников, он стоял некоторое время, тяжело глотая сырой воздух, потом пошел по следам, ведущим из леса. Жертвой тандема таинственных чудовищ пал только его конь - лошадь Эвис оборвала привязь и, возможно, сумела спастись бегством.
   Когда Эвис услышала от Грачева предположение о спасении Рены, она возрадовалась, как ребенок, и умоляла его не торопиться с уходом. Взбираясь на вершины холмов, она то призывала возлюбленную кобылицу, то с молчаливой надеждой смотрела в степь. Однако ко второму шагу Солнца Грачев стал неумолим, он утвердился, что пугливая фиванка никогда не вернется к гиблому месту и ждать ее бессмысленно. Собрав немногие необходимые вещи в две кожаных сумы, они тронулись в путь. Утратив верную опору - лошадей, путники ощущали себя словно последние из команды, потерпевшей крушение корабля. Вместо течений и волн им навязывали волю изгибы путаных звериных троп и заболоченные низины, все чаще преграждавшие путь, заставлявшие часами искать безопасного прохода, даже возвращаться назад.
   Пытаясь продвигаться на север, они будто увязли в болотистом крае, граничившим с узким клином дремучих лесов. Уже много дней вокруг был неизменный пейзаж: редкие холмы и озера стоячей воды, подернутые сизой дымкой удушливых испарений. Об этой серединной области Ильгодо, которую Эвис надеялась обойти правым берегом Рустма, но куда они, не зная истинного пути и потеряв доверие к карте, внедрялись все глубже, не существовало свидетельства ни в аттлийских книгах, ни в повествованиях охотливых до странствий мемфийцев. Здесь не встречалось свирепых бестий, властвующих над жизнью в южной степи, но уже в первые дни Эвис поняла, почему эти места считались так гибельны для людей. Тучи гнуса, роившегося в гнилом воздухе, стали самым жестоким испытанием. Особо опасны были укусы небольших желтоватых мух, заражавших кровь трепосомозом или похожей, не менее убийственной инфекцией. Хотя мемфийцы и знали притирания и тайные снадобья против лихорадки, здесь их средства вряд ли имели бы успех. Теперь ни Грачев, ни Эвис не сомневались, что идут они по земле, неизвестной человеку, ибо все, кто мог сюда забрести, узнали лишь несколько часов мучительной смерти. Их самих пока надежно хранил биорегенератор и соки ядовитых трав, которыми они натирали одежду и открытые части тела.
   Глухие болотные топи принуждали все больше отклоняться на восток, а значит, от русла искомой реки. К тому времени Грачев признал свою ошибку: ведь вопреки доводам Эвис, убеждавшей двигаться дальше жаркой степью, он медленно, но с неумолимостью рока увлекал в ином направлении, и теперь они вынуждены искать свой путь из забытого богами края. Путь, которого, может, не существует. Эвис не упрекала его, но ее лицо реже посещала улыбка. Даже когда они выбрались к линии протяженных возвышенностей, где был чистый воздух и по зеленым склонам сбегали чистые ручьи, она не разделила его радости, предвидя, что и эта дорога ведет в тупик.