Менбек Влад. Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана

   Чиркудай не сказал ни слова, ожидая вопросов. Он еще вчера доложил Темуджину через гонца обо всем, что было, кроме того, что он встретился с Агучу.
   – Что это? – негромко спросил Темуджин, встав с кресла и направляясь к Чиркудаю. За ним двинулись Бельгутей, Джелме и Субудей. Они остановились около почерневших кистей, валявшихся на земле.
   – Это Агучу, – коротко ответил Чиркудай.
   Темуджин накрутил на палец кончик бороды, посмотрел исподлобья на Чиркудая и поинтересовался:
   – Ты его убил?
   – Нет.
   Темуджин выпятил губы и нахмурился.
   – Я перетянул ему руки, чтобы он не потерял всю кровь, и чтобы не умер, – пояснил Чиркудай. – И оставил в степи...
   – Извращенные китайские казни более скоротечны, – неожиданно заметил тихо подошедший Ляо Шу. Чиркудай посмотрел на него и увидел, что потомок императоров всё еще бледен, не полностью поправился после отравления.
 
   – Он будет долго умирать, – задумчиво добавил Ляо Шу, похлопывая веером по ладони.
   Темуджин кивнул головой киданьцу и спросил у Чиркудая:
   – Ты считаешь, что сделал правильно?..
   – Да, – твердо ответил Чиркудай.
   Темуджин помедлил, еще раз кивнул головой и хотел уйти к креслу, но Чиркудай остановил его:
   – Это не всё, – развернувшись, он быстро подошел к Чёрному, вытащил из хурджуна ножны с клинком и вернулся к ожидающим командирам, у которых от любопытства заблестели узкие глаза.
   Обнажив меч наполовину, Чиркудай, не торопясь, показал Темуджину клеймо. Нойон шумно задышал, разволновался, нервно завертел головой, будто почувствовав кангу на шее. Между Джелме и Бельгутеем протиснулся Субудей.
   – Это же императорский меч! – удивленно воскликнул Ляо Шу, рассмотрев оружие. Он оглядел столпившихся командиров и негромко спросил: – Темуджин, ты не объяснишь мне, как он оказался у вас?
   – Не сейчас, – буркнул Темуджин сквозь зубы и, отвернувшись, отошёл к креслам.
   – Мы бросим жребий, – рассудительно начал Субудей: – Кому выпадет удача, тому он и достанется.
   – Правильно, – подтвердил Джелме.
   – А что это за сабля? – поинтересовался ничего не понимающий Бельгутей.
   – Потом расскажу, – пообещал Темуджин и уселся в кресло. Помолчав, он властно произнёс: – Я приму сегодня решение, и скажу кому достанется меч. Жребий бросать не будем.
   Субудей недовольно передернул плечом и отошел. За ним последовали Джелме с Бельгутеем. Ляо Шу уже сидел в своем кресле и, мудро прищурившись, рассматривал Чиркудая.
   – Отдыхайте, – махнул рукой Темуджин. – Вы хорошо поработали.
   – Кху!! – весело и дружно рявкнули десять нукеров, стоящие в строю в пятнадцати метрах от них.
   Чиркудай сунул клинок в ножны, подошел к Чёрному, и одним махом взлетел в седло. Развернув десятку, пришпорил коня и помчался в сопровождении отряда к куреню.
 
   Его разбудил шепот и негромкий шум. Чиркудай достал из-под кошмы кресало и высек искры на сухой мох. Ослепительно белая вспышка высветила друзей, ощупью пробирающихся к кошмам.
   – Все равно разбудили, – громко сказал Тохучар и, забрав у Чиркудая тлеющий мох, раздул огонь, зажег жировой светильник. По голосу друга Чиркудай определил, что Тохучар улыбается.
   – Возишься, как верблюд, – недовольно пробормотал Субудей и, скорчив хитрую гримасу, уселся напротив потягивающегося со сна Чиркудая.
   Тохучар подтащил светильник поближе, взял Чиркудая за плечи, потерся безволосой щекой о щеку друга. Субудей, стесняясь проявлению чувств, тоже приложился к щеке Чиркудая, пробурчав:
   – У тебя щетина растет. Пока мягкая. Щекотит. А у нас с Тохучаром нет.
   – Можешь отрастить бороду, как Темуджин, – добавил Тохучар и потребовал: – Ну, давай! Рассказывай, – и уселся на кошму с куском холодной баранины.
   Чиркудай пожал плечами, и вяло сказал:
   – Нашли, напали, отогнали...
   – Ну, это мы и без тебя знаем, – обиженно произнес Тохучар, прожевывая холодное мясо.
   – Угу, – подтвердил Субудей с полным ртом.
   – А больше нечего рассказывать, – пожал плечами Чиркудай, вылавливая кость из котла над потухшим очагом.
   – А как ты в лоб опрокинул тайджиутов, – начал перечислять Тохучар, – как ты гонял банды по степи, как наказал этого... Агучу?..
   – Вы уже всё знаете...
   В этот момент на улице кто-то заговорил, и в юрту постучали.
   – Кто?! – строго спросил Субудей.
   – Дозорный, – подал голос нукер и откинул полог, просунув голову в дверной проем, негромко доложил: – Тут старуха какая-то рвется...
   – Пусти её, – приказал Чиркудай, сразу догадавшись, кто к ним пришел.
   В юрту, согнувшись в три погибели, вползла Хоахчин с бурдюком в руках. Она недовольно посмотрела на друзей и пробормотала:
   – Холодное и без кумыса, – развязала бурдюк и потребовала: – Ну, где ваши чашки?
   Чиркудай тут же подставил свою. Тохучар тоже и чуть помедлив, Субудей. Хоахчин, разлив им кумыс, уселась под стенку и стала наблюдать, как они едят.
   – Где ты достала кумыс? – поинтересовался Чиркудай.
   – Выменяла на халат моего мужа.
   – А ты кто? – спросил Субудей, не переставая жевать. – Я тебя не помню.
   – Зато я тебя помню, разбойника, – недовольно проворчала Хоахчин, усаживаясь поудобнее. – Все время меня дразнил, басурман. А еще сын Джарчи.
   – Ты знала моего отца?
   – И отца, и твою мать знала. Она мне дальней родственницей приходилась. Красавица была. Её Джарчи отбил у самого Тургутай-Хирилтуха. А потом, после того, как родился Джелме, в курене появился Агучу и стал к ней приставать. Но что-то у них с Джарчи произошло, после чего Агучу несколько дней ходил с синяками... Ох, и невзлюбил он Джарчи после этого. Но боялся. А как ты родился, так она и умерла. Разбойник, больше ничего.
   Субудей нагнул голову, и уставился взглядом в кошму, как нашкодивший мальчишка. А может быть, он вспоминал свое детство.
   – Да вы все разбойники, как я погляжу, – махнула рукой старуха и опять взялась за бурдюк. – Давайте чашки.
   Чиркудай окликнул караульного. Как только в юрте показалась голова нукера, он строго сказал:
   – Завтра скажи Газману, чтобы дал вот этой женщине десять овец.
   Нукер кивнул головой.
   – И передай моему Барибу, чтобы он тоже дал ей десять овец, – вскинулся Субудей.
   – Да зачем мне такое богатство, – махнула рукой Хоахчин, – у меня и зубов-то нет, чтобы мясо есть.
   – И ещё, – добавил Чиркудай: – Пусть Газман найдет хорошую юрту для неё и поставит в курене.
   Нукер понимающе кивнул головой и скрылся.
   – Она совсем одна, – пояснил Чиркудай друзьям.
   – У тебя ничего нет? – спросил у старухи Субудей.
   – А мне ничего и не нужно. Жить осталось совсем немного.
   На улице вновь послышались голоса. Полог задрался и внутрь нырнул Темуджин. Следом за ним протиснулись огромные Джелме и Бельгутей.
   – Ага! – торжествующе пропел Темуджин: – Сейчас мы вам поможем съесть вашу баранину, – и нашарил в котле кусок.
   Джелме с Бельгутеем отказались от еды, присели под стенкой, недоуменно посматривая на старуху, сидевшую напротив.
   Прожевав, Темуджин поднял глаза и увидел Хоахчин.
   – А ты откуда?..
   Хоахчин, склонила голову набок, как птица, и негромко сказала:
   – И тебя помню...
   Темуджин вопросительно посмотрел на Чиркудая.
   – За юртой мы ели её мясо и пили её кумыс, – кратко сказал Чиркудай. Темуджин замер, очевидно, опять навалились воспоминания. Они просидели, не говоря ни слова, минут пять. Вздохнув, Темуджин поднял глаза и, посмотрев на вход, крикнул:
   – Дежурный!
   В юрту всунулась голова нукера.
   – Завтра вот этой женщине дашь десять баранов!
   Субудей не выдержал и захохотал, упав спиной на кошмы. Темуджин непонимающе уставился на своего командира, перевел взгляд на Чиркудая, у которого дернулись губы, на едва сдерживающего смех Тохучара.
   – Я что-то не так сказал? – тихо и настороженно спросил Темуджин.
   – Джебе и Субудей уже дали ей по десять баранов, – объяснил дежурный нукер.
   Темуджин сморщился и тоже захохотал, свалившись на кошмы. Джелме и Бельгутей ничего не поняли, но стали улыбаться вместе со всеми.
   – Все разбойники, – махнула рукой Хоахчин и опять взялась за бурдюк. – Давайте чашки.
   Первому налила еще вздрагивающему от смеха Темуджину, потом Джелме и Бельгутею. Друзья отказались от питья. Они были сыты.
   – Ничего, – громко сказал Темуджин, отпив из чашки, – овцы тебе не помешают, – и, посмотрев на друзей, посерьезнел, покрутил пальцем кончик бороды и жёстко сказал: – Одну тысячу тайджиутов я отдаю Джебе. Остальных восемьсот мужчин – Тохучару.
   – Мне как обычно – ничего, – буркнул Субудей.
   – Ладно, ладно, – остановил его Темуджин. – У тебя уже полторы тысячи, – помолчав, он продолжил: – Нам стало тесно. Я решил устроить четыре куреня в малом конном переходе друг от друга, – посмотрел на друзей и пояснил: – Вы втроем встанете одним куренем на южной стороне равнины. Джелме с Бельгутеем с ещё двумя тысячниками – на западном. Полки из новеньких – на севере. А я останусь здесь, – окинув взглядом соратников, он уточнил: – Завтра и переселяйтесь.
   – Понятно, – сказали командиры.
   Действительно, табуны коней и отары овец стали мешать друг другу. Да и разросшийся курень невозможно было обойти пешком.
   Темуджин поднялся, показывая, что летучее совещание окончено. Командиры тоже встали. Одна Хоахчин продолжала сидеть у стены.
   Сделав шаг к выходу, Темуджин замер и с расстановкой отчеканил:
   – Клинок принадлежит победителю, – и шагнул на улицу.
   – Я так и знал! – возмущенно крикнул Субудей в спину Темуджина. Чиркудай не понял, обиделся друг или нет. Он посмотрел на Субудея, но ничего не определил по его лицу. Джелме вздохнул, махнул рукой на прощание, и тоже вышел вслед за нойоном.
   – Что это за клинок такой? – загорелся Тохучар. – Давай, показывай, – насел он на Чиркудая.
   Чиркудай подтащил к себе хурджун и вынул из него ножны с оружием. Тохучар внимательно стал рассматривать лезвие и клеймо. Выдернув у себя волос из головы, он положил его на жало клинка и подул. Волос распался надвое.
   – Хорошая вещь, – протяжно проговорил он, продолжая вертеть меч.
   – Твою саблю разрубит как палку, – заверил Субудей, издали, посматривая на сизое лезвие.
   – Верю, – кивнул головой Тохучар. – А откуда вы о нем знаете?
   Субудей повозился, повздыхал, но не стал подсмеиваться:
   – Мы помогали его делать, – тихо произнес он. – Темуджин и Джелме были молотобойцами.
   Тохучар пристально посмотрел на друзей, медленно сунул лезвие в ножны и осторожно положил меч в хурджун.
   Зашевелилась Хоахчин, поднимаясь на ноги. Она задумчиво посмотрела на бурдюк, но махнула рукой и поползла к выходу. Подошла к пологу и, оглянувшись на Чиркудая, спросила:
   – Переезжать будете, про меня не забудете?
   – Не забудем, – уверил её Чиркудай.
   Она взялась за полог и, выходя на улицу, предупредила:
   – Кумыс выпьете, бурдюк не потеряйте.
   Субудей грустно улыбнулся и полез на свое место спать. Чиркудай развалился на кошме, закинув руку за голову, прокручивая в уме нападение на тайджиутов, высматривая в своих действиях ошибки. Тохучар улегся на свое место, посопел и сделал вывод:
   – Вы лучше, чем я, – тяжело вздохнув, добавил: – Я плохой.
   Субудей хрюкнул в стенку и сонно промычал:
   – Змея с ушами.
   – Сам... лошак безрогий, – протяжно ответил Тохучар.
   Субудей затих на мгновение, затем довольно хихикнул и начал посапывать, засыпая.
   Чиркудай задул светильник и закрыл глаза. Ему было хорошо с друзьями.

Глава восемнадцатая. Армия

   Переезд с одного места на другое большого количества людей можно сравнить с пожаром, потопом и землетрясением – одновременно. Для трех полков – Чиркудая, Субудея и Тохучара, – численностью в пять с половиной тысяч воинов, потребовалось снять и поставить шесть тысяч юрт. И хотя многие молодые воины жили по несколько человек в гере, юрт было больше, чем семей.
   Крыша над головой нужна была для швей, для хозяек, готовивших еду всем нукерам, для мастеровых, умевших работать с железом, подковывать коней и лечить их. Юрты нужны были и для мастеров изготавливающих различное оружие: луки, стрелы, пики, арканы. Кроме этого с ними переехало много умельцев катавших войлок и делавших обрешетки для юрт, а также столяры, мастерившие повозки, и еще необходимо было учесть тех, кто сбивал кумыс и даже для специалистов по приготовлению молочной водки – архи.
   Живя в общем курене, Чиркудай не задумывался подсобных службах для существования войска. Столкнувшись с этим, он немного растерялся. И если бы не проворство Субудея, и не хозяйственность Тохучара, то он бы, даже для своего полка, мало что сделал. Ещё всех выручал Газман, который внештатно ведал хозяйством полка. Казалось, что командир третьей сотни помнил всё, и знал где и что лежит.
 
   Переезжали две недели.
 
   Во время обустройства, Чиркудай с Субудеем неожиданно заметили, что Тохучар украдкой ставит для себя юрту в сторонке. Они не стали спрашивать друга, что тот задумал. Но на следующий день пронырливый Субудей, с грустной миной на лице сообщил Чиркудаю:
   – Тохучар нашел себе женщину. Так что мы остаемся вдвоём.
   – Может быть у него, как у тебя – ненадолго? – предположил Чиркудай.
   – Нет, – вздохнул Субудей, – у него – надолго. Женщина хорошая, – он выпятил губы и прищурился, видимо, пытаясь показать, чем хороша женщина.
   – Убежит, – заключил Чиркудай.
   – Не скоро, – согласился Субудей. – А может быть и не убежит. Тохучар уже не мальчик, хочет иметь семью. Она кераитка, христианка. Они очень скромные и верные. Она для него лучше, чем мы.
   Разговаривая, друзья шли в темноте к своей новой гере, в сопровождении четырёх нукеров. Постоянная охрана была не их прихоть, а приказ Темуджина, объявленный им на одном из ежедневных совещаний, в курене Темуджина. Они мотались туда каждый день, несмотря на огромную занятость.
   Собрав всех командиров: тысячников и сотников – двести человек, – для которых пришлось ставить одну большую юрту, Темуджин сказал:
   – Вы мне нужны сейчас, будете нужны завтра и до конца дней. Поэтому каждый из вас для меня представляет ценность. Чтобы я больше не видел никого из командиров – пока что тысячников – без охраны, даже в курене. За непослушание этому приказу буду переводить в рядовые нукеры. Запомните это.
 
   Друзья подошли к своей гере и нырнули под крышу. Внутри пахло совсем не так, как на старом месте. Но они были кочевники и легко привыкали к самым необычным обстоятельствам.
   – Он сегодня не придёт, – продолжил Субудей, имея в виду Тохучара: – Я издали видел его женщину. Она уже в его юрте, – говоря это, Субудей подложил в не прогоревшие угли очага березовые поленья – еще один приказ Темуджина: прекратить тысячникам и сотникам жечь в очаге кизяк.
   Чиркудай догадывался, что это распоряжение созрело под влиянием Ляо Шу, которому не понравился противный запах дыма от сухого помета.
   Лениво поковыряв железным штырем в котле, Чиркудай улёгся на кошмы. Едой их снабжала Хоахчин, приходившая каждый вечер. А днем она убирала общую юрту и личную юрту Чиркудая. Субудей ей строго-настрого приказал, чтобы она его дом не трогала, и не совалась туда. Хоахчин опять назвала его разбойником и украдкой плюнула ему вслед.
   – Старуха сегодня тоже не придёт, – уверенно заявил Субудей. – Она помогает устраиваться Тохучару. Крутится около его женщины. Мы для неё ненормальные, – он помолчал и искоса взглянул на Чиркудая:
   – А ты, почему не заведешь себе женщину?
   Чиркудай пожал плечами и откровенно признался:
   – Они меня не интересуют.
   – Ты, что же, даже на них не смотришь?
   – Смотрю.
   – И ни одна не нравиться?
   – Не знаю... – неуверенно ответил Чиркудай. – Может быть одна нравится.
   – А кто? – загорелся Субудей.
   – Её здесь нет, – вздохнул Чиркудай. – Она далеко живет.
   – Хочешь, я попрошу Темуджина, и он тебя отпустит за ней?
   – Не надо! – отверг помощь друга Чиркудай. – Сейчас не надо. Я знаю, что мы с ней встретимся. Но ещё не знаю когда.
   – К тому времени ты станешь стариком, – убежденно сказал Субудей. – Мой отец говорил, что железо нужно ковать пока оно горячо...
   – Нет, я не успею состариться, – серьезно заметил Чиркудай. – Я знаю, мы встретимся. Осталось совсем недолго ждать.
   Субудей недоверчиво покрутил головой и полез в котел за мясом:
   – Ну, Хоахчин, – шутливо возмутился он. – Не принесла кумыса... – и впился зубами в теплую баранину.
   Чиркудай последовал его примеру.
 
   Тохучар не пришёл. Субудей расставил шахматы, а Чиркудай зажег китайский фонарь – подарок Ляо Шу к новому месту, и они погрузились в обдумывание ходов. Субудей выигрывал чаще, но во время партии сильно нервничал и волновался. Чиркудай относился к своим проигрышам и победам хладнокровно. Ничьих они не признавали, считали, что сделали что-то не так – неправильно ходили во время игры.
 
   Для пополнения в тысячу мужчин из тайджиутского куреня, Чиркудай придумал новую систему обучения, похожую на ту, которой его учили в тибетском монастыре. Это – путь мастера. Он построил обе тысячи, одну против другой. Его нукеры стояли стройными рядами, а новенькие, как обычно, скучились в толпу. Он въехал в промежуток между полками, привстал на стременах и громко объявил:
   – Сейчас, каждый нукер отберет среди новеньких по одному человеку, и поставит его в строй слева от себя. Новенькие должны делать всё, что будет совершать его наставник, до тех пор, пока не научится быстро и точно строиться и скакать в строю. После этого посмотрим, кому можно будет доверить оружие. А пока... Учитесь молча выполнять команды, – окинув взглядом оба полка, скомандовал: – Разойдись!
   Его нукеры тут же сыпанули в стороны, а тайджиуты стали топтаться на месте, поднимаясь на стременах, пытаясь высмотреть своего наставника. Нукеры, не спеша, въехали в толпу новеньких, обходя Чиркудая, как вода в ручье обходит валун, и стали выбирать. Через час около каждого воина появился конный тайджиут, который старался всё время быть с левой от наставника стороны. Они примеривались друг к другу, проезжаясь вперёд и назад.
   Решив, что ознакомление произошло, Чиркудай скомандовал:
   – Стройся!
   Нукеры быстро стали занимать свои места в строю, но им мешали прилипшие к ним тайджиуты. Однако минут за десять сдвоенный полк построился и застыл. Шевеления в строю карались строго – нукеры больно стегали новеньких плёткой по спине.
   – Вперед! Рысью! Вон до того распадка! – скомандовал Чиркудай, показав камчой в сторону холмов. – И – назад!
   Сдвоенный полк тронулся с места и зарысил к холмам. Через полчаса они вернулись. К удивлению Чиркудая, неплохо выдерживая строй. В полдень он заметил несколько любопытных вдали. По коням определил, что это были Джелме и Бельгутея.
 
   Уже после обеда, который заключался в получасовом перерыве, его войско научилось поворачивать в строю. Но нужно было еще научиться размыкаться на сотни, десятки, уходить в стороны, смыкаться, и много чего ещё. Он гонял их целый день, до изнеможения.
   Отпустив замученных воинов по домам, Чиркудай, в сопровождении личной десятки, с двадцатью сотниками и Газманом, которого он назначил командиром второй тысячи, и которого тоже сопровождала десятка охраны, помчался в курень Темуджина на обязательное совещание.
 
   Темуджин был зол. Звенящим от напряжения голосом он стал выговаривать командирам, что учения проходят плохо, и, неожиданно, набросился на Чиркудая:
   – Давай! Рассказывай! Как нужно обучать новеньких! Мне сегодня доложили, что они у тебя уже ходят строем, – и, зло блеснув глазами в сторону прячущихся за чужие спины нерадивых тысячников, процедил сквозь зубы: – Два месяца топчитесь на месте, безголовые...
   Чиркудаю пришлось кратко рассказывать о применённой им системе, которая сводилась к одной фразе: делай как я! После его рассказа со всех сторон посыпались вопросы, на которые он ответил. И тут, неожиданно, из задних рядов командиров донеслось:
   – Если бы мы были в любимчиках и имели хороших нукеров...
   Темуджин побелел. Губы его задёргались от ярости. Все притихли, наблюдая, как нойон, сжав кулаки с трудом сдерживает себя. Наконец, он справился с бешенством и очень тихо, почти шепотом, стал выдавливать в оглушающей тишине:
   – Я не буду выяснять, кто это сказал... Но, предупреждаю, что если еще хоть раз услышу такую сплетню в любом курене, и не только о Джебе, но и о Субудее, и о Джелме, то – клянусь, найду клеветника, и сам отрублю ему голову. И это будет не по степным обычаям, – он немного помолчал, передохнул и продолжил:
   – Хорошо, что вы не упоминаете Бельгутея. Боитесь тронуть моего брата. А он и есть мой любимчик. Все остальные только командиры. И ко всем я отношусь так, как они этого заслуживают, – и ещё не остыв, резко махнул рукой: – А сейчас – все свободны.
 
   Домой Чиркудай ехал неторопливо, в темноте, в окружении полусотни нукеров. К нему присоединились Субудей со своей свитой и Тохучар. Они долго молчали. Чувствовалось, что Тохучар был благодарен друзьям – они не спрашивали его о семейных делах. И он первый подал голос:
   – Завистники и лентяи...
   – Нужно менять тысячников, – сурово заметил Субудей. – Ими должны быть верные люди. Хотя Темуджин и не хочет назначать командирами своих братьев, нужно настоять, чтобы он их поставил.
   – Они же все – и Темуге-отчигин, и Хачун-беки – в его тысяче сотниками, – негромко сказал Тохучар. – У одного Бельгутея свой полк.
   – Правильно. Они не тысячники, а сотники, – заметил Субудей. – Ты знаешь, что у матери Темуджина есть приемные сыновья? Скоро они станут мужчинами. И Темуджин считает их своими братьями.
   – Ты, о мерките Хучу, и белом арате Шаги-хутух? – поинтересовался Тохучар.
   – О них, – подтвердил Субудей. – А ещё подрастают сыновья Темуджина Джучи, Угедей и Чагадай, – Субудей замялся: – Хотя они еще мальчишки, но уже ходят в строю в тысяче Темуджина.
   – Давайте в следующий раз предложим его братьев в тысячники, – загорелся Тохучар.
   – Нам нельзя, – окоротил друга Чиркудай. – Мы его любимчики.
   – Я предложу, – неожиданно из темноты подал голос Газман. – Я – никто. В меня не ткнут пальцем.
   – Я тоже скажу об этом, – Чиркудай узнал голос Бариба, заместителя Субудея.
   – Предложите, – согласился Субудей. – И сделайте это завтра.
   В курене Тохучар молча отвалил в сторону и поскакал к своей юрте. Старухи, в общей гере, не было.
   – Опять к Тохучару побежала, – усмехнулся Субудей, снимая амуницию. Он подсел к котлу, и как-то необычно посмотрев на Чиркудая, спросил:
   – Тебе бывает жалко человека, которого убил?
   Чиркудай неуверенно пожал плечами и с расстановкой ответил:
   – Не знаю... Не думал об этом.
   – А мне не жалко, если он враг, – жёстко сказал Субудей, наливая кумыс в две чашки. – Я на них злюсь и поэтому не жалею. А ты умеешь злиться?
   – Нет, – честно признался Чиркудай.
   – Ты не умеешь смеяться, – задумчиво начал Субудей и неожиданно спросил: – Когда это началось?
   – Что?
   – То, что ты такой спокойный.
   Чиркудай подумал, и вяло пробормотал:
   – Мне кажется, что я таким был всегда.
   – Нет! – уверенно заявил Субудей. – Ты не мог таким родиться. Ты же человек! – он помолчал и поинтересовался: – Кто твои родители?
   – Я не знаю.
   – Ты совсем их не помнишь?! – удивился Субудей.
   – Помню, как меня взяли за шиворот и бросили в арбу... А потом привезли в ваш курень...
   Субудей непонимающе покрутил головой:
   – Но ты помнил, что тебя звали Чиркудай?
   – Да. Я и сейчас Чиркудай.
   – А как ты относишься к имени Джебе?
   Чиркудай задумался и медленно ответил:
   – Когда я командую, наказываю, или убиваю, я – Джебе. А когда сам с собой, то – Чиркудай.
   – Значит, Чиркудай не может командовать и убивать?
   – Не может, – согласился Чиркудай.
   – Но Темуджин назвал тебя Джебе уже здесь! А ты сам рассказывал, что убивал и раньше.
   – Темуджин назвал именем Джебе того, второго, который ещё раньше появился во мне. После тюрьмы в Уйгурии.
   Субудей жевал мясо и, запивая кумысом, обдумывал услышанное. Через некоторое время он стал уточнять:
   – А Чиркудай не мешает Джебе, у тебя внутри?
   – Нет, – ответил Чиркудай. – Внутри я всегда – Чиркудай. Джебе мой слуга.
   – Понятно... А в шахматы кто играет?
   – Джебе, – не раздумывая сказал Чиркудай.
   Субудей вытащил шахматную доску и стал расставлять фигуры:
   – Ты знаешь, что не похож на нас, на аратов?
   – Знаю. Мне об этом говорил Худу-сечен.
   Субудей покивал головой и добавил:
   – Для меня ты всегда был и есть Чиркудай.
   – Я для себя тоже всегда Чиркудай.
   Субудей усмехнулся, и протянул два сжатых кулака другу, в которых были спрятаны черный и белый воины, предлагая выбирать цвет его войска.
 
   На следующий день на совещании ни Газману, ни Барибу не пришлось предлагать кандидатуры братьев Темуджина в тысячники. Он сам, в начале совещания, назвал троих нерадивых командиров и сказал, что они переведены в простые нукеры, После чего приказал им уйти с совещания.
   Свергнутые, вскочили на ноги и, ушли, с угрюмым видом. Вскоре послышался топот копыт. Все молчали, понимая, что на их глазах произошло унижение гордых аратов.
   На совещании опять поднялся вопрос о том, каким образом увеличить количество нукеров. Отгоны хороши до поры до времени, пока выглядят, как обычные разбойничьи вылазки. Но если за это взяться основательно, то по степи сразу поползет слух, что Темуджин готовится к войне за титул хана. И тогда их могут разгромить прямо здесь, на месте. Прирост же за счёт людей длинной воли идёт очень медленно.