Менбек Влад. Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана

   Первые две десятки второй сотни, тоже ухватились кошками за створки ворот, помогая воинам первой сотни, а остальные яростно заработали боевыми, железными кистенями. Врезавшись в толпу уйгуров, вооруженную копьями, нукеры погнали их по улице, между глинобитными домами.
   Под тягой сорока коней, створки ворот затрещали. Громадную коробку из бревен вывернули из стен, и она обрушилась вниз, ухнув так, что вздрогнула земля. В воздух взметнулось огромное облако белесой пыли. Нукеры успели отскочить. В этот миг на мост выскочила третья сотня, четвертая, а следом – все остальные.
   Чиркудай дождался их внедрения в город. Пропустил вперёд подскакавший отряд взвинченного Эльдара, и, медленно проехал мимо развороченных стен. Вся улица была завалена телами уйгуров и их оружием. Над городом висел неразборчивый шум: крики мужчин, вопли женщин и звериный визг коней.
   Оставив себе охранную тысячу на чёрных конях, Чиркудай дал команду второй и третьей тысячам рассосаться по улицам, для уничтожения всех, кто держит в руках оружие. Ещё на совещании, он предупредил: безоружных людей не трогать. Стегать нагайками, чтобы не путались под ногами.
   Повернув налево, он поехал к знакомым с детства домам, среди которых жил Назар. Охранная тысяча, разбившись на сотни и десятки, заполнила все узенькие, зажатые глинобитными стенами, прилегающие улицы, на которых не было ни души. Перепуганные хозяева укрылись за ненадежными заборами и притаились.
   Чиркудай узнал высокий забор, сложенный из больших, скрепленных глиной, валунов. Сверху он был утыкан острыми осколками от разбитых горшков. За забором притаился высокий дом с пристройками. Крепкие деревянные ворота хозяин плотно закрыл. Остановившиеся за командиром нукеры первой сотни не проронили ни звука. Издали доносились крики обезумевших людей.
   Поманив первую десятку к себе, Чиркудай молча показал головой на высокий забор, решив посмотреть, как нукеры справятся с заданием. Командир десятки тут же вытащил кошку и метко забросил ее на вершину забора. Этот маневр повторили девять нукеров. Железные якоря заскрежетали остриями о камни и впились в прослойки глины, а кони, сильно рванув, с треском вывалили огромный кусок стены. Шумно упав, пласт камней и сухой глины рассыпался на куски под ногами отпрянувшего Чёрного.
   Посреди двора стояли трое дрожащих, словно в лихорадке, мужчин. Чиркудай узнал по седому пучку волос, связанному веревкой на темени, Назара. Двое других были его сыновьями.
   Отдав приказ охране – стоять на месте – он, не торопясь, въехал во двор. Мужчины с ужасом смотрели на невесть откуда взявшегося кочевника. Встав в двух шагах перед попятившимися уйгурами, Чиркудай внимательно осмотрел двор. Но никого больше не обнаружил. На улице неподвижно замерли, пугающие уйгуров своим молчанием и неподвижностью, всадники на черных конях.
 
   – Где Сочигель? – негромко спросил Чиркудай.
   Но Назар и его сыновья были в таком состоянии, что не поняли вопроса, продолжая сильно трястись.
   – Я задал вопрос, – угрюмо напомнил Чиркудай.
   – Я!.. Я!.. Я!.. Не знаю! – неожиданно визгливо, срывающимся на фальцет голосом, выкрикнул Назар.
   – Знаешь, – хмуро сказал Чиркудай и неприязненно посмотрел на старика, пытающегося по привычке сложить дрожащие руки на выпирающем животе. Но у него это никак не получалось.
   Чиркудай повторил:
   – Где Сочигель?
   Неожиданно, отрылась дверь боковой пристройки, и в её проёме застыла странная девушка. У Чиркудая что-то дёрнулось внутри. Она показалась ему самой женственной из всех, кого он видел. На девушке был надето старенькое, выцветшее, но чистое, когда-то цветастое, платье. А сверху – серая рабочая фуфайка.
   Остановившись в дверях, девушка со страхом поглядывала на страшного арата в тёмно-синем халате на чёрном, как ночь, коне. Он, будто с неба свалился, в их двор.
   Скрипнула еще одна дверь, но уже в доме. Во двор вышла старуха в нарядном халате, и, тоже застыла с испуганным лицом. Чиркудай заметил, как старуха затряслась. Но он её не помнил. Однако догадался, что это жена Назара. А девушка, хотя и была напугана, держалась с достоинством.
   Не зная, что сказать, Чиркудай посматривал на Сочигель. Внутри у него становилось все теплее и теплее. Нукеры замерли, словно вкопанные, ожидая команды, и готовые сровнять с землей и забор, и дом, и надворные постройки, а заодно втоптать в землю обитателей этого дома. Но Чиркудай молчал. Он чувствовал, что с ним творится что-то непонятное. Не понимал, что с ним происходит. Вспомнил Худу-сечена, будто из другой жизни. Кекликов, кровь которых пил в горах.
   Наконец, неожиданно даже для себя, тихо сказал:
   – А Худу-сечен, умер, – ему не хотелось говорить, что старик погиб.
   Сочигель качнулась и, сжав руки перед грудью, негромко воскликнула:
   – Ты, Чиркудай?!
   – Угу... – хмуро подтвердил он, и, оглянувшись на нукеров, бросил: – Вороную!
   Еще вчера, он приказал командиру первой сотни, взять с собой дочь Чёрного, которую назвал Вороной. Но зачем, даже сам себе не признавался.
   Нукеры тронулись с места и быстро расступились. Во двор въехал командир последней десятки, держа за узду крупную тёмную лошадь. Чиркудай соскочил с коня, перехватил узду Вороной, и, подведя её к Сочигель, попросил:
   – Согни колено.
   Сочигель сначала не поняла, что он требует. Но, сообразив, согнула ногу. Подхватив девушку, Чиркудай одной рукой поднял, удивительно легкое тело, и усадил её в седло. Он заметил, что для Сочигель было непривычно сидеть на лошади. Она уперлась руками в луку седла и замерла, боясь пошевелиться. Протянув ей повод, Чиркудай одним махом взлетел на Чёрного и, боковым ходом, подъехал к попятившимся мужчинам.
   Он не захотел пачкать об них свой императорский меч. Резко выхватил левой рукой из ножен на спине второй, рабочий клинок. Тонко свистнув, шашка мелькнула над головой Назара, и отсекла ему пучок волос, вместе с куском кожи. Старик качнулся и взвыл, почувствовав боль.
   Немного переместившись, Чиркудай дождался, когда вопящий Назар опустит правую руку, чтобы посмотреть на кровь. Он вновь заставил Чёрного идти боком, и провёл три стремительных, вращательных движения, каждым, отсекая по правому уху Назару и его сыновьям. Теперь взвыли все трое. А женщина, вскрикнув, упала от страха навзничь. На неё никто не обратил внимания. Сочигель сжалась в седле, молча наблюдая, широко раскрытыми карими глазами за действиями Чиркудая и за орущими хозяевами.
   Вытерев клинок об халат, шарахнувшегося в сторону сына Назара, Чиркудай негромко спросил:
   – Где мой нож?
   Его опять не поняли. Мужчин тряслись, как кисель. Поняв, что он от них ничего не добьется, Чиркудай посмотрел на своих нукеров, и приказал:
   – Вытащите их вещи из дома.
   Десятка моментально соскочила с коней и ринулась в дом. Через несколько мгновений из дверей стали вылетать узлы, ковры, тряпки. Последними, воины выволокли пять больших сундуков, с массивными замками.
   – Откройте, – негромко приказал Чиркудай.
   Посмотрев на замки и на туменного, нукеры, взявшись по двое за ручки сундуков, стали их поднимать и грохать о землю, до тех пор, пока не развалили на куски. Наружу выпали рулоны шелка и сукна, разорванные мешочки с серебром и золотом. Нукеры вопросительно посмотрели на командира. Их совершенно не интересовали эти богатства. Они не знали ещё, что это такое.
   – Ищите нож, – бросил Чиркудай.
   Воины с азартом стали разгребать ногами барахло. Наконец один из них выудил из-под тряпья кривые ножны с ножом и посмотрел на Чиркудая.
   – Да, – кивнул головой туменной. – Это он.
   Нукер быстро протянул нож командиру, и вся десятка быстро взлетела в седла, застыв на улице.
   Чиркудай вытащил нож наполовину и определил, что это то, что он искал. Сунув оружие в хурджун, он ухватил за узду Вороную, до которой Сочигель не дотронулась, и неторопливо выехал из двора через пролом.
   Поколебавшись, Чиркудай молча поднял руку вверх и растопырил пальцы, отдавая приказ – сжечь дом. Воины выхватили из хурджунов луки и паклю, которую надели на стрелы. Кто-то быстро запалил фитиль от кресала и проехал вдоль сотни, поджигая у каждого паклю на стреле. Вразнобой загудев пламенем, сотня огней метнулось к дому Назара, впившись в крыши надворных построек, крытых корой, в крышу дома, искусно отделанную деревянной дощечкой под черепицу.
   Сочигель затаилась, неумело примостившись в седле идущей шагом лошади. Она испуганно оглядывалась на взметнувшееся за их спиной высокое пламя. Дерево было старое и сухое.
 
   – Держись, – негромко сказал девушке Чиркудай, выехав из города сквозь огромную дыру, то, что осталось от ворот, и прибавил скорость, переведя Чёрного и Вороную в иноходь. Сочигель намертво вцепилась в седло. Полы ее фуфайки разлетались в стороны от встречного ветра.
   Через несколько минут, она немного пришла в себя, приспособилась раскачиваться вместе с лошадью, и даже стала оглядываться по сторонам. А когда посмотрела назад, то пригнула голову, испугавшись чёрной массы всадников, молча летевших следом, будто привязанные.
   Чиркудай заметил её страх и крикнул, перекрывая гул от тысяч копыт:
   – Мои нукеры! Охрана!..
   Сочигель мельком взглянула на Чиркудая и съежилась, уставившись в одну точку впереди себя.
   Через час они увидели множество дымов над кострами, около которых сидели воины. Посреди скопления людей стояла одинокая юрта. Чиркудай дал команду ожидания. Тысяча остановилась. Взяв Вороную за повод, он проехал к юрте между вытянувшихся в струнку воинов четвёртой тысячи.
   Спешившись, Чиркудай подошел к Сочигель и протянул руки. Немного подумав, она решилась и позволила снять себя с лошади. В этот момент из юрты вышла Хоахчин. Старуха остановилась в десяти шагах от них и, стала рассматривать Сочигель, скрестив руки на животе.
   Поглядывая на Хоахчин, Чиркудай передал повод Вороной подскочившему нукеру, испугавшему своей прытью Сочигель. Потрепал по загривку Чёрного, не проявляющего никакого интереса к Вороной: очевидно, он чувствовал по запаху, что это его дочь. У полудиких степных лошадей очень сильно развиты родственные чувства.
   – Разбойник, – после долгого молчания, сделал вывод Хоахчин, продолжая разглядывать Сочигель. – Испугал девочку и радуется, – она качнулась на слабых ногах, и подошла к девушке. Осторожно обняла её за плечи, и повела к юрте, посматривая на Чиркудая.
   – Налетел, как какой-то южный арат, и украл. Не обращай на это внимания, – стала она успокаивать Сочигель, – он хороший. Только с виду хмурый, – и поманила её в юрту.
   Блеснув глазами в сторону Чиркудая и, улыбнувшись, Сочигель нырнула в дверной проём.
   Повернув голову, Чиркудай увидел внимательные взгляды нукеров четвертой тысячи, стоящих около костров. Он сделал знак – всем оставаться на местах, – взлетел на Чёрного и порысил к охранной тысяче, ожидающей его в двухстах шагах, от границы костров.
   Отъезжая от временного стойбища, он оглянулся на юрту и заметил выглянувшую из неё Сочигель. Нукеры четвертой тысячи, дождались, когда командир отъедет подальше, и вновь уселись у костров, поджаривая взятую с поход конину.
 
   Вернувшись в город, Чиркудай не спеша двигался по улицам, вспоминая, где находится зиндан. Охранная тысяча, распавшись на десятки, следовала за ним по пятам.
 
   Наконец, он узнал развалины дома, в котором прятался с Худу-сеченом после побега. Поодаль, стоял уцелевший после атаки его нукеров, забор, из заостренных кольев. Тюрьмой никто не интересовался. Ворота были закрыты.
   Чиркудай вытащил кошку, и метнул её на колья, вкопанные в землю. Зацепил забор и поддал пятками коня. Чёрный потянул, и без труда вырвал огромный пролет ограды. Дав команду ждать, он освободил кошку и въехал на большую площадь с десятками глубоких ям.
   Охраны не было, видно разбежалась от страха. Заглянув в одну из ям, Чиркудай увидел на её дне двух людей, жадно смотрящих вверх. Подумав, он махнул рукой и, указав нукерам вниз, приказал:
   – Вытащить всех.
   Воины быстро бросили кошки в дыры. Из них, цепляясь за верёвки, стали выползать на волю истощенные люди. Освободив настороженно молчавших узников, Чиркудай спросил у крайнего, где находится главная площадь.
   – Я проведу, – охотно отозвался молодой парень, и побежал перед всадниками на одну из улиц, которые сходились у тюрьмы лучами, словно стрелы выпущенные городом в одно место.
   Чиркудай рысью направился вслед за ним, прислушиваясь к гулу копыт первой сотни, за спиной.
   По дороге стали встречаться воины Эльдара, немилосердно стегавшие горожан плетками, очевидно сгоняя их по приказу принца на площадь. Но все, в том числе и воины Эльдара, увидев аратов, прижимались к стенам домов, с опаской посматривая на молча едущих всадников.
 
   На базарной площади было многолюдно, но тихо. Слышались лишь топтание с ноги на ногу нескольких тысяч испуганно сопящих людей. Их окружали воины принца. За конницей Эльдара Чиркудай увидел своих. Сделав знак охранной тысяче – дожидаться его – он проехал сквозь шарахающихся в стороны уйгуров к огромному зданию, около которого возвышался на коне Эльдар. Принц напряжённо молчал, ожидая, когда соберут побольше его будущих подданных. Увидев приближающегося Чиркудая, он гордо кивнул ему головой и осмотрел огромную толпу горожан.
   Чиркудай встал с ним рядом и, подвернув ногу, положил её попёрек седла, приготовившись смотреть, что будет дальше. Бессознательным движением вытащил из кармана короткий дротик для метания, и стал его вертеть в пальцах. Эльдар покосился на его занятие, прокашлялся и неожиданно, сорвавшись на фальцет, громко крикнул:
   – На колени!!! Негодяи!!!
   Толпа зашевелилась, но на колени не упала. Тогда в задние ряды ворвались воины принца и стали стегать всех подряд налево и направо, сбивая ногами неповоротливых подданных на землю. Наконец-то люди поняли, что от них хотят и повалились в пыль.
   Ветерком на площадь принесло дым от пожарищ, запах горелого мяса и еще какую-то вонь. Чиркудай не мог определить, что может так гадко пахнуть. Ему здесь ничего не нравилось. К уйгурам он испытывал стойкую неприязнь. И к их городу тоже.
   – Приведите мерзавцев! – уже нормальным голосом приказал Эльдар.
   Его воины стали выволакивать из какой-то базарной постройки богато одетых, но сильно помятых мужчин. Всего перед ним поставили двадцать пять человек.
   – На колени! – снова крикнул Эльдар, бешеными глазами впившись в лица пленников. И те сразу повалились на землю словно кули.
   Эльдар осмотрел всю многотысячную толпу негодующим взглядом и прокричал:
   – Эти негодяи, убили моего отца и думали, что будут править вечно на том троне, который по праву принадлежит мне! Но я пришёл! И сейчас свершится правосудие! – он махнул белым платочком, оказавшимся у него в руке.
   Воины выхватили сабли и стали ловко отсекать одну склоненную голову пленников за другой, которые с деревянным стуком падали на утоптанную землю. Чёрный, почуяв кровь, хрипло рыкнул, но лишь переступил с ноги на ногу.
   Покончив с врагами, Эльдар заорал на горожан, принявшись грозить всеми небесными карами. Затем он объяснил, что с помощью своего друга Темуджина, уничтожит любого, посягнувшего на его власть. Он говорил и говорил. Чиркудаю это надоело, тем более что у него внутри возникло какое-то сосущее чувство, манящее в юрту, в часе езды от города.
   Подав своим знак – уходим – он поехал в сторону охранной тысячи от заливающегося и оглохшего от своей речи Эльдара. Принц даже не заметил его исчезновения, как не заметил ухода аратских всадников.
   Отдав приказ выставить усиленный караул, Чиркудай спешился и вопросительно посмотрел на принявшего повод нукера. В лагере стояли две юрты. Воин пожал плечами, сделал удивлённое лицо и доложил:
   – Хоахчин сказала, чтобы мы поставили ей геру, – парень не хмыкнул, и не улыбнулся. Чиркудай заметил, что он воспринимает появление женщины у туменного, как нормальное явление.
   В юрте, при жёлтом свете китайского фонаря, сидела Сочигель и Хоахчин. Они его ждали. Сочигель была уже не в стареньком платье, а в красивом китайском халате – старуха постаралась.
   Зыркнув на Чиркудая, Хоахчин закряхтела и, поднявшись на ноги, направилась к выходу, устало пояснив:
   – Мясо в котле... Есть рис и кислое молоко, – мельком взглянув на посторонившегося Чиркудая, пробормотала: – Она знает, где и что, – и вышла.
   Чиркудай помедлил и, посматривая краем глаза на застывшую у стены Сочигель, начал снимать амуницию, развешивая всё на колышках, торчавших из обрешетки геры. Не торопясь, уселся у котла и стал есть. Но вкуса не чувствовал. Душа было в смятении. До Сочигель он никого не боялся, а сейчас трусил. И злился на себя.
   Он чего-то ожидал. Еда стала неприятной, и он прекратил жевать. Украдкой взглянул на девушку, встретился с ней глазами и, внутри, будто обдало горячей волной. Сочигель плавно отвернулась со странной улыбкой на губах.
   Вдруг Чиркудаю очень захотелось дотронуться до её руки, лежащей на колене, и он дотронулся. Сочигель слегка вздрогнула, как-то подобралась, но через некоторое время расслабилась, повернулась к Чиркудаю, посмотрела на него добрыми глазами и положила свою горячую руку сверху, на ладонь Чиркудая. Его бросило в жар.

Глава двадцать первая. Барс со сломанной лапой

   На следующий день от Газмана примчался гонец и доложил, что заместитель командующего взял второй город.
   – Уйгуры совсем не могут драться! – объяснял гонец, сидя у костра, недалеко от юрты Чиркудая. – Темуджин был прав – уйгуры не воины, уйгуры – купцы. У нас убито двое, тридцать два ранено, а у них полторы сотни убитых и тысячи раненых.
   Чиркудай, слушал рассказ бывшего человека длинной воли и думал, что у Темуджина действительно лучшая армия в Великой степи.
   Гонец замолчал, посматривая на туменного. Притихли поддерживавшие восклицаниями рассказ вестника, нукеры, окружавшие их. А Чиркудай пытался представить себе – как там в дома, в Степи? Началась война с кераитами и Джамухой, или нет?
   Отпустив гонца отдыхать, он велел ему сегодня же вечером возвращаться назад. Гонец встал на ноги, поклонился, и пошел к своей десятке, которая сопровождала его.
 
   В ожидании вестей от Эльдара Чиркудай взялся за обучение Сочигель верховой езде. Она не разговаривала с ним на улице, смущенно прячась от доброжелательных взглядов нукеров за плечо Чиркудая. Но в юрте, наедине с ним, и даже с Хоахчин, преображалась, становилась смешливой и разговорчивой. По ночам вспоминала про свою тяжёлую жизнь. Но не горестно, а всё время находила какие-то весёлые стороны у любых событий.
   Чиркудай впервые столкнулся с подобными рассказами. Субудей с Тохучаром больше язвили и кусали друг друга. А Сочигель вынесла из прошлого не только плохое, но и забавное. Слушая её, Чиркудай понял, что стал влюбляться в свою женщину.
   Оказалось, что ездить на лошади она совсем не умеет. Сочигель с опаской управляла послушной Вороной, и радостно смеялась, наблюдая, как лошадь подчиняется ей. Чиркудай заметил, что Вороной понравилось мягкое обхождение, которого она раньше не чувствовала ни от кого. Животное приняло свою наездницу за хозяйку.
 
   Они тренировались в версте от временного лагеря, переезжая с холма на холм. И были счастливы, что нашли друг друга. Чиркудай исподтишка посматривал на улыбающихся караульных, мимо которых они проезжали, ожидая увидеть язвительные выражения лиц. Но воины радовались за него. Не шушукались, улыбались открыто.
   На следующий день прибыл гонец от Джучи, и доложил почти то же самое, что вестник от Газмана. Уйгурию поставили на колени в три дня. Еще через два дня, утром, в лагерь прибыли оба трехтысячных корпуса. Чиркудай велел им устраиваться неподалеку и отдыхать, перед походом домой.
 
   Вечером, слушая рассказ Сочигель, грустную историю про двух влюбленных, Чиркудай услышал топот копыт чужих коней. Через некоторое время в притолоку постучал караульный и сказал, что прибыл Эльдар. Чиркудай вышел навстречу принцу и немного удивился, увидев какое у него стало суровое и надменное лицо. Взглянув на туменного, Эльдар улыбнулся, почти как раньше, вежливо, но не заискивающе. Он подошел к Чиркудаю на два шага и учтиво кивнул головой. Чиркудай холодно ответил на приветствие.
   – Ко мне прибыли посланцы из других городов моей страны с уверениями, что их правителем могу быть только я, – сообщил Эльдар.
   Чиркудай поколебался и пригласил принца в юрту.
   Увидев Сочигель, Эльдар не удивился, очевидно, ему доложили о Чиркудае многое, если не всё. Он вежливо кивнул головой Сочигель и Хоахчин. Старуха скривила губы, но не шевельнулась. Но все-таки Хоахчин потянулась к бурдюку и с неприязнью налила кумыса нелюбимому ею принцу.
   – Спасибо, – поблагодарил Эльдар, принимая чашку. – Уйгуры, как киданьцы, не пьют молока. Но, прожив десять лет в Степи, я привык к нему, – и он отхлебнул.
   Эльдар рассказал, что уже собирает караван из хорезмийских товаров для Темуджина. Загрузил сто телег железом, для киданьских и аратских кузнецов.
   – Кроме этого, я хотел бы лично отблагодарить непобедимого Джебе и хана Темуджина, – сообщил Эльдар и, поманив за собой Чиркудая, выбрался из юрты.
   Под светом лазурного вечернего неба, Чиркудай увидел на площадке между костров восемь обитых железом сундуков, под присмотром уйгурских воинов, которые негромко разговаривали с его нукерами.
   Эльдар настороженно посмотрел на воинов, вопросительно на Чиркудая и, решившись, велел открыть крышки. Первые четыре сундука были до половины забиты серебряными слитками, остальные – золотыми, и различными брошками, перстнями, цепочками, браслетами...
   – Два сундука с серебром и один с золотом, я отдаю тебе, – сокрушенно вздохнув, сказал Эльдар. – А два с серебром и три с золотом – Темуджину.
   Чиркудай согласно кивнул головой. Неожиданно Эльдара прорвало, он не мог не поделиться своей радостью, и стал многословно выражать благодарность Чиркудаю за совершенный им подвиг. Чиркудай терпеливо слушал болтовню принца, не вникая в смысл речи. Наконец уйгур выговорился и, попрощавшись, пошёл к ожидающей невдалеке свите.
   Усаживаясь в седло, Эльдар что-то прикинул в уме и сказал:
   – Джебе, передай Темуджину, что я навещу его весной. А пока буду наводить порядок.
   – Передам, – заверил Чиркудай, провожая взглядом тающий в вечерний мгле отряд уйгуров. Затем повернулся к сундукам. Воины равнодушно проходили мимо драгоценностей по своим делам. Для аратов, всю свою жизнь занимающимся обменом продуктов или примитивным грабежом юрт, одежды и скота, этот никчемный мягкий металл не представлял того интереса, какой был в цивилизованных странах.
   Посмотрев на открытые сундуки, в которых сверкали слитки, отражая пламя костров, он подозвал Газмана, в задумчивости стоявшего около его юрты.
   – Слушаю, Джебе-нойон, – подбежал к нему заместитель.
   – Поставь третью юрту, недалеко от этих двух. Прикажи воинам спрятать там сундуки и выставь охрану.
   Газман хотел сорваться с места и исполнить приказ, но Чиркудай остановил его жестом, и замер на секунду, обдумывая, как объяснить заместителю дальнейшие действия. Наконец решившись, сказал:
   – Завтра пересчитаешь всё, что в них лежит. Я знаю, что у меня в тумене есть двое, умеющие читать и писать. Возьмёшь их...
   – Грамотеев у нас трое, – поправил Чиркудая Газман. – Один ойрат. Он был в уйгурском полку, у принца Эльдара. Вчера, попросился к нам. Эльдар его отпустил. Я справлялся, относительно ойрата у принца, поэтому принял его.
   Чиркудай согласно кивнул головой: у него с заместителем уже давно существовала договоренность, что решать текущие проблемы тот может сам.
   – Хорошо, возьми трёх грамотеев. Пусть всё запишут на бумаге.
   Но Газман не побежал исполнять поручение. Чиркудай вопросительно посмотрел на него. Помявшись, заместитель обронил:
   – Я не могу заниматься серебром и золотом...
   – Почему?
   – Я пять лет провел в Китае. Работал на полях. Но у крестьян батрачил не долго. Два года. Украл у хозяина серебро. Меня поймали. Полгода сидел в клетке. Сумел убежать и попал к линь гуй, лесным дьяволам. Это – китайские разбойники. Побродяжничал с ними и сумел перебраться домой. Потом попал к людям длинной воли, – Газман тяжело вздохнул. – Не могу я после этого смотреть на серебро, – он поднял склоненную голову и открыто посмотрел Чиркудаю в глаза.
   – Боишься, что украдешь? – поинтересовался Чиркудай.
   – Нет, – мотнул головой Газман. – Я ненавижу драгоценности!
   Чиркудай помолчал, обдумывая признание заместителя. Через минуту он спросил:
   – Кому из нукеров ты можешь поручить охрану сундуков?
   – Я думаю, что с этим справиться тот самый ойрат, который служил у Эльдара, – задумчиво проговорил Газман. – Он и у принца был писарем... Как воин он – так себе.
   – Поручи это дело ему, – согласился Чиркудай. – И пусть вместе с ним охраняет и перевозит сундуки та десятка, в которой он числиться.
   Газман сорвался с места и побежал в темноту.
   – Подожди, Газман, – остановил его Чиркудай. – Поставь на охрану сундуков не десятку нукеров, а сотню.
   – Слушаюсь, Джебе-нойон, – донеслось из темноты.