Страница:
– Жалко, что этого не видит наш отец, – грустно произнес Джелме, посмотрев на брата.
– Он все видит с Вечного Синего Неба, – строго сказал Субудей.
– Дзе, дзе, – согласно покивал головой Джелме.
Наконец завыли дудки, загремели барабаны, которые Теб-Тенгри расположил на склоне холма. Колдун воздел руки к небу и начал петь, что-то протяжное и грозное. Народ внизу притих. Добившись тишины, Теб-Тенгри медленно подошел к Темуджину, взял его за руку и завёл на белый войлок. Темуджин чинно уселся в центре и застыл, как статуя.
Воины и простые араты под сопкой, напряженно смотрели на то, что происходило на вершине.
Туменные немного успокоились, стали переглядываться. От двух сотен нойонов отделилось девять самых знатных и, подойдя с двух сторон к войлоку, опустились на одно колено. Какой-то хитрый князь, повернувшись к туменным, прищурил узкие глаза и негромко сказал:
– Вы лучшие друзья Темуджина, и должны тоже его поднять.
Туменные качнулись, но никто из них не тронулся с места. Заметив их нерешительность, Теб-Тенгри хмуро бросил:
– Нойон прав – вы лучшие друзья будущего Великого хана...
Субудей яростно взглянул на колдуна и прорычал:
– Мы уже давно его выбрали своим ханом, и подняли его на золотом войлоке!
Теб-Тенгри недовольно скривил лицо и отвернулся. А хитрый нойон, испугавшись, быстро отвернулся, сгорбив плечи. Темуджин едва заметно усмехнулся, взглянув на растерявшегося колдуна.
Теб-Тенгри быстро пришёл в себя, сосредоточился и, повернувшись к десяткам тысяч людей, наблюдающих за церемонией, громовым голосом прокричал:
– Вечное Синее Небо разрешает избрать Темуджина Великим ханом с именем Чингизхан!!!
Нойоны разогнулись, взяв войлок за края, и подняли Темуджина на уровень плеч. Чингизхан сидел уверенно, даже не качнулся.
Бельгутей выхватил из ножен клинок, взмахнул им над головой, и посмотрел на застывшие внизу тумены. В тот же миг все нукеры выхватили шашки, и над степью прокатилось громовое троекратное:
– Кху!!! Кху!!! Кху!!!
Теб-Тенгри поежился, повернулся к нойонам и кивнул головой, разрешая опустить войлок. Выборы Великого хана состоялись.
– Хитрый, хитрый, – тихо прошептал Тохучар. Его слова услышал Чиркудай и хмурый Субудей. Поняв, что это относится к Теб-Тенгри, Субудей перекосил неприязненной гримасой искалеченное лицо и хрипло сказал:
– Но не очень...
Темуджин поднялся с войлока, высмотрел за спинами туменных своего приёмного брата Шаги-хутуха, и громко сказал:
– А сейчас я объявлю законы, по которым впредь будут жить все, кто выбрал меня и почитает, как Великого хана. Их прочитает мой брат Шаги-хутух.
К хану подбежал высокий юноша с небольшой книгой в кожаном переплете.
– Эти законы я назвал Ясой, – добавил Темуджин и кивнул головой брату, быстро открывшему книгу.
– Может быть, это делать еще слишком рано? – быстро спросил Теб-Тенгри.
Чиркудай заметил, что колдун испугался. Он не хотел, чтобы Великий хан огласил эти законы. Они ему чем-то не нравились.
– Нет! – резко возразил Чингизхан. – Самое время!
И сводный брат Великого хана стал перечислять правила поведения монголов друг с другом и с чужими племенами. Чиркудай уже знал всё, что было написано в книге, кроме одного: он неожиданно почувствовал, что Темуджин, а вернее, Чингизхан, ломает все прошлое ради единства всех.
– Все, кто принимает Великого хана, – Шаги-Хутух на мгновенье запнулся и продолжил звонким голосом: – Все, кто принимает Темуджина, как Чингизхана и Великого хана всей Степи, отныне и навеки являются его кровными родственниками. А также все являются друг другу кровными родственниками.
Теперь мы не будем называться не цзубу или араты, мы будем называться – МОНГОЛЫ!..
Шаги-Хутух передохнул и продолжил:
– А наша Великая степь будет называться МОНГОЛИЕЙ! И пусть знают все друзья и враги монголов и Монголии, что мы – огонь! От огня можно греться, если быть на расстоянии, но можно и обжечься, если сунуть в него руки!
Далее Шаги-Хутух стал перечислять законы обязывающие всех монголов в куренях и племенах считать друг друга родственниками. Причинение вреда кому-нибудь из них считалось оскорблением для всех остальных.
Чиркудай хорошо помнил свое сиротское детство, поэтому с этим законом все обездоленные обретали большую семью, в любом монгольском племени. Но больше всего Чиркудаю понравились последствия при нарушении этого закона, которые обозначались кратко и ясно: нанесенный монголу вред смывается кровью обидчика.
И еще один пункт заинтересовал Чиркудая, где говорилось о том, что все монголы равны, перед Вечным Синим Небом и друг перед другом, будь ты нойон или простой нукер. Все имели одинаковые права в степи. И если закон нарушал нойон, а пострадал нукер, то нойона судили так же, как любого другого.
При оглашении этого пункта нойоны засверкали злыми глазами, зашептались, осуждающе мотая головами. Но Чингизхан строго взглянул на них, и они притихли. Однако всем туменным было видно, как негодовали князья, слушая чтеца.
– Змеи, – мстительно бросил Субудей, посмотрев на испуганных князей.
– Кончились у них золотые денечки... – усмехнулся Тохучар.
После курултая Темуджин приказал всем монголам пить арху семь дней. Он каждый день собирал туменных на совещание, хотя не все были способны что-либо понимать. Чиркудай с друзьями не налегал на водку, и потому разговор у хана происходил с ними. Темуджин пил как все, празднуя победу, но не пьянел, а только белел лицом.
– Лето и зиму проведем около киданьцев, – говорил хан, – а на следующий год переберемся в Каракорум, – и, заметив приготовившегося возразить Субудея, остановил его жестом:
– Я понимаю, что монгол не может жить в доме. Ему нужна юрта. Я, не против. Поставите свои курени рядом с городом. Но каждый туменной, тысячник, сотник, десятник – должны построить дом в городе.
Там будут жить не только нойоны и мастера, – он усмехнулся: – Князья уже вкусили подобную жизнь. Я видел, они в своих куренях строят рядом с герами глинобитные дома. А когда переезжают на другое место, просто бросают их. Пусть поживут в достатке и спокойствии, а мы будем их охранять.
– Мне не очень приятно сторожить нойонов, – бросил Тохучар.
– Ты будешь охранять город, а не нойонов, – пояснил Темуджин и, вздохнув, поделился своими планами: – Я хочу начать торговлю с другими странами. У нас есть шкуры соболей, белок, лисиц, а у уйгуров, хорезмийцев и киданьцев есть хлопок, ткани, железо.
– В Каракорум станут приезжать и кара-кидане, и меркиты, и тангуты... – начал перечислять Субудей.
– Пусть все приезжают, – перебил его Темуджин. – Мы будем торговать с любым народом. Обмениваться товаром лучше, чем воевать и погибать. Но... – Темуджин нахмурился: – Но, боюсь – войны не миновать. Ко мне поступили сведения из империи Цзинь о том, что они встревожены появлением Великого хана. Обычно его выбирают для войны. И мы не сможем им ничего объяснить. Только мирная торговля даёт нам возможность доказать им, что наши намерения не связаны с войной. Однако наши тумены должны быть всегда готовы к сражениям.
– С этим я согласен, – сказал Субудей. Остальные командующие поддержали его, покивав хмельными головами.
– Мне не нравиться Теб-Тенгри, – заявил Чиркудай, решив сменить тему. Темуджин задумчиво покачал головой, но ничего не сказал, лишь мельком взглянул на Чиркудая и тяжело вздохнул.
Возвращаясь в свои юрты, Субудей хмуро пробурчал друзьям:
– Он его охмурил. Я не ошибся.
– Нужно не спускать с колдуна глаз, – поддержал Субудея Тохучар.
– А я бы его убил, – угрюмо добавил Чиркудай.
– Если это потребуется, мы тебе поможем, – заверил Чиркудая Субудей. Тохучар согласно кивнул головой.
Глава двадцать третья. Тайна Чингизхана
– Он все видит с Вечного Синего Неба, – строго сказал Субудей.
– Дзе, дзе, – согласно покивал головой Джелме.
Наконец завыли дудки, загремели барабаны, которые Теб-Тенгри расположил на склоне холма. Колдун воздел руки к небу и начал петь, что-то протяжное и грозное. Народ внизу притих. Добившись тишины, Теб-Тенгри медленно подошел к Темуджину, взял его за руку и завёл на белый войлок. Темуджин чинно уселся в центре и застыл, как статуя.
Воины и простые араты под сопкой, напряженно смотрели на то, что происходило на вершине.
Туменные немного успокоились, стали переглядываться. От двух сотен нойонов отделилось девять самых знатных и, подойдя с двух сторон к войлоку, опустились на одно колено. Какой-то хитрый князь, повернувшись к туменным, прищурил узкие глаза и негромко сказал:
– Вы лучшие друзья Темуджина, и должны тоже его поднять.
Туменные качнулись, но никто из них не тронулся с места. Заметив их нерешительность, Теб-Тенгри хмуро бросил:
– Нойон прав – вы лучшие друзья будущего Великого хана...
Субудей яростно взглянул на колдуна и прорычал:
– Мы уже давно его выбрали своим ханом, и подняли его на золотом войлоке!
Теб-Тенгри недовольно скривил лицо и отвернулся. А хитрый нойон, испугавшись, быстро отвернулся, сгорбив плечи. Темуджин едва заметно усмехнулся, взглянув на растерявшегося колдуна.
Теб-Тенгри быстро пришёл в себя, сосредоточился и, повернувшись к десяткам тысяч людей, наблюдающих за церемонией, громовым голосом прокричал:
– Вечное Синее Небо разрешает избрать Темуджина Великим ханом с именем Чингизхан!!!
Нойоны разогнулись, взяв войлок за края, и подняли Темуджина на уровень плеч. Чингизхан сидел уверенно, даже не качнулся.
Бельгутей выхватил из ножен клинок, взмахнул им над головой, и посмотрел на застывшие внизу тумены. В тот же миг все нукеры выхватили шашки, и над степью прокатилось громовое троекратное:
– Кху!!! Кху!!! Кху!!!
Теб-Тенгри поежился, повернулся к нойонам и кивнул головой, разрешая опустить войлок. Выборы Великого хана состоялись.
– Хитрый, хитрый, – тихо прошептал Тохучар. Его слова услышал Чиркудай и хмурый Субудей. Поняв, что это относится к Теб-Тенгри, Субудей перекосил неприязненной гримасой искалеченное лицо и хрипло сказал:
– Но не очень...
Темуджин поднялся с войлока, высмотрел за спинами туменных своего приёмного брата Шаги-хутуха, и громко сказал:
– А сейчас я объявлю законы, по которым впредь будут жить все, кто выбрал меня и почитает, как Великого хана. Их прочитает мой брат Шаги-хутух.
К хану подбежал высокий юноша с небольшой книгой в кожаном переплете.
– Эти законы я назвал Ясой, – добавил Темуджин и кивнул головой брату, быстро открывшему книгу.
– Может быть, это делать еще слишком рано? – быстро спросил Теб-Тенгри.
Чиркудай заметил, что колдун испугался. Он не хотел, чтобы Великий хан огласил эти законы. Они ему чем-то не нравились.
– Нет! – резко возразил Чингизхан. – Самое время!
И сводный брат Великого хана стал перечислять правила поведения монголов друг с другом и с чужими племенами. Чиркудай уже знал всё, что было написано в книге, кроме одного: он неожиданно почувствовал, что Темуджин, а вернее, Чингизхан, ломает все прошлое ради единства всех.
– Все, кто принимает Великого хана, – Шаги-Хутух на мгновенье запнулся и продолжил звонким голосом: – Все, кто принимает Темуджина, как Чингизхана и Великого хана всей Степи, отныне и навеки являются его кровными родственниками. А также все являются друг другу кровными родственниками.
Теперь мы не будем называться не цзубу или араты, мы будем называться – МОНГОЛЫ!..
Шаги-Хутух передохнул и продолжил:
– А наша Великая степь будет называться МОНГОЛИЕЙ! И пусть знают все друзья и враги монголов и Монголии, что мы – огонь! От огня можно греться, если быть на расстоянии, но можно и обжечься, если сунуть в него руки!
Далее Шаги-Хутух стал перечислять законы обязывающие всех монголов в куренях и племенах считать друг друга родственниками. Причинение вреда кому-нибудь из них считалось оскорблением для всех остальных.
Чиркудай хорошо помнил свое сиротское детство, поэтому с этим законом все обездоленные обретали большую семью, в любом монгольском племени. Но больше всего Чиркудаю понравились последствия при нарушении этого закона, которые обозначались кратко и ясно: нанесенный монголу вред смывается кровью обидчика.
И еще один пункт заинтересовал Чиркудая, где говорилось о том, что все монголы равны, перед Вечным Синим Небом и друг перед другом, будь ты нойон или простой нукер. Все имели одинаковые права в степи. И если закон нарушал нойон, а пострадал нукер, то нойона судили так же, как любого другого.
При оглашении этого пункта нойоны засверкали злыми глазами, зашептались, осуждающе мотая головами. Но Чингизхан строго взглянул на них, и они притихли. Однако всем туменным было видно, как негодовали князья, слушая чтеца.
– Змеи, – мстительно бросил Субудей, посмотрев на испуганных князей.
– Кончились у них золотые денечки... – усмехнулся Тохучар.
После курултая Темуджин приказал всем монголам пить арху семь дней. Он каждый день собирал туменных на совещание, хотя не все были способны что-либо понимать. Чиркудай с друзьями не налегал на водку, и потому разговор у хана происходил с ними. Темуджин пил как все, празднуя победу, но не пьянел, а только белел лицом.
– Лето и зиму проведем около киданьцев, – говорил хан, – а на следующий год переберемся в Каракорум, – и, заметив приготовившегося возразить Субудея, остановил его жестом:
– Я понимаю, что монгол не может жить в доме. Ему нужна юрта. Я, не против. Поставите свои курени рядом с городом. Но каждый туменной, тысячник, сотник, десятник – должны построить дом в городе.
Там будут жить не только нойоны и мастера, – он усмехнулся: – Князья уже вкусили подобную жизнь. Я видел, они в своих куренях строят рядом с герами глинобитные дома. А когда переезжают на другое место, просто бросают их. Пусть поживут в достатке и спокойствии, а мы будем их охранять.
– Мне не очень приятно сторожить нойонов, – бросил Тохучар.
– Ты будешь охранять город, а не нойонов, – пояснил Темуджин и, вздохнув, поделился своими планами: – Я хочу начать торговлю с другими странами. У нас есть шкуры соболей, белок, лисиц, а у уйгуров, хорезмийцев и киданьцев есть хлопок, ткани, железо.
– В Каракорум станут приезжать и кара-кидане, и меркиты, и тангуты... – начал перечислять Субудей.
– Пусть все приезжают, – перебил его Темуджин. – Мы будем торговать с любым народом. Обмениваться товаром лучше, чем воевать и погибать. Но... – Темуджин нахмурился: – Но, боюсь – войны не миновать. Ко мне поступили сведения из империи Цзинь о том, что они встревожены появлением Великого хана. Обычно его выбирают для войны. И мы не сможем им ничего объяснить. Только мирная торговля даёт нам возможность доказать им, что наши намерения не связаны с войной. Однако наши тумены должны быть всегда готовы к сражениям.
– С этим я согласен, – сказал Субудей. Остальные командующие поддержали его, покивав хмельными головами.
– Мне не нравиться Теб-Тенгри, – заявил Чиркудай, решив сменить тему. Темуджин задумчиво покачал головой, но ничего не сказал, лишь мельком взглянул на Чиркудая и тяжело вздохнул.
Возвращаясь в свои юрты, Субудей хмуро пробурчал друзьям:
– Он его охмурил. Я не ошибся.
– Нужно не спускать с колдуна глаз, – поддержал Субудея Тохучар.
– А я бы его убил, – угрюмо добавил Чиркудай.
– Если это потребуется, мы тебе поможем, – заверил Чиркудая Субудей. Тохучар согласно кивнул головой.
Глава двадцать третья. Тайна Чингизхана
За зиму армия Чингизхана увеличилась до ста восьмидесяти тысяч нукеров, или до восемнадцати туменов. Треть воинов не умела вести бой по-новому. Они не понимали, для чего нужна дисциплина, и умение двигаться строем. Не умели пользоваться кистенями, стрелять всем полком с хода из луков. Саблей владели по старинке, поэтому часто проигрывали в учебных поединках старичкам. Чиркудаю не раз приходилось разгонять массовые драки: неумехи злились и превращали тренировки в настоящий бой. Но настоящие нукеры легко с ними справлялись, используя только нагайки.
На совещаниях Темуджин велел произвести реорганизацию всего войска и объединить старичков с новенькими. Сначала он пытался создать отдельные тумены из одних новобранцев, не желая ими ослаблять корпуса. Но ничего не вышло.
А весной стали переезжать в Каракорум. Переселялись все лето, кто самостоятельно, но некоторые нойоны и их родственники под нагайками. Рядом с городом в степи, заново сформированные корпуса приступили к жёстким учениям.
Монголии больше никто не угрожал вторжением. Меркиты откатились на запад, ближе к Алтаю, кераиты почти поголовно вступили в армию Чингизхана. Остальные племена признали Великого хана своим правителем и стояли в очереди с просьбами взять их под свое крыло. Но Темуджин не торопился, сообщая через послов, что воинов ему достаточно. Ему нужны простые люди, которые живут в своих кочевьях без вражды друг с другом, пасут скот, растят детей. А в город он приглашал мастеровых и умельцев, делающих все, что необходимо для жизни.
Чиркудай неоднократно сопровождал Темуджина во время поездок к Ляо Шу, где потомок китайских императоров наставлял Чингизхана, обучая его умению управлять государством. Про то, чтобы напасть на империю Цзинь и ссадить императора чжурчженя, разговоров не велось. Возможно, Ляо Шу и Темуджин о чем-то договорились между собой, но Великий хан не посвящал своих друзей в свои планы относительно Китая. Чиркудай замечал, как постарел Ляо Шу. Чаще всего он молчал, слушая библиотекарей, погружаясь в медитацию или в старческие размышления. Его жизнь была на закате. Было заметно, что об императорском троне он уже не мечтал.
Все шло своим чередом. Монголы жили своей жизнью, никому не мешая. Но однажды произошло то, что потрясло всех командующих, близко знавших потомка императоров.
В тот день утром к Чиркудаю примчался гонец со срочным приказом явиться к Великому хану. Чиркудай моментально вскочил на Грома, сына его первого коня, и помчался в курень Темуджина. Прибыл первым.
Он сразу же прошёл в юрту для совещаний, где увидел убитого горем Бай Ли. Тот сидел, опустив голову, напротив Темуджина на стопке войлочных матов. Примостившись рядом с китайцем, Чиркудай молча ждал объяснений.
Темуджин сцепил челюсти и не мог говорить, что означало наивысшую степень его бешенства. Чиркудай не стал спрашивать у Бай Ли, что произошло, но уже догадался – случилось непоправимое.
Когда в юрте собрались почти все встревоженные туменные, Темуджин скрипнул зубами и с трудом произнес:
– Ляо Шу убили...
Командующие посмотрели на Бай Ли, ожидая объяснений. И Бай Ли, железный и несгибаемый Бай Ли, всхлипывая, рассказал:
– Он любил гулять в сопках без охраны, – монголам было странно слышать прерывистый голос самоуверенного Бай Ли. – Мы требовали... Он лишь махал рукой. Ушёл, как обычно, со своим слугой, три дня назад, и, исчез. Мы его искали. Ночью, днём. Два дня назад, нашли. Я решил сначала показать вам тело господина, а потом похоронить.
Темуджин медленно поднялся на ноги и глухо обронил:
– Мою охрану!.. Торгаудов! – и посмотрев на командующих, тихо сказал: – Едем.
Бай Ли привёл их к подножию сопки, находившейся в нескольких часах пешей ходьбы от Ляояна. Спешившись у опушки, около невысоких деревьев, китаец приказал своим воинам, стоявших с мрачными лицами в четком строю, оставаться на месте, и кивнул Темуджину, пригласив его и туменных следовать за собой.
Тысяча торгаудов сойдя с белых коней, присоединились к китайским воинам, встав в шеренгу. Нукеры уже знали, почему они мчались больше суток бешеным аллюром. Отношение к киданям тех, кто обучался в городке, было уже не таким, как у остальных монголов, считавших всех китайцев врагами.
Продравшись сквозь кусты, Бай Ли остановился. Чиркудай вышел из-за его спины и увидел Ляо Шу и его нестареющего юношу. Опознать их можно было лишь по халатам. Они сидели на земле, привязанные к врытым в землю столбам с перекладиной. Лица потомка императоров и слуги неузнаваемо исказились от мучений, причиненных проросшими сквозь их тела и вылезшими изо рта и из глаз острыми листьями бамбука. Рядом с Ляо Шу валялся его цветной веер, на который кто-то из палачей наступил ногой, сломав пополам.
– Это чжурчженьская казнь, – негромко объяснил Бай Ли. – Человека сажают задним проходом на молодой побег бамбука и он, прорастая, разрывая плоть на своем пути, медленно убивает жертву. Этот вид бамбука вырастает за один день на длину ладони.
Темуджин долго всматривался в лицо учителя. Пересилив себя, он негромко спросил:
– Тебе нужна помощь?..
– Нет, – тихо ответил Бай Ли. – Мы его похороним по нашим обычаям.
– Я буду тебя ждать, – с трудом проговорил Темуджин, и круто развернувшись, быстро пошел из леска к своему коню.
Торгауды, увидев своего хана, побежали к коням. Назад Темуджин гнал так, будто убегал от злых духов. В курене он сказал, что разрешает всем отдыхать три дня, и скрылся в своей юрте. Чиркудай медленно поехал к себе в сопровождении Субудея и Тохучара. Позади их, отстав, чтобы не мешать им разговаривать, медленно двигались три тысячи личной охраны. Весть о смерти Ляо Шу уже дошла до нукеров, хотя они не ездили со своими командующими в Ляоян. Ждали их в курене Великого хана, под Каракорумом.
– Все-таки чжурчжени добрались до него, – задумчиво сказал Тохучар.
– Этого боялись все, – вздохнул Субудей. – Я понимаю Ляо Шу в том, что ему хотелось уединиться. Но быть без охраны... – он посмотрел на Чиркудая: – Тебе тяжело?
Чиркудай помолчал и хмуро ответил:
– Я считал его своим лучшим учителем. Хотя Ляо Шу так не думал.
– Он для всех нас был учителем, – заметил Тохучар. – Настойчивость Ляо Шу помогла нам создать армию.
– Я знал его раньше, – негромко заметил Чиркудай. Но продолжать дальше не стал, или не смог. Лишь добавил: – Я верил ему.
Субудей кивнул головой:
– Сейчас мы это понимаем.
– Понимаем, – подтвердил Тохучар.
Вскоре в курень Темуджина прибыл Бай Ли со своим полком. На совещании Великий хан в первую очередь сказал:
– Сейчас Бай Ли объяснит, почему он появился у нас.
Медленно поднявшись с кошм, чжурчжень окинул взглядом две сотни командиров, и громко сказал:
– Мой господин погиб. Его убили нынешние правители Китая, мои соплеменники, чжурчжени. Но я всю жизнь служил потомку киданьских императоров. Дело с том, что моего отца убили, вместо того, чтобы наградить. Такие уж подлые мои соплеменники. И это сделали свои. Много завистников. И я понял: мне с моим племенем не по пути. Я до сих пор хочу отомстить за отца. А сейчас и за господина, – Бай Ли сложил ладони лодочкой и поклонился в сторону юга. Помолчав, продолжил:
– Великий хан уже выразил мне благодарность за то, что мы помогли вам в обучении. Но он меня огорчил, сказав, что не хочет воевать с Китаем, как было уговорено ранее с моим господином.
Да, я понимаю, что обстоятельства изменились, поэтому не буду настаивать на немедленной войне с империей Цзинь. Однако войны не избежать. Мой господин, пусть ему будет хорошо на небе, говорил, что Алтан-хан не потерпит существования рядом со своим государством сильного соседа. А вы и есть – сильный сосед. Император всё равно нападет на вас, чтобы уничтожить или подчинить. Вы должны знать о каждом его решении, чтобы не упустить момент подготовки войск империи к нападению. Вы должны успеть раньше, иначе погибнете.
Я не выдумал ничего. Так сказали астрологи и гадальщики. А они давно предупреждали моего господина, что ему грозит опасность у подножия сопки и в тот момент, когда рядом не будет охраны. Всё так и произошло. А еще гадальщики говорили, что империя будет воевать с кочевниками. Но в этой войне проиграет Китай. Мой господин велел передать вам это, если с ним что-нибудь случится. Он знал, что погибнет.
А еще он велел передать просьбу Великому хану, – Бай Ли поклонился в сторону хмурого Темуджина, нахохлившегося в кресле. – Если он погибнет, как предсказали астрологи, я должен вместе с полком проситься в армию Чингизхана, – он опять поклонился в сторону Темуджина и повторил: – Я прошусь в армию Чингизхана, – и замолчал, ожидая ответа.
Темуджин подумал, посмотрел на командиров:
– Я не буду у вас спрашивать – хотите вы или нет, чтобы в моей армии был полк Бай Ли. Я уже это решил и сообщаю вам – я беру его к себе. Но жить мы все будем не здесь, а в Каракоруме. Если ты, Бай Ли, согласен на это?
– Я согласен, Великий хан, – поклонился Бай Ли и уселся на кошмы. Темуджин покрутил кончик бороды и спросил, обращаясь ко всем командирам:
– Кто против моего решения?
Командиры молчали, посматривая друг на друга.
– Я хочу спросить, – с кряхтением поднялся на ноги Субудей. – Полк Бай Ли будет увеличен до тумена?
Темуджин посмотрел на Бай Ли, принуждая его к ответу. Китаец встал и, отрицательно покачав головой, сказал:
– Я хотел бы оставить свой полк таким, каким он был при моем господине.
Темуджин утвердительно кивнул головой:
– Я согласен.
Субудей уселся на место.
– Я хочу отомстить за моего господина. И все воины полка хотят этого. Мы это сделаем, когда начнется война с империей, – добавил Бай Ли и сел.
– Слишком неравны наши силы, – негромко произнес Темуджин. – Нам империя не по зубам. Но, поживем – увидим.
– Вы победите, – заметил Бай Ли.
Темуджин недоверчиво покрутил головой, но возражать не стал. Помолчав, он перешёл к насущным вопросам,
На одно из совещаний пожаловал Теб-Тенгри. Субудей зашипел на колдуна, Тохучар скривился, а Чиркудай, хотя и испытывал неприязнь, отнесся к гостю спокойно. Теб-Тенгри высокомерно окинул всех взглядом и, пожурив Темуджина за нехорошую привязанность к китайцам, заметив, что его брат Хасар сейчас находится у него:
– Хасар не хочет быть телегой в Монголии – он достоин лучшего. Назначь его своим заместителем.
Темуджин неопределённо дёрнул губами, и, не глядя на колдуна, сказал, что подумает над этим. Теб-Тенгри величественно ушёл, не удостоив вниманием командующих.
Шагая домой, Чиркудай слушал Субудея, кипящего от гнева.
– Мне очень хочется убить колдуна. Я не понимаю, зачем он так говорит о Хасаре? Ему нравится дразнить Темуджина? Добром это не кончится...
– Для Хасара, – буркнул Тохучар и, махнув на прощание рукой, свернул к своей охране.
– Может быть, Хасар действительно так сказал, – предположил Чиркудай. – Теб-Тенгри мне тоже не нравится.
– Он хочет поссорить братьев и вызвать смуту, – предположил Субудей.
– Великим ханом избран не Хасар, а Темуджин! – возразил Чиркудай. – Бессмысленно рычать после драки. Больше Курултая не будет.
– Я тоже это понимаю, но не могу сообразить: для чего Теб-Тенгри хочет их поссорить? – пробурчал Субудей.
– Может быть, он хочет таким образом избавиться и от самого Темуджина, а самому стать правителем Монголии? – высказал свою догадку Чиркудай.
– Но он же колдун! – удивился Субудей. – Его не изберут Великим ханом!
– Чтобы править Монголией, не обязательно быть Великим ханом, можно быть Великим колдуном, – задумчиво пояснил Чиркудай. – Темуджин не был нойоном, и сейчас нет войны, но его выбрали...
Субудей задумался ненадолго и хищно усмехнулся:
– Ты меня победил. Эта комбинация похожа на шахматную. И ты сумел её разгадать.
Чиркудай отрицательно помотал головой:
– Я не уверен, что прав.
– Ты предполагаешь почти так же, как Ляо Шу, – с завистью произнес Субудей. – Сейчас вспомню, как он говорил о хитростях между правителями? Я совсем забыл, – он задумался: – А! Вспомнил! Изощренные комбинации...
– Ты думаешь, что Теб-Тенгри так хитер? – спросил Чиркудай.
– Думаю, что не очень, раз мы сумели разгадать его планы.
– Но Темуджину об этом говорить нельзя, – вздохнул Чиркудай.
– Да... – подтвердил Субудей. – Ему опять нельзя ни о чём говорить...
В Каракоруме Чиркудаю, Субудею и всем остальным туменным, построили большие дома. Чиркудай привык к юрте, но Сочигель обрадовалась, попав под хорошую крышу. Она всю жизнь прожила в рабстве у уйгуров в глинобитном доме. К юрте у неё не лежала душа. Не могла привыкнуть.
Чиркудай наблюдал за ней, за недовольно морщившей нос Хоахчин, которая бродила по комнатам и заглядывала в углы. Старуха, как и он, знала только юрты.
Сочигель быстро выбрала для спальни дальнюю комнату, и показала воинам охранной тысячи, где положить кошмы. Когда нукеры ушли, Сочигель уселась на них, выкатила в прорезь платья тугую грудь и принялась кормить захныкавшего Анвара. Чиркудай с удовольствием смотрел, как мальчонка чмокает. Круглые, не похожие на монгольские, глаза сына слипались после дороги. Но грудь он не отпускал. Однако усталость победила, и Анвар уснул, выпустив сосок изо рта.
– Он похож на тебя, – улыбнулась Сочигель.
Чиркудай помолчал и отрицательно помотал головой:
– Нет. Не похож. У него нет седого клока волос.
– И пусть никогда не будет, – испуганно произнесла Сочигель, прижав сына к груди.
Чиркудай вздохнул:
– Он мужчина, поэтому будет воином. Ты должна быть готова ко всему.
Сочигель опечалилась, вздохнула и опустила голову, покачивая ребенка на руках.
Чиркудай радовался, когда приходили Субудей и Тохучар. Почему-то друзей тянуло в его дом, где заботливая Сочигель всегда готовила с Хоахчин еду для нескольких человек. Субудей всегда приходил со своей молчаливой китаянкой. Никто не спрашивал у него, кем она ему приходится: наложницей, рабыней или женщиной. Сам он не распространялся на эту тему. Тохучар стал приходить со своей первой женщиной и с двумя подросшими сыновьями.
Подростки во все глаза рассматривали Чиркудая и Субудея. Очевидно, Тохучар рассказал им свою историю, которая их восхищала. Приходил Джучи со своей женщиной, с крупным Орду и маленьким, но вёртким Бату, который уже научился играть в шахматы. Он иногда выигрывал у Чиркудая, но не у Субудея. Бату очень огорчался, когда приходилось признавать своё поражение. Старался уговорить Субудея, чтобы тот ему проиграл понарошку. Но туменной был непреклонен:
– Если я стану тебе поддаваться, то ты проиграешь слабому. Учись выигрывать у сильных соперников.
Бату внимательно слушал Субудея и, подумав, согласно кивал головой. Мальчику нравился этот изуродованный вражеской саблей богатур. Субудей отвечал ему тем же, что иногда вызывало зависть у Джучи, но не злость. А Чиркудай продолжал изредка проигрывать Бату: ему было приятно, что мальчишка радуется победе.
Но не всё шло гладко. Соратники видели, что Темуджин с каждым днем мрачнел больше и больше, получая известия о неблаговидных поступках Хасара. Оставляя после заседаний ближних, хан жаловался:
– Не дает покоя брату моё избрание. Сегодня вновь донесли его разговоры о том, что он сумел бы дела вести лучше, чем я, – взволнованно вздохнув, Темуджин добавил: – Негодяй!..
– Тебе нужно его вызвать и круто поговорить, – посоветовал Субудей. – Негоже пользоваться слухами.
– Хасар всегда был завистлив, – бросил Темуджин. – Это на него похоже, – замолчав и потеребив бороду, он заставил себя успокоиться. Посмотрел на Тохучара и спросил: – Ты хотел мне что-то сказать насчет Каракорума?
– Да, Великий хан, – склонил голову Тохучар. – Киданьцы и уйгуры продолжают строить дома вокруг центра как раньше. Получаются узкие улочки, на которых невозможно разъехаться двум арбам. Тесно.
Темуджин хотел вспылить, потому что город строился по его плану, но сдержался, задумавшись. Через минуту согласно кивнул головой:
– Наверное, ты прав, Тохучар. Я не продумал этого с самого начала, но менять уже поздно.
– Однако новые дома можно строить по-другому, делая улицы шире, – настаивал на своём Тохучар.
– Это хорошее предложение, – согласился Темуджин.
Субудей шевельнулся и, посмотрев на хана, спросил:
– Это правда, что у нас мало денег для строительства? И что мастеров приходится заставлять работать силой?
– Правда, Субудей, – хмуро ответил Темуджин.
– А зачем мы должны платить мастерам? – хитро прищурив единственный глаз, поинтересовался Субудей.
– Я и так им почти ничего не плачу, – не понял Темуджин.
Субудей недовольно махнул рукой:
– Многие нойоны хотят жить в Каракоруме со всеми своими родичами. И это потому, что к нам стали приходить богатые караваны от уйгуров, из Хорезма, и других стран. Даже меркиты присылают свои товары. А недавно приехали тангуты. Зачем тебе платить за те дома, в которых будут жить нойоны? Пусть они сами платят мастерам.
На совещаниях Темуджин велел произвести реорганизацию всего войска и объединить старичков с новенькими. Сначала он пытался создать отдельные тумены из одних новобранцев, не желая ими ослаблять корпуса. Но ничего не вышло.
А весной стали переезжать в Каракорум. Переселялись все лето, кто самостоятельно, но некоторые нойоны и их родственники под нагайками. Рядом с городом в степи, заново сформированные корпуса приступили к жёстким учениям.
Монголии больше никто не угрожал вторжением. Меркиты откатились на запад, ближе к Алтаю, кераиты почти поголовно вступили в армию Чингизхана. Остальные племена признали Великого хана своим правителем и стояли в очереди с просьбами взять их под свое крыло. Но Темуджин не торопился, сообщая через послов, что воинов ему достаточно. Ему нужны простые люди, которые живут в своих кочевьях без вражды друг с другом, пасут скот, растят детей. А в город он приглашал мастеровых и умельцев, делающих все, что необходимо для жизни.
Чиркудай неоднократно сопровождал Темуджина во время поездок к Ляо Шу, где потомок китайских императоров наставлял Чингизхана, обучая его умению управлять государством. Про то, чтобы напасть на империю Цзинь и ссадить императора чжурчженя, разговоров не велось. Возможно, Ляо Шу и Темуджин о чем-то договорились между собой, но Великий хан не посвящал своих друзей в свои планы относительно Китая. Чиркудай замечал, как постарел Ляо Шу. Чаще всего он молчал, слушая библиотекарей, погружаясь в медитацию или в старческие размышления. Его жизнь была на закате. Было заметно, что об императорском троне он уже не мечтал.
Все шло своим чередом. Монголы жили своей жизнью, никому не мешая. Но однажды произошло то, что потрясло всех командующих, близко знавших потомка императоров.
В тот день утром к Чиркудаю примчался гонец со срочным приказом явиться к Великому хану. Чиркудай моментально вскочил на Грома, сына его первого коня, и помчался в курень Темуджина. Прибыл первым.
Он сразу же прошёл в юрту для совещаний, где увидел убитого горем Бай Ли. Тот сидел, опустив голову, напротив Темуджина на стопке войлочных матов. Примостившись рядом с китайцем, Чиркудай молча ждал объяснений.
Темуджин сцепил челюсти и не мог говорить, что означало наивысшую степень его бешенства. Чиркудай не стал спрашивать у Бай Ли, что произошло, но уже догадался – случилось непоправимое.
Когда в юрте собрались почти все встревоженные туменные, Темуджин скрипнул зубами и с трудом произнес:
– Ляо Шу убили...
Командующие посмотрели на Бай Ли, ожидая объяснений. И Бай Ли, железный и несгибаемый Бай Ли, всхлипывая, рассказал:
– Он любил гулять в сопках без охраны, – монголам было странно слышать прерывистый голос самоуверенного Бай Ли. – Мы требовали... Он лишь махал рукой. Ушёл, как обычно, со своим слугой, три дня назад, и, исчез. Мы его искали. Ночью, днём. Два дня назад, нашли. Я решил сначала показать вам тело господина, а потом похоронить.
Темуджин медленно поднялся на ноги и глухо обронил:
– Мою охрану!.. Торгаудов! – и посмотрев на командующих, тихо сказал: – Едем.
Бай Ли привёл их к подножию сопки, находившейся в нескольких часах пешей ходьбы от Ляояна. Спешившись у опушки, около невысоких деревьев, китаец приказал своим воинам, стоявших с мрачными лицами в четком строю, оставаться на месте, и кивнул Темуджину, пригласив его и туменных следовать за собой.
Тысяча торгаудов сойдя с белых коней, присоединились к китайским воинам, встав в шеренгу. Нукеры уже знали, почему они мчались больше суток бешеным аллюром. Отношение к киданям тех, кто обучался в городке, было уже не таким, как у остальных монголов, считавших всех китайцев врагами.
Продравшись сквозь кусты, Бай Ли остановился. Чиркудай вышел из-за его спины и увидел Ляо Шу и его нестареющего юношу. Опознать их можно было лишь по халатам. Они сидели на земле, привязанные к врытым в землю столбам с перекладиной. Лица потомка императоров и слуги неузнаваемо исказились от мучений, причиненных проросшими сквозь их тела и вылезшими изо рта и из глаз острыми листьями бамбука. Рядом с Ляо Шу валялся его цветной веер, на который кто-то из палачей наступил ногой, сломав пополам.
– Это чжурчженьская казнь, – негромко объяснил Бай Ли. – Человека сажают задним проходом на молодой побег бамбука и он, прорастая, разрывая плоть на своем пути, медленно убивает жертву. Этот вид бамбука вырастает за один день на длину ладони.
Темуджин долго всматривался в лицо учителя. Пересилив себя, он негромко спросил:
– Тебе нужна помощь?..
– Нет, – тихо ответил Бай Ли. – Мы его похороним по нашим обычаям.
– Я буду тебя ждать, – с трудом проговорил Темуджин, и круто развернувшись, быстро пошел из леска к своему коню.
Торгауды, увидев своего хана, побежали к коням. Назад Темуджин гнал так, будто убегал от злых духов. В курене он сказал, что разрешает всем отдыхать три дня, и скрылся в своей юрте. Чиркудай медленно поехал к себе в сопровождении Субудея и Тохучара. Позади их, отстав, чтобы не мешать им разговаривать, медленно двигались три тысячи личной охраны. Весть о смерти Ляо Шу уже дошла до нукеров, хотя они не ездили со своими командующими в Ляоян. Ждали их в курене Великого хана, под Каракорумом.
– Все-таки чжурчжени добрались до него, – задумчиво сказал Тохучар.
– Этого боялись все, – вздохнул Субудей. – Я понимаю Ляо Шу в том, что ему хотелось уединиться. Но быть без охраны... – он посмотрел на Чиркудая: – Тебе тяжело?
Чиркудай помолчал и хмуро ответил:
– Я считал его своим лучшим учителем. Хотя Ляо Шу так не думал.
– Он для всех нас был учителем, – заметил Тохучар. – Настойчивость Ляо Шу помогла нам создать армию.
– Я знал его раньше, – негромко заметил Чиркудай. Но продолжать дальше не стал, или не смог. Лишь добавил: – Я верил ему.
Субудей кивнул головой:
– Сейчас мы это понимаем.
– Понимаем, – подтвердил Тохучар.
Вскоре в курень Темуджина прибыл Бай Ли со своим полком. На совещании Великий хан в первую очередь сказал:
– Сейчас Бай Ли объяснит, почему он появился у нас.
Медленно поднявшись с кошм, чжурчжень окинул взглядом две сотни командиров, и громко сказал:
– Мой господин погиб. Его убили нынешние правители Китая, мои соплеменники, чжурчжени. Но я всю жизнь служил потомку киданьских императоров. Дело с том, что моего отца убили, вместо того, чтобы наградить. Такие уж подлые мои соплеменники. И это сделали свои. Много завистников. И я понял: мне с моим племенем не по пути. Я до сих пор хочу отомстить за отца. А сейчас и за господина, – Бай Ли сложил ладони лодочкой и поклонился в сторону юга. Помолчав, продолжил:
– Великий хан уже выразил мне благодарность за то, что мы помогли вам в обучении. Но он меня огорчил, сказав, что не хочет воевать с Китаем, как было уговорено ранее с моим господином.
Да, я понимаю, что обстоятельства изменились, поэтому не буду настаивать на немедленной войне с империей Цзинь. Однако войны не избежать. Мой господин, пусть ему будет хорошо на небе, говорил, что Алтан-хан не потерпит существования рядом со своим государством сильного соседа. А вы и есть – сильный сосед. Император всё равно нападет на вас, чтобы уничтожить или подчинить. Вы должны знать о каждом его решении, чтобы не упустить момент подготовки войск империи к нападению. Вы должны успеть раньше, иначе погибнете.
Я не выдумал ничего. Так сказали астрологи и гадальщики. А они давно предупреждали моего господина, что ему грозит опасность у подножия сопки и в тот момент, когда рядом не будет охраны. Всё так и произошло. А еще гадальщики говорили, что империя будет воевать с кочевниками. Но в этой войне проиграет Китай. Мой господин велел передать вам это, если с ним что-нибудь случится. Он знал, что погибнет.
А еще он велел передать просьбу Великому хану, – Бай Ли поклонился в сторону хмурого Темуджина, нахохлившегося в кресле. – Если он погибнет, как предсказали астрологи, я должен вместе с полком проситься в армию Чингизхана, – он опять поклонился в сторону Темуджина и повторил: – Я прошусь в армию Чингизхана, – и замолчал, ожидая ответа.
Темуджин подумал, посмотрел на командиров:
– Я не буду у вас спрашивать – хотите вы или нет, чтобы в моей армии был полк Бай Ли. Я уже это решил и сообщаю вам – я беру его к себе. Но жить мы все будем не здесь, а в Каракоруме. Если ты, Бай Ли, согласен на это?
– Я согласен, Великий хан, – поклонился Бай Ли и уселся на кошмы. Темуджин покрутил кончик бороды и спросил, обращаясь ко всем командирам:
– Кто против моего решения?
Командиры молчали, посматривая друг на друга.
– Я хочу спросить, – с кряхтением поднялся на ноги Субудей. – Полк Бай Ли будет увеличен до тумена?
Темуджин посмотрел на Бай Ли, принуждая его к ответу. Китаец встал и, отрицательно покачав головой, сказал:
– Я хотел бы оставить свой полк таким, каким он был при моем господине.
Темуджин утвердительно кивнул головой:
– Я согласен.
Субудей уселся на место.
– Я хочу отомстить за моего господина. И все воины полка хотят этого. Мы это сделаем, когда начнется война с империей, – добавил Бай Ли и сел.
– Слишком неравны наши силы, – негромко произнес Темуджин. – Нам империя не по зубам. Но, поживем – увидим.
– Вы победите, – заметил Бай Ли.
Темуджин недоверчиво покрутил головой, но возражать не стал. Помолчав, он перешёл к насущным вопросам,
На одно из совещаний пожаловал Теб-Тенгри. Субудей зашипел на колдуна, Тохучар скривился, а Чиркудай, хотя и испытывал неприязнь, отнесся к гостю спокойно. Теб-Тенгри высокомерно окинул всех взглядом и, пожурив Темуджина за нехорошую привязанность к китайцам, заметив, что его брат Хасар сейчас находится у него:
– Хасар не хочет быть телегой в Монголии – он достоин лучшего. Назначь его своим заместителем.
Темуджин неопределённо дёрнул губами, и, не глядя на колдуна, сказал, что подумает над этим. Теб-Тенгри величественно ушёл, не удостоив вниманием командующих.
Шагая домой, Чиркудай слушал Субудея, кипящего от гнева.
– Мне очень хочется убить колдуна. Я не понимаю, зачем он так говорит о Хасаре? Ему нравится дразнить Темуджина? Добром это не кончится...
– Для Хасара, – буркнул Тохучар и, махнув на прощание рукой, свернул к своей охране.
– Может быть, Хасар действительно так сказал, – предположил Чиркудай. – Теб-Тенгри мне тоже не нравится.
– Он хочет поссорить братьев и вызвать смуту, – предположил Субудей.
– Великим ханом избран не Хасар, а Темуджин! – возразил Чиркудай. – Бессмысленно рычать после драки. Больше Курултая не будет.
– Я тоже это понимаю, но не могу сообразить: для чего Теб-Тенгри хочет их поссорить? – пробурчал Субудей.
– Может быть, он хочет таким образом избавиться и от самого Темуджина, а самому стать правителем Монголии? – высказал свою догадку Чиркудай.
– Но он же колдун! – удивился Субудей. – Его не изберут Великим ханом!
– Чтобы править Монголией, не обязательно быть Великим ханом, можно быть Великим колдуном, – задумчиво пояснил Чиркудай. – Темуджин не был нойоном, и сейчас нет войны, но его выбрали...
Субудей задумался ненадолго и хищно усмехнулся:
– Ты меня победил. Эта комбинация похожа на шахматную. И ты сумел её разгадать.
Чиркудай отрицательно помотал головой:
– Я не уверен, что прав.
– Ты предполагаешь почти так же, как Ляо Шу, – с завистью произнес Субудей. – Сейчас вспомню, как он говорил о хитростях между правителями? Я совсем забыл, – он задумался: – А! Вспомнил! Изощренные комбинации...
– Ты думаешь, что Теб-Тенгри так хитер? – спросил Чиркудай.
– Думаю, что не очень, раз мы сумели разгадать его планы.
– Но Темуджину об этом говорить нельзя, – вздохнул Чиркудай.
– Да... – подтвердил Субудей. – Ему опять нельзя ни о чём говорить...
В Каракоруме Чиркудаю, Субудею и всем остальным туменным, построили большие дома. Чиркудай привык к юрте, но Сочигель обрадовалась, попав под хорошую крышу. Она всю жизнь прожила в рабстве у уйгуров в глинобитном доме. К юрте у неё не лежала душа. Не могла привыкнуть.
Чиркудай наблюдал за ней, за недовольно морщившей нос Хоахчин, которая бродила по комнатам и заглядывала в углы. Старуха, как и он, знала только юрты.
Сочигель быстро выбрала для спальни дальнюю комнату, и показала воинам охранной тысячи, где положить кошмы. Когда нукеры ушли, Сочигель уселась на них, выкатила в прорезь платья тугую грудь и принялась кормить захныкавшего Анвара. Чиркудай с удовольствием смотрел, как мальчонка чмокает. Круглые, не похожие на монгольские, глаза сына слипались после дороги. Но грудь он не отпускал. Однако усталость победила, и Анвар уснул, выпустив сосок изо рта.
– Он похож на тебя, – улыбнулась Сочигель.
Чиркудай помолчал и отрицательно помотал головой:
– Нет. Не похож. У него нет седого клока волос.
– И пусть никогда не будет, – испуганно произнесла Сочигель, прижав сына к груди.
Чиркудай вздохнул:
– Он мужчина, поэтому будет воином. Ты должна быть готова ко всему.
Сочигель опечалилась, вздохнула и опустила голову, покачивая ребенка на руках.
Чиркудай радовался, когда приходили Субудей и Тохучар. Почему-то друзей тянуло в его дом, где заботливая Сочигель всегда готовила с Хоахчин еду для нескольких человек. Субудей всегда приходил со своей молчаливой китаянкой. Никто не спрашивал у него, кем она ему приходится: наложницей, рабыней или женщиной. Сам он не распространялся на эту тему. Тохучар стал приходить со своей первой женщиной и с двумя подросшими сыновьями.
Подростки во все глаза рассматривали Чиркудая и Субудея. Очевидно, Тохучар рассказал им свою историю, которая их восхищала. Приходил Джучи со своей женщиной, с крупным Орду и маленьким, но вёртким Бату, который уже научился играть в шахматы. Он иногда выигрывал у Чиркудая, но не у Субудея. Бату очень огорчался, когда приходилось признавать своё поражение. Старался уговорить Субудея, чтобы тот ему проиграл понарошку. Но туменной был непреклонен:
– Если я стану тебе поддаваться, то ты проиграешь слабому. Учись выигрывать у сильных соперников.
Бату внимательно слушал Субудея и, подумав, согласно кивал головой. Мальчику нравился этот изуродованный вражеской саблей богатур. Субудей отвечал ему тем же, что иногда вызывало зависть у Джучи, но не злость. А Чиркудай продолжал изредка проигрывать Бату: ему было приятно, что мальчишка радуется победе.
Но не всё шло гладко. Соратники видели, что Темуджин с каждым днем мрачнел больше и больше, получая известия о неблаговидных поступках Хасара. Оставляя после заседаний ближних, хан жаловался:
– Не дает покоя брату моё избрание. Сегодня вновь донесли его разговоры о том, что он сумел бы дела вести лучше, чем я, – взволнованно вздохнув, Темуджин добавил: – Негодяй!..
– Тебе нужно его вызвать и круто поговорить, – посоветовал Субудей. – Негоже пользоваться слухами.
– Хасар всегда был завистлив, – бросил Темуджин. – Это на него похоже, – замолчав и потеребив бороду, он заставил себя успокоиться. Посмотрел на Тохучара и спросил: – Ты хотел мне что-то сказать насчет Каракорума?
– Да, Великий хан, – склонил голову Тохучар. – Киданьцы и уйгуры продолжают строить дома вокруг центра как раньше. Получаются узкие улочки, на которых невозможно разъехаться двум арбам. Тесно.
Темуджин хотел вспылить, потому что город строился по его плану, но сдержался, задумавшись. Через минуту согласно кивнул головой:
– Наверное, ты прав, Тохучар. Я не продумал этого с самого начала, но менять уже поздно.
– Однако новые дома можно строить по-другому, делая улицы шире, – настаивал на своём Тохучар.
– Это хорошее предложение, – согласился Темуджин.
Субудей шевельнулся и, посмотрев на хана, спросил:
– Это правда, что у нас мало денег для строительства? И что мастеров приходится заставлять работать силой?
– Правда, Субудей, – хмуро ответил Темуджин.
– А зачем мы должны платить мастерам? – хитро прищурив единственный глаз, поинтересовался Субудей.
– Я и так им почти ничего не плачу, – не понял Темуджин.
Субудей недовольно махнул рукой:
– Многие нойоны хотят жить в Каракоруме со всеми своими родичами. И это потому, что к нам стали приходить богатые караваны от уйгуров, из Хорезма, и других стран. Даже меркиты присылают свои товары. А недавно приехали тангуты. Зачем тебе платить за те дома, в которых будут жить нойоны? Пусть они сами платят мастерам.