Менбек Влад. Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана

   – Как только снег стал выпадать...
   – Вы с ними жили? – вставил вопрос Субудей.
   – Да.
   – Долго?
   – Нет, – отрицательно качнул головой Белобров: – Меньше месяца.
   – И ты успел выучить их язык? – с недоверием поинтересовался Субудей.
   – Я с ними и раньше встречался. Они уже два года, как от вас бегут.
   – Почему от нас? – подал голос Джучи, прожевав мясо.
   – Больше не от кого, – Белобров показал куском мяса на множество костров, разведенных нукерами на опушке леса: – Вас вон сколько. Вы дружные.
   – Если не проведёшь нас к ним... – жестко начал Чиркудай, помедлил и, ничего не добавив, впился зубами в мясо.
   Белобров покосился на хмурого командира, и, зло прищурившись, бросил:
   – Я смерти не боюсь.
   Чиркудай молча жевал, не желая ничего дополнять.
   Разбойник ухарски ухмыльнулся и неожиданно добавил:
   – А ещё раньше меркиты могли пойти к реке Иргиз, за которой живут кипчаки и половцы. Но это далеко.
   – Поведешь и туда, – отчеканил Чиркудай. – Если останешься жив.
   – Убьёте? – бесшабашно усмехнулся Белобров.
   – Сам умрешь.
   – А если выживу?
   – Тогда пойдём дальше вместе.
   Белобров задумался и неуверенно спросил:
   – А мои товарищи?
   – Если выживут, останутся, – пообещал Субудей. – Нам нужны лихие люди из этих краев.
   Белобров понимающе улыбнулся:
   – Хотите начать войну?
   – Нет, – обрезал Чиркудай. – Хотим узнать, кто здесь живет и кто здесь правит.
   Белобров недоверчиво помотал головой, но больше ничего не спросил.
   Марш-бросок к долине между реками Ишим и Нура длился двенадцать дней. На тринадцатый, передовые разведчики обнаружили большое стойбище меркитов, окружённое по периметру арбами и повозками. Троих меркитов, ушедших далеко от стойбища, разведчики притащили в лагерь. Пленные зло визжали и не хотели ничего говорить. Но когда китайский палач вставил им палочки между пальцев и стал давить до хруста в костяшках, меркиты рассказали, что надеются на подмогу от кипчаков и половцев.
   И еще одну неожиданность преподнес пленный: из далекого Хорезма в эти степи направляется большое войско Мухаммед-шаха, который очень разозлился, узнав, что в пределы его влияния вторглись дикари с востока. Он ненавидел неверных, не поклоняющихся его Богу Аллаху. Уничтожал их везде, где встречал.
   – Значит, поход Мухаммед-шах организовал не для того, чтобы спасать меркитов от нас? Они же тоже неверные? – с усмешкой заметил Субудей и, взмахнув рукой, отдал приказ отрубить головы допрошенным пленникам.
   – Ему всё равно с кем воевать, – согласился Чиркудай. – Непонятно одно: почему он не уничтожает меркитов? Принимает в своем султанате?
   – Наверное, хочет обратить их в свою веру? – предположил Джучи.
   – Может, оно и так, – пробормотал Субудей и, подняв единственный глаз на Чиркудая, спросил: – А если он хочет встретиться с нами для того, чтобы показать, какой он сильный? Или померяться силой?
   – Мы не можем с ним воевать, – напомнил Чиркудай: – Темуджин запретил нам это.
   – Тогда побьём меркитов, поговорим с местными жителями, и вернемся назад, – обозначил дальнейший план Субудей, и поманил к себе Белоброва, сидящего у соседнего костра.
   Русич степенно подошел к этому хитрому барсу со сломанной лапой, как говорили о монголе его товарищи, и молча остановился напротив. Было заметно, что он покорился и, уже не боялся за свою жизнь, хотя видел, как только что, между делом, Субудей велел отрубить головы людям.
   – Это последнее стойбище, или дальше тоже есть? – поинтересовался Субудей.
   – Они шли сюда даже не два года, а больше, – неторопливо, стал рассказывать Белобров: – Я пришел в эти места всего два года назад. Но среди нас есть люди, которые обитают тут уже десять лет. И они говорят – меркиты начали приходить сюда уже давно.
   – Значит, кроме этого становища есть и другие? – допытывался Субудей.
   – Я говорил, что они могли осесть на берегах Иргиза, – напомнил Белобров. – Ближе, кроме вот этого стойбища, их нет. А ещё какая-то часть ушла в Хорезм, и они, наверное, напугали там Мухаммеда своими рассказами. Поэтому он идет на вас.
   – Ты хитрый, – прищурился Субудей: – Хорошо соображаешь.
   – Поэтому ещё жив, – буркнул Белобров.
   – Нам нужно посмотреть на Мухаммеда! – с азартом произнес Субудей, обращаясь к Чиркудаю и Джучи.
   – Темуджин запретил! – отрезал Чиркудай.
   – Я не говорю – воевать, только – посмотреть!
   Чиркудай с Джучи задумались. Наконец Джучи поднял глаза и сказал:
   – Посмотреть нужно.
   – Согласен, – после раздумья, кивнул головой Чиркудай, и, подманив пальцем гонца, приказал: – Собери командиров тысяч, будет совет.
   – Да, – подтвердил Субудей: – Нужно подумать, как побыстрее смести стойбище меркитов, – взглянув на стоявшего неподалеку Белоброва, спросил: – Ты будешь бить меркитов?
   – А потом? – поинтересовался русич.
   – Что потом? – удивился Субудей: – Если пойдут все твои друзья, то вы возьмете у меркитов хороших коней и оружие.
   – А если откажемся?
   – Вы станете лишними – много знаете, – резко сказал Чиркудай.
   – Мы одни на них пойдём? – спросил Белобров.
   – С нами вместе, – бросил Чиркудай и махнул рукой, приказывая, чтобы русич шёл к своим и рассказал им о принятом решении.
   О киргизах монголы даже не вспоминали, потому что примкнувшее к ним лесные люди не подходили без зова, поняв, по каким законам и правилам живут воины Чингизхана.
   Белобров опустил голову и пошел к своей ватаге. Он понял, почему те, кто знали гогов-могогов, боялись их хуже дьявола. Нет, не за жестокость и беспощадность, а за железную хватку. Если они сумели уцепиться хоть за коготок, то всей птичке пропасть. И еще: эти гоги-могоги, или как они себя называют – монголы, никогда не бросали начатое дело. И для них не существовало слово – невозможно.
   На курень меркитов налетели оба тумена, с двух сторон. Все произошло быстро, а для меркитов, неожиданно. Нукеры моментально разодрали кошками завалы из арб и телег, и вломились в стойбище, разрубая саблями выбегающих на улицу мужчин, стариков и женщин направо и налево. После основного погрома, всех мужчин приставили к тележной оси и отсекли головы, которые были выше отметки. Затем собрали всю орущую толпу из женщин и детей в кучу и велели им грузиться на повозки, приставив к каравану тысячу воинов из полка Джучи. Вечером отправили обоз из оставшихся в живых меркитов в Монголию.
   – Они не все доедут, – хмуро сказал Белобров Субудею, наблюдая за исчезающим в сумерках караваном.
   – Лучше бы они вообще не доехали, – хрипло усмехнулся Субудей. – Нам достаточно их кошм от юрт, одежды и оружия, – и посмотрев на помрачневшего Белоброва, язвительно спросил: – Что ты о них печёшься? Тебе повезло. Ты весь обвешан их оружием. Хорошо убивал. А вот половина твоих друзей погибла.
   – Я убивал в бою, – буркнул Белобров, помялся и добавил: – А так... Не по-человечески это...
   – Ничего, – негромко, будто для себя, сказал Субудей: – Если они умрут без пролития крови, то в следующий раз, родившись на земле, будут жить лучше прежнего.
   – А в бою кровь не льется? – не унимался Белобров.
   – Погибнуть в бою – святое дело, – пояснил Субудей. – Погибшие в бою, даже если пролилась их кровь, вернутся назад. А вот без войны кровь проливать на землю нельзя, это конец земного пути. Поэтому мы и отсекаем головы после победы, равняя по тележной оси тех, кто должен остаться по ту сторону жизни навечно.
   – Странные у вас обычаи, – пробормотал Белобров.
   Но Субудей его услышал и усмехнулся:
   – У нас правильные обычаи. Честные. А вот у вас – нет. Вы можете зарезать человека даже без войны, просто так.
   – Просто так мы не убиваем, – возразил Белобров. – Может быть, когда грабим, или когда поругаемся. А если кровя пускаем злыдню-князю, то за правое дело.
   – Вот видишь, – скривился Субудей: – У вас поднимается рука даже на вашего господина.
   – Так если он кровопийца!..
   – Он выполняет предначертания своей судьбы, – начал Субудей, – поэтому должен держать своих нукеров в чёрном теле. Они-то не родились князьями!..
   Белобров помолчал и продолжил начатую тему:
   – Мне кажется, что безразлично как умирать: все равно, смерть, она и есть смерть.
   – Разница есть, – наставительно произнёс Субудей и, тронув коня, двинулся за туменами, пошедшими на восток. Но приостановился, повернулся назад, и громко сказал отставшему русичу: – Мы живем на этой земле не один раз. Но каждый раз по иному, потому что учимся новому в прошлых жизнях.
   Белобров непонимающе покрутил головой и поехал следом на хорошем коне, отнятом у меркитов. Он неплохо показал себя во время нападения, поэтому за ним ослабили наблюдение, стали больше доверять, но не как своему, а как чужаку, затесавшемуся в единую стаю. Монголы Чингизхана четко делили всех людей на своих и чужих. Киргизы, например, для них не были чужими, но и до своих не дотягивали.
   Спустя пятнадцать дней морозы ослабли, солнце стало подниматься выше, от него повеяло теплом. Приближалась весна. Снег почернел и покрылся ледяной коркой. Но широко-копытным лохматым коням, которые не знали подков, ледяная корка ноги не резала.
 
   В один из таких солнечных дней нукеры поймали еще несколько охотников-меркитов и одного кипчака. После пыток пленные рассказали, что на северо-востоке за рекой Тургай прошлой осенью остановился большой меркитский род, образовав курень. Еще они говорили, что из этого селения купцы ходят с караванами в Хорезм, продают там шкуры белок, соболей, лисиц и волков, а покупают материю и оружие.
   Ещё через несколько дней разведчики Чиркудая нашли этот курень и притащили зазевавшегося чабана. От него узнали, что к реке Иргиз на самом деле приближается громадное войско Хорезм-шаха Мухаммеда. Он сказал, что армия мусульман большая: десять туменов. По дороге она увеличивается. К Мухаммед-шаху примыкали кипчаки-мусульмане, считая этот поход священным.
   – Если это армия, то нам будет тяжеловато, – рассуждал Субудей вечером около костра: – А если это толпа, то воевать не будем, – при этом Субудей с усмешкой поглядывал на молодого русича, из банды Белоброва, и тоже хорошо показавшего себя в бою с меркитами, поэтому свободно ходившего по лагерю.
   А русич, ещё безусый, но широкоплечий и отчаянный, не раз видел, как из железной колесницы Субудея на некоторое время выбралась маленькая китаянка. Очевидно, она ему понравилась, или он заскучал по женщине, поэтому парень ходил у колесницы, описывая круги. Но старался, делать это незаметно.
   Проследив взгляд замолчавшего Субудея, Чиркудай и Джучи тоже исподтишка стали следить за парнем. Они то знали, чем кончаются такие хождения для чужаков.
   Сделав еще один круг, паренек оказался в восьми шагах от колесницы и остановился, не подозревая, что за ним наблюдают. Он помахал рукой, стараясь привлечь внимание китаянки, или таким образом хотел вызвать её наружу.
   Чиркудай оглянулся и заметил, что действия русича не остались без внимания его соплеменников, в том числе и Белоброва.
   Потоптавшись, паренек сделал ещё шаг, свой последний в этой жизни шаг. Сырой воздух разорвал визг стрелы, которая впилась русичу в шею. Он схватился за горло и стал с хрипом и мычанием заваливаться навзничь. Белобров вскочил на ноги, как и его сородичи, увидев, что паренька кто-то подстрелил.
   Утробно хекнув, парень упал на тёмный снег, подергал ногами и затих.
   Ни Субудей, ни Чиркудай, ни Джучи, ни какой другой монгол даже не шевельнулись. А русичи стали хвататься за шашки, озираясь по сторонам, ожидая нападения. Но через некоторое время они поняли, что их сородича убила китаянка из колесницы через узкую щель под крышей. Они присели на корточки у своего костра, стали зло переговариваться. А Белобров не выдержав, подошел к костру туменных и в сердцах спросил:
   – Зачем же так?! Ведь он не хотел ничего плохого?..
   Чиркудай, даже не посмотрев на разбойника, повернулся к Джучи и негромко, но нехорошим голосом сказал:
   – Я говорил тебе, что они лишние.
   Джучи промолчал. Но подал голос Субудей:
   – Пусть поживут с нами еще немного и, если ничего не поймут, то мы пустим их под нож.
   – Нас так просто не возьмёшь!.. – зло прошипел Белобров, положив руку на рукоятку шашки.
   Субудей посмотрел на него сонным глазом и пробормотал:
   – Сейчас ты находишься от своей смерти на толщину твоего пальца.
   Белобров хмуро смотрел на кривого туменного, не понимая, о чем тот говорит.
   – Тебе стоит лишь на один палец вытащить клинок из ножен – и ты будешь лежать, как он, – и Субудей показал головой на уже затихшего, в развороченном ногами и руками снегу, молодого русича.
   Белобров, медленно успокаиваясь, неторопливо снял руку с эфеса.
   – Можно было просто сказать, предупредить, – угрюмым голосом пробурчал он.
   – Как его предупреждать? – удивился Субудей. – Это и есть для всех вас предупреждение, – туменной чихнул и потряс головой: – Сыро, – повернулся к караульному: – Подкинь еще в костер дров, – и вновь посмотрев на Белоброва, неторопливо продолжил: – У нас предупреждают именно так, а наказывают гораздо хуже. Для чужих существует лишь одно наказание за любой проступок – это длинная смерть. Своих хан еще может помиловать и выкинуть голыми на мороз или выгнать вообще из Монголии.
   – Но это же... – пробормотал Белобров.
   – Это правильно, – хрипло усмехнулся Субудей. – Если будешь исполнять законы, то не накажут, – и махнул рукой, отгоняя его, как муху: – Ты мне надоел!..
   Разбойник насупился и пошёл к своим. Русичи собрались в тесный кружок и о чем-то шептались.
   – Сегодня они побегут, – уверенно сказал Чиркудай, когда Белобров отошёл достаточно далеко.
   – Лучшие останутся, – философски заметил Субудей. – А остальных не жалко. Только нужно предупредить нукеров, пусть используют плохие, меркитские стрелы, чтобы не вытаскивать, – и он мельком взглянул на гонца, сидевшего неподалеку.
   Нукер вскочил на ноги, поклонился и сказал:
   – Я сейчас передам приказ командирам, – развернулся и убежал.
   А русичи толклись у своего костра, очевидно споря: можно оттащить своего собрата от места гибели или нет. Но никак не могли решиться подойти к опасной колеснице.
   – Пойдут или нет? – с вялым любопытством произнес Субудей.
   – Не подойдут, – хмуро сказал Джучи: – Они боятся.
   – А тебе Джучи-нойон его жалко? – поинтересовался Субудей, строго посмотрев на принца.
   – Можно было обойтись без смерти, – тихо пробормотал Джучи.
   Субудей криво усмехнулся, и с кряхтением поднявшись на ноги, медленно побрел к своей колеснице. Но на пол дороге остановился и ответил Джучи:
   – Можно было обойтись и без войны, но она без нас не обходится, – помедлив, он пригласил Джебе и Джучи: – Заходите ко мне. Моя женщина натопила жарко. Будем пить чай, играть в шахматы...
   – Я буду спать, – отказался Чиркудай и улёгся на толстые кошмы у разгорающихся сучьев, подброшенных в костёр караульными. Завернувшись в волчью шубу, он бездумно смотрел на языки пламени, пляшущие на скручивающейся коре, и прикрывал глаза ладонью от искр, которые с треском разлетались из костра.
   Джучи ничего не ответил, молча последовав примеру Чиркудая. Субудей хмыкнул и полез в услужливо открытую китаянкой дверь. Русичи притихли, дожидаясь темноты, чтобы убежать, а если повезет, то и убить кого-нибудь из гогов-могогов. Но за ними наблюдали десятки внимательных глаз.
   Утром гонцы доложили туменным, что сорок восемь русичей подстрелили у опушки. А восемь остались у костра.
   Чиркудай поднял войско и, построив тумены в колонны, приказал двигаться к реке Тургай, приказав Белоброву показывать дорогу, который тоже остался.
   Туменные качались в седлах, посматривая на угрюмо молчавшего проводника, ехавшего в десяти шагах впереди. Остальных семь русичей поместили в середину войска.
   Через час Субудей не выдержал и спросил:
   – Почему не побежал?
   Белобров долго молчал, потом ответил не оглядываясь:
   – Знал, что бестолку. Ваше войско очень хорошее.
   Субудей хрипло захихикал:
   – Ты ещё не знаешь, насколько оно хорошее, – и поддав пятками своего Серого, поравнялся с русичем: – Но ты не ответил на мой вопрос?..
   Белобров прокашлялся, посмотрел на лес слева и неторопливо начал:
   – Я знаю, что вы пришли сюда не просто для того, чтобы прогуляться. Вы посмотрите здесь всё, а потом приведете еще больше нукеров, – он помедлил и нехотя объяснил: – Наши пути пока что идут рядом. Я убежал от своего князя-упыря, который живьём сжёг всю мою семью. Да и остальные, кто остался, такие же, как я.
   – Ты хочешь отомстить? – спросил Субудей.
   – Хочу! – зло бросил русич.
   – А мы не будем воевать с вашим народом, – захихикал Субудей: – Как ты отомстишь?
   – Будете, – буркнул Белобров. – Наши князья всё время с кем-нибудь воюют. С вами тоже будут.
   – А кто был твой князь?
   – Велемир. Это он приказал сжечь моих родичей... Жену, сына... Он виноват...
   – И много у него воинов? – поинтересовался Субудей.
   – Много, – вздохнул Белобров: – Больше, чем у вас.
   – А ваш князь не иудей? – допытывался Субудей.
   – Ты хочешь сказать: не еврей ли?.. – удивился русич и с усмешкой покрутил головой: – Нет... Он тоже русич.
   – А какая у него вера? – не отставал Субудей.
   – Известно какая – христианская. Православная.
   – Значит, он поклоняется иудею Христу?
   Белобров даже остановился от неожиданности. Но, заметив, что войско движется на него сзади, тронул коня.
   – Я и не знал, что вы знаете о Христе... А ведь Иисус Христос действительно иудей. И ему поклоняется много разных народов.
   – И ты ему поклоняешься? – продолжал допрашивать Субудей.
   – Я – нет, – твердо ответил Белобров: – У меня есть Семаргл – Бог войны. Вот ему я и молюсь. А те семеро, что остались вместе со мной, православные.
   Субудей помолчал, что-то обдумывая. Оглянулся, посмотрел на едущих позади Чиркудая, Джучи, прислушивающихся к их разговору, и снова спросил:
   – На Руси иудеи есть?
   – Кажется, есть... – неуверенно ответил Белобров. – Но, немного.
   – И чем они занимаются?
   – В основном торгуют или одежду шьют.
   Субудей приотстал и, посмотрев на Чиркудая, уверенно сказал:
   – Я говорил Темуджину, что здесь иудеи завоевали души людей, а государством они не правят.
   – Давно это было, – подал голос Чиркудай: – Может быть, всё изменилось.
   Белобров покосился на командиров и по его лицу было видно, что он ничего не понял. Но спрашивать не стал. Очевидно, решил, что со временем всё само прояснится.
   Через три дня они наткнулись на большой меркитский курень между реками Тургай и Иргиз. Белобров сказал, что отсюда недалеко до Волги, а там – Русь. Но Субудей никак не отреагировал на его слова.
 
   Целый день два тумена крушили кистенями и секли мечами огромное количество людей в меркитском курене. В живых не оставили никого. Слишком далеко была Монголия, чтобы посылать караван. Взяли лишь баранов и коней.
   Оттащив кошками трупы подальше от куреня, по затянутым весенним ледком лужам, воины с удовольствием заселили меркитские юрты. Они соскучились по запаху кошмы и кизячному дыму в очаге. Гер было мало. Хватило всего для половины войска, для одного тумена. Договорились ночевать в них по очереди. Туменные решили устроить большой отдых, перед дальней дорогой домой.
   И ещё они хотели дождаться мусульман. Всем не терпелось посмотреть на орду Мухаммед-шаха из-за сопок. А войско Хорезм-шаха почему-то запаздывало. Но Чиркудай, Субудей и Джучи не торопились, Монголия далеко, всё равно они доберутся до родины не раньше, чем зимой.
 
   Однако, в тот вечер, когда солнце село за холмы, ночь не наступила. Небо продолжало светиться зеленым огнем с проблесками красного. Это длилось трое суток. Нукеры с любопытством смотрели на небо, гадая, почему оно горит.
   А когда собрались уходить, плюнув на Мухаммед-шаха, разведчики донесли, что передовые отряды мусульман окружают их, стараясь охватить лагерь полумесяцем.
   – Дадим бой? – с ухмылкой спросил Субудей у Чиркудая и Джучи.
   Оба туменных отрицательно покачали головами. А Чиркудай заметил:
   – Такой азарт должен был исходить от Джучи-нойона, а не от тебя. Темуджин неправильно сказал, что мы с тобой должны наставлять Джучи. Наоборот нам с Джучи-нойоном приходится наставлять тебя.
   – Мои нукеры совсем скисли, как старое кобылье молоко, – хмыкнул Субудей.
   – Им не хватило меркитов? – спросил Чиркудай.
   – Это было не сражение, а резня, – Субудей неприязненно сморщился: – Сражались с баранами. Баловство...
   – Войны не будет, – твердо сказал Чиркудай. – Наши купцы торгуют в Хорезме. После сражения всё это может прекратиться, и купцам не поздоровится. Я поднимаю тумены. Будем выходить из окружения, пока они оставили нам проход на востоке, – и он выбрался из юрты, которая раньше принадлежала нойону меркитов.
   Но было уже поздно – разведчики сказали, что кольцо замкнулось. Субудей, услышав это, скривил лицо в радостной улыбке и весело сказал:
   – Темуджину объясним, что у нас не было другого выхода.
   – Посмотрим, – буркнул Чиркудай и приказал построиться всем нукерам.
   Вечером стало известно, что наиболее уязвимым местом в орде Мухаммеда оказалась его ставка, где он велел поставить зеленый шатер. Туменные решили не рисковать нукерами и не прорываться ночью. Переночевав в бывшем курене меркитов, командующие по утру въехали на сопку, с которой был виден шатер шаха.
 
   Охрана Мухаммеда находилась на соседнем холме. А между ними в низине протекал ручей с талой водой, петляя по овражку, вгрызаясь в блестевшие под лучами солнца пласты ноздреватого льда.
   – Пойдём здесь, – Чиркудай показал рукой вдоль холма, где находилась ставка Мухаммеда: – Прорвемся колонной и уйдем.
   – Нам придется делать круг, – задумчиво сказал Газман, стоявший рядом с туменными. – Путь домой преградил хороший воин со своими барсами пустыни – сын Мухаммед-шаха Джелаль эд-Дин.
   – А я хочу посмотреть на Мухаммед-шаха, – заявил Джучи и вопросительно взглянул на Чиркудая.
   Его тут же поддержал Субудей:
   – Я тоже хочу посмотреть на него.
   Чиркудай поколебался и решил:
   – Хорошо. Пойдем через холм. Но нужно постараться убить мусульман как можно меньше.
   – Я распоряжусь, – откликнулся Газман, разворачивая своего коня назад, к войску, стоящего у подножия холма. – Передам этот приказ всем командирам! – крикнул он на ходу.
 
   Через час Чиркудай поднял руку вверх, приказывая обоим туменам приготовиться, и показал на холм с шатром владыки государства Хорезм.
   Над землей покатился глухой гул от множества конских копыт, и из-за сопки вырвалась голова колонны. Чиркудай наблюдал за телохранителями Мухаммеда, засуетившихся на холме, хватающих копья и сабли. Но, увидев громадную лавину войск, охрана стала прыгать на коней и улепётывать в степь, бросив своего повелителя на произвол судьбы.
   Монголы шли как таран, перед которым уже не было никакого препятствия, кроме шатра и нескольких человек, бегающих около него. Передовая тысяча остановилась, не доехав двадцати шагов до вершины, и расступилась, образовав коридор, по которому неспешной рысью проехали Джучи, Чиркудай и Субудей.
   Поднявшись к помятому при поспешном бегстве шатру, с полоскающимся на ветру, оторванным куском зеленого шелка, туменные увидели двух мусульман. Один из них, старик в белой чалме, другой – помоложе, в зелёной. Старик стоял на коленях, уткнувшись носом в землю, а молодой лишь наклонился, косясь на косматых дикарей в звериных шубах.
   – Кто Мухаммед? – громко спросил Джучи.
   – Его нет, Великий хан! Его нет! – почти закричал старик по-монгольски с сильным и непонятным акцентом, стукаясь лбом об землю.
   – А где же он?
   – Он ускакал словно ветер, как только увидел вас, – продолжал кланяться старик.
   Чиркудай прищурил глаза и, посмотрев вдаль, увидел на горизонте несколько всадников, удирающих от них к огромной массе пехотинцев с копьями или палками. Войско Мухаммеда приближалось.
   – Это войско Хорезм-шаха? – поинтересовался Чиркудай у старика.
   – Это часть войска, – услужливо сказал старик, и, порывшись за пазухой, вытащил серебряную пайзцу со змеей, стоящей на хвосте. – Я верный раб Чингизхана, – сказал он, протягивая ярлык двумя руками Джучи: – А ты его сын. Я тебя видел в Каракоруме, когда приходил с товарами.
   Чиркудай переглянулся с Субудеем и стал ждать, что предпримет Джучи. А дико кричащая толпа приближалась, размахивая различным оружием. У некоторых над головой сверкали сабли.
   – Возьмите меня с собой, – захныкал лазутчик, – и вот этого юношу, который очень полезен. Я боюсь, что Мухаммед-шах стал подозревать меня, да проклянет его злой Иблис и посадит на кол.
   Джучи вопросительно посмотрел на туменных.
   Субудей отрицательно покачал головой, Чиркудай тоже молча отверг просьбу шпиона. Заметив это, старик завыл:
   – Окончились мои дни!.. Не успеете вы отъехать на один фарсанг, как Мухаммед-шах лишит меня головы.
   Чиркудай молча вытащил нагайку из седельной петли и несколько раз сильно стегнул завопивших от боли старика и юношу, стараясь попасть по щекам.
   – За что ты нас так наказываешь? – Ещё громче завыл старик, стараясь закрыться руками от плетки.
   – Ты хочешь, чтобы тебе поверил Мухаммед? – спросил Субудей.