Страница:
Наконец разведка закончилась, и Мстислав, злой из-за разгрома, и устав от этого гиблого похода, сделал обманный выпад, показывая, что хочет чиркнуть кончиком меча по голове степняка. Но тут же вернул оружие назад и вниз, думая подрубить ему ноги.
Чиркудай сразу заметил, что Мстислав не очень сильно переместил центр тяжести, когда рубил голову, и поэтому ожидал рубящий удар по ногам. Он без труда отклонился от меча, а затем просто перепрыгнул через свистнувшее у колен широкое лезвие. И сразу же упал на бок, в свою очередь, резко секанув кагана по ногам.
Однако и Мстислав тоже был знаком с этим приемом, и, перепрыгнув через свистнувшую саблю Чиркудая, тоже упал на бок, пытаясь рубануть лежащего монгола вдоль тела. Чиркудай успел откатиться от кончика его меча на толщину пальца и, сделав сильный мах ногами в воздухе в виде ножниц, как его учили в Шаолине, вытащил самого себя на голову, всей движущейся вверх массой тела. Простояв на голове мгновение, он моментально сломался в поясе, и оказался на ногах. Это трюк был проделан за доли секунды.
Мстислав поднялся на ноги чуть-чуть позже Чиркудая, но другим приемом: он резко поднял прямые ноги вверх, и, опрокинувшись на спину, перекатился через голову и тоже оказался в стойке.
Чиркудай одобрительно кивнул головой. А Мстислав, оценив умение монгола, удивленно приподнял брови, и нервно оскалил зубы в хищной улыбке.
Они оба были мастерами высокого класса.
Ещё несколько раз противники сближались, скрещивали мечи, и расходились, не пытаясь рубиться. Лишь проводили каскады обманных движений. Но ни один из них не попал в ловушку, устроенную другим. А нукеры из сотни, поняв, что обнаружены, встали во весь рост, и внимательно наблюдали за поединком, не приближаясь к дуэлянтам.
За пять минут Чиркудай понял, что такого соперника, он ещё не встречал. Изловчившись, проведя несколько серий ложных выпадов, Чиркудай выхватил второй клинок из-за спины и, сумел-таки, поставить их в скрещенный блок, под верхний удар прямого меча русича, а затем, с проворотом вывернул, из рук Мстислава оружие, с которым тот так легко управлялся.
Двуручник русича воткнулся в землю, и гибко закачалось, тонко и хищно зазвенев. Монголы охранной сотни радостно заулюлюкали. Чиркудай властно махнул рукой, враз остановив их веселье. Он подошёл к мечу противника, заметив краем глаза, как Мстислав выхватил из сапога длинный кинжал. Чиркудай метко вогнал свою простую саблю в ножны за спиной, оставив в руке императорскую, взялся за рукоять клинка русича, вытащил из земли и взвесил. Меч был тяжёл, но не настолько, как выглядел. И сталь была отличная, не хуже, чем у имперского клинка.
Полюбовавшись оружием, Чиркудай искоса взглянул на приготовившегося к дальнейшей схватке Мстислава, и отрицательно покачал головой. Метко бросив меч, он вогнал его в землю между ног князя. Пронаблюдав за русичем, выдернувшим меч из песка, и прячущего кинжал в сапог, Чиркудай точным движением отправил и императорский клинок в ножны за спину.
Мстислав постоял немного в раздумье и медленно вогнал свой меч в ножны на бедре.
Взглянув ещё раз на князя, Чиркудай мотнул головой в сторону лодок, показывая, что Мстислав свободен. Князь некоторое время с любопытством смотрел в лицо дикаря, одолевшего его, лучшего бойца на Руси, и, едва заметно, поклонился ему как мастеру. Чиркудай ответил на его поклон. После этого Мстислав уже спокойно пошёл вниз, к воде, позвав за собой дружинников.
Они что-то крикнули лодочникам, и одна ладья приблизилась к берегу. Только тут Чиркудай заметил, что на воде плавают всего пять стругов с гребцами, а несколько десятков лодок утоплены недалеко от берега. В их бортах чернели рваные дыры.
Одна из ладей подошла, медленно, крадучись, готовая при малейшей опасности уйти на середину реки. Но Мстислав спокойно, не оглядываясь, ступил в неё. За ним торопливо прыгнули его дружинники, и лодочники налегли на весла, стараясь отойти от берега как можно дальше.
Позади себя Чиркудай услышал конский топот, оглянулся и увидел слева Субудея с охранной сотней, а справа – Тохучара.
Чиркудай уселся на краю обрывчика, заросшего осокой. Перед ним желтела полоса речного песка. Он задумчиво взирал в отплывающие лодки. На одной из них кто-то поднял лук и хотел выстрелить в сторону монголов, но тут же получил оплеуху от одного из дружинников Мстислава. А секундой позже, воздух над головой Чиркудая взвизгнул, и все лодки покрылись шипами, как еж иглами. Это дали залп три охранных сотни туменных. Но в людей не целились. Стрелы впились в борта и в толстые весла. Лодочники пригнули головы и стали торопливо грести, чтобы уйти подальше.
Мстислав даже не оглянулся на визг стрел, и их стук в борта и весла. Он стоял на носу струга и глядел вперед, думая тяжелую думу. Очевидно, князь понял, что русичи столкнулись не с крикливыми половцами, или театрально кичащимися своей яростью кавказцами, они встретились с самыми сильными противниками, которых когда-либо видела Русь.
– Я все видел! – восторженно сказал Тохучар издали.
– Отпустил? – спросил у Чиркудая Субудей, с пыхтением усаживаясь рядом.
Чиркудай промолчал.
– Зачем? – удивленно поинтересовался Тохучар, примащиваясь с другой стороны.
– Пусть знают, что мы не дикари, – негромко ответил Чиркудай.
– Что это даст? – удивился Субудей.
– В следующий раз они будут с нами разговаривать на равных.
– Ты думаешь, что будет следующий раз?! – спросил потрясенный ответом Тохучар.
Но почему-то на этот вопрос ответил Субудей:
– Я думаю, что Джебе прав. Мы еще встретимся, – и он хихикнул: – Однако я приготовил им сюрприз. Кроме уважения к нам, мы им оставим страх о нас.
– Придумал что-нибудь новенькое? – усмехнулся Тохучар, наблюдая, как струги, выйдя на середину реки, очевидно, поймали попутный ветер идущий с низов, против течения, и тут же обросли красными парусами, словно крыльями.
– Красиво, – хмыкнул Субудей и, поднимаясь на ноги, спросил: – Ты его победил?
– Да, – кратко ответил Чиркудай, и пошёл к своей тысяче, выбравшейся из овражка.
А вечером они пировали вместе с десятками тысячников и сотников на помосте из досок и бревен, под которые положили пойманных русских князей и дружинников. Помост ходил ходуном. Из-под него доносились болезненные стоны. Но монголы только смеялись, празднуя победу. Монголы были довольны тем, что такие достойные противники как русичи, возродятся в следующей жизни, потому что умрут без пролития крови.
А на расстоянии полёта стрелы от помоста, стояло три сотни русичей, остолбеневших от этого зрелища. Они были испуганы ещё тем, что у них не отобрали оружия. И это было не бахвальство охранной тысячи монголов, без движения застывшей в нескольких десятках шагах от них. Это был урок. Русичи это поняли. Поняли, что оружие им оставили потому, что они хорошо сражались. Всё это не укладывалось в сознании, которому внушили сказку о глупых гогах-могогах. Они молча наблюдали, как погибают их князья и дружинники. Но кто-то не выдержал, и бросился с обнажённым мечём, к помосту. Однако не пробежал и десяти шагов, как был моментально прошит сотней стрел.
В полночь, когда все командиры были пьяны, стоны под досками стихли – русичи распрощались с жизнью в мучениях. Но, по монгольским поверьям, всё было сделано правильно. Для них это было не проявление жестокости, а торжество справедливости – сильные должны жить в очередной раз, а слабые и плохие, не имеют права любоваться Вечным Синим Небом.
После жуткого пира, три сотни русичей отпустили на все четыре стороны, вместе с оружием. И они побрели к далёкому Днепру.
Прошла шумная и пьяная ночь. А утром Субудей сказал, что долго им здесь задерживаться не следует: русичи могут поднять всех смердов и тогда будет настоящая война. Чиркудай молча согласился с доводами хитрого барса. А Тохучар, передразнивая тон Субудея, задумчиво добавил:
– Может быть, нам накостыляют?
Субудей свирепо рыкнул, и погрозил ему кулаком.
Тохучар дурашливо выпятил губы и, состроив хитрую рожицу, сказал:
– Хотя, вряд ли...
В полдень, все три тумена двинулись на северо-восток, в сторону родных степей. А до них было ещё ох, как далеко! Дальнюю разведку разослали во все стороны, чтобы успеть уйти от большого войска русичей, если те решатся их преследовать. Монголы не хотели рисковать и поэтому готовились ко всему, даже к бою с малым войском. Нукеры, после обильного количества выпитой хмельной браги, взятой у славян, до самого вечера плохо сидели в седлах.
Но так было не во всех тысячах – охранные полки пили мало и держались в седлах крепко. Однако весть о страшном поражении русичей шла впереди мохнатых коней. Очевидно, монголы очень напугали русских князей и поэтому разведчики не обнаружили ни погони, ни засады. Почти все селения были пусты, людей не было ни в одном. Остались лишь следы их поспешного бегства: брошенные в спешке съестные припасы, одежда, и даже домашние животные.
Нукеры продолжали понемногу выпивать, даже на ходу. Но через три дня пьянка закончилась – находясь далеко от дома, монголы свято соблюдали законы Ясы: пить водку не более трех раз в месяц. А на четвертый день войско подошло к неширокому Дону.
Степнякам пришлось долго искать местных жителей, попрятавшихся в камышах, и объяснять им, что они не собираются их убивать, пусть те, лишь покажут самое мелкое место через Дон, для переправы на ту сторону. Поняв о чём речь, охотники с удовольствием привели страшных степняков к броду, чтобы поскорее избавиться от жестоких непрошенных гостей. За один день все три тумена, спустившись с высокого правого берега, перебрались на низкий, левый.
За Доном повернули на восток, посмотрев на стрелку китайского компаса Субудея. По рассказам местных жителей впереди их ждала широкая река Итиль, но некоторые русичи называли ее Волгой. Старики говорили, что лучше бы им было взять немного севернее, чтобы оказаться выше слияния Волги с Камой, где река была поуже.
С высоты округлых холмов монголы видели расстилающиеся до самого горизонта бесконечные, дремучие леса. И Субудей вновь приказал наловить смердов и найти среди них тех, кто знает дорогу к слиянию Волги и Камы. Но местные жители в этот раз почему-то уперлись, и в один голос твердили, что знать ничего не знают и ни о чем не ведают.
Субудей решил не дразнить народ, лишь попугал немного свирепым выражением своего лица, и отпустил. Тем более, что неожиданно появились бродники, разбежавшиеся во время боёв с русичами.
Для монголов они все были одинаковые: что киевляне, что черниговцы, что вятичи, что бродники. Они не удивлялись, видя у одного народа, как и у них самих, много племен с разными названиями.
Но очевидно, эти бродники были не очень любимы главенствующими над всеми племенами русичей. Раскачиваясь в седле рядом с Чиркудаем и Тохучаром, Субудей вспомнил рассказ о том, как лет двести назад, эти самые бродники подчинялись иудейским купцам в Хазарии. А русичи, дреговичи, вятичи и другие, платили им дань. Но объявился разбойный князь Святослав и погубил каганат. После этого бродники разбрелись по всему белу свету. И какого они племени, даже сами не знали. Хотя говорили на одном языке с русичами. Но понимали и иудейский, и половецкий, и какие-то другие языки.
Глава тридцать шестая. Потери
Чиркудай сразу заметил, что Мстислав не очень сильно переместил центр тяжести, когда рубил голову, и поэтому ожидал рубящий удар по ногам. Он без труда отклонился от меча, а затем просто перепрыгнул через свистнувшее у колен широкое лезвие. И сразу же упал на бок, в свою очередь, резко секанув кагана по ногам.
Однако и Мстислав тоже был знаком с этим приемом, и, перепрыгнув через свистнувшую саблю Чиркудая, тоже упал на бок, пытаясь рубануть лежащего монгола вдоль тела. Чиркудай успел откатиться от кончика его меча на толщину пальца и, сделав сильный мах ногами в воздухе в виде ножниц, как его учили в Шаолине, вытащил самого себя на голову, всей движущейся вверх массой тела. Простояв на голове мгновение, он моментально сломался в поясе, и оказался на ногах. Это трюк был проделан за доли секунды.
Мстислав поднялся на ноги чуть-чуть позже Чиркудая, но другим приемом: он резко поднял прямые ноги вверх, и, опрокинувшись на спину, перекатился через голову и тоже оказался в стойке.
Чиркудай одобрительно кивнул головой. А Мстислав, оценив умение монгола, удивленно приподнял брови, и нервно оскалил зубы в хищной улыбке.
Они оба были мастерами высокого класса.
Ещё несколько раз противники сближались, скрещивали мечи, и расходились, не пытаясь рубиться. Лишь проводили каскады обманных движений. Но ни один из них не попал в ловушку, устроенную другим. А нукеры из сотни, поняв, что обнаружены, встали во весь рост, и внимательно наблюдали за поединком, не приближаясь к дуэлянтам.
За пять минут Чиркудай понял, что такого соперника, он ещё не встречал. Изловчившись, проведя несколько серий ложных выпадов, Чиркудай выхватил второй клинок из-за спины и, сумел-таки, поставить их в скрещенный блок, под верхний удар прямого меча русича, а затем, с проворотом вывернул, из рук Мстислава оружие, с которым тот так легко управлялся.
Двуручник русича воткнулся в землю, и гибко закачалось, тонко и хищно зазвенев. Монголы охранной сотни радостно заулюлюкали. Чиркудай властно махнул рукой, враз остановив их веселье. Он подошёл к мечу противника, заметив краем глаза, как Мстислав выхватил из сапога длинный кинжал. Чиркудай метко вогнал свою простую саблю в ножны за спиной, оставив в руке императорскую, взялся за рукоять клинка русича, вытащил из земли и взвесил. Меч был тяжёл, но не настолько, как выглядел. И сталь была отличная, не хуже, чем у имперского клинка.
Полюбовавшись оружием, Чиркудай искоса взглянул на приготовившегося к дальнейшей схватке Мстислава, и отрицательно покачал головой. Метко бросив меч, он вогнал его в землю между ног князя. Пронаблюдав за русичем, выдернувшим меч из песка, и прячущего кинжал в сапог, Чиркудай точным движением отправил и императорский клинок в ножны за спину.
Мстислав постоял немного в раздумье и медленно вогнал свой меч в ножны на бедре.
Взглянув ещё раз на князя, Чиркудай мотнул головой в сторону лодок, показывая, что Мстислав свободен. Князь некоторое время с любопытством смотрел в лицо дикаря, одолевшего его, лучшего бойца на Руси, и, едва заметно, поклонился ему как мастеру. Чиркудай ответил на его поклон. После этого Мстислав уже спокойно пошёл вниз, к воде, позвав за собой дружинников.
Они что-то крикнули лодочникам, и одна ладья приблизилась к берегу. Только тут Чиркудай заметил, что на воде плавают всего пять стругов с гребцами, а несколько десятков лодок утоплены недалеко от берега. В их бортах чернели рваные дыры.
Одна из ладей подошла, медленно, крадучись, готовая при малейшей опасности уйти на середину реки. Но Мстислав спокойно, не оглядываясь, ступил в неё. За ним торопливо прыгнули его дружинники, и лодочники налегли на весла, стараясь отойти от берега как можно дальше.
Позади себя Чиркудай услышал конский топот, оглянулся и увидел слева Субудея с охранной сотней, а справа – Тохучара.
Чиркудай уселся на краю обрывчика, заросшего осокой. Перед ним желтела полоса речного песка. Он задумчиво взирал в отплывающие лодки. На одной из них кто-то поднял лук и хотел выстрелить в сторону монголов, но тут же получил оплеуху от одного из дружинников Мстислава. А секундой позже, воздух над головой Чиркудая взвизгнул, и все лодки покрылись шипами, как еж иглами. Это дали залп три охранных сотни туменных. Но в людей не целились. Стрелы впились в борта и в толстые весла. Лодочники пригнули головы и стали торопливо грести, чтобы уйти подальше.
Мстислав даже не оглянулся на визг стрел, и их стук в борта и весла. Он стоял на носу струга и глядел вперед, думая тяжелую думу. Очевидно, князь понял, что русичи столкнулись не с крикливыми половцами, или театрально кичащимися своей яростью кавказцами, они встретились с самыми сильными противниками, которых когда-либо видела Русь.
– Я все видел! – восторженно сказал Тохучар издали.
– Отпустил? – спросил у Чиркудая Субудей, с пыхтением усаживаясь рядом.
Чиркудай промолчал.
– Зачем? – удивленно поинтересовался Тохучар, примащиваясь с другой стороны.
– Пусть знают, что мы не дикари, – негромко ответил Чиркудай.
– Что это даст? – удивился Субудей.
– В следующий раз они будут с нами разговаривать на равных.
– Ты думаешь, что будет следующий раз?! – спросил потрясенный ответом Тохучар.
Но почему-то на этот вопрос ответил Субудей:
– Я думаю, что Джебе прав. Мы еще встретимся, – и он хихикнул: – Однако я приготовил им сюрприз. Кроме уважения к нам, мы им оставим страх о нас.
– Придумал что-нибудь новенькое? – усмехнулся Тохучар, наблюдая, как струги, выйдя на середину реки, очевидно, поймали попутный ветер идущий с низов, против течения, и тут же обросли красными парусами, словно крыльями.
– Красиво, – хмыкнул Субудей и, поднимаясь на ноги, спросил: – Ты его победил?
– Да, – кратко ответил Чиркудай, и пошёл к своей тысяче, выбравшейся из овражка.
А вечером они пировали вместе с десятками тысячников и сотников на помосте из досок и бревен, под которые положили пойманных русских князей и дружинников. Помост ходил ходуном. Из-под него доносились болезненные стоны. Но монголы только смеялись, празднуя победу. Монголы были довольны тем, что такие достойные противники как русичи, возродятся в следующей жизни, потому что умрут без пролития крови.
А на расстоянии полёта стрелы от помоста, стояло три сотни русичей, остолбеневших от этого зрелища. Они были испуганы ещё тем, что у них не отобрали оружия. И это было не бахвальство охранной тысячи монголов, без движения застывшей в нескольких десятках шагах от них. Это был урок. Русичи это поняли. Поняли, что оружие им оставили потому, что они хорошо сражались. Всё это не укладывалось в сознании, которому внушили сказку о глупых гогах-могогах. Они молча наблюдали, как погибают их князья и дружинники. Но кто-то не выдержал, и бросился с обнажённым мечём, к помосту. Однако не пробежал и десяти шагов, как был моментально прошит сотней стрел.
В полночь, когда все командиры были пьяны, стоны под досками стихли – русичи распрощались с жизнью в мучениях. Но, по монгольским поверьям, всё было сделано правильно. Для них это было не проявление жестокости, а торжество справедливости – сильные должны жить в очередной раз, а слабые и плохие, не имеют права любоваться Вечным Синим Небом.
После жуткого пира, три сотни русичей отпустили на все четыре стороны, вместе с оружием. И они побрели к далёкому Днепру.
Прошла шумная и пьяная ночь. А утром Субудей сказал, что долго им здесь задерживаться не следует: русичи могут поднять всех смердов и тогда будет настоящая война. Чиркудай молча согласился с доводами хитрого барса. А Тохучар, передразнивая тон Субудея, задумчиво добавил:
– Может быть, нам накостыляют?
Субудей свирепо рыкнул, и погрозил ему кулаком.
Тохучар дурашливо выпятил губы и, состроив хитрую рожицу, сказал:
– Хотя, вряд ли...
В полдень, все три тумена двинулись на северо-восток, в сторону родных степей. А до них было ещё ох, как далеко! Дальнюю разведку разослали во все стороны, чтобы успеть уйти от большого войска русичей, если те решатся их преследовать. Монголы не хотели рисковать и поэтому готовились ко всему, даже к бою с малым войском. Нукеры, после обильного количества выпитой хмельной браги, взятой у славян, до самого вечера плохо сидели в седлах.
Но так было не во всех тысячах – охранные полки пили мало и держались в седлах крепко. Однако весть о страшном поражении русичей шла впереди мохнатых коней. Очевидно, монголы очень напугали русских князей и поэтому разведчики не обнаружили ни погони, ни засады. Почти все селения были пусты, людей не было ни в одном. Остались лишь следы их поспешного бегства: брошенные в спешке съестные припасы, одежда, и даже домашние животные.
Нукеры продолжали понемногу выпивать, даже на ходу. Но через три дня пьянка закончилась – находясь далеко от дома, монголы свято соблюдали законы Ясы: пить водку не более трех раз в месяц. А на четвертый день войско подошло к неширокому Дону.
Степнякам пришлось долго искать местных жителей, попрятавшихся в камышах, и объяснять им, что они не собираются их убивать, пусть те, лишь покажут самое мелкое место через Дон, для переправы на ту сторону. Поняв о чём речь, охотники с удовольствием привели страшных степняков к броду, чтобы поскорее избавиться от жестоких непрошенных гостей. За один день все три тумена, спустившись с высокого правого берега, перебрались на низкий, левый.
За Доном повернули на восток, посмотрев на стрелку китайского компаса Субудея. По рассказам местных жителей впереди их ждала широкая река Итиль, но некоторые русичи называли ее Волгой. Старики говорили, что лучше бы им было взять немного севернее, чтобы оказаться выше слияния Волги с Камой, где река была поуже.
С высоты округлых холмов монголы видели расстилающиеся до самого горизонта бесконечные, дремучие леса. И Субудей вновь приказал наловить смердов и найти среди них тех, кто знает дорогу к слиянию Волги и Камы. Но местные жители в этот раз почему-то уперлись, и в один голос твердили, что знать ничего не знают и ни о чем не ведают.
Субудей решил не дразнить народ, лишь попугал немного свирепым выражением своего лица, и отпустил. Тем более, что неожиданно появились бродники, разбежавшиеся во время боёв с русичами.
Для монголов они все были одинаковые: что киевляне, что черниговцы, что вятичи, что бродники. Они не удивлялись, видя у одного народа, как и у них самих, много племен с разными названиями.
Но очевидно, эти бродники были не очень любимы главенствующими над всеми племенами русичей. Раскачиваясь в седле рядом с Чиркудаем и Тохучаром, Субудей вспомнил рассказ о том, как лет двести назад, эти самые бродники подчинялись иудейским купцам в Хазарии. А русичи, дреговичи, вятичи и другие, платили им дань. Но объявился разбойный князь Святослав и погубил каганат. После этого бродники разбрелись по всему белу свету. И какого они племени, даже сами не знали. Хотя говорили на одном языке с русичами. Но понимали и иудейский, и половецкий, и какие-то другие языки.
Глава тридцать шестая. Потери
Появление бродников не вызвало у монголов подозрений. Степняки уже привыкли к этим партнёрам в чужих, опасных краях. За серебро, они согласились провести тумены через леса. Обещали показать, где можно переправиться через Волгу. Но дальше, сказали, не поведут, потому что там живут волжские булгары, с которыми бродники не ладят испокон веков.
– Может быть, Темуджин говорил о Хазарском каганате, который разгромил Святослав? Может быть, там его корни? – предположил Субудей, неторопливо проезжая по старой просеке сквозь дремучий лес, рядом с Чиркудаем и Тохучаром. Их окружали охранные тысячи, крадущиеся в тени развесистых ветвей громадных деревьев.
Позади на дромадерах покачивались Сочигель с китаянкой. Гулко грохотала железная колесница, подскакивая на трухлявых пеньках. Анвар делал круги, вокруг туменных, сдерживая своего резвого чёрного коня.
– Он говорил, про иудеев, которые там правили, – подтвердил Чиркудай.
И тут не сдержался Тохучар, который тоже слышал эту историю:
– Я никак не пойму: зачем ему все это?! Ведь его предки были менее знамениты, чем он сейчас!
Субудей неопределенно пожал плечами:
– Может быть, хочет что-то подправить в своей истории...
– А может быть боится, что он сам из иудеев? – продолжал возмущаться Тохучар. – Да их здесь меньше, чем у нас в Каракоруме! – Днем с огнем не сыщешь!
– К нам они приезжают торговать со всего света, – наставительно произнес Субудей. – А из Руси действительно, никто из евреев не приезжал, – и, подумав, добавил: – Но Темуджин вряд ли, иудей. Непохож. Ему, безродному, возможно, нужно доказать всем, что он тоже из знатного рода. Поэтому и нужны следы его предков, чтобы их обнародовать, если род знатный, или уничтожить эти следы.
– Да... – Задумчиво протянул Чиркудай: – Правят здесь русичи. Все смерды говорят, что князья у них русичи. А про иудеев лишь слышали, что жили когда-то на Волге...
– А если это сказка? – продолжал настаивать Тохучар.
– Может и сказка, – согласился Субудей: – Но говорить об этом Темуджину нельзя...
– О чем? – поинтересовался Тохучар.
– О том, что это сказка.
И Тохучар, и Чиркудай утвердительно покивали головами.
– Он не поверит даже вам, – согласился Тохучар: – Совсем изменился Великий хан.
– Слишком далеко зашёл и много сделал, – пробормотал Субудей.
– Больше плохого, чем хорошего, – буркнул Тохучар.
– Почему, плохого? – не понял Субудей.
– Для нас, монголов – хорошее, а для тех, кого покорил – плохое, – пояснил Тохучар.
– Ну и что? – сказал Субудей: – Так и должно быть.
– Конечно, – неприятно скривился Тохучар и, повернувшись к Субудею, спросил: – Ты знаешь, что мусульмане не поклоняются кресту, как христиане?
– Это ты к чему? – удивился Субудей.
– Всё к тому же, – хмыкнул Тохучар.
– Ну, знаю, – подтвердил Субудей.
– А ты не заметил, что мусульманки пришивают сзади на халаты своих детей тряпичные крестики?
– Не обратил внимания, – бросил Субудей.
Чиркудай с интересом прислушивался к разговору друзей, ласково посматривая на подъехавшего к нему сына. Он мало разговаривал с Анваром, проявлял свою любовь молча. И сын его понимал.
– А вот я обратил, – нравоучительно продолжил Тохучар: – И даже узнал, что это означает.
– Говори дальше, без понуканий, – попросил Субудей.
– Мусульманки уверены, что когда кричат вслед напроказившему сыну какое-нибудь проклятие, крест отводит это зло. Нашивают крест для того, чтобы случайно сказанное проклятье не коснулось ребенка.
– Как кресты на щитах воинов, которых мы видели на юге Хорезмского султаната? – сравнил Субудей, но ехиднам голосом. – Которые называют себя божьими воинами?
– Почти что так.
– Значит, они тоже защищаются крестами, – Субудей весело рассмеялся: – Вместо того чтобы хорошо драться, они прячутся за крестами. Дураки! – он успокоился и серьезно спросил: – Но при чём здесь всё остальное: иудеи, мусульмане, русичи, монголы, и, бред сивой кобылы в лунную ночь?
– А всё при том же, – самодовольно усмехнулся Тохучар. – На свете существуют и добрые и злые духи. И тех и других можно чем-то задобрить, и они помогут, – помедлив, он угрюмо продолжил:
– Если для монголов завоевания Темуджина – это хорошо, и его хвалят, то для остальных народов – это плохо, и его проклинают. Монголов мало, чуть более пятисот тысяч, а завоеванных – больше ста миллионов. От войн Чингизхан получает больше зла, чем добра. И крестик ему на спину никто не пришил... Да он и не поможет... – многозначительно заявил Тохучар. – Крестик – чепуха. Так я думаю.
Друзья задумались.
Наконец Субудей вздохнул и нарушил молчание, прерываемое лишь топотом громадного количества копыт колонны коней, их всхрапами и ржанием.
– Значит, ты считаешь, что все болезни Великого хана от тех проклятий, которые на него насылают покоренные?
– Я это предполагаю, – вновь усмехнулся Тохучар: – Помнится, что такие разговоры, во время обучения у китайцев, Ляо Шу называл философией. Полезная наука... Темуджин хочет найти своих предков, чтобы попросить помощи у них. Вы ведь знаете, что самую сильную помощь могут оказать умершие. Он стал Великим, но несчастным... – с тяжелым вздохом закончил Тохучар.
Слушатели опять помолчали. Неожиданно для себя Чиркудай сказал:
– А я почему-то верю в это.
Но никто не откликнулся на его слова. Было заметно по лицам всадников, что практически они все верили в существование духов и потусторонних покровителей. И в этом было много правды, потому что весь этот сложный и огромный мир не мог возникнуть сам, его кто-то сделал, и им кто-то должен был управлять.
Монголы вели себя спокойно, не крушили первых попавшихся под руку. Хотя селения на берегах Волги, через которые они теперь проезжали, были более многолюдны, чем оставшиеся позади. Около домов сидели одни старики и старухи. Молодые и дети с опаской выглядывали из-за заборов. Так было и в нескольких рыбачьих посёлках, на высоком волжском берегу, где густой непролазный лес висел прямо над обрывом.
Туменные нашли несколько человек, согласившихся за серебро показать им сужение Волги, немного выше того места, где они находились.
– Там, до впадения Камы в Волгу, можно переправиться, – неторопливо, объяснял, согнутый в дугу от старости, рыбак, опираясь на толстую сучковатую клюку. – И через Каму неподалеку можно перебраться.
Место для переправы было действительно неплохое. Исчез крутой берег реки, превратившийся в длинный песчаный спуск, с редким кустарником на косогоре. Нукеры уже привыкли к спокойной жизни и поэтому, спешившись, и отправив коней пастись, принялись рубить деревья для плотов.
Вот тут-то и завизжали стрелы, впиваясь в раздетых до пояса воинов. Послышались крики раненых, поднялась суматоха, но вскоре под громкими окриками тысячников паника улеглась, и несколько тысяч воинов, поймав первых подвернувшихся коней, ринулись в чащобу. Стрельба сразу же прекратилась. А нукеры вернулись через некоторое время смущённые – они не обнаружили противника.
Туменные срочно разослали дальние дозоры в разные стороны с приказом: поймать хоть кого-нибудь из нападавших. Деревья рубить перестали, сомневаясь в правильности выбора переправы.
Тохучар с Субудеем очень зло поговорили с невозмутимыми стариками и велели их зарубить. Всё-таки, именно эти рыбаки привели их сюда, и они знали, что немного севернее живут воинственные булгары.
Вечером, в лагерь, с усиленной обороной, разведчики притащили несколько замученных, бежавших следом за конями на арканах, мужчин. К ногам туменных бросили огромные, выше человеческого роста, луки, и стрелы, не уступающих в длине чудным лукам, больше похожих на пики, но только очень тонкие и легкие.
Чиркудай заинтересовался новым оружием и велел пленниками показать, как им пользуются, потому что стрелять из них, просто держа в руках, было невозможно. А если вставать на какую-нибудь подставку, то неудобно удержать равновесие после отдачи.
Трое пленных, оказавшихся булгарами, упорно молчали. Тогда Субудей отдал их китайскому палачу, приказав не убивать, но сделать всё, чтобы они заговорили.
И один не выдержал изощренных пыток. Он объяснил, что для стрельбы из этих луков, нужно ложиться на спину, брать тетиву двумя руками и, вставив её в стрелу, упираясь ногами в середину лука, оттянуть тетиву, и стрелять.
– Как далеко летят стрелы? – спросил Чиркудай у стонущего, и прижимающего к груди раздробленные пальцы булгара.
Один из бродников перевел вопрос пленному.
– На версту... – со слезами на глазах ответил булгар, едва слышно добавив: – А если стрелок силён, то и дальше...
Чиркудай подивился дальнобойности оружия и, повернувшись к китайцу, допрашивавшего пленников, поинтересовался:
– Они сказали, где ещё его племя устроит нам засаду?
– Да, – подтвердил кидань. – Здесь. Недалеко. Около слияния Камы и Волги, накопилось много булгарских воинов. Они нас ждут.
Чиркудай понимающе кивнул головой и, посмотрев на друзей, сказал:
– Боя не будет. Пойдем вниз по реке, а не к слиянию Волги с Камой, и, со всеми предосторожностями.
– Согласен, – ответил Субудей.
– А я возьму немного правее, – предложил Тохучар: – Прочешу окрестные леса на две-три версты.
– Правильно, – поддержал его Чиркудай, молча, взяв команду туменами в свои руки. Взглянув на трясущихся от страха искалеченных булгар, с надеждой пожирающих его глазами, он кратко бросил:
– Удавить!
Его приказ был тут же исполнен.
Два дня все три тумена спускались вдоль Волги вниз по течению, пока не остановились у, приглянувшегося им, неширокого места. Тохучар согнал к берегу несколько сот рыбаков, умеющих соединять большие лодки борт к борту, и стелить на них доски. А потом эти огромные настилы на лодках медленно преодолевали широкую реку. Взбрыкивающих от страха коней приходилось силой затаскивать на помосты. Но во время переправы животные иногда прыгали в воду, и некоторые тонули, запутавшись ногами в веревках.
Подумав, Чиркудай приказал не заводить коней на доски, а заставлять их плыть самих, привязывая за узду к парому. А воины с поклажей должны находиться на пароме.
Так и стали переправляться. Первым на левый берег Волги перебрался тумен Субудея, за ним пошёл тумен Чиркудая, а тумен Тохучара, разбросав по дуге в две версты воинов, охранял переправу. И когда почти половина тумена Чиркудая оказалась на том берегу, на них совершили нападение булгары, в пешем строю с саблями, топорами и копьями. Навалились сразу на двух берегах.
Тохучар бросил на одетых в льняные одежды длинноволосых воинов свои тысячи, которые мастерски владели кистенями, чем сразу же остановил наступление лесных людей и даже обратил в бегство. А на левом берегу, ещё не пришедшие в себя после переправы воины Субудея, лишь сдерживали выскакивающие из леса толпы вооруженных людей. Две трети нукеров Чиркудая были на паромах, и помочь ничем не могли.
Субудей остановил страшный натиск булгар, озверело кричавших и подступивших почти вплотную к наполовину пешим нукерам Субудея – кони после переправы разбрелись в разные стороны, и их приходилось ловить. Переправа тумена Чиркудая пошла кувырком: несколько десятков паромов оторвались от толстого волосяного каната, протянутого поперек реки, и поплыли вниз. Позже, когда весь тумен переправился, а Тохучар решил не рисковать и идти на юг вдоль реки по правому берегу, искать хорошее место для другой переправы, подальше от булгар, Чиркудай вдруг обнаружил, что паром, на котором находились Сочигель и Анвар – исчез.
Он разослал гонцов далеко вниз по реке. Разведчики обнаружили пустые и даже не разбитые паромы и лодки. Нашли и привели за собой несколько сотен нукеров, спустившихся на оторванных паромах вниз по реке. Но, ни Сочигель, ни Анвара среди них не было.
Разозлившись, а скорее рассвирепев, Чиркудай бросил своих воинов на булгар вверх по течению реки, и сам принял участие в их уничтожении. Рядом с его нукерами страшно рубились воины Субудея. А на правом берегу Тохучар полностью уничтожил войско противника. Там их было меньше. Об этом доложил, приплывший на лодке, гонец. Но никто не нашел Сочигель и Анвара. И ни один пленный их не видел.
Некстати, пропали куда-то бродники. Очевидно, испугались.
Чиркудай заявил Субудею, что будет стоять на этом месте до тех пор, пока не найдут его женщину и сына – живых, или мертвых. Субудей согласился с ним. Свое согласие расширить зону поиска прислал и Тохучар, который разослал своих разведчиков во все сторон на правом берегу Волги.
Через пять дней, к угрюмому Чиркудаю, подошел расстроенный Белобров, зная, что в порыве гнева, Джебе может одним махом клинка, сделать из него двух. Русич снял шапку, помялся и сказал:
– Выслушай меня спокойно, – неторопливо начал Белобров, посматривая на Субудея и тысячников, сидевших в стороне, у тлеющих красными угольками костров. – Если бы они погибли, то мы бы их нашли. Здесь, не принято хоронить чужих. А раз так, значит они живые. Но, у кого-то в руках. Возможно, в добрых руках. Сам по себе народ на Руси не злобливый. Так что они живы.
Чиркудай сидел у потухшего костра, резкими, злыми жестами отгоняя нукеров, пытавшихся подкинуть в огонь дрова. Обхватив колени руками, он ни с кем не разговаривал, даже с Субудеем.
Все ждали, чем кончится для Белоброва его смелая выходка.
Ожидание затянулось надолго. Но Белобров был упрям и не трус. Он не отходил от закостеневшего в беде туменного. Наконец Чиркудай пошевелился и охрипшим голосом спросил:
– Что ты хочешь?
– Нужно идти дальше... – не спеша, ответил Белобров.
Чиркудай отрицательно мотнул головой и повторил:
– Что ты хочешь?.. – спросил резко и, с неприязнью, добавил: – Ты что-то недоговариваешь.
Белобров крякнул, потрогал усы, потеребил сивую бороду, и рассудительно сказал:
– Я хочу остаться здесь.
– Может быть, Темуджин говорил о Хазарском каганате, который разгромил Святослав? Может быть, там его корни? – предположил Субудей, неторопливо проезжая по старой просеке сквозь дремучий лес, рядом с Чиркудаем и Тохучаром. Их окружали охранные тысячи, крадущиеся в тени развесистых ветвей громадных деревьев.
Позади на дромадерах покачивались Сочигель с китаянкой. Гулко грохотала железная колесница, подскакивая на трухлявых пеньках. Анвар делал круги, вокруг туменных, сдерживая своего резвого чёрного коня.
– Он говорил, про иудеев, которые там правили, – подтвердил Чиркудай.
И тут не сдержался Тохучар, который тоже слышал эту историю:
– Я никак не пойму: зачем ему все это?! Ведь его предки были менее знамениты, чем он сейчас!
Субудей неопределенно пожал плечами:
– Может быть, хочет что-то подправить в своей истории...
– А может быть боится, что он сам из иудеев? – продолжал возмущаться Тохучар. – Да их здесь меньше, чем у нас в Каракоруме! – Днем с огнем не сыщешь!
– К нам они приезжают торговать со всего света, – наставительно произнес Субудей. – А из Руси действительно, никто из евреев не приезжал, – и, подумав, добавил: – Но Темуджин вряд ли, иудей. Непохож. Ему, безродному, возможно, нужно доказать всем, что он тоже из знатного рода. Поэтому и нужны следы его предков, чтобы их обнародовать, если род знатный, или уничтожить эти следы.
– Да... – Задумчиво протянул Чиркудай: – Правят здесь русичи. Все смерды говорят, что князья у них русичи. А про иудеев лишь слышали, что жили когда-то на Волге...
– А если это сказка? – продолжал настаивать Тохучар.
– Может и сказка, – согласился Субудей: – Но говорить об этом Темуджину нельзя...
– О чем? – поинтересовался Тохучар.
– О том, что это сказка.
И Тохучар, и Чиркудай утвердительно покивали головами.
– Он не поверит даже вам, – согласился Тохучар: – Совсем изменился Великий хан.
– Слишком далеко зашёл и много сделал, – пробормотал Субудей.
– Больше плохого, чем хорошего, – буркнул Тохучар.
– Почему, плохого? – не понял Субудей.
– Для нас, монголов – хорошее, а для тех, кого покорил – плохое, – пояснил Тохучар.
– Ну и что? – сказал Субудей: – Так и должно быть.
– Конечно, – неприятно скривился Тохучар и, повернувшись к Субудею, спросил: – Ты знаешь, что мусульмане не поклоняются кресту, как христиане?
– Это ты к чему? – удивился Субудей.
– Всё к тому же, – хмыкнул Тохучар.
– Ну, знаю, – подтвердил Субудей.
– А ты не заметил, что мусульманки пришивают сзади на халаты своих детей тряпичные крестики?
– Не обратил внимания, – бросил Субудей.
Чиркудай с интересом прислушивался к разговору друзей, ласково посматривая на подъехавшего к нему сына. Он мало разговаривал с Анваром, проявлял свою любовь молча. И сын его понимал.
– А вот я обратил, – нравоучительно продолжил Тохучар: – И даже узнал, что это означает.
– Говори дальше, без понуканий, – попросил Субудей.
– Мусульманки уверены, что когда кричат вслед напроказившему сыну какое-нибудь проклятие, крест отводит это зло. Нашивают крест для того, чтобы случайно сказанное проклятье не коснулось ребенка.
– Как кресты на щитах воинов, которых мы видели на юге Хорезмского султаната? – сравнил Субудей, но ехиднам голосом. – Которые называют себя божьими воинами?
– Почти что так.
– Значит, они тоже защищаются крестами, – Субудей весело рассмеялся: – Вместо того чтобы хорошо драться, они прячутся за крестами. Дураки! – он успокоился и серьезно спросил: – Но при чём здесь всё остальное: иудеи, мусульмане, русичи, монголы, и, бред сивой кобылы в лунную ночь?
– А всё при том же, – самодовольно усмехнулся Тохучар. – На свете существуют и добрые и злые духи. И тех и других можно чем-то задобрить, и они помогут, – помедлив, он угрюмо продолжил:
– Если для монголов завоевания Темуджина – это хорошо, и его хвалят, то для остальных народов – это плохо, и его проклинают. Монголов мало, чуть более пятисот тысяч, а завоеванных – больше ста миллионов. От войн Чингизхан получает больше зла, чем добра. И крестик ему на спину никто не пришил... Да он и не поможет... – многозначительно заявил Тохучар. – Крестик – чепуха. Так я думаю.
Друзья задумались.
Наконец Субудей вздохнул и нарушил молчание, прерываемое лишь топотом громадного количества копыт колонны коней, их всхрапами и ржанием.
– Значит, ты считаешь, что все болезни Великого хана от тех проклятий, которые на него насылают покоренные?
– Я это предполагаю, – вновь усмехнулся Тохучар: – Помнится, что такие разговоры, во время обучения у китайцев, Ляо Шу называл философией. Полезная наука... Темуджин хочет найти своих предков, чтобы попросить помощи у них. Вы ведь знаете, что самую сильную помощь могут оказать умершие. Он стал Великим, но несчастным... – с тяжелым вздохом закончил Тохучар.
Слушатели опять помолчали. Неожиданно для себя Чиркудай сказал:
– А я почему-то верю в это.
Но никто не откликнулся на его слова. Было заметно по лицам всадников, что практически они все верили в существование духов и потусторонних покровителей. И в этом было много правды, потому что весь этот сложный и огромный мир не мог возникнуть сам, его кто-то сделал, и им кто-то должен был управлять.
Монголы вели себя спокойно, не крушили первых попавшихся под руку. Хотя селения на берегах Волги, через которые они теперь проезжали, были более многолюдны, чем оставшиеся позади. Около домов сидели одни старики и старухи. Молодые и дети с опаской выглядывали из-за заборов. Так было и в нескольких рыбачьих посёлках, на высоком волжском берегу, где густой непролазный лес висел прямо над обрывом.
Туменные нашли несколько человек, согласившихся за серебро показать им сужение Волги, немного выше того места, где они находились.
– Там, до впадения Камы в Волгу, можно переправиться, – неторопливо, объяснял, согнутый в дугу от старости, рыбак, опираясь на толстую сучковатую клюку. – И через Каму неподалеку можно перебраться.
Место для переправы было действительно неплохое. Исчез крутой берег реки, превратившийся в длинный песчаный спуск, с редким кустарником на косогоре. Нукеры уже привыкли к спокойной жизни и поэтому, спешившись, и отправив коней пастись, принялись рубить деревья для плотов.
Вот тут-то и завизжали стрелы, впиваясь в раздетых до пояса воинов. Послышались крики раненых, поднялась суматоха, но вскоре под громкими окриками тысячников паника улеглась, и несколько тысяч воинов, поймав первых подвернувшихся коней, ринулись в чащобу. Стрельба сразу же прекратилась. А нукеры вернулись через некоторое время смущённые – они не обнаружили противника.
Туменные срочно разослали дальние дозоры в разные стороны с приказом: поймать хоть кого-нибудь из нападавших. Деревья рубить перестали, сомневаясь в правильности выбора переправы.
Тохучар с Субудеем очень зло поговорили с невозмутимыми стариками и велели их зарубить. Всё-таки, именно эти рыбаки привели их сюда, и они знали, что немного севернее живут воинственные булгары.
Вечером, в лагерь, с усиленной обороной, разведчики притащили несколько замученных, бежавших следом за конями на арканах, мужчин. К ногам туменных бросили огромные, выше человеческого роста, луки, и стрелы, не уступающих в длине чудным лукам, больше похожих на пики, но только очень тонкие и легкие.
Чиркудай заинтересовался новым оружием и велел пленниками показать, как им пользуются, потому что стрелять из них, просто держа в руках, было невозможно. А если вставать на какую-нибудь подставку, то неудобно удержать равновесие после отдачи.
Трое пленных, оказавшихся булгарами, упорно молчали. Тогда Субудей отдал их китайскому палачу, приказав не убивать, но сделать всё, чтобы они заговорили.
И один не выдержал изощренных пыток. Он объяснил, что для стрельбы из этих луков, нужно ложиться на спину, брать тетиву двумя руками и, вставив её в стрелу, упираясь ногами в середину лука, оттянуть тетиву, и стрелять.
– Как далеко летят стрелы? – спросил Чиркудай у стонущего, и прижимающего к груди раздробленные пальцы булгара.
Один из бродников перевел вопрос пленному.
– На версту... – со слезами на глазах ответил булгар, едва слышно добавив: – А если стрелок силён, то и дальше...
Чиркудай подивился дальнобойности оружия и, повернувшись к китайцу, допрашивавшего пленников, поинтересовался:
– Они сказали, где ещё его племя устроит нам засаду?
– Да, – подтвердил кидань. – Здесь. Недалеко. Около слияния Камы и Волги, накопилось много булгарских воинов. Они нас ждут.
Чиркудай понимающе кивнул головой и, посмотрев на друзей, сказал:
– Боя не будет. Пойдем вниз по реке, а не к слиянию Волги с Камой, и, со всеми предосторожностями.
– Согласен, – ответил Субудей.
– А я возьму немного правее, – предложил Тохучар: – Прочешу окрестные леса на две-три версты.
– Правильно, – поддержал его Чиркудай, молча, взяв команду туменами в свои руки. Взглянув на трясущихся от страха искалеченных булгар, с надеждой пожирающих его глазами, он кратко бросил:
– Удавить!
Его приказ был тут же исполнен.
Два дня все три тумена спускались вдоль Волги вниз по течению, пока не остановились у, приглянувшегося им, неширокого места. Тохучар согнал к берегу несколько сот рыбаков, умеющих соединять большие лодки борт к борту, и стелить на них доски. А потом эти огромные настилы на лодках медленно преодолевали широкую реку. Взбрыкивающих от страха коней приходилось силой затаскивать на помосты. Но во время переправы животные иногда прыгали в воду, и некоторые тонули, запутавшись ногами в веревках.
Подумав, Чиркудай приказал не заводить коней на доски, а заставлять их плыть самих, привязывая за узду к парому. А воины с поклажей должны находиться на пароме.
Так и стали переправляться. Первым на левый берег Волги перебрался тумен Субудея, за ним пошёл тумен Чиркудая, а тумен Тохучара, разбросав по дуге в две версты воинов, охранял переправу. И когда почти половина тумена Чиркудая оказалась на том берегу, на них совершили нападение булгары, в пешем строю с саблями, топорами и копьями. Навалились сразу на двух берегах.
Тохучар бросил на одетых в льняные одежды длинноволосых воинов свои тысячи, которые мастерски владели кистенями, чем сразу же остановил наступление лесных людей и даже обратил в бегство. А на левом берегу, ещё не пришедшие в себя после переправы воины Субудея, лишь сдерживали выскакивающие из леса толпы вооруженных людей. Две трети нукеров Чиркудая были на паромах, и помочь ничем не могли.
Субудей остановил страшный натиск булгар, озверело кричавших и подступивших почти вплотную к наполовину пешим нукерам Субудея – кони после переправы разбрелись в разные стороны, и их приходилось ловить. Переправа тумена Чиркудая пошла кувырком: несколько десятков паромов оторвались от толстого волосяного каната, протянутого поперек реки, и поплыли вниз. Позже, когда весь тумен переправился, а Тохучар решил не рисковать и идти на юг вдоль реки по правому берегу, искать хорошее место для другой переправы, подальше от булгар, Чиркудай вдруг обнаружил, что паром, на котором находились Сочигель и Анвар – исчез.
Он разослал гонцов далеко вниз по реке. Разведчики обнаружили пустые и даже не разбитые паромы и лодки. Нашли и привели за собой несколько сотен нукеров, спустившихся на оторванных паромах вниз по реке. Но, ни Сочигель, ни Анвара среди них не было.
Разозлившись, а скорее рассвирепев, Чиркудай бросил своих воинов на булгар вверх по течению реки, и сам принял участие в их уничтожении. Рядом с его нукерами страшно рубились воины Субудея. А на правом берегу Тохучар полностью уничтожил войско противника. Там их было меньше. Об этом доложил, приплывший на лодке, гонец. Но никто не нашел Сочигель и Анвара. И ни один пленный их не видел.
Некстати, пропали куда-то бродники. Очевидно, испугались.
Чиркудай заявил Субудею, что будет стоять на этом месте до тех пор, пока не найдут его женщину и сына – живых, или мертвых. Субудей согласился с ним. Свое согласие расширить зону поиска прислал и Тохучар, который разослал своих разведчиков во все сторон на правом берегу Волги.
Через пять дней, к угрюмому Чиркудаю, подошел расстроенный Белобров, зная, что в порыве гнева, Джебе может одним махом клинка, сделать из него двух. Русич снял шапку, помялся и сказал:
– Выслушай меня спокойно, – неторопливо начал Белобров, посматривая на Субудея и тысячников, сидевших в стороне, у тлеющих красными угольками костров. – Если бы они погибли, то мы бы их нашли. Здесь, не принято хоронить чужих. А раз так, значит они живые. Но, у кого-то в руках. Возможно, в добрых руках. Сам по себе народ на Руси не злобливый. Так что они живы.
Чиркудай сидел у потухшего костра, резкими, злыми жестами отгоняя нукеров, пытавшихся подкинуть в огонь дрова. Обхватив колени руками, он ни с кем не разговаривал, даже с Субудеем.
Все ждали, чем кончится для Белоброва его смелая выходка.
Ожидание затянулось надолго. Но Белобров был упрям и не трус. Он не отходил от закостеневшего в беде туменного. Наконец Чиркудай пошевелился и охрипшим голосом спросил:
– Что ты хочешь?
– Нужно идти дальше... – не спеша, ответил Белобров.
Чиркудай отрицательно мотнул головой и повторил:
– Что ты хочешь?.. – спросил резко и, с неприязнью, добавил: – Ты что-то недоговариваешь.
Белобров крякнул, потрогал усы, потеребил сивую бороду, и рассудительно сказал:
– Я хочу остаться здесь.